Предисловие

На протяжении трех лет, проведенных в Англии, меня неоднократно уговаривали написать историю жизни. Однако я всегда отказывался, поскольку не хотел, чтобы создалось ложное впечатление, будто я намерен оправдаться и представить вещи в лучшем свете. Кроме того, мне не хотелось выбрасывать на книжный рынок, который и без того был переполнен подобного рода литературой, еще один том воспоминаний. Следует отметить, что я никогда в жизни не вел дневник.

Только сейчас я дал согласие на то, чтобы многолетний начальник оперативного отдела моего штаба, впоследствии ставший начальником штаба, с которым нас связывали не только профессиональные, но и человеческие отношения, написал книгу обо мне. Я прочел его рукопись и полностью согласен со всем изложенным в ней. Оценить мои личные качества я, естественно, предоставил автору.

Мне бы хотелось отметить, что со мной вежливо обращались на протяжении всего времени, проведенного в заключении в Британии и Америке, и многие англичане, американцы и ряд представителей других государств проявляли ко мне уважение, за что я им благодарен.

Будущее настоятельно требует, чтобы все народы выработали общий курс, и да поможет им в этом Бог!

Мы все совершили ошибки, о которых нам хотелось бы забыть. По этой причине данная книга (по моему глубокому убеждению, которое разделяет ее автор) не содержит никаких упреков в адрес какого-либо народа или отдельных личностей. Мы должны были на опыте убедиться, что судьба могущественнее человека.

Введение

Я был очень рад, узнав, что фельдмаршал фон Рундштедт дал мне разрешение написать книгу, в которой я мог бы выразить свое мнение о нем как о человеке и солдате и рассказать о свершениях одного из величайших немецких генералов. В радости и в горе, в хорошие и тяжелые времена мы, верные истинному воинскому духу, были преданы друг другу. Впервые я познакомился с фельдмаршалом в 1926 году, когда он командовал 18-м пехотным полком, располагавшимся в Падерборне. Лучше узнать фельдмаршала мне удалось в период с 1932-го по 1933 год, когда я служил в его штабе в Берлине. Но основные впечатления об этом человеке относятся к периоду Второй мировой войны и нахождения в плену.

С начала войны по октябрь 1940 года я был начальником оперативного отдела штаба фельдмаршала в Польской и Западной кампаниях. В конце сентября 1942 года я стал начальником штаба фельдмаршала и оставался на этой должности до начала сентября 1944 года. Наконец, я служил под его началом на Западном фронте и разделил его участь, находясь в заключении в Англии. В быту фельдмаршал старался ничем не отличаться от нас и никогда не претендовал на собственную исключительность. Он был и остается великим человеком.

В этих биографических заметках делается акцент на человеческие качества фельдмаршала и на то, какую роль он сыграл в кампаниях Второй мировой войны.

Фельдмаршал фон Рундштедт хранит о прошлом только хорошие впечатления и никогда не вспоминает о допущенных в отношении него несправедливостях. Он никого не обвиняет и смотрит в будущее без оглядки на прошлое. Именно поэтому его активное желание, поддержанное автором, заключается в том, чтобы эта книга указала народам путь к примирению.

Глава 1

История семьи. Молодые годы

Материалы для этой главы предоставил семидесятилетний Удо фон Рундштедт, брат фельдмаршала Рундштедта, который на момент написания книги уже много лет, выйдя в отставку, проживал в Германии. После Второй мировой войны он написал краткую биографию фельдмаршала в соавторстве с единственным сыном Рундштедта, архивариусом и историком, умершим в 1948 году. Фельдмаршал почти никогда не рассказывал историю своей семьи даже нам, самому ближайшему окружению. Не в его характере было вести подобные разговоры, но, если такое и случалось, он говорил с большой долей иронии.

Невозможно в одной книге рассказать об истории семьи, насчитывающей порядка 850 лет. Сегодня сложно установить, где жили родоначальники семейства Рундштедтов, кем они были и что с ними стало. Первое документальное свидетельство о Рундштедтах относится к 1109 году. В нем идет речь о Беренгазе, соратнике епископа Хальберштадтского. Епархия находилась к западу от Эльбы, на северо-восточном склоне горного массива Гарц, то есть на территории древнего немецкого королевства. В 1331 году в результате политики германизации одна из ветвей семьи приобрела недалеко от Стендаля, к западу от Эльбы, земельное владение, принадлежавшее Рундштедтам до 1945 года. Развалины древнего замка в Рундштедте расположены недалеко от Хельмштедта. На протяжении столетий мужчины этой семьи в основном были солдатами. Я хочу особо подчеркнуть этот момент.

В Средние века и в начале Нового времени Европа, в значительной степени проникнутая западной идеологией и духовностью, проявляла, несмотря на все политические ограничения, заслуживающий внимания интерес к панъевропейской тенденции. Позже, по мере возникновения национальных государств, это наследие Священной Римской империи было утеряно. Семья Рундштедт не являла собой исключения и разделила судьбу многих старых германских фамилий.

Начиная с панъевропейской эпохи императора Карла V мы находим Рундштедтов в армиях и на дипломатической службе германского государства того периода и на службе в армиях почти всех западноевропейских стран. Некий фельдмаршал Ганс фон Рундштедт, находившийся на службе у Вильгельма Оранского, сражался на нидерландской стороне против испанцев. На стыке XVII и XVIII веков возникла прусская армия, и большинство членов этой фамилии стали, естественно, служить в ней. Однако в 1746 году мы находим некоего полковника Иоахима фон Рундштедта, уехавшего в Шотландию, где сторонники Стюартов сражались с английскими правительственными войсками. За исключением германской войны за независимость 1813–1815 годов, Рундштедты принимали участие во всех войнах, в которых участвовали прусские армии.

На рубеже столетий семья являла собой уникальное явление. В годы войны за независимость в семье не оставалось ни одного взрослого мужчины. Таким образом, проследив историю рода с 1109 года, мы узнали, что практически все мужчины из этой семьи были солдатами, зачастую служившими в различных армиях западноевропейских стран. Позже мы узнаем, как фельдмаршал поддерживал эту семейную традицию.

Окружающая среда с детства делает из мальчика мужчину. Герд фон Рундштедт родился 12 декабря 1875 года в Ашерслебене, расположенном на восточной окраине горного массива Гарц. В семье было четверо сыновей, и Герд был старшим из них. Его отец в то время служил в должности лейтенанта в прусском королевском гусарском полку. Мать (урожденная Фишер) была дочерью владельца поместья, расположенного в окрестностях Магдебурга. Она воспитывала детей с помощью английской няни, и благодаря этому обстоятельству фельдмаршал с детства владел английским языком. Семья Фишер происходила из гугенотов, которые бежали в Германию из Франции, спасаясь от преследований по религиозным убеждениям.

Как это часто случается, сын унаследовал большую часть способностей и характерных черт от матери, в том числе и явную примесь гугенотской крови.

Вот что писал о нем брат:

«Интеллект и склонность к военному делу он унаследовал соответственно от матери и отца. Как обычно бывает с первенцем, родители способствовали развитию всех видимых талантов. Таким образом, мой брат Герд достиг мастерства в рисовании и музыке. Актерское дарование выражалось в его умении подражать голосам других людей».

Способность к подражательству сохранилась в нем на всю жизнь. Когда обычно молчаливый Рундштедт, пребывая в особенно хорошем настроении, в кругу близких ему людей демонстрировал свой дар, он подражал не только различным немецким диалектам, но и речи и манерам людей других национальностей, причем так похоже, что и немцы, и иностранцы заходились от хохота. Сам Рундштедт редко смеялся, но его речь отличалась живостью и остроумием. Как говорит его брат, еще будучи кадетом, он, случалось, передразнивал старших по званию. Эта его способность не обходила вниманием и Гинденбурга с Гитлером.

Когда отец фельдмаршала был переведен в 13-й гусарский полк в Майнц, Герд фон Рундштедт пошел сначала в подготовительную военную школу, а затем в военное училище.

Продолжает вспоминать брат:

«В военном плавательном бассейне на Рейне рядом с Майнцем тогдашний наследный принц Фридрих (вскоре ставший императором Фридрихом, зять королевы Виктории) во время проведения инспекции затеял с нами, детьми, которые не задумывались о том, кем был их старший товарищ, шумную игру. В то время единственный понтонный мост был чаще всего поднят из-за необходимости пропускать по Рейну суда и паромы. Это обстоятельство пробудило у двух старших ребят фантазию: они представили, как «фельдмаршал» Герд идет по мосту во главе воображаемой «армии», а к нему с севера подходит «адмирал» Удо со своим «флотом», на берегу же, как попрошайка с протянутой рукой, стоит третий брат, Эберхард…

Некий мистер Харрингтон купил рядом с Майнцем поместье. Его сын Дуглас стал одноклассником и другом Герда; они могли говорить по-английски. Как-то Дуглас захотел свести счеты с одноклассником, которого ненавидел, и решил выстрелить из маленького игрушечного пистолета во время празднования дня рождения своего врага. Дуглас пригласил Герда и Удо принять участие в его затее. День рождения должен был праздноваться на открытом воздухе, но внезапно налетевший ветер заставил всех спрятаться в доме. План нападения оказался сорван! Но ребятам хотелось использовать имевшийся у них «заряд», и они решили взорвать небольшой мост через приток Рейна. Этот дьявольский план тоже потерпел крах, поскольку лодка, в которой находились потенциальные террористы, дала течь и затонула».

Эти воспоминания свидетельствуют о беззаботном детстве фельдмаршала, во время которого мысль стать солдатом, согласно древней традиции, была у него уже на первом месте.

Из Майнца отец фельдмаршала был переведен во Франкфурт-на-Майне в качестве адъютанта 22-го пехотного полка, штаб которого в то время, в 1886 году, находился в этом гарнизонном городе. В 1888 году Герд фон Рундштедт и его брат поступили в начальную школу для кадетов в Ораниенштайне. Для мальчика, которому не было еще тринадцати лет, наступили годы тяжелой, напряженной учебы в кадетском корпусе старого прусского образца. Поначалу молодой Рундштедт, очутившись в новой, непривычной для себя среде, сильно тосковал по дому. В то время в этой военной школе, отличавшейся спартанскими нравами, не принято было даже братьям обращаться друг к другу по именам, но братья Рундштедт не подчинялись этому правилу и продолжали называть друг друга по имени.

В 1889 году в кадетской школе поставили пьесу Клейста^[1] «Die Hermannsschlacht» («Битва Германна»). Герд играл роль римского фельдмаршала Вара^[2].

В поединке с немецким принцем Вар (в исполнении Герда) чуть не встретил свой конец. Юный актер, исполнявший роль немецкого принца, которому отец дал меч японского самурая, пробив бумажный шлем, серьезно ранил Герда в голову.

В 1890 году Герд фон Рундштедт был переведен в кадетскую школу в Лихтерфельд. Здесь кадеты участвовали в гвардейских парадах и, когда кайзер призвал к оружию, приняли участие в маневрах. В 1891 году умер фельдмаршал граф фон Мольтке, и кадеты выстроились вдоль пути следования похоронной процессии; а годом ранее, 1890 году, по случаю девяностолетия фон Мольтке, во время парада перед зданием Генерального штаба кадеты взяли на караул перед фельдмаршалом.

Из воспоминаний брата Рундштедта о периоде учебы в кадетском корпусе:

«Преподавателям трудно было уследить за тысячей кадетов. Герд был не последним среди озорников, любивших откалывать разные шутки. Как-то, когда один из преподавателей, загородивший вход, обратился к нему фамильярно на «ты», Герд спросил его: «Так вы входите или выходите?» В отместку этот преподаватель, доктор Рейх, написал в классном журнале: «Рундштедт – lebhaft»^[3].

Когда журнал был представлен начальнику кадетского училища, тот счел поведение Рундштедта похвальным, и Герд получил увольнительную в Берлин! Увольнительная начиналась после воскресной утренней службы в церкви, но Герду удалось отбыть раньше на том основании, что ему необходимо поехать кататься верхом с бабушкой, хотя на самом деле его бабушка в то время лежала в больнице.

В 1892 году Рундштедт сдал лейтенантские экзамены. В то время офицеры, окончившие кадетскую школу, могли выбирать тот род войск, в котором хотели бы служить. Рундштедт хотел пойти в кавалерию. Его отец был гусаром, и Рундштедт, обладавший живым, изобретательным умом, лучше всего подходил к кавалерии. Но офицерская семья, в которой было четыре сына, испытывала недостаток средств, и по этой причине Герду пришлось остановиться на полевой (легкой) артиллерии. Однако на тот момент было много желающих пойти в этот род войск, и его желание осталось неосуществленным.

В 16 лет лейтенант фон Рундштедт был зачислен в 83-й прусский королевский пехотный полк, базировавшийся в Касселе, где, в соответствии с немецкой традицией, чтобы узнать жизнь простых солдат, которые будут служить под его началом, он в течение шести месяцев находился на тех же условиях, что и сержанты с солдатами. В 1892 году Рундштедт поступил в военную академию в Ганновере и, сдав офицерский экзамен, в июне 1893 года получил чин лейтенанта.

Коротко остановимся на периоде с 1893-го по 1914 год. Гарнизон в Касселе, в то время очень значительный, предоставлял блестящие возможности ознакомиться с жестким, раз и навсегда устоявшимся устройством армии. Через несколько лет лейтенант Рундштедт был переведен в 83-й пехотный полк, размещенный в Арользене. Этот небольшой городок был «столицей» княжества Вальдек, идиллической «резиденцией», настоящим миниатюрным монаршим двором. Поскольку этим маленьким государством управляла Пруссия, у молодого принца было не слишком много забот. Он являлся частым гостем офицерского корпуса и установил особенно хорошие отношения с энергичным лейтенантом фон Рундштедтом. Насколько патриархальной была жизнь в подобных маленьких городках, указывает тот факт, что в плохую погоду (в то время в Арользене не было автомобилей) бюргеры переносили лейтенантов на спинах, чтобы они не запачкали свои лакированные ботинки перед придворными балами. Однажды Рундштедт умудрился упасть со спины бюргера, и в княжеском замке его «вычистили и освежили» с помощью ведра шампанского и полотенец! На одном из балов лейтенант фон Рундштедт познакомился с молодой принцессой Вильгельминой, будущей королевой Нидерландов; молодой лейтенант не скрывал восхищения принцессой.

В 1902 году по возвращении в Кассель Рундштедт женился на Луизе фон Гец, дочери отставного майора. В 1903 году у них родился сын, который, вопреки семейной традиции, стал не офицером, а историком. После обучения в различных университетах и сдачи государственных экзаменов он получил докторскую степень и вплоть до Второй мировой войны работал архивариусом. С 1943 года он находился рядом с отцом, исключая тюремное заключение в Англии, и умер в Ганновере в 1948 году. Благодаря разрешению британских властей, при поддержке фельдмаршала Монтгомери, Рундштедту в 1947 году было позволено слетать на Рождество в Германию, чтобы повидаться с сыном, как раз незадолго до его смерти.

В 1903 году в должности адъютанта 83-го пехотного полка Рундштедт сдал экзамены за три курса военной академии в Берлине. Его любимым предметом в военной академии была тактика. По окончании академии Рундштедт получил назначение в Генеральный штаб и после полуторагодичного испытательного срока был утвержден в чине капитана. Затем, согласно традиции Генерального штаба, он вернулся в армию в качестве командира 171-го пехотного полка, базировавшегося в Кольмаре.

По 1914 год его служба в германской армии шла по накатанным рельсам.

Глава 2

Конец старой армии

Первая мировая война 1914–1918 годов, несомненно, представляет большой интерес для историков и профессиональных военных, но вряд ли интересует рядового читателя. По этой причине в данной главе будут представлены только основные вехи карьерного пути Рундштедта.

В 1914 году Рундштедт в чине капитана служил в штабе 22-й резервной дивизии на Западном фронте. Эта дивизия сыграла важную роль в битве на Марне, сорвав попытку французов обойти немцев с правого фланга из Парижа, и оказалась дивизией, которая в сентябре 1914 года ближе всех подошла к французской столице, на расстояние видимости Эйфелевой башни. В те дни, наполненные напряженной деятельностью, Рундштедт неизменно оставался источником вдохновения для дивизии, и все очевидцы тех событий в один голос свидетельствуют о спокойном, продуманном руководстве этого штабного офицера, который доказал свою незаменимость после того, как был серьезно ранен командир дивизии.

Когда на Западе началась позиционная война, Рундштедт получил назначение в Антверпен, в генерал-губернаторство. В апреле 1915 года он был снова направлен в качестве офицера Генерального штаба в дивизию, которая принимала участие в наступлении на Нареве на Восточном фронте. По окончании наступления Рундштедт был откомандирован в Варшаву, где генерал-губернатором служил генерал фон Беселер. В 1916 году Рундштедт оставил свой пост на Восточном фронте и прибыл в Венгрию в качестве начальника штаба XLIII армейского корпуса. В то время командир этого корпуса не пользовался популярностью. Когда Рундштедт по прибытии пришел представиться в штаб, со стороны офицерского состава ему был оказан довольно холодный прием. Но как-то вечером один лейтенант сказал Рундштедту:

– А вы, майор, оказывается, отличный человек!

– А почему вас это удивляет? – спросил Рундштедт.

– Ну, генерал так много о вас говорил, и мы боялись, что раз генерал так вас хвалит, то вы окажетесь таким же малоприятным человеком, как он!

Назначение дало возможность Рундштедту основательно разобраться в устройстве старой австро-венгерской армии, именно здесь окреп его талант благожелательно и тактично руководить войсками. Я буду часто обращаться к этому таланту фельдмаршала, когда перейду к описанию Второй мировой войны. Осенью 1917 года Рундштедт был назначен начальником штаба XLIII армейского корпуса, дислоцировавшегося в северной части Восточного фронта. К тому времени XLIII корпусу уже удалось продвинуться до озера Пейпси^[4].

На последней стадии войны штабной майор Рундштедт являлся начальником Генерального штаба XV армейского корпуса на Западном фронте и оставался на этой должности до конца войны.

Рундштедт придерживался особого мнения относительно роли Германии в Первой мировой войне. К примеру, он считал, что Германия проиграла битву при Марне из-за изменений (в части сосредоточения основной массы войск на правом крыле), внесенных в оригинальный план Шлифена^[5].

Кроме того, по мнению Рундштедта, Генеральный штаб армии, оставаясь далеко в тылу, фактически не оказывал необходимого руководства, а правофланговая армия (1-я армия генерала фон Клюка) в силу ошибочного руководства отклонилась от первоначального направления наступления, создав тем самым безвыходную ситуацию.

Версальский мирный договор, подписанный в 1919 году, положил конец традиции старой прусско-германской армии, строившейся на всеобщей воинской повинности и связанной клятвой верности отечеству и монархии. Это была «королевская», а впоследствии «имперская» армия с естественной преданностью офицеров своему монарху. С 1871-го по 1914 год Германия жила в мире со своей армией. Сорок три года! Вполне понятно, что за эти годы офицерский корпус превратился в крепко спаянный единый организм. Единомыслие офицерского корпуса имело свои как положительные, так и отрицательные стороны. Эта традиция уходила своими корнями в далекое прошлое, когда Пруссия, Бавария, Вюртемберг, Саксония, Баден и Гессен – все эти германские государства были монархическими, и их армии были воспитаны в традициях, основанных на истории конкретного государства, и с учетом особенностей их развития.

Что касается исторического и политического развития Германии, то постепенно возрастало влияние Пруссии. До 1914 года армия сохраняла дух и отличительные особенности различных германских контингентов, заложенные после 1871 года. Германская армия в период с 1871-го по 1914 год была зеркальным отображением бисмарковской имперской структуры Германии. Государство и его армия, придерживавшиеся идеи федерализма, фактически являлись конфедерацией. Разные земли, в частности Бавария, обладали множеством прав и имели независимые органы управления. Мало того, при мобилизации баварская армия подчинялась непосредственно Верховному командованию кайзера и являлась самостоятельной ячейкой в общей структуре объединенных армий. Но, несмотря на различие традиций своих частей, армия была монархической и задачи отдельных офицерских корпусов подчинялись в принципе одной цели.

Традиции армии старой Германии (до 1870 года) корнями уходят в XVII столетие, когда образцом для других государств являлась французская модель армии. Французская армия при Людовике XIV тоже служила примером для германских государств. Немцы многое почерпнули от Франции. И это важно подчеркнуть, поскольку Рундштедт был выходцем из военной семьи, проникнутой идеями монархизма. Вполне естественно, что он инстинктивно должен был противиться такому течению, как национал-социализм.

В 1919 году Версальский мирный договор положил конец старому германскому рейху. Короли должны были отречься от престола, троны были уничтожены, и в Германии утвердилась республиканская форма правления. Эти изменения, по вполне понятной причине, затронули армию. В то время многие офицеры ушли в отставку. Версаль ознаменовал собой начало новой эпохи, когда возникла не только новая немецкая республика, но и рейхсвер.

Шестидесятивосьмимиллионной нации, живущей в самом сердце европейского континента, было разрешено иметь «армию», состоящую примерно из 4 тысяч офицеров и 96 тысяч унтер-офицеров и солдат. Разумеется, обидно, что Германии запрещалось использовать все виды современного оружия, включая тяжелую артиллерию. Однако неизмеримо более скверно было то, что Германия должна была резко сократить численность массовой армии. Государство лишилось той основы, на которой в течение сотен лет базировалась немецкая армия, – всеобщей воинской повинности. Версальский договор предписывал создание профессиональной армии, в которой устанавливался двадцатипятилетний срок службы офицерского состава и двадцатилетний срок службы унтер-офицеров и солдат. Немцам была незнакома эта система, и потребовалось несколько лет, чтобы небольшая по численности армия смогла добиться признания. Крайне правые круги утверждали, что армия стала «красной», в то время как крайне левые доказывали, что она является инструментом «реакции».

Понятно, что в начальный период существования рейхсвер испытывал определенные сложности. В первые тяжелые послевоенные годы заслуга в сглаживании ситуации принадлежит генералу Рейнхарду из Вюртемберга. Но еще большей похвалы заслуживает генерал-полковник фон Сект, который постепенно смог отладить и усилить военный механизм новой республики. Колоссальная внутренняя напряженность, возникшая после 1919 года, разногласия между партиями и противоречивые точки зрения на армию вынудили Секта по мере возможности удерживать офицерский корпус и армию от вмешательства в вопросы, касающиеся внутренней политики.

