Елена Николаевна Грицак

Тироль и Зальцбург

Вместо введения. Исторический перекресток

В глубокой древности западные, покрытые снежными вершинами районы Австрии населяли родственные этрускам ретийские племена. С приходом римлян они перестали существовать как народность, зато их название перешло к Реции – одной из дунайских провинций Рима, образованной благодаря завоеваниям императоров Августа и Диоклетиана. Несмотря на присутствие римлян, вплоть до начала второго тысячелетия она оставалась диким горным краем, не пожелавшим принять античную цивилизацию. Правда, кое-где первозданную идиллию нарушали основанные легионерами селения, подобные Тридентуму (будущий Тридент) и Вельдидене (будущий Инсбрук). Сначала небольшие, полувоенные, они медленно разрастались до размера и значения столиц. Развитию в немалой степени способствовала дорога, проложенная из Италии, через перевал Бреннер до берегов Дуная и то, что в Альпах началась добыча металлов.

После падения империи в V веке горный край поочередно разоряли германские племена: алеманны, ругии во главе с Одоакром, остготы под предводительством короля Теодориха Великого. С середины VI века их место занимали лангобарды, слабостью которых воспользовались бавары, укрепившиеся настолько, чтобы дать начало местным княжеским династиям. С конца VIII века, когда Бавария вошла в состав Священной Римской империи, основанной Карлом Великим, миссионеры, в числе которых были ирландские монахи, обеспечили принятие местным населением христианства.

Современный Инсбрук ничем не напоминает Вельдидену, зато пейзаж вблизи города почти такой же, как и много тысячелетий назад

Накануне нового тысячелетия окраина Баварской марки оказалась во власти двух епископств: Бриксена (северные земли) и Тридента (южные земли). Епископы обладали правом распоряжаться в своих владениях и не подчинялись светским властям. Контролируя перевал Бреннер – удобный торговый путь, по сей день связывающий Австрию с Италией, – они являлись союзниками германских королей в их борьбе с итальянцами. Монархи платили за дружбу землями и всевозможными привилегиями.

Тогда горный край составляли разнородные, но вполне самостоятельные государства. Множеством мелких держав владели светские, но все же зависимые от епископов лица. Немногие крупные управлялись церковью, например епископство Зальцбургское, основанное в конце VII века Рупрехтом, главой бенедиктинского братства и настоятелем монастыря, из которого постепенно вырос город, принадлежавший, как все вокруг, монашеской общине. Усердные молитвы не помешали святому отцу взять на себя хлопотные дела, например добычу соли, а также управление единым монастырско-городским хозяйством. Рупрехт стал первым архиепископом Зальцбурга, и именно с него в городе установилось многовековое владычество церкви.

В начале XII века победой папы римского завершилась борьба за инвеституру – юридический акт, с церковной стороны включавший в себя утверждение епископа. Проигравшим императорам не оставалось ничего иного как искать поддержки у светской знати, что способствовало образованию мощных дворянских династий по всей Европе. В горных регионах у южных границ Германии таковыми стали графы Андехс, чьи владения простирались от Баварии до берегов Инна, где они имели почти неограниченную власть. Бертольд Андехс увеличил собственность рода, получив герцогство Меран, а его потомки в середине XIII века основали Инсбрук – вольный город со всеми положенными правами, которые позволили ему быстро стать столицей края. Всего за несколько лет герцоги Меранские покончили с всевластием епископов и могли бы свершить еще немало славных дел, но слишком рано умер бездетный Оттон Андехс, вследствие чего династия пресеклась. Огромное родовое наследство перешло к графу Альбрехту, хозяину замка Тироль и правителю одноименного графства по соседству с Мераном. Вновь обретенные богатства позволили ему избавиться от опеки епископа Бриксена, а его сыновьям и внукам – захватить весь регион, с тех пор именовавшийся Тиролем.

В 1253 году Тирольское графство перешло к исконным правителям соседней области Гориция, представители которой (графы Гёрц) всячески поддерживали эрцгерцогов австрийских Габсбургов. С одобрения сильных покровителей Тирольско-Горицкие владыки расширяли свои земли за счет соседних, пока не обрели славу одного из самых влиятельных германских домов. Мудрое правление, стремление к миру и дружеские связи с другими королевскими династиями способствовали бурному развитию государства. В средневековых хрониках Инсбрук упоминается как большой, красивый и богатый город, судя по всему, важный торговый и культурный центр, который любили посещать императоры.

В середине XIV столетия после смерти Генриха II австрийские «друзья» не удержались от попытки разделить Тироль между собой и баварцами. Однако местные жители выразили против этого акта резкий протест, и сильные мира сего подчинились. Опасаясь бунта, Габсбурги вынуждены были вернуть горный край законной владелице – молодой герцогине Маргарите Гёрц, дочери покойного Генриха II. Тем не менее в 1363 году она все же уступила свои владения Рудольфу IV Австрийскому и Тироль утратил независимость навсегда.

Являясь центром одноименной области, Зальцбург располагался вдали от Вены, почти на границе с Баварией, в состав которой он входил на протяжении тысячелетия. Однако зависимость была формальной, и город вместе с прилегающими землями все это время оставался самостоятельным церковным государством, чья организация была подобна организации Ватикана. Очаровательный облик, гармоничное сочетание изысканной архитектуры и сурового пейзажа делали Зальцбург едва ли не самым прекрасным местом на Земле. Его совсем не случайно называли Северным Римом: сравнение касалось не столько красоты и величия архитектуры, сколько безграничной власти князей. Местные архиепископы управляли своей державой как суверены, властвуя над душами и телами подданных, требуя от них полного повиновения, что для Австрии даже в пору раннего Средневековья было совсем не характерным.

В Средние века тирольские крестьяне пользовались свободой намного большей, чем земледельцы Зальцбурга. В отличие от соседей они почти не имели крепостных повинностей, не служили в армии, зато могли представляться в ландтаге, как называлось собрание мелких рыцарей и крупных феодалов, объединенных в единое сословие и регулярно заседавших в Инсбруке. Тирольский ландтаг смело выступал против политики своих монархов, а в 1487 году заставил герцога Сигизмунда передать власть в руки особого комитета. Тот же орган в 1490 году помог Максимилиану Австрийскому завладеть Тиролем на законном основании.

Если в древности главной отраслью местной экономики являлось животноводство, то с XV века на первый план выдвинулось горное дело: альпийским гномам пришлось поделиться с людьми золотом, серебром, медью, ртутью. Во времена Реформации (XVI век), объединившись с крестьянами, рудокопы составили силу, едва не победившую Габсбургов. Эрцгерцоги с большим трудом справились с отрядами Михаэля Гайсмайра, выступившими против чужаков в рамках крестьянской войны, подавили антипапское движение, сделав Тироль под стать всей Австрии католическим. В конце того же столетия герцог Фердинанд II, водворившийся в Тироле в 1564 году после раздела габсбургских земель, пригласил иезуитов, которые быстро вытеснили малочисленных здесь лютеран и кальвинистов.

Никто не сомневался, что эрцгерцоги сделают все, чтобы оставить за собой благословенный край. Тирольский талер как-то незаметно вытеснил из обращения венский крейцер, а войско кайзера уже не могло бы собраться в поход без металла с альпийских рудников. Однако, несмотря на всю мощь, в отдаленном графстве Габсбурги не могли проявить влияния во всю силу. Положения не изменил и просвещенный абсолютизм, когда так называемые урбариальные патенты Марии-Терезии, утвердившие повинности все имперских крестьян, сокращение барщины и право свободного перехода от одного хозяина к другому, почти не коснулись тирольцев. Также не подействовала таможенная реформа, зато перемены в образовании, как и обнародованный позже патент Иосифа II о веротерпимости, были приняты с энтузиазмом.

В самом конце XVIII века на землях Тироля проходили сражения между наступавшими войсками Наполеона и австрийской армией. Сумев захватить горный край, французы натолкнулись на отчаянное сопротивление местных партизан и вынуждены были возвратить захваченное. В 1805 году разбитые под Аустерлицем австрийцы вновь покинули Тироль, на сей раз уступив его Баварии как основному союзнику Наполеона.

Оправдав ожидания, приход соседей резко ухудшил жизнь в графстве: оккупанты ликвидировали ландтаг, увеличили налоги, запретили транзитную торговлю, попытались вмешаться в духовные дела. В ответ на притеснения тирольцы подняли восстание, благо нашелся человек, способный увлечь законопослушных соотечественников на борьбу с властями. Таковым оказался Андреас Хофер, который, выдвинув лозунг верности Габсбургам, одно время был фактическим правителем Тироля. Одержав несколько блистательных побед, восставшие расположились в Инсбруке и вынудили франко-баварскую армию к капитуляции. Через год новая французская армия вытеснила австрийцев, против чего выступило уже все население края. Тем не менее мятеж был подавлен, Хофера казнили, и тирольцам пришлось ждать 5 лет, пока Австрийская империя вновь не восстановила власть на их земле.

В 1815 году решением Венского конгресса Тироль отошел к Габсбургам, но после их изгнания столетие спустя был разделен: территория к северу от перевала Бреннер осталась австрийской, в южная часть была присоединена к Италии. В соседнем Зальцбурге многовековое владычество церкви невольно завершил архиепископ Иероним Коллоредо, бежавший от наполеоновских войск и вскоре лишенный сана. В борьбу за осиротевший город включились Бавария и Австрия. Политические баталии продолжались несколько лет, Зальцбург переходил от одной страны к другой, пока в 1816 году, опять же волей Венского конгресса, не получил австрийскую «прописку».

Тироль и тирольцы

В широком смысле название Тироль означает историческую область, занимающую как австрийские, так и итальянские земли. По отношению к Австрии так называется одна из трех самых крупных провинций, высокогорный район, прорезанный цепями Центральных Альп и ограниченный с соответствующих сторон грядами Северных и Южных Альп. Из множества здешних рек, среди которых имеются довольно крупные притоки Рейна и Дуная, особую роль играет Инн. Широкая, но не слишком полноводная, она втекает в Австрию из Швейцарии, подходит к Инсбруку и, пересекая Тироль с запада на восток, формирует естественную границу с Баварией. Значимость этой реки настолько велика, что ее название перешло и на главную долину (нем. Tal) края, разделенную водным потоком на две непохожие части. Если в верхней, лежащей к западу от Инсбрука, господствуют скалы и снежные вершины, то нижняя, уходящая далеко на восток, покрыта холмами с широкими, пологими склонами, зеленеющими практически круглый год к радости пастухов, земледельцев и любителей пеших прогулок.

Обширную (12 700 км2) территорию бывшего графства Тироль населяет около миллиона человек, и неудивительно, если учесть, что лишь десятая часть его земель пригодна для жилья, наполовину меньше – для землепашества и совсем ничего – для выращивания винограда. Впрочем, упорные тирольцы умудрились производить этот полезный продукт, невзирая на климат и скудость почвы. Однако главным их занятием с давних пор является разведение овец и коров. Обделив человека, скоту здешняя природа подарила сочный корм, хотя и на труднодоступных участках. Почти все тирольские пастбища лежат на склонах гор. Именно вершины, а не люди, – истинные хозяева края, почти треть которого относится к заповедной зоне, охраняемой законом и надежно защищенной от воздействия цивилизации.

Альпийская симфония

Являясь крупнейшим транспортным узлом Европы, Тироль делит свои границы с Италией, Германией, Швейцарией и другими австрийскими областями, включая Зальцбург. Восточный Тироль географически отделен от западных районов и попасть в него можно через итальянскую долину или по шоссе Фельбертауерн, которое оборудовано множеством туннелей. Недавно открылся еще один 14-километровый туннель, пересекающий горный массив Арльберг и обеспечивающий бесперебойное сообщение между Тиролем и австрийской провинцией Форарльберг. Общеевропейское значение имеет проходящая через Инсбрук автомагистраль в долине Инн. Подобная ей трасса помогает преодолеть горный перевал Бреннер гораздо быстрее, чем столетие назад, когда европейцы путешествовали в основном на поездах.

Судя по заметкам в старинных путеводителях, железные дороги в то время работали с полной нагрузкой. Билеты распродавались полностью, перед прибытием поезда на перронах скапливалась плотная толпа, в которой были равны все – и шахтеры, и высокопоставленные чиновники.

В давке пассажиру больше, чем деньги и общественное положение, помогала ловкость, а также предусмотрительность: солидных пассажиров, особенно с багажом, просили прибывать на станцию заранее, чтобы успеть пробиться к вагону и занять указанное в билете место. Тогда, как и сейчас, европейские поезда ходили точно по расписанию, делая очень непродолжительные остановки. В отсутствие вагонов-ресторанов путникам приходилось запасаться провизией и не рассчитывать на прогулки в течение пути, чтобы не пропустить отхода поезда.

Горный массив Арльберг

Дорога к станции Бреннер медленно поднималась до отметки 1300 м. Потрясающие виды из окон наводили на мысль о самой железной дороге, о грандиозности предприятия и трудностях, с которыми пришлось столкнуться всем ее создателям – от автора проекта до землекопа. Она была проложена по плану инженера Этцеля, но тот не дожил до воплощения своего труда, и дело покойного к августу 1867 года завершил инженер Томен.

До перевала железная дорога поднималась по склонам гор, пересекая романтическую местность с огромными острыми утесами, ущельями, скрывавшими в своей, казалось, бездонной глубине реку Силль, удалявшуюся от дороги только за станцией Бреннер. После дикой Силльской долины живописный вид берегов реки Эйзах позволял отвлечься от мрачных предчувствий, благо полотно в этом месте отлого понижалось и пассажиры замечали, что поезд не пересек ни одного моста, а в окнах ни разу не промелькнул виадук – непременный спутник любой высокогорной трассы. Проявив отменное знание географии, Этцель обошелся без этих сооружений, поэтому колоссальная стройка была завершена всего за 3 года. Несмотря на внешнюю простоту, стоила она дорого, в основном из-за 23 туннелей, пробитых в твердых породах, часто не по прямой, а полукругом. Некоторые из них служили отводами талых вод и лежали рядом, но в различных плоскостях: параллельно железной дороге, частью ниже ее, а частью выше. Подле рельсов можно было увидеть желоба; красиво выложенные камнем, они были устроены на всякий случай, который, впрочем, наступал ежегодно во время разлива горных ручьев. В целом безопасная, Бреннерская железная дорога в некоторых местах, чаще на крутых подъемах, не имела ограждений, поэтому жизнь пассажиров целиком зависела от внимания машиниста. Работы по ее благоустройству не закончились в XIX веке. Вначале самые опасные места были укреплены сосновыми фашинами, положенными крестообразно одна на другую, затем пространство между ними заполнили землей, верх покрыли дерном, а он со временем зарос травой. Таким образом была предотвращена опасность схода грунта и значительно улучшен вид самого сооружения.

Даже теперь, с появлением превосходных шоссе, многие путешественники предпочитают поезд автомобилю. Действительно, гораздо приятнее ехать по «бархатным» рельсам, полулежа в бархатном кресле, медленно потягивая пиво, любуясь альпийскими красотами через большие окна. В Австрии поезда делятся на категории с чуть заметной разницей в убранстве и никакой в обслуживании: ЕС (евро-сити), IC (интер-сити). Они курсируют между крупными городами страны, перевозят пассажиров в другие части Европы и делают минимум остановок. В последнее время появились специальные вагоны для детей, инвалидов, велосипедистов или автомобилистов. Большой популярностью пользуются ночные экспрессы с лежачими местами, а также подобия русских электричек с сидячими местами, следующие с множеством остановок на короткие расстояния.

Раньше путешественники не задерживались в Бреннере надолго. Лишь немногие решались переночевать в единственной гостинице, сделав остановку ради водопада, получившего такое же название, как и перевал. Сегодня, как и столетие назад, все стремятся в просторную Эйзахскую долину, услышав об удивительно красивом водопаде, которым теперь можно любоваться из окна автомобиля.

Путешествие по автомагистралям Тироля не требует разрешения властей и напрасно, ведь тому, кто следует по горным трассам, нужны определенные человеческие качества, например смелость. Покрытие австрийских дорог, кстати, достойных только высшей оценки, позволяет развивать скорость, значительно превышающую ту, что обозначена на ограничительных знаках. Однако воспользоваться этим решаются немногие, ведь небольшая ширина и бесконечные повороты делают быстрое передвижение опасным и по большей части бессмысленным, поскольку в этом случае водитель не сможет любоваться пейзажами. Картины заснеженных альпийских вершин, прикрытых густыми хвойными лесами у подошвы и сияющих ледниками на высоте, суровые, застывшие от мороза скалы, словно заколдованные водопады, достойны того, чтобы не только хорошо рассмотреть их, но и запомнить. Наиболее крутые подъемы, подобные тому, который предшествует леднику Штубай, зимой приходится преодолевать с помощью цепей, надетых на задние колеса автомобиля.

Расположив Альпы в центре материка, природа разделила ими романские и германские народы, но мощный рубеж не помешал развиваться ни тем, ни другим. Люди умело воспользовались тем, что было дано им свыше, и создали культуры, хотя в одно время и различные, но в равной мере высокие. Просвещение проникло в самую глубину гор, где, несмотря на бесконечные войны, процветали города и окружавшие их многолюдные деревни, которым земля в благодарность за любовь и заботу дарила богатый урожай.

Тирольские Альпы густо заселены от горных подножий до верхних долин. Раньше пастухи проникали со стадами повсюду, где могли найти хотя бы скудное пастбище. Между тем природа, с готовностью предложив человеку свои дары, установила четкие границы: на определенной высоте зубчатые вершины гор вздымаются совершенно свободно, словно демонстрируя непобедимую силу. Именно там природа гордо отказывается служить людям. Пустынная, доступная взору, но не досягаемая для какой-либо деятельности область вечных снегов лежит посреди цветущего края, вызывая страх и одновременно привлекая, особенно тех, кто находит себя в борьбе с силами более могущественными, чем он сам.

Одно из примечательных местных явлений составляет южный ветер под названием фён (нем. Fon). Налетая из пустынь Африки зимой или в начале весны, поток горячего воздуха охлаждается ледниками и, сгущаясь, падает в долины, чаще всего по ночам. Самое интересное происходит перед его приходом, когда на горизонте, опять же на юге, появляются легкие пестрые облака, которые задерживаются у горных вершин. Вечером солнце заходит на красном небе без характерного сияния, и облака еще долго сохраняют пурпурный оттенок. Нетрудно заметить, что наступившая ночь необычайно удушлива, месяц окружен красным туманным светом, а звезды светят намного ярче. К утру воздух становится прозрачным, трава не покрывается росой и горы, оказавшись на синевато-фиолетовом фоне, кажутся ближе. Затем начинает дуть порывистый, неожиданно холодный ветер, и после нескольких минут тишины налетает фён, низвергаясь потоками теплого воздуха, которые быстро превращаются в ураган.

Буря не прекращается несколько дней: по склонам гор катятся сломанные деревья, тяжелые пласты растаявшего снега падают, отрывая куски скал, камни засыпают ручьи, угрожающе потрескивают стены и крыши деревянных построек. В старину каждая деревня назначала на такие дни смотрителей, чтобы те ходили по домам и следили за печами и каминами, поскольку при урагане для пожара достаточно одной искры, попавшей на благодатную почву. Считалось, что фён сильно влияет на психику людей и животных. Сначала он просто раздражает, потом ввергает в уныние, а в конце расслабляет, сравнивая разумное существо с растением. Он иссушает зев и легкие домашних животных, заставляя их метаться в тщетных поисках прохлады; в такие дни в лесу не видно и не слышно птиц, а человеку приходится мириться с дурным настроением. Несмотря на все неприятности, горцы не сетуют на теплый ветер, особенно весной, ведь после 10–12 часов его работы, как в сказке, исчезает снег, в том числе и плотные снежные массы, которые солнце не в состоянии растопить и за 2 недели.

Летом и осенью самое досадное явление – рунзы (нем. Runs), как принято называть разливы горных ручьев. Похожие на лавины водные потоки свергаются с крутых выступов гор и с ревом устремляются в долины по руслам, едва заметным или вовсе сухим в другое время. После нескольких часов такого «извержения» ложе ручья делается похожим на небольшую, но глубокую (до 3 м) реку, окаймленную по обеим сторонам высокими грудами камней.

Иногда природа дарит горцам не страшные, а весьма любопытные и даже полезные явления, подобные загадочным ключам, которые начинают и прекращают струиться в определенные промежутки времени. Раньше это казалось мистикой, но постепенно люди поняли, что разгадка скрывается в процессе таяния снега, точнее в его неравномерности. Действуя сильнее, чем обычно, лучи солнца растапливают снег, отчего вода переполняет источник, стекая вниз по дополнительным каналам. Изредка такой ключ наполняется влагой высокогорного озера и тогда, как получилось с ручьем Энгстленальп, он течет только днем, «закрываясь» на ночь. Подобные источники могут действовать в течение лета, к радости жителей ближайших деревень, получающих возможность устроить дополнительную мельницу.

Не менее интересны так называемые ветряные дыры (нем. Wetterlocher), которые не так уж и редко встречаются в альпийских горах. Летом из них веет холодом, а зимой, напротив, тянет теплом, словно от печи. Завершая трещины скал, эти отверстия сообщаются с проломами в глубине утесов, где температура воздуха противоположна той, что наблюдается снаружи. С давних пор альпийские пастухи использовали «ветряные дыры» для хранения молочных продуктов или устраивали в них нечто напоминающее винный погреб. С появлением холодильников необходимость в том отпала, да и само явление утратило привлекательность, поскольку перестало быть загадкой.

Жизнь во времена, когда тайны природы с научной точки зрения может объяснить любой школьник, стала спокойнее, проще, но, увы, утратила романтику. Чтобы хоть как-то возместить эту потерю, тирольцы хранят предания, чаще всего связанные с горами. По одной из легенд в пещере Коловратсгёле, обнаруженной в 1845 году на границе Тироля и Зальцбурга, покоится император, правда неизвестно какой, может, Карл Великий, но, вероятнее всего, Фридрих Барбаросса. Рассказывают, что он был похоронен живым, в глубоком сне, чтобы в нужный момент заняться восстановлением Священной Римской империи. Рассказчики не уточняют, откуда Барбаросса, а тем более Карл, мог узнать о ее гибели, но для создания имиджа места такой пустяк значения не имеет. Кстати, похожие предания существуют на Рейне и в других районах, отмеченных пребыванием этих великих личностей.

Представления о тирольцах часто ограничиваются стереотипами. Неглубокий взгляд связывает типичного обитателя австрийских Альп с ружьем, горными лыжами, узкополой шляпой с забавно торчащим перышком и заливистой трелью йодля, знакомой по рекламе шоколада «Альпенгольд». Таким тирольский крестьянин действительно был, но давно, когда время тянулось так же медленно, как с камня на камень переступали овцы и коровы, от которых еще столетие назад зависело благополучие края. Руладами в песнях без слов и смысла заливались пастухи, чтобы напомнить животным о себе, предупредить коллег о движении стада или просто скоротать день, казавшийся слишком длинным в безмятежном спокойствии Альп.

Сегодня настоящий тирольский йодль с его характерными переливами на высоких тонах можно услышать в деревенском хоре, где, кстати, присутствуют и знаменитые головные уборы. Во времена империи власти находились от Тироля слишком далеко, за хребтами и перевалами, поэтому местные горцы защищались от разбойников сами. Подобно тому, как весь край, по сути, являлся отдельным государством, так и разбросанные по долинам деревни существовали по законам своих общин, наделенных в том числе правом самообороны.

Узнав о приближении врага, крестьяне вооружались, кто чем мог – топорами, кольями, рогатинами, но чаще ружьями, – и, собравшись в небольшую армию, вставали на защиту своих поселений. В Тироле ополченцев называли шютценами (от нем. Schutz – «защита»). Как и обычным солдатам, им полагалась форма, точнее всего два ее элемента: шляпа и безрукавка, надетая поверх обычной крестьянской рубахи. Бойцы разных отрядов отличались цветом и особым заломом головных уборов, а также вышивкой на жилете.

Монархи не донимали тирольцев налогами, но в случае войны требовали от них самых метких шютценов. Составляя особые подразделения, со временем отряды альпийских стрелков (нем. Gebirgsjager) преобразовались в элитарную часть австрийской армии, которая, как известно, воевала часто. Во время Первой мировой войны они входили в состав вооруженных сил Германии, принявшей помощь союзников в связи с трудностями на Итальянском фронте. Именно тогда эмблемой альпийских стрелков стал нежный цветок эдельвейс. В сражениях Второй мировой войны горцев использовали практически на всех фронтах там, где требовались альпинистские навыки. В 1939 году их дивизии помогли вермахту захватить Польшу, а затем были срочно переброшены в Норвегию, где предотвратили масштабный десант союзных войск. Неизвестно, смог бы Гитлер так быстро завоевать Европу, не будь его солдатами храбрые сыны Тироля. В 1941 году они проторили путь вторжения на Балканы, помогли немцам разоружить армию Греции. Еще живы участники памятной операции на Крите, где несколько дивизий альпийских стрелков буквально спустились с неба, сыграв решающую роль в захвате средиземноморского острова. Только благодаря их участию в операции «Барбаросса» войскам удалось дойти до Кавказа, и если бы не альпийцы, на вершине Эльбруса не развевался бы нацистский флаг.

В отличие от немцев служившие в вермахте тирольцы не стыдятся прошлого, более того, ревностно хранят боевые традиции. Опыт, полученный на фронтах Второй мировой, успешно применяется ими в современных боевых действиях: доныне существующая бригада альпийских стрелков является единственным формированием в НАТО, способным воевать в условиях высокогорья. В эту бригаду, прекрасно подготовленную и вооруженную самыми современными средствами ведения боя, помимо снайперов, входят альпинисты и разведчики-лыжники. Немалую ее часть составляют контрактники из Тироля, вышедшие из тех самых шютценов, каких и сегодня можно встретить в каждой тирольской деревне.

Утверждение, что тирольцы – хорошие лыжники, отнюдь не раскрывает суть их отношения к этому виду спорта. Передвижение на лыжах для них – не спорт, а исполненная философии часть жизни. Коренные обитатели Альп не признают наезженных трасс и отвергают подъемники, предпочитая карабкаться среди острых камней, тонуть в глубоком снегу, рискуя жизнью, перепрыгивать через трещины. Пеший путь наверх, к заветной вершине порой занимает несколько дней. Ночевать приходится в тесных зимовьях, где можно разжечь очаг и разогреть принесенную с собой еду. Для настоящего альпийца единоборство с горой – занятие не менее привлекательное, чем спуск, немыслимый без победы на подъеме.

Теперь общинники не берутся за ружье при виде чужака и не выбегают с кольями навстречу врагу, благо тот не тревожит альпийские долины уже более полувека. Однако к неожиданностям «горячие австрийские парни» готовы всегда, в чем не раз убеждались иностранные туристы. Служба нынешних шютценов проходит в сельских кабачках или, как их принято называть, гастхаузах. Неспешно прихлебывая пиво, бойцы обсуждают местные новости, смотрят футбол, не забывая оглядываться по сторонам, высматривая незнакомые лица. Почти во всех заведениях дружинникам отводится отдельный стол, присесть за который хозяин не позволил бы даже президенту: вдруг у шютценов будет объявлен срочный сбор. Кроме разведки, всякая деревенская община Тироля берет на себя и другие, не менее важные дела. По давней традиции шютцены составляют добровольную пожарную команду, духовой оркестр и церковный хор. Если первому коллективу работа выпадает редко, то двум последним приходится трудиться и в будни (репетиции), и в праздники (выступления). На торжественные мероприятия принято надевать национальный костюм, увенчанный легендарной тирольской шапкой.

В одежде жители Тироля, как и все австрийцы, отличаются элегантностью, хорошим вкусом и явным пристрастием ко всему натуральному. Естественность в данном случае касается не только материалов, но и форм, исходящих от народного костюма, до сих пор не утратившего всенародной любви. Черты традиционного наряда и сегодня различимы в городской толпе. Шнуровка, вышивка, красно-зеленые цвета и даже перышки присутствуют на современных вещах, не только украшая их, но и вызывая дефицитные ныне чувства доброты и патриотизма. В Австрии никого не удивляет вид женщины в платье с пышными рукавами, как не кажется чудаком мужчина в зеленом охотничьем пиджаке: здесь костюм вчерашнего дня является приметой дня сегодняшнего.

Если население равнин приспосабливает одежду к требованиям эпохи, то горцы, которые любят свой край на уровне инстинкта, бережно хранят каждую деталь, вызывающую в памяти старые добрые времена. Здесь все еще актуальна символика, возникшая в пору, когда страна была разбита на десятки небольших государств. Жители каждого княжества старались выделиться во всем, в том числе и в одежде. Выражая пристрастие к ярко-зеленому и алому цветам, они чаще выбирали синий, возможно, из-за дешевого способа окраски. Среди материалов наиболее выгодными считались лен, кожа, мех и тирольская шерсть лоден, привлекавшая своей прочностью и сопротивлением влаге. В старину традиционный костюм рассказывал о владельце то, о чем сегодня умалчивает даже паспорт. Он выдавал возраст хозяина, указывал на профессию, общественный статус, семейное положение. Количество детей, например, отражалось в узорчатой вышивке пиджака.

Живя в окружении такой красоты, тирольцы обладают хорошим вкусом и пристрастием ко всему натуральному

Превращение некоторых видов народной одежды в городскую произошло не без помощи высшей знати. Так, благодаря Габсбургам в середине прошлого века рабочий костюм лесничего преобразился в элегантный костюм для охоты: одна из множества статуй императора изображает его именно в таком виде.

Во времена республики, когда люди активно избавлялись от всего, связанного с монархией, старый охотничий костюм не вышел из обихода. Вместе с новым названием – альпийский смокинг – он обрел политическую значимость, став парадным облачением политиков. Русского президента очень трудно представить в косоворотке, а австрийского канцлера легко не только вообразить, но и увидеть в серо-зеленом пиджаке и шляпе с перьями.

Замки долины Инн

Европа раннего Средневековья была краем густых непроходимых лесов, бурных рек и бескрайних территорий, многие из которых все еще оставались terra incognita, то есть неизвестными, следовательно, никому не принадлежавшими землями. Всякий искатель приключений, имея коня, доспехи, острый меч, но главное – желание разбогатеть, мог присвоить себе любую местность, какую рисовало воображение честолюбца. Такие кампании предпринимали тысячи молодых рыцарей, однако удержать завоеванное удавалось лишь единицам, как правило, тем, кто находил поддержку князей, в чьи владения номинально входил облюбованный район. Покровитель ничем не рисковал, ведь в случае неудачи погибали чужие люди, зато победа гарантировала ему часть добычи, а зачастую и право владения вновь образованной державой.

Судя по тому, насколько сложной уже тогда была система владения землей, меч в борьбе за нее являлся веским, но отнюдь не решающим аргументом. Для того чтобы закрепить за собой добытое оружием, предводитель отряда вместе с воинами брал в поход крестьян, привлекая их обещанием свободы и земли, которые на родине были им недоступны. Рискованное предприятие сулило выгоду определенным категориям населения, в частности нищим или младшим сыновьям, лишенным права пользоваться наследным имуществом. В чужом краю поселенцы все это получали, поэтому крестьянский обоз часто следовал впереди дружины или отправлялся в путь заранее, чтобы, забравшись в какой-нибудь недоступный горный район, выбрать место для себя или, как случалось чаще, обжить склоны холма для хозяина.

Берега реки Инн теперь обжиты лучше, чем во времена графов Андехс

Именно так в X веке значительная часть Тироля вместе с долиной Инн, щедро наделенной лугами, пастбищами, лесами, перешла к баварским графам Андехс. Скорее всего, они устроились по германской традиции посреди уже существовавшей деревни, в усадьбе, известной под названием фронгоф (от нем. Fronhof – «барский двор»), и поначалу жили в укрепленном господском доме, окруженном сараями, кузницами и прочими бытовыми постройками. Подобные поселения негласно выражали закон раннего Средневековья: господин должен защищать от врага своих крестьян, а тем надлежит его кормить и одевать. В данном случае поддерживать заведенный порядок никому из них не составляло труда. Воинственные на родине, в Австрии германцы воевали редко, не всегда охотно. Земледельцев здесь никогда не утруждали повинностями, а знать не требовала слишком многого, только то, что была в состоянии износить, съесть и немного отложить в запас. Самое необходимое для жизни – еда, одежда, оружие, армейское снаряжение, примитивная утварь – производилось в усадьбе. Иногда графское семейство навещал заезжий купец и глава семьи покупал для своих женщин шелка, бусы, кольца или серьги с драгоценными камнями, пряности, зеркала или стеклянную посуду, словом, роскошь, которая в скудном количестве проникала с Востока.

Беззаботное существование иногда нарушали междоусобицы. В 1133 году после одной малой войны графская усадьба на берегу Инн превратилась в развалины, а Андехсы переселились на юго-восточную окраину Инсбрука, где вскоре возник и поныне украшает местность величественный замок Амбрас (нем. Ambras).

Он располагается довольно далеко от магистрали, однако подъехать к нему можно и на автомобиле, и на трамвае. В последнем случае путешествие получается не столь быстрым, зато более романтичным: нужно выйти на конечной станции, не пожалев около получаса на прогулку по пешеходной дорожке. Пугающе длинный на первый взгляд, этот путь покажется коротким тому, кто сразу заметит, что шагает не по лесу, а по английскому парку, в искусственной чаще которого скрывается жилище графов Андехс. Впрочем, чтобы увидеть его уже в самом начале пути, особой внимательности не требуется, ведь Амбрас венчает 200-метровую гору, господствуя над всей округой. От подножия холма по склону поднимается небольшой городок, давший название замку.

Удобное расположение определило древним стенам долгую жизнь. С юго-востока городу меньше всего грозило нападение внешнего врага, зато именно с этой стороны в Тироль прибывали друзья, вернее, почетные гости, из Вены. Со смертью последнего Андехса крепость, когда-то олицетворявшая славу и могущество Тироля, осталась без хозяев. Заброшенная и уже начавшая ветшать, она могла бы погибнуть, если бы не попалась на глаза Фердинанду II Габсбургу, эрцгерцогу Австрийскому и по совместительству графу Тироля, проделавшему дальний путь, чтобы вступить во владение горным краем.

К 1566 году развалины преобразились в импозантный замок, достойный красавицы Филиппины Велзер, которая была всего лишь дочерью аугсбургского горожанина и невенчанной супругой, поэтому не могла жить в официальной резиденции правителя. Фердинанд взял ее в жены, не расторгая первого брака, однако супружество было настоящим: в торжественной церемонии бракосочетания отсутствовало только венчание – часть немаловажная, но, как оказалось, для создания семьи вовсе не обязательная. Впрочем, после 19 лет совместной жизни влюбленные все-таки предстали перед алтарем. К тому времени уже выросли два их сына, которые не имели права наследовать богатства и титул отца, зато могли рассчитывать на хорошие должности. Так и случилось впоследствии, когда младший герцог Андреас стал епископом, а Карл – маркграфом одной из областей Священной Римской империи.

