на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



ГЛАВА ШЕСТАЯ

Башир предложил Кристи пообедать и показал ей свой дом.

Фотография убитой дочери стояла возле его кровати. Девочку уничтожили его политические противника — до него они пока не сумели добраться. Рядом такой же небольшой снимок убитого племянника — сына сестры, погибшего во время боевой операции.

— Вы не чувствуете себя виновным в смерти дочери? — спросила Кристи.

Спросила и сразу же пожалела, что задала бестактный вопрос. К её удивлению, Башир ответил сразу:

— Нет. Я думал об этом много раз. Нет. Я объединил христиан только потому, что применил силу. По-другому нельзя было. Они тут все превратили в зоопарк. Даже когда им нужен был бутерброд, они ехали в магазин на танке. Семьи раскололись, братья убивали друг друга.

— Но ваши люди убили столько народу. Разве это можно оправдать?

— Я не хотел этого. Но что можно требовать от людей, которые, возвращаясь домой, находили трупы своих братьев и отцов? Люди превращались в зверей. Вам этого не понять.

— Но ваши солдаты тоже убивали ни в чем не повинных мирных жителей, — возразила Кристи.

Башир Амин стоял, широко расставив ноги и распрямив грудь. В белой рубашке с расстегнутыми пуговицами он казался трогательно юным. Он старался все объяснить максимально просто.

— Насилие — это болезнь, поразившая Ливан, и вылечить от неё очень трудно. Начинать надо с того, чтобы заставить палестинцев и сирийцев уйти из нашей страны. В долине Бекаа власть не должна принадлежать палестинцам.

Долина Бекаа — это пятая часть территории Ливана. Она рассечена рекой Литани. Здесь плодородные земли. Но Кристи знала, что там выращивают самые прибыльные культуры — марихуану и опиум.

Наркотики давали хороший доход всем, кто обосновался в долине Бекаа, — сирийцам, палестинцам, иранским боевикам.

— Мы не бедуины, — говорил Башир, — которые сворачивают свои шатры и переходят на новое место. У нас есть традиции, которые мы храним. Мы гордый народ с давней историей. Но мы не хотим, чтобы в нашей стране хозяйничали чужие.

После интервью он осторожно пожал Кристине руку и со значением сказал:

— Приходите еще. Мне есть что рассказать о Ливане.

Выражение его глаз не оставляло сомнений в том, что он действительно желает её видеть.

Салим хотел, чтобы Рольник захватил советского офицера, который обучал сирийские войска, находившиеся в Бейруте. Офицера следовало выкрасть и доставить в безопасное место. Зачем это нужно было Салиму, Рольник догадался сразу. Салим надеялся выдать это нападение за враждебную акцию христиан-маронитов, чтобы заставить Москву помочь палестинцам в борьбе против Башира Амина.

По данным Салима, советский офицер находился в четырехэтажном здании — штаб-квартире сирийских войск. Задача состояла в том, чтобы проникнуть в здание, захватить офицера, убить как можно больше сирийцев и, уходя, взорвать здание.

Потом Салим отвел в сторону Рольника, который сомневался, удастся ли им вытащить оттуда советского офицера живым.

— Мы проберемся туда и возьмем его, — уверенно сказал он Салиму. — Но выбраться будет нелегко.

Салим чуть заметно пожал плечами, и Рольник его понял. По плану они должны были спуститься по веревке с крыши соседнего здания, проникнуть на третий этаж, где будет совещание, схватить офицера и, пользуясь всеобщим замешательством, выскользнуть на улицу.

— Я понял тебя, — сказал Рольник. — Но у меня один вопрос. Зачем ты посылаешь Гюнтера? Он же хочет выйти из игры.

— Дитер, — мягко ответил ему Салим, — ты же сам знаешь, что из наших игр выходят только ногами вперед.

Рольник с уважением относился к Салиму — это был хороший боец, жесткий, бесстрашный, но он привык подчиняться приказам. Рольник чувствовал себя свободнее, и поэтому ему почти всегда удавалось выйти сухим из воды.

Передвигаться по Бейруту опытному человеку совсем нетрудно. В полуразрушенных кварталах есть где спрятаться. По городу разъезжало большое количество автомобилей без номеров, полных вооруженными людьми. Затеряться среди них ничего не стоило.