Аполитичность всегда была специфической особенностью германского офицерского корпуса. Поколениям офицеров с первых дней внушалась мысль о необходимости держаться как можно дальше от политики. Старая армия частенько обвинялась в аполитичности, и декларировалось, что офицеры, являясь гражданами, наставниками и руководителями солдат, должны принимать участие в политической жизни своей страны; офицерский корпус должен мыслить в соответствии с генеральной линией правительства, поскольку является его орудием. Такое положение дел представляло угрозу для армии. Раздираемая политическими противоречиями, она могла превратиться в неэффективный инструмент. Рундштедт, воспитанный в традициях старой армии, естественно, испытывал отвращение ко всему, связанному с «политикой».

Сект стремился возродить принципы, на которых строилась старая германская армия, и делал все возможное, чтобы превратить рейхсвер в «надпартийный» инструмент. Однако в республике, по мнению Секта, следовало создать некую структуру, связанную с решением политических вопросов, которая бы стала связующим звеном между армией и правительством рейха, а также с парламентом. В результате несколько офицеров из министерства рейхсвера занялись политикой. Но это была лишь небольшая группа людей. В период существования республики, с 1919-го по 1933 год, армия и офицерский корпус в основном по-прежнему оставались в стороне от решения политических вопросов.

Республика от этого ничего не потеряла. У нее оставался инструмент, на который она могла рассчитывать, и зачастую рейхсвер был единственной опорой правительства. Монархически настроенный офицерский корпус остался предан государству и не раз доказал свою преданность при возникновении внутренних проблем. Рундштедт никогда не занимал посты, на которых ему пришлось бы заниматься решением политических проблем. С 1919-го по 1933 год он назначался исключительно на военные должности в Генеральном штабе или в армии.

Для читателя этой книги не представляет никакого интереса перечисление тех мест, где в тот период служил Рундштедт. Я не собираюсь заниматься простым фиксированием дат, а хочу дать представление о характере Рундштедта и образе его мыслей. Вполне достаточно знать, что в период с 1919-го по 1933 год Рундштедт исполнял обязанности в Генеральном штабе существовавшего в то время рейхсвера, был начальником штаба 3-й кавалерийской дивизии, II военного округа (2-я пехотная дивизия) и II армейского корпуса. Его активно использовали и в качестве командующего воинскими подразделениями. Он командовал 18-м пехотным полком, затем III военным округом (3-я пехотная дивизия) в столице рейха, Берлине, а позже (уже при Гитлере) 1-й армейской группой в Берлине, которая состояла из 4-й пехотной и 2-й кавалерийской дивизий.

В 1932 году правительство (при фон Папене и генерале фон Шлейхере) объявило чрезвычайное положение, и Рундштедт, в связи с занимаемым им на тот момент положением, против воли был вынужден на несколько дней окунуться в политическую проблематику. Он оказался на высоте положения и справился с незнакомой ситуацией с присущими ему тактом и компетентностью. Период с 1919-го по 1933 год совпал с выходом на арену нового движения, гитлеровского национал-социализма. Особого внимания заслуживает тот факт, что Рундштедт не просто смирился со службой в совершенно иначе структурированном рейхсвере. Ему даже пришлась по вкусу эта армия, ограниченная в средствах и численности. Да, армия была значительно сокращена, но теперь это была профессиональная армия с длительным сроком службы. Вскоре удалось добиться внутренней сплоченности армии. Небольшой офицерский корпус, после 1918 года тщательно отобранный из лучших представителей офицерства, отличался полным взаимопониманием. Радовала атмосфера, царившая в хорошо обученных, современных войсках. Все это соответствовало внутреннему состоянию Рундштедта, который всегда оставался только солдатом, далеким от решения политических вопросов.

Глава 3

Новая армия. 1933–1939 годы

Прежде чем говорить о возникновении новой армии, необходимо рассмотреть некоторые проблемы, связанные с подъемом национал-социалистического движения и приходом к власти Гитлера.

Гитлер был австрийским католиком, ничего собой не представлявшим, маленьким человеком, который в 1912 году впервые приехал из Мюнхена в Вену, чтобы заработать средства к существованию. Его приезд прошел незамеченным. Когда в 1914 году вспыхнула Первая мировая война, австриец Гитлер записался в качестве добровольца не в старую королевскую австро-венгерскую армию, а в королевскую баварскую армию. Он был зачислен в 16-й резервный пехотный полк и прошел войну в качестве пехотинца. Согласно сведениям, полученным от его бывших сослуживцев, он был храбрым солдатом, отличался интересом к воинской службе, хотя скорее обладал художественными способностями.

Тем не менее удивительно, но за четыре военных года он не смог, несмотря на личную храбрость, получить звание сержанта. Позже, во время службы в штабе 16-го резервного полка, его повысили до младшего капрала, но он так никогда и не получил звание капрала. Однако Гитлер был награжден Железным крестом 1-го и 2-го класса. Интересный, но малоизвестный факт. Сослуживцы, жившие с ним в землянке, рассказывали, как Гитлер любил «порассуждать о политике». Все они были настоящими баварцами и часто потешались над ним, поскольку абсолютно не воспринимали его непонятные идеи, не вызывавшие у них никакого интереса. Вероятно, именно это послужило причиной того, что командир полка, безусловно признавая личную храбрость Гитлера, не выдвигал его на присвоение звания.

В конце войны Гитлер серьезно пострадал в результате газовой атаки. Ему удалось поправить здоровье в госпитале только после войны.

В 1918–1919 годах мы опять услышали о нем, но уже как об уволившемся из армии солдате, не имевшем определенных занятий и проживавшем в Мюнхене, где в то время Курт Эйснер^[6] какое-то время возглавлял республиканское правительство Баварии.

С этого момента Гитлер неистово бросился в политику и яростно обрушился на коммунизм и большевизм. Я не берусь в этой книге рассказать о становлении и развитии национал-социализма, но считаю необходимым вкратце обрисовать атмосферу в Германии тех лет, в которой приходилось жить и бороться Рундштедту и людям, подобным ему.

Гитлеру удалось создать в Мюнхене небольшую политическую партию, которая поставила перед собой задачу объединения «национализма» и «социализма», видоизменения прежних классовых различий и, в первую очередь, завоевания власти в государстве рабочими. Создавшееся в стране положение способствовало решению подобных задач. Люди, ничего не смыслящие в политике, проигравшие войну, охотно верили в сказку.

Сформированная веками монархическая система вмиг превратилась в непонятную массам демократическую республику. Раскол в многочисленных партиях, борьба всех против всех, стремление к децентрализации – все это несло угрозу внутреннего распада рейха. К этому следует добавить растущий промышленный кризис, инфляцию и финансовый крах в период с 1919-го по 1923 год. По всей Германии вспыхивали восстания, провоцируемые радикальными элементами, под неумолчный треск пулеметных очередей.

И наконец, нельзя забывать, что в 1919 году Версальский договор обманул надежды народа Германии. Знаменитые «четырнадцать пунктов» американского президента Вильсона^[7], сулившие надежду на получение ряда свобод при выполнении определенных условий, не удалось реализовать.

Правительство Германии, не сомневаясь в искренности намерения США, неожиданно узнало, что Вильсону не удалось осуществить свои намерения. Это вызвало возмущенный резонанс во многих кругах, и даже такой стойкий человек, как президент рейха Эберт, впал в уныние.

Таким образом, новой республике было довольно трудно полностью адаптироваться в существующих условиях. Эти обстоятельства объясняют, почему в то время радикализм привлек к себе немецких коммунистов и тех, кто все еще поддерживал идеи возрождения Германии. Новые социальные идеи Гитлера находили все новых и новых сторонников. Его партия росла год от года. Несмотря на ряд неудач на второстепенных выборах, его движение день ото дня набирало силу.

Сначала национал-социализм победил в Мюнхене и южной Баварии, а вскоре, распространившись на север, завоевал Нюрнберг и северную Баварию. Перебравшись через горы, национал-социализм получил поддержку в Тюрингии, а затем медленно и с большим трудом одержал победу над западной, северной и восточной Германией.

Северная Германия, отличавшаяся особым здравомыслием и реалистическим взглядом на жизнь, долгое время с недоверием относилась к новому движению. Однако Гитлер инстинктивно понимал, что для завоевания Германии ему необходимо одержать победу над Пруссией. По его мнению, Берлин был головой, а Мюнхен сердцем Германии. До 1933 года он с огромным упорством, а зачастую с помощью силы набирал все большее число сторонников, и что самое важное, из числа рабочих. Не стоит забывать, с каким энтузиазмом массы приветствовали в те годы Гитлера. Не появилось бы никакого национал-социализма, если бы Германия сохранила монархию и разумные свободы. Родись Гитлер тридцатью годами раньше или позже, о нем никто бы никогда не узнал.

Попробуем подойти к рассмотрению всей проблемы с объективной точки зрения. Не обсуждая отрицательные и неосуществимые аспекты этой системы, будет ошибкой не признать ее определенные преимущества. Большая часть рабочих, крестьян, ученых и людей свободных профессий слепо верили Гитлеру, и следует признать, что он многого добился в такой жизненно важной сфере, как социальная. Так что не все в этой системе было плохо. Не было ничего странного в том, что, когда в 1933 году президент рейха Гинденбург поддержал Гитлера, массы пришли в восторг, искренне считая, что это было наилучшим решением.

С другой стороны, если Веймарская республика видела в национал-социализме опасность, принять конституционные меры требовалось в надлежащее время. Подобная возможность предоставлялась 48-й статьей конституции рейха. Под рукой были армия, полностью заслуживающая доверия, и надежная полиция, но в то время считалось, что демократия должна дать свободу всем партиям, поэтому национал-социалистическое движение не встретило никакого сопротивления на пути развития. В 1933 году время было упущено; большинство людей восприняло идеи Гитлера.

На этом этапе правительство уже не могло привлечь армию и полицию, не спровоцировав всеобщего народного восстания. Не было предпринято никаких попыток сохранить республику, и это как нельзя лучше характеризует царившую в Германии в то время атмосферу. Люди не осознали истинного смысла демократии. Было бы утопией полагать, что небольшая армия могла помешать движению, охватившему всю страну. Если бы армия, находившаяся на службе у политиков, попыталась вмешаться в ситуацию, это вызвало бы противодействие со стороны народных масс и генералы, выступившие против «воли народа», были бы названы реакционерами.

Если правительство не вмешивалось, если не использовало полицию, то армия, конечно, не могла исполнять роль няньки при таком правительстве. «Мятеж генералов» соответствовал духу времени. В период с 1930-го по 1932 год было несколько предупреждающих сигналов, но правительство не посчитало нужным обратить на них внимание. Таким образом, после жестокой политической борьбы Гитлер пришел к власти. Для человека, который начал с нуля в 1919 году, это действительно была серьезная победа.

В 1932 году бывший пехотный генерал фон Рундштедт был назначен командующим первой группой в Берлине. Его группа состояла из 1, 2, 3 и 4-й пехотных дивизий и 1-й и 2-й кавалерийских дивизий. Рундштедт оставался на этой высокой должности до 1939 года, более шести лет, хотя до сих пор существовало правило занимать подобную должность только два года. Это показывает, насколько высоко оценивало Рундштедта вышестоящее начальство. Но положение обязывало. Берлин был столицей рейха. Здесь собирались все ведущие политики, ученые, специалисты в области промышленности и знаменитости из мира искусства. В Берлине находились резиденции всех иностранных послов.

В то время главнокомандующим армией был генерал-полковник барон фон Фрич, выдающийся полководец. Он не был женат. Начальником Генерального штаба был, можно без преувеличения сказать, талантливый генерал Бек. После потери жены он замкнулся и целиком ушел в работу, мало внимания обращая на то, что творится в военных кругах. В связи с этим Рундштедту на протяжении шести лет приходилось давать в своем доме приемы, на которых он общался с иностранными дипломатами, послами, представителями военных миссий, и, естественно, он стал довольно известной личностью.

В период с 1932-го по 1938 год Рундштедт неоднократно, с завидным упорством обращался с просьбой о выходе в отставку, но каждый раз его просьба отклонялась. Лишь в конце 1938 года просьба была удовлетворена. После выхода в отставку Рундштедт уехал в Кассель, где надеялся провести остаток жизни. Но судьба распорядилась иначе!

Мне кажется, что сейчас было бы уместно рассказать о военной ситуации, сложившейся в период с 1933-го по 1938 год. Это были годы формирования армии. Рундштедт, опытный и здравомыслящий военный, был среди тех генералов, которые предостерегали против необоснованных надежд создания полноценной армии за несколько лет. За четыре года можно, конечно, собрать шестисоттысячную армию вместо стотысячной, но это будет не более чем пустая видимость. За несколько лет нельзя получить сплоченный, действенный офицерский корпус и работающую как хорошо отлаженный механизм армию. Однако долг каждого офицера – несмотря на все сомнения, изо всех сил стремиться создать дееспособную армию.

Рейхсвер был той основой, на которой формировалась новая армия. Постепенно вместо четырех пехотных и двух кавалерийских дивизий под началом командующего первой группой Рундштедта оказались несколько армейских корпусов, и, соответственно, стремительно расширились обязанности командующего. Помимо прочего, он принимал участие в штабных поездках, маневрах и тому подобных мероприятиях. Вот основные этапы этого периода.

1935 год. Введение всеобщей воинской повинности (один год).

1936 год. Увеличение численности вооруженных сил. Увеличение действительного срока службы с одного до двух лет.

1938 год. Включение Австрии в состав рейха. Марш в Судеты.

1939 год. Аннексия Богемии (Чехословакия) и присоединение Мемеля, потерянного в 1919 году.

Все предостережения со стороны высших военных чинов, и в особенности генерала Бека, в расчет не принимались. Гитлер был прав, а генералы, поскольку все сошло гладко, оказались не правы. Главнокомандующий армией, начальник Генерального штаба и высшее военное руководство попали в трудное положение. На них навесили ярлык «пессимисты». Атмосфера накалялась.

В новой армии было много офицеров, поддерживавших идеи Гитлера. Молодежь верила в него, и, естественно, в офицерском корпусе шла постоянная борьба между «стариками» и «молодыми», которая негативным образом отражалась на подготовке, дисциплине и традициях офицерского корпуса. Резкое увеличение численности офицерского корпуса происходило за счет офицеров, вышедших в отставку, и дополнительного резерва. Новая армия в значительной степени отличалась от армии 1935 года. В период с 1933-го по 1938 год ничто не указывало на вовлечение в настоящую войну. Все так называемые «вторжения» оказывались в основном бескровными. Со стороны населения они, как правило, встречались с огромным энтузиазмом. В народе эти вторжения получили название «цветочной войны», поскольку немецкие войска восторженно встречались цветами и музыкой. Исключение составила оккупация чешской территории в Богемии.

Гитлер был уверен, что все будет продолжаться в том же духе. Рундштедт принимал участие только в судетском походе осенью 1938 года, в котором его 2-я армия была брошена против основного чешского фронта, на хорошо укрепленные фортификации Троппау^[8] и Ягерндорф.

В конце 1933 года вышел в отставку генерал фон Гаммерштейн, возглавлявший Генеральный штаб армии. Рундштедт обратился к фон Гинденбургу с рапортом об отставке, но остался на службе по единственной причине: президент рейха Гинденбург попросил Рундштедта не оставлять его в этот трудный для страны момент. Кроме того, Рундштедт был в хороших отношениях с генералом фон Шлейхером. Когда Шлейхер занял пост рейхсканцлера, он объяснил Рундштедту, что тот просто не имеет права уходить в отставку; стране нужны толковые люди.

Путч Рема в 1934 году был не чем иным, как выплеском огня внутрипартийной борьбы. Рем стремился подчинить себе генералитет, превратить штурмовые отряды в костяк создававшейся массовой армии. Он находился в острой оппозиции к наиболее консервативно настроенной части армии, в особенности к ее высшему руководству, среди которого был Рундштедт.

Рему не давала покоя эта независимая армия с ее революционными идеями. Численность СА, соперника армии, росла. Участились скандалы между солдатами армии и СА; армия считала, что партийные «солдатики» унижают ее достоинство. Армия полагала, что является единственным инструментом политиков и традиционным защитником нации.

Гитлер пытался ослабить возникшую напряженность, но ему это не удалось. Когда он решил покончить с устремлениями Рема прийти к власти силой, симпатии армии оказались на его стороне. Среди конфискованных документов СА были найдены списки высших армейских офицеров, которые подлежали ликвидации в случае успешности путча. Рем надеялся найти поддержку у молодых армейских офицеров, но, хотя и были исключения, большинство молодых офицеров поддерживало традиции армии.

1934 год явился для армии годом испытаний. Армия доказала, что, несмотря ни на что, войдя в новую эру, сохранила традиции, дисциплину, манеру поведения. Не следует забывать, что законным президентом рейха в то время был Гинденбург, достигший к тому периоду весьма преклонного возраста. До 1933 года немцы в соответствии с конституцией дважды переизбирали Гинденбурга; несмотря на его более чем преклонный возраст, он был символом нации. Неудивительно, что солдаты видели в нем не столько президента рейха, сколько старого маршала времен Первой мировой войны, перед которым они благоговели. После смерти Гинденбурга для многих исчез идеал, который олицетворял собой старый маршал. В будущем «верховным главнокомандующим объединенных сил вермахта» должен был стать Гитлер, и ему армия должна была принести присягу на верность.

Положение скептически, оппозиционно настроенных генералов в свете напряженных отношений вкупе с очевидными с внешней точки зрения успехами Гитлера становилось все более сложным. Казалось, что Гитлер всегда оказывается прав, а генералы и Генеральный штаб ошибаются. Кроме того, массы видели только сиюминутные успехи и не задумывались о том, каковы будут последствия. В период с 1935-го по 1939 год быстро менялась внутренняя структура армии, стремительный рост численности ослабил структуру войск, а резко увеличившийся офицерский корпус уже не являл собой единое целое.

Это был революционный период, наполненный внутренним накалом страстей во всех сферах: политической, международной, экономической, период, ясно показавший, что старая армия отмирает.

В 1938 году появился знаменитый меморандум начальника Генерального штаба генерала Бека. Главнокомандующий сухопутными войсками генерал-полковник фон Браухич и начальник Генерального штаба генерал-полковник Бек следовали курсу гитлеровской политики со все возрастающим беспокойством. Они всерьез опасались, что политика Гитлера приведет к войне с мощной коалицией. Но они были солдатами и не могли критиковать политический курс страны; как солдаты они были обязаны выполнять приказы. Однако Браухич и Бек считали необходимым и обязательным заставить Гитлера прислушаться к их мнению.

Вполне понятно, что они скептически относились к происходящим изменениям. За три года, с 1935-го по 1938-й, численность армии возросла в несколько раз. Ни одна армия не может с такой скоростью изменять внутреннюю структуру. К тому же армия только внешне выглядела хорошо оснащенной. На самом деле у нее не было абсолютно никаких резервов для настоящей войны. Все эти соображения привели к появлению летом 1938 года «Меморандума Бека». Генерал Бек, отличавшийся честностью и добросовестностью, зафиксировал свои наблюдения в докладе и представил его главнокомандующему сухопутными войсками. Главнокомандующий вызвал командующих армиями, среди которых был Рундштедт, и генерал Бек озвучил перед ними свои соображения.

Ни один из генералов не возражал, чтобы Браухич передал этот документ лично Гитлеру. Фюрер однозначно воспринял этот документ, посчитав его лишним доказательством пассивности и отстраненности генералов и Генерального штаба; начальника Генерального штаба генерала Бека он отправил в отставку. Совершенно очевидно, что подобное решение не способствовало установлению тесного взаимодействия между главой государства и высшими военными чинами. Еще до начала войны отношения между ними с каждым днем становились все прохладнее.

Не во всех ситуациях Гитлер занимал «лидирующее положение». Во многих случаях он медлил, прислушивался к советам дилетантов, часто менял свою точку зрения и только делал вид, что лучше всех разбирается в положении. Вполне возможно, что он подпал под влияние тех, кто считал необходимым бросить на армию тень подозрения.

Понятно, что в свете происходящих событий генерал Рундштедт, к тому времени командовавший первой армейской группой в Берлине на протяжении шести лет, после нескольких неудачных попыток уйти с поста командующего стал настаивать на своей просьбе. На этот раз его просьба была удовлетворена. Ему присвоили звание генерал-полковника и, оказав особую честь, назначили «начальником» 18-го пехотного полка, которым он командовал в 1925 году в чине полковника. Позже, во время войны, он не носил генеральскую или фельдмаршальскую форму, а предпочитал ходить в кителе полковника с отличительным знаком пехотного полка, но с маршальскими погонами. Зачастую молодые офицеры принимали его за полковника, не зная, что перед ними находится фельдмаршал. Рундштедт всегда добродушно относился к подобным промахам со стороны офицеров.

В его долгой военной карьере наступил короткий перерыв, когда, выйдя в отставку, он поселился в Касселе. В 1939 году Рундштедт был назначен командующим группой армий «Юг» в Польской кампании.

Глава 4

Вторая Мировая Война

Как я уже говорил, в 1938 году главнокомандующий сухопутными войсками фон Браухич и, в первую очередь, умный и дальновидный начальник Генерального штаба генерал Бек составили меморандум, руководствуясь при этом не только военными, но и политическими соображениями. Они были озабочены поспешным, непродуманным реформированием армии. Этот революционный шаг вступил в глубокое противоречие с четкой и методичной прежней системой. Армейское командование всерьез полагало, что мир не останется равнодушным к проводимой Германией политике, и это неизбежно приведет к развязыванию мировой войны.

В армии были генералы, которые считали политику Гитлера правильной, а молодые офицеры, с восторгом встретившие увеличение численности армии, нисколько не задумывались о возможности развязывания войны. Однако «старшее» поколение, в числе которого был скептически настроенный Рундштедт, думало иначе. «Старшему» поколению приходилось нелегко в этом динамичном, революционном государстве.

Гитлер и молодежь Германии считали, что «старики» только тормозят прогресс. Все они являются «реакционерами», упорно цепляющимися за старые традиции. Кроме того, судьба распорядилась так, что все предостережения генералитета и начальника Генерального штаба оказались абсолютно безосновательны.

Гитлеру сопутствовала удача. К примеру, оккупация Судетской области, не встретившая возражений со стороны Британии, Франции и Италии. Весной 1939 года началась Чешская кампания.

Встает вполне естественный вопрос: почему же армия просто не избавилась от Гитлера?

А как могла армия, связанная присягой, избавиться от человека, за которым в то время стояло 75 процентов населения и в распоряжении которого находились созданное им люфтваффе, войска СА и СС и полиция?

