МОСКВА. ИНСТИТУТ
Машина Шувалова, видимо, осталась там, где он беседовал по душам с майором Осадчим. Пришлось добираться самостоятельно. С пятой попытки остановил автомобиль, чей хозяин согласился довести его до института за те пару сотен, которые остались у Шувалова.
На сей раз министры ему навстречу не выезжали. Но институт по-прежнему охраняли автоматчики. Процесс проверки прошел быстрее, потому что Шувалов был без машины, да и личного имущества у него поубавилось.
Он медленно прошел по длинному коридору до кабинета Лизы. Наверное, таблетки подействовали, боль притупилась. Навалилась усталость; его качало, хотелось немедленно прилечь и заснуть.
Лиза встретила Шувалова у дверей.
— Боже, ужасно выглядишь, — она всплеснула руками. — Ты попал в аварию, разбился? Почему тебя выписали в таком состоянии? Ты минимум пару дней должен находиться под наблюдением врачей.
Произнося все это, Лиза умело стащила с него куртку, свитер и рубашку, уложила на директорскую кушетку. Шувалов не сопротивлялся. Не только потому, что безумно устал. Ему нравилось, как Лиза его раздевала. У нее был даже не профессиональный, а прирожденный талант к этому делу.
Лиза проверила его рефлексы, осмотрела грудную клетку. Когда она дотрагивалась до тех мест, которые испытали силу кулаков майора Осадчего, Шувалову хотелось стонать от боли, но он сдерживался. Лиза приступила к осмотру нижней части тела, расстегнула молнию на брюках.
— Ты не торопишься? — Шувалов пытался шутить. — Сразу, без прелюдий? Давай хотя бы немного поговорим.
— Размечтался. Кому ты такой нужен? — слабо улыбнулась Лиза. — Не хотелось бы тебя обижать, но в настоящий момент как мужчина ты не представляешь большого интереса.
Он намеревался оспорить ее утверждение, но Лиза нащупала то место, куда Осадчий добавил, видимо, сапогом, и Шувалов взвился чуть не до потолка.
— Какая ужасная гематома! — охнула Лиза. Она ощупала его ноги, но там повреждений не было. — Ты мочился? Не испытываешь трудностей при мочеиспускании? — спросила она.
Шувалов покачал головой:
— Нет, это по-прежнему одна из немногих радостей, еще доступных мужчине моего возраста.
— Болтушка ты, — Лиза усмехнулась. — Даже удивительно, что при таком языке тебя бьют сравнительно редко.
Она присела рядом с ним. Он смотрел на ее красивое лицо без единой морщинки, на голубые глаза, длинные золотистые волосы. Сейчас, когда глаза у него слипались и все немного расплывалось, ему казалось, что Лиза вообще не изменилась с того счастливого мгновения, когда они впервые остались вдвоем.
Шувалов в потрепанных, но модных отцовских башмаках на толстой подошве и в отцовской же кожаной куртке заехал к ней за тетрадкой по химии, и они вышли погулять.
Лиза жила тогда на Ленинских горах, со временем вновь ставших Воробьевыми. Развлекая ее, Шувалов описывал в лицах, как в пятом классе ездил во Дворец пионеров заниматься в кружке юных астрофизиков. Однажды они остались ночевать прямо на столах, чтобы ночью наблюдать за метеоритным дождем. Но набежавшие облака лишили их этого счастья. Они всю ночь вертелись на жестких столах, жевали принесенные из дома бутерброды, честно поделенные на всех, и слушали допотопный ленточный магнитофон, казавшийся чудом техники. Тогда он впервые услышал Высоцкого.
Я долго ждал ее, И вот она пришла — Широкая и плоская, Как рыба камбала.
Гуляли они с Лизой долго — стемнело как-то очень быстро, и им приходилось держаться ближе друг к другу. Кончилось это тем, что, стоя у парапета, они стали целоваться, совершенно забыв об открывающейся перед ними чудесной панораме города.