Рольник не любил придумывать сложное прикрытие. Однажды он, правда, изображал водителя фургона международного Красного Креста, другой раз — журналиста из Ирландии, страны, о которой в Ливане и не слышали. Но такие игры ему не нравились, потому что ненадежное прикрытие не обманет опытных людей, а в Бейруте полно профессиональных контрразведчиков.

Рольник решил, что они будут действовать открыто — насколько это возможно. Они были в шляпах, плащах, шейных платках — в темноте немногим отличались от большинства жителей города, в котором шла война.

С собой у них было оружие, снаряжение и большая черная сумка со взрывчаткой. Поодиночке они тихо пробрались в полуразрушенное здание по соседству со штаб-квартирой сирийцев. Они должны были провести в засаде весь день, наблюдая за происходящим у сирийцев, надо было убедиться в том, что цель на месте. Если бы они ворвались в здание, а советского офицера там не оказалось, все пошло бы насмарку. Повторить атаку было бы невозможно.

Все четверо расположились в здании и занялись наблюдением. Только один из них нервничал, потому что это была его первая операция. Но Рольник не беспокоился на его счет. Он знал, что Салим не подсунет ему негодного человека.

Они почти не разговаривали. Ели очень мало, тщательно осматривали оружие. Больше всего времени ушло на подготовку снаряжения, необходимого для того, чтобы проникнуть к сирийцам. Рольник сам проверил тонкий, но крепкий канат черного цвета с алюминиевым гарпуном.

В штаб-квартиру сирийцев постоянно входили какие-то люди. У входа дежурили два вооруженных охранника, которые сменялись каждые четыре часа. Сирийцы установили жесткий контроль над всем районом и считали, что к штабу могут приблизиться только уже проверенные люди.

Наблюдение подтвердило, что все сирийское начальство расположилось в комнатах на верхних этажах — подальше от улицы, с которой могут стрелять по окнам. Рольник убедился в том, что как минимум два европейца находятся в здании. Правда, не совсем ясно, где их искать ночью — в здании четыре этажа. К вечеру стало ясно, что центр активности переместился на третий этаж.

Служба безопасности Башира арестовала четырех человек, которые приехали в Бейрут из долины Бекаа. Они пытались продать три килограмма героина в Восточном Бейруте. Один из арестованных оказался другом и сторонником отца Башира — Пьера Амина, бывшего президента Ливана. Жена арестованного бросилась к нему за помощью.

Пьер вызвал начальника службы безопасности своего сына и высокомерно приказал ему освободить этого арестованного.

Тот отказался.

— Если бы это был гашиш, я бы отпустил его. Но они продавали героин — он убивает людей.

— Они хотели продать героин за границу, это не наше дело.

— Хорошо, — сказал тот, — я посоветуюсь с Баширом.

Пьер потерял терпение.

— Тебе незачем советоваться с Баширом, если я приказываю тебе его выпустить!

Однако тот все-таки пошел к Баширу, пересказал весь разговор, но Башир велел держать торговцев наркотиками в тюрьме.

Пьер дулся на сына три недели. Он вообще часто бывал недоволен своим сыном. Пьер испытывал нечто вроде ревности — он был слишком стар, и власть уходила к молодому и полному сил Баширу.

Пьера нельзя было назвать чистоплюем, но он чувствовал себя старомодным, когда узнавал об очередной операции Башира. Башир устранил своего главного соперника среди христиан Дэни Шамуна в тот момент, когда их отцы обедали вместе и Дэни был уверен в своей безопасности. Пьер был возмущен, но не мог не признать, что операция была проведена идеально. Армия Башира стала реальной силой, остальным христианским вождям оставалось только присоединиться к нему.

Башир пользовался авторитетом отца, но следил за тем, чтобы отец не сказал ничего лишнего.

Башир однажды переводил Пьера в беседе с американскими конгрессменами, потому что отец не знал английского. Башир переводил так, как считал нужным. Когда один из конгрессменов, знавший французский, обратил внимание на то, что перевод не соответствует сказанному, Башир осадил американца:

— Простите, сэр, но я лучше знаю, что мой отец хочет сказать.

Башир устроил Кристи интервью со своим отцом. Пьер принял Кристину на террасе своего дома. Принесли кофе и печенье. Кристи нашла поведение Пьера забавным. Он словно не мог примириться с тем, что мир теперь интересуется не им самим, а его сыном.

Кристи спрашивала отца о сыне. Тот рассказывал только о себе.

