Глава 18

Неожиданность

– Что вы хотели мне сказать, Борис Викторович? спросил я Савинкова, когда его привели из камеры в кабинет для допросов и усадили на привинченный к полу табурет.

– Тимофей Васильевич, вы можете пообещать мне, что меня расстреляют, а не повесят? – спокойно произнес лидер боевой организации эсеров, твердо глядя мне в глаза.

– Могу. Мне это ничего не будет стоить, так как в крепости нет палача. А чтобы нормально повесить человека, это уметь надо. Так что вас все равно расстреляли бы. А что вы хотели мне сказать? Или теперь уже не скажете?

– Тимофей Васильевич, вам известно, что социал-демократы создали свою боевую организацию?

– Да, Борис Викторович, известно. Мы внимательно отслеживали в прошлом году второй съезд их партии. Знаем и о том, что данный съезд профинансировал японский военный атташе в России полковник Акаси Мотодзиро, который неоднократно встречался с Плехановым и Ульяновым. Кстати, большевики, как стали называть себя после съезда последователи Ульянова-Ленина создали не боевую организацию, а боевую техническую группу при ЦК РСДРП, основными задачами которой являются приобретение оружия, формирование и обучение боевых дружин для участия в вооруженном восстании и социалистической революции. Большевики, в отличие от эсеров, на точечный террор решили не размениваться. По их мнению, навеянному, как я думаю, японской разведкой, русско-японская война, особенно проигранная, вызовет недовольство масс и приведет к восстаниям в городах, а потом к всеобщей революции. Поэтому их террор должен стать массовым, – я замолчал, вспоминая врезавшиеся мне в память тезисы Владимира Ильича, которые он выдал во время обсуждения на одном из заседаний съезда вопроса о терроре.

Второй съезд социал-демократов, с учетом повышенного внимания к нему японской разведки, мы пасли основательно. В этой работе участвовали и охранка, и жандармы, и Аналитический центр, и даже работники МИДа. По моим данным, из пятидесяти семи делегатов съезда двадцать шесть стучали как дятлы своим кураторам из разных служб. Может быть, их было и меньше, так как среди этих барабанщиков наверняка были многостаночники. А может быть, и больше. Своих основных информаторов светить никто не хочет, поэтому к нам в центр могла поступить не вся информация.

– За дословность стопроцентно не ручаюсь, но господин Ульянов на одном из заседаний съезда произнес: «Пусть тотчас же организуются отряды от трех до десяти, до тридцати и так далее человек. Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога. Наши товарищи должны давать этим отрядам, каждому его члену краткие и простейшие рецепты бомб, элементарнейший рассказ обо всех типах вооруженной борьбы, а затем предоставлять всю деятельность им самим. Отряды должны тотчас же начать военное обучение на немедленных операциях, тотчас же. Одни сейчас же предпримут убийство шпика, взрыв полицейского участка, другие – нападение на банк для конфискации средств для восстания. Не бойтесь этих пробных нападений. Они могут, конечно, выродиться в крайность, но это беда завтрашнего дня, а сегодня беда в нашей косности, в нашем доктринерстве, ученой неподвижности, старческой боязни инициативы. Пусть каждый отряд сам учится хотя бы на избиении городовых», – картавя под Ильича, произнес я и закончил нормальным голосом. – Каково, Борис Викторович?!

– Очень похоже на голос Ульянова. Вы и с ним знакомы?! И вообще, у меня складывается такое ощущение, что вы присутствовали на этом съезде или входите в ЦК РСДРП, усмехнулся Савинков.

Признаться, Борис Викторович, вы с Гоцем поступили мудрее, сделав боевую организацию автономной, с отдельной кассой, собственными явками и конспиративными квартирами. Отслеживать вашу деятельность значительно сложнее.

– Тем не менее я здесь, – эсер-террорист обвел глазами часть комнаты для допросов, после чего быстро произнес: – Так вам все-таки интересно или нет, Тимофей Васильевич, что я хотел рассказать?

– Конечно же интересно, Борис Викторович. Слушаю вас.

– Мне достоверно известно, что боевая организация большевиков получила задачу убить вашу жену и ребенка, – чеканя каждое слово, твердо произнес Савинков.

Надо сказать, такого признания я не ожидал, поэтому несколько подвис, чувствуя, как в душе начинает разгораться ярость.

– Кто отдал такой приказ?

– Ульянов.

– Откуда такие сведения?

Я за них ручаюсь. Если бы к смерти приговорили вас, я бы и слова не сказал, но Мария Аркадьевна была моей хорошей знакомой в детстве и юности. Пусть она и перешла на другую сторону, конкретно ее смерти я не хочу.