Сомнительный статус не позволял Филиппине поселиться вместе с мужем, и тот предоставил ей замок графов Андехс, где она провела много счастливых лет. Прекрасная хозяйка Амбраса не стремилась обрести больше, чем имела. Видимо, ей хватало любви царственного супруга, большого дома и тихого, мирного существования среди людей, высоко ценивших ее добродетели. Далекая от придворной суеты Филиппина умела лечить и помогала каждому, кто нужался в помощи. В замке часто собирались знатные гости, которых, помимо прочего, привлекали восхитительные застолья с шедеврами знаменитого на всю округу повара госпожи Велзер.

Фердинанд II вошел в историю как рьяный борец за чистоту католической веры, и во многом благодаря ему Тироль избежал протестантства. С неменьшим энтузиазмом он занимался светскими делами, например образованием и медициной. В отличие от жены и некоторых европейских монархов (Генрих VIII Английский), эрцгерцог не практиковал, зато экспонатам собранной им естественно-научной коллекции могли бы позавидовать университетские профессора.

Подобно парку, каменные строения Амбраса разделены на две части – нижнюю и верхнюю, – связанные между собой огромным Испанским залом. Верхний замок, возведенный на месте старой постройки, предназначался для жилья, а в Нижнем, имевшем входные ворота и просторный двор, эрцгерцог хранил свои коллекции. Будучи поклонником искусства и страстным собирателем редкостей, Фердинанд оставил после себя уникальные вещи, ставшие основой современного музея. Потомки добавили к этому немало живописных шедевров, а также собрание древностей, куда вошли и бронзовые бюсты римских императоров, сделанные для гробницы Максимилиана I в Придворной церкви. Большая часть коллекции Фердинанда разошлась по венским музеям, но меньшая все же осталась в Амбрасе.

Если раньше обо всех помещениях замка не знал даже хозяин, то сегодняшний посетитель может зайти в любой зал, спуститься в подвалы, осмотреть башни и другие когда-то стратегически важные постройки. Никто не помешает ему задержаться в кунсткамере или изучить старинное оружие, вначале хранившееся в замковом арсенале, а ныне выставленное на всеобщее обозрение в Рыцарском зале.

Богатая коллекция живописи включает в себя галерею портретов членов дома Габсбургов, владевших Амбрасом в 1400–1800 годах. Особый интерес вызывает образ самой экстравагантной владелицы замка, красавицы Филиппины Велзер, которую мастер запечатлел в виде купальщицы. Среди множества прекрасных полотен выделяются работы великих живописцев Петера Пауля Рубенса и Диего Веласкеса. Несколько царственных лиц увековечил лондонский придворный художник Лукас Кранах. Кроме того, в портретной галерее имеется много изображений других европейских князей, в том числе кисти таких знаменитых мастеров, как Тициан и Ван Эйк.

Построенный в эпоху Возрождения, Амбрас считается чудом европейской архитектуры. Это утверждение относится в основном к Испанскому залу, созданному итальянцем Джованни Лучезе в 1571 году и ставшему самой ранней ренессансной постройкой в немецкоязычных странах. Каждого, кто видит его впервые, потрясают не столько размеры, сколько роскошь декора: мозаичные двери, резной деревянный потолок, настенная живопись с изображением сцен из жизни Тироля, портреты тирольских графов, начиная от Альберта фон Гёрца и заканчивая Фердинандом II. Трудно не согласиться с тем, что такая отделка прекрасно подходит для музыки барокко, и она действительно звучит здесь на больших концертах, которые устраиваются каждое лето.

В отсутствие знатных владельцев Амбрас нисколько не утратил былой привлекательности. Люди приходят сюда не только ради произведений искусства, но и просто отдохнуть, благо величина парка позволяет совершать уединенные прогулки, как в свое время делал эрцгерцог. По его желанию сады у Верхнего замка были разбиты во французском вкусе: ровные дорожки, цветы, четкой формы кустарник, доныне обрамляющий путь к таинственному гроту Вакха. Западная часть с большим прудом, лугами и лиственными деревьями была оформлена по-английски. Обширные участки с востока уже тогда являлись заповедной зоной с искусственным водопадом и высокими деревьями редких пород. Спустя столетия этот уголок все еще хранит первозданный вид и даже обитатели в нем прежние: павлины, важно взирающие с берега озера на плещущихся в воде уток и гусей.

Мощные стены и главная башня замка Брук видны издалека, но, лишь подойдя ближе, можно заметить упирающийся в подошву горы каменный мост (нем. Brucke) – сооружение когда-то настолько важное, что владельцы решили назвать в честь него весь замок. Входные ворота открывают путь к внутреннему двору, наделенному правильной прямоугольной формой. В давние времена сюда на полном скаку заезжали всадники, чтобы, передав лошадей слугам, взлететь по узкой лестнице, от которой, как и от всех средневековых построек, не осталось даже воспоминаний. Теперь старый дворец нельзя увидеть даже на рисунках, но разрозненные его части сохранились и даже стоят на первоначальных местах. Наружные стены замка обрамлены оловянным венком; главной башне сопутствует опоясывающая стена с двумя ротондами, откуда открывается великолепный вид на реку Изель, долину и близлежащий городок Лиенц.

Несмотря на почтенный возраст, Брук является удачным примером сочетания старого и нового. Построенный в конце XIII века, сегодня он интересен не только средневековым обликом, но и вполне современным содержанием: в многочисленных помещениях выставлены почти все работы тирольских художников Альбина Эггер-Лиенца и Франца фон Дефреггера. Тем не менее особую ценность составляют старые вещи, настоящие раритеты, собранные сиятельными графами Гёрц (Горицкими), которые построили замок и жили в нем до упадка династии в начале XVI века.

Родоначальником Горицко-Тирольской династии считается Майнхард II, старший сын графа Горицкого Майнхарда и графини Тирольской Адельгейды. Став после смерти отца правителем обеих держав, он довольно быстро приобрел влияние в Германии, еще более усилив его после женитьбы на вдове императора Конрада IV. Молодой граф стал первым, кто сумел освободиться от власти Зальцбурга и вступить в борьбу с духовными князьями, прежде всего с претендовавшим на тирольские территории архиепископом Бриксена. Талант полководца обеспечил ему победу, желанные земли, а также наследственную должность викария. В 1271 году Майнхард II разделил добытое в боях со своим младшим братом Альбрехтом, отдав тому Горицию, а себе взяв Тироль и таким образом разбив династию на две ветви. Отложив меч, граф с головой погрузился в хозяйство и, судя по бурному развитию края, действовал очень успешно. Известно, что он трепетно относился к искусству, поощрял торговлю, лично следил за устройством дорог и всячески способствовал горному делу. В правление Майнхарда II Тироль получил право чеканить собственную монету, что дает основание говорить о становлении суверенного тирольского графства.

Благодаря графам Гёрц на краю крепости Брук появились ворота с полуциркульной аркой и высокая, отдельно стоящая романская башня. В центральной части был построен тяжеловесный романский дворец, к которому примыкала возведенная в том же стиле капелла с красивыми, сохранившимися доныне фресками.

В каждом средневековом замке имелось отведенное для церковной службы помещение – молельная комната или отдельно стоящая часовня. Для благочестивого рыцаря место поклонения Богу было такой же необходимостью, как меч. К числу обитателей богатого замка принадлежал священник, которому, помимо духовных обязанностей, вменялись и светские – писаря и наставника графских детей. Чаще всего замковая капелла находилась на самом слабом участке крепости – у ворот, чтобы люди получали божью помощь прямо во время осады или штурма. В молельнях, связанных с жилыми постройками, зачастую возводились хоры для хозяев. В двухуровневых часовнях господа располагались на втором этаже и во время службы наблюдали за капелланом, стоявшим вместе с остальными обитателями замка, через отверстие в полу. Капеллы подобного рода устраивались в больших княжеских замках, наделенных значением резиденции. Иногда они служили фамильными склепами, а в идеале, как всякое святое место, могли быть убежищами, правда, случаи, когда при захвате крепости защитники спасались в церкви, истории не известны. В обстановку капеллы замка Брук, по обыкновению, входили простые скамьи, небольшой алтарь и, в качестве обязательного украшения, фрески с библейскими сценами или изображением патрона.

В пору Высокого Средневековья (около 1480 года) графы Гёрц стали правителями Тироля, что не замедлило сказаться на их благополучии. В этот период родовое гнездо сильно разрослось. Сначала появилась двухэтажная капелла с острыми дугообразными ребристыми сводами и красивой росписью местного живописца, аристократа Симона фон Тайстена. Затем возникли новые жилые здания с уютными комнатами, в которых господа переживали зиму, не боясь замерзнуть в постели.

В средневековых замках вообще было темно, холодно и сыро. Богатые домовладельцы спасались множеством печей, хозяевам победнее о тепле оставалось только мечтать. Люди старались держаться поближе к единственному камину, а тот, располагаясь в большом зале первого этажа, грел лишь вблизи себя и остывал, как только угасало пламя. Место у самого огня занимал глава семьи с супругой, остальные сидели или стояли позади. Удаленные концы главного зала, как и верхние помещения, в отсутствие каминов и печей отапливались примитивно: раскаленные угли в железной корзине давали очень скудное тепло.

От зимнего холода страдала даже высшая знать и в солнечном Тироле. В жизнеописании Маргариты Гёрц упоминается замок одного аристократа, принимавшего гостей в «зале душном и низком, с голыми стенами, с полом чуть прикрытым суконной подстилкой. Консервативный хозяин презирал такие новшества, как оконное стекло. Молодой жизнерадостный Альберт фон Андрион, незаконный брат Маргариты, смеялся над скупостью того, кто в зимнюю стужу забивает окна досками, отчего огромная комната напоминает погреб. Все помещение было закопченным от камина, свечей и смолистых факелов. Сидевшие рядом бароны недовольно ерзали на скамьях, ворча: “Один бок поджаривается, другой стынет”. Господа покашливали, сопели, у некоторых разболелась голова в этой неприютной душной пещере, где так отвратительно воняло навозом; запах в жилые помещения проникал из конюшен. Однако поданные кушанья – дичь и рыба – были приготовлены отменно и подавались целыми грудами; вино также радовало тонким вкусом».

В 1500 году со смертью графа Леонхарда фон Гёрца замок перешел в собственность императора Максимилиана I. Несмотря на высокое звание, новому владельцу всегда недоставало денег, и он спасался от кредиторов тем, что закладывал недвижимость. Таким образом Брук попал к господам фон Волькенштайн, владевшим замком до конца XVI века. Сохранив все старые сооружения, они возвели еще одну стену с двумя ротондами и устроили второй внешний вход.

В следующем столетии Брук стал местом заседания городских судей и складом оружия. Затем в покоях замка поселились монахини, а в 1783 году, разогнав женский монастырь, император Иосиф II объявил замок собственностью государства и разместил в нем казармы, а потом и госпиталь.

В 1827 году бургомистр ближайшего городка Лиенц выкупил замок, чтобы использовать его в качестве загородного дома. Сын градоначальника, видимо не нуждаясь в дорогостоящей даче, решил разместить в замке пивоварню и постоялый двор. В то время основной достопримечательностью города служили башни Максимилиана, как было принято называть крепости-форты, окружавшие город неправильной формы кольцом. Небольшие, но достаточно мощные, они соединялись между собой подземными ходами и строились для того, чтобы враг не смог разрушить переправу через реку. К концу века, с появлением особо мощной артиллерии, система оказалась бесполезной, поэтому форты решено было снести.

Подземные ходы были частично уничтожены, и теперь невозможно представить их общую длину и прочие параметры. Вообще, о таких сооружениях существует много преданий, в большинстве своем никак не связанных с реальностью. Разумеется, подземелья существовали, но лишь немногие из них уводили за пределы замков и могли использоваться при побеге. Не подтверждаются слухи о ходах, ведущих в другие города или даже в соседние замки. Самое большее, что могли позволить себе средневековые замковладельцы, – туннели с входами в шахтах колодцев, подземные галереи под зданиями одной крепости либо, как в Лиенце, подземные ходы между фортами. Основой того, что фигурировало в рыцарских романах и страшных историях, служили обычные погреба или коридоры с открытыми пещерами в конце, где господин хранил свои богатства.

Накануне Первой мировой войны после смерти последней владелицы Брук вновь стал имперским и приобрел соответствующий вид. Перестроенный по образцу баварских королевских замков, он смотрелся очень романтично. Власти Лиенца уже в 1942 году организовали музей и выкупили опустевшее строение, как только отгремели сражения Второй мировой войны; с тех пор он находится в ведении города.

В распоряжении близлежащего города находится и бывшая имперская твердыня Куфштайн (нем. Kufstein). Занимая наиболее тесный участок долины Инн, замок стоит на правом берегу реки, прямо перед крутой 400-метровой скалой. Будучи одним из самых ранних укрепленных пунктов Тироля, он, подобно другим крепостным сооружениям Средневековья, в первую очередь предназначался для обороны и только во вторую – для жилья. Император назначил ему роль форта на границе Австрии и Баварии, не предполагая, что создал извечный предмет спора между этими странами.

Европейские летописцы впервые рассказали о Куфштайне в 1205 году, назвав мощную постройку владением епископов Регенсбурга. Через столетие, перейдя к герцогам Баварским, церковная собственность стала светской, к 1415 году была еще больше укреплена и вдобавок украшена. Господствуя над одноименным городком, лежащим у подножия Кайзерских гор, тогда замок выглядел живописно, хотя и не так романтично, как дома графов Рейнских, предпочитавших неприступные скалы.

В следующем веке, когда роль Куфштайна в оборонительной системе Австрии сильно возросла, спор за право обладания им вылился в настоящую войну, известную истории как борьба за баварское наследство. Выиграв ее, император Максимилиан I мог бы присовокупить к своим владениям Крысиную гору и баварские судебные округи Китцбюэль и Куфштайн. Не сумев решить дело миром, он решил атаковать. В 1504 году замок был обстрелян маленькими пушками, ядра которых, как выяснилось, не оказывали никакого действия на толстые стены. По слухам, комендант крепости, капитан Ханс фон Пинценау, поддразнивал противника тем, что громко приказал своим солдатам бросить оружие и взять в руки… метлы, чтобы сметать пыль, поднимавшуюся после обстрела, единственную неприятность, которую причиняли ему имперские войска.

К счастью для императора, капитан еще не мог познакомиться с трудами итальянца-философа Никколо Макиавелли, предостерегавшего современников от подобного рода ошибок: «…одно из лучших доказательств благоразумия состоит в воздержании от угроз и оскорблений словами кого бы то ни было. Мудрый полководец должен запретить солдатам оскорблять врага бранью, ведь обидные фразы не приносят ему никакого вреда, и только не ослабляют, но, напротив, придают ему больше силы, побуждают к большей осторожности, вызывают ярость, заставляя думать о мщении». Позднейшие историки в поисках подтверждения этих мудрых слов обращались к осаде Куфштайна.

Взбешенный издевками, Максимилиан решил использовать все самое мощное из того, что имелось в арсеналах Тироля. Новые осадные орудия были доставлены из Инсбрука по реке, и, когда флотилия причалила к берегу, у защитников крепости сразу сменилось настроение: вновь прибывшую артиллерию составляли колоссальных размеров пушки, наделенные именами собственными и ядрами весом 100–150 кг. После 3 дней артобстрела Куфштайн лежал в руинах, а насмешник Пинценау вместе с соратниками расстался с головой. Замок сильно пострадал, правда, тотчас после захвата император приказал не только восстановить разрушенное, но и построить новое, значительно усилив слабые части всей оборонительной системы. Именно тогда на месте старой башни возникла огромная оборонительная башня круглой формы, по праву получившая имя императора.

Один из самых блистательных монархов из рода Габсбургов, Максимилиан имел много поклонников и столько же врагов. Будучи храбрым воином, умным политиком и любимцем женщин, он сумел обрести власть, охватившую почти всю Европу, отчего даже циничный Макиавелли считал его совершенством. Вся жизнь императора прошла в беспрестанной борьбе, в которой он большей частью одерживал победу, во многом благодаря своей решительности и таланту организатора. Считается, что до него в средневековой истории не существовало понятия «армия». Военные силы того времени составляли наемные войска и конные отряды дворян. Если первым кое-каких успехов помогал достигать профессионализм, то вторые, представляя собой тяжело вооруженную и оттого плохо маневрирующую кавалерию, неизменно проигрывали, складывая оружие перед всеми, кто умел пользоваться ружьем. Нелегко было заставить этих донкихотов перейти к современным методам ведения войны: рыцари отказывались брать в руки «вульгарный мушкет», заявляя, что благородный воин никогда не изменит боевому коню, мечу и копью.

Максимилиан посчитал бесполезным модернизировать старую гвардию и создал новую – армию ландскнехтов, – призвав на контрактную службу народ, в основном из Тироля. Теперь под императорским стягом выступали пешие крестьяне и ремесленники. Они являлись на службу с собственным оружием, сами судили и наказывали, получая жалованье, размер которого командир оговаривал с цеховым старшиной. Подобно ремесленникам, солдаты Максимилиана объединялись в профессиональные союзы, благо борьба за свои права в их случае не только не составляла труда, но и, напротив, дарила минуты отдыха: только ландскнехты могли прекратить наступление ради того, чтобы предъявить хозяину требование о повышении зарплаты. Совершенно иной была и структура войска. В отличие от рыцарей, крестьянское войско разделялось на полки и роты. За каждым подразделением закреплялось установленное число пушек, пик, алебард, мечей, мушкетов. Они не пользовались щитами, сражались согласно разработанной императором тактике, которая обнаруживала сходство с современными планами сражений.

Позднее один из военных историков заметил, что «своей реформой последний рыцарь Максимилиан выкопал могилу рыцарству как военной силе». Перед наступлением ландскнехты обстреливали позиции противника из пушек, за артподготовкой следовал ружейный огонь, потом войско начинало штурм, используя только холодное оружие, причем тяжело вооруженных алебардистов прикрывали маневренные роты копейщиков. Рыцари, скрывавшиеся за ветхими стенами, ничего не могли противопоставить такой тактике. Стоило императору выиграть несколько сражений, и все поняли: в Европе не осталось неприступных крепостей, доказательством чему послужила осада Куфштайна.

В памятном 1504 году этот замок достался победителю вместе с окрестностями, куда в том числе входили Козлиный холм и Крысиная гора. В последующие века на них и других возвышенностях возникли укрепления, и таким образом был защищен не только город, но и вся долина. Сам Куфштайн в течение столетий претерпел немало перестроек. Его территория расширялась, старые сооружения сменялись новыми, крепкими, но не изящными, как это было в имперских замках, отчего крепость приобрела крайне брутальный вид. В некоторых местах ее стены достигали 7-метровой толщины, достаточной для того, чтобы выдержать обстрел и разместить пушки, которые в давние времена были очень велики.

Мощная, романского вида твердыня с белоснежными стенами возвышалась посреди города, который в течение веков образовывал с ней единое целое, в итоге сформировав неприступную крепость. Даже сегодня, когда замку уже давно ничто не угрожает, проникнуть в него очень нелегко. Единственный путь к воротам – довольно узкий, восходящий в гору крытый переход с несколькими изгибами. Раньше по нему поднимались пешком, а теперь посетители могут воспользоваться подъемником.

Во дворе, справа от входных ворот находятся Лисья башня и колодец, выдолбленный в скальном грунте на 68-метровую глубину, то есть до грунтовых вод реки Инн. Ворота рядом с церковью старой крепости ведут во двор новой, туда, где начинается нижняя замковая казарма, откуда можно пройти на второй этаж жилой башни и посмотреть на колоссальный Орган героя. Самый большой в Европе (4307 труб), этот музыкальный инструмент был установлен в 1931 году, чтобы по замыслу создателей воспевать подвиги тех, кто погиб на Первой мировой войне. Так и происходило вначале, но после окончания более кровопролитной Второй мировой войны к старым героям присоединились новые, и орган приобрел иное, гораздо более глубокое значение. Отреставрированный и налаженный, теперь он играет каждый день, ровно в полдень, всякий раз собирая вокруг себя толпу зрителей.

В начале XIX века старый Куфштайн смотрелся романтично

Лестница у жилой башни ведет к увенчанной зубцами ротонде. Поднявшись еще немного, можно попасть во внутренний двор верхней казармы, где сегодня находятся музей и трехзвездочная гостиница. От порога музея открывается доступ к мощной многоэтажной Башне императора. Частично разрушенная во время осады 1504 года, она была восстановлена и долго была тюрьмой. В середине XIX века здесь томились борцы за свободу из Вены и подчиненных Австрии стран – Польши, Венгрии, Италии. На тюремном кладбище сохранилась могила германского патриота Фридриха Листа, застрелившегося на глазах у конвоиров в знак протеста против невыносимых условий содержания. К политическим преступникам иногда присоединялись уголовные, особо опасные, например легендарный венгерский капитан, разбойник, воровавший скот, – Росца Зандор.

Повод к открытию музея предоставили археологи, которые в 1905–1907 годах вели раскопки в ближайшей долине. Со временем к найденным тогда предметам присоединились другие, уже другого плана и других эпох. Сегодня в мрачных залах Куфштайна располагается единственный в Тироле планетарий и постоянно работают выставки, освещающие развитие местного общества от первобытного человека до личности, достигшей успеха в таких культурных сферах, как естествознание, техника и, конечно, искусство.

Небольшой музей крепости Тратцберг (нем. Tratzberg) не богат ни древностями, ни полотнами старых мастеров. Выставочных залов в нем немного, поскольку владельцам требуется место для жилья: замок, выстроенный в 1500 году, до сих пор находится в частной собственности. Он стоит недалеко от городка Швац, на высоком берегу Инна, располагаясь на середине пути от Куфштайна до Инсбрука. Попасть в замок можно, проехав по автотрассе, а затем, оставив машину на большой стоянке, пройтись пешком по асфальтовой дороге или лучше по лесу, через широкий ручей Йен, таким образом немного сократив путь. Тем, кто не желает совершать 20-минутный переход, предложена альтернатива – миниатюрный поезд.

История замка началась в XIV веке, когда графам Андехс понадобился форпост для защиты северных рубежей от баварцев. С 1491 года, после того как пожар уничтожил большую часть жилых строений, в крепости обосновалась семья местных ремесленников, разбогатевших на переработке серебра и меди. Их сменила Анна Богемская, вдова герцога Тирольского Генриха. Однако своим вторым рождением замок обязан эпохе Ренессанса и более всего Максимилиану I, для которого внушительное, созданное для обороны строение было всего лишь охотничьим домиком.

Тем не менее деньги на ремонт и новое строительство поступали регулярно и такую же щедрость император проявлял в отношении убранства. Его заботами крепость была расширена, жилые постройки увеличены в высоту, и весь комплекс приобрел впечатляющий готико-ренессансный вид, который, к счастью, не пытались изменить последующие владельцы. С XVI века ими являлись известные всей Европе купцы Фуггеры – сказочно богатый, по-королевски важный род, владевший большей частью серебряных копий Тироля, а также медными и железными рудниками как в самой стране, так и за границей. В лучшую пору их многочисленные предприятия обслуживало около 30 тысяч человек; легко догадаться, какие чувства питали соотечественники к столь активным работодателям, впрочем об этом свидетельствуют памятники, воздвигнутые Фуггерам благодарными жителями Шваца. В 1848 году замок приобрел граф Энценберг, чьи потомки владеют им до сегодняшнего дня. С конца прошлого века Тратцберг является единственным домом графа Ульриха Гесс-Энценберга и его жены Катарины. Именно они провели масштабную реставрацию, превратив родовое гнездо в доступный публике музей.

Взобравшись на 100-метровую высоту, замок удобно располагается на хребте скалы, добавляющей красоты и без того живописному сооружению с белыми стенами, острыми башнями, гордо вздымающимися над лесной чащей. Архитектура нынешнего Тратцберга обнаруживает стиль, переходный от высокой, или пылающей, готики к ренессансу в альпийском его варианте.

Попасть в него можно с западной стороны, пройдя через красивый портал или миновав северные ворота, открывающие вход в романтический внутренний двор с низкими аркадами. Наиболее интересные части замка – это арсенал с коллекцией древнего оружия, королевская комната с подвесными балками, в которой жила, оплакивая умершего супруга, Анна Богемская.

Для туристов открыты покои Максимилиана, где сохранились созданные специально для него интерьеры. В спальне императора на втором этаже вначале потрясает изумительной работы резной потолок и только потом обращают на себя внимание живописные сцены рыцарского турнира кисти Ганса Шауфелайна (XVI век). К той же эпохе принадлежат мозаичная дверь и отделка комнат, где жили члены семейства Фуггер. Сильное впечатление производит парадный зал – конструктивно-художественный шедевр XV века. Огромное помещение, растянувшееся почти на 300 м в длину, украшено генеалогическим древом императора Максимилиана I и 148 портретами остальных Габсбургов. Промежутки между лицами и фигурами монархов заполняют живописные олени, написанные безымянным художником в натуральную величину; для красоты и удобства к головам животных прикреплены рога-подсвечники.

В отличие от многих средневековых замков здания Тратцберга сохранили детали и частично окраску эпохи Возрождения. Немеркнущая красота ренессансной архитектуры особенно заметна ночью, когда включается подсветка и жилище графов Гесс-Энценберг превращается в сказочный дворец. Залитые ярким светом, из темноты выступают низкие крепостные стены, дворец и стройная Башня лестниц – самое сильное укрепление замка, как нельзя лучше подходящее для хранения музейных сокровищ. Расположенная с юго-восточной стороны крепости, ныне она заключает в себе выставку культурных ценностей Тироля. Посетители музея могут узнать об истории, владельцах и многочисленных помещениях Тратцберга непосредственно от гида или с помощью аудио– и видеозаписей на нескольких языках. Специальные программы предусмотрены для детей, которым представляется иной, но не менее интересный взгляд на сам замок и тех, кто его создавал.

Инсбрук: мост, соединивший народы

Одна из сторон жизни тирольской столицы вряд ли нуждается в представлении. Многие знают, что Инсбрук – центр зимнего туризма, первоклассный горнолыжный курорт, дважды (в 1964 и 1976 годах) удостоенный чести принять Олимпийские игры. Окруженный самыми высокими вершинами Европы, он привлекает и любителей активного отдыха, и тех, кто, устав от городского шума, мечтает провести отпуск наедине с природой. Однако далеко не всем этот город известен в качестве музея под открытым небом, насыщенного памятниками и красивой архитектурой. Восемь веков существования определяют его особую, торжественную и вместе с тем домашнюю атмосферу.

Давняя культурная традиция ощущается в каждом здании средневекового центра, будь то романский замок, готический собор или дворец, радующий взор барочными завитками. В Инсбруке действительно есть на что посмотреть: легендарная Золотая крыша, Триумфальная арка, императорская резиденция Хофбург с портретами Габсбургов, величественный собор Святого Иакова, мрачная с виду церковь Святого Суда с черными статуями и выразительной росписью, изображающей борцов за независимость Тироля. Эта живопись появилась после разгрома наполеоновских войск, когда горное графство уже давно находилось в составе Австрии, а его обитатели все еще не смирились с утратой свободы. Может показаться, что они проявляли неблагодарность, ведь до Габсбургов в городе не было по-настоящему красивых сооружений, ведь правители бывали здесь редко, поскольку имели постоянную резиденцию в замке Тироль.

Переулок Бадгассе – один из экспонатов музея под открытым небом

Первыми цивилизованными обитателями долины Инн стали римские ветераны. Построенная ими колония Вельдидена располагалась на самом берегу реки, в месте, где та сливалась со своим притоком Силль. После ухода легионеров в поселок изредка наведывались христиане, которые приходили сюда, чтобы вдали от преследователей воздать мольбы своему единственному Богу и его матери, Деве Марии. В начале нового тысячелетия, когда редкие молебны превратились в шумное паломничество, монахи-премонстранты (Белые каноники) решили основать монастырь, получивший старое, римское название, правда, на языке германцев оно звучало несколько иначе – Вильтен. В хрониках появление обители относят ко второй половине XII века; это же время считается и датой основания светского поселения, которому предстояло стать столицей Тироля.

Глава ордена премонстрантов вначале собирал своих учеников на поляне, якобы указанной ему свыше (лат. Pratum monstrantum). Видимо, таким же способом пользовались его последователи: небо выбирало для монахов очень красивые, плодородные и, главное, выгодные места, каким, в частности, была долина Инн. Удобная для земледелия, защищенная горами, она к тому же располагалась вблизи перевала Бреннер, а тот в здешней части Альп был единственным проходом для торговых караванов. По этому пути с античных времен средиземноморские торговцы везли товары в Германию и далее на север Европы. Кроме горной, здесь существовала и речная переправа, которой купцы пользовались бесплатно до появления моста через Инн, как с немецкого языка переводится название Инсбрук. Именно такое название летом 1239 года дал рыбацкому поселку герцог Оттон Андехс, торжественно присвоивший ему статус города.

Имея высшую власть, светские правители руководствовались советами духовных отцов, коими «на мосту» всегда были настоятели монастыря Вильтен. После Реформации число премонстрантских общин сократилось наполовину, но тирольское братство уцелело и до сих пор процветает за крепкими стенами обители. Сегодня, как и сотни лет назад, их можно узнать по белым одеждам: туникам, наплечникам и четырехугольным беретам, в дополнение к которым, выходя на улицу, монахи-премонстранты надевают плащи и широкополые шляпы.

Известно, что в церкви монастыря долго хранился древний образ Богоматери. Где он теперь, не знает никто, а нынешние паломники стремятся к изображению Мадонны с младенцем, возраст которого не превышает 200 лет. Немногим старше и само здание, известное миру архитектуры как прекрасная базилика Вильтен. Претерпев множество реконструкций, оно приобрело свой нынешний вид в середине XVIII века, когда в европейском искусстве господствовал стиль рококо. Интерьер базилики празднично украшен золотом, стилизованными раковинами в обрамлении причудливо изогнутых завитков. Мастер Гюнтер из Аугсбурга придал великолепие потолку, разрисовав его сценами из жизни Девы Марии, чья статуя помещена в центральном алтаре между 4 колоннами.

По неточным сведениям, две колоссальные статуи у портала изображают основателей монастыря, монахов Гаймона и Тирса. Во внешнем дворе находится могила скрывавшегося здесь в 1848–1849 годах князя Александра Гогенлоэ по прозванию Чудотворец. Представитель древнего рода, уходящего корнями в эпоху короля франков Конрада, так увлекся богословием, что принял духовный сан. Причисляя себя к иезуитам, он проповедовал в Германии, где пользовался любовью народа, но среди братьев по вере имел множество врагов. Известность еще более увеличилась после выступления в качестве исцелителя от недугов. Ватикан такую деятельность запрещал, поэтому Чудотворцу пришлось бежать. Он нашел приют в Тироле, куда, не зная сам, удалился навечно. Приняв монашество, князь Александр уже не относился к высоким персонам, которые с удовольствием и часто навещали монастырь. Братья из Вильтена не бедствовали, жили, отказывая себе не во многом, а гостей угощали так, что завтраки из форели с имбирной подливкой, кур в миндальном молоке, десерта и конфет «на дорожку» изысками не считались.

Прогулка по монастырскому саду, мимо церкви, по мосту через Силль приводит к пешеходной тропе. На всем ее протяжении можно любоваться картинами поросших лесом гор и бесконечных лугов. Отсюда взгляду открывается принадлежащее обители озеро (нем. See) между городками Иглс и Билль, видны дороги, ведущие к легендарному перевалу и не менее знаменитой Штубайской долине, получившей одно название с горой, покрытой вечными льдами. Как ни странно, однако сейчас окрестности Вильтена имеют вид более первозданный, чем сотни лет назад.

В Средневековье на широком ровном поле между Инсбруком и монастырем стояли трибуны, разноцветные шатры с флагштоками, украшенные цветами заборы обрамляли площадки для турниров и иных военно-спортивных забав придворной знати. Монастырская братия заботилась о том, чтобы арены не зарастали травой, и следила за горожанами, для которых Вильтенские поля были чем-то вроде бульвара. Жены богатых инсбрукцев гуляли среди дорогих, расшитых золотом полотен, дети бегали по трибунам, влюбленные парочки находили уединение в палатках. Зато по праздникам тысячи людей, как местных, так и прибывавших с разных концов Европы, находили здесь самые изысканные развлечения. В 1329 году таковым стало бракосочетание Маргариты, 12-летней дочери графа Тирольского Генриха II, взявшей в мужья 10-летнего принца Иоганна-Генриха Люксембурга.

Юная графиня прибыла в столицу из замка Тироль, где росла под присмотром ученых наставников. Если верить средневековым историкам, она училась много и с большим желанием, расспрашивала обо всем, что видела и слышала, рукоделие заменяла уроками теологии, интересовалась экономикой и политикой, с детства бегло говорила, читала и писала на итальянском и латыни. Маргарита внимательно слушала лекции по истории и уже в отрочестве могла опровергнуть философские теории своего учителя. Она умела петь, обнаруживая не только понимание музыки, но и красивый, теплый, выразительный голос. Иноземные гости знакомили ее с жизнью других стран, а свою ей не составляло труда изучать самой. Еще до замужества графиня Тирольская много путешествовала в экипаже или в носилках, не пугаясь ни горных ущелий, ни дорожной пыли, перенося тяготы пути без малейшей жалобы. Следуя мимо города или деревни, она вглядывалась в лица жителей, подолгу осматривала каменные дома, постоялые дворы, бани, задерживалась перед трупами казненных, которые тогда вывешивали перед городскими воротами. После нескольких лет таких поездок хозяева крестьянских хижин не застывали в ужасе, когда внезапно распахивалась дверь и на пороге появлялась дама, разряженная, величественная, увешанная украшениями, точно идол: так оригинально графиня знакомилась со своим народом, а тот, почтительно глазея, склонялся перед ней, как перед святыней.

После смерти отца в 1335 году Маргарита осталась единственным членом Горицко-Тирольской династии. По договору в случае пресечения мужской линии рода страна должна была отойти к Габсбургам, но благодаря поддержке местной знати и ландтага Тироля это не случилось. Герцогиня навела в своей вотчине порядок, издала новые законы, установила твердые пошлины, отменила некоторые полномочия баронов, таким образом ограничив их произвол. Теперь центральная власть могла сама регулировать положение в торговле и ремеслах. От крупных бирж, рынков, городских ярмарок коммерческие пути разветвлялись по всей стране, и горцы стали понемногу богатеть: расцвели города, заметно оживились даже самые захудалые местечки. Отныне уже не знать, а магистраты определяли судьбу Тироля.