Она спрашивала о том, когда в семье осознали, что у Башира есть качества лидера. Пьер рассказал о своей борьбе за освобождение Ливана от французской оккупации. Кристи интересовалась его мнением относительно слухов о том, что Башир хочет стать следующим президентом. Пьер рассказал о том, как он основал фалангистскую партию.

Самое любопытное, что на следующий день Башир заставил Кристи подробно пересказать её интервью с Пьером. В душе он все ещё был мальчишкой, который нуждался в одобрении отца.

Совещания в сирийском штабе были хуже партийных собраний у него дома. И на тех, и на других приходилось сидеть, тараща глаза на оратора. Разница состояла в том, что у себя на партсобраниях полковник Пьянков хотя бы понимал, что говорят выступающие.

На долгих и муторных совещаниях с сирийцами он совершенно терял нить разговора, хотя его переводчик — молоденький лейтенант из Дамаска, выпускник Института военных переводчиков, быстрым шепотом старательно излагал многословные и велеречивые выступления сирийских офицеров.

Пышные обороты восточных ораторов бесили Пьянкова. Он ненавидел евреев, и это объединяло его с сирийцами, но и самих сирийцев он презирал от души. Во-первых, за болтовню, во-вторых, за неспособность противостоять евреям.

Полковник Пьянков служил в штабе Московского округа противовоздушной обороны и надеялся на перевод в Западную или в Южную группу войск. Неожиданно в Десятом управлении Министерства обороны предложили Сирию.

Полковник немедленно согласился, хотя командировка была небезопасной и ехать надо было без семьи. Зато в Сирии хорошо платили, и жизнь была — с точки зрения комфорта — прямо-таки генеральской.

Ему предоставили полностью обставленный коттедж с холодильником, телевизором и видеомагнитофоном, машину с водителем. Утренние пробежки из-за жары он отменил, но много плавал в бассейне, а в Бейруте ходил ещё и в спортивный зал и чувствовал себя в наилучшей форме.

Поездка в Ливан была как бы неофициальной — по межправительственному соглашению он должен был находиться только на территории Сирии, но главный советский военный советник получил из Москвы санкцию на двухмесячную командировку полковника Пьянкова в Бейрут.

Израильские самолеты постоянно барражировали над позициями сирийцев в Ливане, и сирийцы хотели научиться их сбивать. Они доставили в Ливан пусковые установки ракет «земля-воздух», закупленные в Советском Союзе, и Пьянков помогал офицерам сирийских ПВО осваивать новую технику.

Учились сирийские офицеры не слишком рьяно. Обильные трапезы и молитвы занимали в их жизни больше времени, чем служба. Среди офицеров ПВО были выпускники советских военных училищ, понимавшие по-русски. Пьянков вовсю матерился, побывавшие в Союзе молодые офицеры, улыбаясь, слушали знакомые слова.

Ночное совещание в сирийском штабе затянулось, и полковник Пьянков решил заночевать прямо здесь.

В двенадцать ночи Дитер Рольник и его люди переместились на крышу. Сама по себе операция по переброске с крыши на крышу не сложна — в учебных лагерях они проделывали такие манипуляции десятки раз.

Ночь была безлунной, и их вряд ли успели бы заметить. Труднее всего избежать шума. Алюминиевый гарпун ударился о крышу с грохотом, и тут ничего нельзя было поделать. Но по крайней мере гарпун зацепился с первой попытки, и все пятеро быстро перебрались на соседнюю крышу.

Под крышей находились две комнаты. Двери были закрыты, но, прислушавшись, они поняли, что в обеих комнатах спали люди. Стараясь не шуметь, они спустились по деревянной лестнице вниз.

И оказались на этаже, где и ночью не прекращалась деятельность. В одной из комнат за неплотно прикрытыми дверями кто-то разговаривал, оттуда шел сигаретный дым.

Салим подобрался поближе. Остальные страховали его и держали под прицелом другие двери, чтобы никто не смог застать их врасплох.

Салим постучал в дверь. Сириец открыл и получил пулю в грудь. Затем раздался ещё один выстрел.

Глушитель вовсе не делает выстрел бесшумным. Кроме того, люди не умирают беззвучно. Один из сирийцев, падая, опрокинул стул. Рольник и Салим стали ждать, когда на шум выйдет кто-то из соседней комнаты, откуда тоже доносились голоса.

