Фантазии театрального администратора

Все-таки это мучение — вставать, когда так хочется спать. Он посмотрел на часы — девять утра, для него это безбожно рано. Человек творческой профессии не может вставать ни свет ни заря.

Он босиком прошлепал в ванную. С трудом разлепив веки, пустил холодную воду и подставил лицо под сильную струю.

Вот теперь он почувствовал, что окончательно проснулся. Лицо горело от холодной воды, и почему-то щипало лоб. Он инстинктивно дотронулся рукой — больно!

Он откинул со лба волосы и посмотрел на себя в зеркало. В нем отразилась хмурая, небритая физиономия с рассеченным лбом. Он охнул. Это была не просто царапина, а маленькая рана.

— Господи, где же это я так умудрился? Вроде вчера и не падал. И не пил. — Он потрогал царапину и, опять поморщившись, вышел из ванной.

— Маша! — крикнул он жене. — Посмотри, что это у меня? Вчера же ведь ничего не было, а?

Жена хлопотала на кухне у плиты.

— Доброе утро, миленький! — улыбнулась она ему. — Что случилось с моей крошкой? Кто тебя обидел?

Она внимательно и озабоченно осмотрела подставленный им лоб.

— Царапина совсем свежая. Болит? Бедненький. — Она нежно поцеловала его. — Вчера, мне кажется, ее действительно не было. Может, ты оцарапался об угол кровати?

Она ощупала ему голову:

— А ты ночью не вставал? Может, пошел в туалет и споткнулся со сна, ударился обо что-то?.

Он пожал плечами:

— Ну, знаешь, у меня, конечно, есть недостатки. Но я все-таки не лунатик.

Маша достала аптечку.

— Сейчас я тебе смажу ранку йодом и на всякий случай залеплю пластырем, — приговаривала она, открывая пузырек с йодом.

Когда она приложила ватный тампон к ранке, он вздрогнул от боли.

— Какой ты у меня нежный, — рассмеялась она и, залепив лоб пластырем, опять поцеловала его. — Боли боишься, руками делать ничего не умеешь, собственной тени пугаешься. — И покачала головой: — Пропал бы ты без меня.

Почувствовав облегчение, он воодушевился и запустил руки ей под халат. Маша выскользнула из его объятий, иронически заметив:

— Так, раненый ожил. Значит, жить будет.

Он устремился вслед за ней, обиженно сопя:

— Куда же ты? Почему ты бросаешь своего несчастного, израненного мужа, который так нуждается в ласке, заботе и внимании?

— Все, все, милый, мне пора на работу, — сказала она, закрывшись в ванной. — Остальное вечером. Если, конечно, пожелаешь. Ты иди позавтракай, поддержи свои силы, израненный боец. Кстати, я приготовила твои любимые сырники с изюмом.

Не решив окончательно, что лучше: обидеться на жену или сделать вид, будто ничего не произошло, он пошел на кухню. Его нос уловил волнующие запахи, и он с удовольствием уселся за стол, накрытый хрустящей белой скатертью.

Помимо сырников с изюмом его ожидали свежевыжатый апельсиновый сок, горячие тосты, масло и варенье в вазочке. В центре стола красовалась ваза с фруктами. Он запустил туда руку и вытащил киви.

— Колбаски? Сыра? — предложила Маша.

Она уже оделась и теперь делала макияж. Накрасившись, поинтересовалась:

— Сегодня придешь пораньше? Или у тебя спектакль?

— Угу, — с набитым ртом ответил он. — Сегодня премьера. Придет заведующий департаментом строительства Глушков с женой. Помнишь эту толстую тетеху? А я даже выйти к ним не смогу, — он потрогал свой лоб, — выгляжу, как уголовник.

Маша положила косметичку в сумочку и потянулась за плащом.

— Может, узнаешь у Глушкова, наконец, как обстоят дела с нашей квартирой?

Он поморщился:

— Человек придет вечером в театр отдохнуть, а я к нему с делами?! Как ты себе это представляешь?

Маша погладила его по голове:

— Не волнуйся, не получится, значит, не получится. Но Красильников, я узнала, уже переговорил с кем надо. И ему обещали помочь — найдут квартиру в центре и продадут по стоимости БТИ. А Красильников, между прочим, меньше сделал для города, чем ты. Надо пользоваться тем, что тебя все знают.

