на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава пятая

Элмер Липпинкотт-старший тихо поднялся с огромной кровати, стараясь не разбудить спавшую рядом с ним жену Глорию. Липпинкотту было восемьдесят лет, он был высок и тощ, лицо его оставалось худым и обветренным еще с той давней поры, когда он искал нефть в пустынях Техаса, Ирана и Саудовской Аравии, а также в пышущих испарениями джунглях Южной Америки.

Легкость его движений не соответствовала преклонному возрасту. Он был краснолиц, волосы, несмотря на седину, сохранили густоту. Если бы в его голубых глазах мелькал огонек веселья, его можно было бы принять за содержателя ирландского бара, двадцать лет тому назад давшего зарок не пить. Однако взгляд Элмера Липпинкотта был тверд и пронзителен. Впрочем, сейчас, когда он смотрел на мирно спящую жену, взгляд этот смягчился. Глория Липпинкотт была блондинкой двадцати пяти лет, кожа ее была изумительно гладкой, тогда как у Липпинкотта — жесткой, как наждак.

Ее длинные светлые волосы образовывали на подушке золотистый нимб, и сердце старика сжалось, как бывало всегда, когда он наслаждался без ее ведома зрелищем ее красоты. Он смотрел на ее волосы, безупречные черты лица, грациозный изгиб шеи, невысокую грудь и холм живота, накрытого голубой атласной простыней. Он улыбнулся: она была на шестом месяце беременности, она готовилась подарить ему ребенка. Боже, как она красива!

Он легонько прикоснулся к ее животу, ненадолго задержав руку, но не ощутил толчков и разочарованно отошел. Потом он не спеша прошествовал в просторную гардеробную, где с презрением отверг услуги камердинера.

«Я всю жизнь одевался самостоятельно. То, что я нашел немного нефти, вовсе не значит, что я разучился сам застегивать пуговицы», — сказал он как-то раз репортеру.

Он взглянул на часы: стрелки показывали 6.30 утра.

На пути в кабинет располагалась кухня. Кухарка Джерти, поступившая к нему в ранней молодости и уже разменявшая седьмой десяток, стояла у плиты. Он шлепнул ее по заду.

— Доброе утро, Джерт! — крикнул он.

— Доброе утро, Первый, — ответила женщина, не оборачиваясь. — Ваш сок и кофе на подносе.

— А яичница?

— Сейчас будет готова.

Она разбила скорлупу над сковородкой и, вынув из тостера два куска хлеба, намазала их маргарином из кукурузного масла.

— Отличный сегодня денек, Джерти, — сказал Липпинкотт, выпив одним глотком утренние шесть унций апельсинового сока.

— Постыдились бы! Лэма только что опустили в могилу, а вы называете день отличным.

Липпинкотт прикусил язык.

— Что ж, — сказал он, — для него день нехорош. Но мы то живы, и для нас день отличный! Моя жена готовится родить мне сына — разве это плохо? Ты жаришь мне лучшую в мире яичницу — как же я могу не славить день? Туча не должна заслонять солнце.

— Миссис Мэри перевернулась бы в гробу, услышь она ваши речи так скоро после смерти Лэма, — упрекнула его Джерти, выкладывая на тарелку яичницу и три кружочка колбасы с другой сковородки.

— Наверное, — согласился Липпинкотт, с неприязнью вспоминая Мэри, высокомерную аристократку, тридцать лет бывшую его женой и родившую ему троих сыновей, носивших фамилию Липпинкоттов. — Но она ворочается там не только из-за этого.

Он снова шлепнул Джерти, отказываясь расставаться с веселым настроением. Взяв в одну руку чашку с кофе и тарелку, он зашагал по длинному холлу просторного старого особняка в обитый дубовыми панелями кабинет в противоположном крыле.