Два вооруженных человека один за другим выскользнули в темный коридор. Они ничего не увидели и ничего не успели понять. Люди Рольника прикончили их ножами — одним ударом, рассекающим горло, так что те даже не смогли позвать на помощь. На этом этаже находились одни командиры, а не бойцы, закаленные в постоянных схватках.

Один из сирийцев, оставшихся в комнате, увидев, что его товарищи как-то странно исчезли, пошел посмотреть, что же с ними приключилось. У него был автомат, но он не сумел им воспользоваться. Он и представить себе не мог, что ждет его в коридоре, и автомат держал небрежно в левой руке. Сириец был мгновенно убит, и тогда Рольник и другие ворвались в комнату, где находилось семь человек.

Салим сразу бросился на советского офицера, сидевшего на диване, и повалил его на пол. Рольник взялся за остальных. Он выпустил в сирийцев весь магазин своего автомата. Десятимиллиметровые пули разметали их по комнате.

У одного сирийца, сидевшего в стороне, был шанс сравнять счет, но он не сумел быстро взяться за свой «калашников» и умер с выражением ужаса на лице.

Советский офицер в сирийской форме без знаков различия дрался с невероятным ожесточением. На это способен только человек, понимающий, что он борется за свою жизнь. Офицер затих, когда ему приставили нож к горлу.

Снизу донеслись чьи-то встревоженные голоса. Обитатели дома ещё не поняли, что внутрь проникли враги, но шума было достаточно для беспокойства. Рольнику стало ясно, что они не смогут уйти живыми, если потащат сопротивляющегося советского офицера.

Рольник прикрыл глаза, и советскому офицеру перерезали горло. Затем Салим быстро собрал со стола все документы, карты и фотографии, и они бросились назад на крышу.

Никто пока не бежал за ними. Двери в комнаты наверху, где спали какие-то люди, были по-прежнему закрыты. Но на крыше, возле парапета стояли два ливанца и курили. У них не было оружия. Салим окликнул их и подозвал. Они колебались. Салим снова их позвал. Теперь они услышали какой-то шум внизу и поспешили на его зов. На одного сзади набросился Рольник. Другого взял на себя Салим, но оплошал, не справился. Гюнтер бросился ему на помощь и напоролся на нож ливанца.

Ливанца они прикончили. Но взять с собой труп Гюнтера не могли. Они заложили взрывчатку возле лестницы и установили взрыватель.

Оставалось пять минут на то, чтобы уйти. Они успели. Ровно через пять минут раздался взрыв. Поскольку разнесло верхний этаж, сирийцы решили, что начался обстрел и за первым снарядом последуют другие. В такой ситуации, как рассчитывали нападавшие, никто Рольника и его людей искать не станет.

Действительность превзошла ожидания Рольника. Внутри здания началась нелепая перестрелка, и сирийцы ринулись из здания в страшной панике. Рольник, Салим и его люди выскользнули из укрытия и побежали по улице, смешавшись с удирающими в панике сирийцами.

Салим заложил взрывчатку и в развалинах дома, в котором они укрывались перед нападением. Отбежав на приличное расстояние, Рольник нажал кнопку дистанционного управления, и здание разнесло до основания. Теперь уже ни у кого из сирийцев не было сомнений в том, что начался обстрел.

В условленном месте ждал микроавтобус. Они сложили в ящик оружие и переоделись.

— Где Гюнтер? — спросил сидевший за рулем Али. Он курил длинную тонкую сигарету, распространяя запах крепкого турецкого табака.

Салим развел руками.

— А труп?

— Какой уж там труп, — сказал Дитер. — Там и от здания-то мало что осталось.

Проспав всю ночь сном праведника, рано утром Дитер Рольник покинул Бейрут.

Это было плохое утро для Олега Червонцева. Он уже понял, что не выполнил указания Москвы. От главного военного советника ему сообщили, что при взрыве штаба в Бейруте погиб полковник Пьянков, специалист по организации противовоздушной обороны.

Сирийцы не знали, кто взорвал их штаб. Сотрудники резидентур ГРУ и КГБ разъехались по Бейруту. Они встречались со своими агентами, пытаясь выяснить, кто мог убить советского полковника.

В Москве о гибели Пьянкова немедленно доложили не только министру обороны и председателю КГБ, но и генеральному секретарю ЦК КПСС.

