Неужто коммунисты против грибов?

Ленин не одобрял, когда Надежда Константиновна задерживалась у себя в наркомате просвещения, где она руководила Главным политико-просветительным комитетом республики (сокращенно — Главполитпросвет). Пропагандистский главк Крупская намеревалась превратить в орган идейного влияния диктатуры пролетариата на массы и коммунистического воспитания трудящихся.

Владимир Ильич отправлял за женой машину. Звонил ее секретарю:

— Верочка, гоните Надю домой, машину я послал.

Секретарь заходила в кабинет и начинала собирать ее портфель.

— Что, уже звонил? — спрашивала Крупская.

— Звонил, звонил, Надежда Константиновна. Машина сейчас придет.

В Кремле им подобрали бывшую прокурорскую квартиру на третьем этаже большого здания судебных установлений, в конце коридора, где находились и зал заседаний Совнаркома, и служебный кабинет главы правительства. Подниматься на третий этаж в свою квартиру при очень высоких кремлевских потолках Крупской было трудновато, больное сердце давало о себе знать. Ленин попросил устроить лифт.

Он и сам очень уставал. Оттого нервничал. Все больше полагался на лекарства, прежде всего успокаивающие препараты. Писал записки:

«В Кремлевскую аптеку

Прошу отпустить мне брому в облатках, штук двенадцать, такой дозы, чтобы можно было рассчитывать на действие одной облатки, а если не действует, принимать и по две».

Однажды утром, когда одевался, он почувствовал сильное головокружение. Не смог устоять на ногах. Держась за кровать, опустился на пол, но сознания не терял. Головокружение продолжалось несколько минут и прошло бесследно, посему Владимир Ильич не придал ему значения.

Второе головокружение произошло тоже утром, когда он возвращался из уборной в спальную. Но в этот раз он потерял сознание. Очнулся на полу около стула, за который, видимо, схватился, пытаясь устоять на ногах.

— Это первый звонок, — обреченно сказал Ленин.

Его осмотрел профессор-невропатолог Ливерий Осипович Даршкевич. Владимир Ильич жаловался, что иногда совсем не может уснуть. Тяжело переживал свое состояние. Боялся полностью утратить способность работать интеллектуально. Обреченно говорил:

— Я совсем стал не работник.

Описав синдромы своего недуга, Ленин прямо спросил профессора:

— Это не грозит сумасшествием?

Вот что его пугало!

Как-то на совещании Владимир Ильич подсел к командующему войсками Московского военного округа Николаю Ивановичу Муралову. Спросил не без зависти:

— Вы с Троцким частенько охотитесь?

— Бывает.

— Ну и как, удачно?

— Случается и это.

— Возьмите меня с собой, а? — попросил Ленин.

— А вам можно? — осторожно поинтересовался Муралов.

— Можно, можно, разрешили… Так возьмете?

— Как же не взять, Владимир Ильич!

— Так я звякну, а?

— Будем ждать, Владимир Ильич.

Но вместе поохотиться им не пришлось…

Пост № 1 караула у мавзолея Ленина будет установлен приказом Муралова. Самого Николая Ивановича арестуют в апреле 1936 года как друга Троцкого, поскольку он откажется давать нужные показания, станут пытать и расстреляют в начале 1937 года…

Когда Ленин шел по коридору, у него произошел сильный спазм — отказала правая нога. Паралич. Он рухнул на пол. Мужчин рядом не оказалось. Женщины - жена и сестра — поднять его не могли. Ленин, в личной жизни крайне деликатный, не велел никого звать. Через несколько минут нога вновь стала действовать. Он сам поднялся, дошел до своей комнаты и прилег.

Через день все повторилось. Ночью рвота и головная боль. Утром правая рука и правая нога отказываются служить. Плохо говорит, не может писать и читать… Когда приехала сестра Ленина, встревоженный начальник охраны поделился с Марией Ильиничной:

— С Владимиром Ильичом творится что-то неладное. Он на ногах, но не всегда может найти нужное слово. В поведении заметно что-то необычное.