Как командование армии могло подстрекать к путчу, если глава государства добивался очевидных, практически бескровных побед?

Как могли солдаты избавляться от своего правителя, когда его действия откровенно одобряли политические круги различных государств?

В истории государств найдется немного случаев, когда генералы свергали правительство только потому, что не одобряли его политику. В старой же прусско-немецкой армии принцип преданности и абсолютного повиновения закладывался веками. Извечное противоречие между чувством долга, с одной стороны, и отказом от существующей системы – с другой.

К тому же в то время народные массы не пошли бы за «мятежными» генералами, поскольку они были в глазах людей, искренне верящих в Гитлера, «реакционерами». Рундштедт задавал себе вопрос: «Quid est veritas?»^[9]

Эту немецкую точку зрения можно трактовать, что и сделали многие, как ошибочную, но следует признать существовавшие в то время трудности.

В последующих главах, рассказывая о взглядах, намерениях и действиях фельдмаршала фон Рундштедта, я не буду подробно останавливаться на проблемах военной науки, поэтому сейчас очень конспективно я хотел бы заострить внимание читателей на основных моментах. Те, кто пожелает ознакомиться с полным стратегическим и тактическим отчетом о Второй мировой войне, могут обратиться к работам известных военных историков.

Рундштедт никогда не занимал высокого положения в вермахте. Он не служил в штабе Гитлера, не являлся членом ни Верховного командования вермахта (ОКВ), ни верховного командования сухопутных войск (ОКХ). Являясь командующим группой армий и главнокомандующим на Западном фронте, он находился на третьей ступени иерархической лестницы. Таким образом, он получал приказы и распоряжения сверху.

Позже в этой книге будет рассказано, что об этом думал сам Рундштедт. По счастью, он обладал ярко выраженным оперативно-стратегическим чутьем и никогда не зацикливался на деталях. К примеру, он пользовался оперативной картой с масштабом один к миллиону, а не один к тремстам тысячам и уже тем более один к ста тысячам!

Считаю необходимым пояснить, что в этой книге грандиозные стратегические планы Рундштедта намеренно описываются простым языком с расчетом на рядовых читателей, а не на профессиональных солдат или людей, изучающих историю войны.

Осенью 1939 года большинство руководителей вермахта были практически не осведомлены о политической ситуации в стране. Правительство не считало нужным информировать генералов о своих политических целях! Ходили слухи, что новая Польша враждебно относится к немцам и отказалась от политики Пилсудского в отношении дружеских связей с Германией. Говорили, что Польша не собирается искать modus vivendi^[10] в отношении живущих на ее территории немцев и, наконец, что Польша больше не стремится к разумному решению проблемы «Польского коридора».

Так называемый «Польский коридор» был получен Польшей в 1919 году в соответствии с Версальским мирным договором. Эта узкая полоса земли, шириной не превышавшая 200 километров, была отрезана от Германии и передана Польше^[11].

Коридор давал полякам доступ к Балтийскому морю. Таким образом, Восточная Пруссия оказалась отделенной от рейха. Выдвигалось несколько предложений для решения этого вопроса, которые бы устраивали и Германию, и Польшу. Солдаты знали только об этих предложениях, а реальные основания для проведения Польской кампании держались в секрете. Немецкие армии постепенно стягивались к польской границе и занимались фортификационными работами.

В 1914 году весь немецкий народ, как и армия, был убежден в том, что Германию вынудили вступить в войну, но в 1939 году не чувствовалось никакого энтузиазма со стороны народа и армии. Многие ощущали приближающуюся опасность; было понятно, что эта кампания обернется настоящей войной, а не «битвой цветов», как это случалось раньше.

Глядя на карту Европы 1939 года, становилось ясно, что Польша, еще до первого выстрела и пересечения солдатами границы, уже стратегически побеждена. Страна была словно охвачена двумя могучими руками.

С одной стороны Польша граничила с Восточной Пруссией, которая могла двинуть свои войска в направлении Варшавы и Брест-Литовска. С другой стороны граничащая с Польшей Словакия была способна нанести удар с юга в направлении Кракова. Не требуется обладать какими-то специальными знаниями, чтобы понять отчаянное положение Польши.

Германия, конечно, не могла не воспользоваться столь благоприятной для себя возможностью. И если Германии не удалось полностью использовать в своих интересах данное преимущество, то исключительно из-за состояния железнодорожной и транспортной сети Восточной Словакии, не рассчитанной на движение крупных воинских подразделений. Кроме того, в силу различных причин юго-западная часть Восточной Пруссии не позволяла осуществить на границе быструю концентрацию армий. К тому же серьезным препятствием на севере являлась хорошо укрепленная линия по реке Нарев, а на юге – Карпаты. Оба этих препятствия затрудняли продвижение вперед немецких армий.

Поляки находились в чрезвычайно сложной ситуации. Все месторождения и важные индустриальные центры находились в западной части Польши, западнее Вислы, и основным «лакомым куском» была Познань, располагавшаяся на бывшей немецкой территории. Поляки не могли позволить себе лишиться этой территории, поскольку к востоку от Вислы не было серьезной военной промышленности. То же самое относилось и к нефтяным месторождениям в Галиции. С учетом этих обстоятельств поляки были вынуждены удерживать большую часть своей армии в важном с промышленной точки зрения Познаньском районе. В результате у них практически не оставалось сил для защиты растянутых флангов вдоль Нарева и в Карпатах. В 1939 году для Германии сложилась крайне благоприятная в военном отношении ситуация, очень напоминавшая ситуацию с Чехословакией в 1938 году, когда чехи были вынуждены защищать наиболее важную часть своей страны, сосредоточив основные силы вокруг Праги.

Рундштедт (в то время еще генерал-полковник) неоднократно высказывал свою точку зрения в отношении поляков. Он был высокого мнения о польской армии, считая поляков храбрыми, хорошо обученными солдатами, достойными противниками. Однако польская армия была недостаточно оснащена танками, авиацией, противотанковой и зенитной артиллерией. Поляки имели на вооружении устаревшие модели бронетанковой техники и слабую авиацию. Силу польской армии составлял боевой дух и отличные боевые качества. Вермахт высоко оценивал компетентность и храбрость польского офицерского корпуса. И самое главное, у поляков была превосходная кавалерия, имевшая глубокие традиции. Кавалерия отличалась огромной храбростью и в ходе кампании не раз создавала немцам серьезные проблемы.

^{Вторая мировая война}

Общеизвестно, что поляки всегда враждебно относились к России и не делали из этого никакой тайны. Имевшиеся у поляков фортификационные сооружения не могли в должной степени обеспечить безопасность польских границ. Следовательно, высшее командование было вынуждено сосредоточить основные силы на защите наиболее важных районов. К таким районам относилась Верхняя Силезия, которая могла выдерживать не только атаки с воздуха, но и удары тяжелой артиллерии. Нельзя не упомянуть и об оборонительной системе в северной части Нарева и на южной границе с Восточной Баварией. Большая протяженность польско-германской границы затрудняла ведение обороны, подготовленных оборонительных рубежей было мало; вдоль большей части польской границы располагались только отдельные бункеры. В этом случае мы также можем провести параллель с пограничными сооружениями, которые в 1938 году имели чехи.

Немцы разработали исключительно простой план действий.

Группа армий «Север», состоявшая из 3-й и 4-й армий, включая танковые подразделения и 1-ю кавалерийскую дивизию, должна была выдвинуться примерно на линию Познань–Варшава–Брест-Литовск, выйдя во фланг польской армии. Командующим группой «Север» был генерал-полковник фон Бок.

Группа армий «Юг» должна была пересечь границу в Высоких Татрах и, двигаясь в северном и северо-восточном направлении, окружить поляков с линии фронта и с юга. Тесное взаимодействие с группой «Север» обеспечивали главнокомандующий сухопутными войсками фон Браухич и начальник Генерального штаба Гальдер.

В состав группы армий «Юг» под командованием Рундштедта входили три армии и несколько танковых дивизий. 14-я армия, в которую входила 1-я танковая группа генерала фон Клейста, под командованием генерала Листа должна была двигаться из Верхней Силезии через угольные месторождения в восточном направлении Краков–Пржемысл–Лемберг^[12] и вместе с тремя горно-стрелковыми дивизиями окружить поляков с южного фланга.

В центре наступала 10-я армия генерала фон Рейхенау, в состав которой входила большая часть танковых и моторизованных немецких подразделений. Ее задача состояла в нанесении основного удара в направлении Радома.

8-я армия генерала Блашковица должна была наступать в направлении Лодзя и, в первую очередь, обеспечить прикрытие северного фланга группы армий на Варте и Бзуре, в месте концентрации большей части польской армии.

4-я воздушная армия генерала Лера должна была с воздуха поддерживать группу армий Рундштедта. В боевую готовность были приведены штурмовые части генерала фон Рихтгофена, которые должны были тесно взаимодействовать с танковыми дивизиями. Протяженность фронта от Высоких Татр через Тропау–Опельн^[13]–Бреслау^[14] до Глогова составляла по прямой примерно 450 километров.

Рундштедт, попрощавшийся с армией в 1939 году, был вновь призван в ее ряды. Армия видела в нем солдата, обладавшего выдающимися способностями и особым талантом в отношении планирования крупных стратегических операций. Начальником штаба Рундштедта был назначен энергичный и талантливый генерал-лейтенант фон Манштейн. Таким образом, штаб, сформированный только в начале войны, оказался в надежных руках. Многие офицеры были призваны из резерва и совершенно незнакомы со штабной работой. Опыт пришел со временем.

Поначалу штаб размещался в учебном центре в Силезии, а затем был переведен в Нейссе. Штаб разместился в католическом монастыре, территорию которого вместе с монастырским садом мы разделили с монахами. Умный, обладавший житейской мудростью аббат этого монастыря провел несколько вечеров в беседах с Рундштедтом, обмениваясь мнениями по различным вопросам.

Наступление было намечено на 26 августа 1939 года. Разведывательные отряды должны были выйти в ночь с 25 на 26 августа. Приказы были отданы, и вечером 25 августа перед армиями были поставлены задачи. Нельзя сказать, что в войсках царило радостное возбуждение. Поляки не вызывали особого беспокойства; тревогу вызывал вопрос: а что будет дальше?

К концу дня 25 августа командующий армией получил (вызвавший крайнее удивление) приказ Гитлера немедленно остановить наступление восточной армии. Очевидно, в последний момент политики предприняли попытку предотвратить войну. Приказ предписывал немедленно остановить движение, чтобы ударные группировки армий не успели пересечь границу и начать боевые действия. Командиры подразделений, командующие и Генеральный штаб должны были проявить все свое мастерство, чтобы в течение нескольких часов остановить войска перед границей на фронте, растянувшемся на 450 километров. По всем дорогам между Высокими Татрами и Глоговом двигались длинные танковые колонны и пехотные дивизии армейской группы, а с ночного небосвода за ними следила полная луна.

К югу от Высоких Татр в восточном направлении в Словакии двигался моторизованный полк, получивший приказ пересечь Карпаты. Низкое качество системы коммуникаций в Восточной Словакии не позволило связаться с этим полком. Поэтому Рундштедт принял решение направить одного из офицеров на небольшом самолете «Шторьх»^[15], обязав его найти полк и передать приказ о прекращении движения.

Мощная армейская машина остановилась. Рундштедт не понимал, что произошло. Он не обладал информацией об изменении политической ситуации, но ходили упорные слухи, что Муссолини и западные державы внесли компромиссное предложение.

В 1938 году перед маршем в Судеты Гитлер уже отдавал подобный приказ о приостановке наступления. На этот раз приказ вызвал в штабе неприкрытую радость, и Рундштедт, имевший в запасе несколько бутылок токайского, отпраздновал с аббатом это счастливое событие. В тот момент действительно царила атмосфера радостного возбуждения.

Однако в скором времени пришел приказ начать войну. 1 сентября 1939 года немецкие армии пересекли польскую границу на севере, западе и юге. Началась война.

Поляки оказывали в Верхней Силезии отчаянное сопротивление, рассчитывая на мощную, современную оборонительную систему, созданную в этом промышленном районе. 14-я немецкая армия понесла в Верхней Силезии значительные потери. На остальной части фронта противник, пару дней избегая боев, также стал оказывать решительное сопротивление. Я не ставлю перед собой задачу описывать сражения на нашем фронте, скажу лишь, что в эти дни бои шли с переменным успехом. Как и ожидалось, поляки смело сражались, а по ночам перед нами неожиданно, словно скопище призраков, появлялись их кавалерийские отряды.

Перелом наступил в тот момент, когда большая часть польских формирований попыталась отступить из окрестностей Познани к Варшаве. Поскольку нависла серьезная угроза со стороны северной группы армий, поляки попытались ускользнуть к Бзуре. Выйдя к реке, поляки нанесли мощный удар по флангу 8-й армии Рундштедта. В течение нескольких дней шли жестокие бои. 10-я армия была вынуждена временно направить несколько дивизий для оказания помощи 8-й армии.

Рундштедт и начальник его штаба предприняли решительные меры. Они вылетели в штаб 8-й армии в Лодзь, чтобы на месте отдать необходимые приказы. Причина критического положения, создавшегося на левом фланге 8-й армии, заключалась в нехватке разведывательных отрядов. В армии был всего лишь один моторизованный полк, находившийся на правом фланге, но, что самое главное, сказывалось отсутствие тактической (оперативной) разведки, проводимой кавалерией, всегда имевшей первостепенное значение на Востоке. Рундштедт, отлично знавший Восток, был более чем когда-либо убежден в необходимости переброски разведывательных подразделений с Западного на Восточный фронт. На Западе немецкие дивизии, занимавшие позицию на «Западном вале», не использовали разведывательные подразделения; в этом просто не было никакой необходимости. А вот на восточном театре военных действий остро требовались именно разведывательные подразделения. Явное превосходство в самолетах гарантировало успешность немецкой разведки с воздуха.

Но летчики не всегда могли оценить ситуацию на земле. Сентябрь 1939 года радовал прекрасной погодой. По дорогам на восток двигались огромные потоки беженцев, пешком, на телегах и повозках, забитых домашней утварью; люди тащили за собой домашний скот. Но и польские армии отступали в восточном направлении. Царила жуткая неразбериха. Висящие над дорогами клубы пыли затрудняли ведение воздушной разведки, не давая возможности четко определить, кто находится внизу: гражданское население или части польской армии. Вдобавок поляки, как все восточные народы, предпочитали использовать для передвижения и боевых действий ночное время. В этом отношении в 1939 году у них было явное преимущество перед немцами, которым надо было еще привыкнуть к ночному ведению войны.

Командующий группой армий «Юг» в ходе кампании пришел к важному стратегическому решению. Под давлением группы «Север» основные силы поляков были вынуждены отступить от Бромберга и Познани, чтобы избежать охвата с флангов. В течение нескольких дней высшее немецкое командование пребывало в сомнениях относительно того, находятся еще поляки к западу от Варшавы или уже покинули район столицы, отступая в восточном и юго-восточном направлении к Бугу. Немецкое командование, склоняясь в сторону второй версии, считало, что группа армий «Юг» должна наступать через Вислу в направлении Люблина, чтобы между Бугом и Вислой отрезать полякам путь отступления на юго-восток, в Румынию.

Но Рундштедт и начальник его штаба имели иную точку зрения на сложившуюся ситуацию, считая, что враг продолжает вести боевые действия западнее Варшавы. Не раздумывая долго, они двинули 8-ю и большую часть 9-й танковой армии в северном направлении на Варшаву. Они взяли на себя ответственность, но решение было абсолютно верным. Части 10-й и 14-й армий, прежде всего тяжелая артиллерия, были брошены к Варшаве, чтобы окружить цитадель польского сопротивления. Во взаимодействии с частями группы «Север», наступавшими с севера, удалось уничтожить большую часть польской армии, оборонявшей Варшаву. Оборонительные сооружения подвергались воздушным бомбардировкам и артиллерийским обстрелам, пехотным и танковым атакам, и в результате польское командование сдало армию и цитадель.

Блицкриг закончился – но только в целях пропаганды, не для армии. Немецкая пропаганда вещала о «восемнадцатидневной» кампании. Практически все было совершенно иначе. Большая часть польских войск действительно была выведена из строя, но отдельные части продолжали вести бои на восточном берегу Вислы. Эти польские подразделения пытались прорваться через территорию между Бугом и Вислой, чтобы уйти в Румынию.

События сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Гитлер достиг соглашения с Москвой в отношении раздела Польши. Согласно первоначальной договоренности, вся территория восточнее Вислы должна была отойти России. Русские части пересекли русско-польскую границу на широком фронте, от Минска до Подольска, и медленно двинулись на запад. В результате части группы армий «Юг» очень скоро столкнулись с польскими частями, которые, стремясь вырваться из тисков неуклонно приближающихся с двух сторон немцев и русских, отчаянно прорывались в нейтральную Румынию.

Из страха перед русскими гражданское население бросилось из Восточной Польши на запад. Можно себе представить, насколько запутанная складывалась ситуация. После окончания «молниеносной войны» в Восточной Галиции и в районе Люблина продолжались бои местного значения; поляки использовали для нападений ночное время. В Гродненской области и в районе Лемберга велись особенно жестокие бои; часто полями сражений служили леса и болота.

В этой неразберихе, царившей восточнее Вислы и Сана, произошло небольшое, но весьма символичное столкновение между немецкими егерями 1-й горной дивизии и советскими танковыми соединениями. Немецкий лейтенант со своим отрядом ошибочно принял русские танки, следовавшие с востока, за польские. Он отдал приказ открыть огонь, и идущий во главе колонны танк был подбит. Немецкий и русский офицеры погибли.

Хотя кампания, если верить пропаганде, закончилась, для армий Рундштедта ситуация в Галиции разворачивалась по весьма необычному сценарию. В соответствии с договоренностью все немецкие армии должны были отойти за Вислу и Сан, освободив эти территории для Советского Союза. Но по мере отступления немецкие части непрерывно вовлекались в незначительные вооруженные конфликты с остатками польской армии. А русские тем временем крайне медленно наступали с востока, оставляя немцам возможность воевать с поляками. Уже в тот момент стало ясно, насколько трудно преодолеть врожденную подозрительность Красной армии.

Итак, части 10-й армии в результате внезапного наступления поляков оказались в настолько тяжелом положении (бездорожье, леса и болота), что на восток были переброшены дополнительные части. Позже вопрос о разделе Польши был вновь пересмотрен. Теперь советские части должны были отойти восточнее, а немецкие выдвинуться от Вислы к низовьям Буга. Армии несли потери, испытывали невероятные трудности и лишения всего лишь из-за дипломатических ходов, связанных с нанесением демаркационной линии.

Как мы видим, война в Польше продолжалась до середины сентября и унесла много человеческих жизней.

Все это время штаб Рундштедта размещался в небольшом замке в Варшаве. Сюда Рундштедту пришел приказ о назначении его «командующим на Востоке». Вместе со своим штабом он должен был остаться в Польше в качестве военного губернатора. Назначение не пришлось ему по вкусу. В Польше стали хозяйничать партийные гауляйтеры, и, поскольку в ходе кампании у Рундштедта уже возникали острые разногласия с этими «господами», он сделал все возможное, чтобы получить другое назначение и покинуть Польшу.

Его просьба была удовлетворена в середине октября 1939 года. По личному приказу Гитлера Рундштедт вместе со штабом был переведен на Западный фронт и назначен командующим армейской группой «А». Штаб был переведен в Лодзь, а после того, как военным губернатором был назначен генерал Блашковиц, штаб переехал в Кобленц, на левый берег Рейна. Рундштедт был награжден Рыцарским крестом^[16].

Опыт Польской кампании 1939 года показал, что часть пехоты отступает под огнем и пока еще не соответствует знаменитой немецкой пехоте образца 1914 года. Многие командиры были всерьез обеспокоены этим фактом и подтверждали, что солдаты неохотно идут в атаку. Конечно, не во всех частях складывалось подобное положение, но, к сожалению, во многих случаях ситуация оставляла желать лучшего. Причина крылась в излишней поспешности, с которой создавалась новая немецкая армия. За быстрое и успешное окончание этой войны ответственность несли в первую очередь люфтваффе и танковые соединения. Донесения о неудовлетворительных действиях некоторых пехотных дивизий вызывали крайнее неудовольствие Гитлера. Он был абсолютно убежден, что «его» пехота ничуть не изменилась со времен войны 1914 года. Но это было не так.

С точки зрения военного Польская кампания представляет особый интерес. Это была война без заранее подготовленных позиций, с непрерывной сменой атак, позиций обороны, охватов с фланга, отходов и контратак. Все время возникали неожиданные ситуации, события быстро следовали одно за другим, покоя не было ни днем ни ночью. Эта кампания соответствовала стратегическим и тактическим планам Рундштедта. Начальник его штаба, энергичный и талантливый генерал фон Манштейн легко адаптировался в подобной обстановке.

Две армейские группы в общей сложности захватили порядка 690 тысяч поляков. Польский генерал, взятый в плен в районе Ченстоховы и в течение двух дней находившийся в штабе Рундштедта в качестве гостя, выражал сожаление по поводу политики своего правительства и заявил (в довольно резких выражениях), что польские офицеры очень надеялись на совместные действия немецкой и польской армий, направленные против Востока.

Глава 5

Блицкриг на Западе. 1940 год

Штаб Рундштедта разместился в старом немецком городе Кобленц, на Рейне. Рабочие помещения располагались в посеревшем от времени здании бывшего штаба VIII прусского армейского корпуса, в котором и по сей день ощущались вековые традиции прусско-немецкой армии. Большая часть офицеров разместилась в гостинице «Ризенфюрстенхоф».

Командующие группами армий практически не владели информацией о политической ситуации; их либо не ставили в известность, либо давали незначительную информацию об истинных намерениях руководства. Поэтому нет ничего странного в том, что огромную роль играли непроверенные слухи. Никто не понимал, где правда, а где пропагандистские штучки. Характерно, что недостаточное понимание политической ситуации не оказывало на Рундштедта и других генералов того впечатления, которое оно, вероятно, оказало бы на генералов других западных держав. Прусско-германского солдата на протяжении двухсот лет приучали не интересоваться политикой. Эта чисто прусская традиция глубоко укоренилась в сознании. Однако военные невольно задавались вопросом: почему ни Франция, ни Англия не вступили в бой на Западном фронте, когда большая часть немецкой армии и люфтваффе двинулись на Польшу?

