Вас арестуют, меня повесят

С улицы доносились злобные выкрики, отзвуки гневных речей.

— Читайте сегодняшние газеты! Документы подтверждают: большевистские лидеры получают деньги от немецкого Генерального штаба. Немецкие шпионы! Изменники! Убийцы! Смерть им! Смерть большевикам!

Зиновьев — его одутловатое лицо покрылось потом — не выдержал:

— Нельзя ли наконец закрыть окно!

— Жарко сегодня в городе, — робко заметила жена хозяина квартиры Ольга Евгеньевна Аллилуева. — Душно станет, задохнемся.

— Не задохнемся, — успокоил ее Зиновьев. — Нас быстрее передушат.

Все перешли в столовую и устроились за обеденным столом, накрытым белой скатертью. Стол находился в самом центре комнаты. В углу печка. Рядом горка для посуды, столик с самоваром. На стене часы с боем.

— Надо уходить на нелегальное положение, — предложил Свердлов. — В город вошли верные правительству войска. Все воинские части, которые выступили на нашей стороне, капитулировали и ушли в казармы. Всему конец.

Лица у всех были хмурые. Нервы — на пределе. Хозяйка дома разливала чай из самовара. Рука дрогнула, граненый стакан полетел на пол и со звоном разлетелся на куски. Все вздрогнули. Свердлов ринулся к двери, Зиновьев встал у окна и, приоткрыв занавеску, стал смотреть, что происходит на улице. Член ЦК и секретарь Петроградского комитета партии Глеб Иванович Бокий выхватил из-за пояса револьвер.

Сталин бросил в стакан крепко заваренного чая два больших куска рафинада, шумно поболтал ложечкой:

— А варенья домашнего не найдется? Или меда?

Хозяйка квартиры подобрала осколки разбитого стакана и протерла тряпкой мокрое пятно. В коридоре раздался звонок.

— Вы кого-то ждете? — тревожно спросила Надежда Константиновна.

Сергей Аллилуев недоуменно пожал плечами:

— Все, кого приглашали, собрались.

Гости насторожились.

Ольга Евгеньевна побежала открывать:

— Я знаю, кто пришел!

Через секунду в столовую заглянула Надя и таинственно подмигнула Сталину:

— Иосиф, вы нам очень нужны!

Сталин неспешно поднялся и вышел, провожаемый недоуменными взглядами.

— Что случилось? — недовольно спросил Свердлов.

Старшая дочь Аллилуевых простодушно объяснила:

— Принесли костюм, который мы купили Иосифу.

Возмущенный Зиновьев выскочил вслед за Сталиным.

— Какой еще костюм! Куда ты уходишь? Надо решать, идти нам на допрос или нет. Судьба партии решается!

— Ты - еще не вся партия, — приостановившись на мгновение, холодно заметил Сталин. — Я сейчас вернусь. Попей пока чаю.

Зиновьев, взъерошенный, вернулся на кухню.

— Костюм у него был один, давнишний, очень потертый, — объясняла Анна оставшимся в комнате. — Мама два дня назад взялась починить пиджак и после тщательного осмотра заявила: «Нельзя вам больше, Иосиф, ходить в таком обтрепанном костюме. Обязательно нужен новый». Сталин говорит: «Мне времени нет этим заняться. Вот если бы вы помогли». Мама вместе с тетей Маней обошли магазины и раздобыли Иосифу костюм.

В соседней комнате на кровати разложили новенький мужской костюм. Сталин, довольно потирая руки, с готовностью сказал:

— Надо бы примерить. Вдруг не подойдет.

Размер его вполне устроил. Попросил Ольгу Евгеньевну:

— Сделайте мне под пиджак теплые вставки. Галстуков я все равно не ношу. А горло часто болит. Нам, кавказцам, питерский климат не подходит.

Ольга Евгеньевна, складывая костюм, спросила:

- Иосиф, а вы как считаете, Ленину и Зиновьеву нужно являться на суд?

Анна вмешалась:

- О чем ты говоришь, мама? Да их же могут убить! Кто тогда встанет во главе партии?

- Иосиф! - вмешавшись в разговор, вместо матери ответила Надя. Повернулась к сестре: - А что ты так на меня смотришь? Неужто Иосиф не справится?

