Глава 1
А потом придется сражаться за свою независимость. За суетой вечера я забыл спросить прокурора о наличии у него табельного оружия. При данных обстоятельствах оно могло бы оказаться не лишним. Но сейчас спрашивать как-то неловко...
– Я, бля буду, закрывал замок! – как-то не по-православному возмущается между тем один из иноков. – Вот этим ключом и закрывал!
Я вытягиваю шею и смотрю, как он демонстрирует братьям по вере металлический предмет. Ключ похож размерами на тот, каким Буратино открывал в каморке папы Карло потайную дверь. Каков замок, таков и ключ...
– Значит, так закрывал, лунатик! – Эхо от крика старшего прокатывается по подземному коридору. Уверен, что от него у Пащенко пробежали по спине мурашки. – Иди и еще раз попытайся! Не хватало, чтобы сюда еще бомжи забрались! Вячеслав выйдет, он тебе этот ключ в задницу вставит и три раза провернет. Чтобы память не пропадала! Через час мы должны быть у хозяина. Если не довезем груз, отвечаю, отправимся в настоящие скитания.
– Я отвечаю – закрывал! – продолжает настаивать «ключник». – Я всегда эту дверь закрываю!
– Это что, дефективный?! – Старший указывает на поток холодного воздуха, врывающийся с улицы через дверную щель как раз на уровне моей головы. – Может, это бесы пошутили?!
Из-под шапки на мой лоб осторожно выползла капля пота и, в раздумье, остановилась. Если она решит продолжить свое движение, точкой ее падения будет клобук на голове старшего. Судя по всему, он парень хозяйственный и после такой капели обязательно проверит место на трубе, где появилась течь. Даже не знаю, как будет выглядеть его реакция, когда вместо проржавелого ободка на тонкой трубе он обнаружит мужика в дубленке...
– Иди, закрывай... – повелевает он всепрощающе. Его гнев сменился милостью. – Закрывай и заходи в хату с улицы. А мы поднимемся здесь. Водяра киснет...
Так, я начинаю кое-что понимать!..
Люди в рясах, называющие храм «хатой», готовящиеся внутри этой «хаты» распивать горькую. Я слабо разбираюсь в конфессиональных канонах, однако мне кажется, истинные служители бога вряд ли станут бухать где-нибудь за иконостасом, разложив на надгробии святых мощей закусон. Братва в церковных рясах, охраняющая очередной объект, – вот более точное определение для людей, готовящихся разойтись в разные стороны под моими ногами.
И тут...
Ничто не предвещало краха. Даже наши с Пащенко придурковатые позы не были помехой тому, чтобы все закончилось благополучно. Даже капля пота на моем лбу, проникнувшись пониманием, застыла между бровей, как смола. Даже нестерпимый жар под моими перчатками стал не столь силен, когда я услышал о скором уходе этих оборотней!
Но тут...
«Птичка польку танцевала на лужайке в ранний час! Нос – налево, хвост – направо! Это полька Карабас!..»
Братва остановилась как вкопанная и стала дружно задирать полы сутан в поисках внутренних карманов.
«Птичка польку танцевала на лужайке в ранний час! Нос – налево, хвост – направо! Это полька Карабас!»
Я смотрю вниз с перекошенным лицом, и мне кажется, что все четверо сейчас задерут сутаны, спустят штаны и сядут в ряд. Если исключить попытку достать из-под неудобной одежды сотовый телефон, то других ассоциаций у меня в голове не возникает. Я стерпел бы такой кошмар! Но слушать эту идиотскую мелодию у меня уже нет сил!..
«Птичка польку танцевала...»
Ну какая падла может в это время звонить Пащенко?!!
Сейчас у «служителей бога» пройдет минутное замешательство, и они вспомнят, что ни у одного из них телефон не может быть заряжен такой идиотской мелодией! Сейчас они достанут аппараты и убедятся в том, что их «мобилы» молчат! Тогда сам собой встанет вопрос...
«Птичка польку танцевала...»
Я знаю, что скоро наступит самое неприятное. Время отвечать за собственные поступки. Эта мелодия в церковном коридоре будет звучать вечно, потому что Пащенко за придавившей его дверью стоит по стойке «смирно» и не может даже пошевелиться. А тот идиот, что ему позвонил, до изумления настойчив!
Понимая, что все кончено, капля срывается с моего носа и падает на головной убор старшего...
