12

Зубастая пасть открывалась и закрывалась. Казалось, большая рыба не пыталась избавиться от крючка, а наоборот, заглотить не только леску, но и рыбака. Вода в рукотворном озере вспучилась и пошла кругами. Помещение под крышей бывшего то ли склада, то ли стоянки для автомашин – теперь невозможно было определить – оккупировала морская вода. Конструкция на свайных опорах, продуваемая всеми ветрами, рвалась в небо. Безупречная гладь озера, словно единое целое зеркало небывалых размеров, опускалась, обнажая скрытые части бетонных свай. И тогда на шероховатой поверхности проступали длинные пряди водорослей, ползущие вниз, темными струями извивающиеся в отступающей воде. Потом поверхность поднималась, жадно глотая и ламинарии, и сваи – кровожадная в своем стремлении все впитать, как и рыбина, уже давно переставшая биться. В стеклянных глазах пойманной добычи блестели слезы моря, а из открытой пасти торчала леска.

В бетонных сотах затопленного города, где о стены бились волны, расплодились многочисленные твари. В основном, брошенное жилье облюбовали новые виды амфибий. Те, которым названия давать некому. Живучие, свирепые, они в равным успехом охотились и на суше, и в воде.

Та рыбина, что лежала на полу, к подобным тварям не относилась. Обычная барракуда – сладковатая на вкус, с нежным мясом. Осторожно, боясь задеть рукой за края острых зубов, Дикарь выудил из рыбьей пасти крючок. Будь на ее месте один из мимикрантов, вполне мог и спустя пару часов отхватить полруки.

Завороженный собственными мыслями, Дикарь опустился перед добычей на колени. Эта информация о тварях, населяющих затопленный город, казалась легкодоступной, словно содержалась в папке без грифа «Совершенно секретно», код доступа к которому был для него закрыт. Он надеялся, что пока.

И вдруг дайвера прожгла шальная мысль: так ли ему нужны были эти воспоминания? А может, с осознанием себя как личности придет нечто такое, что уж лучше бы оставалось тайной за семью печатями.

Обдумывая новый виток, подсказанный самосознанием, Дикарь скрылся в темноте подсобного помещения. На лестничной площадке стало светлее. Он не торопился подниматься. В затопленном городе перестраховка – норма жизни. Одолев пролет, Дикарь примостился у выхода на балкон и достал бинокль, один из щедрых подарков Киры.

Строение, в котором они нашли приют, представляло собой комплекс грандиозного сооружения – бывшего онкологического центра. Складывалось впечатление, что его строили с размахом, и только для того, чтобы пустить пыль в глаза. Здания разной этажности, соединенные переходами со стеклянными крышами будили воображение. Среди многочисленных строений высился сам центр – теперь похожий на длинный корабль, с рядами окон, половина из которых давно ушла под воду. На территории комплекса имелась и церковь. На удивление хорошо сохранившиеся купола отливали золотом на солнце.

Из здания, которое Дикарь определил как центр реабилитации из-за многочисленных тренажеров и кабин непонятного назначения, отменно просматривалась площадь. В центре озера, со всех сторон окруженного корпусами, возвышалось нечто вроде оазиса. То ли здесь когда-то был холм, то ли на куполе затопленного здания пустили корни растения, но зеленый островок радовал глаз. Еще утром, приглядевшись, Дикарь понял, что там буйным цветом росла конопля. Сначала он подумал о том, что наверняка уцелевшие люди подплывают на лодках снимать урожай, но потом отмел эту мысль как несостоятельную. В окулярах было видно, что в зарослях что-то прижилось. Что именно, сказать нельзя: кусты шевелились, выпуская в воду длинные гибкие тела.

Пусто. Город казался лишенным жизни много лет назад, заброшенным кладбищем, где покоились мертвецы и куда ход живым давно заказан. Дикарь поднимался по лестнице, стараясь держаться ближе к стене, где мусор свалялся до такой степени, что разглядеть следы не представлялось возможным. Он осторожничал на тот случай, если кому-то придет в голову мысль сунуть нос не в свое дело. То, что пока никто не попал в поле зрения дайвера, вовсе не значило, что за слепыми бельмами отражающих солнце стекол не прячутся те, кто начал охоту. На пришлых двуногих.