— А кто Красильникову обещал? — спросил он.

— Твой Глушков, который регулярно ходит к тебе в театр, — ответила Маша и выскользнула за дверь. — Пока, милый, до вечера.

Он рассеянно кивнул и запер за женой дверь.

Внизу афиши, объявлявшей о премьере, значилось имя директора — Д. П. Селезнев. Полюбовавшись афишей, Дима вошел в театр и немного придержал дверь: проверил, мягко ли она закрывается. Здесь он вел себя иначе, чем дома, — уверенно, по-хозяйски. Сняв пальто, отдал его гардеробщице, которая почтительно приветствовала его:

— Здравствуйте, Дмитрий Павлович! Поздравляю с премьерой. Я для внука контрамарку просила. В кассе говорят, все билеты проданы.

Он довольно улыбнулся:

— Зайдешь ко мне попозже, дам билетик.

Подойдя к зеркалу, стал прихорашиваться. Потрогав пластырь, опять досадливо поморщился.

На лестнице к нему подскочил буфетчик:

— Дмитрий Павлович, беда! Из санэпидемстанции пришли, сейчас буфет закроют и опечатают. Они уже акт пишут. А вечером премьера! Что делать?

— Неужели не мог сам договориться?

— Да новенькие какие-то пришли! — Буфетчик был в отчаянии. — Я им сразу коньяка, закусочку. А они сказали, что непьющие и вообще уже пообедали.

Буфетчик угодливо распахнул дверь в приемную. Когда Дима вошел, секретарша немедленно поднялась и затараторила:

— Добрый день, Дмитрий Павлович! Вам звонили из департамента культуры, Кузнецов из музея, Елигулашвили из китайского ресторана, Возчиков из стоматологической клиники и новый директор бюро ритуальных услуг. С кем соединять?

— Подожди, — скомандовал Дима. — Найди заведующую санэпидемстанцией.

Он скинул пиджак, повесил его на плечики и уселся за стол. Едва перевернул листок календаря, заглянула секретарша:

— Дмитрий Павлович, по городскому — заведующая городской санэпидемстанцией Юлия Харитоновна.

— Юлечка, — проворковал в трубку Дима. — Понимаю, что я, конечно, уже не в том возрасте, когда можно рассчитывать на внимание красивой женщины. Но чтобы так пренебрегать давно и безнадежно влюбленным в вас мужчиной — этого я себе даже представить не мог… Как почему? Сегодня весь город приходит к нам на премьеру. Я оставил вам два билета во втором ряду. Между прочим, рядом с министром здравоохранения области, а вы даже… А, вот то-то же, Юлечка… Конечно, жду вас… Да, кстати, пришли две очень странные дамы, уверяют, что от вас, и хотят закрыть наш буфет… Да, спасибо, Юлечка, а то где же мы вечером будем выпивать после премьеры… Целую вас.

Он повесил трубку. Буфетчик развел руками:

— Снимаю шляпу, Дмитрий Павлович. Со многими директорами работал — настоящего хозяина вижу в первый раз.

Дима развернул газету, заметил:

— Она объяснила, что это новенькие, наших городских дел не знают. Сейчас она их отзовет.

Кланяясь, буфетчик вышел. Уже в дверях робко сказал:

— Мне севрюгу ребята прислали, пальчики оближешь. Я распоряжусь, чтобы вам на обед приготовили. Со свежими овощами, как вы любите…

Не обращая на буфетчика внимания, Дима нажал кнопку переговорного устройства:

— Галочка, скажи, чтобы оставили два билета Прохоровой на сегодня. Кроме того, понадобятся три или четыре места в четвертом ряду. Это для москвичей. Но я не знаю, сколько их будет, и сам встретить не смогу. Организуй достойную встречу — договорились?

— Не беспокойтесь, Дмитрий Павлович, сделаем в лучшем виде, — донеслось из переговорного устройства.

— Я у себя, — сказал Дима и отключился.

Он вышел в приемную, секретарша взяла блокнот.

— Машина мне нужна на четыре, — распорядился Дима. — А пока собери мне администраторов.

Он спустился в гримерную.

— Танечка, можно как-нибудь это загримировать? — Он отклеил пластырь и показал свою царапину.

— Садитесь, Дмитрий Павлович.

— Сами понимаете, Танечка, — сказал он, — сегодня в театр придут такие люди… Мне обязательно нужно быть в форме.