Последнее, что он увидел перед собой, это рифленый протектор моего ботинка сорок третьего размера.
С размаху врезав ему пяткой в нос, я под истошный вой всех присутствующих сбрасываю свое тело с «перекладины». Передо мной изумленное до невозможности лицо «ключника». Выбрав на портрете центр изумления, я изо всех сил бью парню в нос. Сейчас нужно добиться психологического шока у братков и выиграть время. Если же к этому добавится шок болевой, то наши с Пащенко шансы увеличатся в несколько раз...
А где, кстати, прокурор?!
Развернув голову вправо, я вижу Вадима. В отличие от меня он не обременен боксерскими навыками, поэтому действует, как неандерталец, наблюдающий перед собой попавшего в яму мамонта. То есть – насмерть забивает «старшего» кулаками. Впрочем, «насмерть» – это я для красного словца. Бестолковые прокурорские тычки в ухо, плечо, грудь и макушку находящегося в полных непонятках – это скорее приведение в чувство, нежели наоборот. Я по стойке «старшего» угадываю привычную позу бойца, находящегося в состоянии нокдауна у канатов. Глухая защита, в надежде на то, что противник скоро устанет. Сейчас «старшой» поймет, что перед ним не Кассиус Клей, и развернется. А если он развернется...
Сунув «ключнику» для профилактики торопливую «двойку», приняв которую тот послушно рухнул на пол, я бросаюсь на подмогу другу. И успеваю вовремя, ибо прямо на моих глазах происходит то, чего я больше всего опасался: боец делает быстрый шаг назад и разворачивает корпус. Опоздай я на секунду, и транспортный прокурор сейчас потерял бы во рту все резцы.
Подло, не по-спортивному, я разбежался и врезал «старшему» носком ботинка в колено. Поняв, что все, что он делал до этого, – неправильно, Пащенко вспоминает, что в нашей футбольной команде он – штатный пенальтист. Два быстрых шага, и я слышу звук удара. Это центрфорвард Пащенко пробил сразу по двум мячам, находившимся у противника.
Ни с чем не смогу сравнить душераздирающий вопль, едва не расколовший храм пополам.
Диспозиция такова: «старший» пытается руками найти между ног «мячи», которые Пащенко выбил за пределы стадиона, «ключник» с расквашенным носом изо всех сил старается встать с пола, а слегка тронутый мною третий и абсолютно никем не тронутый четвертый бегут вверх по лестнице, придерживая полы. Так, наверное, в восемнадцатом веке убегали куртизанки от графского «субботника».
Я хватаю Вадима за рукав и втягиваю в комнату, из которой появился криминальный квартет. Это единственно правильное решение. У братков я оружия не видел, но это не значит, что его у них нет. За те тридцать секунд, пока в коридоре творилось чинимое нами с прокурором безобразие, все могли запросто о нем позабыть. Я, например, ставлю себя на их место и думаю, что о пистолете вспомнил бы лишь сейчас. Сейчас, когда захлопываю прямо перед их носом тяжелые створки дверей. А раньше бы не вспомнил...
Мне помогает Пащенко. Он уже где-то раздобыл лом и вставляет его между массивных ручек.
– Ищем вторую дверь! – кричу я. – Пока те двое не вбежали в церковь и не зашли к нам со спины!
Следуя прокурорскому чутью, Вадим эту дверь находит очень быстро. Его, как и меня, гонит банальный страх и желание еще немного пожить. Едва мы блокируем и эту дверь, как в нее тут же врезается какой-то тяжелый предмет.
– Ты посмотри, как быстро бегают?! – изумляется Пащенко. – Не думал, что с юбками в руках можно развивать такую скорость.
– Знаешь, когда у тебя в попе реактивный двигатель от испуга... – Я озираюсь в поисках оружия.
В дверь снова раздается удар. На этот раз вдвое мощнее прежнего. Я спокойно отворачиваюсь, потому что знаю – сдвинуть насыпной сейф, который мы с Пащенко подтащили к двери, можно лишь бульдозером. Бьюсь об заклад – если сейчас нас с прокурором попросить повторить трюк с перемещением сейфа, мы не сдвинем его и на сантиметр. Шок – это великая сила, постигнуть тайны которой пока не удавалось никому.
Пришло время успокоиться. Мы закуриваем, и я спрашиваю у напарника:
– Ты это имел в виду, когда говорил о «слотошить не сразу»?
Тот качает головой.