Год и два месяца назад у нас с Машей родился здоровый и крепкий мальчишка. Супруга все свое внимание переключила на сына и почти все время проводила в имении. С учетом того, что на меня за последних полтора года было совершено пять покушений, пришлось озаботиться охраной нашего семейного очага. В Курковицах, в специальном пристрое дома поселились пять отобранных мною запасников, которым, как и покойному Севастьянычу, было некуда возвращаться. Ребята были тертые, умелые с оружием и боевым опытом. Плюс их дополнительно и усиленно погоняли на полигоне центра, солидно экипировали и вооружили за мой счет, включая пулеметы Мадсена. Шестым охранником был Митяй, младший сын Прохора, который к двадцати пяти годам вырос под моим пусть и периодическим руководством в отличного бойца.

Тем не менее после слов Савинкова душа тревожно заныла. Еще раз потерять любимого человека и ребенка я себе позволить не мог. Перед отъездом в эту командировку Ники предложил переехать Марии в Гатчину на время моего отсутствия, так как у нее с императрицей сложились доверительные и, можно сказать, дружеские отношения. Через полгода после родов Маша и Василек приезжали в Гатчину больше не ко мне, а в гости к императорской семье, и очень часто Васю «нянчил» цесаревич и наследник российского трона великий князь Александр Николаевич вместе со своим младшим братцем Алексеем. Очень им нравилось возиться с гукающим малышом.

Ники предложил, а Маша отказалась. Поэтому пришлось мне по своим каналам довести до товарищей революционеров, что нападения на мою семью не прощу и отвечу строицей, не жалея никого. Видимо, кто-то мои слова не воспринял серьезно. Что же, тогда будет как в анекдоте: «Идет Владимир Ильич по Бейкер-стрит, по последним данным, он сейчас должен быть в Лондоне. Идет, значит, а мимо проходит лондонец с тяжелой тростью в руке и думает: ”Шарахнуть этого картавого по голове, и не будет в России революции”».

– Очень жаль, что господин Ульянов-Ленин не воспринял серьезно мое предупреждение о жестоком ответе в случае, если с моей семьей что-то случится. Или до него не довели? – задал я вопрос, не надеясь на ответ.

– Если об этом знаю я, то должен был знать и он. А вы, Тимофей Васильевич, действительно будете мстить? – поинтересовался арестованный.

– Буду, Борис Викторович. Если с Машей и Васильком что-то случится благодаря социал-демократам, то для начала я уничтожу их центральный комитет. Кто там сейчас? Ульянов, Аксельрод, Ленгник, Мартов и Плеханов. И поверьте, смерть их будет долгой и страшной, – я посмотрел в глаза Савинкова, который вздрогнул и опустил голову.

Я немного помолчал, а потом продолжил, пытаясь удержать рвущуюся наружу ярость:

– Знаете, Борис Викторович, я уже думал, как казню тех, кто поднимет руку на мою семью. Я их просто посажу на кол. Это, оказывается, просто сделать в обычной комнате, серьезно говорю, а не шучу. Понимаете, господин Савинков, я тут во время своих похождений на Дальнем Востоке много интересного видел. Одна картинка запомнилась. Хунхузы повеселились с одной семьей очень затейливо. Взяли табурет, перевернули его и на одну ножку посадили главу семьи, а напротив спина к спине его жену, а ноги у обоих вытянули и привязали к другой мебели с небольшим провисом, чтобы сдвинуться с места было можно, а вот слезть с ножки нельзя. Что же вы голову-то не поднимаете, Борис Викторович?! – я громко хмыкнул. – Так вот, господин Савинков, если у стула сломать спинку, а то наши революционеры-теоретики живут в хорошо меблированных квартирах, он легко сойдет за табурет. Вместе с Аксельродом, насколько знаю, проживают его жена и младшая дочь, и их обоих Павел Борисович очень сильно любит. У Ульянова-Ленина есть Надежда Константиновна, с Плехановым живут Розалия Марковна и две дочки, Евгения да Мария. Есть где развернуться, у стула четыре ножки, не так ли, господин революционер-террорист?!

– Вы не сделаете этого, – Савинков поднял голову и посмотрел мне в глаза.

Ой, Борис Викторович, это вы готовы взойти на свою голгофу, если во время вашего теракта погибли невинные люди. Меня «слезой ребенка» не удивишь, особенно если это касается мести за смерть моих близких. Я казак, обычный казак, и мне плевать на вас, революционеров, и ваше желание сделать мир лучше и чище. Я точно знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет. Будут только реки крови, хаос и разрушения, которые приведут Россию к гибели. Но для меня важны те, кто мне дорог и близок, вот ради них, или мстя за них, я вырежу всех вас и ваших близких, включая детей, которые даже ниже колесной чеки, переплюнув в этом татаро-монголов. Вам это понятно, господин Савинков?!

Пока я горячо произносил свой монолог, задержанный террорист, не отрываясь, смотрел мне в глаза, как будто пытался найти там ответ на какой-то вопрос.

Я замолчал, а бывший друг моей супруги как-то устало произнес:

– Мне жалко членов ЦК РСДРП. Вы не врете и сделаете то, о чем говорили. А я ведь предупреждал и Чернова, и братьев Гоц, что наш террор может вызвать такой же ответ. Что найдутся те, кто начнет мстить, плевав на закон. А те мне не поверили. Жаль, я вашей мести не увижу. Было бы интересно.

