ДАМАСК. ГОСТИНИЦА. НОМЕР ПРОФЕССОРА УСМАНОВА

Сон был чудесный. Он давно таких не видел.

На его кровати лежала голая женщина. Ее руки и ноги была связаны, во рту кляп. Она совершенно беспомощна и смотрит на него с ужасом. Он улыбается и обещает, что ей будет хорошо. Гладит и целует ее грудь. Теперь целует ее живот и опускается еще ниже. Он чувствует, как ее тело откликается на его ласки. Он медленно целует каждый сантиметр ее тела. В отличие от других мужчин он никуда не торопится. Разве кто-нибудь из них был так внимателен и нежен с ней?

Он — настоящий любовник. Знает, как доставить женщине удовольствие. И оргазма они достигают одновременно.

После этого он берет в руки хлыст. Ее глаза испуганно расширяются. Она еще не понимает, что он может доставить ей только удовольствие. И он вынужден ей это объяснить. Разговаривает с ней мягко и неторопливо, хотя его самого сжигает страсть.

— Ты же любишь секс. Ты любишь секс больше всего на свете. Ведь я прав? Ну, признайся, — говорит он. — Ты боишься себе самой в этом признаться. Я помогу тебе.

И он наносит первый удар. Свист хлыста успокаивает его.

Садистские фантазии — отголоски детской борьбы за расположение матери, это то, что недоступно женщинам, это страдания младенческого ума, оказавшегося во взрослом теле. Разве его вина, что женщина не в состоянии понять, в чем состоит радость жизни? Все, что нужно садисту, это услышать от женщины вожделенное: да! Он возбуждается сам. И в эту минуту пробуждается…

Олег Червонцев проснулся весь мокрый от пота. Это был всего лишь сон. Сердце у него отчаянно колотилось. Во рту пересохло. Он сбросил с себя тяжелое одеяло. Присел на кровати. Рядом валялась пустая бутылка. Он услышал, что звонит телефон.

В субботу утром в Дамаск прилетел профессор Усманов. Он сразу позвонил Олегу Виленовичу Червонцеву. В Москве полковник Червонцев часто обращался за помощью к Усманову. Случаются медицинские проблемы, с которыми не ко всякому врачу обратишься.

Лысый и толстый Усманов обзавелся большой клиентурой, в первую очередь благодаря готовности помочь в самой щекотливой ситуации и привычке помалкивать. Даже самым близким людям он не рассказывал о бедах и несчастьях своих пациентов, среди которых были весьма высокопоставленные люди.

— Профессор, дружище, страшно рад тебя слышать! — пророкотал в трубку довольный Червонцев. — Ты надолго?

— Нет, я на конференцию по военной медицине. Помогаем сирийским коллегам. Правда, отпустили всего на пару дней. Я могу тебя увидеть?

— Конечно.

— Как ты? Есть проблемы? Как себя чувствуешь? — поинтересовался профессор.

— Это не телефонный разговор.

— Хорошо, хорошо, — согласился Усманов. — Приезжай ко мне в отель. Жду тебя вечером, поужинаем. Есть хорошие бутылки, какие ты любишь.

Червонцев отпустил водителя возле гостиницы и сказал, что позвонит в гараж, когда понадобится машина.

Профессор был на полголовы ниже полковника и вдвое толще. Он скинул пиджак и остался в жилете. Широким жестом указал на накрытый стол:

— Садись, поужинаем. А то я час хожу мимо стола, измучился.

Профессор ел с аппетитом и рассказывал новости. Он словно не замечал мрачного настроения Червонцева, хмуро смотревшего в тарелку. Полковник предпочитал неразбавленный бурбон со льдом. Усманов знал, что Олегу надо дать время расслабиться, размякнуть. Это произошло после четвертой порции бурбона.

Червонцев расстался с пиджаком и галстуком. В компании старого друга он чувствовал себя спокойно и надежно. Усманов выключил верхний свет и зажег свечи. У него всегда был запас кубинских сигар лучших сортов. Насытившись, профессор закурил сигару и мечтательно наблюдал за колечками дыма в дрожащем пламени свечи.

— Что мне делать? — вдруг спросил Червонцев.

