Варя Богданова позвонила Бородину в начале второго ночи.

– Записывайте адрес, – сказала она, извинившись за поздний звонок.

Адрес оказался московским. Продолжая разговаривать, Илья Никитич открыл ящик, достал список детских учреждений, которые были уже проверены оперативниками, пробежал его глазами и тут же обнаружил адрес интерната для детей-сирот с задержкой развития, названный Варей.

– Что, только этот?

– Ну, я узнала только про этот. Он туда несколько компьютеров купил, отправил машину игрушек и сладостей. Интересно, зачем детям с задержкой развития компьютеры?

– Больше никакой информации?

– Да вроде нет.

– Слышу сомнение в голосе.

– Это усталость, Илья Никитич. Зевота скулы сводит.

– Ну да, тебе сейчас надо спать побольше.

– Ага. Спокойной ночи.

– Подожди, не вешай трубку. Может, ты мне расскажешь, почему так напряглась, когда я спросил тебя о фирме «Галатея»?

– Может, и расскажу. Но не по телефону.

– Что, боишься, нас слушают? – усмехнулся Илья Никитич.

– Нет. Просто пока не решила, надо ли.

– Долго собираешься решать?

– Не знаю, Илья Никитич. Да что вы привязались к этой «Галатее»?

– Именно из-за твоей странной реакции, Варюша. Если бы ты сразу спокойно мне все объяснила, я не стал бы сейчас тебя изводить вопросами. Но ты испугалась, побледнела, замяла разговор. Я ведь хорошо тебя знаю, девочка. Ты отличная актриса, и если уж тебе не удается скрыть свои эмоции, значит, они тебя переполняют. Вот мне и стало любопытно, почему название антикварной фирмы вызвало столько эмоций.

– Просто не хотела вам голову забивать ненужной информацией, вы ведь маньяка ищете. При чем здесь антиквариат?

– Антиквариат, может, и правда ни при чем. Но вот Галина Семеновна Солодкина, а так же сын ее, Олег Васильевич, меня очень интересуют, как ни странно, именно в связи с маньяком.

– Ничего себе. – Варя тихо присвистнула в трубку, несколько секунд молчала и вдруг произнесла шальным, чуть хриплым голосом: – Знаете что, надо срочно встретиться. Это действительно нетелефонный разговор.

– Хорошо, Варюша. Говори, где, когда. Я готов.

– Прямо сейчас слабо? – весело выпалила она. – Хотите, заеду за вами? У меня все равно бессонница, а Мальцева нет в Москве.

– Бессонница, говоришь? – хмыкнул Бородин. – Очень вредно в твоем положении. Должна спать как сурок. Между прочим, минуту назад ты сказала, что тебе зевота скулы сводит.

– Соврала.

– Зачем?

– Ну, я же не могу сразу избавиться от всех вредных привычек. Курить бросила, крепкий кофе не пью. Осталось только вранье. Но в моей ситуации это уже не привычка, скорее инстинкт самосохранения.

– И все-таки зачем ты соврала, Варюша? И почему ты так быстро меняешь свои решения? Ты ведь очень не хотела рассказывать мне о «Галатее», а теперь вдруг невтерпеж, готова мчаться ночью.

– Ох, вы и зануда, господин следователь. Могу и не мчаться. Это ведь надо вам, а не мне. Так заезжать или нет?

– Опять в ресторан пригласишь?

– Это как скажете. Хотите, приглашу.

– Нет уж. Лучше мы с тобой скромненько в машине посидим.

– А может, у вас на кухне? Все-таки уютней.

– Ну да, конечно, – растерянно промычал Бородин.

– Отлично. Буду через полчаса. – Раздались частые гудки, Илья Никитич застыл с трубкой в руках.

Варя не спросила адрес. Она не могла его знать. Он надеялся, что спохватится, перезвонит по мобильному, из машины. Но время шло, а телефон молчал. Бородин сел за чистый кухонный стол, схватил первую попавшуюся газету, принялся сосредоточенно читать какой-то бред об энергетических вампирах.