– Ты просто гений, Пащенко. Ты добился, чего хотел. Что дальше?
– Я как раз начал об этом думать, когда мы перелезли ограду.
– И это – своевременно, – хвалю я друга. – Чисто по-прокурорски, в духе традиций. Сначала арестовать, а потом думать, как это исправить. Чего сидишь? Доставай свой мобильник и звони. На моем лицевом счету ноль баксов.
Пащенко усмехнулся:
– А для того, чтобы набрать телефон «мальчиков по вызову», пополнение баланса не нужно.
– Каких мальчиков?.. – Я начинаю злиться, потому что Пащенко не испытывает напряжения. Словно он не заперт в подвале церкви, а сидит в своем кабинете. Благодаря мне он только что избежал тяжелейшего нокаута, а ведет себя так, словно он – хозяин положения. – Каких мальчиков, прокурор, мать твою?!
– «Ноль два»! – победно восклицает он и обнажает свой «Siеmens», вооруженный мелодией, от которой тошнит даже бригаду отца Вячеслава. – Звонок бесплатный. Оп-па...
По этому «оп-па» я догадываюсь, что некое событие нарушило планы транспортного прокурора.
– Связь недоступна...
Вот и все. Пять метров под землей, и общение с внешним миром исключено.
– Наверное, пользование мобильной связью под сводами храма – богопротивное занятие, Пащенко. – Я вздыхаю, бросая под ноги окурок. – Как и курение. Что будем делать?
Вопрос риторический, потому что я точно знаю, что до ответа на него Пащенко еще не дошел. Впервые он задумался о нем тогда, когда висел на ограде. Где на этот забор мэр деньги нашел? Если бы он не оказался таким набожным, возможно, прокурор с упорством безумца не стал бы преодолевать преграду, возникшую на его пути. Не стал бы, а, значит, подумал о последствиях в более спокойной обстановке.
Впрочем, чего гадать? Особенно сейчас, когда сквозь дверь, в весьма непечатной форме, требуют ответа совершенно на другой вопрос.
– Эй, ..., вы кто такие будете?!
В одной фразе – вопрос и ответ. Тогда зачем спрашивать?
– Ангелы, – бурчит Пащенко, раздавливая окурок.
О том, что мы не из милиции, ясно даже дураку. В противном случае всех четверых уже склоняли бы к даче показаний. Менты обычно морду не бьют. Они стреляют и руки выворачивают. И вдвоем на облавы не ходят.
– Есть предложение, – снова раздается за дверью. – Или мы вас сейчас расстреливаем, как собак, или вы открываете дверь.
– Это в храме-то? – засомневался, мнительный, я.
– А в чем предложение-то состоит? – спросил прагматичный Пащенко.
Действительно, о каком предложении идет речь?
За дверью тоже задумались. Очевидность преимущества первого варианта над вторым прозвучала неубедительно.
– Короче, или вы открываете дверь, или мы ее выломаем.
Мы с Пащенко переглянулись. Ничего нового, устраивающего нас, мы не услышали. Наши прокурорско-судебные переглядки закончились сразу же, едва из двери начали вылетать длинные щепки. Нервы осаждающих сдали, и нас стали расстреливать прямо через дверь.
Рухнув на теплый пол, мы быстро переместились в безопасное место. Им оказалась дальняя стена подвала.
Комната мгновенно наполнилась запахом сухого дерева и известковой пыли. Патронов «иноки» не жалели. При таком расходе боеприпасов в двери вскоре могла образоваться внушительная дыра, через которую без затруднений можно спокойно войти внутрь, даже не поддергивая вверх сутану.
Вот он, сладостный момент безвыходного положения, когда озираешься вокруг в поисках спасительной соломины!
– Струге, а что это за ящики?
Комната была пуста, лишь у стены, к которой мы приникли, стояли один на другом два ящика. В армии в такой деревянной таре хранят автоматы Калашникова. Их же практичные офицеры используют для перевозки домашнего скарба к новому месту службы. Очень хотелось верить в то, что внутри наших ящиков именно автоматы, а не офицерский скарб. Однако иллюзии развеялись, едва мы откинули крышку верхнего...
Десятки предметов, нелогично дублирующие друг друга и мало относящиеся к деятельности святой церкви, доверху заполняли ящик. Телевизионные пульты, радиотелефоны, компакт-диски, диктофоны и прочая атрибутика земной жизни. Не нужно быть судьей или прокурором, чтобы понять – перед нами склад малоликвидных предметов совершенных квартирных краж.