«Вызванные из-за границы немецкие профессора Фёрстер и Клемперер не нашли, как и русские врачи, у Владимира Ильича ничего, кроме сильного переутомления, — вспоминала Мария Ульянова. — Они констатировали «возбудимость и слабость нервной системы, проявляющуюся в головных болях, бессоннице, легкой физической и умственной утомляемости и склонности к ипохондрическому настроению».

Сам Ленин лучше медиков понимал — с ним что-то не так:

— Какое странное заболевание.

Владимир Ильич упорно не желал признавать себя больным. Вынужденно отстраненный от государственных дел, живо интересовался всем происходящим вокруг. А его старались отгородить от всех дел, чтобы не утомлять. Многое скрывали от него. Владимир Ильич спросил Крупскую:

— Что тебе дороже: я или партия?

Она растерялась, но быстро нашлась:

— И ты дорог, и партия дорога.

Ленин тут уже возразил:

— Партия — это все. А так как партией руковожу я, то обязан все знать.

К Надежде Константиновне приехал ее сослуживец по наркомату просвещения. Они уединились и долго беседовали. Ленин позвал сестру Марию Ильиничну:

— Не знаешь, он уехал или еще здесь?

— Только что уехал.

— А его накормили? Дали ему чаю?

— Нет.

— Как, — воскликнул Владимир Ильич, — человек приехал к нам в дом и его не подумали даже накормить, дать ему чая!

— Я думала, Надя сама сделает это.

— Надя! — Ильич был не очень высокого мнения о хозяйственных способностях Надежды Константиновны. — А ты-то что думала?

Он не хотел, чтобы товарищи раньше времени списали его со счетов. Отправил записку Сталину:

«Врачи, видимо, создают легенду, которую нельзя оставить без опровержения. Они растерялись от сильного припадка в пятницу и сделали сугубую глупость: попытались запретить «политические» посещения…

Я чрезвычайно рассердился и отшил их. В четверг у меня был Каменев. Оживленный политический разговор. Прекрасный сон, чудесное самочувствие. В пятницу паралич… Только дураки могут тут валить на политические разговоры. Если я когда волнуюсь, то из-за отсутствия своевременных и политических разговоров. Надеюсь, Вы поймете это и дурака немецкого профессора и компанию отошьете».

После того как в него стреляла эсерка Фанни Каплан, Ленин пролежал дома полтора месяца. В него попали две пули.

В середине сентября 1918 года секретарь ЦК и председатель ВЦИК Яков Михайлович Свердлов поручил своим подчиненным найти место за городом, где бы вождь «мог как следует отдохнуть и окончательно окрепнуть». Выбрали бывшее имение московского градоначальника Анатолия Анатольевича Рейнбота. В конце сентября Ленина и Крупскую повезли смотреть имение, которое переименуют в Горки Ленинские.

Узнав, кто живет по соседству, в Горки наведались местные крестьяне. Дежурный чекист из службы охраны доложил Владимиру Ильичу:

— Крестьяне хотят с вами поговорить.

— Ну, хорошо, позовите их.

Владимир Ильич предложил гостям сесть, поинтересовался:

— Как у вас дела, как сельсовет работает?

Они рассказали.

— Что вы от меня хотите? — спросил Ленин.

— Нам нужно сменить попа. Он, сукин сын, большие деньги берет за похороны, за венчанье, за крестины — до тридцати рублей.

Владимир Ильич просьбе не удивился.

— Что же, раз надо, значит, надо. Я напишу в Моссовет.

В Горках вождя возили на охоту. Когда проезжали по аллее, увидели женщин, собиравших грибы. Владимир Ильич любезно поздоровался и поинтересовался:

— Есть грибы?

— Нет, батюшка. Как коммунисты появились, так грибы как сквозь землю провалились.

Владимир Ильич ничего им не ответил, а потом сокрушался:

— Ну, темный народ. Если грибов нет, посади хоть царя, их не будет. Неужели коммунисты против грибов?