Маргарита любила свои города, они казались ей живыми и красивыми, может быть потому, что были созданы ею. В годы ее правления в Инсбрук прибыли первые евреи, которые привезли с собой не только многочисленные семейства, но и деньги. Всю неделю эти странные тихие люди с миндалевидными глазами работали без устали, так как никакое дело не казалось им слишком мелким. Они могли ждать любого покупателя часами, терпеливо сносили унижения и плевки, сгибали спину, не пытались защищаться, получая пинки. Сограждане презирали их, не желая связывать с ними свое благополучие, словно не видели, что с появлением евреев поселения заметно разрослись, улицы стали шире и чище, дикие горцы узнали о существовании шелка, бархата, фруктов, пряностей и других оказавшихся нужными товаров.

В 1341 году Маргарита выгнала из Тироля ненавистного ей и народу Иоганна-Генриха, вскоре назвав своим мужем Людвига Виттельсбаха, старшего сына императора Людвига IV Баварского. Будучи католичкой, она не получила развода и потому не могла венчаться. О первом в средневековой истории светском браке стало широко известно во всей Европе. Папа римский Климент VI воспользовался этим инцидентом в своей политической игре. Отлучив супругов от церкви, он подверг наказанию и народ: на Тироль был наложен интердикт, что означало запрет богослужений на свадьбах, крестинах, похоронах и прочих традиционных обрядах.

Скандальный брак, безусловно, стал лишь поводом к объявлению духовной войны. Не объясняя причин, церковная пропаганда представляла Маргариту уродливой, злобной развратницей, и такой же ее подчас изображали позднейшие историки. Воссоздавая портрет тирольской графини, некоторые биографы утверждали, что «она выглядела старше своих лет. На коренастом теле с короткими конечностями сидела большая уродливая голова. Правда, лоб был ясный, чистый, и глаза – умные, живые, испытующие, проницательные. Под маленьким приплюснутым носом по-обезьяньи выдавался вперед рот с огромными челюстями и будто вздутой нижней губой. Жесткие, тусклые совершенно прямые волосы отталкивали неприятным желтым цветом, известково-серый оттенок кожи вкупе с одутловатостью придавал графине больной вид. Ее некрасивое тело было всегда туго затянуто, в глубоком вырезе лифа сверкали тяжелые ожерелья, на пальцах искрились огромные камни. Она носила только самые модные платья, первой надев драгоценную сетку для волос и рукава из тяжелой ткани, свисавшие до пола. Однако груз тяжелых украшений не сгибал спину, королевское достоинство заставляло сидеть прямо, торжественно».

Узнав о том, что люди называют ее Маульташ (от нем. Maultasch – «рот-кошелек»), Маргарита приняла прозвище и даже решила назвать так свой новый замок. По прошествии стольких лет невозможно судить, насколько церковный портрет соответствовал действительности и была ли внешность графини отталкивающей, но на картине XVI века она изображена вполне миловидной дамой.

Если верить неизвестному художнику XVI века, графиня Тирольская была дамой миловидной

В 1346 году муж Маргариты похоронил отца и вскоре принял титул герцога Баварского, что резко увеличило его авторитет в Тироле. Супруги задумались о соединении своих государств, но Людвиг не хотел ссориться с Габсбургами. Дружба с австрийцами продолжалась, и благодаря ей в 1359 году отлученная пара, наконец, вернулась в лоно церкви. Когда герцог скончался, соправителем Маргариты стал их сын Майнхард III. Он пережил отца всего на 2 года, не успев ничего создать, зато сумев испортить все, чего с таким трудом добился Людвиг. Потеряв еще и сына, Маргарита поддалась давлению Габсбургов и передала свои права вместе с Тиролем эрцгерцогу Рудольфу IV. Немного побряцав оружием, Бавария отказалась от претензий, за что получила огромную денежную компенсацию. Таким образом Тироль утратил независимость, а Маргарита провела остаток жизни при австрийском дворе.

Резиденция графов Андехс

В многоликом Инсбруке величавая старина и деловитая современность мирно уживаются с обычаями горного края. Там, где городской шум тонет в безмолвии Альп, где традиции являются частью повседневной жизни, никого не удивляет соседство средневековых домов и храмов со сверкающими никелем кафе, ресторанами, модными магазинами. В этом городе огни ночных клубов не затмевают благородного мерцания музейных порталов, а дискотеки пользуются популярностью меньшей, чем концерты классической музыки. В другом месте подобные контрасты могли бы исказить городской облик, но столице Тироля все это нисколько не вредит, даже прибавляет привлекательности.

В Инсбруке невозможно заблудиться, ведь самые высокие вершины – Нордкетте, Хафелекар и Пачеркофель – освещены ночью и служат хорошим ориентиром. Расставленные всюду фонари и отличные дороги позволяют совершать променад в любое время суток, правда, прежде чем идти на прогулку, нужно определиться с транспортом. Автомобиль потребует немалых затрат на парковку, поэтому лучше пройтись пешком, благо центр невелик. Начать осмотр стоит с того места, откуда в давнюю пору начинался сам Инсбрук, а именно с крепости, куда в начале XIV века торжественно въехал австрийский наместник.

В архитектурной композиции Инсбрука горы являются не фоном, а одним из основных элементов

Примыкая к восточной городской стене, мрачная твердыня с XII века служила зимней резиденцией графов Андехс, и как она тогда выглядела, теперь не скажет никто. Известно, что за толстыми стенами имелось нечто похожее на дворец (нем. Hofburg), а перед ним расстилался двор, какое-то время носивший имя первых владельцев – Андехсхоф. С 1420 года он именовался просто Новым и под таким простым названием служил сначала эрцгерцогу Сигизмунду Габсбургу по прозвищу Богатый, затем став полезным его сыну Максимилиану. Именно их, а не баварцев, принято считать основателями замка, возможно потому, что тех не занимала мысль об упорядочении хаотичной застройки. Сигизмунду, например, принадлежит идея устройства прекрасных Готических подвалов, а император распорядился возвести Гербовую башню на входе в город, как раз там, где позже появилась Придворная церковь.

Прибывший после него эрцгерцог Фердинанд I, тоже Габсбург, и тоже император Священной Римской империи, хотел превратить крепость в некое подобие королевского жилища, однако отсутствие денег не позволило мечтам воплотиться в реальность.

То, что видят сегодняшние посетители замка, появилось благодаря австрийской эрцгерцогине Марии-Терезии в 1754–1773 годах.

Основное строительство в стиле венского рококо вели придворный архитектор Иоганн Мартин Гумпп-младший и Константин Иоганн Вальтер, которые работали по проекту своего более именитого коллеги Николауса Пакасси. Тогда же и в том же стиле приобрели царственный вид большие залы дворца, и Марии-Терезии, как создательнице этого великолепия, был посвящен гигантских размеров Парадный зал. Император Карл VI Габсбург не имел сыновей, и, чтобы сохранить трон для династии, его старшая дочь Мария-Терезия вышла замуж за принца Лотарингского Франца-Стефана. Не сыграв значительной роли в политике, он, однако, преуспел в семейных делах, поскольку сумел увеличить австрийское правящее семейство на 10 человек. Своеобразной выставкой его достижений в этой сфере является Парадный зал Хофбурга, украшенный портретами самой эрц-герцогини, ее супруга и их десяти детей. За несколько веков здесь скопился настоящий фамильный архив, куда вошли портреты внуков царственной четы и других, порой очень дальних, родственников.

После перестройки времен Марии-Терезии в Парадном зале уже не проводились торжества, и он стал напоминать семейную гостиную. Тем не менее надобность похвалиться красотой, богатством и иными лучшими качествами предков не отпала. Возможно, поэтому в нем остались картины-великаны, написанные еще при Максимилиане I. Помещенные рядом композиции венского придворного художника Франца-Антона Маульберча представляют объединение династий Габсбургов и Лотарингов. Сцены, изображенные на огромных фресках, показывают, чем в старину жил Тироль и что обеспечивало его процветание: горнодобывающее дело, ремесла, земледелие, охота, рыболовство, транспорт и торговля. Бесконечно длинные полотна фресок, живописно рассказывая о богатствах горного края, в то же время выдают связь Лотарингии с Австрией, которая всегда ассоциировалась с Габсбургами.

Живопись и скульптура дворцовой капеллы напоминают о смерти Франца-Стефана на свадьбе сына в 1765 году, когда молодой эрцгерцог Леопольд сочетался браком с испанской принцессой Марией-Людовикой. Невеста направлялась в Вену, но, чтобы не удлинять и без того далекий путь из Мадрида, свадьбу решили устроить в Инсбруке. К середине лета в тирольской столице собралось блестящее общество во главе с матерью жениха эрцгерцогиней Марией-Терезией и ее супругом Францем-Стефаном. Поприветствовать избранницу брата пожелали принц Иосиф и две принцессы – Мария-Кристина и Мария-Анна. Переезд занял около месяца, и столько же времени заняло томительное ожидание; помолвка прошла без участия будущих супругов, они видели друг друга только на портретах и потому очень волновались. Столь же сильные чувства испытывала вся императорская семья. Многочисленные тогда Габсбурги составляли дружный клан и, конечно, не могли оставаться спокойными перед встречей с той, которой предстояло стать их родственницей.

Юная испанка добралась без происшествий. Вскоре в церкви Хофбурга состоялось венчание, а вслед за ним последовали торжества. Вечером в придворном театре гости смотрели спектакль, во время которого внезапно занемог Франц-Стефан. Императора перенесли в служебную комнату, где он и скончался, как указано в документах, от болезни сердца. Тело покойного забальзамировали и на несколько дней выставили для прощания в Испанском зале дворца. Затем траурная процессия на 19 кораблях отправилась в Вену, чтобы завершить церемонию в церкви Капуцинского монастыря, где находилась фамильная усыпальница Габсбургов.

По распоряжению безутешной вдовы в капелле Придворной церкви появилось «дамское место», где Мария-Терезия в окружении придворных дам молилась о душе супруга. О двух событиях – радостном и печальном – напоминают «двуликие» Триумфальные ворота в том же храме. С южной стороны их отделка представляет свадьбу Леопольда, а на рельефах обратной северной стороны изображены сцены смерти императора.

В отношении архитектуры отличительной чертой замка, бывшего императорского, а ныне принадлежащего республике Австрия, является сильно вытянутая в одну сторону усадьба. Очень близко друг к другу расположены все постройки: сам дворец, Придворная церковь, Музей народного творчества, а также те, что теперь принадлежат городу (павильоны, кафе, Государственный театр, Палата заседаний конгресса и бывший дворцовый сад).

Под Золотой крышей

К середине XIX века Инсбрук полностью утратил столичный блеск, но все же остался центром большого края. Рационалисты и люди не слишком внимательные, узнав, как банально выглядит имперская столица, пусть даже бывшая, испытывали разочарование. Несмотря на многовековую историю, главный город Тироля смотрелся вполне современно. Расположенный в романтической местности со здоровым климатом, он обладал всем, что надлежало иметь городу его ранга: добротными жилыми домами, ратушей, собором, банками, магазинами. Улицы были не слишком узкими, а ровные тротуары, благоустроенный берег реки, зелень и чистый воздух располагали к прогулкам. Оказавшись в Инсбруке даже проездом, путешественники часто задерживались надолго и только тогда начинали осознавать своеобразие этого места. Среди правителей Тироля было немало меценатов, которые оказывали поддержку композиторам, архитекторам, художникам, оттого следы великих творений здесь встречаются повсюду.

Мюнхенский библиотекарь Генрих Ноэ, известный как поэт или, по собственной рекомендации, «певец с севера», считал, что Инсбрук создает впечатление искусственной столицы, о чем записал в своей книге «Природные представления и виды»: «Различный архитектурный характер города проявляется, например в домах, в которых незнакомец находит пищу и ночлег. Путешественники более требовательные стараются отыскать новые здания, легко узнаваемые по гладким фасадам и вывескам на французском языке. Цены в таких гостиницах окупаются комфортом и любезным обслуживанием, чем не всегда могут похвалиться старые, давно известные, весьма дешевые отели, обычно занимающие дома с эркерами, как было принято строить в Средневековье. Мечтатель либо торговец антикварных вещей мог бы утверждать, что каждый из старых углов Инсбрука дает размышлению больше материала, чем все новые кварталы, которые строились, хотя и хорошими архитекторами, но по заказу торговцев и заводчиков».

На взгляд романтика, каким несомненно являлся Генрих Ноэ, даже Старый город (нем. Altstadt) тогда был слишком современным, гладким, излишне рациональным, чего не могла изменить даже средневековая архитектура. Располагаясь в основном на левом берегу Инна, старинные жилые дома, к счастью, еще не вытеснялись учреждениями – холодными и, как тогда казалось, невзрачными зданиями, выражавшими эстетические запросы граждан XIX века.

Родившийся в живописном крае Генрих Ноэ много путешествовал, чаще всего бывая в Тироле, который очень любил. Современники предпочитали его книгу официальным путеводителям. Он с упоением рассказывал о достопримечательностях Инсбрука, знакомил с местными нравами, помогал выбрать гостиницу и рассчитать, сколько дней понадобится для того, чтобы увидеть все архитектурные и художественные сокровища города. Автор советовал читателю не корить себя за равнодушие к экскурсиям, ведь в благословенном Инсбруке находилось занятие и тому, кто не испытывал желания карабкаться по скалам и бегать по музеям. Обойдя стороной туристические тропы, человек, по его словам, может остаться на земле, погрузившись в уютный бюргерский мир, где царит спокойствие, где люди никуда не торопятся, стараясь взять все, что предлагает жизнь. Вместо гор и лесных чащ поэт рекомендовал дрему на траве дворцового сада, а еще лучше – кружку богемского пива, неспешно выпитую на вокзале или в таверне «Делево» с тенистым виноградником, расположенной в Новом городе. Сегодня похожее удовольствие составляет обед в ресторане «Бирвастль» на прохладной набережной Инна. Не меньше впечатлений оставит вечер, проведенный за столиком в кофейне, из окна которой горные кручи, замки, водопады и прочие курортные прелести выглядят гораздо привлекательнее, чем вблизи.

Золотая крыша Инсбрука. Иллюстрация к книге Г. Ноэ «Природные представления и виды», 1876

Когда Тироль был государством, его правители жили в одноименном замке близ Мерана и, видимо, не испытывали желания находиться рядом с подданными. Так же до начала XV века поступали и австрийские наместники, пока новому графу Тирольскому, герцогу Фридриху IV из рода Габсбургов, не наскучила замковая жизнь. Существование в лесной глуши, за толстыми стенами казалось еще более унылым в отсутствие двора, на содержание которого герцогу попросту не хватало денег, из-за чего люди прозвали его Фридрих Пустой Карман. Хронисты рассказали, как он переезжал в Инсбрук, а народная молва приписала ему строительство дома, того самого, покрытого золотом якобы для того, чтобы опровергнуть обидное прозвище. В самом деле Золотая крыша является «детищем» Максимилиана I, а заслуги Фридриха нет даже в возведении здания. Впрочем, о городе он заботился так же мало, как и о собственной резиденции.

Вначале знаменитое здание имело простую форму и обычный белый фасад, украшенный выступом в виде двухэтажного балкона: с него правитель приветствовал народ, а также смотрел турниры и спектакли, устраиваемые на площади.

В 1490 году император присоединил к своему показному титулу вполне реалистичное звание графа Тирольского и перебрался в Инсбрук, где, как и думал, задержался надолго, отчего устроился основательно. Мысль о создании некоего символа власти пришла к нему через несколько лет, и еще немного времени понадобилось для ее воплощения. К началу нового века горожанам было представлено изумительное по красоте творение художника Николауса Тюринга, который перестроил старые балконы в изящный эркер из резного дерева – настоящую императорскую ложу, достойную великого монарха, каким был Максимилиан.

Готический свод этого сооружения сиял, словно солнце, и люди не сразу поняли, чем вызван столь удивительный эффект. Позже выяснилось, что эркер украшала золотая черепица, точнее, около 3000 медных пластин, покрытых тонким слоем позолоты. Скульптурным оформлением занимался сам Тюринг. Обрамив края крыши фризами с изображениями животных, он поместил на балконных перилах рельефные портреты Максимилиана и двух его жен – Марии Бианки Сфорца и Марии Бургундской. Скульптура нижнего ряда посвящена символике и создана Грегором Тюрингом, вторым представителем художественной династии. Со стороны фасада прямо на зрителей смотрит двуглавый орел империи, окруженный высеченными из дерева гербами Австрии, Венгрии, Милана и Бургундии, а сбоку представлены гербы Тироля и Штирии. Настенные росписи изображают двух знаменосцев с имперским и тирольским штандартами.

Сейчас под Золотой крышей располагается музей, посвященный жизни императора. Он получил название Максимилианеум, хотя экспозиция вкупе с видеоматериалами рассказывает не только о нем, но и обо всех Габсбургах. Инсбрук был их официальной резиденцией в течение полутора веков, начиная от Максимилиана I и заканчивая Леопольдом, пока в 1665 году Тироль не перешел к Австрии. О том, что в городе надолго задерживались монархи, напоминает архитектура Альтштадта, где, как и во всякой столице, имелись светские и духовные учреждения государственной значимости.

Особое место в их ряду занимает ратуша со сводчатой галереей, или Гербовая башня, в конце XV века появившаяся на Городской площади напротив Золотой крыши. Застройка в этом месте никогда не была низкой, иные дома уже в Средневековье достигали 5 этажей, но 57-метровая ратуша гордо взметнулась над всей округой и выглядела так, будто ее создатели хотели заявить о себе на весь мир. Возможно, так и было, поскольку здание строили сами горожане, в основном вдруг разбогатевшие промышленники, которым хотелось такой же внушительной символики, какую уже имели Габсбурги.

Вид Инсбрука того времени не нужно представлять, поскольку его изображение имеется на пейзажах Альбрехта Дюрера. Несмотря на масштабный замысел, эти работы поражают точностью и виртуозной разработкой каждой детали. Художник пробыл в Тироле недолго, но, судя по письмам, проведенные здесь дни, недели или месяцы оставили теплые воспоминания. О том же свидетельствуют и зарисовки города – теплые, радостные, жизнеутверждающие акварели, которые, к большому сожалению тирольцев, хранятся не в Инсбруке. Когда великий мастер жил здесь, неизвестно, сам он об этом не распространялся, а рисунки не датированы. Однако время создания некоторых из них помогла установить скрупулезность автора, ведь он всегда писал с натуры. Так, на акварели «Вид на Инсбрук с севера, с другого берега реки Инн» среди законченных прямоугольных башен с красными кровлями одна скрыта строительными лесами. Если сравнить работу Дюрера с записью в городской хронике, то нетрудно догадаться, что художник изобразил Гербовую башню, освящение которой состоялось в 1496 году. Снаружи она отличалась высотой и элегантной формой, поражая внутри богатым убранством, подстать великолепным росписям того же Дюрера.

Как видно на акварели, вначале Гербовую башню покрывала остроконечная готическая крыша. К середине столетия ее заменили куполом, ведь в ту пору Европу охватил Ренессанс и средневековые черты в зодчестве появлялись все реже, а иногда и вовсе уничтожались. К счастью, создатель Оттобурга, построенного одновременно с ратушей вблизи крепостной стены, предпочитал новомодным течениям готику. Эта постройка тоже предназначалась для заседаний совета. Вероятно, в одном из ее залов Максимилиан доказывал отцам города необходимость создания курьерской службы. За дело взялись братья Таксис, которые, как известно, справились с поручением блестяще. После того как совет перебрался в другое здание, в Оттобурге расположился ресторан. Действующий и поныне, он привлекает гостей старинной кухней, домашним уютом и почти музейным убранством, таким, какое имели старинные таверны.

Об имперском прошлом Инсбрука напоминает арсенал, или Оружейная палата Максимилиана, как чаще называют небольшое одноэтажное строение в самом центре города. Устраивая обычный армейский склад, император вряд ли думал о том, что создает музей, иначе постройка не выглядела бы так скромно. Тем не менее уже к началу прошлого века в ней располагалась самая крупная в Европе выставка средневекового оружия.

Вынужденный вести непрерывные войны, император не находил ни времени, ни средств для храма. Досадное и отнюдь не прибавляющее правителю славы упущение было исправлено в 1550-х годах, когда Фердинанд I распорядился насчет возведения Придворной (Францисканской) церкви. Не имея возможности посвятить благодетелю храм, горожане назвали его именем музей – Фердинандеум. Со временем в стенах этого почтенного заведения скопились настоящие сокровища: собрание вещей, связанных с первобытной историей края, крупнейшая в Австрии коллекция готической живописи, картины мастеров эпохи Возрождения и просвещенного абсолютизма.

В Тироле, как и в других австрийских провинциях, нет запрета на фотографирование в церквях. В каждом храме висит предупреждение о том, что в Божий дом нельзя заходить с собаками, мороженым, на роликах, в шляпе, а снимать можно, только без вспышки, дабы не потревожить покой тех, кто лежит в роскошных гробницах.

Серебряная капелла, где навеки упокоилась душа Фердинанда II Габсбурга, отличается какой-то нереальной красотой, в то же время удивляя размерами. Занимая внушительную часть Придворной церкви, эта часовня была рассчитана на двоих, ибо только здесь эрцгерцог смог, наконец, воссоединиться с Филиппиной Велзер, которой этикет не позволял жить вместе с супругом. Свое нежное название капелла получила из-за убранства: статуя Девы Марии, алтарь и почти вся утварь здесь выполнены из серебра. На надгробии Фердинанд изображен по традиции коленопреклоненным, в полном вооружении. На счету покойного немного сражений, и почти все они запечатлены в мраморных рельефах могилы. Гробница госпожи Велзер уступает ей по величине, пленяя изяществом и тонким вкусом исполнения. Разделенные при жизни, в мире вечности супруги расположились по-домашнему уютно. Серебряная капелла больше походит на комнату с ложами, 23 бронзовыми статуэтками святых и даже с органом, на котором Филиппине играла придворная дама, преданная герцогиня фон Лоран, похороненная тут же, в небольшой нише, словно в тени своей царственной подруги.

Максимилиан I, питая особую привязанность к Инсбруку, хотел покоиться в Придворной церкви, поэтому задумался об устройстве своей могилы там еще при жизни. Он мечтал об огромном помпезном надгробии, способном выразить мысль о необходимости, могуществе и вечном существовании монархической власти. Что-то из задуманного император смог увидеть, однако на полное воплощение замысла не хватило ни времени, ни средств, но главное – заказ, кстати, не выполненный до конца, оказался ненужным, поскольку заказчик умер в Вельсе, откуда его тело было переправлено в Вену и погребено в фамильном склепе Габсбургов.

Честолюбие владыки Священной Римской империи рождало блестящие проекты. Осуществлялись они крайне редко, чему всегда мешало одно заурядное обстоятельство: деньги, точнее, их отсутствие. Имея почти беспредельную власть, выигрывая сражения, организуя турниры, охоты и другие заметные мероприятия, Максимилиан часто не мог оплатить, например, работу скульптора или живописца, даже такого, как Дюрер. Великого монарха связывали с великим художником очень странные отношения. Нельзя сказать, что император не помнил о своих долгах. Нет, он посылал письма, обещал заплатить сам или дипломатично перекладывал заботу об этом на плечи отцов города, где был сделан заказ. Совет Нюрнберга чаще всего намеков «не понимал», и Дюреру приходилось исполнять императорские просьбы бесплатно. Ни гроша не досталось ему за большую гравюру, где торжественная процессия во главе с Максимилианом следует через Триумфальную арку. А композиция получилась великолепной и к тому же без всяких намеков прославляла австрийский правящий род, заодно выражая почтение самому императору. В последний раз художник получил от него заказ в 1519 году. Опять же в долг он взялся писать портрет Максимилиана, не зная, что заказчик лежит на смертном одре. Картина вышла не слишком удачной, и неудивительно: автор не знал императора лично, не питал к нему теплых чувств, а с его кончиной окончательно потерял надежду на получение платы.

Совсем иные обстоятельства сопутствовали созданию гробницы в Придворной церкви. Так и оставшаяся пустой, она всегда привлекала к себе внимание, являясь и скульптурным шедевром, и символом, повышающим престиж города. Надгробие состоит из высокого мраморного саркофага и статуи преклонившего колени Максимилиана; последняя была выполнена в 1542 году скульптором Лю дель Дюком. Покой императора охраняют 28 фигур из черной бронзы: изображенные в человеческий рост остготские короли, знаменитые французские рыцари, принцы из династии Габсбургов и люди, непосредственно к ней относящиеся, например испанский король Фердинанд Католический, а также супруги эрцгерцогов и первый маркграф Австрийский Леопольд Бабенберг – святой покровитель страны. Имена «черных рыцарей и дам» вырезаны на пьедестале памятника, где, помимо того, помещены 24 мраморных рельефа со сценами из жизни покойного и его предков. Судя по сюжетам, главное место в их существовании занимали войны, свадьбы и коронации. Император не пожелал видеть на своей могиле неудачные битвы, хотя, справедливости ради, стоит заметить, что таких у него было совсем немного.

Не имея места для отчета о всех победных боях, скульптор изобразил лишь самые громкие, причем каждое изображение, ввиду большого количества сцен, пришлось уменьшить до размера небольшого полотна. Если бы заказчик не умер и смог увидеть все это, он наверняка порадовался бы картинам завоевания Штульвейсенбурга и разгрома турок в Хорватии, двух побед над французами при Гинегате (1479 и 1515), поражения венецианцев у Кальяно (1487), взятия крепости Аррас (1492), осады Куфштайна и обращения в бегство богемцев при Регенсбурге (1504), унижения герцога Гельдернского (1505), сдачи Падуи (1509), победной осады Турина (1513), удачной защиты Вероны (1516), осаждаемой все теми же венецианцами, с которыми Максимилиан воевал много и успешно.

Рельеф памятника императору Максимилиану во Францисканской церкви. Иллюстрация к книге

В отдалении от императорской гробницы с 1823 года лежат останки предводителя воcставших тирольцев Андреаса Хофера. Он был расстрелян по приговору французского военного суда зимой 1820 года вместе со своим сподвижником Сандвиртсом Пассейрским. Единые в смерти, эти люди остались рядом и после нее, превратившись в каменные статуи памятника в Придворной церкви. У ног командиров на барельефах пьедестала разместилась их символическая армия, которую представляют шесть крестьянских фигур – аллегория войска и шести административных округов Тироля. Осматривая монумент, внимательный зритель может заметить разницу в исполнении двух его частей: имея равных по мастерству создателей, солдаты на пъедестале выполнены с большим старанием и любовью к героям, чем статуи предводителей.

Так получилось, что этот уголок храма посвящен борцам за свободу Тироля. По сторонам памятника Хоферу погребены его товарищи Шпекбахер и Гаспингер, а напротив расположена братская могила тех, кто отдал жизнь за освобождение своего края уже в другие, не столь отдаленные времена. На одном из мраморных надгробий можно прочесть имена трех офицеров, причем один из них – внук Хофера.

С середины XVII века и до последних лет существования графства Тиролем управлял Леопольд Габсбург. По примеру предшественников он жил в Инсбруке, но, в отличие от них, уделял меньше времени войне и гораздо больше искусству, литературе, наукам. Графа окружал большой изысканный двор, который, наряду с поэтами и красивыми дамами, составляли ученые, в то время получившие возможность преподавать в университете Инсбрука. Выросший из иезуитской школы и официально учрежденный Леопольдом, вначале он работал с перерывами, дважды распускался и собирался вновь, пока в середине XVIII века Франц I окончательно не закрепил его статус. С тех пор название этого почтенного заведения употребляется со словом «императорский» и двойным посвящением в честь обоих основателей. Кроме того, горожане решили увековечить графа-созидателя в особо торжественном памятнике. Замысел удался вполне, поскольку его бронзовая статуя стала первым в северных Альпах скульптурным изображением всадника на вздыбленном коне.

К правлению Леопольда относится появление в Инсбруке не только университета, но и городского театра. Первые публичные подмостки радовали публику около двух столетий, но потом здание было переделано и, утратив былую роль, почти век существовало в качестве управления таможенной службы. В 1970-х годах давно заброшенное строение снесли, а на сохраненном фундаменте воздвигли Дворец конгрессов.

Утратив звание столицы графства, город начал быстро расти. Строительный шквал поглощал средневековые постройки, место которых занимали церкви, дворцы и учреждения в стиле барокко. В 1710 году для публики распахнулись ворота Придворного парка (нем. Hofgarten). Парковые дорожки располагались прямо под окнами Хофбурга, поэтому вначале сюда пускали только избранных, чтобы вид гуляющих не смущал наместника. Со временем рядом со старинными скамьями и белоснежной скульптурой появлялось более современное оборудование и теперь горожане могут не только пройтись, но и посмотреть концерт в специальном павильоне, поиграть в шахматы на специальной площадке или посетить устроенный здесь же Музей изобразительных искусств.

Не первым, зато самым главным для города явлением в стиле барокко стал собор Святого Якова, возникший к 1724 году там, где ранее стояла готическая церковь. В духе времени святыней нового храма признали не древнюю икону, а почти светскую картину: алтарь украсил портрет Богоматери-Помощницы кисти именитого портретиста Лукаса Кранаха Старшего. Роспись потолка исполнил один из братьев Асам – художник из Баварии, в отличие от Кранаха, знавший о создании храмов все, от проектирования до мелких деталей убранства. Чтобы поддержать высокий статус храма (по захоронениям он явно уступал Придворной церкви), сюда был перенесен прах эрцгерцога Максимилиана III спустя век после его смерти. Эрцгецог совмещал звание правителя Тироля с титулом гроссмейстера Тевтонского ордена.

Не испытав особых потрясений, собор Святого Якова более 300 лет действует в качестве приходской церкви. Его двери распахнуты и для верующих, и для праздной публики, которой, с учетом небольшого населения Инсбрука, собирается больше, чем прихожан. Многие приходят сюда не столько ради осмотра гробницы и странного творения Кранаха, сколько для того, чтобы насладиться чистым звуком колокола, не так давно помещенного на Северной башне; говорят, что мелодия перезвона призывает к миру.

Такую же идею преследовали создатели колонны Святой Анны, воздвигнутой в 1704–1706 годах и позже оказавшейся на главной улице Инсбрука. Ее создавали на средства горожан в память о победе над баварцами, пытавшимися захватить столицу Тироля во время дележа испанского наследства. Сооружение из красного мрамора имеет вид коринфской колонны, увенчанной скульптурным изображением Девы Марии – спасительницы города. Богоматерь окружают статуи святой Анны, святого Кассиана, святого Виргилия и святого Георга. Улица, в центре которой позже оказался памятник, получила название в честь эрцгерцогини Марии-Терезии. Начинаясь у границы Старого города, она знаменует собой начало Нового, пленяющего разноцветными фасадами зданий в стиле барокко.

Первой из построек в новом вкусе стал дворец, построенный к 1728 году архитектором Г. А. Гимппом. Ныне это барочное здание именуется Домом земли Тироль, а в его пышно декорированных залах расположилось местное правительство. Дом горожанина Хёлблинга вначале имел скромный средневековый фасад, но к 1730 году, после значительной переделки, тоже стал похож на барочный дворец. Сегодня первый этаж здания занимает маленький магазин и в нем по-прежнему живут люди, хотя и не потомки первых владельцев.

Трудно поверить, что респектабельную и, казалось бы, неизменно благополучную Австрию могло захватить такое неприятное явление, как бедность. Между тем такое с ней случилось в первой половине XIX века, когда в стране всем жилось плохо, исключая небольшие группы населения, к которым вместе с родовой знатью принадлежали домовладельцы. Недвижимость обеспечивала надежный доход, в отличие, например, от рук, какими бы искусными они ни были. К счастью, недовольство не вылилось во всеобщий бунт (тирольцы – нация гордая, но законопослушная), но иногда принимало странные формы. Крестьяне выходили на дорогу, ломая и сжигая императорские кареты, рабочие выплескивали ненависть на машины, которые, как им казалось, отнимают у человека хлеб.

В середине того же столетия страсти утихли, страна избавилась от захватчиков, как французских, так и баварских, а буржуазная революция 1848 года завершилась приходом к власти прогрессивного императора Франца-Иосифа, который сумел изменить ситуацию в экономике и установил спокойствие в политике. Одержав победу, капитализм развивался не так бурно, уже не встречая преград со стороны правительства. Люди не боялись войны, перестали голодать и даже начали задумываться о прекрасном. Резким переменам в жизни и сознании австрийцев немало поспособствовала промышленность. По всей империи тысячи фабрик производили огромное количество товаров и часть создаваемого богатства – та, что не оседала в банках, и не уходила на развитие производства, направлялась в городскую казну. Банкиры и заводчики создавали «свои» города, благо прошло время экономии, когда каждый грош пускался в оборот, и победители смогли показать то, чем обладали.

Оказавшись на пересечении путей из Восточной Европы в Западную и из Южной в Северную, Инсбрук развивался не менее активно, чем страна в целом. Однако, в отличие от Вены, которая преображалась по единому проекту, здесь изменения происходили если не хаотично, то и не планомерно.

Увлекшись барокко, австрийцы так и не сумели оценить по достоинству другие архитектурные стили. Ни в столице, ни в провинциальных городах не приветствовался классицизм, но в Инсбруке неоантичные сооружения все же встречались. Одно из них – Ландстеатр, или, более официально, Театр земли Тироль, в 1846 году заменивший дворцовые подмостки, выглядит очень эффектно и особенно привлекает своим порталом, украшенным 4 коринфскими колоннами. Некоторыми чертами классицизма был наделен построенный немного позже краеведческий музей, поныне оставшийся самым крупным в западной Австрии учреждением подобного рода. В 1863 году, незадолго до праздников по поводу 500-летия принадлежности Тироля к австрийским землям, в центре Инсбрука торжественно открылся памятник герцогу Рудольфу IV.

Память о восстании под руководством Андреаса Хофера, победившего в трех битвах, была увековечена с гораздо большим размахом. В северной части города на берегу Инна возник музей-панорама «Битва при Бергизеле 1809 года». Созданная по проекту Михаэля Цено Димера в канун XX века, она является одной из немногих в Европе круговых картин, сумевших сохранить свой первоначальный вид. Сегодняшний мемориал, кроме панорамы, включает в себя памятники тирольским борцам за свободу и самому Андреасу Хоферу, часовню, кладбище императорских егерей, а также Военный музей.

Общественная организация под названием «Альпийский союз» существует около 130 лет, объединяя в своих рядах почти 200 млн альпинистов, причем не только из Австрии. Одноименный музей был организован в 1911 году и вначале располагался в мюнхенской вилле «Исарлюст». Бомбардировки союзников во время Второй мировой войны вместе со зданием уничтожили большую часть коллекции, после чего руководители союза решили перевести музей из беспокойной Германии в Тироль, куда незадолго до начала войны были отправлены некоторые экспонаты.