Родители Шувалова предпочитали круглый год жить за городом, пустая городская квартира осталась в его распоряжении. Словом, все благоприятствовало роману. Даже сдача экзаменов и поступление в институт не помешали. Когда звонила мама, чтобы выяснить, чем занят ее любимый сынок, он честно признавался, что ждет в гости красивую девушку. «Желаю удачи», — говорила мама.
Роман развивался настолько бурно, что Шувалов едва не вылетел с первого курса. Лекции он еще посещал, а вот домашние задания не делал, учебников не читал, к семинарам не готовился и, главное, забросил иностранные языки, что грозило двойками на сессии и прощанием с высшим образованием.
Карьеру Шувалова спас неожиданно возникший на горизонте седовласый профессор-теннисист. Он с такой энергией атаковал Лизу, что Шувалов потерпел поражение. С помощью профессора Лиза делала успехи и на корте, и в учебе. Но интерес к профессору быстро угас, потому что на горизонте появился дипломат, оформлявшийся в длительную заграничную командировку…
Шувалов, получив отставку, неожиданно для самого себя налег на учебу и сдал сессию на все пятерки. Разрыв с Лизой переживал болезненно. Хотя никто, даже самые близкие друзья, не подозревали о бушевавших в его груди страстях. Тогда он научился скрывать эмоции — качество, сыгравшее немаловажную роль в его будущей карьере.
Самое поразительное состояло в том, что он Лизу вовсе не возненавидел, хотя она его бросила. Не обиделся. И не стал к ней равнодушен. Он по-прежнему ее любил. Иногда даже представлял, какие у них могли быть дети…
— Нужно сделать томографию, — озабоченно сказала Лиза. — Посмотреть размеры гематомы, проверить, не повреждены ли внутренние органы.
Шувалов нахмурился.
— Это не больно, — утешила его Лиза. — Томограф — это прибор вроде рентгена. Но в отличие от рентгена на потенцию не влияет.
Шувалов взял ее за руку.
— Ты полагаешь, мне все это еще понадобится? У меня еще будет шанс? — проникновенным голосом осведомился он.
Лиза вскочила с кушетки.
— Какой ты нудный! Только об одном и говоришь. Она сняла с вешалки белый халат.
— Ты способен передвигаться или мне сходить за креслом?
— Куда я должен идти?
— Я же тебе объяснила: нужна томография.
— Схожу завтра в поликлинику, — нечестным голосом обещал Шувалов.
— Не завтра, а сейчас. У нас в институте прекрасные томографы.
— Сейчас поздний вечер. В институте никого нет.
— А я на что? — обиделась Лиза. — Меня ты за врача не считаешь?
— Я знаю, что у тебя есть диплом об окончании медицинского института, но помнится, ты столько тогда прогуляла лекций, бегая ко мне на свидания…
Лиза довольно метко запустила в него подушкой, лежавшей на кушетке.
— Перестань болтать, — строго сказала она. — К твоему сведению, я кандидат медицинских наук.
— А ты уверена, что читала собственную диссертацию? — спросил Шувалов, обреченно поднимаясь с кушетки.
Лиза поискала глазами, чем бы еще в него запустить. Конечно, Шувалов ковылял с трудом, но виду не подавал. Когда вошли в лифт, Лиза нажала на кнопку подвального этажа.
— Это там, куда вы свозите трупы и разделываете их на части? — невинным голосом поинтересовался Шувалов.
Лиза только отмахнулась.
Спустившись, они оказались перед металлической дверью с цифровым замком. Лиза набрала код, дверь открылась, и автоматически зажегся свет.
— Нам налево, — пояснила Лиза.
Массивная металлическая дверь с мягким чмоканьем закрылась за ними.
— Зачем вам такая дверь? — поинтересовался Шувалов.
— А это спецблок. Сюда военные медики приезжают, чтобы проводить опыты по своим программам.
— Что за опыты?
— Честно говоря, не знаю, — безмятежно призналась Лиза. — Это хозяйство Каримова и профессора Усманова.
— Кто это?