Червонцеву приказали закончить это дело и возвращаться домой. Резидент понял, что мечта его жены о собственном «мерседесе» может и не осуществиться.

Кто же устроил взрыв в штабе? Израильтяне? Те палестинцы, которых поддерживает Ирак, ненавидящий Сирию? Ливанские христиане, которые требуют вывести сирийские войска из страны? Олег Червонцев полагал, что, скорее всего, взрыв — дело рук ливанских христиан.

Сирийские саперы из-под обломков взорванного здания извлекли искалеченный труп человека с европейскими чертами лица. У него были документы инструктора христианской милиции, которую возглавлял Башир Амин.

Первый же запрос в Интерпол дал положительный ответ: погибший числился в международном розыске как активный участник западногерманской террористической группы «Революционные ячейки». Его звали Гюнтер Валле.

Об этом написали в газетах, и Кристи показала газетный лист Петре Вагнер. Петра прочитала и опустилась на стул. У неё началась истерика. И вновь Кристи выводила её из этого состояния. Она знала, как это сделать проще всего. Она увела Петру в спальню и уложила в свою постель. Нежно раздела её и стала утешать.

Петра плакала, наслаждалась и говорила. Главное для Кристи состояло в том, чтобы Петра говорила. Такого источника информации у Кристи ещё не было.

Утешив Петру, Кристи отправилась на встречу с любимым человеком.

Приезд Конни стал для Кристи подарком судьбы. Конни был чудесен. Когда после трудного дня она приходила к Конни в его гостиничный номер, он окружал её любовью и заботой. Он совершенно не думал о себе. Кристи рассказывала ему обо всем, что ей удалось узнать. Конни, который приехал в Бейрут под видом швейцарского корреспондента, передавал материалы сотруднику резидентуры советской разведки.

А в резидентуре каждый вечер обсуждались результаты поиска убийц подполковника Пьянкова. Его останки давно были отправлены в запаянном гробу на родину. Москва требовала найти наглых убийц, посмевших бросить вызов Советскому Союзу. Все друзья СССР были предупреждены, что спецпоставки приостановлены и что никто не получит ни оружия, ни денег, пока не будут найдены убийцы.

Сирийцы сразу же сказали, что подполковника убрали израильтяне, чтобы напугать советских военных, помогающих братской Сирии. Олег Червонцев не исключал такой возможности, но ему нужны были какие-то доказательства.

Доказательства получила сирийская контрразведка. Ее специалисты установили тип взрывчатки, использованной при налете на штаб сирийской армии. Этой взрывчаткой пользовались отряды христианской милиции, которые подчинялись Баширу Амину.

Червонцев потребовал от своего аппарата проверить эту версию. На складе лесоматериалов в пригороде Бейрута Червонцев встретился с Жоржем Хаббашем и его помощником Салимом, лидерами Народного фронта освобождения Палестины, немногочисленной радикальной палестинской группировки.

Салим сказал, что у него есть люди в христианской милиции Башира Амина. Они подтверждают: Башир стоит за нападением на сирийский штаб и убийством советского полковника. Башир нанял немца Гюнтера Валле, который и осуществил эту акцию.

Беседы Кристи с Амином затягивались иногда до полуночи. Именно в это время в комнату начинали заглядывать озабоченные помощники и намекали шефу, что пора идти. Башир с видимым неудовольствием благодарил Кристи за внимание. Он целовал ей руки и приказывал отвезти её в гостиницу на своей машине и с охраной.

Башир Амин сам работал двадцать четыре часа в сутки и требовал того же от остальных. Заседания руководства Ливанского фронта происходили обычно после полуночи и заканчивались под утро.

Башир твердой рукой руководил своими людьми. Он называл обсуждаемый вопрос. Желающие выступить поднимали руки, и Башир записывал их имена на листке бумаги. Потом всем предоставлял слово. Каждый имел право говорить пять минут. Башир, слушал не прерывая. Когда замолкал последний оратор, Башир объявлял решение.

Башира радио Каира назвало «крестоносцем наших дней». Он командовал 15-тысячной милицией, которой палестинцы и мусульмане ничего не могли противопоставить. Из боев в Бейруте он вышел самым сильным человеком в Ливане.

Однажды Башир собрал журналистов и объявил им:

— Теперь, помимо палестинской оккупации, мы имеем ещё и сирийскую оккупацию. Сирия виновна в том, что Ливан теперь в запустении. Сирия заставила весь мир поверить, будто нашу страну разрушает Израиль, чтобы скрыть, что она сама занимается уничтожением христиан.