Напряженное положение на политической арене обнаружило себя весной 1939 года. 1 сентября началась немецко-польская война. Когда 2 сентября Муссолини предпринял попытку примирить враждующие стороны, и Германия, как и Франция, согласилась на переговоры, британский посол в Берлине выдвинул в ультимативной форме требования, которые привели к войне. Франция поддержала Англию. С военной точки зрения осталось загадкой, почему две могущественные державы, Англия и Франция, не вторглись в Западную Германию в сентябре 1939 года, положив тем самым конец войне? По политическим соображениям? Надеялись на компромиссное решение после Польской кампании или вызывало тревогу советско-германское соглашение в отношении Польши?

То, что так называемый «Западный вал» – не более чем пропагандистский блеф, едва ли являлось тайной для западных разведывательных служб. Толщина бетона многих редутов не могла выдержать серьезной бомбардировки. Не хватало проволочных заграждений, было ничтожно мало артиллерии и пулеметов. Дороги и железнодорожная система находились только в стадии строительства. Во многих случаях сначала возводились бункеры, а уже потом приступали к строительству дорог, хотя любому солдату понятно, что сначала идет строительство дорог, а уж затем возводятся укрепления. Когда Рундштедт впервые инспектировал «Западный вал», укрепление вызвало у него приступ смеха. Помимо прочего, система коммуникаций, имеющая первостепенное значение, оказалась незавершенной, не говоря уже об аэродромах и зенитных позициях.

Согласно пропаганде, «Западный вал» по всем параметрам превосходил линию Мажино, не соответствовавшую современным стандартам фортификационную линию. Однако эта предполагаемая оборонительная система все еще находилась в стадии строительства, в то время как линия Мажино, построенная с особой тщательностью, являлась в действительности хорошо укрепленным оборонительным сооружением. Мы, естественно, допускали, что множество шпионов принимали участие в строительстве «Западного вала», и Франция с Англией были прекрасно осведомлены о реальном положении дел.

Следует обратить внимание и на расстановку сил в период с сентября по октябрь 1939 года. Три четверти немецкой армии и люфтваффе находились на Востоке и сражались у Буга. На Западе находилась только четверть пехотных дивизий и практически не было ни одной танковой. Мало того, в рейхе и на западных аэродромах остались только ослабленные подразделения люфтваффе. Эти несколько дивизий располагались на границах с Голландией, Бельгией, Люксембургом и Францией, причем на долю каждой выпадал весьма значительный участок. Так что ни о какой обороне не шло и речи. Не было никаких крупных сражений: участники просто стояли и смотрели друг на друга через границу. Вроде война, а вроде и нет. На границе время от времени звучали отдельные выстрелы, и потери в живой силе случались либо во время вылазок, либо по ночам, когда в темноте натыкались на минное поле. На многих фронтах между противниками существовали чуть ли не дружеские отношения; противные стороны достигли взаимопонимания в вопросе о том, что лучше просто ничего не делать. Войска установили «джентльменское соглашение», и ничто не нарушало эту идиллию.

В сентябре лишние дивизии были переброшены из Польши на Запад. По окончании Польской кампании немецкие войска отошли на Рейн, оставив на Востоке весьма незначительные силы. На Западе по-прежнему ничего не происходило. Гитлер казался провидцем, и народ верил, что он всегда прав, в то время как Генеральный штаб постоянно ошибается!

Стало известно, что главнокомандующий армией, генерал-полковник фон Браухич принял на веру, что теперь западная граница Германии будет просто находиться под наблюдением до тех пор, пока политики не найдут способа заключить мир. В соответствии с этим он хотел перейти к оборонительной тактике. Когда Гитлер услышал о намерении Браухича, то пришел в неописуемую ярость, и между ним и Генеральным штабом сухопутных войск произошел серьезный конфликт. Гитлер отдал приказ, согласно которому армия на Западном фронте в случае необходимости всегда должна быть готова перейти в наступление. Таким образом, ситуация, которая сложилась к концу осени 1939 года, когда Рундштедт прибыл в Кобленц, была довольно запутанной.

На Западном фронте находились три группы армий. Группа «Б» под командованием фон Бока, 18, 6, 4-я армии и большая часть моторизованного корпуса дислоцировались в низовье Рейна; передовые части стояли вдоль восточной границы Голландии и Бельгии, а южное крыло располагалась в районе Эйфеля^[17]. Это была самая сильная во всех отношениях армейская группа.

Группа армий «А» под командованием фон Рундштедта, в состав которой входили 12-я армия Листа и 16-я армия Буша, формировала южное крыло охвата и располагалась в центре Западного фронта. Ее передовые части стояли вдоль границ с Францией и Люксембургом; правый фланг располагался юго-западнее Прюма, а левый в районе Мерцига на Сааре.

Группа армий «Ц» под командованием фон Лееба двумя армиями прикрывала немецкую границу от Мерцига через Саарбрюкен до южной границы баварского Пфальца^[18] и восточнее Верхнего Рейна между Карлсруэ и Брукзалем.

В конце 1939 года был разработан план, вступавший в силу в случае нападения на Германию.

Группа армий «Б» входит в Голландию и Бельгию и движется в направлении Дуврского пролива. Идея была не новой; она принадлежала бывшему начальнику Генерального штаба графу фон Шлифену, разработавшему знаменитый «План Шлифена». Этот план (в несколько измененном виде) немцы уже использовали в 1914 году, во время Первой мировой войны. По замыслу Шлифена, первый удар наносился по Франции основной массой войск (причем главные силы должны быть сосредоточены на правом крыле) через Бельгию и Люксембург в обход с севера главных сил французской армии. Предлагалось захватить Париж, отбросить французские войска на восток и там окружить их и уничтожить.

Рундштедт не знал, что послужило причиной, заставившей вновь воспользоваться «Планом Шлифена», несколько видоизменив его^[19].

Но факт остается фактом: основную задачу решала северная группа армий «Б».

Рундштедт оказался в более легком положении. Его группа армий «А» решала второстепенную задачу. Он должен был продвинуться как можно дальше к реке Мёз^[20], примерно между Живе и Седаном, и прикрывать левый фланг северной группы войск.

Остальное по ситуации. Последней выступала группа армий «Ц». Прорвав линию Мажино с севера и востока, она должна была захватить Эльзас и Лотарингию.

Начиная с ноября 1939 года штаб Рундштедта работал по принципу: «Приказ о наступлении на Запад должен вести к изменению существующего плана». Инициатива, бесспорно, принадлежала выдающемуся начальнику штаба Рундштедта, генералу фон Манштейну. Именно он мысленно рассматривал все возможности, и это ему принадлежала концепция окончательного плана действий. Фон Рундштедт с первого взгляда, что было весьма характерно для него, одобрил идею начальника своего штаба, и после месяцев напряженной работы Рундштедт и Манштейн представили новый план Верховному командованию. Ответственность за план, согласно военной традиции, полностью ложилась на командующего, то есть на Рундштедта.

Фон Рундштедт и начальник его штаба задавались вопросом, приведет ли предполагаемое нападение северной группы армий через Голландию и Бельгию к самому крупному, а главное, к самому быстрому успеху. Дело в том, что территория Голландии и Бельгии представляла серьезную проблему для движения бронетанковой техники. Многочисленные голландские каналы и заболоченные территории служили серьезным препятствием для танков. Кроме того, в Бельгии и Голландии, помимо хорошо укрепленных границ, имелись внутренние фортификационные сооружения и несколько рядов оборонительных линий. За то время, что прошло с момента объявления войны, голландская и бельгийская армии сумели полностью подготовиться к оборонительным действиям.

Рундштедт, опираясь на план Манштейна, предложил включить танковый корпус в состав группы армий «А». Затем он предложил расширить первоначальную задачу своей группы армий: не только дойти до Мёза, но пересечь реку и продолжить движение в западном направлении. Благодаря этому армейская группа могла либо защищать южный фланг Бока и поддерживать контакт с группой армий «Ц», либо вступить в бой для оказания помощи армейской группе «Б» западнее Мёза. Эти предложения были одобрены Генеральным штабом сухопутных войск.

В первые месяцы 1940 года, по данным немецкой разведки, в Брюсселе состоялась встреча штабных офицеров Франции, Британии, Бельгии и Голландии. Это была вполне естественная мера предосторожности со стороны западных держав. Правда, не совсем понятно, каким образом, но некоторые вопросы, обсуждавшиеся на этой встрече, стали известны немцам. Теперь Генеральный штаб сухопутных войск понимал, что для того, чтобы избежать ситуации, которая сложилась в 1914 году, немцам следует пересечь границы, поскольку британская и французская армии немедленно начнут наступление из Северной Франции в направлении Брюсселя, чтобы оказать действенную поддержку голландско-бельгийской армии.

Эти данные подтверждали справедливость предложения генерала фон Манштейна о необходимости внесения изменений в первоначальный план операции. Теперь стало ясно, что атака армейской группы «Б» на бельгийской территории столкнется с атакой четырех западных союзников: Франции, Англии, Бельгии и Голландии. Следовательно, ни о каком быстром результате не идет речи; предстоят долгие ожесточенные бои в оборонительных зонах Бельгии и Голландии. Блестящий, детально продуманный план Рундштедта и Манштейна заключался в переносе центра тяжести с группы армий «Б» на группу армий «А».

Решающий удар следовало неожиданно нанести в западном направлении по линии Намюр–Седан и по побережью Ла-Манша между Дюнкерком и Абвилем. Тогда, если франко-британские войска стянутся к Брюсселю, армейская группа «А» обойдет их с фланга и тыла и, скорее всего, отрежет британскую армию от портов на Ла-Манше, а французскую армию от Франции. Единственная проблема заключалась в том, чтобы враг не узнал о месте сосредоточения основных германских сил. После долгих обсуждений и споров Верховный главнокомандующий одобрил представленный план. Таким образом, появился окончательный план действий, осуществление которого было намечено на 10 мая 1940 года.

Левофланговая армия группы «Б», 4-я армия под командованием фон Клюге, передавалась под командование фон Рундштедта. Таким образом, в состав армейской группы «А» теперь входили три армии: 4, 12 и 16-я. Кроме того, под командование Рундштедта перешли моторизованный корпус и внушительная танковая армия (так называемая танковая группа) под командованием генерала фон Клейста. Таким образом, девять танковых и моторизованная дивизии под командованием Клейста выстроились в центре территории, занятой 12-й и 16-й армиями. Помимо этого, 5-я и 7-я (Роммеля) танковые дивизии вошли в состав 4-й армии. Таким образом, объединенные войска под командованием Рундштедта состояли из пехотного корпуса и одиннадцати танковых и моторизованных дивизий. Не просто было разместить эту огромную массу людей и техники на небольшом пространстве между Рейном и западной границей, снабдить их всем необходимым и, что самое важное, обеспечить переброску этих сил!

9 мая Генеральный штаб армии информировал армейскую группу, что в скором времени ожидается высадка британских войск на бельгийском и голландском побережье.

В течение длительного периода, с окончания Польской кампании (октябрь 1939 года) до начала кампании на Западе (10 мая 1940 года), немцы, потратив эти шесть месяцев на интенсивные тренировки, смогли использовать опыт, полученный в Польше, в собственных интересах. За эти шесть месяцев заметно поднялся профессиональный уровень немецкой армии.

В начале 1940 года самолет люфтваффе с двумя офицерами на борту сбился с курса и приземлился на территории союзников. Офицеры имели при себе части оперативного плана, и во время вынужденного приземления успели уничтожить только отдельные фрагменты. Это обстоятельство вызвало у люфтваффе гораздо большую тревогу, чем у Гитлера. Он решил, что союзники могут расценить неожиданное приземление немецкого самолета как преднамеренный маневр. Кроме того, у офицеров был старый оперативный план, а не окончательный вариант, составленный Рундштедтом и Манштейном. Так что этот инцидент не причинил немцам никакого вреда.

В период, ограниченный ноябрем 1939-го и маем 1940 года, более одиннадцати раз отдавался приказ сосредоточить войска на границе и тут же поступал приказ отвести войска. Даже читатели, не разбирающиеся в тонкостях военного искусства, могут оценить тот уровень дисциплины и организованности, который позволял часто перемещать огромные массы людей и техники туда и обратно. Гитлер уже применял подобный метод, правда в несколько меньшем масштабе, осенью 1938 года перед походом в Судеты, а затем в конце августа 1939 года перед Польской кампанией. Каждый раз он проводил эти опыты со своей армией, исходя из политических соображений. Как правило, экстраординарная процедура на Западном фронте объяснялась погодными условиями. Придется еще раз отступить, потому что идет дождь, снег или происходит обледенение в горах западнее Рейна, которые не позволяют начать операцию. Метеорологи переживали трудные времена! Однако большинство офицеров не верили в реальность наступления, чего нельзя сказать о Рундштедте.

6 октября 1939 года в речи, произнесенной в Рейхстаге, Гитлер выступил с мирным предложением. От месяца к месяцу армия все меньше верила в возможность наступления.

На протяжении зимы генерал Шмундт, адъютант Гитлера, неоднократно посещал штаб армии, каждый раз убеждаясь в серьезности проблем, связанных с зимним периодом. Зима 1939/40 года была суровой. Лед, сковавший Рейн и Мозель, представлял серьезную угрозу для мостов. Обледенели извилистые горные дороги. Машины заносило; артиллерия на конной тяге двигалась, но очень медленно. Зимняя кампания диктовала особые требования, и Рундштедт предсказывал, что подобная авантюра может закончиться крайне неблагоприятно.

И наконец, следует упомянуть, что в результате трений и враждебного отношения к автору оперативного плана Манштейн был снят с должности начальника штаба Рундштедта, и его место занял генерал фон Зоденштерн. Рундштедту не удалось воспрепятствовать этой замене. Манштейну присвоили звание пехотного генерала и дали корпус. Вероятно, он проявлял излишнюю инициативу и слишком настаивал на претворении в жизнь своих идей. Хотя командующий армейской группой и его штаб, конечно, сожалели о снятии Манштейна, тем не менее, они были очень довольны новым начальником штаба уравновешенным, умным генералом фон Зоденштерном.

Вкратце изложу стратегический план. Группа армий Рундштедта должна была пробиться через линию Намюр–Седан и как можно быстрее достичь французского побережья Ла-Манша между Дюнкерком и Абвилем, чтобы отрезать пути отступления британцам и французам, идущим в Бельгию.

Взгляните на карту, и вам сразу же станет ясно, что по мере продвижения на Запад южный фланг армейской группы Рундштедта с каждым километром становился все длиннее и, следовательно, оказывался все в более тяжелом положении. Когда левое крыло достигло Абвиля, южный фланг тянулся от Саарлуи через Седан-Лан до Абвиля; то есть по прямой около 350 километров. В действительности он был намного длиннее. Предполагалось постепенно усиливать этот растянутый фланг, разворачивая идущие сзади резервы. Таким образом, чем дальше на запад продвигались танковая и 4-я армии, тем необходимее было, чтобы 12-я и 16-я армии разворачивались в южном направлении для обеспечения защиты линии Намюр–Седан и в особенности на Сомме.

Рундштедт знал, что в Париже, Шалон-сюр-Марне и Вердене оставались сильные резервы. Кроме того, он чрезвычайно высоко оценивал руководство французского Генерального штаба и понимал, что блестяще отлаженная железнодорожная система и находящиеся в отличном состоянии дороги позволяют быстро перебросить войска. Рундштедт был очень высокого мнения о французском генерале Гамелене и шутя говорил: «Мой маленький Гамелен несомненно знает, что делает!» Рундштедт познакомился с генералом Гамеленом в Лондоне в 1936 году, когда в качестве представителя германской армии присутствовал на похоронах короля Георга V.

Более всего Рундштедта беспокоил тот факт, что во время продвижения к побережью французское контрнаступление на глубоко завалившийся южный фланг может оказаться успешным. К этому моменту я вернусь несколько позже. Существовала еще одна причина, вызывавшая серьезную озабоченность командующего, и связана она была с Мёзом. Командующий исходил из того, что французы наверняка воспользовались образовавшимся временным интервалом с сентября 1939-го по май 1940 года, чтобы укрепить оборонительные сооружения на Мёзе между Намюром и Седаном.

Но чтобы достигнуть Мёза, немецким армиям группы «А» надо было пройти оборонительные пограничные рубежи, противотанковые укрепления и преодолеть гористую, покрытую лесами территорию Южной Бельгии. Следовало принимать в расчет сопротивление со стороны пограничных войск, арденнских стрелков, кавалерии и тому подобного. Могло потребоваться по крайней мере три дня, чтобы передовые части танковой и трех пехотных армий достигли Мёза по линии Намюр–Седан. Следовательно, у французов было достаточно времени, чтобы подготовиться к приходу немцев. Река Мёз и ее приток Семуа бегут, извиваясь, по глубокой долине. Обе реки имеют высокие, покрытые лесом берега. А это означает, что не так-то просто будет подойти к укрепленной линии на Мёзе; предстоит долгая, ожесточенная борьба. Вот эти два момента особенно беспокоили Рундштедта. Но, как показывает жизнь, чудеса все-таки случаются.

10 мая 1940 года жребий был брошен. Группы армий «Б» и «А» пересекли голландскую, бельгийскую, люксембургскую и французскую границы. В первые дни все внимание было обращено на группу армий «Б»; ей отводилось основное место в армейских докладах. О группе Рундштедта умышленно не упоминалось; проскочило единственное сообщение о том, что она становится центром сосредоточения основных сил армии и движется в западном направлении.

Я собираюсь обрисовать эту кампанию в самых общих чертах.

Незадолго до начала наступления был установлен крайне важный факт. Как я уже говорил, Рундштедт и его штаб были уверены, что линия по Мёзу должна быть серьезно укреплена. По данным аэрофотосъемки, оборонительные сооружения были вокруг Шарлевиль-Мёзьера и восточнее Мёза. В штабе Рундштедта служил отличный специалист, бывший австрийский офицер инженерных войск, майор фон Шотта. Изучив фотографии, сделанные с воздуха, он сделал заключение, что по большей части оборонительные сооружения только с виду кажутся грозными, а на самом деле работы на них не завершены. Эта информация, полученная перед наступлением танковой армии Клейста, способствовала ее успешному продвижению.

Для пехотных и танковой армий не было никаких особых трудностей в пересечении бельгийской, люксембургской и французских границ. Саперы подорвали дороги и противотанковые заграждения, и армии успешно продвигались вперед, в обход препятствий. Многие второстепенные оборонительные сооружения пустовали, и везде, где противник все-таки пытался оказывать сопротивление, оно с легкостью подавлялось. В первые дни на границах практически не велось сражений, а если они и случались, то весьма незначительные.

Бельгийская граница, естественно, была более укрепленной, поскольку отсюда начались аванпосты линии Мажино. Зато Люксембург не защищал своих границ. Полиция этой страны фактически оказала помощь в регулировании движения наступающих немецких колонн!

Вечером 10 и 11 мая в некоторых пунктах поначалу оказывалось сопротивление. Прежде всего со стороны бельгийской стрелковой дивизии и внезапно появившейся французской кавалерийской дивизии, способной вступить в бой и задержать наступление немецких армий. Но что стоило все их бесстрашие против танковой и пехотных армий, наступавших по всем дорогам, ведущим через страну? В каждой дивизии имелись карты с нанесенными маршрутами движения, и особо были отмечены маршруты, оставляемые открытыми для подхода подкрепления. Карты были очень подробными, с четко обозначенными маршрутами до Мёза. Огромная людская масса, растянувшись до Рейна, в едином порыве продвигалась все дальше и дальше. Рундштедт был сильно озабочен проблемой передвижения армий. К счастью, в 1940 году ни британские, ни французские воздушные силы не подвергали массированным атакам немецкие войска, в противном случае последствия могли быть очень серьезными.

Пока 4-я и 12-я пехотные армии и танковая армия Клейста двигались в западном направлении на Намюр–Седан, 16-я армия повернула в южном направлении к линии Седан–Сирк для прикрытия растянутого южного фланга армейской группы Рундштедта и установления контакта с правым крылом группы армий «Ц». Когда, развернувшись, 16-я армия достигла линии Мажино, поступил приказ: с целью сведения потерь до минимума двигаться в направлении укрепленных позиций не дальше, чем позволит вражеский огонь, окопаться и держать оборону. Все передвижения и маневры были отработаны теоретически и выполнялись с точностью часового механизма без единой накладки.

9 мая Рундштедт со своим штабом переехал из Кобленца в лесистую местность неподалеку от Битбурга, примерно в 20 километрах от центра фронта армейской группы. Рундштедт следил за продвижением своих армий с неослабевающим вниманием.

Как только танковые части подошли к Мёзу, Рундштедт, чтобы быть в решающий момент как можно ближе к фронту, перевел штаб из Битбурга в Бастонь. В южной Бельгии немцам было оказано упорное сопротивление, и в некоторых местах произошли ожесточенные бои, но они не послужили серьезным препятствием для продвижения немецких армий. Как планировалось, передовые части через несколько дней достигли линии Намюр–Седан.

Гитлер прибыл к Рундштедту в Бастонь, чтобы на месте ознакомиться с ситуацией. Он не сказал ничего, что заслуживало бы особого внимания. Чтобы составить полное представление об обстановке на Мёзе, Рундштедт с двумя офицерами прошли по реке от Мёзьера до Седана. Там уже полным ходом шла подготовка к переправе через реку. На западном берегу из нескольких бункеров велась стрельба, довольно вяло и нерегулярно. Казалось, что французская артиллерия попросту бездействует; слышались только отдельные пулеметные очереди.

Тем временем головные части танковой армии под командованием Гудериана приступили к переправе. Короткие, но ожесточенные бои прошли в районах Шарлевиль-Мёзьера и Седана. Однако танки успешно, с минимальными потерями форсировали реку. Рундштедт не мог понять, как могло произойти, чтобы танки с незначительными потерями умудрились форсировать Мёз на широком фронте от Шарлевиля до Седана. Это было первым чудом.

А вот на севере 4-й армии пришлось намного сложнее. 5-я и 7-я танковые дивизии и часть пехотных дивизий приняли тяжелый бой на переправе у Динана и Живе. Противник предпринял попытку контрнаступления. Однако в конечном итоге реку удалось форсировать. Правда, произошла задержка, и противник в данном случае был ни при чем. Большая часть мостов через Семуа была разрушена; на западном берегу, по которому двигались нескончаемые моторизованные колонны и пехотные дивизии, создались пробки.