Хотя состояние семейства измерялось теперь восьмизначной цифрой, приобретенные за долгую жизнь привычки не сдавали позиций: Липпинкотт по-прежнему ел быстро, словно иначе ему придется с кем-то поделиться. Проглотив завтрак, он отставил тарелку и, прихлебывая кофе, взялся за бумаги, аккуратно сложенные на столе.

Лэм мертв. Ему была поручена зарубежная миссия по установлению торговых связей с Красным Китаем для поддержания доллара, но он погиб.

Он не должен был умирать, подумал Липпинкотт. Это не входило в планы.

В 9 утра началась его первая за день деловая встреча. Сняв пиджак и закатав рукав, Элмер Липпинкотт-старший повторил то же самое посетительнице.

— Смерть Лэма не входила в мои планы, — сказал он.

Доктор Елена Гладстоун кивнула и приготовила шприц.

— Несчастный случай, — сказала она. — Это иногда происходит, когда ставится медицинский эксперимент.

На докторе Гладстоун был твидовый костюм и рыжая блузка. Четыре верхних пуговицы на блузке были расстегнуты. Она извлекла из потертого кожаного саквояжа пузырек с прозрачной жидкостью.

— Может быть, нам следует все это прекратить? — спросила она.

— Сам не знаю, — ответил он. — Возможно.

— Ничего, — сказала доктор Гладстоун, — можете простить и забыть. Никто ничего не узнает.

— Нет, черт возьми! — прорычал Липпинкотт. — Я все знаю. Будьте осторожнее!

Доктор Гладстоун кивнула. Ее белоснежные зубы казались жемчужинами на фоне несильного загара, волосы горели огнем.

— Не волнуйтесь, — сказала она. — Дайте мне набрать шприц. Надеюсь, все идет хорошо?

— Моя жена чувствует себя прекрасно. Ваш напарник, доктор Бирс, неотлучно находится при ней.

— А как ваше самочувствие?

Он со смехом потянулся к ее груди. Она отпрянула, и его рука ухватила воздух.

— Елена! — взмолился он. — Я во всеоружии, как бодливый козел.

— Неплохо для мужчины вашего возраста, — сказала она, наполняя шприц бесцветной жидкостью из пузырька.

— Неплохо? Нет, для мужчины моего возраста это просто отлично!

Она взяла его за левую руку и протерла участок кожи смоченным в спирте ватным тампоном. Готовясь сделать ему укол, она говорила:

— Помните, что делясь своей радостью со всеми доступными вам половозрелыми женщинами, вы более не стреляете наугад. Соблюдайте осторожность, иначе наплодите столько Липпинкоттов, что больше не будете знать, что с ними делать.

— Мне бы одного, — сказал он. — И довольно.

Он улыбнулся, когда игла проткнула кожу, представляя себе, как по его жилам разливается здоровье и довольство жизнью. Доктор Елена Гладстоун вводила ему препарат неторопливо; засосав в шприц кровь, она ввела ему в руку получившийся раствор.

— Вот и все, — сказала она, убирая иглу. — Вы в порядке еще на две недели.

— Знаете, я могу пережить вас, — сказал ей Липпинкотт, спуская рукав.

— Возможно, — сказал она.

Он застегнул пиджак на все три пуговицы. У Елены Гладстоун красивая грудь. Странно, что он не замечал этого раньше. Ножки и бедра тоже ничего себе. Не пытаясь скрыть свои намерения, он подошел к двери и запер ее на два замка.

Повернувшись, он увидел на лице доктора Гладстоун широкую улыбку. У нее был большой соблазнительный рот, полный чудесных зубов, и притягательная улыбка. Мужчине трудно устоять перед такой улыбкой, и она почувствовала это. Она сама стала расстегивать блузку, но Элмер Липпинкотт-старший не отпустил ей на это времени. Он с не свойственной для 80-летних стариков стремительностью пересек кабинет, поднял ее сильными руками над полом и поволок к синему замшевому дивану.

