ЛИВАН. БЕЙРУТ

Остальные члены группы приехали накануне. Роль-ник и Салим притащили оружие в двух больших сумках. Дитер Рольник каждому присвоил номер и объяснил, кому и что предстоит делать.

— Номер один — это я. Вооружение — один автомат и один пистолет. Номер два — Салим, один автомат, две ручные гранаты. Наша с ним задача — пробиться в конференц-зал и захватить министров. Номер три — Юсеф, один пистолет и взрывчатка. Он должен последовать за нами, заложить взрывчатку и подготовить все для взрыва по моему приказу. Номер четыре — Гюнтер, один пистолет и две гранаты. Он должен загнать всех, кто находится в коридоре, в конференц-зал, предварительно проверив, есть ли у них оружие. Когда это будет сделано, мы вместе обыщем все помещения. Номер пять — Фриц, один автомат и две гранаты. Он помогает Гюнтеру. Номер шесть — Петра, один автомат, она прикрывает вход.

Они устроились на полу, накрытом толстым ковром, и внимательно слушали Дитера. Никто не шутил, не улыбался. Несмотря на привычную браваду Рольника, все понимали, на что идут.

— Есть вопросы? — спросил Рольник. — Нет. Тогда пошли вздремнем.

У Гюнтера не было вопросов, но была одна просьба. Он хотел, чтобы в случае тяжелого ранения, которое сделало бы его калекой, его бы немедленно застрелили. И еще Гюнтер попросил Рольника обязательно забрать раненых, даже если они будут говорить, что не перенесут дороги. Если погибать, то лучше в дороге, среди своих, чем в тюрьме. Так и было решено.

Всем кроватей не хватило. Фриц и Юсеф улеглись прямо на полу.

В субботу Понтер сходил еще раз осмотреть здание, где соберутся министры, кое-что купил и вернулся. Фриц сказал ему, что операция отложена на воскресенье. Тогда он опять ушел и гулял весь день по городу.

Все плотно поужинали, Гюнтер есть отказался. Над ним посмеялись, потому что и накануне вечером он тоже не проглотил ни куска. Но это было мудрым решением, которое, как оказалось позднее, спасло ему жизнь. Это Гюнтер узнал во время службы в бундесвере: при ранении в живот выживает тот, чей желудок пуст.

Ровно в полночь Рольник достал бутылку виски, дабы отметить день рождения Гюнтера. Именинник выпил две порции и ушел в свою комнату. Настроение у него было не праздничное, и он хотел, чтобы его оставили в покое. Той ночью Понтер чувствовал себя совершенно одиноким, и ему было чертовски грустно.

В семь утра его разбудили и велели еще раз сходить и убедиться, что на заседании точно будут присутствовать министры из Ирана и Саудовской Аравии. Они приехали, и Понтер побежал назад.

Группа готовилась. Все снаряжение, включая автоматы и взрывчатку, надо было тащить на себе. Груз получился большой, и они выглядели странновато со своими сумками.

У входа стоял полицейский в парадной форме. Он взял под козырек и пропустил иностранцев, приняв их за участников встречи. Даже не стал требовать документы и не поинтересовался, что они собой несут. В австрийской столице давно уже ничего не происходило. Венские власти были уверены, что способны обеспечить в городе полное спокойствие, и не хотели огорчать высоких гостей повышенными мерами безопасности, дабы не доставлять им неудобства. Вена — это комфорт!

Дитер Рольник с большими сумками в руках по-английски вежливо сказал полицейскому: «Здравствуйте». И боевики беспрепятственно прошли внутрь.

Российского посла Вавилова и полковника Козлова, который поехал вместе с ним, сопровождали три машины, набитые стражами порядка. Не сбавляя скорости на поворотах, машины вырвались из города и доставили их в старинный особняк для важных встреч.

В вестибюле посла и Козлова сердечно приветствовал аль-Халиль, который работал в министерстве иностранных дел. Аль-Халиль был частым гостем российского посольства. Отношениями с ним дорожили, щедро угощали его водкой и икрой, потому что через него можно было без проволочек получить важную информацию, которая в расколотой войной стране была на вес золота.

— Замечательно выглядишь, Виктор! — Аль-Халиль хлопнул Козлова по плечу, демонстрируя окружающим высокую степень личных отношений с высокопоставленным русским. — В Москве столько перемен, один ты не меняешься.