Ранка немного поджила.

Она понимающе кивнула и ловко загримировала царапину.

Жена встретила его, как всегда, крахмальной скатертью и обильным ужином. Дима одолел свою порцию.

— Подложить еще? — Маша держала в руках сковородку.

Он покачал головой.

— Устал, милый? Болит? — заботливо спросила она, кивнув на его лоб.

— Да, что-то притомился. День был хлопотный. Пойду-ка я лягу. Что-то спать хочется.

— И телевизор смотреть не станешь? — удивилась Маша. — Новое кино сейчас будет. Для полуночников — то, что ты любишь, с голыми девочками.

— Нет-нет. Пойду спать. — Он поцеловал жену. — Спокойной ночи.

Постель уже была расстелена. На тумбочке горел ночник, рядом стоял высокий стакан с водой и лежал толстый роман, который Дима читал на ночь. Он с удовольствием улегся в постель и потянулся. Взял в руки книгу, раскрыл ее и… зевнул. Положил книгу назад и выключил свет. Завернулся в пуховое одеяло и закрыл глаза. Через мгновение он уже спал. И видел сон.

Он был как-то странно одет — в черный спортивный костюм, а на голове — вязаная лыжная шапочка.

Он вошел в подъезд какого-то чужого дома и встал возле лифта. Подъезд был грязный и темный, но это его совершенно не смущало.

Вдруг стукнула входная дверь, и он насторожился. Вошли двое парней с большими сумками. Он бесшумно сдвинулся в сторону, чтобы его не заметили. Он пропустил какого-то подвыпившего мужчину — раз где-то выпил, значит, вернулся без денег. Еще одна припозднившаяся дама внушала определенные надежды, но тут как назло спустился на лифте мужик с собакой. Пришлось отступить.

Еще через полчаса вновь хлопнула дверь. На сей раз в подъезд вошла женщина средних лет. Он надвинул шапочку на лоб и затаился. Когда женщина, поднимаясь по ступенькам, поравнялась с ним, он схватил ее за горло и поднес к ее глазам нож.

Откуда у него взялся нож?

Он продолжал с изумлением наблюдать за собой как бы со стороны. Как он может все это делать — пусть даже и во сне?

В глазах женщины плеснулся ужас. Она хотела закричать, но он сжал ей горло и прошептал:

— Молчи, дура, а то убью!

Дима вырвал у нее из рук сумку, быстро проверил ее содержимое, нашел кошелек и сунул в карман. Схватил женщину за руки и стащил с пальцев кольца. Потребовал:

— Снимай серьги, быстро!

Она дрожащими руками дотронулась до ушей, но у нее ничего не получалось. Он сам вырвал серьги, ей было больно, она закричала.

Он поднес нож к ее горлу, так что женщина ощутила остроту лезвия. Она замолчала. Дима поставил ее лицом к стене и зловещим шепотом сказал:

— Ни слова, если хочешь живой остаться. Пикнешь — и тебе конец. Брюхо вспорю.

Она вздрогнула.

Дима на цыпочках вышел из подъезда. И она закричала, уже когда он выскочил на улицу и исчез в темноте.

Он бежал, удивляясь, откуда он знает, куда ведут эти старые переулки. Он стащил с себя лыжную шапочку и спрятал нож. Вынул из кошелька деньги, а кошелек бросил в урну.

Он спустился в метро и проехал две остановки. Затем вышел, свернул налево и нырнул в такой же темный переулок, в каком он уже был. Он вновь натянул на голову лыжную шапочку и скользнул в подъезд.

Встав под тусклой лампочкой, он обследовал трофеи, взятые у дамочки, и брезгливо поморщился. Пересчитал деньги: всего полторы тысячи рублей и триста долларов. Не густо. Он разочарованно повертел в руках серьги и небрежно засунул их в карман.

В этом подъезде ему долго не везло. Мимо него прошло несколько пожилых людей. Потом стайкой пробежали наверх дети, и он боялся, что они на него обратят внимание. Но его никто не заметил.

Прошел еще задрипанный пьяный мужичонка, и он вовсе заскучал. Но тут к подъезду подкатило такси, и оттуда, хохоча, вывалилась пьяная парочка. Это были его клиенты. Он полез за ножом.

Первой в подъезд влетела дамочка с охапкой цветов. За ней ввалился парень, с трудом державшийся на ногах.

