Ошибка Стивена Мура

Такое случалось редко, но на этот раз Стивен Мур действительно ошибся.

И Полина — что тоже было в известной мере обстоятельством феноменальным — его ошибке обрадовалось.

Ибо все мрачные прогнозы отставного полковника Мура сбылись с точностью до наоборот.

Начальнику криминальной полиции Черновицкой области независимой Украины полковнику Богдану Славичу глубоко безразлична была неведомая организация, обозначенная короткой аббревиатурой SAS.

А суетливые хлопоты высоких полицейских чинов из Киева — в отношении этих господ Стивен оказался полностью прав — привели его в состояние крайнего раздражения.

В этом состоянии он и встретил Полину.

Слегка подсластив, правда, пресную мину дежурной вежливостью.

К тому же пан полковник был в некоторой степени джентльменом, а Полина — как ни крути — все же дамой весьма привлекательной, хотя и с удостоверением сотрудника загадочной антитеррористической организации в элегантной сумочке.

Встреча — в этой связи — началась в рамках протокола, однако была ощутимо подернута корочкой льда.

Но лед растаял.

Очень скоро.

Как только речь зашла о Москве и Московском университете, в частности, аспирантами которого почти в одно и то же время были Полина и Богдан.

Правда — на разных кафедрах.

Воспоминания оказались очень схожими, настолько, что обоим в какой-то момент показались едва ли не общими.

Оба, как выяснилось, аспирантуру закончили, но так и не удосужились получить ученую степень. Однако нисколько об этом не сожалели.

Впрочем, куда более ощутимо сближали воспоминания о вещах менее значимых.

Оба, к примеру, до сей поры вспоминали, с неким даже гастрономическим умилением, жареные пирожки с ливером и горячий бульон в пирожковой «стекляшке» напротив знаменитого дома Пашкова.

— А что там теперь, интересно? Наверняка дорогущий ресторан или казино какое-нибудь?

— Честное слово, не помню. Наверняка что-нибудь в этом духе. Хотя не казино — точно. Казино я бы запомнила.

— Играете?

— Бог милует. Просто они обычно очень уж ярко иллюминируются. Не захочешь — обратишь внимание.

— Это точно. Я почему спросил про казино-то? Года три назад заезжал я в вашу Москву по делам, дня на три. Времени на экскурсии и развлечения, понятное дело, не было совсем, но по городу пришлось поболтаться. И такое, знаете, впечатление сложилось — на каждой улице по казино, а то и по парочке. Или — не прав?

— Правы, пожалуй. А в Киеве разве иначе?

— Какое там иначе! Почитай, то же самое. Период первоначального накопления капитала, так, кажется? И соответственно первоначального его отмывания.

— Это верно. Сейчас пытаюсь вспомнить, сколько казино в Лондоне. И знаете, уверенно могу назвать только два.

— Давно вы там?

— Около года.

— А до этого? Москва, Лубянка? Или это сведения, составляющие государственную тайну?

— Никакой тайны. И никакой Лубянки. Уж не знаю — к счастью или к сожалению. Богдан понимающе хохотнул.

— До этого — частный контракт с кораблестроительной компанией, той, что запустила в плавание второй «Титаник». Может, слышали?

— Читал что-то такое. И кем же вы плавали, то есть, простите, ходили на «Титанике» — психологом?

— По сути — да, а по форме — заместителем руководителя службы безопасности.

— Серьезно. Ну а до этого? Если я, конечно, не очень надоел с вопросами.

— Совсем не надоели. До этого тоже контракт, с Министерством обороны России, и — Чечня.

— Ух ты! Интересная у вас биография. Боевая. Вопросов, пожалуй, больше не имею. Готов, что называется, служить верой и правдой. К тому же тема, которая вас интересует, мне, откровенно говоря, тоже небезразлична.

— Вот как? А чего ж вы сначала изображали такую неприступную суровость? Прямо не полковник — айсберг в океане.

— Простите великодушно. Не люблю посторонних в наши дела пускать. А когда начальство суетится и ногами слишком уж сучит — тем паче.

— Теперь, стало быть, я уже не посторонняя?

— Теперь не посторонняя.

— Быстро вы меня раскусили.

— Так я ж, дорогая пани, в розыске не первый год. Образования психологического, правда, не имею, и практика, возможно, маленько поменьше вашей, в том смысле, что без выхода на международную арену. Однако кой-чего соображаю. И людей вижу — в смысле, кто есть who.

— Ну, вот и славно. А что до международной арены, думаю, настало вам, Богдан, время на нее выходить. «Вампирская» — назовем ее так для простоты обозначения — карусель завертелась в ваших Путилах, а потом пошла плясать, что называется, по Европам.

— Про удобство обозначения вы вовремя ввернули. А то я чуть было…

— Не беспокойтесь полковник, я не агент Скарли. И вообще паранормальными явлениями организации вроде той, в которой сейчас служу, занимаются только в кино.

— Ну, слава тебе, Господи. Теперь ведь пишут всякое — не сразу поймешь, где байка, а где…

— Маразм вышестоящего руководства?

— Очень точное замечание. А касательно заграницы — вы Румынию имели в виду? Так в Союзе, если помните, поговорка была: «Курица — не птица, Румыния — не заграница».

— Разве это не про Болгарию говорили?

— В Москве, может, и про Болгарию. А у нас, в Карпатах, про румын. Это точно.

— Понятно. Однако я не только Румынию имела в виду.

— Неужели где-то еще так проказничают?

— Не совсем так, но напрямую связанный с этой проблемой человек умер в Германии. И умер, я думаю, именно потому, что был с ней связан. Однако давайте по порядку…

Они говорили долго.

За это время яркий солнечный день сменили лиловые сумерки, которые позже сгустились до сочной синевы, а спустя еще некоторое время не стало и ее — сплошная темень украинской ночи надежнее всяких штор завесила окна небольшого кабинета начальника криминальной полиции.

— Ох, да что ж я за болван такой! — внезапно спохватился Богдан. — Кормлю соловья баснями, хоть давно пора не только чаю выпить, но и пообедать, а по-доброму так и поужинать. Небось скажете теперь: верно про ваше хохляцкое жлобство люди анекдоты рассказывают.

— Не скажу. Я ведь за баснями, собственно, и приехала…

— Ну, одно другому не помеха. Изволит ясновельможная пани отужинать со скромным милиционером?

— Изволит, и с превеликим удовольствием.

— Це добре!

Богдан ловко подхватил трубку одного из телефонов.

Коротко поговорил с кем-то, мешая украинские и русские слова.

А может, мешанина только послышалась Полине — Богдан говорил по-украински, просто очень уж похожи языки.

Но как бы там ни было, смысл разговора был ясен — полковник поручал кому-то организовать ужин.

Да так, «щоб в болото лицем не впасти перед гостем, а то BJH, старый осел, i так порядком опростоволосився».

Через полчаса они уже сидели в небольшом уютном погребке, и на столе среди прочих закусок, конечно же, красовалось нежно-розовое, слегка подмороженное сало, нарезанное тончайшими скрученными ломтиками.

В центре на раскаленной сковороде шипела и плевалась во все стороны обжигающими брызгами домашняя кровяная колбаса, к коей непременно полагалась рассыпчатая гречневая каша.

Полина, правда, несколько нарушила традицию, наотрез отказавшись от классической горилки, поданной, как и полагается, в граненом штофе, на дне которого, поблескивая алыми бочками, нежился маленький красный перчик.

Зато вполне отдала должное домашнему красному вину из расписного глиняного кувшинчика.

— Ну и ужин вы закатили, пан полковник! Прямо по Гоголю. Того и гляди, галушки сами в рот прыгать начнут.

— Будут и галушки, не сомневайтесь.

— Ой, не надо галушек! Нельзя так наедаться, тем более на ночь.

— Да как же без галушек? У нас так не водится, чтобы трапеза — без галушек. Обидите. А насчет Гоголя… И вы туда же… Сейчас Вия вспомните, мачеху-ведьму, панночку-утопленницу, майскую ночь…

— Тогда уж «Страшную тайну». Я тамошнего колдуна в детстве больше всякого Вия боялась.

— Это точно. Сильная вещь.

— Однако вернемся к нашим проблемам. Оно теперь как-то и к слову выходит. Потому как вашему Гурскому, царствие ему небесное, похоже, лавры Николая Васильевича покоя не давали.

— Не берусь судить насчет Николая Васильевича, но то, что в одном месте у этого господина вечно свербело — это точно. Господи, прости душу грешную, о покойнике плохо говорить не принято. Да куда ж денешься? На месте ему не сиделось, хотелось всего сразу — и славы, и денег. Народ любит истории про всякую чертовщину. Именно что истории. Интересно! Однако ж когда где-то, с кем-то и чем страшнее, тем лучше. Но не приведи Бог с тобой или поблизости. Тогда — караул! Куда смотрит милиция?! И все такое прочее.

— Слаб человек — ничего с этим не поделаешь. А любовь к триллерам и вообще ко всему запредельному на безопасном расстоянии — кстати, одна из форм психологической защиты.

— Это как же?

— Да очень просто. Собственные страхи пережить на чужом примере.

— Хитро! Что ж, психологические защиты — это по вашей части. Мне бы защитить народ, что называется, физически.

— Однако Гурского защищать вы, похоже, не особо спешили.

— Моя воля — я бы таких вообще не защищал. Однако воли моей в этом деле никто не спрашивает. Назвался груздем — полезай в кузов, защищай, стало быть, всех, кого надо. И весь сказ. Он, однако, никакой защиты не просил и вообще не заикался, что проблемы возникли.

— Надо полагать, он и не понимал поначалу, что возникли проблемы.

— Ну, поначалу, то есть когда местные сатанисты редакцию разгромили, он хвост поджал. Главный их шумел во всех инстанциях, требовал принять меры, а этот — ни гугу. Потом вообще запросился в отпуск, а после возвращения зажил тише воды, ниже травы. Это потом стало ясно, что он, поганец, решил псевдонимом загородиться. Мы здесь, в провинции, к таким выкрутасам не очень приучены и потому не сразу вычислили, что за птица такая — Соломон Гуру.

— А когда вычислили, кстати?

— Да скоро. Месяца через два. Уж слишком явная была подмена. Один соловей вдруг замолчал, а другой — вот те пожалуйте! — тут как тут! Где ж ты, птица певчая, раньше была? И главное, песни-то все одни и те же. Не сильно заковыристая загадка.

— А говорить с Гурским в то время не доводилось?

— Нет. Он мне после истории Степана Грача остерегался на глаза попадаться. А у меня вопросов к нему не возникало. Истории, правда, расписывались кровавые и вроде как по нашей части. Однако большинство — придумки или какие-то старинные приключения. А что касается румынской серии, так мы с самого начала были в курсе событий и некоторые официальные материалы получали, так что на газетный шум внимания особого не обратили. К тому же и в наших газетах, и в румынских писано было будто под копирку. Я, честно говоря, думал, он просто «передирает» у румын материалы слово в слово.

— Теперь так не думаете?

— Теперь — я так понимаю — он и те и другие писал собственноручно. Старался, заказ как-никак… Только вот про заказ ясно стало, когда наши спецы его компьютере покопались.

— Заказчика, конечно, вычислить не смогли?

— Нет, не смогли. Может, нам, провинциалам, такие сложности не по зубам? Я вам рапорт их, как отужинаем, предоставлю. Снимите копию, отправьте своим, в Лондон, глядишь — и накопают чего.

— Это вряд ли. Виртуальный мир такая хитрая субстанция — в ней потеряться во сто крат проще, чем в реальном. А уж найти кого, тем паче если он того сильно не хочет, чаще всего просто невозможно. Да и время упущено.

— Ну, глядите. Выходит, что ехали вы сюда почти что напрасно. Ничем больше помочь не могу.

— Ну почему же напрасно? А ваши замечательные патологоанатомы: старый и молодой?

— Доктор Хейфиц? Да, мудрый был старик. «Вампирской» проблемой всерьез увлекался и меня, надо сказать, почти заразил. Однако вам-то с того что проку? Гурский порфирией не страдал, убийца его, выходит, — тоже.

— А Михаил Ростов и его открытие?

— Так умер же Михаил Ростов. Отравился некачественным коньяком. Обычное по нынешним временам дело.

— Вы полагаете? Он ведь не бомж какой был, чтобы хлестать денатурат вместо коньяка.

— Зачем — денатурат? Коньяк с виду был вполне приличный и упакован соответственно. В смысле, в бутылку и в коробку. А содержимое… Так посмотрите на витрину любой коммерческой палатки! Чего там только нет — и все настоящее? Сомневаюсь. К тому же следствие было. Московские сыщики, надо думать, не даром хлеб едят. Погиб как-никак — вы правильно заметили — не бомж привокзальный — ученый с именем. Установлено достоверно — коньяк подарочный. Подарен был его, Ростова, барышне. Та — царствие небесное! — была адвокат по профессии. Кто-то из клиентов, надо думать, решил сэкономить на презенте — выбрал в первой попавшейся лавке бутылку понарядней да подешевле. Вот и натворил бед…

— Возможно. Однако в истории, которой я теперь занимаюсь, это уже четвертое — слышите, полковник?! — четвертое трагическое совпадение. Хотите, чтобы я в него поверила? Увольте!

— Так что же — в Москву?

— В Москву, в Москву, прямо по Чехову…

Услуги подобострастных чинов из Киева все же пригодились.

Воздушный коридор на Москву был получен почти немедленно после звонка генерала Томсона.

К тому же успеху московской миссии Полины Вронской, вне всякого сомнения, способствовали еще два телефонных звонка, сделанные почти одновременно, но независимо друг от друга.

Стивен Мур из Лондона звонил генералу Антонову.

Богдан Славич из Черновцов — своему старинному приятелю, бывшему оперу МУРа, благополучно переместившемуся ныне в высокий кабинет на Октябрьской площади.