— Усманов — научный руководитель спецблока. Он односельчанин Алика. Старше его, конечно. Был оппонентом на защите докторской диссертации у него. Алик пригласил его в столицу. Через военных сделал ему гражданство, регистрацию, квартиру, добился присвоения профессорского звания. Алик говорит, что Усманов — гениальный ученый. — Лиза сама поправилась: — Говорил.
И замолчала. Слезы навернулись у нее на глаза. Шувалов не стал продолжать разговор. Они шли по обычному больничному коридору, по обе стороны которого были двери с табличками. Когда дошли до конца коридора и свернули еще раз, свет потух. Шувалов стукнулся головой об угол стены и не сдержался:
— Тьфу ты, дьявол! Что такое со светом?
— Не знаю. Здесь такая система установлена, что, когда человек идет, свет горит, — пояснила Лиза. — Может, сейчас действует какой-то ночной режим? Зажигается — и через несколько секунд гаснет.
— А вручную его нельзя включить? — спросил Шувалов.
— На стенах должны быть выключатели, — ответила Лиза. — Но в темноте их совершенно не видно.
— Давай двигаться назад, — предложил Шувалов. — Держи меня за руку, а то потеряемся.
— Не хотелось бы, — прошептала Лиза, — не сейчас.
Одной рукой Шувалов крепко держал Лизу, другой дергал за ручки всех дверей, мимо которых они проходили. Но двери были заперты. Да уж, в спецблоке, опекаемом военными, двери обязательно будут замкнуты на сто замков, даже если в комнате пусто.
К его изумлению, одна дверца неожиданно подалась.
С криком «ура!» Лиза устремилась вслед за ним. Они оба долго шарили по стенам, пока Лиза не нащупала выключатель. Свет крохотной лампочки без абажура показался им невыносимо ярким. Когда глаза привыкли, Шувалов осмотрелся. Они попали в чулан, где институтские уборщики хранили свой инвентарь. Лиза удивилась. Новый томограф только что установили, еще даже не испробовали толком. А вот откуда здесь комната уборщиков, да еще открытая? Впрочем, сейчас это было им на руку. Но беглый осмотр показал, что ни телефона, ни переносного фонарика, ни — на худой конец — коробка спичек в комнате нет.
Лиза с удрученным видом присела на табуретку. Шувалов продолжал копаться в чужом имуществе. Он просыпал на себя стиральный порошок и получил по затылку старой шваброй. Больше всего его позабавило, что в кладовке хранились институтские стенгазеты.
— Богатая у вас культурная жизнь, — прошипел Шувалов, отодвигая пачку старых листов, чтобы добраться до табуретки, на которой все-таки обнаружилась огромная пепельница и виднелся коробок со спичками.
Стенгазеты, сооружавшиеся из толстого ватмана, грохнулись на пол, обдав Шувалова облаком пыли, из-за чего он немедленно начал чихать. Зато открылся путь к вожделенному коробку.
Шувалов аккуратно переступил через ворох свалившихся бумаг, стараясь не наступать на них, — тем более что сверху оказался пожелтевший номер с фотографиями передовиков науки. Он схватил коробок, и взгляд его упал на фото человека, показавшегося ему знакомым. Шувалов замер. Ничем не приметный лысоватый субъект с впалыми щеками смотрел прямо перед собой.
— Лиза, — поинтересовался Шувалов, не сводя взгляда с заинтересовавшей его фотографии. — Ты в институте всех знаешь? Хотя бы в лицо?
— В общем да. Не забывай, что я подписываю заявления о приеме на работу и пропуска.
Шувалов поманил ее рукой:
— Посмотри, кто этот человек?
Лиза подошла поближе:
— А это несчастный Ежевский.
Шувалов насторожился.
— Почему несчастный?
— Он умер от цирроза печени. Сгорел за несколько месяцев. Видишь, как плохо выглядит? Снимок, наверное, сделали незадолго до смерти.
Она еще раз наклонилась над стенгазетой, чтобы рассмотреть другие материалы.