Наверху, в спальне Элмера Липпинкотта, проснулась его жена Глория. Сначала она сладко потянулась, потом открыла глаза. Посмотрев направо и не обнаружив рядом мужа, она взглянула на часы на мраморном прикроватном столике. Потом она с улыбкой потянулась к кнопке радом с часами.

Спустя 20 секунд в спальню вошел через боковую дверь высокий зеленоглазый брюнет в спортивной майке и синих джинсах.

Глория Липпинкотт устремила на него выжидательный взгляд.

— Заприте двери, — распорядилась она.

Он запер все двери и замер.

— Обследуйте меня, доктор, — сказала она.

— Для этого я здесь и нахожусь, — ответил доктор Джесс Бирс, широко улыбаясь.

— Изнутри, — уточнила Глория Липпинкотт.

— Конечно, — сказал он. — Для этого я здесь и нахожусь. — Он шагнул к ней, спуская джинсы.

Элмер Липпинкотт застегнул молнию на штанах и опять надел пиджак.

— Вы совсем как молодой, — сказала ему доктор Елена Гладстоун. — Ммммммм....

— А как же! Спасибо здоровому образу жизни, диете и...

— Хорошей дозе любовного раствора из лаборатории «Лайфлайн», — закончила за него рыжая докторша, вставая с дивана и оправляя юбку.

— Я щедро жертвую деньги на благотворительность, — сказал Липпинкотт. — Но ваша лаборатория — первая, отплатившая мне добром за мою щедрость.

— Нам только приятно оказать вам услугу.

На столе у Липпинкотта зазвенел внутренний телефон. Он поспешно схватил трубку.

— Я думаю о тебе, дорогой, — сказала Глория Липпинкотт.

— А я — о тебе. Как самочувствие?

— Превосходно, — ответила жена, борясь со смехом.

— Что тебя развеселило? — поинтересовался Липпинкотт.

— Доктор Бирс. Он меня обследует.

— Все в порядке?

— В полном порядке, — ответила Глория.

— Чудесно, — сказал Липпинкотт. — Делай все, что скажет доктор.

— Можешь не сомневаться, — сказала Глория, — я сделаю все, что он мне скажет.

— Хорошо. Увидимся за обедом.

— Пока, — пропела Глория и повесила трубку.

— Славный парень этот доктор Бирс, — сказал Липпинкотт Елене Гладстоун. — Не отлынивает от работы.

— За это мы ему и платим, — ответила Елена, отвернувшись от старика, чтобы скрыть усмешку, и застегивая блузку.

Начало аллеи, ведущей к обширному имению Липпинкоттов, караулили охранники. У толстых железных ворот в каменной стене в 12 футов высотой дежурила охрана. Охранники бродили вокруг самого дома, за дверью тоже околачивались двое. Один из них позвонил Элмеру Липпинкотту в кабинет, чтобы сообщить о прибытии Римо и Чиуна. Второй повел их по холлу, увешанному оригиналами кисти Пикассо, Миро и Сера, разбавленными гуашевыми миниатюрами Кремонези.

— Какие уродливые картинки! — заметил Чиун.

— Бесценные произведения искусства! — возразил охранник.

Чиун взглядом уведомил Римо о своем мнении об охраннике как о человеке, лишенном вкуса, а то и разума, от которого следует держаться подальше.

— Хорошие картины, — сказал Римо. — Особенно если тебе по душе люди с тремя носами.

— У нас в деревне тоже был художник, — сообщил Чиун. — Вот кто умел рисовать! Волна у него получалась, как настоящая волна, дерево — как дерево. Вот что такое искусство! Но он превзошел себя после того, как я убедил его не терять времени на волны и деревца и заняться делом.

— Сколько твоих портретов он написал? — спросил Римо.

— Девяносто семь, — ответил Чиун. — Но их никто не считал. Хочешь один?

— Нет.

— Возможно, мистеру Липпинкотту захочется их приобрести. Сколько он заплатил вот за эту мазню? — спросил он у охранника.