— Ты болен, Олег? — забеспокоился Усманов.

— Я здоров, — нетерпеливо отмахнулся Червонцев. — У меня серьезные неприятности. У большого начальства вырос на меня зуб, а своему непосредственному руководителю я никогда не нравился. Только ждут повода, чтобы избавиться от меня.

Червонцев наливался бурбоном, словно это была минеральная вода. Но почему-то не пьянел. Усманов отвинтил пробку второй бутылки и заодно наполнил тарелку Червонцева.

— Может быть, ты преувеличиваешь? У нас у всех бывают неприятности. На то и начальство, чтобы портить настроение.

— Ты-то что в этом понимаешь? — пробормотал Червонцев. — Ты сам себе начальник. Что хочешь, то и делаешь. А я чувствую, как они на меня давят, сволочи, хотят, чтобы я ушел. Кто-то зарится на мое кресло.

Профессор Усманов внимательно разглядывал своего друга. Олег всегда был склонен к пессимизму. У него случались невротические реакции. Он легко впадал в тоску. Усманов всегда принимал во внимание особенности психической конституции своего друга, но считал, что Червонцев давно научился держать себя в руках. И Червонцев всегда знал, откуда дуют ветры. Все-таки он служил в серьезной организации.

— А чего они на тебя взъелись?

— Я для них чужой, — немедленно ответил Червонцев. — У нас служба делится на кланы. Они мирились с моим существованием, пока наш клан имел влияние. А теперь наших почти никого не осталось. Кто-то ушел, кто-то на пенсии. — Лицо Червонцева было мрачное, почти черное. — Они почувствовали себя увереннее и хотят посадить на мое место своего человека, удобного, послушного, своего.

Червонцев тоже раскурил сигару.

— Может быть, тебе уйти самому? — предположил Усманов. — Черт с ними со всеми!

— А что я буду делать? — мрачно сказал Червонцев.

— Займешься бизнесом, с твоими-то связями, — посоветовал Усманов. — Зарабатывать будешь значительно лучше.

Червонцев, сосредоточенно пыхтевший сигарой, покачал головой.

— Это занятие не по мне. — Он вдруг разозлился, залпом допил стакан. — И вообще я не намерен облегчать им жизнь. Я буду сражаться до конца! Они еще пожалеют, что связались со мной.

Профессор Усманов стоял на своем.

— Мне все равно кажется, что незачем тебе тратить силы на борьбу с ними. Лучше заранее поищи запасной аэродром и уходи сам. Сейчас тебе везде будут рады. Увольняйся, найдем тебе место в хорошем месте. — Вкусная еда неизменно приводила Усманова в благодушное состояние. — Попробуй десерт и пошли их всех к черту.

Но Олегу Червонцеву выпитое только прибавило упрямства. Он и слушать не хотел старого друга.

— Нет и еще раз нет, и перестань спорить. Все. Больше об этом говорить не будем.

Несколько минут они молчали. Олег Червонцев посмотрел на часы.

— Вообще-то мне пора ехать, — сказал он. — Я вызову машину.

Усманов доедал торт.

— Приезжай завтра с утра. Позавтракаем, еще поговорим.

Червонцев похлопал его по плечу.

— Хороший ты парень. Таких друзей, как ты, у меня уже не осталось.

Усманов, проводив его, меланхолически посмотрел на стол с остатками ужина, подумал, не съесть ли еще кусок шоколадного торта, но сумел остановить себя. Он, конечно, съел меньше, чем хотелось бы, хотя явно больше, чем следовало при его избыточном весе. Пошел в ванную комнату умыться на сон грядущий, почистил зубы, однако раздеваться не стал. Ждал телефонного звонка, читал газеты, пил минеральную воду. Ему позвонили ровно в два часа ночи. Он снял трубку и, не дослушав, сразу же ее повесил.

Через три минуты Усманов вышел на улицу. На перекрестке его ждала машина с двумя пассажирами. Номера были заляпаны грязью. Один из пассажиров предусмотрительно распахнул дверцу. Профессор сел в машину, но они никуда не поехали. Разговор продолжался полчаса. После этого Усманов быстрым шагом отправился в гостиницу. Сон как рукой сняло. Он долго лежал и заснул, когда уже рассвело.