Рундштедт направил на самолетах офицеров для выяснения причины задержки и, узнав ее, распорядился отрегулировать движение с помощью дорожной полиции. Едва первые танковые и пехотные дивизии, переправившись через Мёз, двинулись на запад, штаб Рундштедта переехал в Шарлевиль. Вслед за армиями следовал резерв группы армий, находившийся под командованием штаба армии. Но в своей зоне вся ответственность за передвижение и содержание этих дивизий лежала на Рундштедте.

Я уже говорил, что Рундштедт был очень высокого мнения о Верховном командовании Франции. Командующий и начальник его штаба ожидали мощного французского контрнаступления из Вердена и Шалон-сюр-Марн в направлении Седана и Мёзьера против растянутого левого фланга немецких армий, продвигающегося к западу. В этом случае в руках французов оказались бы жизненно важные мосты через Мёз и возникли бы проблемы с поставками для армий, воюющих на западе. Кроме того, Рундштедт полагал, что дальше на восток, под защитой линии Мажино, враги нанесут сильный удар с юга.

Действительно, в течение нескольких дней западный фланг 16-й армии вел ожесточенные бои с переменным успехом на высотах вокруг Седана. Грохот орудий, особенно по ночам, достигал временами такой силы, что командующий несколько раз по телефону откровенно высказывал свое неодобрение командованию 16-й армии. Южнее Седана произошло сражение между французскими и немецкими танковыми частями. В результате французы, несмотря на героическое сопротивление, были вынуждены отступить на юг, а немецкие танки продолжили свое наступление на запад. Пока 4-я армия и танковая группа под командованием Клейста успешно наступали в направлении Сен-Кантена, части 12-й и резервной армий повернули в южном направлении, чтобы прикрыть южный фланг, растянувшийся от Седана в западном направлении к Эне и дальше к Сомме.

Штаб Рундштедта остался в Шарлевиле. Это, безусловно, создавало трудности для непосредственного контакта с передовыми частями, и все было бы намного проще, если бы штаб последовал за танковой армией в Сен-Кантен. Однако следует помнить, что левое крыло армейской группы располагалось южнее Люксембурга и, кроме того, две сильные армии противника, сформированные для ведения оборонительных действий, создавали угрозу Южному фронту. Когда Гитлер первый раз приехал в Шарлевиль, он согласился с тем, что Рундштедт должен особое внимание уделить растянутому южному флангу, а не 4-й и танковой армиям, прорывающимся на запад. Эти армии находились под командованием опытных, энергичных командующих – фон Клюге, Гудериана и фон Клейста. Они получили четкий приказ выйти на побережье между Дюнкерком и Абвилем и не нуждались в директивах командования группой армий. Не вызывало сомнений, что они скоро выйдут на побережье, но было не ясно, вызовет ли удивление их неожиданное появление.

Однако оказалось, что не стоило волноваться. Ничего сверхординарного не произошло. Французы заняли против 12-й и 16-й армий оборонительную позицию. И это было вторым чудом! Интересно, что Гитлер позже назвал первую фазу Западной кампании «несомненным чудом». Вне всякого сомнения, у высшего командования союзников имелись серьезные основания для отвода войск, но в 1940 году Рундштедт не знал об этих причинах; он всегда рассматривал возможность возникновения самой неблагоприятной ситуации. Если выходило иначе, что ж, тем лучше.

Дальнейший ход первой фазы Западной кампании сводился к следующему. К 20 мая танковые части фон Клейста прошли Сен-Кантен и Амьен и вышли к устью Соммы недалеко от Абвиля. Пехотные дивизии форсированным маршем были переброшены из тыла для создания оборонительных рубежей южнее Соммы.

Неожиданно создалось сложное положение у Арраса. Французские войска пытались ускользнуть из Лилля через Аррас в Амьен, а с другой стороны войска из Парижа прорывались к Аррасу. Таким образом, части немецких танковых дивизий вступили в жестокий бой у Арраса. В какой-то момент показалось, что они будут отрезаны, но с востока к Аррасу двигались немецкие армии, и кризисная ситуация длилась недолго.

Пехотный корпус проходил ежедневно по 40 километров. Некоторые дивизии, двигавшиеся в Амьен и Абвиль, иногда проходили по 55 и более километров в день. Грузовики с пехотой сопровождали танки, не только не отставая, но даже обгоняя их. Поясню ситуацию. Группа армий «Б» из Северной Бельгии повернула в юго-западном направлении. С тяжелыми боями она прорывалась через каналы, оборонительные укрепления Южной Голландии и Бельгии и, вступив в бой с голландскими, бельгийскими, французскими и британскими войсками, опрокинула вражеское сопротивление. В сложившейся ситуации сопротивление было абсолютно бессмысленно, и 14 мая голландцы, а 28 мая бельгийцы капитулировали.

Группы армий «Б» и «А» вошли в тесный контакт и смогли координировать свои действия. Значительные французские формирования, бельгийские и голландские отряды и британская армия сконцентрировались в области Остенде–Дюнкерк–Лилль–Брюссель; особенно тяжелые бои шли у Мобежа, Конде и Лилля.

Группа армий «Ц» занимала прежнюю позицию. Приказ о наступлении поступил позже. На длинном оборонительном фронте во многих точках, в основном у Возера и южнее Лона, шли бои местного значения, но по большей части противники занимали оборонительное положение. 22 мая войска Рундштедта достигли Болони, а 23 мая Кале. Итак, через 14 дней танковые армии Гудериана и Клейста вышли к побережью Па-де-Кале между Абвилем и Кале. Иначе как чудом это не назовешь!

Прежде чем перейти к знаменитому эпизоду, связанному с Дюнкерком, давайте бегло пробежимся по заключительному этапу первой фазы Западной кампании.

В период с 25 мая по 4 июня судьба французских и британских войск, окруженных в Артуа и Фландрии, была решена. 4 июня пал Дюнкерк. Большая часть британской армии ускользнула через Ла-Манш в Англию, конечно бросив огромную часть тяжелого вооружения. Примерно миллион французов, англичан, голландцев и бельгийцев было взято в плен, главным образом при капитуляции Бельгии и Голландии. К тому же немцы захватили огромное количество военного имущества.

Немецкие командующие с готовностью подтверждали, что все союзнические армии сражались храбро. Англичане, как и в Первой мировой войне, продемонстрировали особое упорство в оборонительных боях. Итак, первая фаза кампании, с 10 мая по 4 июня, была успешно завершена. На армии Рундштедта возлагалась основная задача. Но прежде чем мы последуем за группой армий «А» на вторую фазу Западной кампании, следует остановиться на третьем «чуде», Дюнкерке, в котором решающую роль сыграли танки Рундштедта.

Черчилль, генерал Фуллер, капитан Лиддел-Гарт и многие другие известные военные писатели высказывали свои соображения по поводу Дюнкерка; немецкие исследователи тоже активно обсуждали эту тему. Как получилось, что Гитлер и командующие германскими танковыми соединениями просто наблюдали за погрузкой британской армии, в то время как находившиеся в полной боевой готовности немецкие танки, окружившие с трех сторон Дюнкерк, могли взять большую часть британской армии в плен? Этот вопрос всегда вызывал живейший интерес. Давайте обратимся к соображениям, высказываемым штабом Рундштедта, а также к описанию того, о чем думал и что делал сам командующий.

В 1923 году Гитлер в книге «Майн кампф» дал понять, что восхищается Британской империей и стремится к установлению взаимопонимания с Британией. В 1937 году в высших школах Германии было введено, вместо французского, изучение английского языка. В том же году в личной беседе с человеком, к которому на тот момент он испытывал доверие, генералом фон Рейхенау, Гитлер признался, что скорее предпочел бы объединиться с Англией, нежели с Италией. Здесь уместно вспомнить затянувшуюся паузу между окончанием Польской и началом Западной кампании. Кроме того, известно, что в то время Гитлер отказывался бомбить английские города.

Понятно, что среди солдат, не сведущих в политике, господствовало мнение, что Гитлер стремится избежать всего того, что могло бы оскорбить Англию. Когда в конце мая немецкие танковые дивизии группы армий Рундштедта с запада, а войска группы армий Бока с востока приблизились к Дюнкерку, несмотря на отчаянное сопротивление, англичане попали в окружение. Единственным направлением отхода, пока остававшимся относительно свободным, был выход к Ла-Маншу. Все командующие, включая Рундштедта, Клюге, Клейста и Гудериана, считали, что нанесение удара по Дюнкерку заставит капитулировать британскую армию во Франции.

Когда с запада уже приближались танковые дивизии генерала фон Клейста, неожиданно, ко всеобщему удивлению, поступил приказ остановить движение. Рундштедт первым получил этот приказ Гитлера по телефону из штаба армии; позже подтверждение приказа пришло по телеграфу. Рундштедт и начальник его штаба, естественно, подали протест, поскольку с военной точки зрения приказ был абсолютно неоправдан. Но Гитлер все же настоял на его выполнении. В соответствии с этим приказом танковые дивизии должны были остановиться в пределах дальности артиллерии среднего калибра. Рундштедту ничего не оставалось, как подчиниться приказу Гитлера.

Генералы фон Клюге, фон Клейст и Гудериан, не понимая, с чем может быть связан такой приказ, выражали крайнее возмущение. Воздушная разведка подтверждала, что британские войска попали в критическое положение и пытаются всеми возможными способами перебраться через Ла-Манш, чтобы ускользнуть в Англию. Все дороги у Дюнкерка были забиты грузовиками, техникой и военным имуществом. В эти полные драматизма дни немецкая армия могла только наблюдать, не имея возможности вмешаться, как день и ночь британцы грузились на суда. Чудеса, да и только!

Свой приказ Гитлер объяснял следующими причинами.

1. Территория вокруг Дюнкерка, заболоченная, грязная, в рытвинах, не позволяет использовать танки.

2. В ходе первой фазы кампании танковые соединения работали на износ, и перед второй фазой кампании требовалось предоставить им передышку.

Вот что думали на этот счет Рундштедт и другие генералы.

1. Территория вокруг Дюнкерка действительно не слишком подходит для танковых маршей, однако те же самые машины вполне успешно справлялись с еще более непроходимой местностью в период Польской кампании. Немецкие танки легко преодолели заболоченные земли на севере у Нарева и в Восточной Галиции. Почему же они должны неожиданно выйти из строя в более благоприятных условиях?

2. Ежевечерне Рундштедт должен был сообщать в штаб армии данные о количестве боеспособных танков, поскольку Гитлер требовал ежедневно давать ему эту информацию. Естественно, что в ходе наступления и боев появлялись технические неисправности. Но большинство повреждений удавалось ликвидировать в течение суток, и они не приводили к выходу из строя боевых машин.

Правда, имелась еще одна причина. Ходили разговоры, что фельдмаршал Геринг заверил Гитлера, что люфтваффе в состоянии своими силами, без помощи армии, заставить британцев капитулировать. Учитывая стремление Геринга поднять престиж своего люфтваффе, подобное заявление вполне могло иметь место.

Однако, как оказалось, две воздушные армии, 2-я под командованием Кессельринга и 3-я под командованием Шперле, не смогли выполнить обещания, данные Герингом. Бомбы, пригодные для уничтожения стационарных фортификационных сооружений, не подходили для поражения небольших судов. Это, похоже, было известно Гитлеру. Начальник оперативного отдела штаба третьего воздушного флота полковник Коллер лично сообщил о реальном положении вещей командованию группы армий. Так что нет ничего удивительного в том, что в штабе Рундштедта считали: отдавая приказ, Гитлер руководствовался не только военными, но и тайными политическими соображениями. Можно предположить, что он хотел помочь британцам.

В книге приказов и распоряжений группы армий «А» есть запись, согласно которой можно сделать вывод, что пресловутый приказ был отдан Рундштедтом. Однако приказ командующего о необходимости проведения ремонта техники относится к более раннему периоду, когда никто еще не мог знать о приказе остановиться перед Дюнкерком. Рундштедт не относится к тому типу солдат, которые способны упустить предоставившуюся им возможность. Кроме того, не следует забывать о системе, которую представляло собой национал-социалистическое государство. Ни один из генералов не мог по собственной инициативе, без одобрения Гитлера, принять столь фатальное решение.

Исторические исследования и детальное изучение каждого действия однажды прольют свет на тайну Дюнкерка. В тот момент Рундштедт решил, что Гитлер, отдавая приказ, руководствовался военными и политическими факторами.

Гитлер прекрасно понимал, в каком безвыходном положении оказались британские войска. Тайна становится еще более интригующей в свете замечаний, сделанных Гитлером во время посещения штаба Рундштедта. Тогда Гитлер явно продемонстрировал, что доволен быстрым ходом кампании, и назвал ее «несомненным чудом». Он заявил, что через шесть недель заключит мир с Англией и Францией. Коротко остановившись на положении Англии как мировой державы, Гитлер заявил, что колонии не представляют для него никакой ценности. Колонии для него не больше чем вопрос престижа! Он даже обмолвился, что готов помочь британцам, предложив им воспользоваться люфтваффе и ВМФ, если у них возникнут сложности! Он, Гитлер, добивается для Германии положения ведущей европейской державы, а Британия пусть занимает господствующее положение в мире и остается морской державой. Он с таким пафосом высказывал свои мысли, что после отъезда фюрера Рундштедт заметил: «Если ему ничего другого не нужно, то у нас будет мир».

Глава 6

Победа во Франции

В начале июня, когда в Артуа и Фландрии все еще велись бои, на Западе шла концентрация немецких сил для начала второй фазы Западной кампании. Ставилась задача завершить войну во Франции. К концу второй фазы следовало разгромить французскую армию и оккупировать Францию. Длинная оборонительная линия шла от Абвиля через Амьен, Суасон, далее по реке Эна в направлении Седана и продолжалась по немецкой границе вплоть до Базеля.

Этот длинный фронт был поделен на три сектора.

Группа армий «Б» под командованием фон Бока, включая большую часть танковых сил Клейста, заняла позицию от Абвиля до предместий Ла-Фер.

Группа армий «А» под командованием фон Рундштедта, включая танковый корпус Гудериана, расположилась восточнее группы «Б», от Ла-Фер до Монмеди.

Группа армий «Ц» под командованием фон Лееба заняла позицию от Монмеди вдоль линии Мажино и далее в северном направлении к Базелю.

Основной задачей являлся выход всех групп армий к южным границам Франции, на Пиренеи и Средиземноморье, для этого группы армий «Б» и «А» должны были наступать в южном направлении, а группа армий «Ц» в южном и западном. Перед группой армий «Б» ставилась задача охватить с флангов Париж и затем продолжить движение в направлении Тур–Бордо. Группа армий Рундштедта брала направление на Дижон, через долину Роны на Лион и Марсель. Группа армий «Ц» должна была охватить с севера и востока Эльзас и Лотарингию. Наступление этого неправдоподобно растянутого фронта было умышленно разнесено по времени.

Наступление группы армий «Б» начиналось 5 июня, армейской группы Рундштедта 9 июня, а группы «Ц» 14 июня. Первые несколько дней по всему фронту велись ожесточенные бои, поскольку в первую очередь следовало прорвать «оборонительную линию Вейгана»^[21].

Эта оборонительная линия, протянувшаяся от устья Соммы до Седана, состояла из отдельно стоящих старых крепостей. Враг оказал упорное сопротивление, но после жестокого боя Беку удалось пересечь Сомму. Столь же ожесточенными были бои Лееба у линии Мажино. Однако после сорокавосьмичасовой тяжелейшей борьбы, при значительной поддержке люфтваффе, сопротивление врага было сломлено.

Группа армий Рундштедта встретила сильное сопротивление во многих точках, в особенности на Эне, однако за сравнительно короткий промежуток времени прорвала сопротивление по всему фронту. После прорыва немецкими армиями обороны вторая фаза кампании проходила без особого напряжения. Храбрая французская армия принимала участие в заведомо безнадежной борьбе. Французы не могли вывести часть войск с линии Мажино и тем самым ослабить оборону, однако им все равно не удалось удержать эту линию.

Ход последнего этапа этой фазы можно коротко обрисовать следующим образом. 11 июня войска Рундштедта подошли к Реймсу, а 12 июня к Шалон-сюр-Марн. Танковая группа Гудериана, прорвав фронт, стремительно двинулась в юго-восточном направлении. Рундштедт, чтобы упростить взаимодействие и обойтись без детальных приказов, использовал три кодовых слова, заимствованных из терминов, применяемых в футболе. Эти слова он передал Гудериану по радио, когда танковый корпус подошел к Лангру.

Первое из кодовых слов означало: «Повернуть на восток к Бельфору, чтобы помешать французам отвести войска из Эльзаса». С помощью второго слова было зашифровано такое сообщение: «Прямо на юг к Лиону и Марселю, чтобы отрезать французов на альпийском фронте». Третье слово означало: «Повернуть на юго-запад в направлении Бордо, чтобы отрезать французов, отступающих перед группой армий «Б».

Таким образом, с помощью радиограмм, обходясь минимальным набором слов, Рундштедт мог управлять танками в зависимости от требований, диктуемых конкретной ситуацией. Когда Гудериан подошел к Лангру, он получил приказ двигаться в южном направлении на Лион. Только несколько частей были направлены перекрыть Бургундские Ворота, чтобы отрезать французов, отступающих из Бельфора. 17 июня эти части подошли к швейцарской границе. В тот же день XVI танковый корпус под командованием Клейста занял Дижон. О том, насколько быстро и уверенно проходило наступление, свидетельствует такой эпизод. В Лион по-прежнему ходили поезда. В один из этих дней, к вящему удивлению путешественников, среди которых были находившиеся в отпуске французские офицеры со своими дамами, их поезд, следовавший в Лион, остановили немецкие передовые разведывательные подразделения.

Все три группы армий наступали слаженно, одним фронтом. 9 июня они достигли Руана, 11-го – Реймса, 12-го – Дьепа и Шалон-сюр-Марн, 13-го – Гавра, 14-го – Парижа и Кольмара, а 15-го – Вердена. Очередная попытка оказать сопротивление на Луаре потерпела неудачу; французы просто не успевали создать новый фронт.

В результате эта кампания постепенно превратилась в ряд коротких боев, вспыхивавших в отдельных пунктах. Французская армия становилась все более и более раздробленной. По дорогам вместе с беженцами двигались длинные колонны отступающих французских армий, и зачастую нагоняющие их танковые дивизии не обращали никакого внимания на французских солдат.

9 июня в войну вступила Италия. После того как 16 июня кабинет Рейно ушел в отставку, выдающийся французский маршал Петен, сознавая всю возложенную на него ответственность, оценив ситуацию как безвыходную, принял трудное решение. 22 июня он подписал перемирие с Германией. Тем временем немецкие войска, перейдя Луару, 18 июня заняли Шербур, Ле-Ман и Нанси; 19 июня Брест, Эпиналь, Туль, Люневиль, Страсбург и 20 июня Лион. 22 июня закончились бои в Эльзасе и Лотарингии. 25 июня в 13 часов 35 минут военные действия были прекращены.

Итальянцы сосредоточили свои силы в Альпах на франко-итальянской границе, намереваясь прорваться вдоль линии Монблан–Ментона к Савойе^[22]и дальше к Роне.

Но попытка потерпела неудачу, и виной тому были не столько французские укрепления в Верхних Альпах, сколько невероятная храбрость альпийских стрелков, элитных французских соединений. Итальянская сторона, чтобы упростить наступление, предложила десантировать с воздуха итальянские войска в тыл альпийских стрелков. Но в 1940 году в ходу еще было такое понятие, как рыцарство, и немецкий главнокомандующий, как и его итальянский коллега, сочли неприемлемым подобное предложение (позже это стало восприниматься в порядке вещей).

Чтобы сломить по возможности быстро сопротивление в Альпах, штаб армии отдал распоряжение Рундштедту вместе с моторизованными частями и 1-й горной дивизией начать наступление в восточном направлении от Роны в тыл альпийских стрелков… но не слишком быстро! Там прошли незначительные бои, но в конечном итоге альпийские стрелки сдали свои позиции.

В ходе второй фазы кампании танковый корпус Клейста был переведен из группы армий «Б» вновь под командование Рундштедта. К концу кампании под началом Рундштедта находилась большая часть немецких танков, не говоря уже о пехоте. Штаб Рундштедта переехал сначала в Шалон-сюр-Марн, а в последние дни кампании в Оксерр.

Блицкриг на Западе начался 10 мая и закончился 25 июня. Французская армия потерпела поражение по нескольким причинам: не отвечавшая требованиям современной войны техника; устаревшие тактика и стратегия; командование продолжало упорно придерживаться концепций времен Первой мировой войны и все еще жило воспоминаниями тех лет. Тем не менее Рундштедт всегда подчеркивал храбрость и мужество своих противников.

В связи с происходящими событиями в штабе Рундштедта возрастали надежды на установление мира. Что же это были за события?

В Париже на Елисейских Полях состоялся парад. Рундштедт должен был назначить офицера Генерального штаба и еще несколько человек для присутствия на этой церемонии.

Ряд танковых дивизий получил приказ прибыть в Париж для участия в параде.

Из Берлина поступил приказ главнокомандующего сухопутными войсками о расформировании и демобилизации пехотных дивизий, сформированных в начале войны.

И наконец, многие моторизованные и пехотные дивизии были отозваны из Франции в Германию.

Все эти события, как казалось, указывали на то, что Гитлер стремится к миру.

План операции немецкого вермахта по вторжению в Англию шел под кодовым названием «Морской лев». Как мог этот план согласовываться с надеждой на мир? Если бы Гитлер всерьез планировал операцию «Морской лев», к подготовке приступили бы перед началом кампании на Западе. Совершенно ясно, что две армии не могли мгновенно, с помощью подручных средств, без подготовки, перебраться через Ла-Манш в Англию. План операции держался в тайне, и в ходе кампании Гитлер никогда не говорил на эту тему с Рундштедтом.

Кроме того, если бы Гитлер всерьез планировал напасть на Англию, он бы не позволил британской армии ускользнуть на остров в конце мая из Дюнкерка. И наконец, в конце мая у Гитлера хватало сил, чтобы перебраться в Англию. Многие дивизии в ходе второй фазы Французской кампании практически не принимали участия в боевых действиях; в группе армий «А» приблизительно десять из двенадцати вообще «не нюхали пороха», а следовали в качестве резерва. Исходя из этого, Рундштедт полагал, что операция «Морской лев» – не что иное, как обычный политический блеф. У нас еще будет возможность увидеть, как разворачивались дальнейшие события.

Рундштедт отдал приказ заняться подготовкой, а затем приступить к выполнению операции «Морской лев». Штаб группы армий «А» переместился из Оксерра в Сен-Жермен в отель «Генрих IV».