— Эта картина Пикассо обошлась в четыреста пятьдесят тысяч долларов, — сказал охранник.

— Не понимаю вашего юмора.

— Такой была цена.

— Это правда, Римо?

— Скорее всего.

— За портрет человека с пирамидой вместо головы?

Римо пожал плечами.

— Сколько же мне запросить за мои картины у мистера Липпинкотта, а, Римо? — спросил Чиун и шепотом добавил: — По правде говоря, у меня для всех их не хватает места.

— Долларов сто за все, — предложил Римо.

— С ума сошел! — возмутился Чиун.

— В общем-то ты прав, но ведь ты сам знаешь, как богачи швыряются деньгами, — сказал Римо.

Элмер Липпинкотт как раз провожал доктора Елену Гладстоун к двери кабинета, когда ему позвонил охранник.

— Это двое от правительства по поводу мер безопасности. Я ими займусь. — Он наклонился к уху Елены. — Не забывайте про осторожность.

— Понимаю, — ответила она.

— Вот и хорошо. — Он распахнул дверь.

Елена Гладстоун вышла и встретилась взглядом с Римо. Его глаза были темны, как полуночные пещеры, и у нее перехватило дыхание. Проходя мимо, она задела его, обдав запахом своих духов. Не поворачиваясь, она зашагала прочь.

— Входите, — пригласил Липпинкотт посетителей.

Римо смотрел вслед Елене Гладстоун. Прежде чем скрыться, она бросила на него взгляд, заметила, что он смотрит на нее, смутилась, поспешно отвернулась и пропала за дверью.

Римо вошел в кабинет следом за Чиуном. Запах гиацинта — так пахли духи Елены Гладстоун — остался в его ноздрях.

— Красивая женщина, — сказал он Липпинкотту.

— А пахнет пивоварней, — буркнул Чиун.

— Мой личный врач, — похвастался Липпинкотт, кивком отпустил охранника и закрыл дверь.

— Вам было плохо? — спросил Римо.

— Нет, — ответил Липпинкотт. — Обычный осмотр. Присаживайтесь. Чем обязан?

— Продается девяносто семь картин, — сказал Чиун. — Все они представляют собой портреты одного и того же лица — добрейшего, мягчайшего, благороднейшего...

— Чиун! — одернул его Римо. Он успел развалиться на синем замшевом диване, пропитавшемся запахом духов.

Чиун задержался у окна, глядя на Липпинкотта, грациозно опустившегося в кресло у стола.

— Вам известно, кто мы такие? — спросил Римо.

— Мне известно, что вас направили сюда высокопоставленные люди, чтобы позаботиться о нашей безопасности. Вот и все мои сведения. Меня просили оказать вам содействие, хотя мы столько лет вполне успешно защищаемся сами.

— А как насчет вашего сына, проявившего пристрастие к выпрыгиванию с шестого этажа? Он тоже успешно защищался?

— Лэм был болен. Он не выдержал напряжения.

— Кое-кто в Вашингтоне полагает, что ему оказали в этом помощь.

— Совершенно неправдоподобно, — сказал Липпинкотт.

— Довольно о мелочах, — вмешался Чиун. — Вернемся к картинам.

— Прошу тебя, Чиун! — сказал Римо. — Не сейчас.

Чиун сложил руки на груди, спрятав их в широких рукавах своего синего кимоно, и безразлично воздел глаза к потолку.

— Кому теперь поручена японская сделка? — спросил Римо.

— Моему сыну Рендлу. Сделка вот-вот будет заключена.

— В таком случае за ним надо приглядывать, — сказал Римо. — Где он сейчас?

— Он живет в Нью-Йорке, — сказал Липпинкотт и назвал адрес. — Я передам ему, что вы его посетите.

— Будьте так любезны, — попросил Римо и встал. — Ты готов, папочка?