Прошло 30 лет, прежде чем спасенные вещи стали доступны публике: Альпийский музей в Инсбруке открылся в 1973 году, заняв красивое здание на центральной улице Инсбрука, Вильгельм-Грайль-штрассе. Его посещение сродни встрече с Альпами посреди города. Выставленные в залах картины и рельефы освещают 200-летнюю историю горного туризма и альпинизма, а также дают представление о художественном взгляде на эти виды спорта. Исторические карты, альпинистское снаряжение, ежегодники, модели хижин, где в давние времена останавливались скалолазы, иллюстрируют систематическое освоение Альп. Опытным лыжникам здешние выставки напоминают о совершенных восхождениях и помогают спланировать следующие походы.

Много интересного здесь находят и те, чья жизнь ограничивается прогулками в долинах. Живописные и пластические изображения Альп образно выражают отношение человека к природе и ее богатствам, что особенно актуально для горного курорта, каковым уже несколько веков считается Тироль.

В конце Первой мировой войны южная часть края, бывший Меран, где стоял старый графский замок Тироль, отошла к Италии. В следующей войне Инсбрук сильно пострадал от авианалетов, но, едва наступил мир, в городе началось активное строительство, и к радости любителей исторической архитектуры власти не жалели денег на реконструкцию.

Недавно восстановленная Мастерская литья колоколов погружает человека в мир средневековых ремесел. Считается, что раньше люди стремились создавать вещи, достойные Бога, которому в данном случае работа посвящалась непосредственно. Уникальным предприятием более 400 лет владеет семья Грассмаир. Многовековая традиция мастерской включает в себя все этапы производства колоколов – от добычи руды до готового изделия. Раньше мастерская была единственной во всем Тироле и потому хозяева, не испытывая недостатка в заказах, могли позволить себе не просто труд, а священнодействие, причем в буквальном смысле.

Отливка колокола не терпит суеты и многолюдия. Посторонних в плавильный цех не пускают, лишь начало отливки проходит в присутствии священников церкви, для которой предназначается колокол. Надев парадное облачение, они читают молитвы и поют гимны, теперь пользуясь микрофоном. После службы рабочие под контролем старшего Грассмаира закидывают слитки в печь, заливают расплавленную руду в форму и, следя за температурой, в определенный момент снимают защитные маски, чтобы на несколько минут застыть в почтительном поклоне: в трепетном отношении к делу, в уважении к своей и чужой вере, видимо, и заключается главный секрет тирольских ремесел.

Традиция требовала от каждого из Грассмаиров совмещать роль хозяина с должностью мастера, а порой и быть простым рабочим. Секрет изготовления колокола, известного всему миру и способного выдавать до 50 созвучий, веками передавался от отца к сыну. В настоящее время при мастерской существует музей, где дополнением к рассказу о создании колоколов служит особая комната, в которой посетители могут услышать легендарный грассмаировский звон.

Впрочем, те же звуки время от времени раздаются за пределами завода, ведь почти все храмы, как в самом Инсбруке, так и в окрестностях города, оборудованы колоколами, созданными в одной мастерской. Церковь Святого Николая, построенная по проекту Франца де Паула Пенца на озере Обернбергер недалеко от Бреннера, видна издалека благодаря высокому расположению. Однако звук ее грассмаировского колокола разносится еще дальше, порой достигая соседней долины Випталь, известной всему миру как место, где археологи обнаружили могильники бронзового века. На одной из ближайших вершин стоит церковь, посвященная святой Урсуле и пленяющая своим древним романским видом. Уединенная, в меру «дикая» несмотря на близость большого города, эта долина прекрасно подходит для пешеходных прогулок, лыжных походов и занятий беговыми лыжами.

Олимпийский трамплин

Если смотреть на столицу Тироля с ближайшей вершины, то взгляд вначале отмечает плотные ряды гор, угрожающе близко подступающие к городским кварталам. Скалистые склоны гряды Карвендел вздымаются сразу за последними домами и, призвав на помощь воображение, можно представить, как трудно Инсбруку сопротивляться давлению каменных великанов. Тем не менее он лишь выглядит сжатым, в действительности не испытывая недостатка в пространстве. Неизвестно, кто и когда заметил этот удивительный эффект, однако именно он лег в основу рекламной кампании, развернувшейся во время подготовки к IX зимней Олимпиаде.

Во время подготовки к Играм, рассмотрев массу предложений, местный комитет остановился на лозунге «Высокие горы – сильный город», ибо эти слова как нельзя лучше характеризуют Инсбрук, которому пришлось не только доказывать свою готовность к состязаниям столь высокого уровня, но и отстаивать саму идею Белой олимпиады. За ее воплощение специалистам и поклонникам зимних видов спорта пришлось побороться со скандинавами, не без основания полагавшими, что проводимые у них Северные Игры и так собирают всех звезд, поэтому параллельные соревнования просто не нужны. Игнорировать их позицию никто не решился, так как спортивный авторитет шведов и норвежцев был слишком высок.

Противники зимней Олимпиады приводили весомые доводы: соревнования по зимним видам никак не соотносятся с античностью, а без древних истоков применить к ним слово «олимпийский» было бы неэтичным. Однако главным препятствием виделось отсутствие материальной базы. После решения всех философских задач возникли материальные вопросы, например об искусственных ледовых дорожках, без которых нельзя было включать в программу скоростной бег на коньках. Тем не менее МОК признал зимние Олимпийские игры необходимыми, вскоре заявив, что проводиться они будут в разных странах, ибо Скандинавский полуостров – не единственное место на планете, где есть снег.

На лыжных трассах Инсбрука снег, доставленный с вершин, позволяет кататься при любой погоде

Первая Белая олимпиада состоялась в 1924 году во Французских Альпах и погода сразу же показала свой капризный нрав. В Шамони спортсменам пришлось бороться не только с соперниками; оттепель превратила в грязный поток единственную лыжную трассу, а бесконечные дожди едва не заставили конькобежцев брать уроки плавания. Не порадовали погодой и следующие Игры, прошедшие на швейцарском курорте Санкт-Мориц. После дождливой недели организаторы решились перенести соревнования на другое время, но вдруг ударил мороз и все вокруг покрылось бугристой коркой льда. На III зимних Олимпийских играх в Лейк-Плэсиде лыжники страдали от жары, теснясь на узкой трассе, которая по мере надобности вручную засыпалась привозным снегом. Зато фигуристы наслаждались прохладой в Ледовом дворце, правда, качество льда в нем оставляло желать лучшего.

В 1956 году Белая олимпиада пришла в Итальянские Альпы и вновь, как шутили журналисты, «снег взвешивали по миллиграммам, как кокаин. Еще немного, и он появился бы на черном рынке». Однако нехватка снега нисколько не смутила хозяев: власти Кортины-д’Ампеццо предусмотрели все сюрпризы погоды. Дистанции лыжных гонок были подготовлены безупречно, хотя соревнования все же не обошлись без драм. Слаломисты, например, выступали на ледяном ветру, в густом тумане. Самой увлекательной посчиталась борьба конькобежцев, которым довелось выйти на плавающий каток. Им стала огромная льдина, вместе с беговой дорожкой выпиленная изо льда горного озера. В целом состязания проходили на высококачественном покрытии, без ветра и сильных осадков, поэтому специалисты назвали условия в Кортине-д’Ампеццо идеальными. Однако с ними не согласились атлеты, особенно те, которые впервые оказались на высокогорье и страдали от разреженного воздуха.

Всего это смогли избежать австрийские организаторы, подготовившие к IX зимней Олимпиаде столицу Тироля. Неофициально Игры 1964 года были признаны первыми в олимпийской истории компьютеризованными соревнованиями. Если раньше подсчет результатов по фигурному катанию занимал 8–10 часов, то в Инсбруке то же происходило за считанные секунды. Специально к важному событию были возведены новые и реконструированы имевшиеся спортивные сооружения. На этот раз оттепель не сумела омрачить праздник, ведь капризам погоды противостояла армия: когда теплый ветер полностью уничтожил снег, солдаты быстро доставили его со склонов высоких гор, аккуратно уложив на санные, бобслейные и горнолыжные трассы.

Все соревнования прошли на высоком уровне, а сборная СССР победила в третий раз подряд. Абсолютной рекордсменкой Игр по праву назвали Лидию Скобликову, которая вышла на старт олимпийских конькобежных дистанций в четвертый раз и в четвертый же раз обыграла своих именитых коллег. Когда один из журналистов спросил чемпионку, где у нее будет храниться такое количество медалей, она рассмеялась: «У меня дома их уже 62, найдется уголок и для этих!»

Блистательное выступление женщин не стало примером для русских лыжников-мужчин, и те оказались в тени прославленных скандинавов. Почти все высшие награды достались гонщику Ээро Мянтюранте и шведу Сикстену Ернбергу. Хоккеисты сборной СССР вернули себе потерянное в Скво-Вэлли звание сильнейших. Чемпионский титул среди биатлонистов достался Владимиру Меланьину, к тому времени успевшему завоевать звание трехкратного чемпиона мира. Длинную серию русских побед в фигурном катании открыла пара Белоусова – Протопопов.

Несмотря на хорошую подготовку, Инсбрук-64 не миновали драмы. Одна из них произошла на скоростном спуске: австралийский горнолыжник Росс Милн во время тренировки съехал с трассы и на огромной скорости врезался в дерево. Гибель атлета повергла в шок всех, лишний раз напомнив о риске, с которым связан горнолыжный спорт. В прессе злополучный спуск назвали трассой смерти, хотя организаторы уже к началу состязаний обложили деревья соломенными подушками, отметив и отгородив сетками самые опасные места.

Сразу несколькими трагедиями были отмечены первые олимпийские соревнования саночников. Череда несчастных случаев, кстати, опять же произошедших на тренировке, завершилась гибелью 50-летнего британского спортсмена Кея Скшипецкого. Еще до окончания Олимпиады в прессе прозвучала резкая и во многом справедливая критика в адрес проектировщиков трассы. Долю вины журналисты возложили и на федерации, которые не позаботились о должной подготовке атлетов.

Второй раз Инсбрук встретился с олимпийцами в 1976 году. Проведению XII зимних Игр предшествовали серьезные организационные трудности. Денвер, которому надлежало стать столицей этих состязаний, неожиданно заявил об отводе, объяснив это нехваткой олимпийских объектов. По стечению обстоятельств американский город был единственным из немногих, в тот момент подходивших для столь ответственной роли. Запасной вариант в МОК не рассматривался, поэтому в качестве срочной замены члены комиссии выбрали уже испытанный Инсбрук и не ошиблись.

Инцидент в Мюнхене, когда террористы захватили, а затем расстреляли команду Израиля, потребовал от организаторов уделять безопасности повышенное внимание. Особенно актуально это звучало в отношении Инсбрука-76, где почетными гостями были советские и американские космонавты, еще недавно составлявшие экипаж корабля «Союз-Аполлон». Олимпийская деревня, окруженная забором с электронной сигнализацией, походила на крепость. Полиция контролировала ситуацию не только на территории, но и внутри зданий. Догадываясь, как действует на мирного человека вид патрульного с автоматом и собакой, полицейские широко улыбались. В тех же целях повсюду были развешаны таблички с надписью: «Дорогие гости! Пожалуйста, не рассматривайте усиленные меры безопасности как ограничение свободы, это делается для вашего же спокойствия».

В Древней Греции право сражаться за олимпийские награды имел кандидат с определенным набором качеств. Ему полагалось быть свободным мужчиной и родиться в Элладе, причем в семье эллинов по происхождению. Античный человек проявлял в спортивной борьбе ту же страсть, что и на поле боя. Соревнования проходили тяжело, зато победитель получал оливковую ветвь, означавшую вечный почет в родном городе и любом другом греческом полисе. В современных Играх критерии отбора несколько иные. В них не сразу, но все же начали участвовать женщины, и уже изначально на каждую Олимпиаду съезжались представители разных стран: дружба народов до сих пор является лейтмотивом Олимпийских игр.

В XII Белой Олимпиаде принимали участие 1123 спортсмена из 37 стран. Участники относительно небольшой советской команды выступали по полной программе, вновь кроме бобслея, и победили, завоевав 13 золотых, 6 серебряных, 8 бронзовых наград. Традиционно сильные в зимних видах спорта норвежцы в Инсбруке-76 оказались далеко позади, правда, если не считать отдельных выступлений. Так, на лыжне блистали норвежец Ивар Форму и финская лыжница Хелена Такало. По ледяной дорожке отлично прокатился норвежец Стен Стенсен и американка Шила Янг, которая раньше столь же успешно выступала на велотреке. В остальном русские не оставили соперникам никаких шансов. С разгромным счетом выиграли хоккеисты, с блеском победили конькобежцы, сердца европейских судей покорили русские фигуристы, и даже такие «не советские» виды спорта, как биатлон и гонки на лыжах, были отмечены триумфом русских.

Захватывающие битвы на снежных полях обеспечили лавры и представителям других стран. Среди лыжников-мужчин как обычно сильнейшими были олимпийцы из Скандинавии, зато на горнолыжных трассах царили австрийцы. Команда Австрии получила всего 2 золотые медали, но запомнилась больше других. Незабываемое впечатление произвел спуск Франца Кламмера, прошедшего трассу со скоростью 102,8 км/ч. В течение 5 сезонов, то есть за весь период своих международных выступлений, этот спортсмен сумел выиграть 23 старта, побил все рекорды скорости, прославился отвагой и сумел завоевать любовь болельщиков всего мира. Как и 12 лет назад, обе торжественные церемонии – и открытия, и закрытия Олимпиады – прошли на горе Бергизель, у подножия трамплина. Для того чтобы подчеркнуть то, что Игры проводятся в Инсбруке во второй раз, организаторы разместили олимпийский огонь в двух чашах.

С 2001 года место старого олимпийского трамплина занимает новый, построенный по проекту архитектора Захи Хадид и ставший символом города наряду с Золотой крышей. Фантастически красивое, выдающееся из ряда себе подобных сооружение, имея длину 90 м, достигает 47 м в высоту. Завершенное к чемпионату 2001 года, ныне устройство для летающих лыжников является универсальным ориентиром, поскольку, располагаясь на вершине горы, заметно из любой точки города. «Каждый турист, – гласит вовсе не шуточная надпись на столбе – может прыгнуть с нашего трамплина без лыж только один раз в жизни и сколь угодно раз посмотреть на Инсбрук с высоты птичьего полета».

С виду колоссальная постройка напоминает мост с конструкциями из армированного бетона и стали. Спроектированный с конкретной целью, внутри трамплин скрывает множество специальных помещений, предусмотренных как для спорта, так и для туризма. Огромный сетчатый брус тянется вдоль всей рампы; 2 лифта поднимают посетителей на высоту около 40 м, где имеется кафе со смотровой площадкой. Отсюда можно увидеть ту самую обещанную надпись на столбе, панораму города, которую дополняют не менее впечатляющие полеты лыжников.

Две Олимпиады оставили после себя прекрасную инфраструктуру. Олимпийский стадион Инсбрука теперь является местом проведения городских праздников. Горожанам стали доступны такие объекты, как олимпийский каток с прекрасными конькобежными дорожками, спортивный и культурный центры, трассы бобслея, олимпийские трассы на Пачеркофеле, трамплины, 76 канатных дорог, 229 канатных подъемников, 415 стальных буксировочных канатов.

Кроме того, наплыв почетных гостей заставил обратить внимание на гостиничное дело. Теперь в отелях Инсбрука уровень комфорта можно подбирать по запросам и средствам. Среднего европейца вполне устраивают три звезды, поскольку в таких заведениях при умеренной плате сервис на очень высоком уровне. Стоит заметить, что австрийские отели даже низкой звездности отличаются отменным качеством обслуживания. В каждом из них имеется бесплатная парковка, в стоимость проживания входит завтрак и зачастую ужин, после которого гостям предлагают развлечения – бар, ресторан, танцпол, игровые автоматы или полноценное казино. Европейцы, как правило, посвящают спорту и культуре день, отводя вечер бездуховным, зато расслабляющим занятиям, подобным игре в покер.

Искусственный каток Инсбрука открыт круглый год, в отличие от бобслейных трасс, действующих лишь зимой, когда стартует Olympia-bobbahn, как здесь называют серию международных состязаний разного уровня, включая чемпионаты мира и Европы. Крытые помещения приспособлены для игры в гольф, теннис, сквош, керлинг. К услугам гостей – крытый бассейн, зал для метания айсштоков, территории, отведенные под обзорные полеты на самолетах и воздушных шарах. Новая трасса бобслея в Иглсе, на которой наверняка доведется выступить русским олимпийцам, по уверениям создателей, абсолютно безопасна. Теперь промчаться по ней может каждый желающий, безусловно, если впереди сидит профессиональный рулевой.

Иглс связан с Инсбруком трамвайной линией и таким же образом с городом сообщается солнечное плато Зефельд, известное в качестве центра беговых лыж. На нем ежегодно отдыхают и занимаются десятки тысяч лыжников и здесь же проводятся соревнования. Какого бы уровня не достиг любитель этого вида катания, будь он экспертом или новичком, всякий может отточить свое мастерство в одной из 176 лыжных школ. Для детей всегда открыто более 130 детских лыжных клубов. Кстати, в каждом из 153 городов Тироля имеется крытый каток, а 60 сельских общин, как некогда монахи за императорским полем, следят за состоянием размеченных трасс для пешего туризма, общей протяженностью 1000 км.

Нынешний Инсбрук – признанный центр зимнего спорта, где великолепно сочетаются прелести первоклассного лыжного курорта и изысканность старинного города. Несмотря на то что последняя Олимпиада посетила эти края более 30 лет назад, он не устает развиваться, будто готовится к предстоящим турнирам. Спортивная инфраструктура региона находится в состоянии постоянной модернизации: приближается к совершенству система подъемников, возникают новые сноуборд-парки, трассы, катки, сооружения для неведомых ранее видов спорта. Протяженные трассы, большие перепады высот, безупречное обслуживание склонов, скрупулезная подготовка всех спортивных сооружений и великолепная природа привлекают большое число гостей со всего мира, приезжающих в Тироль, чтобы отдохнуть и полюбоваться грандиозными панорамами ледников.

Лыжный уикенд

Приверженность молодого поколения к спорту, особенно экстремальному, невольно разделила человечество на тех, кто катается на горных лыжах и тех, кто лишь намеревается их освоить. Последним чаще всего мешают стереотипы: горные лыжи якобы опасны, требуют молодости или хотя бы крепкого здоровья, в целом составляя дорогое удовольствие, которое не может позволить себе простой служащий. Вполне вероятно, что так рассуждает средний европеец или наш соотечественник, ни разу не бывавший в Альпах. Однако случись им оказаться, например, в Инсбруке и подняться повыше на фуникулере, они смогли бы увидеть веселых стариков, бороздящих склоны рядом с детьми и внуками.

Вряд ли пенсионеры испытывают сомнение по поводу стоимости либо пользы этого занятия и, наверняка, еще меньше думают о риске. В самом деле, упасть можно и с велосипеда, а цена горнолыжного снаряжения намного ниже, чем стоимость автомобиля, который в Австрии уже давно не относится к предметам роскоши.

Горы окружают Инсбрук со всех сторон

Интересное объяснение популярности горных лыж, с недавних пор дополненных сноубордом, предлагает американский исследователь Монтгомери Отуотер: «В человеке живет врожденное стремление скользить, скользить несмотря ни на что и по чему угодно, начиная с замерзшего пруда и кончая натертым паркетом. Отчего у человека развился такой инстинкт? Может этот первобытный навык появился у него потому, что все другие обитатели джунглей были быстрее, сильнее и лучше приспособлены для борьбы? Кто знает, быть может, длинная доска, скользящая по льду, спасла нашего предка от клыков саблезубого тигра…. Какова бы ни была причина, сейчас, как и в доисторические времена, скольжение представляется тем единственным, к чему человек по физическому своему строению приспособлен гораздо лучше любого другого существа» («Охотники за лавинами», 1968).

Особенно убедительно слова Отуотера звучат в отношении тирольцев, которым в самом деле свойственно стремление скользить. Вставая на лыжи, они, по собственному выражению, ускользают от обыденности, забывают о проблемах, предоставляя себе счастливую возможность уйти от городской суеты, чтобы оказаться в мире чистоты и свежести. Дни, проведенные в горах, дарят женщинам бронзовый загар, а мужчинам адреналин, помогая и тем и другим испытать приятную усталость от физических нагрузок.

Столица Тироля располагается на отметке 575 м над уровнем моря. Перепад высот в довольно протяженной (до 3200 м) зоне катания составляет больше 2000 м. Из общей линии лыжных маршрутов почти половину занимают так называемые красные трассы, предназначенные для опытных, но не профессиональных лыжников. Примерно такая же территория отведена под синие трассы для начинающих, и совсем небольшая часть в распоряжении суперпрофессионалов, которых в любое время года ожидают сверхсложные черные трассы.

Относящиеся к Инсбруку зоны катания, включая такие знаменитые, как Нордпарк, Глюнгезер, Акзамер-Лицум и ледник Штубай, расположены в 15–60 минутах езды от центра города, причем все они связаны бесплатными автобусными маршрутами. Местные курорты располагают всем, что требуется для занятий зимними видами спорта. Благодаря искусственному снегу и специальным установкам трассы готовы для катания в любое время года, не исключая самых жарких месяцев.

Около 80 подъемников канатной дороги доставляют гостей к 20 оборудованным туристским тропам, горнолыжным трассам и трассам для беговых лыж, 4 сноуборд– и 3 хаф-пайп-паркам. Даже самое поверхностное знакомство со 130-километровой линией размеченных спусков потребует не меньше недели. Новички проходят курс подготовки в профессиональных лыжных и сноубордистских школах, обычно дополненных горнолыжными детсадами, куда родители приводят детей старше 3 лет, перед тем как подняться во взрослую зону.

Ближайшая к городу Северная канатная дорога начинается со станции Хунгербург, от которой кабинки фуникулера направляются к Альпийскому зоопарку (нем. Alpenzoo). Это учреждение – единственное в Европе, где альпийские растения и животные находятся на высокогорье, то есть в привычных для них природных условиях. От станции к главному входу посетители идут сначала по узкой извилистой дорожке, а дальше поднимаются по размеченной лесной тропе. Кроме вольеров и птичников, в Альпензоо имеется холодноводный аквариум с богатой коллекцией рыб, обитающих в альпийских водоемах.

По северной стороне долины Инн тянется мощная горная гряда со скальными вершинами. Если подняться хотя бы на самую низкую из них, то можно увидеть Инсбрук в необычном ракурсе: город лежит под ногами, словно архитектурный макет. Прямо над городом возвышается Хафелекар (2334 м), напротив хорошо видны склоны Пачеркофель (2247 м), еще выше раскинулся знаменитый ледник Штубай, над ним возвышается Гайслахгогель (3058 м), а на горизонте едва заметны острые вершины гор Вильдшпиц (3774 м) и Гросглокнер (3797 м). С южной стороны расположены более низкие горы, где устроен относительно небольшой Нордпарк. Сюда 2 очереди старенького фуникулера поднимаются на 2-тысячную высоту, чтобы дать возможность пассажирам спуститься по красной, средней сложности трассе, пройти в сноубордический парк или взобраться на одну из двух снежных вершин, оказавшись в зоне беккантри. Так в любительском спорте принято называть спуск по немаркированным трассам, в последние годы завоевавший необычайную популярность.

Опытные лыжники и сноубордисты предпочитают неподготовленные, часто заросшие лесом склоны маркированным трассам, невзирая на то, что подобное приключение может оказаться последним в их жизни. Склоны для беккантри-катания можно найти на каждом известном курорте. На некоторые из них можно попасть прямо с подъемника, другие находят свои участки после долгих походов. Для того чтобы добраться до самых отдаленных мест, иногда используется вертолет, но в Инсбруке можно обойтись и без летательных средств, поскольку внетрассовое катание здесь предусмотрено правилами. В отличие от Америки, где такое развлечение грозит арестом, в Европе экстрим не только возможен, но и урегулирован: желающие рискнуть собственной жизнью могут воспользоваться услугами инструктора и проводника, а могут идти самостоятельно, получив полную информацию из беккантри-карт.

С лысой вершины Пачеркофеля к курортному городку Иглс спускаются превосходные трассы, протяженностью 12 км. Устроенные в лесу, все они живописны и не замысловаты, отчего идеально подходят начинающим. Новичку не составляет труда освоить даже самый сложный (помеченный на картах пунктиром) из здешних маршрутов. На 5-километровой красной трассе часто проводятся соревнования, подобные этапам горнолыжного Кубка мира. Именно здесь на Олимпиаде-76 состязания по скоростному спуску выиграл легендарный австрийский горнолыжник, ныне 25-кратный чемпион мира Франц Кламмер.

Район катания Акзамер-Лицум находится совсем рядом с Инсбруком. До него добираются на рельсовом фуникулере или на двух креслицах. Пассажиры этих видов горного транспорта уже издалека любуются видом на красивую синюю Олимпийскую трассу, проложенную под отвесной каменной стеной. На противоположном склоне имеется черный спуск для опытных лыжников и еще более трудная трасса, начинаясь на вершине, заканчивается тупиком, откуда выбраться можно только на автобусе.

Собираясь на любой горнолыжный курорт Европы, вовсе не обязательно заботиться о снаряжении. Все, что нужно человеку, решившему подняться в горы, – желание и немного денег для того, чтобы оплатить пользование трассой, гостиницу, услуги инструктора. Специальную одежду, ботинки и лыжи подобрать в пункте проката также нетрудно, как и научиться кататься. При большом желании новичок уже в первый день способен спуститься по черной трассе, лишь бы не подвела погода и ноги, которые, по свидетельству бывалых, «отваливаются» уже в первый час занятий. Кому-то сложно привыкать к мысли, что для торможения нужно наклоняться вперед, кто-то, начав скользить, упрямо не хочет останавливаться, многие испытывают страх, глядя вниз, но большинство все же катится, и не на фуникулере, а на лыжах по той самой черной трассе.

Особенно экзотичен лыжный вояж летом, когда путь наверх начинается с подножия горы, где зеленеет трава и пахнет цветущим садом. Всего через 10–15 минут подъема по канатной дороге путешественник оказывается в другом времени года: прохладный воздух, снег, слепящий в ярком свете солнечных лучей. Мысли о теплом сезоне исчезают вовсе, если отправиться на смотровую площадку горы Гайслахгогель. Глядя на нее снизу, кажется, что снежная платформа на вершине парит над поверхностью.

Этот визуальный эффект, с одной стороны, пугает, отбивая желание выходить на площадку, но, с другой – манит, обещая фантастическую красоту горного пейзажа. Рассказывают, что у человека, стоящего на краю платформы, появляется ощущение полета. Человек представляет себя парящим над бездной и вскоре начинает испытывать эйфорию, которая не позволяет покинуть странное место, вдоволь не насладившись панорамой.

Особого внимания заслуживает долина Штубай с 70 вершинами высотой до 3000 м. Первобытное очарование этому и без того дикому месту придают реки – бурлящие горные потоки, с шумом ниспадающие со скал. Один из поселков долины упоминается в хрониках XV века, прежде всего, из-за мастерства кузнецов.

Теперь, когда воинам не нужны мечи, а лошадям – подковы, Штубай известен как царство вечного льда. На нем австрийские лыжные команды начинают тренировки, не дожидаясь зимы, и то же касается любителей, которые могут кататься в этом месте круглый год. Наиболее популярные курорты – Нойштифт и Фулпмес – располагаются на высоте около 1000 м. Первый, ближайший к леднику поселок в центре долины, создан специально для тех, кто предпочитает Штубай другим горнолыжным районам Тироля. Отели и пансионаты Нойштифта способны одновременно принять 6500 гостей. Фулпмес лежит на окраине долины, чуть дальше от вечных льдов, зато имеет собственную небольшую зону катания «Schlik-2000». Из 18 км здешних трасс больше половины занимают учебные синие, а для профессионалов на западных склонах гор устроен один сверхсложный спуск. В распоряжении любителей катания на доске находится тоже небольшой, но благоустроенный сноуборд-парк.

Возникшие в качестве туристических центров, оба курорта предлагают гостям современные подъемники (гондолы, кабины, креслица, бугели), лыжные школы для взрослых и детсад «Лыжный клуб Микки-Мауса», трассы для беговых лыж, высокогорный парк аттракционов с зонами хаф-пайп, «столами» и трамплинами, разнообразные лыжные спуски, рассчитанные на любой вкус и уровень подготовки, от новичков до экспертов. Многие отдыхают на катках, вечерами наведываются в бары, на дискотеки, в рестораны, в том числе и традиционные, например оформленные в виде пастушьих хижин, а также экзотические, как «Die Jochdohle» – единственное в Австрии заведение общепита, добравшееся до отметки 3150 м.

Опытных лыжников манит в Штубай дикая природа, возможность круглогодичного катания, но особенно притягателен для них большой перепад высот, достигающий в этих краях почти 1500 м.

Подъемники позволяют достичь плато (3215 м) у вершины Вильдшпиц, чтобы затем, поднявшись еще на сотню метров, оказаться в «Лыжной карусели» или скатиться по «Диким ямам», как называют 10-километровый внетрассовый спуск до самой долины. Те, кто катается ради развлечения, особенно люди семейные, чаще посещают Штубай во время ежегодного фестиваля, когда курорты бурлят весельем с утра до утра.

Жители Тироля иногда задумываются над тем, что заставляет их подниматься на вершины и, сломя голову, нестись вниз, чем привлекательно катание с гор, в целом не такое уж комфортное и безопасное, как видится издалека. Некоторые вспоминают о радости, возникающей от вида чистого снега, некоторым нравится слепящее солнце и ледяной ветер, кидающий в лицо снежную пыль. Многие жаждут острых ощущений, испытывая сильное желание побороться с природой, избавиться от страхов и комплексов. Тем не менее наиболее распространенным ответом на этот вопрос будет всего одно лишь слово – общение. Большинство спортсменов-любителей видят в лыжах мощный коммуникационный фактор, поскольку, кроме всех прочих удовольствий, они предоставляют своему обладателю право легкого знакомства, что для чопорной Австрии очень актуально.

Хрустальный мир Сваровски

Когда в конце XIX века уроженец Богемии Даниэль Сваровски изобрел электрический шлифовальный станок, позволивший быстро обрабатывать кристаллы горного хрусталя, он, конечно, не мог и подумать, что спустя век его мастерская будет поставлять хрустальные вещи во все страны мира. Впрочем, тогда мечтать не позволяли масштабы производства, за эти годы разросшегося до размеров крупного завода, на котором трудится более тысячи человек. В 1995 году фирма «Swarovski» отметила столетний юбилей не гуляньями, фейерверками и раздачей пряников народу, а событием более значительным. Потомки Даниэля открыли музей, где, изучив историю семьи и предприятия, узнав о всех ранее применявшихся технологиях, люди могут ощутить волшебную красоту хрусталя. Расположенный поблизости от завода, в местечке Ваттенс, недалеко от Инсбрука, он скрывается в пещере, перед которой вместо площади разлилось рукотворное озеро. Вход в «Хрустальный мир Сваровски», как официально именуется музей, охраняет великан, точнее его голова, поросшая зеленой травой и цветами. Изо рта исполинского сторожа извергается водопад, огромные хрустальные глаза сверкают зеленым светом, освещая край длинного сада-лабиринта – левой руки великана.

Озеро и голова великана перед входом в «Хрустальный мир Сваровски»

Интерьер подземного музея тоже представляет собой лабиринт, собранный из множества залов, связанных между собой узкими проходами и лестницами. Немногие из посетителей сразу замечают, что в первом зале нет окон: солнечный свет здесь заменяет сплошное освещение синих стен и красного потолка. Сливаясь в фантастическую цветовую симфонию, сине-красные оттенки создают настоящую «пещерную» атмосферу и заодно являются подходящим фоном для экспонатов. Уже с первых минут осмотра можно надолго задержаться у стеклянных часов, сделанных по рисунку Сальвадора Дали, или у большого (диаметром 40 см) хрустального кристалла весом 300 000 карат. Рядом с ним для сравнения помещен самый мелкий из всех добытых фирмой кристаллов, чьи размеры (диаметр 0,8 мм) не позволяют увидеть его без микроскопа. Некоторые посетители часами всматриваются в стену (11 x 42 м), на облицовку которой было потрачено 12 т искусственных кристаллов, примерно столько, сколько завод производит за полдня.

В следующий зал ведет короткий Переулок льда с дорожкой, выложенной крошечными кубиками хрусталя. Ступая по ней, можно увидеть, что цвет настила меняется как в детском калейдоскопе, а каждый шаг сопровождается звуком. В зале «Хрустальная планета» посетителей ожидает стерео-шоу, доступное без специальных очков. Здесь тайны мироздания раскрываются с помощью трехмерной анимации и языка хрустальных метафор: на стеклянном небе сияют созвездия, звезды медленно гаснут и после Большого взрыва рождается планета. На ее поверхности голубой водой наполняются океаны, густая зелень окутывает материки, появляются и вырастают рыбы, из черной глубины выпархивают, щебеча, хрустальные птички, лазерные лучи освещают расплывчатые человеческие фигуры. Так, за считанные минуты можно проследить эволюцию Земли, еще раз убедившись, что голография и новейшие аудиовизуальные технологии способны творить чудеса.

В зале «Дом-кристалл» не нужно, напрягая зрение, разглядывать экспонаты, ведь выставка находится внутри одного колоссального кристалла: 590 треугольных зеркал преломляют свет, чередуя световые явления, возникающие в природе утром, солнечным днем и вечером. Многократное отражение уводит стены в бесконечность, и такой же эффект создает эхо, возникающее в этой комнате от любого, даже самого тихого звука.

Кристаллический театр в соседнем зале приглашает на спектакль, где героями являются фигуры, выполненные из хрусталя в рост человека. Словно в Эдеме, на сцене расцветают стеклянные цветы, летают переливающиеся разными цветами стеклянные бабочки, созревают стеклянные яблоки.

Идея композиции зала «Кристаллическая каллиграфия» возникла из высказывания местного экспрессиониста Георга Тракля, уверенного, что «в голубом хрустале живет человек». Иллюстрацией этих слов стало зелено-голубое пространство, самое подходящее, на взгляд художника, для обитания человеческой души.