Внизу у лестницы толпились журналисты. Дитер Рольник любезно осведомился у них по-английски, началось ли заседание. Они ответили утвердительно. Тогда Рольник деловито расстегнул молнию на своей спортивной сумке и вытащил автомат. Это было сигналом к началу операции. Боевики достали оружие и бросились вверх по лестнице.

Переступив порог здания, Гюнтер ни слова не произнес по-немецки. Он намеревался обойтись несколькими английскими фразами. Не хотел выдавать своей национальной принадлежности, потому что надеялся в конце концов вернуться в Германию.

Первые выстрелы прозвучали почти сразу — возле лифтов, где действовала Петра. Стоявшие там люди не спешили подчиниться ее приказу, и Петра, не раздумывая, нажала на спусковой крючок. Несколько человек рухнули на пол. Двое или трое из них были убиты.

Гюнтер сбросил пальто и надел маску.

Выстрелы раздались и в конференц-зале. Безоружный ливиец бросился на Рольника. Дитер выстрелил ему в плечо, а потом, разозлившись, вогнал в раненого ливийца весь магазин.

Гюнтер занялся теми, кто стоял в фойе. Там оставалось человек семь-восемь. Мужчин он стволом пистолета отогнал в угол, а женщине, разговаривавшей с кем-то по телефону, приказал бросить трубку на пол и поднять руки. Испуганные выстрелами мужчины сгрудились в углу, а вот с женщиной вышла незадача.

Ему никак не удавалось втолковать этой молодой смуглой даме с надменным взглядом, что сейчас не время звонить. Она отказывалась это понимать. Да еще Фриц куда-то исчез. Приходилось одним глазом следить за мужчинами, а другим за говорливой дамой.

Она совершенно не испугалась нападения и продолжала кому-то названивать. Гюнтер стоял перед ней и не знал, что ему делать. Он почувствовал, как в нем закипает ненависть. Еще минута, и выстрелит в нее. И тогда он выпустил магазин в потолок. Сверху посыпались осколки разбитых плафонов. Звон стекла на даму подействовал. Испуганно отскочив, она присоединилась к остальным.

Прошла минута. За это время его самого могли преспокойно застрелить, ведь он еще не проверил, нет ли у них оружия. Тут Понтер вспомнил свои заученные английские фразы и скомандовал:

— Снять пиджаки!

Пистолетным стволом он указал на противоположную стену. Один за другим все выходили вперед и оставляли одежду. Удостоверившись, что оружия нет, он по одному запускал сгрудившихся мужчин в конференц-зал. Краем глаза заметил, что один из них пытается улизнуть, медленно отступая с поднятыми руками в сторону выхода. Понтер решил, что не станет ему мешать: пусть уходит. Заложников предостаточно.

И тут у входа появилась Петра Вагнер, возбужденная первой пролитой кровью. Она поступила на редкость глупо. Заметив, что человек пытается бежать, она ткнула в него пистолетом и приказала вернуться в здание. Заложник не растерялся и мгновенно перешел в наступление. Ловко схватил Петру, не давая ей выстрелить, и потащил к выходу.

Гюнтер бросился на помощь и услышал выстрелы. Петра все-таки сумела спустить курок. Мужчина рухнул — она упала вместе с ним. Пиджак упавшего задрался, и стала видна наплечная кобура с матово блестевшей рукояткой пистолета. Гюнтер нагнулся и вытащил у него пистолет из кобуры, недоумевая, почему тот не пустил в ход оружие.

Виктор Козлов стоял с поднятыми руками и с ужасом наблюдал за происходящим. Посла Вавилова, как почетного гостя, сразу провели в зал заседаний, захваченный террористами. Козлов и аль-Халиль задержались в фойе, и здесь их прихватили. Смельчак аль-Халиль решил бежать, чтобы вызвать подмогу…

Козлов увидел лужу крови на лестнице и голову аль-Халиля посреди этой лужи. Ливанец был еще жив и страшно хрипел. Козлова мутило, он отвернулся.

Гюнтер теперь уже без проверки поспешно загнал всех в конференц-зал и принялся обыскивать комнаты. К этому времени подоспел Рольник и стал ему помогать. Но вскоре они бросили это занятие, потому что комнат было много, а времени мало.