– Будем надеяться, что мне мстить не придется. А вам, Борис Викторович, большое спасибо за предупреждение. Клянусь, что я и Маша поможем вашей жене и детям, даже если она будет отвергать эту помощь.

Савинков вздрогнул, и я впервые увидел в его глазах растерянность. Промолчав несколько секунд, тот наконец-то сказал:

– Вот уж никогда не думал, что скажу главному псу самодержца российского спасибо. Извините за аллегорию, Тимофей Васильевич, но вас вместе с вашими людьми в нашей среде только так и называют, и ненавидят. Еще раз спасибо. Думаю, мы все поведали друг другу, а больше я ничего не скажу. Как вы произнесли, у меня теперь своя голгофа через пару дней.

Когда Савинкова увели, я задумался над полученной информацией. И чем больше думал, тем меньше она мне нравилась. Владимир Ильич никогда дураком не был. Ни в моем прошлом мире, ни в этом. И тут такое решение – убить мою жену и сына, с учетом того, что я предупредил всех о таких же действиях в ответ. Как мне кажется, за этим событием торчат уши полковника Акаси – большого мастера политических интриг и тайного противодействия.

Насколько нам удалось узнать, после принятия решения о неизбежности войны с Российской империей японский генштаб, несмотря на поддержку Англии и САСШ, серьезно опасался за исход войны в целом. Все же Россия обладала несравненно большей экономической мощью, природными и человеческими ресурсами. Промышленность Японии уже находилась на грани коллапса, казна была истощена, полученные займы и проценты с них, как цепями, опутали экономику страны.

И тогда Акаси Мотодзиро на заседании тайного общества «Черный дракон», куда входили многие военные и гражданские руководители Японии, включая премьер-министра, предложил дерзкий план: вооружить русских революционеров, финских, кавказских, польских сепаратистов-националистов и подбить их на мятеж. Вспыхнувшие на территории Российской империи вооруженные восстания ослабят ее в военном отношении, заставив царское правительство отрядить максимальное количество войск на поддержание порядка внутри империи, тем самым ослабив силы русских на Дальнем Востоке.

План был одобрен, и Акаси еще в одна тысяча девятьсот первом году прибыл в Санкт-Петербург в качестве военного атташе, чтобы проводить свою подрывную работу. В поле зрения Аналитического центра он попал, когда из различных источников, можно сказать, потоком пошла информация о его встречах с представителями социал-демократов, эсеров, польских, финских, прибалтийских и кавказских националистов. После этого он был взят под плотное наблюдение не только в России, но и во время его поездок в Европу и Англию, где он встречался с лидерами политэмигрантов, сомнительными дельцами – со всеми, кто мог бы принести пользу в будущей борьбе с Россией.

Вот этот японский сукин сын мог сделать предложение Ленину и Плеханову, от которого те не смогли отказаться. Деньги, деньги и еще раз деньги, а в ответ небольшая услуга. Как мне известно из прошлой жизни, революции «просто так» не происходят. Они тщательно готовятся и финансируются. Революционная борьба требует больших средств: профессиональным борцам за свободу, равенство и братство надо на что-то жить, и желательно жить хорошо, деньги требуются на закупку и доставку оружия, пропаганду, обеспечение лояльности нужных людей и так далее. Такие ресурсы добыть самостоятельно внутри страны практически невозможно, поэтому их, как правило, предоставляет какая-либо иностранная держава или целый альянс, действуя через спецслужбы.

И если рассматривать заказ с этой точки зрения, то для Акаси убийство моей жены и ребенка выгодно. Я «срываюсь с катушек» и начинаю ответную резню революционеров вместе с их семьями. Тут же все прогрессивное человечество европейских стран и САСШ осуждают бесчеловечные действия романовского режима и его главного пса. Им начинают вторить наши либерасты! Еще больше народу идет в революцию, еще больше причин для вооруженного мятежа! И все это во время военных действий с Японией, которую поддерживают Англия и САСШ.

Н-да, вырезать революционеров вместе с семьями в ответ – это не выход. Только хуже будет. Но несчастные случаи, если что, для членов ЦК РСДРП организую обязательно. Кого-то бандиты во время ограбления убьют, кто-то в ванной утонет, кто-то угарным газом отравится. Надо будет только по времени растянуть.

С этими мыслями я вышел из допросной, направившись на телеграф: надо было отправить телеграммы в имение и Ники, чтобы усилили охрану семьи. Ну а если все же это случится, то отсюда мне легче будет к господам-товарищам-революционерам, тем, кто главные и в эмиграции находятся, в гости направиться. Дорожный чемодан с реквизитами с собой, паспортов аж четыре штуки, деньги есть, на первое время хватит.

А если российский император сильно обидится на меня за это своеволие, можно будет и в САСШ уехать, тем более паспорт на имя Бреда Пита у меня есть. Простить нападение на жену и ребенка я не смогу. Надо будет показать всем этим теоретикам народничества, марксизма, что и они смертны. Толкают людей в террор, будьте любезны откушать того же самого.