По замыслу создателей, мир Сваровски – место чудесных перевоплощений, где хрусталь непрерывно изменяет форму и цвет, – как волшебная история, не должен заканчиваться. Тем не менее осмотр музея завершается, и чаще всего в тихой «Комнате медитаций Брайана Эно». Выполненная в виде куба, она заполнена только тишиной, что дает возможность посетителю помедитировать или просто отдохнуть. В отличие от других помещений здесь не звучит «музыка хрусталя», которую создает один из Сваровски – по профессии скрипач, совмещающий искусство с семейным делом.

Сегодня музей в Ваттенсе по посещаемости занимает одно из первых мест в Австрии. После недавней реконструкции пещера была расширена и обрела новые выставочные залы, создающие совсем иные впечатления. Кроме того, в «Хрустальном мире Сваровски» появился магазин, где в своеобразной обстановке, свободно располагаясь на огромной площади, продаются изделия фирмы: оптика, предметы интерьера, бижутерия, модные аксессуары, хрустальные фигурки от Даниэля Сваровски и хрустальная скульптура линий «Серебряный кристалл» и «Хрустальные мгновения». Наряду с изысканными, но все же бытовыми вещами, владельцы музея предлагают гостям знакомство с чисто художественными трудами своих дизайнеров. Один из них, известный во всем мире художник Харальд Сцееман, решился выставить произведение, точнее несколько совмещенных в единую композицию работ, на создание которых было потрачено много лет. Назвав цикл «Волшебство на века», он соединил воедино инсталляции своих коллег, видимо, увлекшись темами Янтарной комнаты и фантастической по экспрессии «Поэмой огня» Александра Скрябина.

Аква-край

Некоторые, в основном неопытные туристы, полагая, что полноценный отдых в Альпах возможен только зимой, совершенно напрасно не планируют посещение этих мест в теплые сезоны. Между тем набор развлечений в Тироле не подвластен капризам погоды, и летом здесь гости находят все, что их ожидало бы зимой, включая катание на лыжах. Правда, в поисках снега нужно забираться высоко в горы, зато те, кто решится на это, будут вознаграждены незабываемыми впечатлениями. В 10 км от Инсбрука можно увидеть старинный поселок Халль Тирольский, чье существование издавна определяют залежи соли. Местные жители пользовались ею сами и продавали, меняя приправу на серебряный талер, отчеканенный в своем же городке. Став равными по значению источниками благополучия, соль и монета в Халле достигли уровня символа: им, в частности, посвящены музеи, размещенные на монетном дворе и в здании бывшего управления соляной шахты Херенхейзер. В обоих учреждениях к тому же работают весьма оригинальные рестораны.

Направляясь к югу от Инсбрука, в сторону перевала Бреннер, путник окажется в долине Випталь, где обнаружит ранне-средневековую церковь Святой Урсулы, а пройдя немного дальше – захоронения, отнесенные к бронзовому веку. В той же стороне находится мост, самый большой в Европе и потому получивший название в честь континента. Изящная конструкция Европабрюке, достигая 192 м в высоту и 777 м в длину, пересекает всю Випталь. Прекрасно подходящая для пеших прогулок и лыжных походов, она известна еще больше, поскольку является местом обитания первобытного человека. Соседняя с ней Обернбергталь радует исследователя романским видом храма Святого Николая, возведенного по проекту Франца де Паула Пенца. В отсутствие мостов и других современных строений здесь можно наслаждаться картинами первозданной природы, ведь за последние 2–3 тысячи лет ландшафт этой долины почти не изменился. Для некоторых исключительное удовольствие составляет напиться воды прямо из озера Обернбергерзее, благо оно располагается вдали от заводов и человеческого жилья.

В Тироле много красивых и чистых озер. Самое большое – Ахензее, удобные для малых судов – Пиллерзее и Шварцзее, купаться лучше всего в теплом Валхзее, а любоваться великолепным пейзажем – на берегу Тристахерзее, раскинувшегося у подножия Доломитовых гор.

Имея в изобилии обычную холодную воду, тирольская земля богата водами термальными, целебную силу которых австрийцы начали использовать еще в XVI веке. Обнаружив лечебные свойства таких источников, особо предприимчивые горожане добивались от императора привилегии на продажу воды в своем регионе или за границей. Сначала обращенное в деньги лекарство имело непрезентабельный вид: торговцы разливали драгоценную влагу в обычные глиняные кувшины, закупоривая горлышки оловянными пробками. К роднику обычно ходили все жители городка или деревни, никому не приходила мысль защитить его хотя бы навесом, и тем более не брать воду для бытовых нужд, не устраивать рядом свалок и стихийных туалетов.

К началу XIX века, когда европейцы стали относиться к гигиене более внимательно, репутация тирольских минеральных вод сравнялась со славой давно известных германских. К тому времени доктора уже давно доказали их пользу для здоровья, а магистраты заботились об охране каждого источника, что порой вызывало протест со стороны горожан. Известны случаи, когда женщины, недовольные тем, что за обычную, казалось, воду нужно было платить, вооружившись пилами и топорами, разбивали решетки, ломали павильоны, заставляя сторожей спасаться бегством. Как правило, подобные инциденты имели обратный эффект, приводя лишь к ужесточению порядков: ограждение становилось выше, место деревянной беседки занимал каменный дом, а вместо старого сторожа на защиту целебной влаги вставал полисмен. К середине того же столетия все это сменилось настоящими курортами с помещениями для ванн, отелями, ресторанами, прогулочными бульварами. В конце XX века и это великолепие перешло на новый качественный уровень. В живописных окрестностях Инсбрука по примеру курортов Германии один за другим появлялись SPA-центры (от лат. sanus per aquam – «здоровье через воду»), где люди восстанавливают силы, обретают красоту и поддерживают здоровье с помощью воды.

Оздоровительный комплекс «Aqua Dome» если и выглядит гостиницей, то весьма необычной

Оздоровительный комплекс «Aqua Dome» представляет собой гостиницу с огромными бассейнами, наполненными водой из местных горячих источников. Вода в одном из них равна температуре человеческого тела (36 °С), а в другом – немного ниже (34 °С). По образцу римских терм в каждом устроена так называемая чаша удовольствия: пирамида с укрепленными на разной высоте круглыми ваннами, позволяющими попеременно окунуться в соленую морскую, пресную речную с гидромассажем и спокойную прохладную воду. Неординарный прием – тихая расслабляющая музыка, которую слышит человек, погрузившийся в ванну с головой. Своеобразие этого метода состоит еще и в том, что бассейны не спрятаны под крышей, отчего купание, полезное само по себе, дополняется видом гор, тоже успокаивающим нервы, как утверждают сотрудники аквапарка.

Любоваться Альпами можно бесконечно, всякий раз открывая для себя все новые картины природы: особый, присущий лишь горным районам свет, чистое небо, замысловатый рисунок облаков, густая зелень склонов и, конечно, вершины, которые при всей своей статичности выглядят живыми и постоянно изменяющимися.

Такая же динамика свойственна и работе центра, где античные методы оздоровления сочетаются с высокими технологиями. Здесь клиентов не обременяют заботами, например, о переодевании, им не нужно задумываться насчет входа в тот или иной зал, ведь каждому из них выдается браслет с магнитным чипом, который является ключом от кабинки и одновременно служит пропуском в солярий, сауны, секции массажа и SPA-процедур. Первый час программы люди обычно посвящают бане, заранее определившись, в какую именно стоит пройти: русскую, финскую, земляную, сенную или в соляной грот с парильным отделением. Затем прогретые тела подолгу остывают в бассейнах, вечером посетители отдают себя в руки массажистов, а если потребуется, и косметологов, ведь эффект от процедур, как правило, проверяется ночью на дискотеках, в барах и ресторанах.

Считается, что несколько часов, проведенных в центре Aqua Dome, не только снимают усталость после рабочей недели, но и позволяют трудиться с большим удовольствием. Для тирольцев хорошее настроение – не просто эмоциональный фон. Бодрое расположение духа помогает им преодолевать трудности, делая жизнь красивой, под стать великолепию окрестных пейзажей. Здоровые и сильные духом обитатели Тироля, кроме того, – прирожденные эстеты. В этом краю никого не удивит афиша с именем знаменитого музыканта, надумавшего выступить в горной деревне. Не слывет чудаком и пастух, приобретающий картину не для того, чтобы украсить стену, а просто из любви к живописи. Искусство здесь ценят все, многие коллекционируют полотна, слушают живую музыку и сами организуют ансамбли. Местные священники, заказывая росписи храмов, избегают канонических изображений, вполне справедливо полагая, что отказ от современного искусства влечет за собой утрату паствы. Традиции в семье и государстве для тирольцев важны так же, как в искусстве каноны. Они охотно надевают национальные костюмы, правда, слегка приспособленные к современной жизни, поют народные песни, чуть ли не каждую неделю устраивают музыкальные праздники, играют на национальных инструментах. Не будь этого, их страна могла бы стать похожей на многие другие и, возможно, лишилась бы того, что придает ей своеобразие – атмосферы уюта и благополучия, которые здесь считаются главными составляющими человеческого бытия.

Восточный Тироль: труба зовет...

По мере удаления от столицы Тироля, вглубь края и выше в горы, все заметнее становится разница в образе жизни населения, в их диалектах, традициях и пристрастиях. Так, жители Шваца на протяжении 400 лет добывали серебро. В XVI веке этот сегодня маленький городок по величине сравнивался с Веной, и не мудрено, ведь в шахтах вблизи него работало до 20 000 рудокопов. Сегодня недействующие серебряные рудники Шваца являются музеем государственной значимости. Жители тоже небольшого города Эрл на границе с Баварией прославили себя в следующем веке, точнее в 1613 году, когда решили провести первое из доныне существующих театральных представлений «Страсти Господни». Живописное селение Раттенберг притягивает гостей своей средневековой архитектурой, в Крамзахе имеется отличный Музей крестьянских усадеб; Альпбахталь также славится крестьянскими усадьбами, но в дополнение к ним проводит европейский форум «Альпбахталь» – ежегодное собрание ученых с мировыми именами, приезжающих сюда ради шумных дискуссий, семинаров и развлечений на лоне природы.

Обитатели долины Циллерталь находят занятие даже там, где ничего нет, а именно на леднике Хинтертукс, который лишен почвы, зато богат питьевой водой. Упакованное в огромные глыбы, это «сокровище» круглый год обеспечивает местное население работой. Результат нелегкого труда – пиво, прозрачное, холодное и, как уверяют любители, очень вкусное. Убедиться в качестве циллертальского пенного напитка можно в первое воскресенье мая, когда в городках долины устраивается праздник весны с танцами, шутками и, конечно, морем пива, в данном случае особо крепкого (22°).

Живописный и весьма популярный среди горнолыжников, этот район принадлежит Унтерланду (от нем. unter – «нижний» и Land – «земля»), как принято называть ту часть Тироля, которая находится ниже или восточнее Инсбрука. Здешние горы Карвендел, Рафангеберг, Вильдер-Кайзер и Цам-Кайзер, Туксер и гряда близ Китцбюэля поражают своей высотой и крутизной, а города интересны своим настоящим не меньше, чем прошлым.

В отличие от своих же ледников долина Циллерталь одинаково богата и почвой, и водой

Долина реки Циллер располагается от Инсбрука в 15 минутах езды по автобану в направлении Вены и начинается, как принято считать, городком Енбах. Ее длину тоже исчисляют временем езды, но уже на поезде: 50-минутное путешествие по железной дороге позволяет осмотреть всю Циллерталь снизу, а если подняться на гору Туксер вблизи конечной станции Майрхофен, то и сверху.

Отсюда можно отправиться на экскурсию по 4 разветвлениям долины. Первой на пути будет лежать окруженная скалами Циллергрунд. Параллельно ей располагается Штильлупталь с множеством красивых водопадов. Раскинувшаяся с юго-востока, богатая глетчерами Цамзерталь заслуживает более длительного осмотра, поскольку разделяется на несколько малых долин, каждая их которых обладает своей изюминкой: висячими мостиками, горными хижинами, каскадом водопадов, самой высокогорной деревней с двумя церквями. Чтобы попасть в Дукзерталь – последнюю вице-долину этой местности, – нужно пройти по мосту, подвешенному на 30-метровой высоте над бурлящей горной рекой. Проявив смелость, путник погружается в идиллическую атмосферу настоящего альпийского леса с его таинственной зеленью, первобытной чистотой воздуха и такой же водой, присутствие которой ощущается повсюду. Обилие источников побудило местных жителей устроить в Дукзертале нечто похожее на санаторий. Вначале он состоял из купальни-гостиницы в окружении домиков обслуги, а с течением времени превратился в полноценный курорт.

В долине Шталленталь, между городками Станс и Енбах находится монастырь Святого Георгия и грандиозный замок Тратцберг. Оба строения возвышаются над долиной, словно представляя свою первозданную красоту и заодно приглашая любителей старины осмотреть себя за небольшую плату.

Сама Циллерталь в старину часто возникала в стихах и на живописных полотнах. Романтичные литераторы отмечали не столько ее величие, сколько «миловидность ландшафтов, хорошо обработанных, зеленеющих полей. Здесь обитает бодрый, живой народ со своеобразными обычаями и костюмом, большей частью торгующий скотом и перчатками». Те же авторы восхищались жителями Фюгена, «прекраснейшей и самой населенной деревней долины», занимавшимися производством иголок и всяких железных мелочей. Их покровителем был хозяин ближайшего замка Дейгоф, который они сами и построили. В местной церкви рядом с иконами висела картина, изображавшая печальные события 1838 года: погребальную процессию 18 фюгенских стрелков, погибших под обломками обрушившегося дома. Храм и по сей день стоит на вершине горы Келлериох, откуда открывается великолепный вид на Эгцскую долину и деревни Удернс и Рид с большой перчаточной фабрикой. Жители этих сел придерживались евангелистской веры и молились не дома, а ходили на богомолье в Силезию.

Центром долины считался и остается поныне городок Цельам-Циллер – очаровательное местечко, издавна служившее сосредоточием альпийских ремесел, которые изредка выливались в ярмарки и пышные церковные торжества. Теперь он представляет собой небольшой, типично австрийский поселок, но с большими возможностями для зимнего отдыха. Кроме беговой лыжни (21 км), Цельам-Циллер имеет самую длинную (10 км) санную трассу, где, благодаря освещению, удобно кататься по ночам. Заядлым курортникам известны 2 зала для игры в теннис и сквош, 2 катка, в том числе и для керлинга. Отсюда по всей долине курсирует бесплатный лыжный автобус.

Соседний Герлос именуется курортом и жемчужиной Циллерталя, хотя столетие путеводители отзывались о нем, как о «бедной, нелепо растянутой деревне с двумя гостиницами близ моста, в которых слишком часто меняются цены; для того, чтобы не быть обманутым, следует проверять счет». Сегодня это местечко знакомо каждому любителю горных лыж. Считается, что здесь опытный горнолыжник и бывалый путешественник могут осуществить желания, не реализованные в других, более цивилизованных местах. Так или иначе, но в Герлосе даже тогда, когда в долине становится тесно, находится уединенная трасса, например на мягких, беспроблемных склонах горы Фюрстальм. Любители лыжной целины не считают за труд подняться еще выше, на Зауванд, чтобы испытать наслаждение от 5-километрового спуска, очень сложного в конечной своей части. На восточной окраине курорта подъемник доставит катальщика на высоту 1810 м – участок, особенно любимый сноубордистами. Зная об этом, специально для них в Крумбахтале был устроен парк с соответствующим названием «Boarders Town» и со всевозможными вариантами трасс.

Люди, равнодушные к лыжам, приезжают в Герлос просто отдохнуть, понежиться в солярии либо, если позволяет погода, позагорать на террасе, благо солнечных дней в долине гораздо больше, чем пасмурных. Радушие местных жителей, почти домашний уют и обслуживание, ничем не напоминающие о старых временах, привлекают постоянных клиентов. Сюда приезжают, чтобы отметить свой день рождения: именинника поздравляет сам бургомистр, который вместе с подарком оплачивает ужин в ресторане «Искогель».

Финкенберг – милая деревушка в глубине долины, – располагаясь на небольшой высоте (840 м), предлагает своим посетителям 2 лыжные школы, трассы для сноуборда, лыжный детский сад и отличный каток. Здешние подъемники открывают доступ ко всем лыжным местам Циллерталь. Поселок Хиппах является географическим центром долины и выглядит, как обычная тирольская деревня, пленяющая своей традиционно домашней атмосферой. Те, кого больше привлекают светские развлечения, в нем не задерживаются, сразу оправляясь в сказочный городок Майрхофен, до которого отсюда совсем недалеко. Сегодня он не просто конечная станция, а всемирно известный курорт, лежащий у подножия вершин-трехтысячников.

Майрхофен окружает стена покрытых елями гор, создающих впечатление того, что поселок изолирован от внешнего мира. Издалека, особенно зимой, он кажется миражом в снежной пустыне, однако вблизи иллюзии разбиваются о реальность, кстати, весьма привлекательную. Трудно представить обстановку более австрийскую, чем та, что присуща здешней жизни. Грубоватая деревянная мебель, веселенькой расцветки шторы, стулья с гнутыми ножками, живопись на стенах и прочее убранство, неважно, в помпезном отеле «Елизавета» или в скромном пансионате, наводит на мысли о благополучии, к которому австрийцы медленно подходили в течение сотен лет. Узкие улицы города вымощены гранитной брусчаткой. Здесь можно прогуливаться в лыжном костюме (курорт!), с очками, опущенными на шею или развернутыми к спине (спортивная мода!), жуя на ходу яблоко, прихваченное из гостиничного ресторана (шведский стол!). Поездка на главном подъемнике Майрхофена мало чем отличается от полета на вертолете или параплане. Кабина скользит почти вертикально, вдоль поросших лесом скал, открывая взгляду потрясающие панорамы.

Долгими вечерами, когда на улице холодно и темно, в каждом из нескольких местных отелей работают рестораны, бары, ночные клубы с танцплощадками. Днем можно поплавать в бассейне, позагорать в солярии или получить огромное удовольствие от сухого жара сауны. Из 3 основных районов катания этого курорта первый (Ахорн) рекомендуется новичкам, на втором (Пенкен) собираются лыжники с небольшим опытом, а третий (Туксер) с действующими круглый год трассами ледника выбирают для тренировок профессионалы.

Окрестности гор Вильдер-Кайзер, считаясь самой крупной горно-лыжной зоной Унтерланда, располагают 250-километровой линией прекрасно подготовленных трасс. Еще одно замечательное явление «нижней земли» – голубое озеро Ахен. Уже более 100 лет по нему ходят теплоходы, его прохладную воду, как и не утихающий, не слишком сильный ветер оценят любители виндсерфинга. На здешнем курорте Пертисау производится так называемое каменное масло, применяемое в водолечении.

Курорт Китцбюэль, скрывающийся в большой, почти замкнутой долине между высокими хребтами, славится ровным климатом и тем, что зимой, вплоть до апреля, никогда не остается без снега. Начало превращению небольшого тирольского городка во всемирно известное место отдыха положил здешний мэр, пионер горнолыжного спорта Франц Рейш, который, выписав из Норвегии пару лыж, в 1893 году поднялся на самую высокую здешнюю гору. К 1928 году вблизи городка начали действовать подъемники, ставшие основой знаменитого лыжного Сафари. Так называется комплекс, состоящий из сноубордпарка «Райский сад» и 52 трасс общей протяженностью 164 км, в том числе и такой знаменитой, как лыжня Стрейф, созданная специально для проведения Кубка мира.

Устройство состязаний столь высокого уровня для Китцбюэля – дело чести, ведь в этом городке родился Тони Зайлер, 7-кратный чемпион мира по горнолыжному спорту, завоевавший 3 золотые медали на Олимпиаде-56 в Кортине-д’Ампеццо.

Все лыжные маршруты проходят в непосредственной близости от города, по живописным окрестностям: те, кто не озабочен рекордами, часто прерывают бег, чтобы полюбоваться восхитительными ландшафтами. Китцбюэльские заведения общепита предлагают разнообразный выбор блюд, относящихся к традиционно тирольской и мировой кухням. Таким образом, всякий, кто проведет вечер в местном ресторане, может совершить еще одно путешествие, мысленно перебравшись из заснеженных Альп в какую-нибудь жаркую страну.

Пытаясь составить мнение о тирольской пище, не стоит доверять путеводителям, туристическим справочникам и тому подобным глянцевым буклетам, где описание каждой национальной кухни сопровождается примерно такими выражениями: всемирно известная, произведение кулинарного искусства, неповторимая, непревзойденная. В данном случае хвалебные пассажи не совсем уместны, поскольку ни одна из этих фраз не соответствует истине. То, что едят в Тироле, известно далеко не всем, местные блюда, хотя и хороши, но не своеобразны и уж никак не выдерживают сравнения с искусством, а скорее всего, сопоставимы с ремеслом.

Для того чтобы выяснить этот вопрос, нужно обратиться к австрийской, точнее венской кухне, в самом деле, превосходной и очень традиционной, причем не только в отношении рецептов. Удивительно, что в Австрии по-настоящему австрийской трапеза получается и в элегантном ресторане Вены, и в тирольской таверне. На окраине Майерхофена можно вкусно и, главное, красиво поесть в простой деревянной постройке с вывеской «Гриена» и штабелем дров вдоль фасада. Ее интерьер составляют несколько комнат с дощатыми полом, потолками, стенами, столами, словом, почти всем, что не подвергается действию огня. Половину дальней комнаты занимает огромная дровяная печь. Хозяйка выходит к каждому гостю, очаровывая мужчин красотой и душевностью, а женщин впечатляя нарядом: яркое тирольское платье со шнуровкой на груди. В таких заведениях можно сидеть целый вечер, пригревшись, поглощая клецки или жареный картофель прямо из чугунной сковороды. Впрочем, длинный зимний вечер может показаться коротким, если видеть перед собой гигантский штрудель и огромную кружку пива, сваренного в соседнем городке.

Своеобразие венской кухни заключается в отсутствии острых блюд, умеренном использовании специй и господстве изысканных десертов, особенно выпечки. Вкусы столицы не всегда распространяются на всю страну, поэтому 9 федеральных земель Австрии имеют 6 кулинарных школ, совсем не похожих друг на друга. В венской кулинарной симфонии могучим басом проходит германская тема, порой заглушающая высокие и средние тона, которым соответствуют веяния других европейских культур.

Сложно представить явления более несообразные, чем изысканная Италия с ее дегустационными порциями красного вина, спагетти, пиццей и грубоватая Германия, где ядреным пивом принято запивать чудовищно жирную свиную рульку и есть сосиски с квашеной капустой. Между тем в тирольских кулинарных традициях они соединились вполне гармонично. Со временем в эту смесь медленно, тонкой струйкой влились кухонные черты Восточной Европы, а также модные тенденции, связанные с Францией и, как ни странно, Турцией, причинившей австрийцам так много зла.

Если в соседнем Зальцбурге всякое явление, не исключая пищу, имеет германские корни, то на Тироль с одинаковой силой влияют Италия и Австрия. В частности, любимый венцами штрудель (яблочный пирог, предположительно, турецкого происхождения) так же, как зальцбургские клецки, бургенландские крипфели и линцский торт, перешел в гастрономию Инсбрука из австрийской провинции.

Привычное для итальянцев блюдо под названием «полента» (крутая каша из кукурузной муки) любимо и в Тироле, где подается не с мясом, помидорами или баклажанами, а с тушеной капустой, свиными сосисками, овечьей или говяжьей печенью, луком, каперсами и шпеком. Последнее представляет собой постную сырокопченую ветчину и является ярким примером кулинарного плагиата. Собственно, тирольский шпек – это итальянский прошютто, утративший благородство легкой закуски и ставший дополнением к тому, что в России зовется вторым. Итальянцы едят копчености с фруктами, а тирольцы безо всякого почтения кидают их в кашу или тесто для хлеба. Люди, не знакомые с местным этикетом, употребляют шпек безо всего, утверждая, что так вкуснее. Он считается одним из главных тирольских деликатесов, ведь не зря почти каждый приезжий, собираясь домой, не преминет запастись кусочком копченой ветчины в надежде порадовать семью.

Можно было бы не заострять внимание на этом дешевом и, в общем, примитивном блюде, не имей оно богатой истории и собственного места в живописи. Уложенные в богатую посуду рядом с рыцарской амуницией и другим достойным антуражем кнедли изображены на одной из фресок замка Хохеппан, а та написана в XIII веке, правда, неизвестным художником.

В Тироле кнедли по обыкновению служат гарниром, дополняя, в частности, блюдо, название которого произнести вслух сможет лишь человек, хорошо владеющий немецким: байерншепсернес. Этим неудобоваримым словом обозначается простое, но восхитительно вкусное, истинно тирольское кушанье: мясо ягненка с картофелем, тушенное в красном вине.

Разыскивая в ресторанном меню этнически полноценный продукт, легко обмануться, ведь под сложными немецкими названиями многих блюд скрывается то, что с детства знакомо почти каждому иностранцу. Таковы близкие сердцу тирольца шлютцкрапфен, в которых русский узнал бы пельмени, приезжий с Востока – манты, а итальянец – равиоли. Здесь они представляют собой квадратные подушечки из тонкого теста, фаршированные зеленью и сыром, подаваемые к столу с тертым пармезаном и щедро политые маслом. Вкусно, калорийно, хотя и не чудовищно, поскольку в шлютцкрапфен не принято добавлять сало.

Ярким примером еды без национальности служит грестль – тонко нарезанный картофель, обжаренный с луком, иногда с мясом и совсем редко с салом. Мало найдется народов, по крайней мере, в Европе, не относящих это аппетитное блюдо к своей исконной традиции. Туристы из восточных стран, заказывая его в дорогих ресторанах, не жалеют о потраченных деньгах, видимо, потому что ощущают в нем дух родины. Размышляя над тарелкой с банальной жареной картошкой, держа в руках огромную кружку с обычным пивом, человек невольно приходит к выводу: тирольская кухня, конечно, достойна похвалы, но такие понятия, как всемирная слава и шедевр, к ней все же неприменимы. Однако стоит только приступить к десерту, мнение резко меняется и разочарование уходит, уступая место чувствам более оптимистичным.

Изучая местную кухню, не стоит затягивать дегустацию кисло-соленых блюд, чтобы сберечь аппетит для десерта, которым, наряду со спиртным, завершается трапеза современных горцев. В первую очередь стоит попробовать марилленкнедль, то есть те же вареные пончики, но приготовленные из картофельной муки с целым абрикосом внутри. Согласно классическому рецепту, фрукт должен быть выращен в долине Виньшгау. Яблоки для местного штруделя могут расти где угодно, и сам пирог в Тироле ничем не отличается от венского. Кусочки свежих яблок, залитых сахарно-ромовой карамелью, составляют своеобразие апфелькихля. Тот же деликатес, но усиленный до предела в отношении сахара и спиртного, получил сложное имя бисоффене братапфель, или в примерном переводе – «пьяное яблочко». По действию на человеческий организм это блюдо сравнимо со шнапсом, который в Альпах, подобно всякому алкоголю, употребляют не по привычке, а для удовольствия.

Предпочитая винам ядреную германскую водку, тирольцы меньше всего думают о солидарности с северным соседом. В данном случае срабатывает менталитет, увы, далекий от итальянской утонченности. Свой рецепт приготовления шнапса существует почти в каждой деревне. Самым известным является ягерти (от нем. Jaegertee – «охотничий чай») – адская смесь из водки, рома, красного вина, куда перед подачей доливается очень крепкий черный чай. Его пьют почти кипящим, обычно после лыжного похода. Для того чтобы попробовать ягерти, вовсе не обязательно идти в бар. Бутылочки с концентратом этого напитка продаются в магазинах, и вполне удобоваримый продукт получается путем добавления его в кипяток. Альпийский народ не увлекается спиртным, как, впрочем, табаком, едой, любовью и всем, что делает человека слабым. Тиролец не опрокинет рюмку на ходу, он вообще никогда и никуда не спешит, ведь горы от него не сбегут, а без остального он проживет.

Обитатели Восточного Тироля оберегают свое спокойствие и традиционный жизненный уклад. В Оберлиенце последние недели лета проходят в подготовке к карнавалу, а последние дни этого праздника посвящены дегустации фруктового шнапса, приготовленного из яблок, слив и груш. От начала и до конца осени здешние гостиницы и частные дворы украшены яблоками и пахучими ветками можжевельника, горожане ходят друг к другу в гости, приглашая всех, в том числе туристов, попробовать свежеприготовленный шнапс после одного из национальных блюд: пышек или домашней лапши под названием «нидей». В деревне Обертиллиах по вторникам, четвергам и субботам раздается звук трубы, призывающий сельчан ко сну: этот обычай сохранился с давних времен и только в данной местности.

В отличие от Унтерланда, южный, граничащий с Италией район федеральной земли называется Восточным Тиролем (нем. Osttirol) официально. Географически отделенный от остальной части края, он немного отличается от соседних областей. Климат здесь мягче, как и вид гор, лишенных ледников и скал, с плавными очертаниями, сплошь покрытых лесом.

Центром Восточного Тироля считается Лиенц. Имея прозвище «город доломитов», кстати, более известное, чем официальное название, он сочетает в себе раскованность Средиземноморья и суровость Северных Альп. Уютные кафе с террасами в пешеходной зоне позволяют не только вкусно поесть, но и насладиться ритуалом употребления кофе по-венски с видом на неожиданно неторопливое течение курортной жизни.

Вид на Лиенц достоин кисти художника

Грозный, местами первозданный ландшафт в окрестностях Лиенца оживляет множество горных озер; голубое Ахензее – очень внушительное по глубине и площади – лежит между горами Карвендел и Рофан. Подходящие для плавания Пиллерзее и Шварцзее принадлежат и Китцбюэлю, но два курорта не думают его делить, ведь огромной водной поверхности в этом краю хватает всем.

В долинах ближе к границе с Германией купаться без опаски подхватить воспаление легких можно лишь в Валхзее. У подножия Доломитовых Альп, изумительных в своей суровой красоте, раскинулось самое большое в Восточном Тироле озеро Тристахер.

Любителям истории Восточный Тироль знаком по замку Брук и более всего по Агунтуму, античному городу, еще в XIX веке обнаруженному археологами вблизи поселка Дёльзах. За два столетия удалось вывести на свет крепостную стену с воротами, дворцы патриций, термы, часовню и гробницу. Считается, что римляне были последними жителями этого города, основанного иллирийцами, которых в свое время изгнали кельты.

Устроенный в замке Брук Музей творчества и традиций Восточного Тироля состоит из 40 залов. В художественной галерее выставлены картины местных живописцев, явно предпочитавших зарисовки простых тирольцев портретам господ. В археологическом отделе находятся вещи, найденные на раскопках Агунтума. Кроме того, в музее замка, с недавнего времени ставшего гордостью и предметом заботы жителей Лиенца, хранятся документы, рассказывающие об истории Восточного Тироля, начиная с первобытного периода и до наших дней. Сотрудники, выступая в качестве археологов, добывают бесценные экспонаты, не уставая удивлять соотечественников и приезжих разнообразием выставок.

В отдельных залах музея наглядно представлено прошлое городов Восточного Тироля, и самая обширная экспозиция, конечно, посвящена Лиенцу. Здешнюю живопись трудно отнести к какой-либо определенной сфере, ведь картины Франца фон Дефреггера и Альбина Эггер-Лиенца являют собой не столько отвлеченные изображения, сколько этнографический материал. Оба живописца рассказали о жизни Тироля, изобразив родной край и своих земляков такими, какими они были в конце XIX – начале XX века.

Каждый из мастеров, пользуясь похожими сюжетами, работал своеобразно. Видно, что Дефреггер более романтичен и явно склонен к преображению действительности. Отдавая предпочтение горным пейзажам, он увлекался сценами из крестьянской жизни и масштабными историческими полотнами. Альбин Эггер-Лиенц, напротив, далек от сентиментальности, его живописные повествования очень натуралистичны, порой жестоки, но всегда захватывающи.

Доломитовые горы Лиенца привлекательны и для альпинистов, и для туристов-любителей. Здесь дважды в год – в июне (Доломитенрадрундфарт) и в сентябре (Доломитенман) – проводятся велосипедные гонки. Каждую зиму, в начале января сюда съезжаются лыжники, чтобы поучаствовать в международных состязаниях (Интернационале Доломитенлауф, или гонка на 60 км). С приходом зимы Восточный Тироль встречает гостей тщательно подготовленными трассами в Лиенцер Беккен, у подножия Гросглокнера, высочайшей вершины Австрии, в долинах Пустерталь, Лезахталь, Виргенталь. Горнолыжники обычно встречаются в Деферегенталь, где располагается соответствующий курорт Санкт-Якоб. Восточный Тироль и федеральная земля Зальцбург поделили между собой не только самую высокую гору страны, но и национальный парк Хоэ Тауерн. Тирольцам принадлежит более трети заповедника, и не случайно, ведь самые потрясающие высокогорные ландшафты и нетронутые цивилизацией уголки в сердце Европы имеются только у них.

Возвышенное и земное Зальцбурга

Австрийцы не напрасно именуют Зальцбург дождевым колодцем, ведь по мере приближения к Альпам местный климат меняет нрав со спокойного, подстать жителям страны, на капризный, что противоречит самому явлению под названием «Австрия». В городах у подножия вершин осадки выпадают часто, неожиданно, порой в очень большом количестве, поскольку здесь хозяйничает фён – многоликий альпийский ветер, которому если и можно порадоваться, то лишь в определенные сезоны. С ним связан приход весны, таяние снегов, цветение деревьев. Налетая осенью, фен обеспечивает теплую ясную погоду, необходимую для сбора урожая и праздников, порой затягивающихся на несколько недель. Зимой неуместно мягкий, он приносит с собой оттепели, а следовательно, таит угрозу схода лавин, к счастью, еще ни разу не повредивших Зальцбургу.

Природа одарила этот город щедро, тем не менее богатство, которым он славится с античных времен, ее капризам неподвластно. Не пшеница и виноград, а соль и серебро «созревают» в здешней земле, наполненной, кроме того, медью, золотом, изумрудами. Существует много причин посетить Зальцбург, причем не только из-за Моцарта, фестивалей и зданий в стиле барокко. Незабываемые впечатления можно получить, просто гуляя по тихим улочкам, наслаждаясь видом широких площадей с фонтанами, роскошных ансамблей, сохранившихся со времен архиепископства. Благодаря архитектурному единству старые кварталы города с правой и левой стороны реки Зальцах в 1997 году были объявлены ЮНЕСКО мировым культурным наследием.