— Точно! — воскликнула она. — Это предновогодний номер. Поздравляли всех, кто хорошо работал в прошлом году. А в конце января Ежевский умер.
— Когда это было? — переспросил Шувалов.
Лиза покачала головой.
— Точно не помню. Где-то в конце января.
Шувалов засунул фотографию Ежевского в карман.
— Зачем тебе это? — недоумевала Лиза. — Ты что, встречался с ним?
Шувалов кивнул.
— Немного странный и очень одинокий человек, — вспомнила Лиза. — В институт его привел профессор Усманов. Ежевский хотя и русский, но тоже из Средней Азии. Приехал сюда один. Постоянной регистрации у него не было. Взяли по договору на год. В январе контракт с ним продлили, ему обещали российский паспорт, но ничего не понадобилось…
Коробок был наполовину полон. Шувалов решил, что этого им хватит для того, чтобы благополучно добраться до лифта. Последнюю спичку он зажег уже для того, чтобы Лиза набрала номер кода и открыла массивную дверь.
Оказавшись у лифта, Лиза решительно сказала:
— Сейчас позвоню дежурному, чтобы он включил свет. Мы вернемся, и я все-таки сделаю тебе томографию.
Шувалов мягко остановил ее:
— Знаешь, у меня уже ничего не болит.
Выражение лица у него было очень неискреннее.
— Врешь, — Лиза не колебалась. — Я видела твою гематому. Болит и болеть будет долго.
Ему следовало бы забрать назад ернические замечания относительно медицинской квалификации Лизы. Диагноз она поставила точно. После прогулки по темному коридору живот разболелся еще сильнее. Но назвать этот поход неудачным он не мог. Найденная им фотография стоила любых приключений.
Человек на снимке, по словам Лизы, умер в конце января. А Шувалов встретил мертвеца несколько дней назад. Ошибка исключалась: он видел его при таких обстоятельствах, в каких каждая деталь отпечатывается в памяти навсегда. Это он в ресторане зарезал и Марину, и Каримова, которого он, как выясняется, прекрасно знал. После чего он умер — выходит, во второй раз, — когда его автоматной очередью свалил спецназовец из группы майора Осадчего.
Единственное, чего не мог понять Шувалов, это каким образом скончавшийся в январе от цирроза печени человек пару месяцев спустя оказывается живым. Да еще и в отличной физической форме!
На фото он с глубокими залысинами и впавшими щеками. Действительно тяжело больной человек. Доходяга. Цирроз печени не лечится. А в ресторане Шувалов видел человека с густой шевелюрой и завидным румянцем на щеках. И бегал он как олимпийский чемпион. Пока его не уложили очередью из автомата, он явно не жаловался на здоровье.
С Лизой они расстались в дверях ее квартиры. Несколько секунд оба молчали. Было мгновение, когда Шувалов совсем уже решился войти вслед за ней, и все-таки остановился. Алика Каримова только что похоронили, и не хотелось пользоваться одиночеством и отчаянием Лизы. Да он и не мог забыть Марину. И не забыл бы! Если бы не слова Осадчего. Он поверил ему — Марине одного мужчины могло показаться мало. Значит, он сильно ошибался в Марине?
Шувалов поцеловал Лизу и ушел.
Она обещала наутро выяснить все, что связано с покойным Ежевским. И сдержала обещание. Правда, совсем не так, как просил Шувалов.
Она позвонила ему еще до обеда.
— Личного дела Ежевского в институте не оказалось, — сообщила Лиза. — Его же брали временно. Документы временных работников, сказали мне в отделе кадров, не хранят. Странно! Я поинтересовалась у профессора Усманова…
Шувалов схватился за голову. Он же просил ее не привлекать внимания, никого ни о чем не спрашивать!
— Профессор невероятно удивился моему вопросу, — продолжала Лиза. — Объяснил, что у Ежевского не было ни братьев, ни сестер. Его кремировали, и Усманов лично отвез урну с прахом на родину Ежевского и захоронил на сельском кладбище рядом с могилами родителей. Вот и все, что удалось выяснить…