Глава 53

«К чему вы стремитесь, Энди? Чего вы хотите добиться?»

Смотрю на себя в шоу Опры Уинфри и думаю: надо было надеть чтонибудь, не подчеркивающее нездоровый цвет лица.

«Равноправия, – отвечает мой двойник в телевизоре. – Нам нужны права такие же, как у живых».

Реакция зала больше похожа на ругань в шоу Джерри Спрингера^[27]: люди щедро пересыпают свои выкрики бранью. Того и гляди ктонибудь схватит стул и швырнет в меня.

Чтобы узнать, чем кончится дело, мне не нужно смотреть дальше. Коекто выражает поддержку, однако большинство собравшихся в студии гостей не согласны с моим мнением. Некоторые так разбушевались, что охране приходится выводить их из зала. Брошенное в меня сырое яйцо не достигает цели и разбивается о лоб Опры.

Ничего удивительного, что часть записи вырезана.

Переключаюсь на Сиэнэн: группа «экспертов» в политических, научных и социальных вопросах обсуждает вредное воздействие сосуществования нежити и людей на здоровье человека.

«У нас до сих пор нет точных данных, подтверждающих, что нежить как биологический вид представляет собой угрозу для здоровья живых», – говорит ведущий.

«Да будет вам! – отвечает политолог. – Это же зомби. Они питаются человечиной. Неужели никто не смотрел „Рассвет мертвецов“?»

Дискуссия переходит в обсуждение голливудских представлений о реальном мире, и я включаю «MTV». В передаче «Реальный мир» показывают дом, в котором живет целая толпа людей и один зомби.

«Он воняет, – жалуется один из жильцов. – Хуже помойки».

«Смахивает на блевоту – такая же затхлая кислятина», – подсказывает второй жилец.

«Вово. К тому же он постоянно пьет мой шампунь. А знаете, сколько стоит маленькая бутылочка „Пол Митчелл“?»

Переключаю на «Бибиси уорлд ньюс» и смотрю репортаж из Рима о бунте зомби у стен Ватикана: им было отказано в доступе. По Сиэнбиси показывают массовые отсечения голов у зомби на Ближнем Востоке, а потом ликующих живых возле горящего тела неопознанного зомби в Германии.

На всех каналах, по всем программам живых мертвецов обсуждают, втаптывают в грязь, уничтожают. Разумеется, я ожидал, что наши недавние выступления в СМИ и борьба за гражданские права вызовет ответную реакцию, но не предполагал, что она последует так быстро. И с таким запалом.

Наше право на существование, на жизнь, свободу и счастье ставят под сомнение, оспаривают, признают недействительным – с политической, социальной, философской точки зрения. И даже со спортивной.

По «Иэспиэн» показывают сюжет о футболисте команды колледжа Майами, погибшем во время тренировочного матча, после чего ему запретили играть.

«Я не собираюсь никого есть, – объясняет он. – Я просто хочу играть в футбол».

И опять мне не нужно слушать ответ, чтобы узнать, каковы его шансы на участие в матчах.

Продолжаю переключать каналы в поисках программы новостей или токшоу, или рекламы дезодоранта, где зомби будут представлены в положительном свете, но вижу лишь одно: мы ни на шаг не приблизились к тому, чтобы в нас признали членов общества.

Пожалуй, эта возможность становится еще более призрачной. Пока мы не создали общественной проблемы, нас хотя бы терпели. Конечно, порой расчленяли, привязывали к бамперам внедорожников и возили по городу, однако по большей части живые пытались делать вид, что нас не существует. Так же, как и бездомных. Или болезней, передаваемых половым путем.

Теперь мы предупредили всех о своем присутствии, дали знать, что у нас есть своя точка зрения, и живым это не нравится. Не то чтобы они не хотят нас слушать. Скорее, злятся, что мы имеем наглость выражать свои взгляды.

«Зомби ничем не лучше животных!»

«Питбули с отстоящим пальцем!»

«Нелюди!»

В новостях канала «Фокс» ведущий открыто высказывает свое честное и непредвзятое мнение о зомби.

Затем на экране появляется мое фото. Мгновение спустя экран разделен на две части, и из телевизора начинает буравить меня глазами мой собственный психотерапевт.

Тед смотрится довольно странно. Время от времени бросая взгляды через плечо, я привык видеть его в искусственном освещении. Однако в родительском телевизоре, на пятидесятидвухдюймовом плоском экране тонированное и подкрашенное лицо Теда выглядит еще более неестественным, бутафорским и гладким. Возможно, изза грима и освещения. Или он опять сделал пилинг гликолевой кислотой.

Тед разглагольствует о том, что значит лечить зомби с точки зрения психологии. Видимо, начитался об этом в книгах, потому что меня он никогда не лечил. Пару минут он бубнит об одном и том же, и я уже собираюсь переключить канал, когда он переходит к рассказу обо мне, о сеансах, что он проводил со мной: о том, какой от меня исходил запах, о моей походке, о том, что мне приходилось общаться при помощи маркерной доски.

И тут до меня доходит: я влип.

Он расписывает мельчайшие подробности наших занятий: говорит, что я испытывал страдания, чувствовал вину и понимал всю безвыходность своего положения. А затем говорит о том, как внезапно все изменилось, как я вдруг стал более самоуверенным, агрессивным, независимым.

А как же врачебная тайна?

Хотел бы я знать, во что это выльется. Может, позвонить Йену? Устроить прессконференцию? Смогу ли я разрядить обстановку, пока она окончательно не вышла изпод контроля?

Интересно, поверят ли мне, если я скажу, что все это время притворялся. Играл роль законченного зомби. Типа проводил социологический эксперимент.

Смотрю на Теда, на его самодовольную ухмылочку, идиотскую золотую серьгу в ухе, крашеные волосы. Он выкладывает всю подноготную обо мне, а я думаю…

Пожалуй, есть еще один вариант.