Может быть именно на этом снимке Зальцбург прекрасен как никогда

Навестив Зальцбург даже промозглой зимой, разочароваться невозможно. Если верить заявлению местного поэта Германа Бара, «он всегда красив, и всякий раз думается, что как раз сейчас он прекрасен как никогда». Скорее всего, эти строки писались в конце лета, когда город принимает гостей и участников музыкального фестиваля, ежегодно собирающего поклонников классики, и особенно Моцарта, который, как известно, родился в Зальцбурге. На маленьком плато у подножия Австрийских Альп явления возвышенные удивительным образом соединяются с земными. Там, послушав симфонический оркестр, публика расходится по барам, чтобы дополнить впечатление пивом с крендельками. Туда приезжают на ультрасовременном скоростном поезде, чтобы пересесть в кабриолет, неспешно доехать до дома со средневековым фасадом и уже с улицы голосом отдать команду включиться кофеварке или ЖК-телевизору в гостиной. Гостей Зальцбург встречает гладкими мостовыми, уютными номерами в отелях, сверкающими…, впрочем, в нем сверкает все, что не сделано из бархата. Ближе к центру никелево-стеклянный блеск переходит в мерцание старого камня, улицы сужаются и возникает ощущение того, что время уходит назад, погружая человека в мрачные глубины истории.

Соляной святой

Иные города окружены горами, а Зальцбург, наоборот, окружает их, заключая в кольцо вершины Мёнхсберг, Фестунгсберг, Нонберг, Райнберг, Капуцинерберг. Горный ландшафт настолько естественно вписывается в городскую среду, что кажется, сам Творец, создавая мир, назначил Зальцбургу место именно здесь, вдали от моря, на 500-метровой высоте. Вместо бескрайней водной глади создатель подарил миру неширокую, но полноводную реку Зальцах, на берегу которой люди жили еще в каменном веке. Позже, в эпоху бронзы, в благословенной долине обосновались иллирийцы, наверняка, привлеченные возможностью открытой добычи соли.

В V веке до н. э. одних варваров вытеснили другие: пришедшие сюда кельты освоили мастерство солеварения и невольно косвенным образом передали свои знания последующим обитателям. Реальных следов их культуры осталось немного, но все они бережно собраны и сегодня представлены в краеведческом музее. Однако многих больше привлекает «искусственная», созданная по скудному историческому материалу, но все-таки очень похожая на настоящую кельтская деревня в пригородном поселке Халляйн. Ее экспонатами служат крестьянские жилища, сеновалы, гробницы, словом, все, что составляло быт древнего человека. Здесь, прохаживаясь среди «древних» хижин, можно не только узнать, но и увидеть тех, кого местные считают своими предками. Деревня не пуста, поскольку самих кельтов представляют куклы, наделенные способностью двигаться и издавать звуки: заглянув, например, в дом, посетитель слышит негромкий разговор, детский смех, колыбельную, которую поет, качая люльку, кельтская женщина.

После прихода римлян поселение сильно изменилось, но сохранило прежнее название – Ювавум (лат. Juvavum – «Обитель отца небесного»). Цивилизованные пришельцы сломали хижины, заменив примитивные лачуги добротными домами из камня: так бывшая кельтская стоянка превратилась в центр римской провинции Норикум. Следующую страницу ее истории перелистнули племена готов и герулов, которые нахлынули сюда после того, как ушли легионеры. Не выдержав смуты Великого переселения народов, Ювавум перестал существовать, а вместо него в конце VII века возник монастырь, чей первый настоятель Рупрехт считается первым духовным князем Зальцбурга.

Глядя на старые, но все еще добротные дома из камня, трудно поверить, что в Зальцбурге когда-то жили в хижинах

О его жизни до основания обители хронисты молчат и только один, не вполне достоверный источник сообщает, что он каким-то образом относился к франкскому королевскому роду Меровингов, хотя по происхождению был ирландцем. Если верить тому же автору, будущий святой покровитель Зальцбурга путешествовал по Дунаю в качестве представителя герцога Теодора II Баварского. Будучи убежденным христианином, владыка пожелал увлечь новой верой всех своих подданных и для исполнения этой благостной цели пригласил Рупрехта, служившего хорепископом (сельским епископом) в Вормсе.

Миссионер имел достаточно средств, поэтому странствие затянулись надолго. В сопровождении помощников он заезжал в каждую деревню, не ленился подниматься на самые вершины гор, проходил по самым трудным перевалам. Отряд Рупрехта восстанавливал разрушенные церкви и строил новые, прокладывал тропы в глухих лесах, стараясь не оставить без слова Божия ни один дом. Одна из таких дорог привела проповедника к стенам полуразрушенной римской крепости Ювавум. Места были настолько красивыми, что желание идти дальше пропало, зато возникла мысль об основании форпоста или миссионерского центра, какой в то время существовал лишь в Риме.

С тех далеких пор горы в пределах города сохранили связанные с монашеством названия. На восточном берегу Зальцаха находится Капуцинерберг (гора капуцинов), а на западном – Нонберг (гора монахинь) и Мёнхсберг (гора монахов). Последняя у христиан почиталась особо, поскольку на ней мученически погиб Максим, ученик знаменитого проповедника Северина, убитый герулами в V веке. Тем не менее возведенная под горой церковь получила имя Петра и тому же святому был посвящен монастырь, уцелевший по сей день и ныне расположенный в черте города.

Архитектура монастыря Святого Петра представляет такой же интерес, как история его создания и строительства. О последнем сведений почти не имеется; можно лишь предположить, что возведение началось с рытья колодца, затем оказавшегося в обширном дворе, где стояла беломраморная статуя покровителя. После того монахи воздвигли деревянный храм, впоследствии сменившийся каменным, с богато украшенным порталом, 16 алтарями из белого мрамора и такими же памятниками, среди которых своим возрастом и искусной работой выделялся старый деревянный образ святого Рупрехта. В середине XIX века место рядом с отцом-основателем занял каменный Иоганн Штаупиц, друг и сподвижник Мартина Лютера. Еще позже в церкви появились скульптуры наиболее почтенных обитателей монастырского кладбища: баронессы фон Зонненбург (сестры Моцарта) и Михаэля Гайдна, брата знаменитого композитора Иосифа Гайдна, чей прах в свое время был переправлен в Вену. Фамильные склепы, аркады, надгробные памятники с портретами и эпитафиями всегда вызывали любопытство у светской публики. Посетители шли к некрополю по тропинке, через ворота с низким сводом, открывающие путь к могилам, большая часть которых относилась к XIV столетию, когда обитель процветала.

Рупрехт возглавил обитель, открыв практику совмещения двух должностей – епископа и аббата монастыря Святого Петра, – которая сохранялась в этом месте больше 300 лет. Маленькая община проповедников-бенедиктинцев довольно быстро для Средневековья превратилась в центр просвещения. Заслугой монахов считается создание Зальцбургского университета, не нынешнего, а старого, существовавшего до 1810 года: Коллегиум Бенедектинум и в настоящее время известен в образовательных кругах Европы.

Сегодняшний монастырь Святого Петра богат не только историей. В нем поныне действует старейший в Европе винный погреб, впервые упомянутый хронистами в 803 году. Беседа за стаканом хмельного напитка обычно завершает осмотр гербариев, коллекции минералов, собрания старинных гравюр и антиков. Служители предлагают гостям посидеть в библиотеке, где невозможно не ощутить причастность к знаниям, увековеченным в 70 000 позднепечатных книг и 6000 инкунабул, среди которых имеется Антифонариум XIII века – 850-страничный сборник псалмов с 500 миниатюрными рисунками.

Спустившись в катакомбы, можно представить, насколько тяжелой и опасной была жизнь первых христиан на землях Германии. Крутая лестница ведет к пещере Максима, которую он вместе с 50 учениками выдолбил в скальной толще Мёнхсберга. Одновременно с кельей братья соорудили часовню, чудом не разрушенную герулами. Крошечная пещерная церковь напоминает о мученической смерти проповедника, равно как и возведенный уже бенедиктинцами храм, позже получивший имя святой Маргариты.

Из множества благих деяний Рупрехта вторым по значимости стало устройство женского монастыря на горе Нонберг, на которой к приходу миссионеров сохранились остатки лагеря римлян. Общиной бенедиктинок руководила Эрентруда, сестра или племянница, во всяком случае близкая родственница преподобного. Легенда гласит, что Рупрехт скончался на ее руках, сказав на прощание: «Ну, сестра, пришел мой смертный час!» Она со слезами бросилась к умирающему, умоляя взять ее с собой на небо, и тот не смог ей отказать. Через несколько дней Эрентруда услышала голос духовного отца и вскоре, оставив земные заботы, последовала за ним. Могиле первой настоятельницы довелось пережить саму обитель, сгоревшую в 1006 году, но через несколько лет отстроенную заново императором Генрихом II.

К числу построенных Рупрехтом храмов относится также часовня оригинальной восьмиугольной формы в Альтоттинге. Она была возведена в честь чудотворной статуи Божьей Матери и до сих пор является местом, где постоянно происходят чудеса; вероятно, поэтому святого Рупрехта иногда изображают с этой часовней в руках. Известно, что, наряду с уставом святого Бенедикта, во всех учрежденных им монастырях действовали правила, восходившие к ирландской монашеской практике, отчего происхождение самого святого отца принято относить к Ирландии. Возможно, именно строгие порядки являются одной из причин столь долгой жизни раннехристианских общин Зальцбурга. Благополучно прошло через века и женское аббатство, недавно признанное самым старым в Германии. Как и все исторические места, оно доступно для посещения. Монахини бережно хранят реликвии, среди множества которых особую ценность имеют средневековые картины и великолепный стул, украшенный резьбой по слоновой кости.

Теодор II подарил Рупрехту землю вместе с правом на охоту и рыбную ловлю. Когда обнаружилось, что в здешних краях прямо на поверхности залегает соль, баварский герцог преподнес монахам 12 котлов для вываривания соляного рассола, чем символично дал согласие на добычу ценного продукта и вместе с тем заявил о праве на часть доходов от его продажи. Питая большие надежды, к досаде своей, он не получил ничего. Преподобный, не думая о наживе, усердно распространял учение Христово среди народов, нетвердых в вере. Посвящая проповедям все свое время, производством он занимался нехотя, так и не обеспечив богатства ни себе, ни господину. Тем не менее народная молва окрестила его соляным святым, чего не удостоился следующий епископ – Виталис, который сумел организовать добычу и, собственно, создал все существующие доныне соляные рудники.

В результате не столь благостной, зато гораздо более рациональной деятельности поселение монахов превратилось в Зальцбург (от нем. Salzburg – «Соляной город»). Упоминавшийся в летописях с 755 года, он активно распространял влияние на все, что приносило доход, взяв под контроль торговые пути, заполучив рудники, солеварни, поля, леса, наполненные рыбой озера, что быстро принесло ему славу культурного, промышленного и духовного центра Нижней Германии. Все это городу обеспечивали соляные копи Халляйна, сегодня не действующие, зато хорошо известные в качестве музея. Кроме того, небольшой городок в пригороде Зальцбурга стал местом, где родился композитор Франц Ксавер Грубер, чья могила находится рядом с его же домом-музеем.

Туристы отправляются в Халляйн чаще на автобусе, благо его остановку на площади Моцарта знает каждый горожанин. Далее приходится сменить транспортное средство, выбрав другой автобус или канатную дорогу. Экскурсия начинается с похода в Соляную пещеру, в которой температура круглый год держится на уровне 7–10 °C. Раньше рабочие добирались до шахт пешком, а сегодня то же путешествие можно совершить на поезде-тендере. Гости садятся друг за другом на длинную скамью, как при катании с горки «паровозиком», и едут вглубь горы, не боясь за свои костюмы, ведь на входе каждому выдают белые одежды: безразмерные брюки и куртки-балахоны с капюшонами. Продвигаясь по земным недрам, они невольно совершают переход границы Австрии и Германии.

В шахтах от былых времен сохранились только стены, но экскурсия не ограничивается скучным осмотром поверхностей, о чем позаботились сотрудники музея. Съезжая на тобогганах с соляных горок либо совершая романтичное плавание на пароме по соляному озеру, в лучах цветного света, под звуки космической музыки, вряд ли кто-нибудь из посетителей задумывается о том, каким трудом добывали соль люди Средневековья. Вероятно, одним из первых добытчиков и был загадочный «соляной человек», не так давно обнаруженный в дальней штольне.

В узком туннеле, по которому движется поезд, нельзя привстать или наклониться в сторону без риска разбить голову. Однако путешественников это не пугает, ведь экскурсия в глубь горы, даже без разъяснений гида, очень увлекательна. Она начинается с показа фильма о том, как здесь добывали соль во времена кельтов, о создании и развитии епископских соляных копей. В боковых коридорах воссозданы сцены труда горняков, от Средневековья и до наших дней. В пещеры Халляйна разрешено спускаться без маленьких детей и обязательно с проводником, который, владея несколькими языками, старается объяснить попроще, если гости все же не понимают. На определенных участках пути установлены постоянно действующие фотокамеры, чтобы на выходе экскурсанты могли приобрести снимки, выбрав собственные изображения. Европейский музей любого вида и уровня не допускает того, чтобы посетители испытывали хотя бы малейшее неудобство. В Халляйне такой деликатный вопрос как наличие туалета на глубине 200 м решается не сложнее, чем, например, в столичном дворце. Впрочем, австрийцев такие заботы не тяготят, поскольку они по-своему любят подобные заведения: в этой стране туалетов много, все бесплатные, а порой наделенные какой-то идеей. Почти в каждом музее имеются «секретные комнаты», относящиеся к историческим лицам. Так, в венском дворце Шёнбрунн гостям демонстрируют «клозет Франца-Иосифа», а в главной крепости Зальцбурга похожее заведение именуется «туалетом архиепископа».

Черные князья

Трудно сказать, когда зальцбурские духовные владыки перестали следовать кодексу святого Бенедикта, но уже во времена архиепископства, то есть в начале нового тысячелетия, они надевали монашеские рясы только в торжественные дни, не отказывались от светских фамилий и титулов. Не стеснялись они и роскоши, раз уж хорошая организация добычи соли позволяла ее достичь. Однако, перефразируя известную поговорку, не солью единой был жив Зальцбург. Кроме нее, богатство городу приносили драгоценные металлы, посредническая торговля железом и таможенные сборы, ведь епископство фактически было независимым и к тому же располагалось на известном с древности пути из Баварии в Австрию.

Немалая заслуга в создании богатств края принадлежит Виргилию, самому знаменитому из преемников Рупрехта, рожденному в Ирландии и в миру носившему имя Фергаль. Присоединившись к зальцбургским бенедиктинцам примерно в 743 году, через десяток лет он был хиротонизирован, еще раньше став аббатом, что означало управление епархией, в данном случае обширной и, в отличие от соседних областей, не знакомой с бедностью. Судя по канонизации, Виргилий свершил немало благих дел, но потомки чтят его как строителя храма, на основании которого стоит нынешний кафедральный собор Зальцбурга.

Святой Виргилий на строительстве храма

Сегодня остатки старого фундамента можно увидеть в подземной часовне, а сам святой в каменном величии застыл у арочного портала в благопристойной компании Петра, Павла и Рупрехта. Большие статуи у входа установлены в память об основателях Зальцбурга и в качестве символа высокой духовности города. К 1200 году обветшавший романский собор сменился готическим, который прослужил около 400 лет и мог бы простоять еще столько же, не случись страшный пожар. Автором третьего варианта едва не стал архиепископ Вольф-Дитрих Раттенау. Низложение помешало ему осуществить задуманное, но проект недолго пылился на полке, поскольку за дело взялся следующий, весьма энергичный владыка Марк-Ситтикус Гогенэмс. Будучи поклонником итальянского Ренессанса, он пригласил для исполнения заказа архитектора Сантино Солари, и тот, потратив на строительство 14 лет, сумел создать совершенную культовую постройку. «Такой еще не знала Германия», – заявил архиепископ Парис Лодрон, освятивший ее в 1628 году в честь мученика Себастьяна. Немцы, действительно, такого не видели, в отличие от итальянцев, которым подобная красота была представлена двумя годами раньше: главный храм Зальцбурга строился по образцу собора Святого Петра в Риме.

Устремляясь к небу двумя огромными (80 м) симметричными башнями, он расположился на участке, где Дворцовая площадь плавно переходит в Соборную и где по католической традиции должна стоять фигура Девы Марии, в данном случае возникшая лишь к 1771 году. Последние полвека мраморный фасад храма украшают тяжелые ворота из бронзы с аллегорическими образами Веры, Надежды и Любви. Главная церковь города никогда не бывает пустой, но в дни праздников в ней собирается до 10 000 верующих, чтобы послушать мессу в сопровождении хора и органа с 4000 труб. В свое время на этом колоссальном инструменте играл маленький Вольфганг Амадей Моцарт, которого в 1756 году крестили тут же, в бронзовой чаше купели, единственной из того, что уцелело от убранства храма Виргилия.

Интерьер зальцбургского собора изумляет роскошной отделкой в барочном стиле. Золотистые завитки лепнины дополнены яркой росписью, частично (над алтарем) выполненной известным живописцем Масканьи из Флоренции. Бомбардировки Второй мировой войны уничтожили половину здания, но умелая реставрация помогла вернуть то, что создал Солари. После восстановления собор совместил в себе функции действующего храма, музея и усыпальницы зальцбургских архиепископов. Все хранимые веками сокровища были выставлены в отдельном помещении, где, помимо икон и драгоценной утвари, находятся чудотворные вещи, собранные архиепископами в XVII веке.

Соборный некрополь обрамляют 4 галереи с аркадами, фамильные склепы и множество интересных памятников. За старой чугунной оградой похоронены гениальный чудак Парацельс из Гогенгейма, живописец Сатлер, прусский генерал Рюле фон Лилиенситр, умерший не на поле боя, а во время отпускного путешествия. Здесь же нашла покой черно-белая душа Констанции фон Ниссен, вдовы Моцарта, косвенным образом, но все же причастной к гибели великого композитора.

Позади кладбища с давних пор стоит капелла Святой Габриэлы, привлекающая взгляд прелестным мозаичным фасадом. Отсюда, прямо от портала, начинается лестница с 250 ступенями и 8 площадками, каждая из которых, являясь местом отдыха, отмечена статуей высотой в человеческий рост. Длинные марши ведут к Капуцинскому монастырю, куда раньше дозволялось входить лишь мужчинам.

В этой суровой обители тоже имеется красивая церковь (XVI век) и столь же прекрасный парк с садами, какие со времен раннего Средневековья имелись при каждой духовной общине.

Как ни печально сознавать, но уровень культуры, особенно в отношении государства, напрямую связан с наличием денег, что подтверждает история развития Зальцбурга. Достопочтенный епископ Арно, не оставляя доходных соляных дел, много читал сам и поощрял эту страсть у других, основав для этого библиотеку. Он изучал письма Алкуина, главы придворной школы Карла Великого, а затем, пригласив ко двору его ученика Вице, распорядился насчет написания городской хроники. Будучи баварским аристократом, Арно прибыл в Зальцбург из Мюнхена, куда в свою очередь попал после окончания школы Фрейзингского собора. За присвоением звания священника последовало вступление в орден бенедиктинцев, недолгое правление монастырем во французской Фландрии и, наконец, переезд в Зальцбург, где святой отец по настоянию Карла Великого принял вначале сан епископа, а в 798 году стал архиепископом Баварским, получив право носить паллий.

Почтенный Арно выступал в Риме как посредник в споре франкского короля Карла (тогда еще не Великого) с баварским герцогом Тассило III. Ему выпала честь сопровождать папу Льва III в путешествии по Германии. Он же присутствовал на торжественном акте провозглашения Карла правителем Священной Римской империи. Будучи первым архиепископом Зальцбурга, Арно был одним из тех немногих, кто подписал завещание императора. Стремясь к добрым отношениям со всеми, даже с самыми воинственными королями, он собирал своих братьев по вере, призывая тех навести порядок в деятельности церквей. Ему это вполне удалось в отношении как своей, зальцбургской, так и франкской, что вызвало глубокое уважение со стороны Каролингов. После того как сын Карла Великого Пиппин Короткий разгромил венгерских аваров, Арно направил силы на распространение веры Христовой во вновь обретенных христианами землях. Отправленный им в эту область епископ Теодорих рукополагал местных священников и по примеру наставника возводил храмы.

Помня о том, кому Зальцбург обязан своим духовным авторитетом и тем, что стал резиденцией архиепископов, ближайшие потомки позаботились о причислении Арно к сонму святых. Как замечают хронисты, канонизация могла быть отложена или не состояться вовсе, будь в их числе Адальвин, который прослыл как непримиримый противник миссионерской деятельности, а также удачливый гонитель святых просветителей Кирилла и Мефодия.

Обретя неограниченную власть, святые отцы Зальцбурга по своему усмотрению возводили, разрушали и обновляли город. Рубежи церковных владений достигали на юге берегов реки Драу, на западе проходили по исконно тирольской долине Циллерталь, а на востоке подходили к Венской низменности. Стремясь сберечь накопленные богатства, черные князья вели хозяйство рачительно, поэтому к концу X века стали настолько нужны империи, что их владения были пожалованы статусом архиепископства с правом чеканить собственную монету. В XI столетии, когда Европу захватила война за инвеституру (право назначения епископов), в которой император захотел потягаться с папой, владыка Зальцбурга оказался мощной силой, разумеется, выступившей на стороне понтифика.

Подобно своим господам жители «святого города» всегда были сыты, одеты, дерзки и самоуверены. Не будучи крепостными, они все же склонялись перед своими хозяевами, правда, не очень низко. По этому поводу чаще вспоминается любопытная история появления на гербе города обыкновенной репы. В начале XVI века Зальцбургом правил архиепископ Леонхард фон Койтшах. Выказав способности к стройке, он сумел переделать крепость, ставшую надежней и эффектней на вид. Второй страстью святого отца были книги, откуда он черпал знания, чтобы использовать их в ученой деятельности. На большее ни времени, ни сил ему не хватало. Пренебрежение к хозяйству зашло так далеко, что крестьяне, досадуя на запустение в полях и огородах, бросали репу вслед гуляющему по улицам Леонхарду. В ответ «невеждам» архиепископ, кстати, весьма преуспевший в укреплении мощи и политического авторитета Зальцбурга, поместил репу в родовой герб, а оттуда заурядный овощ перешел в символику города.

Ученый архиепископ Леонхард разработал оригинальные, хотя и весьма спорные методы воспитания паствы. Например, недовольный вольностями городских советников, он приглашал в гости кого-либо из них, любезно угощал ужином, поил вином, на десерт устраивая расправу: гостя привязывали к саням или задку кареты и отправляли домой. Говорят, что выживший после такого «воспитания» тотчас забывал о благородных идеях и далее следовал наставлениям святого отца.

Жестким нравом отличался и архиепископ Вольф-Дитрих Раттенау из семейства Медичи, унаследовавший экстравагантность, двойную мораль и коварство своих родичей. Однажды, пожелав освободить место для новой площади, он приказал снести полсотни домов, не поинтересовавшись тем, как дальше будут жить их владельцы. В другой раз ему сообщили о пожаре, успевшем перекинуться на старый романский храм, на что владыка заметил: «Пусть догорает».

Между тем жестокосердный Раттенау обладал тонким вкусом, ценил искусство и был способен на искреннюю любовь, которую, нарушая обет, питал к красавице Саломее Альт. Именно этой страсти город обязан появлением одной из своих достопримечательностей, а именно дворца, вначале носившего имя прекрасной хозяйки – Альтенау. С тем же архиепископом связано устройство площадей и создание фонтанов, принесших Зальцбургу известность архитектурной диковины. Он строил планы большой реконструкции города, приказал снести старые готические постройки и начал возведение зданий-барокко в итальянском вкусе.

При следующем владыке, архиепископе Марке-Ситтикусе Гогенэмсе, дворец Альтенау был избавлен не только от женского присутствия, но и от всякого напоминания о нем, получив современное название Мирабель. Святой отец ненавидел женщин, зато любил пошутить, для чего приказывал накрывать столы в парке и к легкой закуске подавать много вина. В конце ужина, когда гости достигали последней стадии опьянения, слуги включали прикрытые травой фонтаны и на пирующих извергались потоки воды: говорят, что смеялся только сам Гогенэмс.

Торговля солью приносила наибольшие доходы в XVI веке. Соляные деньги успешно залечивали раны от войн, время от времени достигавших окраины южно-германских земель. Благодаря им Зальцбург сумел выстоять и сохранить условный нейтралитет во время Тридцатилетней войны, когда княжеством правил достойный владыка Парис Лодрон, основавший университет.

Среди последних архиепископов Зальцбургских особого внимания заслуживает граф Иоганн Эрнст Тун, благодаря которому до имперской окраины добрался «отец австрийского барокко», знаменитый архитектор Иоганн Бернхард Фишер фон Эрлах, построивший величественные барочные церкви Святой Урсулы, Святой Троицы и храм при университете. Не менее просвещенный архиепископ Франц-Антон Гаррах благодетельствовал другой знаменитости, оказывая личное внимание и предоставляя заказы зодчему Лукасу фон Гильдебрандту.

Самым последним зальцбургским архиепископом оказался Иероним Коллоредо, тот самый злодей, сыгравший неблаговидную роль в судьбе Моцарта. Святой отец покинул паству в 1800 году, сбежав от наполеоновских войск в Вену, где спустя 3 года добровольно-принудительно отказался от титула и сопутствующих ему привилегий.

Рев Зальцбургского быка

Уже в начале второго тысячелетия на берегу Зальцаха стоял вполне цивилизованный город. Холмы и утесы вокруг него щетинились зубчатыми стенами монастырей и замков, по слухам, соединенных подземными ходами с отдаленными концами долины. Держа в повиновении народ, имея контроль над огромными территориями, постоянно расширяя их, как и свои права, духовные отцы Зальцбурга имели все доступные в свое время блага. Главным из них считалось спокойствие, которое обеспечивали толстые крепостные стены.

Крепости Хохензальцбург и Хохенверфен были заложены в 1077 году архиепископом Гебхардом фон Хельфенштайном. Расположенные на скалах, они строилась слишком долго, но дело веры того стоило. Грозные на вид, равно мощные и удобные для жилья, обе резиденции сыграли важную роль в том, что папа Григорий с блеском выиграл инвеститурный спор, победив своего заклятого врага, императора Генриха IV. Двумя столетиями позже, в начале XIII века, при Эберхарде Трухзесе именно их неприступность определила Зальцбургу долгожданную свободу.

Символ независимости духовного княжества – величественная твердыня Хохензальцбург (нем. Hohensalzburg) – возводился около 500 лет и все это время был недоступным для врага, оставаясь нерушимым оплотом католицизма. Деревянные стены, не успевая ветшать, сменялись каменными, от скального основания к небу возносились все новые и новые башни, одно за другим замыкались кольца стен.

В результате цитадель приобрела странную, не характерную для подобных сооружений форму и колоссальную площадь в 14 000 м2– таких размеров не достигла ни одна из сохранившихся на сегодняшний день крепостей Центральной Европы.

Хохензальцбург: спокойствие старому Зальцбургу обеспечивали толстые стены

Изначально Хохензальцбург состоял из оборонительных сооружений, окружавших романское здание, которое из-за примитивного вида и убранства трудно назвать дворцом. Достойное владыки жилище в нескольких уровнях с пристройками и церковью появилось в начале XVII века, когда заботами архиепископа Леонхарда фон Койтшаха замок был максимально расширен, укреплен и благоустроен. Теперь господа молились не в привратной часовне, а в настоящем храме с большим залом, убранным 12 статуями апостолов из красного мрамора.

Тот же редкостный, изумительно красивый камень художник решил использовать на фасаде. Кроме того, одна из внешних стен дворца, видимо, по желанию заказчика, была оформлена рельефами с изображением отца Леонхарда в окружении святых.

За стенами нового замка-дворца скрывались апартаменты, отделанные как в романском духе, так и в стиле высокой (пылающей) готики с редким включением барокко. Помимо светского вида спален и парадных залов, в замке имелись уютные гостиные с роскошной деревянной резьбой, похожей на ту, что украшала Золотой зал.

Расположение на вершине горы не позволяло устроить ров, поэтому вместо воды замок защищали толстые стены и гарнизон. Если в других замках охранный отряд составляла в лучшем случае дюжина боеспособных людей, то в Хохензальцбурге, согласно замковому договору 1434 года, 450-метровый периметр должны были контролировать 35 хорошо обученных людей. В случае войны их число удваивалось, а иногда на стенах в постоянной готовности находилось несколько сотен рыцарей, каждый из которых имел в подчинении двух воинов.

Преемник Койтшаха, архиепископ Маттеус Ланге фон Велленбург, которому пришлось править в пору крестьянских войн, около 2 месяцев просидел в осажденной крепости без особого ущерба для себя и своей свиты. Говорили, что им не удалось бы продержаться так долго, если бы кто-то не высказал интересную мысль. Неизвестный предложил не съедать последнего быка, а водить его по стене, каждый день перекрашивая в другой цвет, чтобы восставшие видели «разных» животных. При средневековых осадах подобные трюки не были редкостью, но враги все же обманулись и поверили, что в закрома Хохензальцбурга полны и священники могут продержаться еще долго.

После этого случая зальцбургское духовенство изредка именовали мойщиками быков: эта фраза позже стала символом изворотливости. Некоторые биографы пытаются связать эту историю с названием замкового органа, который вполне официально именуется Зальцбургским быком. Однако хитрость Маттеуса Велленбурга к нему никакого отношения не имеет. Дело в том, что великолепно украшенный, поражающий размерами инструмент, установленный по неизвестным причинам не в церкви, а прямо во дворе, издает звуки, похожие рев животного. Как и сотни лет назад, он услаждает слух жителей округи, заодно привлекая туристов, для которых Зальцбургский бык снисходит до благозвучных мелодий.

Зальцбургская твердыня вознеслась на 120 м над водой. Вначале подъем к ней представлял такую же большую трудность, как и связь с городом в случае нападения врага. В XIX веке, с появлением железнодорожных технологий, громоздкие вещи поднимали по рельсам, а на стенах установили набатные пушки.

Тогда же личные комнаты архиепископов, где с 1501 года не сохранилось ничего, кроме печи искусной работы, были украшены живописью по стеклу, картинами из резного и наборного дерева. Для приемного зала господа заказали колоссальные мраморные рельефы с изображением Иисуса Христа и апостолов.

В 1953 году оставленная епископами крепость перешла в ведение федерального управления земли и с тех пор стала доступной публике. Теперь белые стены Хохензальцбурга словно парят над городом. До ее главных ворот можно подняться либо на фуникулере, исправно действующем с конца XIX века, или пешком по лестнице, что большинству посетителей кажется более романтичным. В определенные дни публика собирается здесь на органные концерты, а в остальные дни к услугам гостей – аудио– и видеогиды на разных языках, которые не позволят заблудиться в многочисленных переходах, коридорах, подземельях, больших залах и тайных помещениях. Один из таких секретных уголков занимает камера пыток, расположенная недалеко от темницы, где 6 лет томился в заключении Вольф-Дитрих Раттенау. Выставки Музея марионеток и Музея крепости, раскрывают тайны, связанные с историей строительства и жизнью обитателей замка. Всегда открыт вход в архиепископские палаты и на обзорную площадку, откуда Зальцбург выглядит, как на снимке из космоса.

Современные исследователи нередко ставят почти философские вопросы: зачем собственно строились замки, насколько высока была их оборонительная роль, в чем состояла их основная функция, какую цель преследовали создатели, определяя выбор места и облик подобного рода сооружений? В настоящее время многие сомневаются в эффективности таких замковых элементов, как толстостенные башни, окружные стены, мощные привратные строения, бойницы, эркеры, крытые галереи. На взгляд человека, с головой погруженного в историю, редкий замок, особенно высотный, обеспечивал безопасность даже небольшому числу своих обитателей, не говоря уж о жителях окрестных деревень.

В Средневековье хроническая нехватка людей, в частности дозорных и часовых, восполнялась собаками или гусями, которые не хуже человека могли предупредить о том, что к воротам подошел незнакомец. Известны ситуации, когда в замке вообще не оставалось никого, кроме стражника. Для того чтобы вверенный ему объект не казался пустым, прежде чем отправиться в долину, например, за провизией, он привязывал собаку к колоколу так, чтобы всякий раз, как она тянулась к миске, раздавался звон. Спуск с горы занимал часы, а метательные машины на таком расстоянии не являлись угрозой для мобильных отрядов врага. Все это вызывает недоверие к хронистам, которые называли какой-нибудь княжеский замок «могучей твердыней», способной в случае войны защитить едва ли не целую страну. Тысячи раннесредневековых крепостей возводились в качестве оборонительных сооружений, но лишь единицы остались таковыми к XVI веку, когда появилась артиллерия и миф о несокрушимости горных дворцов развеялся так же быстро, как ветер уносит пороховой дым.

Можно поверить в реальность сигнальных систем, устроенных так, что свет факелов мог передаваться на большие расстояния. Вполне реальными представляются связанные между собой подземные туннели, по утверждению летописцев, имевшие место в долине реки Зальцах. Неизвестно, использовались ли вообще тайные ходы замка Хохенверфен, но к XV веку они фигурировали только в легендах, а сама постройка из суровой крепости превратилась в охотничий домик. В нем епископы Зальцбурга собирались перед тем, как разъехаться по лесам, и сюда же возвращались с добычей, чтобы пару дней отдохнуть или развлечься в компании более приятной, чем брюзжащие прихожане. От той поры Хохенверфен сохранил великолепную коллекцию оружия и подлинные вещи, ныне выставленные в двух музеях замка – краеведческом и фольклорном. В этой крепости тоже имеется смотровая площадка, также представляющая город, словно пункт на географической карте. Отсюда, прикрытые бледно-синим маревом, видны Альпы, вырисовываются блестящие пятна озер, виноградники, поля, напоминающие ровный отрез бархата, и другие замки, которых (спасибо епископам!) в этой сказочной долине более чем достаточно.

Замок Маутерндорф так долго служил местом отдыха и развлечений, что иное его значение забылось. Господа навещали его только летом и, видимо, не задерживались надолго. Тем не менее заботой это древнее сооружение не было обделено, о чем свидетельствует хорошо сохранившаяся готическая капелла с фресками и алтарем, исполненными в одном стиле. Сегодня в южной башне круглый год работают музеи, где рядом с археологическими находками выставлены охотничьи трофеи.

Сотрудники гостиничного комплекса в Замке монахов (нем. Moenchstein) на одноименной горе предлагают своим гостям досуг не менее насыщенный, чем тот, что имели архиепископы. В кольце древних стен можно поиграть в теннис и даже в гольф, правда, если ограничиться двумя десятками лунок. Занимая 10 га, отель имеет всего 17 номеров, зато каких! Убранство здешних «келий» может поспорить с роскошью королевских апартаментов, если не считать по-домашнему уютных спален в башне, которые чаще предлагают новобрачным. Поражает воображение ресторан «Парис Лодрон» с его восхитительной террасой, где завтраки и обеды приправлены альпийскими видами, а ужины – воспоминаниями о славном прошлом. «Самым очаровательным городским замком в мире» называли Мёнхштайн находившие в нем приют профессора Зальцбургского университета, а также почетные гости, среди которых были Моцарт, Михаэль Гайдн, русская императрица Екатерина и императрица австрийская Елизавета-Сиси.

