Глава 5

Этого момента Ремизов ждал долгих три дня. Причин тому было три. Во-первых, еще чувствовалась боль в руке. А это значит, что в самый ответственный момент она может дрогнуть и подвести. А это не тот случай, где можно пару раз ошибиться, плюнуть и начать все сначала. Во-вторых, он лишь прошлой ночью окончательно решил для себя, что именно нужно делать. И, наконец, в-третьих, подходили к концу деньги, а это означало, что вскоре он будет лишен возможности свободно перемещаться по Москве и делать то, что считает нужным. Человек, встретившийся милицейскому патрулю на Арбате или Тверской в два часа ночи или задержанный в момент облавы на каком-нибудь пятаке, – лучшая находка. Будет очень мило, если при нем еще будет обнаружено оружие.

Наступил момент, когда нужно было срочно решать все наболевшие вопросы в Москве и уезжать в Мрянск. Там он будет вне опасности. Во всяком случае, в опасности меньшей, нежели в столице! В отсутствие Лисса и Беса – а он их уже вычеркнул из списка живых – он очень быстро найдет общий язык с братвой. В Мрянске его побаивались – Комик это знал. Это будет хорошим подспорьем в становлении себя как авторитета, безжалостного и скорого на расправу. Могут, конечно, и самому лоб зеленкой помазать, однако кто не рискует, тот не ходит в лес за дровами.

Как его могут привязать к убийству в ментовской гостинице судьи Феклистова? Да никак! Убивал Лисс, а он лишь искал документы, которые из-за нехватки времени не смог найти Михаил Юльевич. На его плечах лежала лишь подстраховка. Если возникнут непредвиденные проблемы, он, человек в форме охранника гостиницы, легко сможет затереть все шероховатости или следы, оставленные в номере Феклистова. Пока вызовут ментов, пока те приедут… Времени много. Однако Лисс умудрился не найти нужных ему документов, и эта задача легла на плечи Ремизова. Когда же и это оказалось безрезультатным, его обвинили в хитрости и хотели уничтожить. Кто-то за это должен ответить?

Ремизов прибыл на Рублевское шоссе еще до рассвета. Болтаться среди этих особняков было бы неразумно, поэтому он быстро вычислил ближайший по расположению пустой дом к дому двадцать восьмому и стал ждать.

Дом был пуст. Сигнализации или собаки, слава богу, не было. Дом только что принят хозяином и еще даже не отдан строительной бригаде под самоотделку. Первые люди в этом строении появятся в конце марта, когда можно будет без опаски мазать на стены штукатурку и приделывать мраморные балясины на витую каменную лестницу.

Комик поднялся по лестнице и подошел к окну, выходящему в сторону особняка Лисса. Во дворе стоял вражеский «Альфа-Ромео» ярко-красного цвета и темно-синий джип «Шевроле Блайзер» лиссовской братвы. Охранники хреновы. Менее всего Ремизова сейчас беспокоила охрана мрянского злодея. Этих двухметровых жлобов, со лбами, высотой в два пальца, он перестрелял бы за несколько секунд из одного ствола.

Он уже направился было к лестнице, чтобы спуститься и начать действовать, как его внимание приковали двое незнакомцев, мало подходящих внешностью под окружающую местность. Два типа в кожаных пуховиках, вооруженные папками. На сантехников из ЖЭКа они не смахивали, налоговая полиция приезжает в такие дома в окружении своры бугаев в масках…

Менты? Сразу вспомнился разговор водителя «девятки» с гаишниками ранним утром. Обнаруженные трупы в районе Рублевского шоссе, поиск «Угольного дельца». Как бы не опоздать с возмездием…

Ремизов поморщился, задев больную руку. «Что-то маловато для ареста Михаила Юльевича…»

Калитка в воротах дома приоткрылась, и в проем высунулась бритая голова знакомого Комику охранника Лисса по кличке Кабан. Это горделивое прозвище он получил за совсем не горделивую особенность – оттопыренные, заостренные вверху уши. Когда Кабан пытался что-то понять, а он всегда этот процесс переносил с невероятным трудом, он шевелил ушами и морщил нос. Вот и сейчас Кабан читал записи в удостоверениях прибывших столько времени, сколько хватило бы пятикласснику для прочтения главы из «Трех мушкетеров».