В приказах, поступавших из штаба сухопутных войск (командующий сухопутными войсками Браухич, начальник Генерального штаба Гальдер), в первую очередь подчеркивалось следующее.

Высадку в Англии производить на широком фронте, от Дувра до мыса Лендс-Энд. В качестве стартовой линии использовать бельгийско-французское побережье от Антверпена до Бреста. Первым делом создать плацдарм на южном побережье Англии, а затем нанести решительный удар в северном направлении. Лондон удерживать незначительными силами, а основной удар направить в обход столицы в западном направлении.

ВМФ не имел достаточных ресурсов для осуществления подобного плана. Военно-морские силы Германии, конечно, не могли соперничать с мощным британским флотом. Если бы удалось привести этот план в исполнение, Ла-Манш удалось бы перекрыть на востоке между Дувром и Кале и на западе между мысом Лендс-Энд и Брестом. Отсюда следует, что требовалось установить с обеих сторон значительные по площади минные поля, но выполнить это в полной мере не позволяли недостаточные ресурсы.

Тогда был разработан второй вариант проведения операции. Высадку по северной линии сократили от Дувра до Портсмута, чтобы повысить эффективность защиты обоих флангов. В качестве стартовых площадок выбрали гавани Роттердама, Антверпена и Дувра. Крупные гавани Голландии и Бельгии были необходимы для быстрой высадки танковых дивизий. Но, самое главное, для того, чтобы пересечь Ла-Манш между Роттердамом, Антверпеном и Дувром, требовалось закрепиться на бельгийском побережье, а уже затем переправляться в Дувр.

Рундштедт и начальник его штаба не воспринимали операцию «Морской лев» всерьез. Это подтверждает тот факт, что Рундштедт никогда не присутствовал на морских учениях, во время которых две армии вели активную подготовку к проведению операции. Даже Гитлер никогда не интересовался у Рундштедта ходом проведения подготовки, хотя обычно требовал детально информировать его о происходящем. В штабе подготовка осуществлялась во взаимодействии с офицерским составом ВМФ и люфтваффе, причем господствовало мнение, что «это совершенно нереально!».

В июле ряд высокопоставленных генералов были повышены в чине. Фон Рундштедту было присвоено звание фельдмаршала. 19 июля в речи, произнесенной в Рейхстаге, Гитлер опять обратился с мирным предложением к Англии. В Париже мы услышали о ведении мирных переговоров через Швецию и принца фон Гогенлоэ. Кроме того, стало известно, что в окружении Гитлера существует резкое расхождение мнений в отношении Англии. Гитлер не собирался подвергать бомбардировке все английские города. Он настаивал на ударах только по стратегически важным объектам вроде доков в устье Темзы. Геринг стремился к тотальной бомбардировке. Когда в июле фельдмаршал вернулся из Берлина, он сообщил нам, что в личной беседе Гитлер объяснил ему, что не собирается осуществлять операцию «Морской лев». Выходит, что Рундштедт правильно оценивал ситуацию. Теперь вообще пропало всякое желание участвовать в подготовительной работе!

В августе или в начале сентября в Сен-Жермене началась военная игра по картам, но никто уже не верил в реальность осуществления плана «Морской лев». Постепенно поступало все большее число приказов, свидетельствующих об отказе от этого нереального плана. В конечном счете все подготовительные работы были прекращены.

Следует подчеркнуть, что Рундштедт с военной точки зрения считал невозможным проведение в жизнь плана «Морской лев». Он с огромным скепсисом относился к возможности переброски двух армий через Ла-Манш (как и любой другой здравомыслящий человек), но даже в случае успешности подобной операции, попав в Англию, армии оказались бы отрезаны от континента. Разве в этом случае британский флот и авиация оставались бы в роли стороннего наблюдателя? Фельдмаршал фон Рундштедт был абсолютно прав, когда назвал операцию «Морской лев» опасной авантюрой. Гитлер сам говорил ему, что чувствует себя сильным на земле и слабым на воде. «Ведь нет моста через море!» По сути, Гитлер признался, что на земле он герой, а на воде трус.

В месяцы, последовавшие за 25 июня после прекращения военных действий, войска и штаб отдыхали. Восхитительная Франция и надежда на мир способствовали установлению спокойной, радостной атмосферы, царившей в том числе и в штабе Рундштедта.

Как я уже говорил, штаб Рундштедта располагался в гостинице «Генрих IV» в Сен-Жермене. Отсюда, насколько хватало глаз, открывалась прекрасная панорама Парижа. Окна большей части рабочих кабинетов смотрели на Сену и очаровательную столицу Франции.

В ту пору мы были счастливы. Мы жили в Париже, и атмосфера была наполнена надеждой на мир. Все мы ощущали на себе влияние непреодолимой притягательности этого города. С огромным интересом мы изучали историю Франции и ее столицы. В исторических центрах можно было увидеть солдат, сержантов, офицеров, представителей военной администрации с путеводителями в руках или с книгами по истории, культуре и политике этой страны.

Само собой разумеется, мы не пренебрегали и более легкими сторонами жизни. Французские рестораны были не менее заманчивы, чем театры, и конечно же не обходилось без любовных романов.

Так что нет ничего странного в том, что, когда наш главнокомандующий высказал мнение, что штаб следует расположить в лесистой местности недалеко от Амьена, чтобы быть ближе к побережью, это сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы. В течение суток все находились в стрессовом состоянии, но Рундштедт больше не возвращался к этому вопросу. Однако, чтобы быть готовыми в любой момент покинуть Париж, в лесу под Амьеном был разбит лагерь и подведены необходимые коммуникации. Таким образом, мы могли в любой момент переехать в Амьен. В июле стало совершенно ясно, что операция «Морской лев» проводиться не будет, и мы остались в Сен-Жермене.

Рундштедт никогда не ходил в театры или в какие-либо иные развлекательные места. Он крайне редко ездил в Париж. Рундштедт и начальник штаба жили в особняке, рядом с отелем «Генрих IV». Каждый день в половине пятого командующий, начальник штаба, начальник оперативного отдела и адъютант встречались за чайным столом; в хорошую погоду чаепитие проходило в саду. Хозяин особняка отсутствовал; всем заправлял мажордом. К ежедневным чаепитиям огромный интерес проявляли хозяйские животные: два пони, осел и несколько собак.

Молодым офицерам, находящимся в отличном расположении духа, пришла идея повесить в комнате, где находился дежурный офицер, две карты Парижа. Каждый должен был отметить на картах (на одной карте синим, а на другой красным цветом) места в Париже, где он побывал. Синие точки обозначали места, где можно было хорошо поесть, а красные – где можно было найти любовные утехи. Как-то Рундштедт, отличавшийся широкими взглядами, зашел в эту комнату и принялся изучать карты, рядом с которыми находились в этот момент молодые офицеры. «Ваша красная карта еще далека от завершения!» – лаконично прокомментировал фельдмаршал.

Молодые офицеры установили на балконе стереоскопическую трубу с 18-кратным увеличением. Они развлекались тем, что рассматривали купальщиц, которые в изящных купальных костюмах резвились в открытом плавательном бассейне на Сене. Труба давала возможность в деталях рассмотреть очаровательных француженок. Частенько сотрудники штаба, не отказывавшие себе в удовольствии понаблюдать за купальщицами через трубу, проведя «разведку», сообщали: «Наш синий купальник сегодня отсутствует!»

Я думаю, что читателя заинтересует незначительный эпизод, связанный с Реймсским собором. Единственный сын Рундштедта, к сожалению умерший в 1948 году, был историком и архивоведом; он состоял в звании унтер-офицера. В мирный период после Французской кампании он часто навещал отца и, поскольку был страстным любителем всех видов искусства, хотел посетить соборы Шартра и Реймса. Рундштедт отказывал ему, мотивируя свой отказ тем, что имевшиеся в его распоряжении машины предназначены для служебного пользования, а не для осмотра исторических памятников. Но доктор философии, унтер-офицер фон Рундштедт все-таки смог уговорить отца, и в один прекрасный день мы отвезли его из Сен-Жермена в Реймс. Для начала Рундштедт осмотрел огромный мешок с песком, лежавший перед входом в храм; немецкие власти позаботились о защите памятников в случае воздушных атак. Затем мы вошли в собор. Там, как известно, находится статуя Жанны д'Арк (в Реймсе установлен еще один памятник Жанне д'Арк, современная конная статуя). Сын шепотом говорил о красоте этой статуи. Однако, по мнению фельдмаршала, истинную ценность представляло только внутреннее убранство собора. Тем не менее он всегда признавал право других на собственное мнение.

С 25 июня по август все жили надеждой на мирное решение вопроса. Солдаты, не понимая, да, в общем, и не очень стараясь понять многих вещей, упорно цеплялись за эту призрачную надежду. В Париже значительно ослабили первоначально установленные строгие правила. Само собой разумеется, что после окончания военных действий всем «до смерти» хотелось увидеть Париж. Возникла проблема с ослаблением дисциплины в войсках, поэтому комендантом Парижа был назначен известный своей жестокостью генерал фон Бризен. Во время Польской кампании он получил ранение. Затем был назначен на должность командира дивизии, заслужил славу чрезвычайно сурового командира. Для сохранения порядка были предприняты суровые меры. Даже старшие офицеры могли отлучаться в город только по специальному разрешению, причем были обязаны возвращаться в гарнизон засветло. Однако в июле наступило явное послабление. Быстро налаживались тесные контакты с местным населением. Немецкие спортсмены познакомились с французскими спортсменами и начали вместе заниматься спортом. Любители искусства завязывали знакомства с французскими ценителями прекрасного и проводили время в Лувре. У молодых офицеров, унтер-офицеров и солдат появились подружки-француженки. Спустя несколько недель после заключения перемирия мы посетили новый Зоологический парк^[23] в Венсеннском лесу, созданный по системе Хагенбеком.

Имя управляющего (профессора) стерлось из памяти, а вот семью Хагенбек в штабе Рундштедта знали очень хорошо, один из Хагенбеков проходил службу в качестве артиллерийского офицера запаса. Вскоре по прибытии в Сен-Жермен он провел переговоры с директором Зоологического парка и договорился об обмене двумя редкими носорогами. Рундштедта очень позабавил этот случай.

В штабе Рундштедта на всех уровнях царило полное согласие. Фельдмаршал умел работать с людьми, выстраивать взаимоотношения, создавать доброжелательную обстановку. Надо сказать, что он в полной мере обладал этими редкими качествами.

С каждым днем росло ощущение наступления долгого и прочного мира. Начиная с августа постепенно утихли слухи о посреднической миссии Швеции и Испании. Усилилась бомбардировка важных военных объектов в Англии; возросли потери немецкого люфтваффе. Наши летчики, возвращаясь из рейсов над вражеской территорией, сообщали о постепенном усилении зенитной артиллерии и тяжелых воздушных боях с британцами. Ни Рундштедт, ни его штаб не знали, что в действительности планировал Гитлер. Поговаривали об острых разногласиях между Гитлером и Герингом по вопросу ведения войны в воздухе. Геринг настаивал на бомбардировке английских городов, поскольку ранее англичане сбрасывали бомбы на немецкие города. Гитлер был категорически против. Возможно, он все еще носился с фантастической идеей о ведении переговоров с Англией.

До этого времени в Сен-Жермене не было предпринято никаких действий по созданию защитных средств на случай воздушных атак. Рундштедт, не пожелавший больше жить в особняке, переехал в гостевой флигель, где для него были специально обставлены две комнаты. Он любил гулять в Сен-Жерменском лесу, как правило, один, без сопровождения. Время от времени он прогуливался в компании своего адъютанта, капитана фон Сальвиати. Из месяца в месяц враг увеличивал разведывательную деятельность в воздухе; британские летчики установили практически постоянное наблюдение за Сен-Жерменом. Следовало срочно подумать об обеспечении средств защиты от воздушного нападения. В саду, в непосредственной близости от отеля, стали сооружать глубокое убежище.

Рундштедт никогда не заботился о личной безопасности. Ежедневный скрежет бульдозеров, занятых на строительстве убежища, действовал на него крайне раздражающе. Кроме того, он не собирался уходить в убежище во время воздушных налетов. Никакое убежище не обеспечило бы должной защиты, пожелай британцы уничтожить штаб в Сен-Жермене. Однако усилия, потраченные на сооружение убежищ, не пропали даром. Вскоре начались бомбардировки, и отель «Генрих IV», в котором размещался штаб, серьезно пострадал. Но, видно, штабу сопутствовала удача: несмотря на жестокие бомбардировки, потери оказались незначительными.

Рундштедт не обеспечивал защиту не только против воздушных налетов, но и против возможных диверсионных действий, набегов и тому подобного. Вокруг штаба не было ни заборов, ни проволочных заграждений. Не было даже элементарной охраны. Только по вечерам штаб «охраняла» пара солдат, как правило немолодых. В основном французы и немцы мирно сосуществовали друг с другом. Любой, будь то француз или немец, мог зайти в отель «Генрих IV», и ни у кого бы это не вызвало подозрения. Такое положение сохранялось с 1942-го по 1944 год, хотя на протяжении этих лет увеличивалась напряженность, связанная с серьезным изменением ситуации. К концу лета Рундштедт стал все отчетливее понимать, что Гитлеру не удастся достигнуть мира.

В 1940 году находившаяся на Западе немецкая армия, полностью отстраненная от решения политических вопросов, понятия не имела о том, как решаются восточные проблемы. Мы отбыли из Польши в ноябре 1939 года по окончании Польской кампании и не имели никакой информации о развитии русско-немецких отношений после раздела Польши. Опыт общения с русскими во второй фазе Польской кампании наглядно показал, насколько трудно с ними иметь дело. Возникали разногласия даже по таким, казалось бы, незначительным вопросам, как казармы на Буге или использование моста через Сан. Очень немногим на Западе было известно, что происходило на восточной границе с ноября 1939-го до лета 1940 года.

Неосведомленность в отношении политических событий проявилась уже весной 1940 года, в начале блицкрига в Норвегии. Перед началом кампании Рундштедт просто наблюдал за отводом 2-й и 3-й (австрийских) горно-стрелковых дивизий, не зная, почему и куда они направляются. Только через прессу, с помощью пропаганды и слухов штаб узнал, что союзнические войска приступили к оккупации Норвегии, чтобы оказать помощь Финляндии, с которой Россия вновь заключила мирный договор 12 марта 1940 года. Фактически в Норвегии немецкие силы вошли в столкновение с британскими войсками в Ондалонесе, Намсусе и Харстаде. Командование на других фронтах практически ничего не знало ни об этой кампании, ни о русско-финской войне, кроме того, что симпатии солдат были на стороне Финляндии.

Я по возможности кратко обрисовал положение, существующее в тоталитарных государствах, когда высшее военное командование умышленно не ставится в известность о развитии политической ситуации. Именно по этой причине Гитлер, как правило, отклонял стратегические предложения со стороны начальника Генерального штаба или главнокомандующего сухопутными войсками. Ведь они руководствовались своими соображениями, находясь в полном неведении относительно политических нюансов! Летом 1940 года на Западном фронте редко поднимался русский вопрос. Мы полагали, что «там» все в порядке, в соответствии с соглашением. В то время никто в штабе или в армии не задумывался о войне с Россией.

Возможно, Гитлер уже давно вынашивал мысль о войне с русскими и даже намекал на это своему штабу и начальнику Генерального штаба. Но Рундштедт ничего не знал о намерениях Гитлера. Однако офицеры люфтваффе и ВМФ, похоже, были частично информированы по этому вопросу. Ни для кого теперь не секрет, что Геринг имел более тесные отношения с Гитлером, чем командование сухопутных войск. В сентябре 1940 года стало ясно, что в 1941 году на Востоке что-то затевается. Штаб 4-й армии под командованием Клюге был перемещен с Запада на Восток, в Варшаву. Перед отъездом фельдмаршал фон Клюге посетил штаб группы армий «А» в Сен-Жермене, где у него состоялась продолжительная беседа с начальником штаба. По всем признакам было ясно, что на Востоке назревают какие-то события.

Примерно в это же время в прессе появились сообщения, что русские стали занимать более враждебные позиции по отношению к Германии. Русские постепенно подтягивали войска к демаркационной линии. Кроме того, концентрация войск наблюдалась в Галиции. Прошел слух, что резко ухудшились русско-британские отношения, нашлись те, кто уверял в неизбежности русско-британской войны. Теперь вам становится ясно, в каком неведении пребывали командующие, если они не были вхожи в личный штаб Гитлера.

Даже Рундштедт был крайне мало осведомлен о происходящем. Он был солдатом и мало интересовался политическими проблемами. Он никогда сам не звонил Гитлеру, как это делали Роммель, Клюге и многие другие военачальники. И, надо сказать, Гитлер тоже никогда не звонил Рундштедту. У них, конечно, были личные встречи, но только по инициативе Гитлера. Рундштедт и Гитлер практически не разговаривали по телефону, какая бы ни возникала ситуация. Разговор происходил через третьих лиц, Кейтеля или Йодля.

Глава 7

Русская кампания

Как уже говорилось, в середине лета 1940 года командующие группами армий не имели конкретной информации о намерениях Гитлера в отношении Восточного фронта. Любой диктатор исповедует принцип умалчивания, и, как известно, даже в тех странах, где существует какая-то другая форма правления, государственные деятели не всегда информируют военачальников о дальнейших планах, а если и информируют, то не сообщают, какие соображения лежат в основе тех или иных планов. Другими словами, солдат – не более чем орудие в руках политиков. Генералам следует смириться с фактом, что в конечном итоге они являются всего лишь солдатами!

В демократических странах премьер-министр и парламент дают солдату, конечно, большее количество информации и считаются с мнением военных. В этих странах между политиками и генералами складываются более тесные отношения. Но при Гитлере ситуация была диаметрально противоположной.

К концу 1940 года пошли упорные слухи о войне с Россией. В приказах, поступающих из штаба Верховного командования вермахта, подчеркивалось, что подготовка ведется исключительно в целях защиты на случай возможного нападения Советского Союза. В начале 1941 года в Восточную Пруссию и Польшу были переброшены дополнительные дивизии. Эти войска, отнюдь не предназначенные для наступления, были разбросаны по большой территории и занимались военной подготовкой. Условия службы были приближены к условиям мирного времени, существовала система отпусков и увольнений. На русско-немецкой демаркационной линии, между Карпатами и Балтикой, помимо 1-й кавалерийской дивизии, находилось еще порядка трех дивизий. Командующим фронтом был фельдмаршал фон Клюге; его штаб находился в Варшаве.

До 22 июня 1941 года на границе было совершенно спокойно; Россия продолжала «дружить» с Германией.

Через границу регулярно ходили грузовые поезда, шел обычный товарообмен. Международный поезд Берлин–Москва прошел за четыре дня до начала военных действий!

Дополнительные дивизии, прибывавшие с Запада после января 1941 года, размещались далеко от пограничной зоны и организовали что-то наподобие гарнизонов. Единственным высшим командным звеном оставался штаб 4-й армии фон Клюге. Наконец, Рундштедт получил приказ переехать со своим личным штабом в Бреслау.

В 1941 году разнеслось известие, что русские собираются напасть не только на Германию, а на всю Европу! В качестве доказательства Гитлер приводил три фактора: усиление советских вооруженных сил, увеличение числа дивизий и война с Финляндией. Он считал, что русские ведут активную подготовку для нападения на Германию. Фюрер вспоминал Ленина, который заявил, что Советы ставят перед собой цель разжечь мировую революцию и эта цель может быть достигнута только с помощью силы. Отсюда лихорадочное формирование Красной армии. И тогда Гитлер заявил, что он не намерен ждать, когда русские будут готовы к нападению, и опередит эту опасность с Востока ради защиты Германии и всей Европы. Он считал, что русские нападут на Германию в 1941 году.

Дело в том, что весной 4-я армия получила секретную информацию от бывших литовских офицеров из Ковно, что русские проводят учения с намерением захвата Восточной Пруссии и в офицерских кругах часто ведутся разговоры о войне с Германией. В советских фильмах открыто звучали выпады в адрес Германии. Из месяца в месяц накапливались факты, подтверждавшие, что русские готовятся к войне.

Рундштедт с самого начала был категорически против войны с Россией. Он довольно хорошо изучил Восток еще в Первую мировую войну, и полученный опыт позволил ему сделать определенные выводы. Это была, с его точки зрения, непонятная страна с тяжелым климатом, безграничными пространствами и плохими дорогами, а русский солдат был вообще непредсказуем. Именно поэтому Рундштедт поинтересовался у Гитлера, понимает ли тот, какой риск берет на себя, нападая на Россию. Главнокомандующий сухопутными войсками Браухич и начальник Генерального штаба Гальдер тоже испытывали серьезные опасения. Следует заметить, что во время Первой мировой войны Гитлер не был на Восточном фронте. Рундштедт полагал, что если бы русские хотели напасть на Германию, то они сделали бы это в тот момент, когда все немецкие армии находились на Западном фронте. Следовательно, считал он, надо заняться укреплением границы, и пусть уж русские решают, стоит им нападать на Германию или нет.

Многие офицеры имели опыт войны на Восточном фронте во время Первой мировой войны. Они знали, что русские готовы к самопожертвованию, не задумываются о потерях, отличаются мужеством и стойкостью. Они понимали, что эта непонятная страна может в случае войны собрать миллионы солдат. Бескрайние пространства, тяжелый климат, грунтовые труднопроходимые дороги, обширные леса и болота – все это они испытали на собственном опыте в период с 1914-го по 1918 год. Риск был велик!

Кроме того, отсутствовала ясность, сильнее или слабее советские войска царской армии времен Первой мировой войны. Не оставалось сомнений лишь в том, что советская политическая система более жесткая, чем царский режим. Принцип формирования Красной армии отличался от принципа организации армии в царской России, и, не в пример царской армии, Красная армия имела современное оружие.

Сообщения немецкого военного атташе в Москве генерала Кестринга, который в течение нескольких лет изучал Россию, всегда отличались трезвой оценкой ситуации. Гитлер и большая часть его окружения излишне легкомысленно относились к информации Кестринга. Они не верили этим сообщениям и, как Наполеон, недооценивали Россию. Между Наполеоном и Гитлером много общего, и, главное, у обоих было много поводов для нападения.

Гитлер, опасаясь повторения ситуации на Балканах в 1918 году, опасался наступления британцев из Греции в северном направлении к Дунаю. Подобное наступление ставило под угрозу тыл немецкого Восточного фронта на юге. Гитлер решил предвосхитить намерения Британии, захватив Балканы. С этой целью туда был направлен фельдмаршал Лист. К удивлению Гитлера, многие югославы в конце марта 1941 года восстали против государств оси. Война на Балканах, короткая, стремительно развивавшаяся, за несколько недель привела Германию к победе.