Сказав это, Башир подписал себе смертный приговор.

Ливанская проблема обсуждалась на совещании руководителей КГБ и Министерства госбезопасности ГДР. Власть в Ливане переходила к Баширу Амину, и это подрывало позиции палестинцев и сирийцев. Восточные немцы предложили оказать всю потребную помощь врагам Башира, чтобы они могли остановить гибельное развитие событий в стране.

КГБ обещал использовать свою агентуру в Бейруте, чтобы операция была успешной.

Башир определенно пытался её соблазнить. Кристи поняла это при первой же встрече. Когда они увиделись во второй раз, Башир с его южным темпераментом перешел в открытую атаку. Ему понравилась эта стройная северная женщина, не похожая на средиземноморских женщин. Ее сопротивление только подзадоривало Башира, который привык к быстрым победам.

Кристи приходила к нему почти каждый день. Она приносила с собой магнитофон, задавала вопросы, словно продолжалось одно бесконечное интервью. На самом деле между ними началась изощренная любовная игра.

Накануне их очередной встречи Башир Амин послал людей убить своего соперника Тони Франжье — те уничтожили в его доме все живое, включая горничную, шофера и собаку.

Христианские вооруженные формирования всегда ненавидели друг друга. Чаще всего потому, что не могли поделить денежные места.

Кланы Франжье и Амина, христиане-марониты, теперь воевали между собой, хотя раньше они сражались против мусульман и палестинцев. Они убивали друг друга не из-за религиозных разногласий, а из-за плодородных участков земли и права взимать дорожные пошлины.

Но была и ещё одна причина. Молодой Франжье породнился с братом сирийского президента Хафеза Асада. Тони должен был стать наместником сирийцев в Ливане. Смерть Тони будет предостережением всем ливанским христианам, которые верили в сотрудничество с сирийцами.

Клан Франжье был соперником клана Аминов.

Клан Франжье с незапамятных времен владел северным Ливаном. Без этой семьи на севере не совершалась ни одна сделка. В молодости отец Тони — Сулейман Франжье застрелил в церкви 12 единоверцев-христиан, мешавших предвыборной кампании его брата Хамида.

Сулейману пришлось тогда бежать в Сирию. Сирийцы помогли ему укрыться от полиции, и с тех пор у Франжье — единственного из христианских лидеров — были хорошие отношения с сирийцами.

Он пробыл в изгнании всего год и вернулся в Ливан по амнистии. Вскоре его избрали президентом Ливана. Пока Сулейман Франжье руководил страной, другие члены клана продолжали владеть севером Ливана. Например, с каждого центнера цемента, произведенного на цементном заводе в Шекке, клану полагалась мзда примерно в один американский доллар.

— Почему вы отдали приказ убить Тони? — смело спросила Кристи.

Башир долго молчал. Она уже решила, что не дождется ответа.

— Тони угрожал моей жизни. Его люди убивали моих, и он занимался торговлей наркотиками. Я попытался поладить с ним. Даже патриарх старался помирить нас, но безуспешно. Затем они убили одного из моих помощников. Они захватили его тело и не давали нам похоронить его. Я всего лишь приказал забрать тело и арестовать убийц.

Зазвонил телефон, и Башир вцепился в него, как в спасательный круг. Сказав несколько слов, повесил трубку.

— Я не приказывал убивать Тони и его семью. Но у нас идет война, она жестока, и остановить людей невозможно. Научить их воевать в белых перчатках? Этого я не могу. Человек находится в ужасающих условиях и ведет себя соответственно.

В этот вечер Кристи увидела другого Башира. Жестокого политика, уничтожавшего всех, кто стоял на его пути. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

Башир встал и приблизился к Кристи. Вдруг опустился перед ней на колени и взял её за руки.

— Я вас люблю, — сказал он.

Его темные глаза излучали магическую силу — не было сил оторваться, и все же она встала и уехала.

В гостинице её ждала Петра Вагнер. Она с надеждой устремилась к Кристи, но та торопилась к Конни. Петра её больше не интересовала. Все, что нужно было Москве, Кристи узнавала теперь от Башира.

— Петра, мне некогда, — сухо сказала Кристи. — Увидимся на днях.