Он смерил парня взглядом с ног до головы и решился. Пропустил женщину, а мужчину привычным приемом схватил за горло и показал ему нож:

— Скажи своей бабе, чтобы молчала, иначе я тебя порежу.

Парень прохрипел что-то невнятное, и его девушка испуганно обернулась:

— Что с тобой, дорогой?

Ее рот расширился, чтобы закричать «на помощь!», но парень выпалил:

— Заткнись, а то он меня убьет!

Она замерла и мелко-мелко кивала, показывая, что все понимает.

Дима тем временем обшарил у парня карманы, забрал кошелек, бумажник, стянул с руки часы с металлическим браслетом. Потом поманил девушку рукой:

— Иди сюда. — Хмыкнул: — Твоя очередь.

Она подошла, спотыкаясь. От выпитого, а еще больше от страха ее шатало.

Дима вырвал у нее из рук сумочку, нашел кошелек и какую-то коробочку. С нее он тоже снял часы на тоненьком браслете, а заодно серьги и бусы из жемчуга. Добычу рассовал по карманам.

— Теперь снимай штаны! — рявкнул он парню в ухо.

— Зачем? — пролепетал тот. — Не надо! Забирай все, только не это…

— Дурак, — выдохнул Дима, ему стало смешно. — Больно хорошо о себе думаешь. Твоя задница меня не интересует. Снимай, я говорю!

Дима острым лезвием ткнул ему в горло и рассек кожу. Парень дрожащими руками расстегнул ремень, и брюки с него свалились.

— А ты снимай юбку, — приказал Дима девушке.

Она подчинилась без слов.

Он взял юбку и брюки и убежал, здраво рассудив, что в таком виде парочка не станет звать на помощь, а сначала вернется к себе в квартиру, чтобы привести себя в порядок. Так и произошло. Глянув друг на друга, парень и девушка бросились вверх по лестнице.

У Димы было достаточно времени, чтобы убежать. Он выбросил их одежду в ближайшую урну. Туда же отправились опустошенные кошелек и бумажник.

Лыжную шапочку и нож он спрятал в карман — орудиями производства он дорожил.

Дома он расположился на убогой кухоньке, где, кроме столика и колченогих стульев, ничего не было. Лампочка была без абажура, окно — без занавески. На закопченной плите сиротливо стоял грязный чайник. Дима сгреб со стола остатки трапезы прямо на пол и выложил добычу. Он пересчитал все награбленное: деньги, драгоценности, разложил их на кучки, откинулся на спинку стула и некоторое время самодовольно взирал на награбленное. Потом достал из картонного ящика, стоявшего возле стены, недопитую бутылку коньяка, вылил остатки в мутный стакан, проглотил без закуски и секунду молча прислушивался к себе. Довольно хмыкнул и отправился спать.

Комната была обставлена по-спартански: шаткая кровать, заправленная грязным бельем, и колченогий стул. Дима стащил с себя брюки и рубашку, повесил на спинку стула. Рядом положил часы. Было три часа ночи…

Димина рука, вялая со сна, поползла и нащупала часы. Приоткрыв один глаз, Дима посмотрел на часы: половина двенадцатого дня.

Он открыл оба глаза. Ярко светило солнце. Он понял, что окончательно проснулся.

— Кошмар, — пробормотал Дима, имея в виду сон, который ему снился. — Сколько раз врачи предупреждали: нельзя на ночь наедаться.

На стуле висели чистая рубашка и выглаженные брюки. Вкусный запах шел из кухни. Он встал, голова сильно болела, лицо горело.

— Маша, ты где? — позвал он жену.

Она, как всегда, хлопотала на кухне. Завтрак на крахмальной скатерти уже был готов. Стакан грейпфрутового сока, половинки киви, неизменные тосты.

Дима плюхнулся на свое место, пожаловался:

— Ты представить себе не можешь, какой ужасный сон мне приснился. Проспал почти до полудня, а чувствую себя совершенно разбитым.

— Сегодня на завтрак твои любимые вареники. Может, еще сосисок сварить? Свежие, я только что в магазин бегала.

Дима позволил жене поцеловать его и сказал:

— Приятно, черт побери, ощутить заботу и внимание. Ты — награда за все мои невзгоды и неприятности.