— Мне так и нельзя разговаривать о бесценных произведениях искусства, вот уже десять-одиннадцать лет хранящихся в моей семье? — спросил Чиун.

— Что это за произведения? — осведомился Липпинкотт.

— Портреты самого благородного, самого мягкого, самого...

— Они вас не заинтересуют, — сказал Римо Липпинкотту.

Он кивком пригласил Чиуна следовать за ним и направился к двери, но на полпути остановился и оглянулся на Липпинкотта.

— Ваш сын, Лэм... — проговорил он.

— Что такое?

— У него были домашние животные?

— Животные? — Липпинкотт застыл. — Не припомню. А что?

— Он никак не соприкасался с животными?

— Насколько я знаю, нет, — ответил Липпинкотт, пожимая плечами. — А в чем, собственно, дело?

— Не знаю, — ответил Римо. — Возможно, к его гибели имеют отношение животные.

— Может быть, вы усматриваете в этом какой-то смысл, но я — нет, — сказал Липпинкотт.

— Я тоже, — согласился Римо. — Еще увидимся.

Он догнал Чиуна и вместе с ним дошел до главной двери. На верхней ступеньке широкой лестницы оба увидели высокую блондинку с большим животом. Прежде чем исчезнуть, блондинка одарила их улыбкой.

— Одного никак не пойму, — сказал Чиун.

— Чего именно?

— Не пойму, откуда берется столько американцев?

— То есть?

— Это первая беременная женщина, которую я увидел в этой стране за год с лишним.

Риме отвлекся: он обратился с вопросом к охраннику у выхода.

— Кто эта блондинка? — спросил он.

— Миссис Липпинкотт.

— Которая?

— Супруга Элмера Липпинкотта-старшего.

— Теперь понятно, почему старик держится таким молодцом, — сказал Римо и подмигнул охраннику.

— А как же! — сказал охранник.

Запершись в кабинете, Элмер Липпинкотт позвонил Елене Гладстоун в машину.

— Эти двое хотели разнюхать что-то насчет животных.

— Понятно, — отозвалась Елена Гладстоун, помолчав.

— Может быть, нам временно залечь?

— Доверьтесь мне, — сказала она и положила трубку на рычаг в салоне серебряного «ягуара». Она вспомнила двоих мужчин, встреченных перед кабинетом Липпинкотта: старика-азиата и молодого американца с проницательным взглядом и гибкими движениями атлета. Впрочем, он не атлет: он не столько силен, сколько грациозен, как балетный танцор. Ей захотелось увидеться с ними снова, особенно с тем, помоложе.

Она оставила машину в гараже около лаборатории «Лайфлайн», вошла в здание и направилась в свой кабинет, откуда сделала два телефонных звонка.

Сначала она коротко доложила о появлении двоих любопытных правительственных агентов.

— Боюсь, старик начинает трусить, — сказала она. — За Рендла.

Ответ состоял из двух слов:

— Убейте его.

— А как же старик?

— Его я возьму на себя. — Раздались короткие гудки.

Следующий ее звонок был в «Липпинкотт нэшнл бэнк», в кабинет Рендла Липпинкотта.

— Рендл, — сказала она, — говорит доктор Гладстоун.

— Привет, Елена. Что я могу для тебя сделать? Подбросить деньжат?

— Благодарю, не нужно. Вам пора провериться. У меня есть свободный час после ленча.

— Жаль, ничего не выйдет. Я очень занят.

— Я звоню вам по поручению мистера Липпинкотта. Придется выкроить время.

Рендл Липпинкотт вздохнул.

— Он сведет меня с ума своими глупостями! Проверки, витамины, анализы... Почему я не могу быть ходячей развалиной, как все остальные?

— Мне очень жаль, — сказала она, — но никуда не денешься. Значит, в час дня?

— Ладно, буду.


Глава четвертая | Цикл романов "Дестроер-1". Компиляция. Книги 1-50 | Глава шестая