Хрупкая девочка с глазами, в которых мог утонуть весь город с его призрачной красотой, отговаривала его от похода.

– Чем тебя не устраивают консервы? – с придыханием повторяла она. – Потом будем рыбачить! А пока нужно отсидеться. К тому же, ты еще слаб!

– Скажи еще – слабак, – усмехнулся он, закидывая за спину рюкзак.

Он пошутил, а Кира отозвалась серьезно.

– Нет, не скажу, – тихо сказала девушка, и отчего-то ему почудились слезы в ее словах.

«Наверное, женщин трудно понять», – думал Дикарь, невзирая на предупреждение, протискиваясь в бетонную дыру. Рыбалка была прикрытием. Странное дело, ему откуда-то вдруг стало известно много подробностей об уцелевших зданиях. Например, он знал, что центральное здание онкологического центра соединял длинный переход, ведущий непосредственно в город. И выход к торговому комплексу, который показала Кира, был не единственным. Картинка в целом пряталась в тени, проявляя лишь отдельные детали, и четко виделось лишь то, на чем мысленно фокусировался взгляд. Однако тех подсказок, что подбрасывала память, оказывалось вполне достаточно, чтобы планировать отход. Теперь он не одинок, и в первую очередь его заботила безопасность доверчивой девушки с черными волосами.

«Не женское дело – планировать возможные варианты поспешного бегства в случае опасности», – с такой мыслью он возвращался, недалеко уйдя от того умозаключения, с которым уходил на разведку.

Каморку, которую предложила в качестве убежища Кира, найти было трудно. С одной стороны подступы к уцелевшему крылу блокировала вода, а с другой подобраться можно было лишь через подсобку, где дыра в стене была завалена рухлядью. Протиснувшись в провал, попадаешь в узкий коридор, вдоль стен которого тянулись трубы и кабели в резиновой изоляции. Идти тут можно было только согнувшись. Что Дикарь и сделал, перешагивая через многочисленные ответвления от проводки, скобами прибитые к бетонному полу. Однако тайное убежище имело существенный недостаток – выход отсюда был там же, где и вход.

Выбравшись в небольшой коридор с тремя распахнутыми дверями, Дикарь услышал неясный шум и замер у стены, привычно сжимая в руке пистолет. Чуть позже, прислушавшись, он понял, что говорила Кира. До него долетали отдельные слова, сказанные почти шепотом. Обеспокоенный, он неслышно двинулся по коридору, подобрался ближе к распахнутой в каморку двери.

– Я знаю все, что ты мне скажешь. Можешь добавить что-то новое?

Дикарь ясно услышал слова девушки и замер, ожидая ответа. В голове вихрем пронеслись мысли – вплоть до той, что девушка специально заманила его в ловушку.

Кире никто не ответил. Молчание продолжалось недолго.

– Да знаю я! – горячо зашептала девушка. – Не нужно было его отпускать. Но… что я могла ему сказать? Как удержать? Только не говори мне, что знаешь, – раздался всхлип. – Ничего ты не знаешь, Че. Если бы ты все знал, ты бы не умер.

Девушка замолчала, несколько раз шумно переведя дыхание, чтобы сдержать слезы.

– Вот и молчи. Раз ты умер.

Кира шмыгнула носом, прошлась по комнате и с размаху села на скрипучий кожаный диван.

– Сам такой! – обиженно прошептала она, и до Дикаря с опозданием дошло, что девушка говорит сама с собой. – Сначала ты дал мне его, а потом забрал. И кто ты после этого? Думал ты, как я буду одна?

Она помолчала.

– А может… ты хочешь, чтобы я тоже умерла? А, Че? Молчишь… Я загадала, если он не придет до вечера, значит, ты хочешь. Чтобы я умерла. Да, Че. Так и решим…

Дикарь не хотел знать, куда заведут девушку странные размышления, поэтому отошел назад, шумно сбросил рюкзак и стал преувеличенно пыхтеть, отряхивая с куртки пыль.

В тот же миг, словно ветер прошелся в коридоре – в дверном проеме возникла Кира. На заплаканном, с покрасневшим носом лице сияла лучезарная улыбка, как солнечный свет во время грибного дождя.

– Дикарь! – крикнула она.

Он не успел опомниться, как она птицей подлетела к нему и повисла на шее.

– Я думала, что ты… ты…

– Умер? – тихо подсказал он, невольно прижимая ее к себе.