Она произнесла эти слова взволнованно и искренне. Сталин внимательно посмотрел на девушку, зардевшуюся под его взглядом. Скромно, но с достоинством заметил:

— Я не так известен, как Владимир Ильич.

А в столовой Ленин допытывался у собравшихся:

— Что армия? Какие настроения в казармах? Солдатская масса за нас или против нас?

— Армии больше нет, — отмахнулся Глеб Бокий. — Воевать не хотят. Солдаты приходят к нам в Петроградский комитет, жалуются: «Товарищи, мы уже не в силе стоять против такой механической и машинной бойни, мы уже потеряли свое здоровье, испортили нашу кровь. Во сне снится, что летит снаряд или аэроплан, вскакиваешь, кричишь».

- Повоевали — и хватит, говорят солдаты, - добавил Свердлов, - пора по домам, там хозяйство и семья. Они же думают о том, что жены остались одни. В казармах только и рассказывают, что пленных используют на работах в деревне и они сходятся с солдатками.

— Значит, на армию Временное правительство рассчитывать не может! — обрадовался Ленин.

— Мы тоже, — охладил его восторг Глеб Бокий. — Я же говорю: армии нет. Есть толпа людей в серых шинелях. Они без оружия, расхристанные, болтаются по городу, толкаются и грызут семечки.

— Да, — кивнула Крупская, — заметно стало. Улицы не убирают, поэтому тротуары и мостовые в шелухе… В рядах, где торгуют квашеной капустой, утром вижу такую картину. Подходит солдат - видно, что после вчерашнего перепоя. Кланяется продавцу в ноги: «Яви божескую милость! Христа ради!» Продавец, понимая его состояние, наливает ковшик огуречного рассола, чтобы солдатик опохмелился.

— Я ехал в трамвае, — рассказал Бокий. — Вошли солдаты - шинели расстегнуты, карманы полны семечек, в зубах - папиросы. Увидели офицера. Сели напротив, курят и пускают ему дым в лицо. Говорят: не хотим служить, хотим домой. Офицер их спрашивает: «Что же станет с матушкой-Россией, если никто о ней думать не будет, а каждый из вас заботиться будет только о себе?» Они отвечают, что это не их дело, они хотят домой — жить спокойно и припеваючи. «То есть грызть семечки и играть на гармошке?» - «Точно так!» И хохочут страшно довольные.

Глеб Бокий резюмировал:

- Ни воевать, ни участвовать в революции они не в состоянии.

- Они нас поддержат, когда мы уберем офицеров из армии, - возразил Зиновьев. - И введем выборность командиров.

- Я видел самосуд над офицерами. Страшная картина стихийного и слепого мщения.

- Там много уголовного элемента, - пожал плечами Зиновьев.

— И мало наших товарищей, — заметил Ленин. — Впрочем, на баррикадах и такие понадобятся. Нам сейчас все нужны, кто против Временного правительства.

Владимир Ильич вдруг поднялся, распрямил плечи и решительно произнес:

— А не попробовать ли нам прямо сейчас взять власть и со всем этим покончить? И скрываться не придется, а?

В его глазах что-то сверкнуло. Минуту, высоко подняв голову, он всматривался куда-то вдаль, словно ему открылось нечто, недоступное остальным. Но порыв так же быстро погас. Никто не успел отозваться на его слова. Ленин, вздохнув, сам же и ответил на собственный вопрос:

— Нет. Невозможно. Слишком рано. Еще не те настроения. Ни провинция, ни фронт нас не поддержат. Фронтовик придет и перережет питерских рабочих… И нас заодно.

Мрачно сказал:

— Мне предстоит принять самое трудное решение в моей жизни. И самое опасное.

— Идти на допрос или нет? — уточнил Сталин.

Примерка новенького костюма привела его в превосходное расположение духа:

— Жаль, вы не слышали, как Серго Орджоникидзе, по-нашему, по-кавказски, хватаясь за несуществующий кинжал, кричал: «Кинжалом того колоть буду, кто хочет, чтобы Ильича арестовали!»

Сталин захохотал. Ленину было не до смеха.

Владимир Ильич, уставившись куда-то в угол, обреченно произнес:

— Они нас прикончат. Самый для них подходящий момент.

— Неужели они посмеют? — возмутилась Ольга Аллилуева. — У нас же не старый режим.

Владимир Ильич повернулся к ней всем корпусом и успокоил:

— Вас, самое большее, арестуют, а меня повесят.