— Димочка, не гневи судьбу. — Маша собиралась на работу. — Тебе грех жаловаться. Ты занимаешься любимым делом, ты — уважаемый в городе человек. Тебя все ценят. О любящей тебя жене из скромности не упоминаю.

Подхватив сумочку, она поспешила к двери:

— Все, я убегаю. Не забудь надеть шарф, сегодня сильный ветер.

В ночном клубе было столпотворение. На сцене показывали стриптиз. Будь Дима один, он бы, конечно, посмотрел представление. Но в клуб они пошли компанией, и рядом с ним сидела вице-президент банка Елена Петровна. Она решительно встала со своего места:

— Дмитрий Павлович, это зрелище для вас. Наслаждайтесь, а я пойду в казино, попытаю счастья.

— Елена Петровна, я не оставлю вас одну в этом вертепе. — Дима тоже встал и галантно предложил даме руку: — Позвольте мне сопровождать вас. Тем более что я крайне заинтересован в том, чтобы счастье не покидало главного спонсора нашего театра.

Они прошли по длинному коридору к казино. Администратор распахнул перед ними дверь.

— Я-то думала, вы обо мне беспокоитесь, а вас, оказывается, только дела вашего театра и волнуют.

— Елена Петровна, вы волнуете меня значительно больше, чем театр, — чуть понизив голос, сказал Дима.

Елена Петровна не приняла всерьез его слова:

— Да ладно вам, Дмитрий Павлович, все в городе знают, какой вы примерный семьянин. Впрочем, это не удивительно. Более заботливого человека, чем ваша жена, и представить невозможно.

Елена Петровна обменяла в кассе деньги на фишки разных цветов и заняла место за столом с рулеткой.

Дима расположился рядом с ней, хотя играть не собирался. Он не одобрял азартных игр.

— Что-нибудь выпьете? — спросила официантка в платье со смелым вырезом.

— Мне мартини, — потребовала Елена Петровна.

Официантка повернулась к Диме.

— А мне минеральной воды, — попросил он и, как бы извиняясь, добавил: — Мне еще работать.

Официантка обещающе стрельнула глазами и удалилась. Дима проводил ее взглядом и повернулся к столу в тот самый момент, когда шарик остановился возле цифры, на которую поставила Елена Петровна. Крупье придвинула к ней стопку фишек.

Елена Петровна вновь разбросала свои фишки. Ожидая, когда шарик остановится, отпила из своего стакана. Она опять выиграла! Дима не выдержал и зааплодировал.

— Еще попробуете? — спросил он.

Елена Петровна покачала головой:

— Счастье не надо испытывать. Тогда оно не изменит.

Она сгребла фишки и обменяла их в кассе на деньги.

К ней подошел администратор казино:

— Елена Петровна, если бы это были не вы, мы бы решили, что к нам проник какой-то профессионал.

— А я и есть профессионал, — сказала Елена Петровна. — Зарабатывать деньги в банке не проще, чем в казино.

Все засмеялись. Провожая гостей, администратор казино вытащил откуда-то из-за спины игрушечного медвежонка:

— А это маленький презент от нашего казино.

— Ой, какая прелесть! — Елена Петровна, кажется, была довольна подарком едва ли не меньше, чем крупным выигрышем. — Он будет меня охранять.

— Кстати, об охране. — Администратор стал очень серьезным. Он подозвал дежурившего в казино старшего лейтенанта и что-то ему тихо сказал.

Тот пожал руку Диме:

— Что-то я давно не был в вашем театре. — И обратился к Елене Петровне: — Давайте я вас отвезу до дома. Так будет спокойнее.

— Благодарю вас, но у меня еще встреча в ресторане, — ответила Елена Петровна. — Деловой ужин. Так что домой я вернусь еще часа через полтора. А дом у нас тихий, замки надежные.

Дима поцеловал ей руку и помахал рукой, когда она отъезжала.

Маша с бокалом вина уютно расположилась у телевизора, она смотрела свой любимый сериал. Дима тоже налил себе вина. У него начали слипаться глаза. Он выпил немного и поднялся с дивана.

— Что-то у меня глаза сами закрываются, — зевнул Дима. — Пора на боковую.

Он поцеловал жену и пошел в спальню. Маша встревоженно заметила:

— Ты так сильно устаешь, не высыпаешься. Надо бы провериться у врача. Может быть, тебе немного отдохнуть, подлечиться в санатории? Только не говори, что в театре без тебя не смогут обойтись. Ты заслужил отдых.