– Менты, менты… – проговорил Ремизов, недоумевая. – Только по какой причине?

Вероятность прибытия органов правопорядка по факту случившегося в гостинице «Комета» Ремизов отвергал. В этом случае приехал бы взвод «Альфы» или весь московский СОБР. Скорее плановый обход территории на предмет изучения владения жильцами информации о двоих замученных мужиках. Интересно, куда Чирья и Боль выбросили? На помойку? Где люди мешки из-под пылесосов вытряхивают?

Когда прибывшие вошли во двор и за ними захлопнулась калитка, Комик почувствовал легкий холодок в руках. Никакого волнения – лишь этот, бередящий душу холодок в ладонях. Значит, пришла пора действовать. В победе Ремизов был уверен. Лисс его не ждет, значит, беззащитен.

Спустившись вниз, Комик перезарядил пистолет, положил в боковой карман дубленки запасные магазины и с яростью растер ладони.

Уже на улице, скрываясь за крыльцом, Ремизов выкурил подряд две сигареты. Менты все еще не выходили из дома. А ему обязательно нужно дождаться их убытия. Лить кровь стражей порядка в планы Ремизова не входило. Все должно выглядеть как банальная блатная разборка. Не поделился мрянский торгаш углем с московскими концессионерами.

Однако далее стали происходить невероятные события. Отбросив сигарету, Комик напрягал слух и слушал, как почти одновременно взревели двигатели машин внутри двора.

«Это что за новости? – удивился Ремизов. – Эти двое разогнали всю братву?..»

Второго такого случая может не предвидеться. Он понял, что те двое, что зашли в дом Михаила Юльевича Лисса, уже никогда из него не выйдут. Произошло что-то невероятное, если мрянский кровосос бежит из своего дома вместе с охраной. Если так и в доме остаются трупы милиционеров, то не нужно быть провидцем, чтобы догадаться: Лисс в этот дом больше никогда не вернется. Разве что в качестве обвиняемого, для проведения следственных действий, под конвоем. Через сутки Лисс может оказаться в любой части мира, и тогда дальнейшее преследование потеряет всякий смысл. Или сейчас, или – никогда…

Держа «ТТ» вдоль бедра, Ремизов твердой поступью направился к воротам.

Двери распахнулись, и из них выскочил блестящий, с навощенной эмалью «Альфа-Ромео». Комик слегка присел и вскинул руки.

Заметив такой маневр, водитель Лисса взял резко вправо. Следом из ворот показался неповоротливый «Шевроле». Догадаться, в какой из этих двух машин с тонированными стеклами сидит Лисс, было невозможно. И тогда Ремизов пошел ва-банк. Переведя оружие на джип, он дважды нажал на спусковой крючок и мгновенно повернулся в сторону уходящей легковушки. Однако он видел перед собой лишь клубы снега от резкого маневра водителя…

И Комик заставил «ТТ» дернуться в руке еще четыре раза.

Подойдя к джипу, он распахнул дверцу водителя. Наполовину вывалившийся из машины труп обнажил салон. В последний момент сидящий рядом пассажир джипа успел открыть дверцу. Но не успел убрать голову от пули. Он так и остался сидеть, держа в руке отломанную ручку своей двери…

Лисса в салоне не было. Лисс ушел на «Альфа-Ромео», оставив на дороге следы от «слепых» выстрелов «ТТ».

– Черт!! – Ремизов дернулся всем телом и плюнул на землю. – Черт, черт, черт!..

