НА следующий вечер наступила очередь Джипа рассказывать свою историю. Он на минуту задумался и сказал:

— Пожалуй, я расскажу вам историю про собаку нищего.

Джип и раньше рассказывал животным доктора всякие интересные истории, и поэтому они приготовились слушать его особенно внимательно.

— Когда-то, — начал Джип, — знал я одного пса, который принадлежал нищему. Мы случайно познакомились с ним, когда на улице перевернулась тележка мясника. Тележку вез посыльный мясника, противный мальчишка, которого терпеть не могли все собаки в городе. Так что, едва его тележка налетела на фонарный столб и перевернулась, рассыпав свиные отбивные и бараньи ноги по мостовой, как все мы оказались на месте и, пока он вылезал из канавы, растащили его мясо.

Вот тогда-то, как я уже говорил, мы и познакомились с этим псом. Он что было духу весело улепетывал бок о бок со мной, держа в зубах прекрасный кусок вырезки. Я и сам стянул целую связку сосисок, но эти проклятые сосиски все время путались у меня под ногами — до тех пор пока тот пес не показал мне, как надо их свернуть, чтобы бежать и не спотыкаться.

После этого случая мы с ним стали большими приятелями. Я узнал, что его хозяин был очень старым и у него была всего одна нога.

— Он ужасно беден, — рассказывал мой друг, — и слишком стар. Даже если бы у него было две ноги, он все равно уже не смог бы работать. Поэтому он стал уличным художником. Это очень просто — берешь цветные мелки, рисуешь всякие картины прямо на мостовой и подписываешь под ними: «Это мои работы». А потом сидишь рядом и ждешь, пока тебе в кепку кто-нибудь бросит несколько пенсов.

— Да, — сказал я, — я знаю. Я видал таких уличных художников и раньше.

— Так вот, — грустно сказал мой друг, — моему нищему никогда ничего не подают. И я знаю почему: дело в том, что его картины слишком плохи даже для уличного художника. Я сам не слишком разбираюсь в изящных искусствах, но его картины действительно никуда не годятся — они просто ужасны. Недавно одна добрая старушка остановилась возле нашей выставки — она, наверно, пожалела моего хозяина и хотела сделать ему что-нибудь приятное — и, показывая на одну из картин, сказала: «Какое прелестное деревце!» А на этой картине был изображен маяк посреди бушующего океана. Такой вот художник мой хозяин. Ума не приложу, что мне с ним делать!

— Послушай, — сказал я, — у меня есть идея. Раз твой хозяин не может сам заработать на хлеб, давай мы с тобой займемся прокатом костей.

— А это еще что такое? — спросил он.

— Ну, — ответил я, — люди ведь берут напрокат велосипеды и пианино, правда? А почему бы нам не сдавать в прокат кости, чтобы другие собаки могли их погрызть? Конечно, они не смогут платить нам деньгами, но вместо этого пусть приносят вещи. Тогда твой нищий сможет продавать эти вещи и зарабатывать себе на жизнь.

— Отличная мысль! — сказал он. — Давай начнем прямо завтра.

И вот, на следующий день мы нашли хорошее местечко на свалке и вырыли большую яму для нашего ателье проката. Потом мы с утра пораньше обошли все задние дворы богатых домов и набрали самых лучших костей из мусорных баков. Некоторые кости нам пришлось буквально выхватить из-под носа у собак, сидевших там на цепи, и они даже не могли за нами погнаться. Конечно, порядочный пес не станет так поступать, но у нас была благородная цель и не приходилось быть слишком щепетильными. Потом мы отнесли эти кости в нашу яму и закопали их. Во-первых, чтобы нашу добычу не украли, а, во-вторых, потому что некоторые собаки предпочитают грызть кости, которые какое-то время полежали в земле. Это как бы придает костям особую пикантность.

А утром следующего дня мы разложили наши богатства и стали зазывать всех собак, которые пробегали мимо:

— Кости напрокат! Говяжьи кости, ветчинные кости, бараньи кости, куриные кости! Самые сочные! Самые свежие! Подходите, джентльмены, и выбирайте! Кости напрокат! На любой вкус!

С самого начала наши дела пошли прекрасно. Слух о нас облетел всю округу, и все окрестные собаки валом валили к нам за костями. Плату за прокат костей мы брали в зависимости от срока проката. Например, если вы берете хорошую ветчинную косточку на один день, вы приносите, скажем, свечку или щетку для волос; на три дня — скрипку или зонтик. А если вы хотите грызть ее целую неделю, то вам надо принести что-нибудь посущественнее, допустим, мужской костюм.

Первое время все шло по нашему плану. Нищий продавал те вещи, которые мы получали, и ему вполне хватало денег на житье.