«Как она узнала адрес? – думал Илья Никитич, скользя глазами по газетным строкам. – Зачем он ей мог понадобиться? И почему не сочла нужным скрыть это? Просто не подумала? Не успела сообразить?»

Варя Богданова соображала ясно и быстро, сначала думала, потом говорила, а не наоборот. Она была очень эмоциональна, но не шла на поводу у своих эмоций. Если принимала решение, то почти никогда его не меняла. Если врала, то всегда понимала зачем и потом не путалась в своем вранье. Бородин знал ее пять лет. Она проходила потерпевшей по делу сексуального маньяка Тенаяна, которое вел Илья Никитич.

Тенаян знакомился на улице с несовершеннолетними девочками, представлялся кинорежиссером, предлагал сниматься в кино, приглашал к себе домой для фотопроб, добавлял снотворное в кофе, держал у себя несколько дней, насиловал, развлекался, как хотел. Потом, пресытившись, увозил очередную жертву, напичканную психотропными лекарствами, куда-нибудь подальше от своего дома и оставлял умирать. Варя Богданова чудом уцелела, сумела запомнить, где находится квартира, и привела туда оперативников. Маньяк был взят с поличным.

Единственная свидетельница, семнадцатилетняя Варя, держалась на суде удивительно спокойно и мужественно, четко, без всяких эмоций давала показания. Потом, когда за ней начали охотиться «желтые» журналисты, она пыталась покончить с собой, бросилась в ледяную Москву-реку, но по счастливой случайности была спасена капитаном милиции, влюбилась в своего спасителя и прожила с ним примерно год.

Капитан, существо жестокое и ничтожное, находился в подчинении у матерого рецидивиста, вора в законе по кличке Пныря. В один прекрасный день вор увидел Варю у капитана дома и решил использовать синеглазую красавицу для собственных нужд. А главной его нуждой на тот момент была коллекция ювелирного антиквариата, принадлежавшая влиятельному чиновнику, заместителю министра финансов Дмитрию Владимировичу Мальцеву.

Вор не собирался просто грабить заместителя министра. Это было сложно, рискованно, а главное, неразумно. Коллекция постоянно пополнялась новыми экспонатами, один другого дороже и прекрасней. Вор решил внедрить в близкое окружение Мальцева своего человека, и лучшей кандидатурой оказалась Варя.

Капитан вору не возражал, Варе напомнил, что однажды он спас ей жизнь, вытащив из ледяной воды, и теперь она обязана отплатить ему тем же, накупил ей дорогих шмоток, на своей машине отвез в подмосковный дом отдыха и показал по карте, по какому маршруту она должна бегать каждое утро, чтобы встретиться с Мальцевым, заядлым бегуном.

Чиновник к тому времени как раз расстался со своей второй женой и жил один. Ему стукнуло пятьдесят шесть, но держался он молодцом, был крепок, энергичен. Встретив однажды утром в лесу юную красавицу с ярко-синими глазами и черными, блестящими, как тяжелый шелк, волосами, он не заподозрил ничего дурного.

С тех пор прошло три с половиной года. Дмитрий Владимирович женился на Варе, любил ее без памяти, баловал, ни в чем ей не отказывал. Варя вначале едва терпела нежности Мальцева, но не заметила, как расчет и брезгливость смягчились и растаяли без следа. Она привыкла к Мальцеву, благодарность переросла в привязанность. Возможно, она даже любила его по-своему и вполне могла бы стать счастливой, жить в свое удовольствие, если бы ей не приходилось общаться со старым вором Пнырей и докладывать ему подробно о Мальцеве абсолютно все. Для вора влиятельный чиновник был чем-то вроде фарфоровой свиньи-копилки. Варя знала, как только вор решит, что копилка полна, он разобьет ее.