Эта крепость, возникшая в самом сердце Зальцбурга, с XIV века служила цитаделью. Возможно именно такое значение придавал ей Парис Лодрон, который любил Мёнхштайн и, как видно из топонимики отеля, заботился о нем больше других архиепископов. И далее судьба отнеслась к Замку монахов благосклонно, даровав ему следующего владельца, который проявлял к старым стенам внимания не меньше, чем предыдущий. Представители древнего баронского рода фон Миерк вложили немало средств в реставрацию крепости, не забыв наделить ее современным комфортом. Теперь «самый очаровательный замок» стал еще и «зальцбургским раем для женихов и невест», о чем негласно сообщает Венчальная стена перед капеллой, где на латунных табличках записаны имена молодоженов, связавших судьбы в церкви Мёнхштайна. Здесь не принято устраивать большие свадебные застолья, ведь романтика самого места не допускает суеты. В замковом парке, откуда в старые кварталы Зальцбурга можно спуститься на лифте, созданы все условия для спокойного отдыха, чем охотно пользуются и приезжие, и сами горожане.

Загородный замок Гольдегг был обитаем с 1323 года, вероятно, с того времени, когда мастера завершили деревянную резьбу стен в прелестных покоях, ныне именуемых женскими. Спустя два столетия он был расширен и тогда же обрел свою самую большую ценность – Рыцарский зал с роскошными деревянными панелями и фресками в стиле ренессанс. На потолке из ливанского кедра до сих пор сохранилась символика германской знати, размещенная в строго иерархическом порядке: глядя на 107 квадратных полей с 137 гербами, трудно не предаться размышлениям о Средневековье.

Во времена правления архиепископа-кардинала Фридриха фон Лейбница купцы пользовались окружной торговой дорогой, проложенной между областями Пинзгау и Понгау. В последней находился городок Гольдегг и одноименная крепость. Так же именовался ее первый хозяин, который по традиции прибавил к своему имени название дома. С кончиной последнего Гольдегга его недвижимость перешла к графу Вильгельму фон Шернбергу вместе с прежним названием и с тем же значением контрольно-охранного пункта. В XVI веке архиепископ Маттеус Ланге устроил новый, более удобный торговый путь в долине Зальцаха и форт утратил стратегическую роль.

Маленькая и, казалось, никому не нужная крепость пережила бездуховную пору войн, свержений и революций, увы, не минувших благополучную Австрию. За ней как могли присматривали жители Гольдегга, а с 1973 года община этого городка владеет замком на законном основании. Сегодня он признан одним из самых крупных культурных центров в земле Зальцбург. Здесь с завидной регулярностью проходят выставки, концерты, конгрессы, заседания различных обществ и сюда же власти Понгау перенесли краеведческий музей, теперь расположенный в одном здании с художественной академией замка Гольдегг.

В XVIII веке духовные князья отличались от князей светских только должностью. Огромные барыши от продажи соли тратились не по-христиански щедро; деньги уходили в том числе и на строительство, причем церкви, если их возведение не укрепляло авторитет города, занимали в архиепископских планах последнее место. Знаменитые зодчие не успевали выполнять заказы, ведь каждый владыка, получив регалии власти, старался возвести собственный дворец и часто не один.

Замок Хёльбрунн в предместье Зальцбурга был выстроен для Марка-Ситтикуса фон Гогенэмса, страдавшего ностальгией по Италии, где прошли его молодые годы. Тоску духовного пастыря должны были развеять увеселительные сады с обилием скульптуры, фонтанами-шутихами, гротами, прудами и пещерами, в которых к 1615 году архитекторы Сантино Солари и Донато Масканьи воплотили принципы итальянского маньеризма. Все это появилось на фоне прекрасной альпийской природы и, судя по веселому нраву архиепископа, видимо, достигло цели.

Вид поместья превосходил все, что знали австрийцы, включая тех, кто не раз бывал в Италии. Даже конюшни, не говоря о дворце, были настолько хороши – просторны, удобны и богато убраны, – что вполне подошли для концертного зала, открытого к первому Зальцбургскому фестивалю.

В середине XIX века, когда Хёльбрунн принадлежал австрийскому императору, высокородные господа гуляли по огромному парку, который теперь соответствовал тонким французским вкусам. Гости любовались искусственными цветами, скользившими по зеркальной глади прудов. Среди множества затей архиепископа, если не считать тайных механизмов, неожиданно извергавших потоки воды, особым вниманием пользовались грот Нептуна с 1000-струйным фонтаном, а также грот Орфея и Эвридики с фигурами из красного мрамора. Удивление вызывали свинцовые деревья со свинцовыми поющими птицами, механический орган в саду, высеченный в скале Каменный театр и больше всего Монатсшлезхен – похожий на игрушку, но все же настоящий дворец, выстроенный всего за один месяц, как уверяли биографы Ситтикуса.

Сам замок, как и водные забавы, мало изменился за прошедшие столетия. Сегодня он по-прежнему служит местом встреч, проведения больших торжеств, роскошных спектаклей, а также выставления напоказ всего необычного. Парк Ситтикуса раскинулся на площади 60 га, восхищая не только праздную публику, но и специалистов, которые признают его образцом мировой садово-парковой архитектуры. В Хёльбрунне царит не мрамор и не золото, а вода: бесчисленные источники стекают вниз, наполняя бассейны, каждый из которых представляет собой отдельную композицию. Заполненные статуями, миниатюрными и большими фонтанами, отдельными крошечными фигурками и многофигурными группами, они доставляют огромное удовольствие нынешним гостям Хёльбрунна. Несмотря на средневековый вид, замок Аниф достаточно молод: его построил для себя итальянский граф Д Арко, служивший гофмейстером при дворе последнего Зальцбургского архиепископа Иеронима Коллоредо. Стоит удивляться изощренному вкусу этого злодея, от которого Моцарт претерпел оскорблений не меньше, чем от самого преподобного. Великолепное строение в готическом стиле стоит посреди озера, в окружении парка, больше похожего на лес. Залы дворца украшают фрески Грюнведеля, а в капелле находится подлинный готический алтарь. Благодаря последующим владельцам Аниф пополнился роскошной скульптурой: каменная Водяная нимфа на дельфине была создана виртуозным резцом баварца Людвига Шванталера.

Первой хозяйкой другого красивого здания, в котором сегодня располагается резиденция мэра Зальцбурга и залы заседаний муниципалитета, была Саломея Альт, подарившая святому отцу Раттенау 12 детей. Созданный специально для нее дворец походил на парижский Тюильри, но именовался по-немецки – Альтенау. При следующем арихиепископе его название призывало стремиться к красоте (итал. Mirare Belezza). Позже уставшие от длинных слов австрийцы стали называть его просто Мирабель, оставив неизменным все остальное: сам дворец и прилегающие сады с террасами, фонтанами, мраморными статуями, боскетами, цветочными композициями, с лабиринтом высоких кустов, Зеленым театром и страшноватым Садом гномов. Только птичий вольер превратился в выставочный павильон.

Барочный фасад одной из построек Мирабель напоминает об Альтенау

К счастью, парк сохранился в том виде, каким его создал великий фон Эрлах. Сегодняшний дворец, напротив, совсем не похож на то, чем пользовалась прекрасная Саломея, и так же мало напоминает шедевр фон Гильдебрандта, занимавшегося перестройкой ансамбля в начале XVIII века. Земной рай сада Мирабель соответствовал стилю жилых построек до трагедии 1818 года, когда огонь практически уничтожил Альтенау. От дворца остались лишь фрагменты Мраморного зала и парадной Лестницы ангелов, выполненной в 1726 году из белого мрамора и украшенной рельефными херувимами резца Рафаэля Доннера. Отнюдь не гениальным строителям пришлось восстанавливать все, что сгорело, а оно было не только красивым, но и памятным. Впрочем, это качество Альтенау сохранил за собой и впоследствии, в частности, став местом, где появился на свет австрийский кронпринц и неудачливый греческий король Оттон I.

Возможно, именно семейная аура привлекает в это по сути официальное здание людей, которым предстоят важные события в личной жизни. В последние годы Мирабель, точнее Мраморный зал дворца – эффектное помещение со стенами, сверкающими благородным камнем и позолотой, – используется для проведения свадеб. Молодожены приезжают сюда со всего мира, причем каждая пара старается увековечить память о себе, хотя бы в виде снимка на фоне ангелочков или садовых клумб. О том, кому довелось сочетаться браком в Мирабель, можно узнать, посетив дворцовую фото-галерею.

После того как бывший Альтенау перешел в собственность города, перед ним была устроена площадь-сквер с подходящим названием – Мирабельплац. Оформленная в стиле барокко, соответственно ансамблю дворца, она представляет собой небольшой, но очень красивый садик, засаженный маргаритками, аккуратно подстриженным кустарником, украшенный фонтанами и «античной» скульптурой с аллегориями воды, огня, воздуха, земли.

Сказочного вида озеро Фушль невдалеке от Зальцбурга некогда именовали придворно-кухонным прудом. Вкус водившейся в нем рыбы знали только архиепископы, поскольку все плавающее в воде, бегающее в окрестных лесах и летающее над ближними лугами, попадало к столу зальцбургских владык. В XV веке на берегу озера возник маленький замок, получивший название водоема – Фушль. Как он выглядел в старину, представить нетрудно, ведь строение почти не изменилось ни снаружи, ни внутри. Все так же романтичен, немного диковат и немноголюден окружающий его парк, где святые отцы со свитой и высокими гостями охотились на оленей. По-прежнему спокойна водная гладь, в которой отражаются ветви деревьев и радостные лица молодоженов: устроенная в замке гостиница входит в систему отелей, рекомендуемых для свадебных путешествий. Счастливых постояльцев Фушля нисколько не пугает зловещая репутация этого места, например то, что один из хозяев замка закончил жизнь в газовой камере Дахау, а другой задохнулся в петле, приговоренный к виселице как военный преступник.

Видимо, слишком долго дом на «кухонном» озере был приютом тишины и спокойствия. Его несчастная история началась в 1938 году, после захвата Австрии гитлеровскими войсками, когда в бывшей архиепископской резиденции решил поселиться обергруппенфюрер СС Иоахим Риббентроп. Бывший виноторговец, дослужившийся до поста министра иностранных дел Германии, присоединил замок к своим владениям, просто сослав прежнего хозяина в концлагерь.

Удобно расположенный невдалеке от резиденции фюрера, Фушль стал местом, где встречались для обсуждения тайных планов боссы Третьего рейха. Бывал в замке и сам Гитлер; считается, что именно здесь он высказал идею убийства Сталина. Разработанный Риббентропом план сводился к тому, чтобы попытаться склонить русского главкома к переговорам и застрелить его с помощью ручки-пистолета. Эта штучка, сегодня знакомая всем по шпионским кинофильмам, в фашистской Германии была сверхсекретным, редко применявшимся оружием, которое позволяло произвести выстрел точно в цель пулей нормального калибра на расстояние до 8 м. Кроме того, она выглядела как обычный канцелярский предмет и потому не могла вызвать подозрение при досмотре.

Министр, хотя и заявил, что «готов в случае необходимости пожертвовать жизнью, чтобы осуществить этот прекрасный план и тем самым спасти Германию», стать самоубийцей не спешил.

На роль киллера был избран бригаденфюрер СС, шеф имперской разведслужбы Вальтер Шелленберг, однако и тот от почетной миссии уклонился, найдя вполне оправдательный предлог. Других кандидатур не нашлось, и акция была отложена до лучших времен, которые, как известно, не наступили. После войны Нюрнбергский суд назначил Шелленбергу небольшой срок, отсидев который, бригаденфюрер уехал в Италию. У Риббентропа покровителей не нашлось, к тому же преступления его были настолько велики, что судьям не пришлось сомневаться, вынося смертный приговор.

Превращенный в гостиницу Фушль по-прежнему возвышается над спокойной гладью озера, словно прячась от стыда за низкими горами. Почти скрытый зеленью леса, он сохранил возвышенно-аристократичный дух XV века, изысканную отделку и неповторимый шарм старины. Номера отеля со вкусом обставлены и расположены так, что все окна выходят в парк или на озеро.

Без епископов

Повествуя об окраинах Римской империи, писатели античной эпохи с особой теплотой отзывались о дунайских колониях. Не сомневаясь в том, что Рим – величайший город на свете, красивейшим они считали Ювавию. Созданная и населенная отставными солдатами, колония тогда не была наполнена дворцами и храмами. Единственное, что могло вызвать восхищение образованного, к тому же романтично настроенного человека, – окрестные пейзажи. В самом деле, мало кого оставит равнодушным вид обширной долины, горизонт которой замыкают горы с ледниками, белыми шапками вершин и тесным ущельем, откуда вырывается быстрый Зальцах. Величественную картину завершает бледно-голубая лента тирольской реки Инн, оказавшейся на «чужой» территории лишь для того, чтобы соединиться с Дунаем. Посреди ущелья лежит очаровательный город, лучшая часть которого именуется Альтштадтом (от нем. Altstadt – «Старый город»). Вольготно раскинувшись у подошвы Мёнхсберга, растянувшись по берегу реки, старые кварталы все же стремятся вверх, словно пытаясь сравняться с Хохензальцбургом.

Альтштадт у подошвы горы Мёнхсберг

Когда-то столица архиепископства заканчивалась крепостными воротами Гштэттентор. Дальше шли луга и поля, но уже к XVI веку крестьянские хозяйства начали отступать под напором не слишком состоятельных горожан, стихийно сформировавших Нейштадт (от нем. Neuestadt – «Новый город»). В Средневековье берега Зальцаха соединял мост, деревянный и поначалу единственный в городе. Прилегающие к нему кварталы у подножия Капуциненберга не были обширны, поэтому хозяйки, ремесленники, торговцы и прочий деловой люд без труда добирались по нему до центра, направляясь, в основном на Альтенмаркт (от нем. Altenmarkt – «Старый рынок»), где с рассвета до заката шумел базар.

Позже, когда над старым пешеходным мостом был построен новый железнодорожный, вдоль набережной выросли дома. Скромные и роскошные, отделанные в духе итальянского ренессанса или почти без украшений, они прекрасно смотрелись на фоне готических церквей, напоминая о том, что город уже не был и, как оказалось, никогда не будет духовной столицей. Теперь он имел статус центра австрийской провинции и являлся местом пребывания австрийского наместника, тем не менее оставаясь резиденцией архиепископа.

У подошвы горы Нонберг лежал форштадт Нонталь: центром этого района была построенная в 1686 году церковь Святого Эргарда. Невдалеке от нее находился очаровательный пруд Леопольда (нем. Weiher Leopoldskrone). В свое время его берега приглянулись королю Людвигу Баварскому, который построил здесь увеселительный дворец, воспользоваться которым так и не успел. С середины XIX века в парке Леопольдскроне отдыхали жители Зальцбурга: катались на лодках, обучались плаванию в летней школе, а при недомогании принимали торфяно-болотные ванны в заведении, открытом невдалеке от дворца.

Получив австрийское гражданство, Зальцбург остался космополитичным городом, небольшим по населению (150 000 жителей), но безграничным по духовному влиянию. Он и теперь имеет доказательства богатства, былой власти архиепископа и настоящей – католической церкви: чтобы убедиться в том, достаточно взглянуть на Архиепископский дворец. Построенный в 1592 году, спустя столетие он был расширен и заново декорирован, превратившись в летнюю резиденцию Каролины-Августы, вдовы императора Франца I. После переделки в нем, как дополнение к просторному внутреннему двору, появились два уютных патио, интерьер пополнился большими светлыми залами, стены были оформлены живописью: картинами Петцольда и Альтамонте, фресками Ротмайера и оставшимися от старых времен портретами местных владык.

Несмотря на всю свою роскошь, Архиепископский дворец не оставляет такого сильного впечатления, как ансамбль Придворных конюшен. Из резиденции к ним ведет недлинная лестница и совсем короткий Гофштальгассе (Конюшенный переулок). Комплекс выглядит так, словно вырастает из скал Мёнхсберга. Его создателем считается архиепископ Иоганн Эрнст Тун, и он же так искусно разместил кавалеристские казармы, 3 ипподрома и павильон со стойлами на крайне тесном пространстве. Часть сооружений высечена в скале, например 3 галереи летнего ристалища или 96 лож для зрителей в амфитеатре. Изумляет и внутренняя отделка: живописью украшены наружные стены зданий и потолки 2 манежей. На одной из росписей сюжетом послужил турнир, проходивший здесь в 1690 году. Главные ворота украшены статуями, рядом с ними – пруд для купания лошадей, посреди которого красуется мраморная группа «Укротитель коней» работы скульптора Мондля. Во второй половине XVIII века, точнее в годы правления Сигизмунда Шраттенбаха, возникли ворота с 5-метровой мраморной статуей Сигизмунда, тоже пробитые в утесе и вначале получившие простое название Новые, а затем переименованные в честь создателя – Сигизмундтор. Они тоже были украшены, но уже вполне конкретным изображением архиепископа и латинской надписью: «Te Saxa Loqunntur».

В облике современного Зальцбурга гармонично соединились феодальная напыщенность и благородный дух старины, игра в духовность и духовность настоящая, подобная той, что существовала здесь при епископах. Начиная с Раттенау, князья Зальцбурга вели строительство в больших масштабах. Невзирая на обет отрешения от земного, все они обладали художественным вкусом, что позволило множеству красивых зданий объединиться в одно гармоничное целое – архитектурный ансамбль в стиле барокко.

Здешней архитектуре присущи солидность и порядок. Основой общей структуры города являются 4 большие площади: Соборная, Резиденцплац, Капительплац и Моцартплац. Первая, изумляя торжественной завершенностью форм, много лет служит сценой для спектакля о жизни и смерти, по традиции открывающего Зальцбургский фестиваль. Расположенная рядом с собором Коллегиенкирхе, она представляет собой монументальное творение Фишера фон Эрлаха, как известно, признававшего только барокко. Напротив храма находится приходская Францисканеркирхе с барочным интерьером, где особенно удивляет алтарь, тоже созданный Эрлахом и тоже в барочном стиле.

Дворцовая площадь, или Резиденцплац, на которой стоит Архиепископский дворец, издавна являясь средоточием лучших зданий города, украшена великолепным Дворцовым фонтаном (нем. Hofbrunn), как оказалось позже, одним из самых больших в мире фонтанов эпохи барокко. Законченный к 1659 году, он достигает 13 м в высоту и состоит из 3 частей, похожих по виду, но различных по содержанию.

Конструкцию держат 4 бегемота и Атлант, высеченные итальянцем Антонио Дарио из цельного куска белого мрамора. На самом верху расположился мраморный Тритон, выбрасывающий воду в бассейны из длинного толстого рога.

Каменный визави Архиепископского дворца – здание с привлекательным фасадом, башенкой и банальным названием «Нейбау» – некогда служил домом губернатору и отчасти был учреждением, многочисленные залы которого поделили между собой правительство земли, телеграфное ведомство, почта и гауптвахта.

Небольшие площади Зальцбурга пленяют спокойствием, тишиной и домашним уютом, иногда не без королевского блеска. Старинная архитектура Воагплац навевает мысли о лучших временах немецкого бюргерства, как, впрочем, и рыночная Альтенмаркт, интересная своей миниатюрной застройкой. К ее достопримечательностям относятся крошечный домик № 109 (самое маленькое в Зальцбурге здание), а также Придворная аптека, настолько красивая с виду и очаровательно убранная внутри, что любая покупка в ней превращается в событие.

Для того чтобы оказаться в ином мире – живом, блестящем и куда более современном, – достаточно пройти всего лишь короткий Францисканский переулок. Он ведет в бурлящий жизнью Фестивальный район, включающий в себя респектабельную улицу Венской филармонии. Бывший Рыночный переулок открывает путь к Университетской площади, которая, вопреки академическому достоинству, каждое утро превращается в обычный, хотя и большой базар. Гуляя по Гетрайдегассе (Зерновой переулок), не стоит проходить мимо внутренних двориков, где скрываются лавочки местных ремесленников. Называясь переулком, он представляет собой полноценную улицу, наполненную модными магазинами, сувенирными киосками, лавками антиквариата. На многих домах Гетрайдегассе вывешены знаки гильдий – воспоминание о Средневековье и вполне современная реклама.

Расположенный в Зерновом переулке дом № 9, где родился Моцарт, не раз испытывал перестройку и теперь мало похож на то, чем был изначально. Однако его часть, обращенная фасадом к Университетской площади, все же сохранила первозданный вид, чего, к сожалению, не произошло с интерьерами. Коренная реконструкция миновала только Танцевальный зал, всегда соответствовавший вкусам моцартовской эпохи.

На сегодняшний день в Австрии действует 8 государственных университетов, причем половина из них относится к старейшим: 3 были основаны еще в Средневековье, а один появился в Зальцбурге в 1622 году. Учрежденный архиепископом Парисом Лодроном, он получил имя основателя, вначале именуясь по латыни: «Die Alma mater Paridiana». Сравнительно молодой, он сразу обрел солидную репутацию и всегда пользовался имперскими привилегиями, которыми были наделены лучшие учебные заведения Италии, Франции, Германии. В начале XIX века, после захвата Зальцбурга баварцами, занятия в нем прекратились, как планировали, на некоторое время, но оказалось, очень надолго. Во второй раз университет открылся только в 1962 году и, по обыкновению, очень быстро вернул себе авторитет, который имел раньше.

Сегодня в нем обучается около 123 000 студентов, равно девушек и юношей, местных, прибывших из австрийских земель, ближних и дальних стран. В новом тысячелетии и профессорам, и воспитанникам была предложена программа, соответствующая высоким европейским стандартам, но главное, основанная на принципе «пожизненное обучение». Студентов принимают 4 факультета: юридический, католико-теологический, гуманитарный и факультет естественных наук. Благодаря Зальцбургу европейский рынок труда пополняется высококлассными специалистами, сумевшими освоить одну или сразу несколько из 67 основных и 25 дополнительных профессий. Как и в каждом солидном учреждении, обучение здесь ведется с использованием мультимедийных технологий.

Современный Зальцбург – живописный город с короткими, крайне узкими переулками, старинными, ярко раскрашенными домами, мрачными замками, множеством дворцов и всего одной, но респектабельной ратушей, опрятными садами и огромным количеством священных мест, подобных району Моцартеума. Так называется двухэтажное здание, где жила семья великого композитора. Впоследствии в нем был устроен музей с выставками, представляющими рукописи, ноты, инструменты и вещи, которыми пользовался сам Моцарт и члены его семьи. Невдалеке от Моцартеума расположен Городской музей, чья экспозиция позволяет окунуться в более далекую историю. За 2 века существования это почтенное учреждение накопило уникальные фонды: кельтские и римские древности, старинные монеты, оружие и военные доспехи, всевозможные ископаемые, коллекции бабочек. Также музею принадлежит библиотека с десятками тысяч томов. Такое же богатое книжное собрание, правда, научной направленности, имеется в Музее лицея, из которого образовался Зальцбургский университет.

Открытый всему новому, живой, шумный и космополитичный Нейштадт хранит в себе памятников не меньше, чем средневековый Альтштадт. Например, в доме № 9 по Каменному переулку (нем. Steingаsse) родился Иосиф Моор, автор знаменитой рождественской песни «Тихая ночь, святая ночь». В доме № 3 на площади Плацль провел последний год своей жизни легендарный медик и философ Средневековья Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм.

Для того, кто сомневался во всем, что видел и слышал, кто не признавал авторитетов, окончание университета, даже такого престижного, как Феррарский (Италия), вовсе не означало завершение образования. Жажда знаний заставляла его колесить по свету, перебрасывая с университетских кафедр на поля сражений, ремесленные цеха, больницы, бюргерские советы: «Врач много путешествовать должен, что ни страна, то страница. Ногами он должен пройти ее так, словно перелистывает книгу». Из-за скверного характера ученый, несомненно, талантливый и честный, конфликтовал с коллегами, часто бывал не прав, обращаясь грубо всегда и со всеми. Жители Базеля надолго запомнили устроенную Гогенгеймом, тогда уже назначенным главным врачом города, кампанию против местных аптекарей. Являясь профессором университета, он, презрев латынь, читал лекции на немецком языке, причем настолько увлекся отрицанием наследия, что посоветовал студентам сжечь книги античных медиков. Они сделали это с радостью и в тот же день устроили грандиозный костер на городской площади. Именно тогда ученый взял себе псевдоним Парацельс (para Celsus – вопреки Цельсу), подчеркнув тем независимость своих взглядов, в частности, от признаваемого всеми Авла Корнелия Цельса.

Продержавшись в Базеле всего лишь год, мятежный профессор вновь пустился в странствия по городам и землям империи: проповедовал, врачевал, вел исследования, наблюдал за звездами, занимался алхимией и одно за другим выпускал в свет свои скандальные сочинения.

Материалистические, но весьма примитивные идеи Парацельса, как и вся его практическая деятельность, так и не освободились от средневековой мистики. Наряду с «Философией», «Лабиринтом заблуждающихся медиков», «Хроникой Каринтии», «Великой астрономией», а также мыслями о природе и протекании болезней, изложенными в трактате «Парамирум», наследие ученого составляет далекая от науки «Книга о нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах, гигантах и прочих духах».

В 1541 году судьба привела Парацельса в Зальцбург, где покровитель и сторонник безумных теорий нашелся в лице архиепископа Эрнста Виттельсбаха. Утомленный странствиями, срывами и непониманием окружающих, он снова приступил к работе и мог бы сделать многое, если бы не умер от удара камнем, брошенным во время драки на постоялом дворе.

Однако и сделанного оказалось более чем достаточно. В отличие от предшественников Парацельс связывал с химией все происходящие в организме процессы. Он изучал лечебное действие различных химических элементов и соединений, в результате сблизив химию с медициной. Его не случайно называют основателем ятрохимии, поскольку никто раньше не использовал соки растений в виде тинктур, экстрактов и эликсиров. Высказав иное представление о дозировке лекарств, он первым применил для лечения минералы, заодно указав пути поиска специфических снадобий от некоторых болезней, например ртути против сифилиса.

Оценив заслуги несчастного медика, архиепископ распорядился похоронить его в кафедральном соборе, а позже в доме на площади Плацль был устроен музей.

Из многочисленных переулков бывшей епископской резиденции, кроме Гетрайдегассе, самыми известными считаются Юденгассе (Еврейский переулок), Гольдгассе (Золотой переулок), Кэгассе (Набережный переулок) и Линцергассе (Линцевский переулок). Если пройти по ним неспеша, то на ограниченном пространстве можно заметить постройки самых разных эпох. Едва ли существует период, который не оставил бы в Зальцбурге своих архитектурных следов.

Кроме множества средневековых зданий, здесь есть дома периода австрийского романтизма, итальянского возрождения, по-немецки скромного барокко, а также благородные жилища буржуа, возведенные в строгом классическом стиле. Зальцбург, как магнит, притягивает к себе туристов, и неудивительно, ведь старый центр со своим разнообразием архитектурных стилей является настоящей сокровищницей, которую сполна заполнили епископы и, к счастью, сумели сохранить светские власти города.

Моцарт на потоке

Рассуждая о Зальцбурге, философ наверняка отметил бы, что здесь тяжеловесный австрийский рационализм удивительным образом сочетается с легковесностью. В большей мере это свойственно архитектуре, какими-то едва уловимыми чертами напоминающей музыку той эпохи, когда она была создана. Говорят, что приезжие ощущают в этом городе тепло даже в пасмурный зимний день. Свинцовое небо, промозглый ветер или лужи на асфальте, в самом деле, не лишают Зальцбург теплоты; он выглядит солнечным всегда, и, возможно, поэтому солнечным нравом обладал самый знаменитый его обитатель. Младший отпрыск придворного скрипача Леопольда Моцарта, получивший при крещении имя Иоганн Хризостомус Вольфганг Теофил Готлиб (лат. Amadeus), появился на свет 27 января 1756 года, в воскресенье, что в католичестве означает долгую и счастливую жизнь. Если провидение и ошиблось, то лишь в отношении самого музыканта, поскольку все созданное им пережило века, обрело всемирную славу, в итоге сделав счастливой хотя бы память о бедном Моцарте. Только после смерти, тайна которой не раскрыта до сих пор, обнаружился его гений, странные произведения с обилием нот вдруг посчитались восхитительными, а имя композитора стало символом, теперь приносящим не только душевную отраду, но и доход.

Гебуртсхауз – дом, где родился Моцарт

В сюжетах почти всех моцартовских опер, кстати, поставленных по либретто придворного поэта Лоренцо Да Понте, соблюдены условности итальянской музыкальной комедии, примитивной и веселой, с переодеваниями, ансамблями замешательства и ансамблями противоречия, финалами действия и комичными ситуациями во взаимоотношениях героев. В трактовке Моцарта идея таких произведений неожиданно глубока и серьезна. Может быть именно он, а не либреттист, хотел, чтобы в жизнь обычных, ничем не примечательных людей вторгалось нечто, превосходящее их способность к пониманию и подвергающее тяжелому испытанию слабые людские души. Антагонизм персонажей с особой силой выделяется в опере «Дон Жуан», где это самое нечто воплотилось в образе Командора. Моцартовский Каменный гость, в отличие от пушкинского, – персонаж резко отрицательный, демонический, страшный в своей таинственной мощи. Создавая его музыкальный облик, композитор, наверняка, думал о собственном злом гении, коим для двух поколений Моцартов был Иероним Коллоредо.

После рождения сына глава семьи, несомненно, способный музыкант, опубликовал свой труд «Опыт фундаментальной школы игры на скрипке» и получил известность в кругах, более высоких, чем салон графа Турнунд-Таксиса, где он служил долгое время. Предложенное место архиепископского композитора привлекло не столько жалованьем, сколько возможностью подняться еще выше, благо уже обнаружился талант младшей дочери Марии-Анны (Наннерль) и начал проявляться дар маленького Вольфганга, которого домашние называли ласково – Вольферль. Малыш сел за клавир в два с половиной года, в три уже неплохо играл сложные мелодии, к пяти достигнув уровня знаменитости. Однако ни один из прославленных в ту пору музыкантов не обладал столь совершенным слухом и не мог, как крошка-Моцарт, сыграть пьесу одним пальцем, с завязанными глазами либо записать мелодию, которую издавали часы с боем, колокольчики, стеклянные рюмки, словом, любые предметы, предлагавшиеся слушателями на его концертах. В шесть лет он развлекал курфюрста Баварии и австрийскую эрцгерцогиню Марию-Терезию, которой игра юного виртуоза не понравилась, как показалось несносным и все его семейство.

Стремясь извлечь выгоду из таланта детей (маленький Вольфганг играл в паре с Наннерль), герр Леопольд решил вывезти их из провинциального Зальцбурга, чтобы показать всей Европе. Около 3 лет они путешествовали по разным странам, покорив аристократическую публику Мюнхена, Парижа, Лондона, многих городов Германии и Нидерландов. В тот же период были созданы и опубликованы первые симфонии Моцарта. По возвращении домой дети выступили в Зальцбургском университете, представив соотечественникам веселое интермеццо «Аполлон и Гиацинт» на латинском языке. В середине 1767 года они снова отправились в Вену, где хотели показать при дворе оперу «Мнимая простушка», но ее постановка не состоялась из-за интриг.

Еще не достигнув совершеннолетия, Моцарт брал уроки у известного европейского музыканта Падре Мартини, был избран в Болонскую филармоническую академию, обнаружив идеальное владение итальянским оперным стилем в пьесах «Митридат, царь Понта», «Асканио в Альбе» и «Луций Сулла», написанных для Миланского театра. Признанный тогда композитор Иосиф Гайдн однажды сказал Леопольду: «Ваш сын – величайший из музыкантов, которых я знаю, у него имеется вкус и, более того, он глубоко познал композиторское ремесло». Странно, что, вызывая восторг повсюду в Австрии, особенно в родном Зальцбурге, Вольфганг был всего лишь слугой. Неудачная поездка в Вену летом 1773 года не оправдала надежды получить должность при императорском дворе, хотя императрице были представлены созданные специально для того прекрасные струнные квартеты.

Вернувшись ко двору архиепископа, Моцарт принял должность придворного органиста очень неохотно и так же нехотя, под давлением отца создавал церковные произведения: «Коронационную мессу», несколько патетических симфоний, оркестровых серенад, концертных арий. Годовой оклад музыканта составлял 150 гульденов и столько же получал зальцбургский палач, но тому приплачивали за усердие после каждой казни или пытки.

Моцарт с юности мечтал о театре, и едва представился случай (поступил заказ от баварского короля), он с радостью принялся за сочинение оперы. Две симфонии, написанные в Зальцбурге примерно в то же время, поразили масштабом, уровнем мастерства, удостоверив отказ молодого маэстро от легкости, в то время свойственной этому жанру.

Весной 1781 года архиепископ отправился в столицу, чтобы принять участие в торжествах по случаю провозглашения императором Иосифа II, сына Марии-Терезии. Вслед за ним в Вену выехал Моцарт, уверенный в том, что в этот раз он сможет утвердиться при императорском дворе.

Однако вместо триумфа ему пришлось вынести унижение: Коллоредо не позволил своему «лакею» играть в присутствии царственной особы. Не желая больше терпеть произвол, Вольфганг подал в отставку, но был не просто уволен, а выставлен, как уверяет историк Шлейнинг, «одним пинком ноги, превратившим слугу в свободного художника».

Моцарт остался в городе, который считал превосходным местом для приложения любых способностей, особенно музыкальных. В Вене он зарабатывал преподаванием, публикациями, выступлениями в салонах, не пренебрегал открытыми концертами и сочинением на заказ. Когда Иосиф II выразил желание развивать национальную оперу, композитор представил ему «Похищение из сераля» – оперу в традициях зингшпиля, с либретто на немецком языке, со сложными ариями и мощной оркестровкой. Впрочем, последнее было понято не сразу. Императору музыка показалась странной, и композитор вместо похвалы удостоился замечания, сразу ставшего крылатой фразой: «Слишком много нот». Тем не менее само произведение имело большой успех и способствовало тому, что автор получил долгожданное, хотя и незначительное место камерного музыканта Его Императорского Величества. Теперь Моцарт имел хорошее жалованье и много свободного времени, ведь ему вменялось писать мелодии для танцев. Даже по столичным меркам оклад его был велик; не каждый венский композитор мог платить за большую квартиру, держать слуг и собственный выезд. Однако и такие деньги в доме Моцарта не задерживались, большей частью из-за расточительности и неумения хозяина вести финансовые дела. Периодические материальные трудности стали постоянными, после того как 26-летний композитор женился на Констанции Вебер, девице красивой, но легкомысленной и более расточительной, чем он сам. Можно предположить, что именно ее чертами наделены главные героини опер «Дон Жуан» и «Так поступают все женщины» (иначе «Все они таковы, или Школа влюбленных»), написанных в 1787–1790 годах вместе с Да Понте.