Однако посыпать голову пеплом времени не было. В соседних домах начались неприятные движения, а суматошный отъезд мрянского авторитета обещал не менее суматошное прибытие собратьев тех, кто сейчас, по всей видимости, украшал гостиную, в которой еще три дня назад Ремизов пил вино, мешая его с коньяком и пивом.

– Что за неделя такая? – бормотал Комик, семеня между домами. – Из рук все валится…

Дежурная в гостинице с трудом узнала в двоих мужчинах, вошедших в холл, недавнего «дебошира» судью Струге и следователя прокуратуры. Их лица, несмотря на мороз, были серы, как земля. Не замечая ее, они подошли к лифту и вызвали кабину. Судья, как и положено дебоширу, был в окровавленном пиджаке, без верхней одежды. Его способности к мгновенному перевоплощению никто из персонала гостиницы уже не удивлялся. Каждый раз он являлся в новом обличье. Дежурная, продолжая смотреть, перевела взгляд на следователя. Наблюдая, с какой тщательностью следователь поправляет узел галстука, она отметила, что воротник рубашки второго знакомого ей мужчины также испачкан кровью.

«На бойне, что ли, были?..»

Лифт увез мужчин наверх, женщина хмыкнула и вновь вернулась к детективу Чандлера. Нравился ей этот англичанин, написавший за всю свою жизнь всего десять романов. Не то, что нынешняя братия. Меры не знают…

Бутурлин в номере был один. Антону было даже как-то непривычно видеть этого толстячка в одиночестве. Тот лениво взирал на экран, наблюдая, как Джессика раскрывает очередное написанное ею убийство. Казалось, сегодня вся Москва помешалась на убийствах и их расследованиях…

Антон подошел к телевизору, погасил экран и сел на кровать Бутурлина. Выходцев сел на стол и, качая ногами, вынул сигареты.

Все это жутко не понравилось Ивану Николаевичу.

– Что за кабацкие выходки? Вы, Выходцев, еще чечетку забацайте на столе!

Струге смотрел на коллегу. Как-то не вязались эти трико с заправленной в них майкой с надписью «Australia» и смешным кенгуренком – с кровавым крапом на рассыпанных веером картах и лежащим у стены, застреленным, как собака, Недоступом. Антон Павлович сейчас очень плохо соображал. Причиной тому было не отсутствие фантазии или версий. С этим как раз было все в порядке. Вину за смерть милиционеров класть на покатые плечи Бутурлина нельзя. Он сделал все, что от него требовалось.

– Иван Николаевич, как вы относитесь к тому, что мы со следователем прокуратуры зададим вам несколько вопросов? – спросил Антон.

– Это еще что такое?.. – И без того огромные глаза Бутурлина округлились до такой степени, что едва не поглотили оправу новых очков.

– Ничего такого. Просто хочется узнать, кто мной интересовался сразу после ухода.

Бутурлин поправил на носу очки и отложил в сторону «Бюллетень Верховного суда».

– Так, так… Продолжайте.

– Да не будет никто ничего продолжать! – вскипел Выходцев. – Мне безразлично, кто вы! Судья, помощник президента или его имиджмейкер! Сегодняшним утром отдали богу душу трое милиционеров! ТРОЕ! То есть почти все, кто работал со мной по расследуемому мною делу! Я не видел такого и не слышал о таком все двадцать лет своей работы в Московской прокуратуре! Теперь вам понятно?! Вам задали простой вопрос, так неужели трудно на него ответить?

– Попридержите свой язык, следователь!.. – Цунами пошло на цунами. – Вы что, до сих пор не поняли, с кем разговариваете?! Вы кого тут «колоть» собираетесь?!

Свои права Иван Николаевич знал очень хорошо. Струге таких уважал. Судья, не умеющий защитить себя и не знающий своих прав, никогда не сможет восстановить справедливость и в отношении других. Но сейчас было не время умиляться этому.