К счастью, вор не торопился. Он считал коллекцию своей собственностью, не сомневался, что никуда эти сокровища не денутся, время работает на него, и пусть пока заместитель министра тащит в свой сейф бесценные экспонаты, зачем спешить? Все держалось на жадности старого вора – жизнь Дмитрия Владимировича, Варина жизнь. Был у Мальцева еще и родной брат, Павел Владимирович, доктор искусствоведения, такой же фанатик ювелирного антиквариата, и само собой разумелось, что он тоже не останется в живых, когда Пныря сочтет нужным забрать коллекцию себе.

Могло пройти еще несколько лет, и кто знает, возможно, Пныря просто скончается прежде, чем решит присвоить коллекцию. В глубине души Варя надеялась именно на такой исход. Однако катастрофа могла произойти значительно раньше. Если бы Мальцев узнал, какие функции на самом деле выполняет при нем красавица жена, он, конечно, моментально расстался бы с ней. Но это еще полбеды. Пныря не прощал провалов, и как только человек переставал быть ему полезен, он исчезал.

Пныря был одинок, как и положено вору старой формации, своих детей не имел, к старости стал сентиментальным и к умной, красивой, обаятельной Варе испытывал почти отцовские чувства. Это только усугубляло опасность. Было доподлинно известно, что наиболее жестоко Пныря расправлялся с теми, кому доверял, и провалы в работе воспринимает как личное предательство.

Именно на этот крючок и подцепил Варю следователь Бородин. Сделал он это потому, что на Вариной совести была смерть двух человек и никаких доказательств ее причастности не имелось. Варя никого не убивала, просто навела бандитов на старого полубезумного ювелира и его жену. В результате пожилая пара погибла, а огромный бесценный бриллиант, за которым охотились многие, рискуя жизнью и свободой, оказался в руках Пныри.

Сейчас Варе было двадцать два. Она училась в Университете искусств, жила с Мальцевым в его огромном загородном доме, и, глядя на нее, невозможно было представить, что она вынуждена стучать бандиту Пныре на своего мужа, а следователю Бородину на бандита Пнырю.

Империя Пныри была обширна, связи опутывали практически весь уголовный мир, и благодаря Варе Илья Никитич узнавал много интересного.

«И все-таки, откуда у девчонки мой адрес? – раздраженно спросил себя Бородин, переворачивая газетную страницу. – При всем ее очаровании не надо забывать, кто она и с кем общается. Нельзя расслабляться. Адрес – это нехорошо. Разумеется, можно узнать по телефонному номеру, через компьютер, но зачем?»

В коридоре послышались шаги, Илья Никитич вздрогнул. В кухню заглянула мама, потерла сонные глаза, зевнула и спросила:

– Илюша, ты почему не спишь?

– Жду.

– Кого?

– Одного человека. Иди, мамочка, ложись.

– Два часа ночи, Илюша. Какого человека? Женщину?

– Да. Молодую и красивую.

– Так я оденусь, приготовлю что-нибудь, – заволновалась Лидия Николаевна. – Ой, а ты почему в таком виде? Это неприлично, Илюша. Сейчас же переоденься!

Илья Никитич был в старых, истертых до белизны широченных джинсах, которые держались на резиновых подтяжках, в линялой синей футболке и шлепанцах на босу ногу.

– Мама, иди спать, пожалуйста. Это вовсе не то, что ты думаешь. Ко мне придет человек по работе. Ты, между прочим, ее знаешь. Варя Богданова.

– Варя? – Лидия Николаевна округлила глаза. – А какое отношение она имеет к твоим восемнадцати ножевым?

– Мамочка, я прошу тебя! – взмолился Илья Никитич.

– Ну, я должна с ней хотя бы поздороваться. Я сейчас, одну минуточку.

Когда-то Лидия Николаевна вместе с сыном навещала в больнице бедную девочку, жертву маньяка, потом встретилась с Варей в Университете искусств, куда ее приглашали каждый год читать лекции по русскому портрету конца ХIХ века. Она знала, что Варя стала женой заместителя министра, но все равно продолжала считать ее бедной девочкой, едва не убитой маньяком, доведенной до самоубийства подонками «желтыми» репортерами, а потому относилась к ней с симпатией и состраданием.