— Потом поговорим. — Дима увильнул от разговора.

Он даже не стал брать в руки книжку, накрылся одеялом, выключил свет, расслабился и сразу заснул.

Господи, ему опять снился тот же самый сон!

В старом спортивном костюме и лыжной шапочке он подстерегал свою жертву в темном подъезде.

Вчера он провозился весь вечер, работал по двум адресам, устал, да и рисковал излишне. Сегодня он намеревался набрать нужную сумму одним ударом. Несколько человек прошли мимо него, но он даже не тронулся с места.

Он ждал. И когда в подъезд вошла хорошо одетая женщина на высоких каблуках и с сумочкой на длинном ремешке через плечо, он довольно усмехнулся. Это была вице-президент известного в городе банка Елена Петровна.

Дима действовал, как хорошо отлаженный автомат. Пропустил Елену Петровну мимо себя и напал сзади. Одной рукой сильно сжал ей горло, другой показал нож. Широкое лезвие, это он знал точно, действовало сильнее всего.

Он вырвал у нее из рук сумочку и одной рукой открыл — там лежал выигрыш, полученный в казино, и подарок от администрации — маленький медвежонок. Он довольно хмыкнул и повернул женщину лицом к себе, чтобы снять драгоценности.

Едва он выпустил ее, Елена Петровна начала кричать:

— Помогите, на помощь, грабят, помогите!

И внезапно вонзила ему ногти в лицо. От боли и неожиданности он выпустил нож и отскочил назад.

Елена Петровна, продолжая кричать, бросилась вверх по лестнице. Он не рискнул ее преследовать, потому что в подъезде открылись двери, залаяла собака и зазвучали встревоженные голоса.

Он сорвал с головы шапочку, выскочил из подъезда и побежал, что было сил. По дороге он сообразил, что бросил в подъезде нож и лыжную шапочку. Но не возвращаться же за ними?

Он прибежал домой и сразу прошел в ванную. Свет зажег только с третьей попытки. Он глянул на себя в разбитое зеркало. Чертова баба умудрилась разодрать ему все лицо, несмотря на низко надвинутую шапочку.

Дима умылся с мылом. Полотенца у него не было. Он стащил с себя рубашку и вытерся рукавом. Прошел на кухню, запустил руку в картонный ящик, вытащил бутылку коньяка и убедился, что она пустая. Достал початую бутылку водки, налил себе полный стакан, выпил залпом и завалился спать.

Дима проснулся от звонков в дверь. Открыл глаза, было еще темно. Он сел, потряс головой, потрогал лицо. На ощупь все было нормально. В дверь продолжали настойчиво звонить и барабанить.

— Господи, кого это несет? — недовольно пробормотал Дима. — Маша! Маша! Ты где? Открой дверь!

Жена не откликнулась.

— Где же она? — пробормотал Дима. — Опять у телевизора, что ли, заснула?

Он нехотя встал. Не включив в коридоре света и не спросив «кто там?», открыл дверь. В квартиру ворвалась милиция.

Не успел он возмущенно спросить: «Позвольте, что здесь происходит»? — как ему завернули руки за спину и надели наручники.

— Это твое? — Старший лейтенант, который вечером был в казино, нашарил выключатель и показал Диме его спортивную куртку, лыжную шапочку и нож. — По глазам вижу, что твое.

От яркого света Дима зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел, что он находится вовсе не в своей ухоженной квартире, а в той самой конуре, которая ему снилась.

Его повели на кухню, где на столе лежали награбленные им драгоценности. Проходя мимо ванной, он на секунду задержался и посмотрел на свое отражение в разбитом зеркале. Он увидел, что давешняя дамочка здорово располосовала ему лицо.

— Так это не сон? — прошептал он.

Милиционер толкнул его в спину и подозрительно сказал:

— Иди, иди! Что, опять какую-то историю придумываешь? Недаром у тебя кликуха «артист». Но с нами это не пройдет. Мы-то тебя хорошо знаем. Для суда прибереги.

Висевшее на честном слове зеркало упало и разлетелось на мелкие кусочки. Самые большие осколки остались лежать на рваной театральной афише, объявлявшей о премьере в городском театре. Внизу было набрано имя директора театра, но кто-то оторвал краешек афиши, и прочитать можно было только его инициалы — Д. П. Се…