– Стоп, стоп, стоп… – Струге сделал руками движение, напоминающее жест боксерского рефери «брэк!». – Так дело не пойдет. У нас, у судей, Борис Сергеевич, есть такое выражение – «сегодня дело не пойдет». Оснований тому может быть множество, например – отсутствие документов, создающих прецедент для судебного разбирательства. Так вот, мы не с того начали. – Антон Павлович повернулся к Бутурлину: – Иван Николаевич, давайте на секунду оставим Вашу Честь в покое. А вы, в свою очередь, забудьте о своем судейском шовинизме и снобизме. Всего этого у нас не отнять, но сейчас не тот случай, чтобы козырять правами и знанием закона. Давайте разберемся, как простые мужики. Вы способны просто… побазарить? Побазарить, как обыкновенный мужик? Или для вас это западло?

Бутурлин сглотнул слюну.

– Да, побазарить… Нормально. Я готов. Чисто по-пацански «потереть»? Почему – нет? Я согласен.

– Не нужно выглядеть глупее, чем вы есть! Вы что, не способны на мужской разговор?

– А если я вас пошлю подальше? – на всякий случай осведомился Бутурлин. – Типа по-пацански?

– Вы знаете процедуру. Тогда Выходцев прямо сейчас направится в Генпрокуратуру, предъявит самому главному опричнику страны исчерпывающие доказательства вашей вины и выхлопочет разрешение на проведение с вами беседы. Вам это нужно? Представляю, как качнется карьерный пьедестал, который судья Бутурлин выкладывал по кирпичику столько лет… Сколько лет вы выкладывали кирпичики, Иван Николаевич?

Нельзя сказать, что после такого демарша Бутурлин поник головой. Он лишь с улыбкой поджал губы и исподлобья посмотрел на Струге.

– Вы знаете, Антон Павлович, у меня такая репутация, что…

– Ее не будет уже через минуту после того, как председатель вашего областного суда получит телегу из Москвы, – перебил Антон. – Не стройте из себя героя, Бутурлин!

Бутурлин не отвечал. Скосив на него взгляд, Струге опять спросил:

– Кто мною интересовался?

Тот вздохнул:

– Знаете, Антон Павлович, когда я вошел в этот номер несколько дней назад, я сразу почувствовал, что мне нужно валить отсюда со скоростью света. Вы излучаете такие волны возможных неприятностей, что мне едва не стало дурно. Вы хотели получить ответ на вопрос? Вот он – вами интересовались из академии.

– Из академии? Кто?!

Бутурлин кашлянул:

– Откуда я знаю – кто. Позвонили и спросили. И я ответил, как вы, кстати, и просили. Вы – в гостинице «Уют». Все.

Действительно, он сделал все так, как его просили. Чего же хочет от него Струге? Струге хотел закончить разговор, который начался в день появления в номере Бутурлина. Он не имел к делу никакого отношения, но его нужно было закончить.

– Вы стучали на меня в академии?

– Да, – сразу ответил Иван Николаевич. – Куратору. Счел своим долгом. Следующий вопрос?

– Вы стучали на меня в Тернов Лукину?

– Я не знаю, кто такой Лукин – во-первых, и о том, что Тернов существует, узнал лишь тогда, когда познакомился с вами, – во-вторых.

– Врет… – тихо подсказал Выходцев Струге, стоя у окна.

– Врала ваша мама вашему папе, что вы – их общий сын, – огрызнулся Иван Николаевич. – И, вообще, кто болеет за «Торпедо», тот родился от соседа…

Струге отметил про себя, что с памятью у Ивана Николаевича все в порядке.

– Ладно, оставим. Это непробиваемый вариант. – Антон машинально положил руку на голову. – Пойдем, Борис Сергеевич.

– И кто же ему звонил? – спросил Выходцев, едва они вышли из номера.

– Баварцев, Лисс, кто угодно. Меня искали по телефону.