– Неужели девочка опять вляпалась в какую-нибудь гадость? – спросила Лидия Николаевна, вернувшись на кухню через несколько минут в домашнем платье, причесанная и умытая. Илья Никитич неопределенно хмыкнул в ответ. Лидия Николаевна села рядом с ним на лавку, заглянула в газету и громко прочитала:

– «Домашним животным категорически нельзя находиться в комнате, где человек спит, потому что у кошек и собак облегченный контакт с темными сущностями и вокруг них всегда витает какая-нибудь нечисть. Темные сущности могут перейти на людей, принося им болезни и несчастья».

Она покачала головой, тяжело вздохнула, выразительно поджала губы, но ничего не сказала, встала, открыла буфет, вытащила вазочку с шоколадным печеньем, включила электрический чайник, и в этот момент зазвонил домофон.

– Мама, ты не помнишь, ты случайно не давала Варе наш адрес? – быстро спросил Илья Никитич.

– Да, конечно.

– Зачем?

– Что значит – зачем? Она попросила, я дала.

– В связи с чем она тебя об этом попросила? Но Лидия Николаевна уже сняла трубку домофона и громко произнесла:

– Да, Варюша, заходи.

Вернувшись в кухню, она ополоснула кипятком заварной чайник, посмотрела на сына:

– Ты, Илюша, стал слишком мнительным, очень тебя прошу, читай поменьше этой дряни, – она кивнула на газету. – Варя Богданова тебе присылала открытку с поздравлением в день рождения. Забыл?

Раздался звонок в дверь, Бородин пошел открывать.

– Ой, какой вы смешной! – воскликнула Варя, переступив порог. – На Карлсона похожи в этих подтяжках. Здравствуйте!

Лидия Николаевна с ней расцеловалась, сказала, что выглядит она великолепно, налила чаю всем, кроме себя, и отправилась спать.

– Галина Семеновна Солодкина – очень интересная женщина, – задумчиво произнесла Варя, когда они остались вдвоем, – по большому счету, я должна сказать ей спасибо. Если бы не она, я до сих пор ни о чем бы не догадывалась. Черт, курить хочу. У вас, конечно, нет сигарет?

– Конечно, нет. Вот, конфетку возьми. Говорят, помогает. – Бородин пододвинул ей вазочку с карамелью.

– Спасибо. Сладкого не люблю. Да, Солодкина для меня вроде желтого света на светофоре. Я действительно ей искренне благодарна, хотя, конечно, моя благодарность ей на фиг не нужна. Илья Никитич, скажите честно, у вас что-то есть на эту даму? Она как-то связана со зверским убийством?

– Пока не знаю. Если связана, то весьма косвенно.

– Жаль. Было бы отлично. Нет, я понимаю, сама она никого пальцем не тронула, но заказать могла, очень даже могла.

Илья Никитич заметил, как сузились у Вари зрачки, как побелели губы. Она откинула волосы со лба, глотнула чаю и несколько секунд молчала, опустив ресницы, крутила в руке свой африканский амулет.

– Между прочим, ее подарок, – она подкинула на ладони короткие бусы из крупных прозрачных камней, розовых, сиреневых, голубых, зеленых, – красивая штучка, да?

– Что за камни? – спросил Бородин, взяв у нее амулет.

– Аметист, халцедон, оникс. Галина Семеновна думает, что я сплю со стариком, а потому хочет со мной дружить. Между прочим, это неплохо, что она так думает. Я не стала ее разубеждать.

– Погоди, Варюша, давай-ка по порядку. Во-первых, как и когда ты с ней познакомилась?

– В мае, в Сочи.

– Ты была на юбилее? – Илью Никитича даже бросило в жар. – Почему ничего не рассказала?