Олег Червонцев, выспавшийся как следует, приехал к завтраку. Усманов уже заказал еду в номер. Червонцев выпил три чашки черного, без сахара кофе и безостановочно курил.

— Дать тебе таблетку? — предложил Усманов, сочувственно глядя на Червонцева. — Похмелье — болезнь серьезная.

Червонцев отказался. Он сидел в пиджаке без галстука, с расстегнутым воротом рубашки. Сразу после завтрака собирался уехать. Но Усманов предложил ему не торопиться:

— Побудь у меня, отдохни. Здесь к тебе никто не станет приставать с разными глупостями.

Червонцев вяло согласился. Он с полчаса посидел с газетой в руках, потом прилег на диван и заснул. Профессор тоже подремал. К обеду оба приободрились. Новая бутылка бурбона появилась на столе, и Червонцев ожил. После третьей порции профессор объявил, что намерен серьезно поговорить со старым другом.

— Послушай, Олег, я всю ночь думал над твоим рассказом. И очень переживаю, что ты оказался в такой ситуации. В общем, ты прав. Они не дадут тебе спокойно жить и работать. Надо что-то делать. — Усманов произнес все это без обычной улыбочки. Он смотрел Олегу Червонцеву прямо в глаза. — Я скажу тебе сейчас одну важную вещь. Только не спеши с ответом, не торопись говорить «нет».

Полковник с некоторым удивлением взглянул на своего старого приятеля и приготовился слушать.

— Олег, ты никогда не думал о том, что есть место, где тебе всегда были бы рады?

— Ты имеешь в виду хороший публичный дом?

Усманов сделал вид, что не обратил внимания на шутку.

— Олег, ты не считаешь, что тебе следует поговорить с людьми, представляющими здесь оппозицию?

Червонцев резким движением руки отодвинул от себя чашку. Кофе выплеснулся, и большое коричневое пятно расползлось по белой скатерти. Усманов страдальчески скосил глаза. Червонцев выскочил из-за стола.

— Ты с ума сошел! Что ты несешь? Я для этих людей враг номер один. И они мои враги. Я же и занимаюсь тем, что помогаю власти их уничтожать. О чем мне с ними говорить: упростите мою жизнь, перестаньте засылать своих людей?

— Олег, я ничего не понимаю в твоих делах, — прервал его профессор. — Но ты подумай о другом. Если ты сумеешь чего-то добиться в контактах с оппозицией, твое положение на службе только укрепится. Личный успех тебе сейчас не повредит.

— Ты несешь чепуху, — остановил его Червонцев. — Я больше ничего не хочу об этом слышать.

— Ну, смотри, Олег, — Усманов сбавил тон. — Я всего лишь врач.

Профессор знал, что Червонцев упрям и давить на него бессмысленно, поэтому доктор не без удовольствия вернулся к торту. Это было достойным вознаграждением за все волнения и переживания.

Олег Червонцев щедро плеснул себе бурбона. Он пил третий день подряд, и ему хватило сравнительно небольшой дозы, чтобы войти в привычное состояние легкости и полной свободы. Со стаканом в руках он несколько раз прошелся по комнате. Рассеянно посмотрел в окно. Подсел к Усманову.

— А ты кого-то знаешь?

— Конечно, — ответил профессор, — я знаю двух или трех видных человек. Они врачи и священнослужители. Очень набожные, серьезные и авторитетные люди. Я в отличие от тебя политикой не занимаюсь. Но очевидно, что нынешний режим долго не продержится. Все равно вам придется устанавливать с ними отношения. Разумнее это сделать заранее.

Олег Червонцев опять погрузился в свои мысли.

— Может, ты и прав, — рассеянно сказал он. — Во всяком случае, терять мне нечего.

— Олег, — осторожно заметил профессор, — если бы тебе была нужна медицинская помощь, я бы все сделал сам. Но твой недуг медицина не лечит.

— И ты мог бы устроить встречу? — нерешительно спросил Червонцев.

— Нет ничего проще, — облегченно вздохнул Усманов. — Они могут приехать сюда, или я тебя к ним отвезу.