Кристи поднялась к себе в номер, забыв о Петре. Это была ошибка. Кристи переоделась и тут же покинула гостиницу. Петра незаметно последовала за ней.

Кристи рассказала Конни о том, что Башир, похоже, влюбился в нее, что он настойчив и что ей с каждой встречей все труднее сопротивляться. Может быть, немедленно прекратить с ним все отношения? Конни обнял её и прошептал:

— Кристи, я все равно буду любить тебя. Что бы ни произошло.

Кристи долго смотрела на него и молчала.

Фактически это было разрешение. Конни не возражал против того, что Кристи ляжет в постель с Баширом. Информация, которую Кристи получала от Башира, была важнее всего.

Кристи ушла от него под утро. Конни вышел её проводить до такси. Петра, продремавшая всю ночь в кожаном кресле в вестибюле гостиницы, дождалась своего часа. Она увидела, как Кристи целует какого-то человека, с которым провела ночь.

В конце августа Башир Амин был избран президентом Ливана. Заседание ливанского парламента проходило в армейской штаб-квартире. Башир был единственным кандидатом. Шеф его службы безопасности обеспечил нужные результаты. Мусульмане призвали к бойкоту выборов, но некоторые мусульманские депутаты все-таки проголосовали за Башира.

Через три недели Башир Амин выступал в монастыре возле Бейрута, где его сестра была монахиней.

Монастырь, прохладное каменное здание, был связан для Башира со светлыми воспоминания. Сюда он привозил свою девочку, которую затем убили.

Башир говорил собравшимся:

— Мы должны помнить, что никто не сделает за нас того, что мы должны сделать сами.

Он часто выступал после избрания, призывая людей поддержать центральные власти.

Пока Башир произносил свою речь в монастыре, ливанец Хабиб Шартуни в последний раз проверял гигантскую бомбу, которую накануне ночью он подложил в комнату на втором этаже, прямо над конференц-залом штаба фалангистской партии.

Детонатор японского производства был отменного качества. Он позволял взорвать бомбу с расстояния в несколько километров.

Хабиб Шартуни входил в партийную штаб-квартиру, как к себе домой. Это и был его дом. Он жил в этом здании со своей семьей — в небольшой квартире на последнем этаже. Его дядя был охранником Пьера Амина, а его сестра — подружкой одного из помощников Башира.

После выступления в монастыре Башир попрощался с сестрой и поехал в партийную резиденцию. Друзья советовали ему никогда не следовать объявленному расписанию, выбирать новые маршруты, не участвовать в рутинных мероприятиях.

Он сначала согласился и отказался от этой поездки, а потом все-таки сказал, что поедет на традиционное совещание, которое происходило по вторникам. Для него это было последнее совещание, потому что, как президент, он собирался отказаться от партийного поста и хотел всех поблагодарить за помощь.

Накануне вечером Кристина приехала к Баширу в его штаб-квартиру около десяти вечера. Она сообщила, что уезжает назад в Германию. Срок её командировки закончился.

— Не уезжай, — попросил он. — Нам нужна твоя помощь. Ты могла бы сделать наших людей, которые работают на радиостанции и на телевидении, профессионалами.

— Мне надо возвращаться домой, — ответила она.

Кристина обратила внимание на то, что Башир похудел и как-то повзрослел. Часы болтались у него на запястье, и обручальное кольцо съезжало с пальца. Под глазами залегли круги. Он почти ничего не ел.

Они поужинали в небольшом ресторанчике, потом Башир отвез её в гостиницу и проводил до номера. Когда она открыла дверь, он вошел вслед за ней и повернул ключ в замке. Его многочисленная охрана осталась в коридоре.

Башир ничего не сказал. Он молча стал раздевать Кристи. Она смотрела на него как зачарованная. Она была захвачена его мощным южным темпераментом. Но она не получила никакого удовольствия, потому что любила только Конни. Впрочем, Башир ничего не заметил.

Они пробыли в номере два часа.

Когда он собрался уходить, Кристина спросила:

— Башир, я уже не в первый раз слышу, что тебя могут убить. Ты действительно находишься в опасности?

Башир отмахнулся:

— Я просто не думаю об этом. Чему быть, того не миновать.

— Странно слышать от тебя такие слова. Ты не похож на фаталиста. Ты и не можешь им быть. Ведь все говорят, что ты единственный человек, способный объединить Ливан.