– Вы и так знаете, – усмехнулась Варя, – думаете, я знаю больше?

В мае в Сочи произошло событие, о котором до сих пор говорили во всех структурах, в МВД, Прокуратуре и ФСБ. Вору Пныре стукнуло семьдесят, юбилей праздновался в Сочи ровно неделю, на него съехались самые знатные уголовники России и ближнего зарубежья. Сказочная роскошь банкетов, возвышенные хвалебные тосты, озера коньяка и шампанского, горы икры, огромные осетры, молочные поросята, накачанные, вооруженные до зубов, несокрушимые, как скалы, охранники, обилие «Мерседесов», джипов, красоток всех мастей, бурные потоки лести, все это окончательно вскружило голову старому вору. Он ощутил себя бессмертным, а потому потерял бдительность.

По рекомендации Пныри на юбилейных торжествах должны были короновать молодого перспективного уголовника по кличке Жмака. Церемония была уже закончена, когда один из присутствующих, пожилой дальневосточный авторитет Гера Курильский получил информацию по своему мобильному телефону, что Жмака на зоне опустили.

По законам уголовного мира с опущенным нельзя сидеть за одним столом, к нему даже прикасаться нельзя, чтобы не стать таким же, как он. А тут – коронация, самая ответственная в уголовной жизни процедура. То есть получалось, что сорок три известнейших, авторитетнейших вора в один миг добровольно самих себя опустили.

Подобные позорные скандалы случаются редко и надолго остаются в памяти честной братвы. И хотя все понимали, что старый Пныря не виноват, но случилось все на его празднике и по его рекомендации.

– Я там не был, – покачал головой Илья Никитич, – поэтому ты, конечно, знаешь значительно больше.

– Вы что, думаете, я была на коронации? – Варя засмеялась. – Старик меня, конечно, любит, но не до такой степени.

– Нет, Варюша, я человек грамотный и прекрасно знаю, что посторонние, а тем паче женщины к таинству коронации не допускаются. Но ты была рядом с Пнырей до и после, ты присутствовала при разговорах. Кстати, Мальцев знает?

– Издеваетесь? – усмехнулась Варя. – Я просто поехала в Сочи на майские праздники, я ведь очень напряженно учусь, мне надо иногда отдыхать. Конечно, он знал из газет, что там происходило в это время, но при чем здесь я? Смешно, в самом деле! Честно говоря, не понимаю, зачем я старику там понадобилась? Но знаете, в последнее время он просто жить без меня не может. Говорит, энергетика у меня очень хорошая, полезная для его здоровья. У него ведь теперь все люди делятся на плохих и хороших по энергетическому принципу. Доноры и вампиры. Как увидит человека, сразу начинает принюхиваться, приглядываться к его ауре. А потом ставит диагноз: тянет или не тянет.

– Что?

– Энергию.

– Варя, ты серьезно? – спросил Бородин, внимательно вглядываясь в ее лицо. – Я, честно говоря, не всегда понимаю, когда ты шутишь, когда нет.

– Совершенно серьезно, Илья Никитич. Он почти сошел с ума. С одной стороны, церковь, батюшки, бабульки богомольные – лучшие подружки, с другой – экстрасенсорика, парапсихология. Раньше он и слов таких не знал, а теперь вот просветили. – Она зло прищурилась. – Между прочим, отличный способ манипулировать человеком. А я, дура такая, не сразу сообразила, в чем дело, только когда с Солодкиной познакомилась.

– Кто же его просветил? – тихо спросил Бородин.

– Петюня. Петр Петрович. Начальник охраны. Он, видите ли, теперь у нас отвечает еще и за энергетическую безопасность. Он привел к нему Солодкину. Знаете, в каком качестве? Ни за что не догадаетесь...

– Подожди, – перебил ее Бородин, – но ведь фирма «Галатея» и так принадлежала Пныре, они должны быть знакомы давно.