Все немецкие формирования, принимавшие участие в войне на Балканах, и в первую очередь танковый корпус Клейста, предназначались для Русской кампании, поэтому следовало отремонтировать всю технику, а главное, танки, чтобы они смогли вернуться в строй.

Гитлер наметил начать войну с Россией в середине мая 1941 года. Затем эта дата была отодвинута на месяц. Основная причина отсрочки заключалась не столько в войне на Балканах, сколько в том, что Гитлер был застигнут врасплох государственным переворотом в Белграде. Все коммуникационные линии с румынами, немецкими союзниками, проходили через Югославию. Дунай и Югославия были необходимы для прохода немецких войск к южной части Восточного фронта. Вторым фактором, определившим отсрочку, были крайне неблагоприятные для начала кампании погодные условия.

Общеизвестно, что до конца мая не было возможности проводить крупномасштабные, быстрые передвижения на Востоке, восточнее линии Сан–Буг. В результате разлива рек под водой оказались огромные территории; рыхлая почва, покрытые толстым слоем жидкой грязи дороги. Обычно к маю дороги уже высыхали, но 1941 год оказался в этом отношении исключением. В конце июня Буг еще не вошел в свои берега.

Когда Гитлер, не обращая внимания на предостережения Рундштедта и других военачальников, решил предвосхитить гипотетическое нападение русских и нанести упреждающий удар, немецкое командование принялось прикидывать возможные варианты.

Беспокойство в основном вызывало соотношение собственных и вражеских сил. Германия имела порядка ста двадцати дивизий всех родов войск, а Россия – около ста пятидесяти. Хотя эта информация могла быть и ошибочной. Немцы не осмеливались проводить воздушную разведку, тем более что вряд ли с ее помощью можно было определить реальное положение вещей.

По сравнению с Западной кампанией 1940 года армии немцев и их союзников были уже не столь сильны. На Западе, между Северным морем и швейцарской границей, на не слишком большом по протяженности фронте было сконцентрировано большее число дивизий и сильные резервы. На Востоке в 1941 году фронт тянулся от Черного до Балтийского моря. При взгляде на карту Европы становилось ясно, что немецкое наступление в восточном направлении еще больше растянет Восточный фронт.

Было ясно, что нельзя брать за основу операции, проводимые Наполеоном в 1812 году. Тогда русские все время отступали. Напрасно Наполеон добивался решающего сражения, после успехов в Смоленске и при Бородине у него так ничего и не вышло. В результате зимой он с изрядно поредевшей армией оказался в глубине вражеской территории. Немецкое командование хорошо изучило все злоключения французов на русской земле, поэтому расчеты строились на том, чтобы с помощью нанесения мощных ударов уничтожить основную массу советских войск западнее Днепра и Западной Двины, не допустив их отхода в глубь России. На этом война будет закончена. Все прекрасно понимали, что если русских не удастся уничтожить, то они смогут углубиться на Восток, и тогда кампания примет затяжной, опасный характер.

Кроме того, следовало не забывать, что пути подвоза были ограничены линией Днепр–Западная Двина; до этой линии можно было обеспечить бесперебойное снабжение армий. Поэтому план предусматривал молниеносный прорыв танковых дивизий, за которыми в непосредственной близости будут двигаться пехотные дивизии, и окружение вражеских армий, чтобы отрезать им пути отступления на Восток. Но этот план оказался бы успешным только в том случае, если бы основная масса советских войск уже выдвинулась западнее Днепра и Двины и закрепилась на конкретных позициях. А как быть в том случае, если русские еще не приступали к мобилизации и только части Красной армии находятся на западе страны? Положим, их удастся уничтожить, но что делать, когда следом подойдет миллионная армия?

Совершенно очевидно, что стратегический план кампании против Советского Союза на таком протяженном фронте (от Балтийского до Черного моря) вызвал массу вопросов. Гитлер рассматривал Москву как «врага номер один в мире». Он считал этот город центром идеологической и политической власти Советов. И если Москва была политическим центром, то экономическим центром безусловно являлись южные области Советского государства: плодородные почвы Украины, Донецкий угольный бассейн, кавказские нефтяные месторождения.

Понятно, что на решение Гитлера признать в качестве стратегической цели богатые землей и месторождениями южные территории Советского Союза повлияли немецкие специалисты по экономическим вопросам. Гитлер заявил, что только захват Украины, Донецкого бассейна и кавказских нефтяных месторождений даст возможность продолжать войну. Итак, на план военных операций существенное влияние оказали политики и экономисты.

Военные – как выяснилось, их точка зрения оказалась второстепенной – высказывали различные мнения по вопросу войны с Россией. В данном случае для нас представляет интерес только мнение Рундштедта. Он, в отличие от других, не считал, что центр тяжести должен падать на его группу армий «Юг». По его мнению, центр тяжести приходился на север, на группу армий фон Лееба. Основной целью, по мнению Рундштедта, являлась Ленинградская область. Удар в направлении Ленинграда позволил бы полностью отрезать русских от Балтики. Вторая фаза операции, в видении Рундштедта, заключалась в наступлении из Ленинградской области в юго-восточном направлении, в сторону Москвы.

Высказывая свою точку зрения, Рундштедт, как всякий солдат, не принимал в расчет политико-экономический аспект, но, являясь орудием политиков и экономистов, был вынужден идти на компромисс. Как известно, фельдмаршал был одним из самых активных противников Русской кампании. Он являлся сторонником выжидательной тактики, предлагая занять оборонительную позицию. Но как только в высших политических сферах было принято решение, ему, несмотря на то что он придерживался противоположной точки зрения, ничего не оставалось, как подчиниться. Рундштедту было абсолютно ясно, что война с Россией затянется на неопределенное время. Такого колосса нельзя уничтожить за несколько месяцев; ни о каком блицкриге не может идти речи. Война с Россией может продлиться несколько лет.

Рундштедт считал, что для решения поставленной задачи следует наступать с севера на юг, то есть от Ленинграда на Москву и дальше на юго-восток. Только так и никак иначе. Причем этот план только в том случае увенчается успехом, если удастся добиться победы на первой стадии. Если в течение первого года станет ясно, что «искатели приключений» отхватили кусок, который им не прожевать, то, по мнению Рундштедта, они должны поспешно ретироваться и отступить на подготовленные позиции подальше на Запад.

В соответствии с окончательным планом Верховного командования было сформировано три группы армий.

Группа армий «Юг». Командующий фельдмаршал фон Рундштедт. Начальник штаба пехотный генерал фон Зоденштерн. Войска: порядка пяти танковых (в общей сложности всего 600 танков!), три моторизованные и тридцать пять пехотных дивизий. По данным немецкой разведки, враг (Буденный^[24]) имел в наличии 2000 танков, но устаревших моделей.

Основной стратегической целью Рундштедта была линия Одесса–Киев, затем – Донецкая область и уже в последнюю очередь Кавказ. Правый фланг его группы армий находился в северной части Западных Карпат, левый фланг на Буге, близ Кладова, на юго-западном крае Припятской области. В состав группы армий входила 7-я армия под командованием Штюльпнагеля (на правом фланге), 6-я армия под командованием фон Рейхенау (на левом фланге) и 1-я танковая группа фон Клейста.

Группа армий «Центр». Командующий фельдмаршал фон Бок. Начальник штаба генерал фон Грейфенберг. Основная нагрузка падала на эту группу армий, и, следовательно, в ее состав входило порядка пятидесяти дивизий, в том числе девять танковых и семь моторизованных, которые, в свою очередь, составляли две танковые группы (2-я под командованием Гудериана и 3-я под командованием Гота). Стратегической целью этой группы армий была Москва. Группа армий «Центр» состояла из двух армий; на правом фланге 4-я армия под командованием фон Клюге, на левом фланге 9-я армия под командованием Штрауса и две танковые группы Гудериана и Гота.

Группа армий «Север». Командующий фельдмаршал фон Лееб. Начальник штаба генерал Бреннеке. В состав этой группы армий входила 4-я танковая группа под командованием Геппнера, три танковые и три моторизованные дивизии; в общей сложности тридцать дивизий. 16-я армия под командованием Буша располагалась на правом фланге, 18-я армия под командованием Кюхлера на левом фланге. Стратегическая цель – Ленинград и дальше на юг.

Немецкие войска, подобно фаланге, выстроились от Карпат до Балтийского моря. Перечисленное количество дивизий может поразить воображение читателя. Но не следует забывать, что порядка сотни дивизий в 1941 году были сформированы против такого врага, как Советский Союз, привыкшего считать солдат на миллионы. На Востоке совсем иные понятия о численности армии, нежели на Западе, где мыслят намного меньшими категориями.

Южнее группы армий «Юг» под командованием Рундштедта, на территории Румынии, стояли союзнические войска под командованием генерала Антонеску, главы румынского государства. Там же базировалась германская 11-я армия под командованием фон Шоберта. Из уважения к Антонеску эти румынско-немецкие войска не находились в безоговорочном подчинении Рундштедту. Мы, изучая опыт коалиционных войн, понимали, что любой неверный шаг может привести к разгоранию межнациональной вражды между союзниками, и старались тактично урегулировать отношения между членами блока.

Румыния была для нас важным восточным союзником, а генерал Антонеску к тому же – главой государства. Берлин понимал, что генерал Антонеску должен ощущать независимость своего положения, но получать стратегические распоряжения от Рундштедта.

В начале Русской кампании в распоряжении Рундштедта находились следующие силы: 7-я и 6-я немецкие армии и 1-я танковая группа; III итальянский армейский корпус генерала Мессе из двух пехотных дивизий и дивизии быстрого реагирования; венгерский армейский корпус; словацкая моторизованная дивизия; один хорватский полк и, как я уже говорил, «объединенные под командованием Рундштедта» немецкая 11-я армия и румынские войска.

Ни один немецкий генерал, возглавив эти силы, не мог бы решить трудную психологическую проблему лучше, чем Рундштедт, человек миролюбивый, тактичный, уважающий национальные чувства. Он умело руководил этой интернациональной армией, не забывая, к примеру, что ни в коем случае нельзя объединять румын и венгров, поскольку на тот момент эти нации враждовали.

Перед началом кампании Рундштедт предупреждал о незащищенности флангов своей группы армий.

На юге 7-я армия должна была наступать через Галицию с запада на восток. Глубже на юге, на карпатской границе рядом с Венгрией, находилось более двадцати пяти советских дивизий. Каковы будут их действия? Рундштедт предполагал, что враг может атаковать его правый фланг, если он двинется от Карпат в северном направлении. По этой причине, желая сковать движение противника, фельдмаршал потребовал единоначалия в Румынии и усиления своего южного фланга. Мы помним, что 11-я немецкая армия должна была взаимодействовать с румынами, и эти объединенные войска весьма условно подчинялись командующему группы армий «Юг».

Верховное командование отклонило предложение Рундштедта об усилении группы армий. Стремясь ввести русских в заблуждение, фельдмаршал отправлял ложные телеграфные сообщения. Вероятно, эти обманные действия сыграли свою роль, поскольку русские неожиданно отступили на восток.

Севернее группы армий «Юг» находились так называемые Припятские болота, занимающие территорию, сравнимую с территорией Баварии. Перед Первой мировой войной в соответствии с представлениями того времени существовало мнение, что на этой территории невозможно проводить широкомасштабные операции. Эта покрытая лесами и болотами территория, считавшаяся фактически непроходимой, даже не рассматривалась с точки зрения планирования каких-либо операций. Считалось, что она будет являться естественной защитой фланга немецкой армии. Первая мировая война опровергла это недопонимание военно-географических потенциальных возможностей. И немецкие, и, естественно, русские армии базировались и сражались на этой территории начиная с 1915 года. Итак, фронт пересекал эти «болота» с севера на юг. Но не следует думать, что территория представляла собой только заболоченные низменности. Территория, о которой идет речь, была бассейном реки Припять, правым, самым значительным притоком Днепра. Припять, имеющая большое количество правых и левых притоков, течет по малонаселенным районам. Расположенные здесь населенные пункты являют собой жалкое зрелище даже по российским меркам.

Железная дорога от Брест-Литовска до Гомеля и от города Холм до Киева имела небольшую пропускную способность.

Другая железнодорожная ветка шла из Барановичей в Ровно. Прямо скажем, не слишком много для территории в 50 тысяч квадратных километров! Не лучше обстояло дело с дорогами. Через реки были перекинуты в основном деревянные мосты, а следовательно, они были не пригодны для прохождения танков и тяжелой техники. Болотистые равнины и лесополосы чередовались с открытыми пространствами, что, безусловно, затрудняло движение. Советские армии легко преодолевали подобные препятствия, можно сказать, что эта территория служила им своего рода плацдармом, с которого они могли нанести фланговую атаку по немецким войскам, наступающим в восточном направлении.

Рундштедт хорошо знал эту местность со времен Первой мировой войны и обращал внимание Верховного командования на тот факт, что здесь вполне возможно прохождение значительных по численности войск. К сожалению, мнением Рундштедта пренебрегли. В результате советские войска нанесли сильный удар по левому флангу 6-й армии Рундштедта и долгое время не давали ей возможности продолжать наступление.

В одной книге не представляется возможным детально описать все операции, поэтому я останавливаюсь только на основных моментах кампании.

В первые дни после пересечения границы тяжелые бои велись только в отдельных пунктах. Немецкие части быстро продвигались по вражеской территории, не встречая, к немалому удивлению, сильного сопротивления. Это обстоятельство лишний раз подтверждало мнение Рундштедта, что русские не готовились к нападению на Германию в 1941 году. Русские были явно захвачены врасплох, о чем свидетельствует немало признаков, в том числе перехваченные радиограммы. Но скоро ситуация в корне изменилась; с каждым днем борьба по всему фронту становилась все ожесточеннее. Тревога Рундштедта относительно южного фланга оказалась безосновательной. К его немалому удивлению, 25 советских дивизий в Карпатах, вместо того чтобы начать наступление на южный фланг группы армий «Юг», отступили в северном направлении. Рундштедт воспринял этот факт как некое чудо.

В то же время 6-я армия, которая должна была пробиваться в южном направлении, к Киеву, вела тяжелые бои в Припятских болотах. По мере продвижения 6-й армии к югу она все чаще подвергалась атакам. Таким образом, левый фланг армейской группы Рундштедта постепенно все больше растягивался и «утончался». В конечном итоге армия Рейхенау надолго застряла на южном крае Припятских болот.

Чтобы добавить ясности, следует сказать, что правое крыло 4-й армии фон Клюге, то есть правофланговая армия центральной группы армий, успешно, но слишком медленно продвигалась по болотам. Поначалу 1-я кавалерийская дивизия легко перемещалась по этой территории, но она была слишком малочисленной, и спустя несколько дней ей пришлось отступить в северном направлении к дороге Брест-Литовск–Барановичи.

Наконец, пехотный корпус (сначала две дивизии, а несколько позже третья дивизия) 4-й армии, преодолев огромное расстояние, вышел к Гомелю и Мозырю. Теперь взгляните на карту: на этом значительном отрезке территории три немецкие дивизии казались не более чем «песчинкой». Это наступление никоим образом не сказалось на русских: слишком большое расстояние отделяло немецкий корпус от советских войск. Кроме того, их разделяла Припять.

В середине июля 1941 года передовые части группы армий «Юг» подошли с запада к Киеву. В начале августа в бою под Уманью немцы одержали серьезную победу над противником; только в плен было захвачено порядка 100 тысяч русских. 11-я немецкая армия и румынские армии захватили Бессарабию и окружили Одессу, и в середине октября войска союзников заняли Одессу. Во второй половине августа юг Украины западнее Днепра был уже захвачен немецкими и румынскими войсками. Враг еще продолжал удерживать несколько плацдармов на западном берегу, но, что намного важнее, в конце августа был взят Днепропетровск.

После тяжелых, продолжительных боев за Киев частям групп армий «Центр» и «Юг» удалось окружить четыре вражеские армии. Бои продолжались до конца сентября; группа армий «Юг» захватила в плен более 600 тысяч человек. 19 сентября советские войска оставили Киев. Перед уходом русские заминировали город, и еще долго после оккупации Киева немцами продолжали звучать взрывы. Немецкая армия понесла тяжелые потери. Стоило закончиться этому гигантскому сражению, как Рундштедт продолжил наступление на Днепр.

В первой половине октября в сражении к северу от Азовского моря опять удалось окружить значительные силы противника и взять в плен 100 тысяч человек. Примерно 25 октября войска Рундштедта заняли Харьков и Донбасс. Продвигаясь дальше на юг, войска генерала фон Манштейна, принявшего на себя командование армии после смерти генерала Шоберта, вместе с румынскими армиями прорвались в Крым, в начале ноября захватили Симферополь и двинулись к Севастополю, чтобы начать подготовку к его захвату. Втянутые в затяжные сражения, перед лицом превосходящих сил противника немецкие войска были вынуждены отступить от Ростова и Керчи. Вот так можно обрисовать основные моменты операций под командованием Рундштедта.

Однако не следует думать, что все вышеописанные операции под командованием фельдмаршала проходили гладко. На Восточном фронте, от Азовского до Балтийского моря, не существовало единого мнения в оценке происходящих событий ни между ведущими немецкими генералами, ни между ними и Гитлером. В этом нет ничего странного, поскольку дело касалось такой сложной области, как стратегия. Различие в суждениях присутствует во всех без исключения войнах. Руководство войсками – это не стройная система с раз и навсегда установленными правилами, здесь в большой степени приходится руководствоваться интуицией.

Все три группы армий тесно взаимодействовали при проведении крупномасштабных операций, но различие точек зрения, безусловно, портило общую картину. К примеру, группа армий «Центр» в самое подходящее время, с июля по сентябрь, не предпринимала никаких действий на Десне не только в связи с проблемами поставок, но и из-за несогласованности мнений по вопросу, стоит или нет двигаться дальше. По мнению одних, надо было наступать на Москву, по мнению других, следовало перенести центр тяжести на Рундштедта, то есть на юг. В спорах терялось драгоценное время. Рундштедт был вынужден переправить несколько дивизий в северном направлении во 2-ю армию, а позже было принято решение бросить основные силы на Москву, что входило в задачу группы армий «Центр».

Рундштедт был категорически не согласен с приказами Верховного командования, согласно которым он должен был развивать наступление в северном направлении на Курск, в северо-восточном на Полтаву и в южном на Ростов. В этом случае ни о какой концентрации сил не могло идти речи; наоборот, его армии расходились в трех различных направлениях. Гитлер хотел слишком много и одновременно: и военные победы, и промышленные районы. Но хотеть еще не значит мочь. Первая ссора между Рундштедтом и Гитлером произошла в ноябре 1941 года. 1-я танковая армия фон Клейста подверглась сильному контрнаступлению русских в Ростовской области. Приближалась зима. С присущей ему прямотой Рундштедт обратил внимание на серьезность положения в Донецкой области. Он был сторонником сокращения фронта и отступления за реку Миус. Затем Рундштедт заявил Гитлеру, что, поскольку они не могут прийти к единому мнению, Гитлеру следует подыскать себе другого командующего. Результатом явилось то, что Рундштедт был отправлен в отставку.

В начале ноября в Полтаве у Рундштедта прямо на улице случился сердечный приступ. 12 декабря 1941 года он уехал с Восточного фронта и, выйдя в отставку, поселился в Касселе. Временно его преемником стал фельдмаршал фон Рейхенау. В то время начальником штаба группы армий «Юг» был дальновидный, опытный, пользовавшийся большим уважением генерал фон Зоденштерн. Вот как он описывал события, которые привели к отставке Рундштедта:

«В течение октября и ноября группа армий «Юг», насколько было в ее силах, выступала против приказа Гитлера относительно наступления 1-й танковой группы Клейста^[25] в направлении на Ростов-на-Дону.

Как обычно, противодействие выражалось в потоке телеграмм и телефонных переговоров. У меня было много телефонных разговоров с Кейтелем, из которых я понял, что у него нет никаких опасений в отношении русской зимы, условий на фронте и способности войск выполнять поставленные перед ними задачи. Мало того, он выдвигал абсолютно фантастические идеи, касающиеся стратегии и тактики.

Как известно, в это время шло наступление на Ростов, и все произошло именно так, как предсказывало командование группы армий. После нашего первоначального успеха русские подтянули подкрепление, пошли в контрнаступление против открытого северного фланга, и над немецкими войсками, ворвавшимися в Ростов, нависла угроза оказаться отрезанными.

В этот момент возник конфликт между Рундштедтом и его штабом, и Ставка фюрера, воспользовавшись моментом, вывела части, так бессмысленно брошенные в наступление. Никакие рапорты, телеграммы и телефонограммы не возымели действия.

В один из последних ноябрьских вечеров Рундштедт собственноручно написал в ежедневном докладе, в котором содержались срочные предложения об отводе частей из Ростова, примерно следующее: «Я беру на себя смелость, поскольку ко мне больше нет должного доверия, предложить заменить меня тем, кто пользуется безусловным доверием Верховного командования». Когда, испытывая сильное беспокойство, я предположил, что в связи с возникшей напряженностью Гитлер вполне может согласиться с предложением Рундштедта, фельдмаршал не пожелал отступить от принятого решения.

В час ночи Рундштедт узнал, что отстранен от командования и группу армий «Юг» временно возглавит фельдмаршал фон Рейхенау. В полдень Рейхенау по телефону сообщили о назначении на должность командующего группой армий. У него не было новых предложений по дальнейшему ходу операций; он лишь подтвердил предложения, внесенные его предшественником. Ему было разрешено отвести войска к Миусу.

Спустя несколько дней (кажется, 3 декабря) Гитлер прилетел в Таганрог, в штаб Клейста. На обратном пути из-за нелетной погоды самолет был вынужден приземлиться в Полтаве, и Гитлер провел ночь в штабе группы армий. Примерно в пять, в пять тридцать утра Гитлер потребовал доложить ему обстановку. Воспользовавшись случаем, я откровенно описал события предшествующих недель, не забыв упомянуть о телефонных переговорах с Кейтелем, по приказу командующего, и оставшейся без ответа телеграмме, которую я направил Йодлю.