Честно говоря, мы даже не задумывались, откуда собаки берут все эти вещи. Нас это попросту не интересовало. Однако спустя неделю после открытия нашего предприятия мы заметили, что много людей стало ходить по улицам, озираясь по сторонам, как будто они что-то потеряли. И вскоре эти люди обнаружили наш магазин на пустыре и собрались вокруг, переговариваясь между собой. А в это время к нам как раз подошел один ретривер. В зубах он держал золотые часы с цепочкой, которые принес в обмен на ветчинную косточку.

Вы бы видели, как заволновались эти люди? Владелец часов с цепочкой, к несчастью, оказался среди них и поднял невообразимый скандал. Вот тут-то и выяснилось, что, оказывается, все наши клиенты как один приносили нам вещи из домов своих хозяев! Люди были ужасно возмущены. Они немедленно прикрыли нашу торговлю, и этому прибыльному бизнесу пришел конец. Хорошо хоть они не узнали, что вся выручка доставалась одноногому нищему, а то его могли бы, чего доброго, отдать под суд.

К сожалению, денег, которые мы заработали, хватило ему ненадолго, вскоре он опять впал в нищету и снова начал рисовать картинки на мостовой, причем теперь они были еще хуже, чем прежде.

И вот однажды, гуляя за городом, я встретил одного чрезвычайно нахального спаниеля. Он прошел мимо меня такой гордой походкой и так высоко задрав нос, что я не выдержал и спросил его:

— Эй, ты, задавака, что это тебя так распирает?

— Моему хозяину заказали написать портрет принца, — ответил он, изо всех сил стараясь казаться элегантным.

— А я уж было подумал, что это тебе заказали написать портрет принца, — сказал я. — А кто твой хозяин?

— Мой хозяин — знаменитый художник! — ответил он.

— И как же его фамилия? — спросил я.

— Джордж Морланд, — надменно ответил спаниель.

— Джордж Морланд! — воскликнул я. — А он что, сейчас в наших местах?

— Да, — ответил спаниель. — Мы остановились в «Роял Джордж». Мой хозяин пишет здесь пейзажи, а на следующей неделе мы уезжаем обратно в Лондон, где он начнет рисовать портрет принца.

Дело в том, что мне уже приходилось встречаться с Джорджем Морландом, который был и, возможно, остается самым знаменитым художником среди тех, кто рисует картины из сельской жизни. Особенно хорошо у него получалось изображать лошадей на конюшне, свиней в загонах, петухов и собак, которые сшиваются возле дверей кухни, и тому подобные вещи. И я всегда был чрезвычайно горд этим знакомством.

И вот, тайком от спаниеля я проследил, куда он направляется. Он привел меня на старую заброшенную ферму среди холмов. Там, спрятавшись в кустах, я имел счастье наблюдать, как великий Морланд писал один из своих знаменитых сельских пейзажей.

Вскоре он отложил кисть и пробормотал себе под нос:

— Вот здесь, около корыта, хорошо бы вписать какую-нибудь собаку или кошку. Интересно, сможет ли этот бестолковый спаниель полежать спокойно пять минут… Сюда, Спот! Спот, ко мне!

Его спаниель подошел к нему. Джордж подвел его к корыту с водой, приказал лечь и лежать смирно. Я знал, что Джордж Морланд просто обожал рисовать животных, спящих на солнце, и ему, конечно, хотелось, чтобы Спот тоже притворился спящим.

Но этот тупоголовый спаниель не мог ни минуты усидеть на месте. Сначала он стал ловить мух, которые кусали его за хвост, потом принялся с ожесточением чесать себя за ухом, потом он увидел кошку… Естественно, Джорджу было совершенно невозможно его рисовать, и в конце концов он так рассердился, что даже швырнул в Спота своей кистью.

И тут мне в голову пришла замечательная идея — одна из лучших идей за всю мою жизнь. Я вышел из кустов и, помахивая хвостом, неторопливо подбежал к Джорджу. И, представьте себе, великий Морланд сразу же узнал меня! А ведь мы с ним встречались только однажды — аж в августе 1802 года. Я был невероятно польщен.

— Ба, да это же Джип! — закричал он. — Хорошая собачка. Иди ко мне. Тебя-то мне и нужно.

Ища в траве свою кисть, которую он швырнул в спаниеля, художник разговаривал со мной — ну, как люди обычно разговаривают с собаками. Конечно, он не думал, что я его понимаю, но я-то все понимал — каждое словечко.

— Я хочу, чтобы ты прилег вот здесь, у корыта, Джип, — сказал он. — Тебе ничего не надо делать, только лежи смирно. Можешь поспать, если хочешь. Но, главное, постарайся не двигаться минут десять. Можешь это сделать?

Он подвел меня к корыту, где я улегся и застыл совершенно неподвижно, пока он вписывал меня в свою картину. Эта картина теперь висит в Национальной Галерее. Она называется «Вечер на ферме». Сотни людей видят ее каждый год. Но никто из них не знает, что та симпатичная собачка, которая спит около корыта, не кто иной, как Джип собственной персоной — никто, кроме Доктора, которому я однажды показал ее, когда мы ездили в Лондон за покупками.

Но во всем этом у меня была своя корысть. Я надеялся, что Джордж Морланд сможет, в свою очередь, оказать мне одну услугу. Правда, он не понимал собачьего языка, и мне было довольно трудно с ним объясниться. И вот, пока он укладывал свои краски и холсты, я на секунду скрылся из виду, как будто собирался уйти. Потом я со всех ног прибежал обратно, взволнованно лая и пытаясь дать ему понять, что он должен пойти со мной.

— Что случилось, Джип? — спросил он. — Надеюсь, не пожар или еще что-нибудь в этом роде?

Я снова залаял и, оглядываясь на него, пробежал немного в направлении города, чтобы он понял, куда нужно идти.

— Что делается с этой собакой? — недоумевал он. — Реки здесь рядом нет, тонуть, вроде бы, негде… Ну, хорошо, Джип, я сейчас пойду с тобой. Подожди только, пока я отмою свои кисти.

И мы пошли в город. По пути Джордж время от времени бормотал себе под нос:

— В чем же там может быть дело? Но что-то случилось, это ясно, иначе собака так бы себя не вела.

Я провел его по центральной улице города к тому месту, где нищий обычно сидел со своей собакой и выставлял картинки. Как только Джордж их увидел, ему пришло в голову, что он знает, в чем дело.

— Силы небесные! — воскликнул он. — Что за отвратительная выставка! Неудивительно, что собака чуть не взбесилась!

Как раз в это время одноногий нищий работал над своим новым произведением. Он сидел на тротуаре, и рисовал мелком кошку, лакающую молоко. Это вполне соответствовало моему плану. Я рассчитывал, что великий Морланд, который был очень добросердечным человеком, что бы там про него ни говорили, увидев эту ужасную мазню, нарисует для нищего несколько по-настоящему хороших картин. И мой план сработал.

— Только посмотрите, — закричал Джордж, указывая на рисунок нищего, — разве у кошки спина может так выгибаться? Дайте-ка мне мелок, я вам сейчас покажу, как надо.

Стерев каракули нищего, Джордж Морланд нарисовал все заново. Кошка получилась как живая, казалось, было даже слышно, как она лакает молоко.

— Вот это да! — восхищенно проговорил нищий. — Хотел бы я уметь так рисовать. И рисуете-то вы так быстро, как будто это вам ничего не стоит.

— Ну, мне это действительно не так трудно, — сказал Джордж. — Впрочем, быстрота еще не признак мастерства. Но скажите, много ли вы зарабатываете вашим ремеслом?

— Очень мало, — грустно ответил нищий. — Сегодня за весь день я выручил только два пенса. Вся беда в том, что я не умею так хорошо рисовать, как вы.

Я наблюдал за лицом Морланда во время всего разговора, и выражение его лица сказало мне, что я не зря привел сюда этого великого человека.

— Послушайте, — сказал он нищему. — Вы не будете возражать, если я сейчас перерисую заново все ваши картины? Конечно, то, что нарисовано на тротуаре, нельзя продать, но у меня с собой есть несколько лишних холстов, и вы сможете за них что-нибудь выручить. Я продал много своих картин в Лондоне, но еще никогда не пробовал ремесло уличного художника. Забавно посмотреть, что из этого получится!

И вот Джордж Морланд с энтузиазмом и энергией школьника взялся перерисовывать картины нищего. Он так этим увлекся, что не заметил, как вокруг него собралась целая толпа зевак. Его рисунки были так хороши, что люди не могли оторвать глаз от кошек, собак, коров и лошадей, которых он рисовал. Все начали шепотом спрашивать друг у друга, кто же этот незнакомец, рисующий картины для уличного попрошайки.

Людей становилось все больше и больше. Наконец, среди них нашелся человек, видевший работы Морланда раньше, и в толпе пронесся шепот: «Это Морланд — сам великий Морланд!» Кто-то сбегал за торговцем картинами, который держал магазин на Хайстрит, и рассказал, что Джордж Морланд в городе и рисует картины прямо на улице возле рынка.

Торговец картинами, конечно, поспешил туда. Там собрался уже весь город во главе с мэром. Нашлось очень много желающих сейчас же купить картины великого художника, и люди стали спрашивать у нищего, почем он хочет их продать. Бестолковый старик сдуру хотел было запросить за них по шесть пенсов за штуку, но Морланд успел шепнуть ему на ухо:

— Двадцать гиней! Двадцать гиней — и не пенса меньше! Они заплатят!

Конечно же, торговец картинами и другие богатые горожане с радостью скупили все картины по двадцать гиней за штуку. И когда в этот вечер, я шел домой, я чувствовал, что мои дневные труды не пропали даром. Хозяин моего друга, несчастный одноногий нищий, теперь имел достаточно денег, чтобы безбедно жить до конца своих дней.