– А сейчас познакомились ближе. Петюня нашептал ему, что мадам – эксперт по энергетике драгоценных камней.

– Он знает о коллекции?

– Естественно! Он не просто знает, он ее хочет как женщину. Он сохнет по ней, с ума сходит. – Варя криво усмехнулась. – А Галина Семеновна Солодкина – большой специалист по вывозу антиквариата за рубеж, у нее связи в Министерстве культуры. Понимаете, почему они теперь так нежно дружат?

– Варюша, ты не преувеличиваешь?

– Если бы. – Она печально усмехнулась. – Я ведь вам не сказала самого главного. Все не решаюсь.

– Я уже понял, Варюша. Ты не решаешься сказать, что именно Петюня устроил комедию в Сочи, чтобы подставить Пнырю? У тебя есть факты или это только твои предположения?

Варя долго молчала, продолжая крутить в руках амулет, пауза затянулась, и Бородин заметил, что глаза у нее совершенно мокрые. Такого он никогда не видел и не мог представить, чтобы Варя, сильная, жесткая, бесстрашная Варя плакала.

– Ты есть хочешь? – спросил Илья Никитич, встал и открыл холодильник. – На меня, например, ночью всегда жор находит. Днем сижу на диете, а ночью очень кушать хочется. Варюша, ну в чем дело?

– Вы поешьте, я не хочу. – Она всхлипнула. – Простите, Илья Никитич. Никогда не была истеричкой. Самой противно. Понимаете, я случайно услышала, как Петюня договаривался с человеком, который позвонил Курильскому. Так получилось. Пошла купаться ночью, заплыла к дикому пляжу, а у них там как раз была встреча. Этот Жмака – он на самом деле никакой не опущенный. Петюня заключил взаимовыгодную сделку с человеком, которому мешал Жмака. Вы ведь знаете, его потом убили, прямо там, в Сочи.

– Они тебя видели?

– Я забыла на берегу гостиничное полотенце, а утром Петюня принес мне его в номер. Я, конечно, сказала, что не мое.

– Ну хорошо, а если ты попытаешься все рассказать Пныре?

– Он доверяет Петюне как самому себе. Первым делом он вызовет его для выяснений, а после этого я не проживу и дня. Я могла бы действовать, если бы мне не было так страшно. Но знаете, беременность совершенно меняет характер. Становишься жутко уязвимой, и голова работает значительно хуже. Есть только один реальный вариант – скомпрометировать Петюню через Солодкину. Если окажется, что мадам реально связана с человеком, который нанес ни в чем не повинной женщине восемнадцать ножевых ранений и подставил больную девочку, старику вряд ли это понравится, учитывая его сегодняшние настроения. С этого я могу начать копать под Петюню.

– Слишком зыбко, Варюша, – покачал головой Илья Никитич, – знаешь, я, пожалуй, подогрею грибы с картошкой. – Он достал из холодильника сковородку, поставил на плиту. – Ты составь мне компанию, не люблю есть в одиночестве.

– Спасибо, – улыбнулась сквозь слезы Варя, – я понимаю, что все это слишком зыбко и неопределенно, но других вариантов у меня пока нет. Я ведь не могу просто сказать: «Пныря, миленький, твой начальник охраны сволочь, он хочет тебя тихо свести с ума». После истории со Жмакой многие стали говорить, что Пныря старый, у него едет крыша, и у многих осталась тяжелая обида. А иметь рядом обиженных воров в законе – это серьезно. Петюня хочет высосать из старика все, а потом незаметно убрать. Он не может просто убить, ему сначала надо ограбить, потом легально, торжественно занять место Пныри. Его интересуют банковские счета, связи, он положил глаз на коллекцию Мальцевых и уже договаривается с Солодкиной, как переправить ее за границу.

– Да, конечно, сказать ему прямо, что начальник охраны затеял переворот, ты не можешь, это слишком рискованно, – кивнул Бородин, – но разве что-то изменится, если Солодкина связана с убийством, которое я сейчас расследую? – Он порезал хлеб, соленые огурцы, поставил на стол две тарелки. – Конечно, не авокадо с креветками, но тоже ничего.

– Спасибо, Илья Никитич, как все-таки с вами уютно.

Несколько минут они ели молча. Варя успокоилась, щеки ее порозовели.

– Как только Петюня начнет заниматься коллекцией, он уберет Мальцева, и меня тоже. Вот это я знаю совершенно точно. А что касается Солодкиной – я просто надеюсь на чудо.

– Что тебе известно о ее сыне?

– Ему сорок, работает в каком-то навороченном молодежном журнале, женат на девочке девятнадцати лет, имеет дочь Машу трех месяцев. Солодкина обожает невестку и внучку, без конца о них рассказывает. А о сыне молчит.

– Думаешь, с ним какие-то проблемы?

– Уверена. Я пару раз спрашивала о нем, у нее стало другое лицо, другой голос, как будто туча набежала.

– Любопытно, – пробормотал Илья Никитич, – очень любопытно, какие там могут быть проблемы? Алкоголь? Наркотики? Психическое заболевание? Впрочем, ты, скорее всего, преувеличиваешь, Варюша. Вполне возможно, что невестка и внучка вызывают у нее восторг просто потому, что появились в ее жизни недавно. В самом деле, сыну сорок, и только сейчас она стала бабушкой. Наверное, долго ждала.

– Наверное, – рассеянно кивнула Варя, – скажите, а почему вас больше интересует семья Солодкиной, чем ее бизнес?

– Потому, что у меня есть странное чувство, что если эта дама либо ее сын каким-то образом связаны с убийством, то дело тут не в бизнесе. Знаешь что, попробуй при ней рассказать историю о восемнадцати ножевых ранениях и о больной девочке, которая призналась в убийстве своей тети. Скажи, что прочитала об этом в газете или видела по телевизору в криминальных новостях. И посмотри на реакцию.

– Я бы с удовольствием это сделала, – усмехнулась Варя, – но беда в том, что мадам сейчас отдыхает на юге Франции.

– Жаль... А с сыном и невесткой ты не знакома?

– Я же сказала, нет. А почему вы не можете просто послать к ним оперативников? Сын в Москве, насколько мне известно, невестка тоже. Пусть их допросят, и все дела.

– Во-первых, у меня нет достаточных оснований, во-вторых, боюсь спугнуть. Мне кажется, если они причастны, то очень серьезно. Либо вообще никакого отношения к этим убийствам не имеют. То есть все или ничего. Можно, конечно, прислать оперативника с какой-нибудь легендой, но это в любом случае будет для них совершенно посторонний человек. Вот если бы их прощупал кто-то свой...

– Вы сказали – к убийствам? Их несколько?

– Два. И одно покушение, причем на сотрудника милиции.

– Ох, как интересно. – Варя покачала головой, слезы высохли, глаза сухо, горячо заблестели. – Но тогда получается серия... Подождите, у меня есть идея! Солодкина хотела дать мне почитать какую-то книжку о религии вуду. Знаете, там в Сочи было казино «Вуду», на стенах жуткие африканские маски, огромные фотографии всяких шаманов и зомби. Мы с мадам поспорили, я говорила, что все это ужас, а она стала меня убеждать, будто религия вуду очень светлая, чистая, гуманная и нельзя судить о том, чего не знаешь. Сказала, что у нее есть об этом замечательная, серьезная книжка. Так вот, мне вдруг приспичило срочно почитать серьезную книжку о вуду, я не могу ждать, когда она вернется, и позвоню ее сыну.

– А что, попробуй, – кивнул Бородин без всякого энтузиазма, – подожди, я сейчас. – Он вышел из кухни, вернулся, держа в руках небольшой плотный лист бумаги. – Вот, Варюша, возьми на всякий случай. Это словесный портрет предполагаемого преступника, сделанный пять лет назад. Говорят, оригинал не сильно изменился.