Присутствовавшие при разговоре Рейхенау, Шмундт, Энгель и еще несколько человек из окружения Гитлера застыли от неожиданности. «Поймите, генерал, – ответил мне Гитлер, – я рассердился, поскольку никто не информировал меня о том, что вы только что рассказали». На это я ответил: «Я понимаю, фюрер, что вы ничего об этом не знали». – «Где фельдмаршал Рундштедт?» – спросил Гитлер. Фельдмаршал, в соответствии с приказом, находился в другой комнате. Произошла сцена примирения, во время которой Гитлер заявил, что произошло «недоразумение», и просил фельдмаршала после восстановления здоровья вернуться, чтобы вновь предоставить свои неоценимые услуги в его (Гитлера) распоряжение».

Отъезд Рундштедта был обставлен самым торжественным образом – с почетным караулом, с оркестром, в присутствии всех офицеров, находившихся на тот момент в Полтаве. Рундштедт правильно оценивал положение под Ростовом. В 1941–1942 годах фронт на Миусе был одним из нескольких участков Восточного фронта, выдержавшим все наступления противника.

Рундштедт часто вспоминал события, относившиеся к этому периоду:

«После оккупации Украины мы делали все возможное, чтобы вернуть людям их церкви, которые по большей части были осквернены и превращены в «музеи религии и атеизма». Жители спешно доставали спрятанные от властей иконы и церковную утварь; в церквях возобновились службы. В то время в Полтаве я имел обыкновение посещать небольшую церковь, в которой в 1709 году Петр Великий отслужил благодарственный молебен в честь победы над Карлом XII Шведским.

На Восточном фронте, как когда-то на Западном, я всегда ходил безоружным, один или в сопровождении адъютанта, капитана фон Сальвиати. Никто на меня не нападал. Украинцы сердечно относились к нам, солдатам. Местные жители рассматривали нас как своих освободителей. Как-то я шел по Умани в свой штаб. Вдруг какая-то бедно одетая женщина упала передо мной на колени и поцеловала край моего плаща. Конечно, я был сильно удивлен и поинтересовался, нет ли у нее каких-нибудь просьб. Оказалось, что ее пятнадцатилетняя дочь, влюбившись в немецкого унтер-офицера, бросила мать и отправилась с возлюбленным и его частью дальше на восток. Мать умоляла меня вернуть ей дочь. Очень непростая задача! Женщина, естественно, не имела понятия, в каком подразделении служит этот унтер-офицер. Однако я тут же отдал приказ разыскать беглянку. Моя полевая полиция нашла девушку и вернула домой. Мать девушки оказалась образованной женщиной, закончившей университет. Когда в декабре я уезжал из Умани, девушка пришла на вокзал и преподнесла мне букет цветов и вышитую ее матерью скатерть».

Украина отличалась труднопроходимыми дорогами – плодородный чернозем после дождей превращался практически в непроходимую жижу. Транспортные средства глубоко увязали в грязи, и даже танки, расходуя горючее сверх нормы, с трудом прокладывали путь.

Летом 1941 года Гитлер пригласил Муссолини вместе посетить Восточный фронт. Глава итальянского государства сначала побывал в Брест-Литовске, а затем направился на юг, к Рундштедту. Здесь Муссолини и Гитлер, естественно, захотели произвести смотр итальянского армейского корпуса, сражавшегося с группой армий «Юг». Диктаторы отправились на фронт в сопровождении свиты, в число которой входил и Рундштедт. Недолгий, но сильный ливень превратил дороги в сплошное месиво; грязь стояла по колено. За восемь часов машины смогли одолеть всего триста километров.

И итальянские, и немецкие дивизии увязали в грязи. Наступление буксовало. Муссолини и Гитлер, обгоняя медленно идущих солдат, наконец-то поняли, что собой представляет русский фронт и насколько легче отдавать приказы, глядя на карту и находясь глубоко в тылу, чем исполнять эти приказы, двигаясь вперед по раскисшим от дождей дорогам. На Гитлера, как и на Муссолини, увиденное произвело глубокое впечатление.

Поскольку Гитлер был категорическим противником отступления, соображения Рундштедта казались ему исключительно революционными. Однако в 1941 году такую колоссальную страну, как Россия, нельзя было захватить за несколько месяцев. Следовало принимать в расчет размеры территории, проблемы с коммуникациями, знаменитую русскую зиму и тому подобное. Когда в 1941 году не удалось победить эту гигантскую страну, не оставалось ничего другого, как отойти на укрепленные позиции, с тем чтобы в 1942 году начать все сначала. Необозримые пространства, плохие дороги и зима были наилучшими союзниками русских.

Следует помнить, что в 1941 году немецкая армия в основном состояла из пехотных дивизий старого образца; солдаты двигались пешком и на конных повозках. Моторизованные дивизии составляли незначительную часть от общего числа дивизий. Пехота физически не могла за несколько месяцев дойти от Брест-Литовска до Москвы.

Союзнические армии, особенно итальянские и венгерские, рассматривая сложившееся положение как крайне опасное, сообщили об этом своим правительствам в Риме и Будапеште. С румынами было проще. Они хорошо знали Восток, и их было не удивить плохими дорогами. Кроме того, Антонеску сам был главой государства.

Насколько наивно Гитлер и некоторые промышленные круги расценивали военное положение, доказывает следующий факт. В 1941 году к воинским частям были уже прикомандированы так называемые «нефтяные бригады», то есть специальные подразделения для эксплуатации захваченных нефтяных месторождений. Считалось, что немецкие солдаты до наступления зимы смогут дойти до Баку. Судьба распорядилась иначе.

Рундштедт оставался в Касселе до тех пор, пока Гитлер не попросил его вернуться и принять командование Западным фронтом.

Глава 8

Рундштедт возвращается на Запад

Новая стадия использования Рундштедта Гитлером в качестве главнокомандующего германскими войсками Запада охватывает период с марта 1942 года до начала июля 1944 года, когда Рундштедт был вторично отправлен в отставку. Для Рундштедта этот период был осложнен многими факторами, поскольку война вступила в крайне тяжелую фазу.

Для более полной оценки роли фельдмаршала в качестве главнокомандующего германскими войсками Запада после отставки с должности командующего группой армий в России считаю необходимым сослаться на исчерпывающие заметки генерал-лейтенанта Циммермана, который возглавлял оперативный штаб главнокомандующего на Западе в то время, когда Гитлер назначил Рундштедта на должность главнокомандующего.

Генерал Циммерман собрал материалы по истории командования на Западе в помощь профессиональным солдатам. Этот объемистый труд включает 2300 страниц. Генерал Циммерман, отличавшийся невероятным усердием и педантичностью, был офицером Генерального штаба. В 1918 году, по окончании Первой мировой войны, он вышел в отставку и, благодаря собственной энергии и под давлением сложных обстоятельств, издал военное исследование под названием «Offene Worte» («Откровенные записки»), которое принесло ему широкую известность. В 1939 году во время мобилизации его призвали в армию, и он без перерыва, с 1940-го по 10 мая 1945 года, служил в качестве начальника оперативного отдела сначала в штабе 1-й немецкой армии под командованием фон Витцлебена, а затем в штабе главнокомандующего германскими войсками Запада.

В штабе командования Западного фронта было давно известно, что вскоре произойдет смена главнокомандующего. Из-за плохого состояния здоровья фельдмаршал фон Витцлебен был не на высоте положения. Длительный период перемирия во Франции, с 25 июня 1940-го до начала 1942 года, привел, что вполне естественно, к большой разнице между образом жизни на Западном и Восточном фронтах. На Западе, безусловно, тоже шла война. Активизировалась деятельность британских военно-воздушных сил и так называемых «коммандос»^[26], но в целом царила мирная обстановка.

Временами подавало признаки жизни французское движение Сопротивления, но это были только первые шаги; движение находилось в стадии становления. Надежда на быструю победу над русскими не оправдалась. Только теперь политическое и военное руководство Германии постепенно прониклось ощущением серьезности войны на Востоке и стало понимать, что русские не испытывают недостатка ни в людских, ни в материальных ресурсах.

Однако все еще оставалась надежда на быструю победу и заключение мира. Огромное заблуждение! Россия с удвоенной энергией была готова сражаться с врагом. Несмотря на это, немцы хотели в 1942 году силой поставить русских на колени. С этой целью были предприняты новые наступательные операции в направлении Дона и Кавказа. Но долго ли будет Англия наблюдать за избиением русских или, вспомнив, что является союзником, пойдет в наступление и высадится на Западе? А готов ли Западный фронт к обороне в случае высадки англичан? По всей видимости, Гитлер и его советники, задавая себе подобные вопросы, пришли к выводу, что командование немецкими армиями на Западном фронте лучше всего передать Рундштедту, человеку безусловно высокоодаренному с общепризнанной точки зрения. В качестве начальника Генерального штаба сухопутных войск Гитлер предложил кандидатуру генерала Цейтцлера, инициативного и вдумчивого офицера.

В марте 1942 года Рундштедт прибыл в Париж. От сотрудников своего штаба главнокомандующий получил информацию о положении на Западе. Теперь штаб должен был приспосабливаться к личности и особенностям нового главнокомандующего.

У Рундштедта был свой метод работы со штабом. Он предпочитал работать вдвоем с начальником штаба. Крайне выдержанный и спокойный, он составлял проекты решений в предельно сжатой форме. Не любил долгих обсуждений. Предоставлял начальнику штаба и штабным офицерам по возможности полную свободу в выполнении отданных им приказов. Требовал абсолютного соответствия своим глобальным идеям, но старался не влезать в детали. Рундштедт являлся представителем старой школы германского Генерального штаба, созданной Мольтке и Шлифеном, которые давали своим штабам независимость и возлагали на них большую ответственность.

Когда в марте 1942 года Рундштедт принял на Западном фронте новый, незнакомый ему штаб, стало ясно, что грядут большие перемены. Новый начальник штаба прибыл с Восточного фронта, где он занимал должность начальника штаба танковой армии фон Клейста, и был инициативен и полон энергии.

После прибытия на Запад фельдмаршал изложил свои первые впечатления, которые формируют основу его видения ситуации. Выбрав основные, я позволил себе расположить их в следующем порядке.

1. На Востоке идет ожесточенная борьба на покрытых снегом и льдом пространствах, при температуре, зачастую опускающейся ниже минус 35 градусов, с непреклонным, не утратившим присутствия духа противником. Кроме того, нищета и однообразие бескрайних просторов России оказывают на простого солдата пагубное влияние. Здесь, на Западе, царит практически полное спокойствие. Безмятежная, очаровательная страна; комфортная во всех отношениях жизнь. Великолепные условия для штабов и войск. Любые виды развлечений, увольнительные, отпуска.

Теперь в войну в качестве союзника Советского Союза и Великобритании вступила Америка, и мы скоро почувствуем ее силу.

2. Находящиеся на Западе дивизии всегда должны быть готовы к отправке на Восточный фронт, где постоянно необходимы свежие силы. Но как подготовить западные дивизии к непривычным, суровым условиях Востока? Рундштедт издал ряд новых «Постоянных приказов-инструкций» с изложением этих условий. Одновременно он ясно дал понять, что не возлагает вины за легкую жизнь на Западном фронте на штаб и войска. Невозможно искусственно создавать тяжелые условия, к примеру, устроить «русскую зиму» в Париже или Ницце. Войска попали в благодатный климат, и тут уж ничего не изменишь!

3. Мне представляется важным сообщить некоторые соображения Рундштедта (с его собственных слов), касающиеся политики Германии по отношению к Франции после заключения перемирия.

«Вне зависимости от того, подписал бы или нет уважаемый маршал Петен в 1940 году перемирие с Германией, Гитлер все равно лишил бы Францию независимости и создал в стране своего рода «протекторат». Как бы там ни было, но во Франции существует французское правительство. Я всегда был убежден, что так называемая «Новая Европа» невозможна без независимого французского государства. Поэтому я как мог пытался помочь маршалу Петену, о котором всегда был самого высокого мнения, и добивался, чтобы Гитлер сделал что-то вроде заявления о том положении, которое Франция займет в Европе после войны. Все тщетно! Кроме того, я пытался оказывать помощь маршалу в различных сферах. К примеру, даже в течение войны я предпринимал попытку приступить к созданию новой французской оборонительной системы, частично из личных симпатий к этой стране, а также для того, чтобы не допустить появления на французской земле всякого рода бандформирований, которые, если бы началась война, нанесли бы серьезный вред моим войскам. Страдания, естественно, выпали бы и на долю французов. Вынужден признать, что, к сожалению, в силу различных, не зависящих от меня причин мне ничего не удалось добиться».

Следует отметить, что в распоряжении союзников в качестве трофейных документов находится множество сделанных в интересах Франции рапортов, телеграмм и предложений на имя Гитлера. Особая предрасположенность к Франции объясняется гугенотской кровью, текущей в жилах Рундштедта. Мы еще поговорим о том, что Рундштедт собирался сделать и чего он реально достиг, хотя, как солдат, не допускался в политические сферы.

4. В 1942 году на Западном фронте складывалось следующее положение с германскими военно-морскими силами. Строго говоря, армия должна была только охранять расположенные на побережье военно-морские объекты. Все, что происходило на воде, было «войной на море» (боевыми действиями военно-морских сил) и, следовательно, армия вступала в бой только в случае высадки противника. Большинство береговых батарей в 1942 году, включая армейские батареи, находившиеся под командой ВМС, занимали неправильную позицию. Слишком далеко выдвинутые, они располагались словно на башне боевого корабля, без прямого наведения на берег, и могли вести огонь только в сторону моря. Они не могли прикрывать огнем ни побережье, ни прибрежную часть водного пространства. Рундштедт неоднократно обращался к Гитлеру с требованием урегулировать этот вопрос, но все оставалось по-прежнему.

В конце 1941 года после увольнения в запас главнокомандующего сухопутными войсками фон Браухича Гитлер сам стал главнокомандующим германскими вооруженными силами, то есть сухопутными войсками, военно-морским флотом и люфтваффе. Но ВМС и люфтваффе по-прежнему имели собственных главнокомандующих, и, поскольку эти двое почти всегда находились в обществе Гитлера, их влияние на фюрера, естественно, было значительнее, чем влияние командования армии, у которой не было своего главнокомандующего.

Рундштедт любил повторять, что, когда вражеские суда приближаются к берегу с очевидным намерением произвести высадку, это уже наземная, а не морская война. Он сравнивал эту войну с войной на Восточном фронте и имел обыкновение повторять: «Все точно так, как в случае, когда на Восточном фронте танки русских разворачиваются прямо против моих позиций». Но, не считая вышеизложенного, армия очень тесно взаимодействовала с военно-морскими силами и люфтваффе.

Наступил момент серьезного обсуждения жизненно важного вопроса, связанного с вторжением союзнических армий. Где же произойдет высадка? Рундштедт ответил в характерной для него манере: «Где угодно, но, наиболее вероятно, на побережье Ла-Манша». Враг действительно мог «взять быка за рога» и после успешной высадки кратчайшим путем беспрепятственно двинуться в направлении Нижнего Рейна и Рура, на который союзники давно «точили зуб». В 1942 году Германия не сосредоточила значительных сил ни в Бельгии, ни вдоль Восточной стены, ни на Рейне.

Как вариант, рассматривалась Нормандия, хотя там, по мнению командования ВМС, были неподходящие условия для высадки. Целью этой высадки был бы Париж. Кто владеет Парижем, владеет всей Францией! В этом случае наступление могло продолжиться через Трир, в обход с двух сторон Ахена, и дальше – к Руру, на север Германии. Любой немецкий гарнизон, располагавшийся на побережье Ла-Манша, можно было легко уничтожить ударом с тыла. Такая же участь постигла бы пусковые установки для «Фау», которые находились еще в стадии строительства.

Гитлер был уверен в очевидном преимуществе стационарных железобетонных укреплений. Он вообще испытывал большой интерес к техническим новшествам. Так что нет ничего странного в том, что строительство «Западного вала» на немецкой границе вызывало у него живейший интерес.

Когда в 1942 году стало ясно, что на Восточном фронте русские оказывают упорное сопротивление, Гитлер начал испытывать беспокойство относительно Западного фронта и с возросшей энергией взялся за сооружение «Западного вала». Стена должна была состоять из сильных оборонительных сооружений от острова Тексел до Антверпена и от Остенде через Кале, Булонь, Дьеп до Гавра. Особое внимание следовало уделить отрезку Остенде–Кале–Булонь. По мнению Гитлера, именно здесь, в самом узком месте Ла-Манша, англичане могли произвести высадку. Строительство началось в 1942 году, но до осени шло не в полную силу. В Берлине состоялась встреча, на которой присутствовали офицеры Генерального штаба, саперы и инженеры из организации Тодта^[27].

Эта организация, созданная инженером Тодтом, состояла из инженеров всех специальностей, то есть гражданских лиц.

Гитлер не испытывал особого доверия к армейским инженерам. Он считал, что армейские инженеры работают излишне медленно и тщательно, а потому ответственной за строительство нового «Западного вала» назначил организацию Тодта. Позже, когда речь пойдет о событиях 1943–1944 годов, я более детально остановлюсь на вопросе, связанном с «Западным валом».

Деятельность, осуществляемая Рундштедтом на Западном фронте начиная с 1942 года, станет понятной только в том случае, если ознакомиться с принципами, на которых она строилась. Дело в том, что командующие здесь не взаимодействовали друг с другом, поскольку не получали общих приказов фюрера. Среди них нужно упомянуть нижеследующих.

1. Главнокомандующий германскими войсками Запада фон Рундштедт.

2. Командующий третьим воздушным флотом Шперле.

3. Командующий западной военно-морской группой Кранке.

4. Командующий вермахта во Франции фон Штюльпнагель.

5. Начальник военной администрации и вермахта на территории Бельгии фон Фалькенхаузен.

Кроме того, имелись гражданская организация Тодта, немецкое посольство в Париже и французское правительство в Виши. Одним словом, существовало огромное скопище самых разных властей. Весной 1942 года, по прибытии Рундштедта на Западный фронт, вышел приказ фюрера за номером 40, направленный на координацию действий всех властей. Однако этот всеобъемлющий приказ не достиг намеченной цели. В чем причина?

1. Ни одна диктатура не дает слишком много власти одному человеку. «Divide et impera»^[28] – вот основной принцип любого диктатора. Приказ был составлен таким образом, что практически никто не нес персональной ответственности за Западный фронт. Пункты, определяющие отношения между командующими, были столь сложными и запутанными, что было крайне трудно, можно даже сказать – невозможно, определить, кто же в действительности является Верховным главнокомандующим.

2. В 1942 году Гитлер стал главнокомандующим сухопутными войсками. Геринг командовал люфтваффе, а Редер и затем Дёниц – военно-морским флотом. Эти люди входили в ближайшее окружение Гитлера и, следовательно, могли проводить свою политику с большим эффектом, чем армия, поскольку фюрер лично командовал армией.

Так о чем же гласил приказ за номером 40? В общих чертах о следующем.

1. Главнокомандующий германскими войсками Запада (Рундштедт) обладает наивысшей тактической и стратегической властью и решает задачу защиты побережья от вторжения. Только в пределах этой конкретной задачи он может отдавать приказы люфтваффе и ВМС. Следовательно, у него не было того положения, какое занимал Эйзенхауэр^[29]; Рундштедт был primus inter pares^[30].

2. Командующий третьим воздушным флотом (Шперле) считается полностью независимым и занимает положение на одном уровне с Рундштедтом. Он выполняет приказы Рундштедта только в том случае, если они касаются стратегической обороны побережья. Вопросы воздушной войны с Англией и разведывательных полетов над Атлантикой и Средиземноморьем находятся в ведении люфтваффе; Рундштедт не имеет права отдавать им приказы.

3. Командующий военно-морской группой занимает то же положение, что Рундштедт и Шперле. Главнокомандующий на Западе может отдавать приказы ВМС только в части обороны побережья. Все остальные вопросы находятся в ведении командования ВМС, в том числе расположение береговой артиллерии и техника ведения боя, кардинально отличавшиеся от принципов армейской артиллерии. Поскольку флотское командование отдавало себе отчет, что береговые батареи могут быстро превратиться в отличные мишени при обстреле с воздуха и воды, они потребовали окружить их защитными железобетонными сооружениями. В результате на мысе Гри-Не были воздвигнуты мощные сооружения, способные выстоять под ураганным огнем.

Армейская система ведения наземной войны существенно отличалась от военно-морской системы. Для батарей армия использовала маскировочные средства. Орудия располагались не на одной линии, в непосредственной близости одно от другого, а уступами на большом расстоянии друг от друга. В армии использовалась тактика «огня с закрытых позиций». Армейские батареи располагались таким образом, чтобы иметь возможность во время высадки противника держать под обстрелом берег и прибрежные воды. Совершенно ясно, что различие в системах ведения войны приводило к серьезным разногласиям между командованием разными родами войск.

Командование ВМС потребовало передать ему руководство береговыми батареями. Армия была категорически против. Гитлер неоднократно пытался разрешить этот спорный вопрос, но все оставалось без изменения. В конечном итоге на побережье были установлены три вида артиллерийских батарей: военно-морские, с железобетонными заграждениями; армейские, под командованием ВМС, частично защищенные бетонными заграждениями, и армейские, оставшиеся под командованием армии. Для опорных пунктов подводных лодок требовались бетонные покрытия толщиной от 3 до 10 метров. Практически весь материал ушел на строительство защитных сооружений для люфтваффе и ВМС, так что армия, можно сказать, осталась ни с чем.

4. Командующие в Париже и Брюсселе занимали особое положение. Они являлись военными губернаторами, то есть местной властью. В их функции входили административные обязанности в оккупированной зоне и поддержание отношений с французским и бельгийским правительствами соответственно. Они отвечали за внутреннюю безопасность и подчинялись не главнокомандующему Западным фронтом, а непосредственно Верховному командованию вермахта, то есть Гитлеру. Одновременно они получали приказы от генерал-квартирмейстера армии, «представителя фюрера», и от Гиммлера, поскольку в его ведении находилась полиция.

Таким образом, главнокомандующий германскими войсками Запада мог отдавать приказы двум командующим только по вопросам, связанным со стратегической защитой побережья. Командующие имели собственных полевых командиров и заместителей полевых командиров, собственную полицию и «органы безопасности».

5. Кроме того, в стратегическом отношении Рундштедт отвечал за побережье Голландии. Здесь складывалась абсолютно другая картина. Не было командующего, как во Франции или Бельгии, но был «представитель рейха», Сейсс-Инкворт, подчинявшийся непосредственно Гитлеру. Помимо этого, был «командующий вермахта в Нидерландах», генерал ВВС Кристиансен, в чьем ведении находились все подразделения армии, ВМС и люфтваффе, расположенные в Голландии. Он подчинялся штабу вермахта и командованию Западного фронта, но только в отношении защиты побережья.

6. