Глава 32

Вера без надежды и любви

Вера с трудом проглотила капельку слюны, которую долго собирала во рту. Горло было сухим, как наждак, а распухший язык едва помещался во рту. Пить хотелось так сильно, что она почти не обращала внимания на разбудивший ее холод.

Повернувшись на другой бок, Вера собралась в дрожащий комочек и затихла, уставившись в стену. Разглядывать камеру не хотелось. Она была еще кошмарней, чем то логово, где когда-то держали ее турки. Там имелась хотя бы пружинная кровать, а не вонючий тюфяк. Кроме того, в Турции пленницу поили, кормили и даже лечили, если экспресс-анализ мазков выявлял тревожные симптомы.

«Зато в Эстонии не трахают во все дырки с утра до ночи, – подумала Вера. Следующая мысль была малообнадеживающей: – Ну за этим дело не станет».

Неужели опять все сначала?

Проведя пальцем по бедру, она привычно нашла рубец, оставшийся на память о Турции. Азиз обожал наказывать рабынь специальным бичом, сделанным из полутораметрового хвоста морского ската. Темно-серый, с лиловым оттенком, он прогулялся по Вериному телу лишь однажды, но этого оказалось достаточно, чтобы заставить ее усвоить урок. Не зря Азиз-паша называл свой кнут «укротителем строптивых».

Наверняка у здешних тюремщиков тоже имеется нечто в этом роде.

Вера завозилась на матрасе, стараясь принять позу, в которой не очень донимал переполненный мочевой пузырь. На стук в дверь и призыв никто не приходил, а Вера терпела из последних сил. Какая подлая ирония судьбы: хочется напиться и опорожниться одновременно. Интересно, умирали ли когда-нибудь люди не от жажды, а от невозможности пописать?

Размышляя об этом, Вера задремала. Ее разбудил скрежет отодвигаемого засова. С надеждой повернувшись на шум, она увидела, что открылась не сама дверь, а лишь маленькое окошко в ней.

– Пить! – хрипло потребовала Вера. Собственный голос слегка напугал ее – как будто вместо нее каркнула ворона.

– Жрать! – насмешливо отозвались за дверью.

В амбразуре появилась мятая металлическая миска с дымящейся пищей. Вера поспешно встала и приблизилась к двери. Машинально взявшись за края миски, она потянула ее на себя, но зашипела от боли и уронила раскаленную посудину на пол. За дверью захохотали:

– Не нравится?

Не тратя времени на разговоры, Вера упала на колени и принялась всасывать губами похлебку, растекшуюся по холодному бетону. Скрип распахнувшейся двери не заставил ее оторваться от этого занятия. Вера продолжала лакать жидкость, пока пинок в ребра не опрокинул ее на бок.

Над ней возвышался необыкновенно плешивый парень с бородкой, фактура которой немногим отличалась от лобковой поросли. Полные губы парня искривились.

– Свинья, – сказал он, презрительно глядя на Веру, растянувшуюся возле лужи.

– Сам свинья, – сорвалось с ее языка.

На нее обрушился град ударов. Стражник был обут в тяжелые армейские ботинки, и Вера свернулась в калачик, чтобы прикрыть живот и грудь. Вскоре она уже не ощущала боли, а под зажмуренными веками поплыли багровые круги, предвещающие обморок.

Когда она пришла в себя, все ее тело ныло, хотя кости вроде были целы. Она по-прежнему лежала на полу, но лужа успела высохнуть. На камнях не осталось ничего, кроме нескольких жалких крупинок каши. Вера медленно поднялась и поплелась к матрасу. Жажда мучила ее куда сильнее боли, а желание облегчиться сделалось почти невыносимым. Однако справлять нужду в углу Вера не стала. Не из-за страха перед наказанием. Из-за страха превратиться в животное. Почему-то ей представлялось необыкновенно важным сохранять хотя бы подобие человеческого облика.