Башир Амин чуть улыбнулся:

— Я и сам так считаю. Однажды меня пригласил в Каир мой друг — сын египетского президента Гамаля Абделя Насера. Он познакомил меня со своим отцом. Президент Насер олицетворял тиранию мусульманского большинства, с которой я борюсь. Но я уважал его как великого патриота. Насер пожал мне руку, долго смотрел мне в глаза, потом сказал: «Тебе судьбой предназначено привести Ливан к свободе».

— Ты поверил ему? — чуть иронично спросила Кристи.

— Поверил, потому что это правда, — совершенно серьезно ответил Башир. — Я только не знаю, сколько у меня осталось времени, чтобы все успеть.

— Какие у тебя планы на завтра? — поинтересовалась Кристи.

— Я должен председательствовать на заседании в штаб-квартире партии. Я обещал. Но служба безопасности возражает. Они хотят, чтобы я провел завтрашний день в президентском дворце.

— Это серьезно, — заметила Кристи, — ты должен к ним прислушаться. Хотя я понимаю, что ты не хочешь выглядеть трусом.

— Вот именно, — твердо сказал Башир. — Я президент этой страны и не имею права бояться.

Он посмотрел на часы.

— Я буду там в четыре часа, а в пять уеду. Часа мне хватит.

Башир встал.

— Помни, ты всегда можешь вернуться к нам. Мы позаботимся о тебе. Мы будем твоей семьей.

Он поцеловал Кристи на прощание.

Несмотря на поздний час, Конни не спал. Он ждал Кристину в своем номере. Когда она вошла, он вскочил и помог ей раздеться. Он ни о чем не спрашивал.

Конни подготовил горячую ванну и стоял с мохнатым полотенцем в руках. Он помог ей вытереться, налил рюмку вишневой водки и заставил выпить. Она легла в чистую постель. Ее трясло, как будто она простудилась. Он укрыл её теплым одеялом и подоткнул его со всех сторон.

Конни не решился лечь рядом. Он встал на колени рядом с кроватью. Кристи долго лежала, уткнувшись лицом в подушку. Она безмолвно всхлипывала. Или это только казалось?

Потом слово в слово повторила все, что рассказал ей Башир. Стоя на коленях, Конни записывал её слова в маленький блокнот. Он задал только один вопрос:

— Башир точно приедет в партийный дом? Ты уверена?

— Да, — сказала Кристи.

Конни поцеловал её в щеку и встал. Щелкнула дверь гостиничного номера.

Когда Башир поднялся в конференц-зал, где собралось четыреста членов его партии, Хабиб Шартуни покинул партийный дом и на велосипеде поехал в сторону Восточного Бейрута.

В условленном месте возле дороги его ждал джип. Хабиб бросил велосипед и сел в машину. Когда он захлопнул дверцу, сидевший на заднем сиденье полковник Штайнбах выстрелил ему в голову. Капитан Хоффман съехал с дороги на обочину. Вдвоем они вытащили труп Хабиба и сбросили в яму, заполненную водой.

Примерно в четыре часа Башир начал свою речь. Ровно в десять минут пятого капитан Хоффман нажал кнопку дистанционного управления взрывателем. Взрыв услышал весь Бейрут. Трехэтажное здание поднялось в воздух и рассыпалось.

Штайнбах и Хоффман подъехали к месту взрыва. Там было полно карет «скорой помощи». Из-под обломков здания вытаскивали трупы. Более кровавого зрелища ни Штайнбах, ни Хоффман ещё не видели.

Первые сообщения были ложными: все были уверены, что Башир остался жив. Только через несколько часов стало ясно, что он погиб. Христианская радиостанция «Голос Ливана» прервала передачи и стала передавать печальную музыку. На следующее утро премьер-министр Ливана официально сообщил, что Башир Амин, который находился на посту президента страны всего двадцать три дня, мертв.

Ливанские христиане остались без лидера и без надежды. Башира откопали одним из первых, но его лицо было изуродовано до неузнаваемости. Поэтому его тело вместе с другими отвезли в морг. И только там Башира опознали по кольцу и письму сестры, найденному в кармане.

Кристина узнала о смерти Башира уже в Германии. Ощутила ли она сожаление? Пожалуй, да. Башир был такой красивый и мужественный.


ГЛАВА ПЯТАЯ | Медовая ловушка | ГЛАВА СЕДЬМАЯ