– Нет, – ее негромкий голос дал трещину. – Что ты меня… Я не хочу об этом.

– Об этом не будем. – Дикарь вдруг с трудом перевел дыхание, зарывшись носом в пахнущие горечью волосы.

– Не уходи, – сказала она, прижимаясь к нему. Так, что даже сквозь куртку он почувствовал жар, исходящий от ее тела.

– Я не уйду, – прошептал он прямо ей в ухо.

– Хорошо. – Девушка с неохотой отстранилась, высвобождаясь из его объятий. – Что принес, рыбак?

В соседней комнате, с дырой в стене, служившей отличной вытяжкой, Кира соорудила нечто вроде очага, притащив все, что могло гореть. Не успел Дикарь и глазом моргнуть, как девушка довольно лихо выпотрошила рыбу. Не переставая щебетать всякий милый вздор, она положила тушку на стальной лист, установленный на двух опорах над костром…

Позже, когда разомлевший от еды, Дикарь, тщетно пытаясь почесать зудящую спину, бросил невзначай «к такому сервису еще бы душ», Кира отозвалась тотчас.

– Вы хочите песен? Их есть у меня!

– Странные слова, – нахмурился Дикарь. – Я откуда-то их знаю.

– Так всегда говорил Че…

– Кстати, – вырвалось у него, – кто такой загадочный Че?

Он спросил и тут же понял, что не хочет знать ответа. Наверняка, ее бывший парень – зачем ему это знать?

– Человек, который меня спас. Он был мне как отец, – ответила она.

– Да, что ты там хотела сказать про душ? – он поспешно перевел тему, с удивлением отмечая, как полегчало на душе. – Или это была шутка?

– Хочешь помыться? У меня даже шампунь клубничный заныкан. Пойдем, я покажу тебе место, где фонтаном бьет пресная вода. Или била, по крайней мере…

Неизвестно, какими путями добиралось до помещения бывшей процедурной это чудо, но все оказалось так, как девушка и обещала.

В небольшой комнате с крохотными окнами под самым потолком из разорванной трубы, свисающей вниз, хлестала пресная вода. Ручьи давно вынесли весь мусор, стекая по полу в сливное отверстие – рабочее до сих пор. После завалов, через которые им пришлось перебираться, выложенная белым кафелем комната казалась стерильно чистой. У стены приглашающе краснела обитая яркой кожей лавка, в углу стоял шкаф, заполненный аккуратно сложенными простынями. Отсыревшие, они давно потеряли презентабельный внешний вид, но Дикаря это мало волновало.

– Знаешь, – Кира осторожно приблизилась к фонтану и подставила ладонь под бьющую струю, – раньше ее можно было пить. Теперь не знаю.

– Пока рисковать не будем. Тех бутылей, что ты нашла, достаточно. На первое время. А потом будем ставить опыты – если ничего другого не останется. На мне.

– На мне. – Она подняла на него ясный, не допускающий сомнений взгляд. – Опыты будем ставить на мне. Ты мойся. Вот тебе шампунь. Клубничный. На лавку положила… А я после тебя.

Но «после» не получилось. Когда намыленный с ног до головы, ежась под холодным – но вполне терпимым душем – Дикарь смывал с себя пену под бьющей на поражение струей, на пороге возникла девушка. Он стоял лицом к двери, безоружный под решительным взглядом ее огромных глаз, когда обнаженная, с прямой спиной, Кира вошла в бывшую процедурную. Падающий из оконца розовый свет заката потерялся между двух упругих грудей с вызывающе торчащими маленькими сосками. От совершенства ее фигуры – тонкой талии, округлых бедер с темным треугольником между длинных ног, Дикарь онемел. Хотел сказать что-то о ее красоте, но в горле пересохло.

Кира опередила его.

– Боже, какой ты красивый!

Хрипло сказала она и подошла к нему, онемевшему, забывшему на мгновенье, как дышать. Подошла опасно близко. Он сделал шаг навстречу и девушка упала в его объятия, чуть отстранившись, чтобы не задеть мужское достоинство, уже заявившее о себе.

– Я хочу, – шептала она, дикой кошкой вцепившись в его плечи, впиваясь губами в шею. – Хочу целовать каждый шрам на твоем теле… Хочу… Хочу…