Рольник вернулся в конференц-зал, а Гюнтер вместе с Фрицем заняли оборону у закрытых дверей. Теперь следовало подождать, пока власти не вступят с ними в переговоры, чтобы узнать, чего, собственно, они хотят. Террористы контролировали все подходы к конференц-залу, где находились заложники, и профессионалы должны были понять, что освободить заложников силой будет непросто.

И тут в здании появились четверо бравых молодцов, которым бы в кино сниматься, а не служить в элитном подразделении местной полиции.

Гюнтер, спрятавшись за колонну, увидел четырех полицейских в стальных касках и с автоматами в руках. Они озирались. Понтер мог расстрелять их из укрытия, потому что пуленепробиваемые жилеты не спасают от прямого попадания, мог забросать ручными гранатами или просто отступить. Но он предпочел отодвинуться за колонну.

В эту минуту раздались автоматные очереди. Стреляли полицейские. Зачем они это делали, было непонятно. Прорваться к заложникам они не могли: без ручных гранат ничего не получится, а бросать гранаты им не разрешалось, чтобы не ранить заложников.

Стрелять им тоже не следовало. Автоматные пули летели во все стороны, и если хотя бы одна залетела в конференц-зал, Рольник сразу бы отдал приказ взорвать здание, решив, что Гюнтер и Фриц уже убиты. То, что у террористов, захвативших здание, могут быть гранаты, судя по всему, не приходило полицейским в голову, иначе они бы вели себя осмотрительнее. Вместо это они продолжали поливать коридоры огнем, и все кончилось тем, что Гюнтер получил рикошетом пулю в живот.

Он выпустил пистолет из рук, вытащил рубашку из брюк и осмотрел рану. Это была не дырка, а, скорее, щель, окруженная рваными кусками мяса. Кровь пока не шла. Гюнтер подумал: вот дерьмо. Он отступил и для начала выкурил сигарету. Боли не было, как будто бы ничего не произошло.

Фриц, которому он показал рану, сразу заорал:

— На помощь, Дитер!

Полицейские продолжали палить во все стороны, будто им приказали снести здание до основания. Рольник выскочил, оценил обстановку, что-то прорычал Фрицу и опять исчез в конференц-зале. Фриц равнодушно швырнул в фойе одну за другой две гранаты. Свет погас, и в головах полицейских наконец-то прояснилось. Прекратилась бессмысленная пальба. Полиция вступила в переговоры.

Один из нефтяных министров, врач по профессии, наскоро осмотрел Понтера. Рольник спросил министра, сможет ли Понтер уйти из здания на своих ногах.

— Нет, — твердо ответил министр. — Ему нужна операция, и как можно скорее. Пока что не давайте ему ни есть, ни пить.

Рольник приказал Гюнтеру сидеть в конференц-зале и охранять заложников. Но теперь живот стал болеть. Гюнтер начал слабеть, его мучила ужасная жажда. Когда он почти потерял сознание, Рольник забрал у него бумажник и оружие и сказал:

— Иди.

Покачиваясь, Гюнтер вышел в фойе. Там стояли полицейские, как будто ожидая, чтобы их кто-нибудь пристрелит. Офицер спросил его, не заложник ли он. Гюнтер помотал головой. Он сел прямо на пол, натянул пиджак на голову и перестал отвечать на вопросы. Прежде чем потерять сознание, он увидел, что несут носилки.

Во время рентгеновского обследования он на короткое время пришел в себя. Какие-то типы снимали с него отпечатки пальцев, а он не давался. Сначала врачи с ним что-то делали, потом его опять стали фотографировать, а чтобы он при этом открыл глаза, они дергали трубки, которые отовсюду торчали из него. Это вызывало дикую боль.

Врачи связались с Рольником и сказали, что Гюнтер не переживет перелета, поэтому они не дают согласия на его транспортировку. Рольник ответил, что требует доставить Понтера в самолет к моменту вылета. Живым или мертвым. Это было правильное решение, решил Гюнтер впоследствии. В тюрьме он бы непременно загнулся. Когда его привезли к самолету, он был скорее мертв, чем жив. Газеты писали, что Гюнтер не выживет. На самом деле через пять дней он поднялся на ноги, а еще через пять дней с него сняли швы.

Рольник был счастлив. Он одержал полную победу. И увез с собой всех своих людей, даже Гюнтера, которого в прямом смысле вырвал из рук полиции. Власть капитулировала перед ним!