Вадим взял первый попавшийся под руку пульт и показал мне.
– Неплохое место для утаивания вещдоков. Я чувствую, какие тут проповеди прихожанам Гомов читал... Интересно, сколько времени они выдержат?
– Ты о Гомове с Малетиным? – уточнил я.
– О дверях!
Теперь и я услышал эти калечащие слух удары в обе дубовые створки.
Таранящие толчки в дверь отвлекали нас от главной идеи и сводили все мысли к тому, что скоро мы потеряем сначала здоровье, а после – жизнь. Если о чем думалось в этот момент, то лишь об этом.
Растирая ладонями лицо, я откинулся на нашу стенку-спасительницу. Откинулся и тотчас же отпрянул. Она была такой холодной, что даже сквозь свитер чувствовался леденящий душу мороз. Легкая догадка, еще не трансформировавшись в мысль, подарила мне идею о возможном спасении. Отвлекшись от вопросов Пащенко, которого, казалось, мысли об иконах тревожили больше, чем о собственном спасении, я положил ладонь на стену. Чувствуя вибрацию, я слегка надавил плечом. К моему великому изумлению, стена превратилась в трехслойную фанеру и выгнулась горбом.
– Пащенко, за этой стеной – улица...
Прокурор встал с колен и уперся в стену обеими руками.
Дубленка! Моя дубленка остается лежать посреди этой зловещей комнаты, а подобрать ее не представляется возможным. Если даже я сейчас покину это чудное заведение, то покину без нее. Это очень печально, ибо в ее кармане лежит удостоверение судьи на мое имя.
– Выдавливай эту фанеру! – ору я и совершаю акробатические кульбиты в центр комнаты.
Словно догадавшись о моих проблемах, братва за дверью снова начинает палить в дверь. Как пасюк, загнанный в угол стаей крысоловов, я заметался между откалывающихся от всех предметов щепок и осколков. Черта с два сохранишь хладнокровие! Затанцуешь тут, как дефективный, когда под ногами и рядом с головой свистят пули!..
– Да брось ты на хер свои манатки!! – взревел прокурор. – Что ты жадный такой до тряпок?!
Навалившись на бутафорскую стену всем телом, он вваливается... в гараж. Только что передо мной стояла стена, а сейчас, в двух метрах от себя, я вижу сверкающий черной эмалью бок красавца «Лендкрузера»!
В комнату мгновенно ворвался холод и запах автомобильного масла. Одним словом – запах настежь распахнутого в марте месяце автомобильного гаража. Единственным различием между гаражом обычным и этим было то, что «наш» гараж не имел дверей. А зачем нужны двери в гараже, находящемся под церковью? Кто его отсюда угонит?!
Да только судья с прокурором?!! Два отморозка, решившие победить в Тернове преступность нетрадиционными способами борьбы с нею!!
Джип открыт, в замке ключи. Кто бы мог сомневаться в том, что некоторые из этих горе-монахов задержатся в храме? Конечно, они собирались разъезжаться. Один останется, а у остальных и в миру проблем хоть отбавляй...
Я не знаю, чем сейчас заняты наши преследователи, но уверен в том, что треск фанеры им подсказал самый короткий путь к нежданным гостям. Сейчас вся эта гвардия на всех парах мчится к гаражу. И если Пащенко не заведет с первого раза этот корабль...
Джип вылетел из импровизированного гаража, как ракета.
Краем глаз я замечаю группу боевиков в сутанах и с «калашниковыми» в руках. Сейчас начнется стрельба по движущейся цели. «Бегущий кабан», управляемый Пащенко, неожиданно не только для иноков, но и меня, метнулся не к воротам, а к противоположной стене. Это было так неожиданно, что «братья» забыли об автоматах, а я закрыл глаза и уперся обеими руками в панель.
В следующую минуту прозвучал грохот, напоминающий разрыв ручной гранаты...
Граната?!
Я открываю глаза, опасаясь увидеть себя и Пащенко в крови. Однако мы оба живы, а джип продолжает нестись по соседнему с церковью жилому двору.
– А где... стена? – глупо справляюсь я.
– Стены нет, – отвечает Пащенко, не отрывая глаз от дороги. – Фуфло это, а не стена, Струге! «Кованая»! Два рубля за пролет ей цена, понял?! Поп с мэром бабки за ограду поделили, понял?
Джип вырывается на ярко освещенную улицу и осторожно пристраивается у светофора за маленькой «Окой». А вот милицейскому «бобону» на знак «Стоп» наплевать. Он проносится мимо нас, словно это не проспект Ломоносова, а междугородняя трасса. Вот так когда-то и Артем Малыгин гнал...
Едва мы, выполняя все правила приличия, продолжили движение, уже знакомый мне «бобон» проехал в обратном направлении. Только теперь из боковых окон из-под кокард на серых шапках на нас смотрели два нахмуренных взгляда.
– Им джипы не нравятся, – пояснил Пащенко. – Сейчас остановят и спросят, уплатил ли я дорожный налог...
Но останавливать нас никто не собирался. Мы ехали дальше, даже не имея представления о конечной цели происшествия. Копившийся до поры адреналин выходил на волю дозированными толчками, и в салоне то и дело раздавался нервный смех. Осмысление произошедшего случится после, а сейчас, как и следовало, наши с Пащенко организмы освобождались от стресса, накопившегося за последний час.
Дрожь в руках и нервный смех говорили о том, что нужно срочно выпить граммов по двести водки. Пусть прокурор, пусть – судья, пусть – за рулем, а завтра на работу. Лишь бы успокоиться и выстроить хотя бы один разумный план. Я погряз в несвойственных мне делах. Это очевидно уже не только для меня. То, чем я занимаюсь, тоже своего рода беспредел. Что позволено следователю прокуратуры или оперативнику из уголовки, никогда не простится судье.
– Поехали в наше кафе, – предложил Вадим. – Если что, джип оставим у хозяина в гараже. Нужно успокоиться и вернуться за «Волгой». С синими номерами ее никто не тронет, однако чем черт не шутит...
Упоминание нечистого в этот вечер наконец-то перевалило тот уровень, когда минимум грехов, выделенных на день, себя исчерпал. При таком количестве нарушений обязательно следует кара.
И она последовала незамедлительно. В трехстах метрах от намеченного пункта назначения. Того самого кафе, где нас с Вадимом никто и никогда не тревожит вследствие особого к нам отношения хозяина заведения...
Очередной взрыв потряс мои уши. Только теперь подкинуло не только меня, но и друга. На самом перекрестке, где Пащенко сбросил скорость, чтобы вползти в поворот, в разные стороны разлетелись ошметки снега, и я непроизвольно закрыл глаза. Яркая вспышка, напоминающая разряд шаровой молнии, остановила нашу машину и ослепила обоих. Сразу после этого с трех сторон одновременно раздались короткие автоматные очереди и в салон ворвался сноп холодного воздуха...
Чьи-то сильные азартные руки вынимали нас из салона, а чьи-то сильные азартные ноги отбивали мне почки. Я говорю о ногах лишь по отношению к себе, потому что очень трудно предполагать, что творится с другом, лежащим по ту сторону машины. Думаю, что он испытывал те же самые ощущения, что и я.
Мое сердце обливалось кровью от чувств. Но не от ужаса, а от радости. Так материться, бить и заворачивать человека в морской узел могут только свои. А чего стоила с такой любовью брошенная под наши колеса световая граната «Заря»?
Братья, менты дорогие! Как же мы с Пащенко любим вас! Сколько мы о вас думали, находясь на волосок от причастия в подвале Терновского храма! И вот они вы... Даже при отсутствии доступа связи появились рядом!
– Да хватит меня колбасить!! – заорал я, уже не в силах держать ребрами удары армейских ботинок. – Остановитесь, придурки! Я судья!!
– ... я прокурор! – послышалось с той стороны джипа.
Очевидно, мы с Пащенко кричали в унисон.
Вытряхивать из нас душу собровцы перестали, но верить нам безоговорочно никто из них не собирался. Нас поставили в стандартную позу, оперев на автомобиль.
Пока мы с Вадимом переводили дух, чтобы начать объяснения, двое самых шустрых уже выворачивали содержимое «бардачка» и багажника.
– Это мы удачно зашли! – услышал я радостный возглас того, кто орудовал в заднем отсеке бандитского «корабля». – Марк, посмотри-ка сюда!
Я не знаю, на что там посмотрел Марк, только после этого просмотра нас вновь повалили на снег и надели наручники. Я повернул голову. В просвет между колес на меня смотрел Пащенко.
– Надеюсь, – скорее понял, чем услышал я из его уст, – там не папа римский...
Марк после «просмотра» вернулся ко мне, и вскоре я услышал над головой писк клавиатуры мобильного телефона. Пока шло соединение, Марку, которого я до сих пор в глаза не видел, просто так стоять надоело. Он ткнул меня носком ботинка в бок. Так, на всякий случай. Вдруг я сплю?
До сих пор никто из этих орлов не удосужился залезть в наши с Пащенко карманы и полюбоваться служебными удостоверениями судьи и прокурора.
А у кормы вражеского «корабля», захваченного нами как трофей, уже собиралась вся группа захвата.
– Ни фига себе! Круто! Премия или орден? Это какую наглость нужно иметь, чтобы это возить по городу?
Е-мое... Да что там такое, паранормальное, в багажнике??
– Александр Владимирович? Это Марк! Мы задержали их, все нормально. Только тут небольшое осложнение. Вам нужно срочно приехать. Понял, жду.
– Зема едет, – услышал я вздох Пащенко.
– Кому – Зема, а кому – Александр Владимирович! – Марк среагировал незамедлительно. – Понял, бандитская рожа?
Не согласиться с этим было сложно. Для нас с Пащенко Земцов вот уже почти десять лет – Зема. А для этого шустреца – Александр Владимирович.
– Понял, понял... – лежа согласился прокурор, посылая плевок на рекордное расстояние. – Антон, будем надеяться на то, что он не привезет сюда Смышляева. Правда?
Надеюсь, это правда. Вернее, хочется в это верить. Верить в то, что Зема не привезет сюда начальника областного ГУВД.
– Мама моя родная... – прошептал Земцов, едва успев рассмотреть личности задержанных. Прошептал, а после выдал уже вслух и – обреченно: – Мама моя родная, роди меня обратно!! Быстро сняли с них наручники!..
Растирая запястья от ссадин, а ладони – от мороза, мы приводили себя в порядок. Земцов ходил кругами, как сумасшедший, и обеими руками шевелил на своей голове шапку. Он уже побывал у багажника и теперь обезумел окончательно. Вся его команда таращила на него глаза и стояла в ожидании если не объяснений, то хотя бы команд. Я только сейчас заметил, что Земцов приехал один, а среди задержавших нас людей нет ни одного оперативника из его отдела.
– Что ты мечешься, как раненый заяц?! – вскипел Пащенко, закончив свой туалет. – Носишься вокруг машины, как потерпевший! Поехали к тебе, я сейчас все объясню!
– А все ли ты сумеешь объяснить, Вадик?! Вы куда сейчас ехали?
– Да к тебе и ехали!
Мне только сейчас пришло в голову, что после стрельбы в подвале и всего увиденного нам нужно было срочно звонить Земцову и посылать его людей к Терновской церкви. И делать это сразу после того, как мы выехали из ее двора! А куда мы сейчас ехали? В кабак!! Вот об этом стрессе я и думал всю дорогу! Ничто человеческое не чуждо даже профессионалам. Конечно, уже на пороге кафе мы связались бы с Земцовым, но сейчас Пащенко лгал! Мы не ехали к начальнику отдела УБОПа.
– А откуда вы ехали?!! – Зема выдохнул так резко, что даже присел.
– Из церкви.
После этой фразы все окаменели окончательно.
– Саша, поехали к тебе, по дороге все объясним. Только не отпускай этих садистов. – Я махнул в сторону СОБРа. – Они через минуту тебе понадобятся.
Все время, пока я говорил, Земцов морщил усы и качал головой, как китайский болванчик.
– Ты закончил?
Я стал раздражаться. Тогда Земцов отогнал от багажника своих людей и махнул мне и Пащенко рукой.
– Идите сюда.
Я зло сплюнул, но подошел.
В объемном багажнике джипа находились: набор инструментов, пустой ящик из-под водки «Смирнофф», бейсбольная бита и баул, с которым вьетнамцы обычно ходят на рынок торговать своим ширпотребом. Баул был расстегнут, и его створки откинуты в сторону. Он был полон пакетов, похожих на бандероли. «Бандероли» были одинакового размера и однообразно обмотаны желтым скотчем. По всей поверхности пакетов пестрела арабская вязь и латинский шрифт одновременно. Странные печати. Очень много печатей...
Я наклонился и прочитал одно-единственное знакомое мне слово: «Afganistan».