Последние годы своей короткой жизни Моцарт провел в столице, откуда изредка выезжал в Берлин, где надеялся получить постоянное место, во Франкфурт, где ему заказали музыку для коронационных торжеств, и с теми же целями в Прагу, где новому королю была представлена опера «Милосердие Тита». По возвращении в Вену Моцарт завершил и поставил «Волшебную флейту», соединившую в себе черты простонародного зингшпиля, историко-легендарной оперы, сказки и литургической драмы с отчетливо выраженным масонским подтекстом: к тому времени автор успел вступить в ложу и проникнуться идеями этого общества.

Как выяснилось позже, титульный лист либретто-оригинала «Волшебной флейты» украшал рисунок с изображением Адонирама, создателя иерусалимского храма Соломона, убитого одним из своих учеников и погребенного в обломках колонны Меркурия (от лат. mercurius – «ртуть»). Считается, что три подмастерья зодчего олицетворяли такие человеческие пороки, как зависть, невежество и лицемерие. Ученик и секретарь Моцарта, тщеславный провинциал Франц-Ксавер Зюсмайер воплощал все эти качества в себе одном. К тому же он имел покровителя в лице императорского камер-композитора и капельмейстера Антонио Сальери и был почти официальным возлюбленным Констанции, жены своего наставника. По преданию, юноши убили Адонирама, ударив каждый своим инструментом, то есть молотом, киркой и циркулем, что было заимствовано масонами, у которых неофит проходит круги мучения Адонирама, получая похожие удары и выдерживая ритуал символического погребения. По прошествии стольких лет невозможно утверждать, кто из этих персонажей сыграл роковую роль в гибели великого маэстро. Во всяком случае, по некоторым версиям он был убит, скорее всего, отравлен учеником или женой не без помощи Сальери либо жаждущего возмездия брата по масонской ложе.

Летом 1791 года, незадолго до кончины, Моцарт получил анонимный заказ на сочинение реквиема. Позже стало известно, что траурная месса писалась для графа Вальзегг-Штуппаха, масона, владельца приисков ртути, овдовевшего зимой того же года. Дурное предчувствие сбылось: композитор умер, успев написать первые 6 частей реквиема. Последнюю часть дописал Зюсмайер и настолько удачно, что его версия до сих пор остается наиболее популярной.

Хоронили Моцарта с поспешностью, подозрительной для человека в звании капельмейстера венского кафедрального собора Святого Стефана, на освящении которого он, жизнерадостный и с виду здоровый, дирижировал за 2 недели до кончины. Его отпевали в этом храме и отсюда же похоронная процессия, состоявшая только из священника и землекопа, двинулась на кладбище Сент-Маркс, где великого композитора погребли в общей могиле, не оставив даже таблички.

Подлинная слава пришла к Моцарту вскоре после смерти. Имя зальцбурского гения стало символом высшей музыкальной одаренности. Известные музыканты, литераторы, ученые всей Европы вдруг заметили непреходящую ценность моцартовской музыки, ее огромную роль в духовной жизни человечества, особенно подчеркнув наличие в ней гармонии красоты и жизненной правды. «Какая глубина! Какая смелость и какая стройность!» – высказался Пушкин устами героя своей поэмы «Моцарт и Сальери».

Преклонение перед «светозарным гением» выразил и Чайковский, отдавший дань австрийскому коллеге в оркестровой сюите «Моцартиана». Во многих странах начали создаваться моцартовские общества, и одно из них, конечно, возникло в Зальцбурге.

Сегодня звучащая повсюду музыка Моцарта считается лучшим фоном для барочной архитектуры. На родине композитора искрометные мелодии можно услышать не только в концертных залах, но и в церквях, замках, дворцах и даже на улице. С 1920 года каждое лето здесь проходит фестиваль, на котором исполнители со всего мира воздают почести легендарному маэстро, исполняя его музыку. О Моцарте здесь напоминает маленький садовый павильон, где была написана часть партитуры «Волшебной флейты». Венцы хранили эту реликвию почти столетие, пока в 1873 году не подарили Зальцбургу, и теперь ее можно увидеть в тихом уголке за садом Мирабель.

Судя по письмам, Моцарт не очень любил родной город, ибо в нем он был слугой. Зальцбург, напротив, обожает своего великого соотечественника и весьма ему благодарен, ведь именно он, в отличие от епископов, составляет его гордость и славу. Служители собора, демонстрируя гостям ту самую купель, рассказывают, как в ней крестили младенца Вольфганга, и лишь в конце беседы отмечают ее почтенный возраст. Старинный орган храма знаменит не своей красотой и древностью, а тем, что на нем играл Моцарт.

Сегодня лицо юного и зрелого Вольфганга и в профиль, и в анфас украшает пивные кружки, авторучки, пакеты, гостиничные салфетки: само явление под названием «Моцарт» – беспроигрышное средство заработка. В австрийских магазинах игрушек продаются деревянные «Моцарты» с веревочкой в интересном месте: если дернуть за нее, кукла помашет ручками и вздыбит ножки…, и никого такое не смущает. Почти в каждом супермаркете можно купить коробку конфет, вафель, шоколада или печенья с портретом великого композитора.

То, что его имя стало инструментом коммерции, подтверждает известное всей Европе лакомство, именуемое «Моцарткугельн». Созданное кондитером из Зальцбурга больше 100 лет назад, оно представляет собой шарик на деревянной палочке с марципаном, ореховым кремом и шоколадом. Сначала этот «шедевр» приготавливался вручную, но с ростом популярности фирма «Мирабель» поставила его производство на поток. Настоящие зальцбургские Моцарткугель легко узнать по красно-золотой упаковке. Для самих австрийцев они являются предметом подарка, для туристов – сувениром, а для многих еще и своеобразным символом Австрии. Кроме них с конвейера «Мирабель» нескончаемым потоком сходит Моцартталер, но не старинная монета, а очередное произведение кондитерского искусства, тоже приготовленное из марципана с шоколадом и тоже украшенное профилем легендарного зальцбуржца.

Создается впечатление, что Моцарт – больше не гений из глубокой истории, а близкий каждому человек, готовый прогуляться по Гетрайдегассе и оставить на ресторанной салфетке несколько нот, чтобы хозяин заведения мог продать ее за десяток евро.

Своего апогея страсти по Моцарту достигают летом, во время ежегодного музыкального фестиваля, который превращает улицы и площади города в колоссальную концертную площадку. Зальцбург, по праву наделенный славой одного из мировых музыкальных центров, с одинаковым радушием принимает известных музыкантов и тех, кто хочет заявить о себе в этой области. И те и другие – желанные гости праздника, торжественное открытие которого с 1960 года происходит в Большом фестивальном дворце, где первым выступил всемирно известный дирижер Герберт фон Караян. Все началось с Моцартовских концертов, проводившихся довольно нерегулярно с начала XX века. В 1906 году это мероприятие посетил Рихард Штраус, а в 1910 году – Густав Малер. Идея организовать настоящий фестиваль, более масштабный и значительный, была воплощена 22 августа 1920 года. Художественный совет праздника составили тогдашние директора Венской оперы Рихард Штраус и Франц Шальк, актер и режиссер Макс Райнхардт, театральный художник Альфред Роллер. Среди них был и писатель Хуго фон Хофмансталь, чья пьеса «Каждый. История о том, как умирал богатый человек» была поставлена прямо на площади вблизи собора. Сегодняшний Зальцбургский фестиваль предлагает гостям удивительное разнообразие опер, концертов и театральных постановок, от античных до авангардных. Жители бывшей церковной вотчины отличаются мастерством в устройстве зрелищ и вообще устраивают их, потому что редкие праздники гарантируют им покой в остальные дни, коих гораздо больше. Так, встреча весны выражается в шумных гуляньях, кстати, не свойственных тихой Австрии. В это время улицы Зальцбурга бурлят до глубокой ночи, увлекая в праздничный водоворот даже тех, кто не испытывает желания иного, чем хорошенько выспаться. Гарантируя усталость и сожаление из-за неумеренной еды и пития, праздники все же полезны, в первую очередь туристам, ведь они являются лучшим средством познакомиться со страной поглубже, понять то, что не могут раскрыть ни архитектура, ни самое совершенное произведение искусства, – самих австрийцев.

Тайны австрийской души

О национальном характере австрийцев лучше всего узнать от них самих, тем более что все они с удовольствием рассуждают на эту тему. В местной прессе часто упоминается о загадках местной души. Одни авторы сомневаются в ее существовании, всячески пытаясь доказать заурядность своей нации. Другие, вступая с ними в спор, относят появление некоторых своеобразных черт у своих соотечественников к имперским временам. Третьи, не споря и не доказывая очевидное, просто дают советы по обхождению с австрийцами, чем оказывают неоценимую услугу приезжим. Российские интеллигенты бьются над разгадкой тайны русской души веками, в общем, не достигнув никакого результата. Их альпийские собратья, подойдя к этому вопросу с присущей себе рациональностью, сумели подвести итог: «Постичь австрийскую душу может только австриец, но некоторые аспекты доступны и чужестранцу, если тот общается с ним на его языке».

С недавних пор любой житель цивилизованной Европы поймет старушку, которая выходит из дома только ради того, чтобы бросить в специальную урну стеклянную бутылочку из-под микстуры. Всем известно, что австрийцы вежливы, точны, педантичны и крайне бережливы. Однако не каждый способен уразуметь, зачем, как одна, тоже престарелая гражданка Зальцбурга, нести в стол находок полмиллиона евро, если кто-то оставил их в твоей квартире. Об этом случае было рассказано в европейской прессе, и поступок женщины вызывал удивление всюду, только не в Австрии.

Характер обитателей этой страны, на первый взгляд ясный, исполненный любви к чистоте и порядку, в действительности противоречив. Кажется странным, что, правильно выстраивая свою жизнь и умея наслаждаться ею, альпийский народ всегда своей жизнью недоволен. Свидетельством тому является богатая палитра синонимов к слову «брюзжание» (нем. Norgelei, Jammern, Klage, Beschwerde, Brummen, Meckern, Raunzen). По этикету жаловаться на что– или кого-либо принято в юмористическом тоне; ирония может сопровождать отзыв человека о самом себе, но ни в коем случае недопустима в адрес собеседника. Нордическое спокойствие австрийцев, их рационализм и внешняя холодность заметны сразу, а такие черты, как ранимость, склонность принимать в качестве вызова деловую критику или самое пустяковое замечание, выявляются в процессе общения, причем на хорошем немецком. В разговорах с ними не стоит высказываться прямолинейно, нужно помнить о том, что австрийцам свойственно чувство вины, не врожденное, но глубоко укоренившееся из-за особого воспитания. Если недооценивать важность данной проблемы, близкого контакта с местными не получится, не случайно плакаты языковых курсов, часто рекламируют себя так: «Некоторые вещи в Австрии говорящий на другом языке никогда не поймет, но мы можем помочь!»

Общенациональное чувство вины культивировалось в этом народе столетиями, начиная со времен Средневековья, когда каждому католику при входе в церковь надлежало произнести: «Я виноват, я безмерно виноват…». Неудивительно, что формула прочно улеглась в коллективном сознании, тем более что влияние церкви остается здесь очень сильным и поныне. Испытывая душевные муки, старшее поколение австрийцев передает свои страдания детям как наследственную болезнь, порой избирая не лучший метод ее лечения.

Одним из источников, питающих всенародный мазохизм, является отношение к национал-социализму, который, увы, не миновал автрийскую нацию в период Второй мировой войны. Немцы – прародители этого явления – сумели открыто признать свой позор и, более того, объявили о готовности исправить все, что возможно. Таким образом, они не только избавили себя от чувства вины, но и принесли благо обиженным нациям, в частности, евреям. Австрийцы же, напротив, постарались отделить себя от нацистов, «поверив», например, в то, что Гитлер родился в Германии, а страна стойко сопротивлялась вводу германских войск. Такая политика не только не помогла им избавиться от чувства вины, но и усугубила его.

Тонкая австрийская душа скрывает в себе массу парадоксов. Обычно миролюбивые, скромные до кротости жители Австрии проявляют неожиданную уверенность в ответ на критику. Погруженные в собственные проблемы, они избегают провокаций, но, будучи втянутыми в конфликт, в душе пожалеют о его возникновении и во всем обвинят себя, зато попытаются все уладить, причем весьма неординарным (на взгляд иностранца) способом. Забавно наблюдать, как преображается, казалось, безответный человек, как он выпрямляет плечи, устремляет решительный взгляд на противника и твердым голосом начинает обвинять его даже в том, чего тот не совершал. В Австрии при решении каких-то вопросов, неважно, с соседом или государственным чиновником, уверенно-воинственный тон помогает добиться многого. В обычном же общении австрийцы очень обходительны, в разговоре выбирают слова, не допуская категоричности.

К тайным закоулкам местной души относится и собачий вопрос. Австрийцы очень любят собак; они заводят их, невзирая ни на строгие правила содержания, ни на величину налогов, здесь достаточно высоких (600–900 шиллингов в месяц). Каждый австрийский пес имеет ветпаспорт, куда, кроме клички, записан его регистрационный номер, данные о здоровье и своеобразная характеристика. Выходя вместе с ним на прогулку, собаковладелец не забывает о поводке, наморднике и ошейнике, куда подвешивается брелок с микрочипом, необходимым для того, чтобы найти пса, если тому вздумается убежать. Впрочем, случается такое редко, ведь собачья жизнь в Австрии настолько хороша, что у животных не возникает желания удалиться от хозяина.

Выражение любви австрийцев к животным встречается повсюду, не исключая городских фонтанов

Здесь собакам разрешено пользоваться общественным транспортом, разумеется, на поводке, в наморднике и с билетом, купленным за половину цены, как для ребенка или пенсионера. Для них открыт вход почти во все магазины, рестораны, выставочные залы и прочие культурные заведения. Лекарства для них разрабатывает венский ветеринарный университет, а лечат ветеринары, приезжающие к лохматым пациентам в карете специальной скорой помощи.

Все австрийские собаки воспитаны и обучены, каждая из них с четырех месяцев посещает Курсы щенков, а с десяти – идет в школу, где получает навыки этикета и дисциплины, чаще всего вместе с хозяином. Трудно переоценить значение столь нежной привязанности человека к животному, но наряду с положительными, эта любовь имеет и отрицательные стороны, свидетельством чему служат улицы и парки, где собаки беспрепятственно справляют свои нужды. В других европейских странах эту проблему решают сами владельцы, которые выходят на прогулку с пластиковым пакетиком, куда собирают все, что не пожелали нести с собой их четвероногие друзья. В Австрии эта полезная привычка не прижилась, и плоды недисциплинированности своих граждан пожинают городские санитарные службы. Несмотря на то что наборы для сбора собачьих кучек – лопатку и совок – можно получить бесплатно у входа в любой парк, тротуары и особенно зеленые зоны австрийских городов с точки зрения гигиены не безупречны. Кстати, пахучие следы пребывания в обществе здесь оставляют не только собаки, но и другие домашние животные, в частности, лошади, которых австрийцы до сих пор используют в качестве транспортного средства.

Нужно быть австрийцем, чтобы понять, как согласуется с этим пресловутое чувство вины. Возможно, собаковладельцам просто некогда разбираться со своей душой, поскольку все свободное время занимают заботы о питомце, будь то карманная собачонка с завитой челкой, выглядывающая из плетеной корзинки, огромный дог, предпочитающий природе салон дорогого автомобиля, болонка, «обслуживающая» покупателей в сувенирной лавке, или вальяжный боксер, дремлющий у ног хозяина под ресторанным столиком.

Хозяин несет полную ответственность за любые действия пса, но страховка со сложным названием «Hundehaftpfl ichtversicherung» помогает расплатиться за любые его шалости. Арендуя квартиру, ему приходится письменно просить о разрешении держать собаку. Если ей вздумается повыть на луну или облаять соседа, хозяину грозит выселение, чего, впрочем, никогда не допустит истинный австриец. Не секрет, что сознание выходцев из стран менее благополучных, чем Австрия, рисует его обеспеченным, галантным, с ноутбуком в одной руке и букетом роз в другой. В действительности он, как любой современный мужчина, не всегда подаст женщине пальто, не обязательно стоит в ее присутствии, не объясняется в любви стихами, не…, словом, неразумно ожидать от него качеств, какими лет 500 назад обладал испанский рыцарь. Также трудно отыскать в его характере склонность к романтике, тем более что в семейной жизни она важна гораздо меньше, чем присущая австрийским мужчинам ответственность. Мысль завести семью обычно приходит к нему на четвертом десятке, но раз уж решение принято и реализовано, то забота о жене, детях и доме становится главной в его жизни.

Если супруга не умеет или не хочет стряпать, то место на кухне занимает муж. Австрийский мужчина не будет возражать против профессиональной карьеры жены, наоборот, он постарается освободить ее от домашних дел, не считая это жертвой со своей стороны. Он заносит в домашний гроссбух каждый потраченный грош, сам ремонтирует крышу, часто не из-за нехватки средств, а ради удовольствия, и по той же причине преподносит своей супруге дорогие подарки.

И мужчины, и женщины в Австрии славятся трепетным отношением к чистоте и красоте своего жилья. Гостям здесь предлагают специальные «гостевые» тапочки, дабы случайная пылинка не нарушила атмосферу знаменитого австрийского уюта. Отличаясь крайней рациональностью, жители этой страны тратят много денег на домашнее убранство, с одинаковой тщательностью украшая и гостиную, и детскую, в которой зачастую так и не появляется ребенок. Молодые австрийцы обоих полов до 30 лет озабочены профессиональным ростом и потому женятся поздно; большинство семей довольствуется одним ребенком, а многие и вовсе не хотят иметь детей. Интересно, что склонность к спокойной семейной жизни не мешает ни тем, ни другим заводить любовные интрижки, благо супружеская измена не осуждается даже на государственном уровне: по закону это деяние не может считаться серьезным основанием для развода, что особенно удивительно для страны, где так сильны устои католицизма.

Многим известен анекдот о француженке, которая рассказывает русскому судье о своем русском любовнике: «Когда пришел муж, он прыгнул в окно, как принято у вас, а я хотела их познакомить, как принято у нас». Не зная австрийских условностей, иностранец, подобно герою этого анекдота, рискует попасть в неловкую ситуацию. Так, новоселу, приглашенному на ужин миловидной соседкой, не нужно запасаться огромным букетом цветов, конфетами, шампанским, и хуже того – рассчитывать на «продолжение банкета». Дело в том, что в Австрии с соседями принято знакомиться просто для того, чтобы иметь представление о том, кто живет рядом. На такие вечеринки, как правило, собираются жильцы близлежащих квартир, причем, старожилы не мучают новичка, выспрашивая анкетные данные: от него требуется всего лишь показать себя и, если повезет, выпить чашку хорошего кофе с пирогом. Кстати, здесь, встречаясь в подъезде, раскланиваются даже незнакомые люди.

Чай австрийцы пьют только на завтрак, поэтому можно не надеяться получить стакан согревающего напитка, навестив знакомого в промозглый день. Впрочем, тепла зимой не стоит ожидать и в любом другом месте. Германские дома исконно отапливаются плохо, в спальнях температура в холодное время года и вовсе близка к нулю. Здесь принято прогревать постель, спать с грелкой или терпеть холод, помня о неизбежном лете, в общем, расходовать на обогрев все, что не требует денег. Наверное, оттого привыкший к теплу человек в Австрии мерзнет дома, в гостях, в кафе и ресторанах, словом, повсюду, кроме театров, где находит желанное тепло.

Не только в Англии, но и в этой, казалось, солнечной стране бывают дни, когда из-за тумана ничего не видно на расстоянии нескольких шагов, а дома и деревья выглядят призраками. Реальным в таких условиях остается только холод, который, по словам одного местного романиста, «вползает мокрой змейкой в рукава, не давая ни малейшей возможности спрятаться».

Бережливость вынуждает австрийцев использовать для обогрева такие примитивные средства, как модернизированная газовая печка, подобная революционной буржуйке, с которой молодые россияне знакомы по рассказам дедов. В австрийских домах и сегодня, как пару столетий назад, чадят приборы, изготовленные из 4 листов жести и газовой горелки, выделяющие тепло, пока горит огонь и мгновенно остывающие, стоит только ему погаснуть. Батареи центрального отопления действуют в исключительных случаях, экономия также касается расхода горячей воды, ведь за нее тоже нужно платить. Стоит удивляться, как жители Австрии ухитряются поддерживать такую близкую к совершенству чистоту.

В немецком языке слово «экономия» (нем. Einsparung) не скрывает негативного подтекста, и тем более не означает скупости. Австрийские жены ведут книги расходов: в конце недели все, даже самые мелкие затраты, подвергаются анализу с целью выявить новые источники экономии, будь то почтовая наклейка, иголка или коробка спичек. Хранить завершенные гроссбухи не принято, а напрасно, ведь каждый из них лет через 500 мог бы представлять собой ценный исторический документ. Тем, кто часто бывал в Австрии, вероятно, довелось наблюдать, как рабочие, ремонтируя приличного вида тротуар, пристально высматривают трещины. Найдя хотя бы одну, они достают газовую горелку, разогревают микроскопическую порцию асфальта и, не пролив ни капли, заполняют им едва видимый зазор.

Еще одна странная для непосвященных традиция – длинные приветствия, больше похожие на короткие беседы ни о чем. Встречаясь на лестнице с соседом (или соседкой), не нужно откровенничать в ответ на вопрос: «Как жизнь? (нем. „Wie geht s?“). Тот, кто все же попытается это сделать, через пару секунд заметит недовольное лицо собеседника, поскольку того не интересуют чужие дела, а вышеприведенная фраза – всего лишь приветствие, на которое следует отвечать соответственно, то есть непринужденно и кратко. Иностранная пресса порой представляет австрийцев холодными черствыми педантами, неспособными на глубокие чувства. Между тем в близком общении представители этой нации, вопреки стереотипам, оказываются совсем иными. Они, как и братья-славяне, могут часами сидеть, но не на кухне, как те, а в гостиной, за „рюмкой чая“, ведя беседы о жизни, правда, без свойственной известным народам откровенности. Зато они проявляют ее в общении между собой, особенно в близких себе компаниях.

Австрийцы проповедуют культ обнаженного тела, ничуть не стесняясь при исполнении его ритуалов. Здесь не принято разделять душевые на мужские и женские, так же как и выказывать ложную стыдливость, надевая белье перед их посещением. Здесь в дружеском кругу можно продемонстрировать свои снимки в обнаженном виде и не услышать замечаний насчет не слишком привлекательных форм. Кого-то, но только не австрийца может шокировать обсуждение интимных проблем в присутствии детей, малознакомых или вовсе незнакомых людей.

Местный менталитет основывается на жизненной позиции, не оставляющей места сокровенным тайнам. Крайняя прямота в интимных сферах вносит в отношения близких людей, неважно, мужчины и женщины, матери и ребенка, простоту, которая в первом случае заменит романтику, а во втором – помогает вырастить здорового, не стесненного условностями гражданина. В демократичной Австрии взаимоотношения между людьми, как и не противоречащие закону поступки, не принято оценивать критериями «плохо» или «хорошо», хотя разрешается это делать в отношении себя.

Жители Инсбрука и Зальцбурга, по примеру своих столичных собратьев, предпочитают неторопливость спешке, которую считают проявлением дурного воспитания, а следовательно, признаком низкого социального статуса. Поклонники Стефана Цвейга наверняка вспомнят одну из его новелл, где описана венская медлительность. Принцип «я никуда не тороплюсь» люди этой страны выражают плавными движениями, степенной осанкой, затяжными взглядами вдаль. Ни один из австрийцев, например, стоя в очереди в супермаркете, не покажет, что куда-то опаздывает, иначе стоящий впереди сделает все, чтобы непоседа вспомнил известную заповедь: он будет не спеша перекладывать покупки, искать никуда не пропадавший кошелек, тщательно отсчитывать мелочь. В австрийском магазине допускается долгий опрос продавщицы по поводу качества товара. В них же, невзирая на длину очереди, можно попросить взвесить 50 г всех имеющихся в наличии сортов, и те, кто стоят позади, будут сохранять достойное восхищения спокойствие. Не случайно на дверях кабинетов чиновников или врачей вывешиваются объявления подобного рода: «Не позволю себя торопить, ведь я на работе, а не в бегах!»

Запущенный с виду, а на самом деле тщательно ухоженный сад Мирабель ярко выражает австрийский характер

Придавая особое значение ритуалам, австрийцы любят делать добро, а чтобы оно восторжествовало, нужна просьба. Здесь никогда не откажут тому, кто вежливо, объяснив ситуацию, попросит пропустить себя без очереди. Объяснением тому является то, что, помогая ближнему, человек проявляет свои лучшие качества и может повысить собственную самооценку. Фраза «Вы не могли бы побыстрее» воспринимается как нарушение личного пространства, которое у австрийцев немного больше, чем у других европейских наций. А также достаточно вспомнить, особенно людям, желающим утвердиться в этом обществе, что здесь никто никого не донимает, не подталкивает, не упрекает и не делает замечаний. Многие австрийцы обладают хорошей привычкой улыбаться просто так, без особых причин и прятать слезы, даже если жизнь преподнесла неприятный сюрприз. Первое, что непритязательный взгляд отмечает в австрийских городах, – аккуратно подстриженные газоны. Для искусственных лужаек используются селекционные сорта травы, что и создает нужный эффект однообразия. Стричь их полагается не реже одного раза в неделю, в противном случае не пройдет и нескольких дней, как газон зацветает. Такое изредка случается во дворах многоквартирных домов, и дети с восторгом любуются маргаритками, одуванчиками и другими цветами, обильно высыпающими на «запущенной» лужайке. Впрочем, дворники, которых в немецкоязычных странах именуют хранителями дома (нем. Hausbesorger), стараются такого не допускать, поэтому грохот бензокосилок каждое утро не дает выспаться обитателям больших жилых комплексов.

Обязанности дворника в Австрии никогда не ограничивались подметанием. По неписанному правилу он не может отказать в просьбе полить цветы или покормить рыбок, если жилец собирается в отпуск. Инструкция же требует от него следить за состоянием дома, при необходимости делая мелкий ремонт, красить скамейки, ухаживать за клумбами, менять лампочки, мыть окна и сметать паутину в подъездах, убирать снег зимой, а летом поддерживать в должном порядке газоны. По данным опросов общественного мнения, в жизни австрийцев после семьи главной ценностью является здоровье, далее идут работа, спорт, религия, политика. Искусство, как ни странно, занимает не первое место, хотя больше половины жителей страны испытывает к нему интерес и еще больше соприкасается с культурной сферой сознательно, случайно или вынужденно. Редкий австриец не рисует и не пробует писать. Заурядным хобби считается вязание, вышивание, занятие скульптурой, игра на каком-либо музыкальном инструменте и даже сочинение музыки. Многие признаются, что могли бы чаще ходить в театры, на концерты, посещать оперу, будь билеты дешевле. Вероятно, этим объясняется тот факт, что учреждения культуры в Австрии большей частью заполнены туристами. Некоторые полагают, что охлаждению народной любви к искусству способствовал технический прогресс, превративший само явление из элитарного в общедоступное и тем значительно его обесценивший.

Примером тому является история развития рояля. После того как простое пианино зазвучало подобно целому оркестру, музыка приблизилась к народу. Затем появились проигрыватели, радио, телевидение, магнитофоны, CD-плееры: мелодии стали сопровождать человека повсюду. К сожалению, музыка спустилась с концертных высот до туалетных комнат, но, к счастью, это повлекло за собой моду на индивидуальность, что с особой силой проявилось в культуре. Вопреки распространенному мнению, люди Запада читают не только газеты, но и книги. Жители Австрии в равной мере пользуются книжными магазинами и библиотеками, что особенно радует в теперешних условиях, когда электронный текст активно вытесняет живое или написанное слово, когда огромное значение придается технике и есть люди, не представляющиеся себя вне интернета. В живописи роль просветителя отчасти берет на себя промышленность: произведения особо любимых здесь художников, в частности Климта, Ван Гога, Ренуара и Клода Моне, мелькают на постерах, тканях, открытках.

Все же данные социологических опросов – не самый убедительный показатель отношения австрийцев к искусству. Стоит только видеть лица горожан, толпами стекающихся на главную площадь Зальцбурга, чтобы посмотреть классический спектакль, послушать музыку в исполнении живого оркестра, увидеть актеров на сцене, а не на экране телевизора. Только здесь можно осознать, насколько ценится все прекрасное и возвышенное в Австрии, не случайно эта страна считается одной из самых красивых в мире.

Приложение.

Графы Тирольские

до 1055 – Альбрехт I Тироль

1055–1101 – Альбрехт II Тироль

1101–1165 – Альбрехт III Тироль

1165–1180 – Бертольд Тироль

1180–1202 – Генрих I Тироль

1202–1253 – Альбрехт IV Тироль

1253–1258 – Мейнхард I Гёрц-Тироль

1258–1295 – Мейнхард II Гёрц-Тироль

1295–1310 – Оттон I Гёрц-Тироль

1310–1335 – Генрих II Гёрц-Тироль, король Чехии

1335–1363 – Маргарита (Маульташ) Гёрц-Тироль

1335–1341 – Иоганн-Генрих Люксембург

1341–1361 – Людвиг Виттельсбах, герцог Верхней Баварии, маркграф Бранденбурга

1361–1363 – Мейнхард III Виттельсбах, герцог Верхней Баварии

1363–1365 – Рудольф IV Габсбург, герцог Австрии

1365–1379 – Альбрехт III Габсбург, герцог Австрии

1365–1386 – Леопольд III Габсбург, герцог Австрии

1386–1396 – Вильгельм Габсбург, герцог Австрии

1386–1406 – Леопольд IV Габсбург, герцог Австрии

1406–1439 – Фридрих IV Габсбург, герцог Австрии

1439–1490 – Сигизмунд Богатый Габсбург, герцог Австрии

1490–1519 – Максимилиан I Габсбург, император Священной Римской империи, король Германии, эрцгерцог Австрии, граф Бургундии и Артуа, герцог Гелдерна

1519–1521 – Карл V Габсбург, император Священной Римской империи, король Испании, Неаполя и Сицилии, герцог Бургундии, эрцгерцог Австрии

1521–1564 —Фердинанд I Габсбург, император Священной Римской империи, король Чехии и Венгрии, эрцгерцог Австрии 1564–1595 —Фердинанд II Габсбург, герцог Австрии 1595–1608 —Рудольф II Габсбург, император Священной Римской империи, король Чехии, король Венгрии, эрцгерцог Австрии

1595–1619 – Маттиас Габсбург, император Священной Римской империи, король Венгрии, эрцгерцог Австрии, король Чехии

1612–1618 – Максимилиан III Габсбург, эрцгерцог Австрии

1619–1632 – Леопольд V Габсбург, эрцгерцог Австрии

1646–1662 – Фердинанд-Карл Габсбург, эрцгерцог Австрии

Духовные князья Зальцбурга

Епископы

696–718 – святой Рупрехт

VIII век – Виталис

VIII век – Эркенфрид

VIII век – Ансологус

VIII век – Оттокар

VIII век – Флобригис

739–745 – Иоганн

747–770 – святой Виргилий

770–784 – Бертрик

Архиепископы (с 798 года)

785–821 —святой Арно

821–836 – Адальрам

836–859 – Леутпранд

859–873 – Адальвин

873 —Адальберт I

873–907 —Дитмар I

907–923 —Пилгрим I

923–935 —Адальберт II

935–939 —Эгилольф

X век —Герольд Шейерн

958–991 – Фридрих Химгау

991–1023 – Хартвиг Арибонен-Шпонгейм

1024–1025 – Гюнтер Мейсен

1025–1042 – Дитмар II

1041–1060 – Бальдвин

1060–1088 – Гебхард Хельфенштайн

1090–1101 – Тимо Мёдлинг

1106–1147 —Конрад I Абенсберг

1147–1164 – Эберхард I Гильпольштейн-Бибург

1164–1168 – Конрад Бабенберг

1168–1200 – Адальберт III Богемский (Олдржих Чешский)

1183–1200 – Конрад III Виттельсбах

1200–1246 – Эберхард II Трухзес, епископ Бриксена

1246–1247 – Бернхард I Зигенгейм

1247–1279 – Филипп Шпонгейм-Ортенбург (Каринтийский)

1256–1268 – Ульрих Секау

1265–1270 – Ладислав Лигниц (Силезский)

1270–1284 —Фридрих II Вальхен

1284–1290 —Рудольф Гогенек

1291–1312 – Конрад IV Фонсдорф-Брейтенфурт

1312–1315 – Вейхард Польгейм

1315–1338 – Фридрих III Лейбниц

1338–1343 – Генрих Пирнбрюннер

1343–1365 – Ортольф Вайсенегг

1365–1396 – Пилгрим II Пухгейм

1396–1403 – Грегор Шенк Остервиц

1403–1427 – Эберхард III Нойхаус

1427–1429 – Эберхард IV Штаремберг

1429–1441 —Иоганн II Рейхеншперг

1441–1452 – Фридрих Трухзес фон Эммерберг

1452–1461 – Сигизмунд фон Фолькерсдорф

1461–1466 – Бурхард Вайссбрих

1482–1487 – Бернхард II Кор

1482–1489 – Иоганн III Бехенсшлагер

1489–1494 – Фридрих IV Шауэнберг

1494–1495 – Зигмунд II Гольнек

1495–1519 – Леонхард Койтшах

1519–1540 —Маттеус Ланге Велленбург, кардинал

1540–1560 – Эрнст Виттельсбах, курфюрст Баварский

1554–1560 – Михаэль Куэнбург

1560–1586 – Иоганн-Якоб Кюн Белаци

1586–1587 – Георг Куэнбург

1587–1612 – Вольф-Дитрих Раттенау

1612–1619 – Марк-Ситтикус Гогенэмс

1619–1653 – Парис Лодрон

1654–1668 – Гвидобальд Тун, епископ Регенсбурга

1668–1687 – Максимилиан-Гандольф Куэнбург

1687–1709 – Иоганн Эрнст Тун

1709–1727 – Франц-Антон Гаррах

1727–1744 – Леопольд-Антон Фирмиан

1745–1747 – Якоб-Эрнст Лихтенштайн-Кастелькорно

1747–1753 – Андреас-Якоб Дитрихштайн

1753–1771 – Сигизмунд Шраттенбах

1772–1803 – Иероним Коллоредо

Иллюстрации с цветной вкладки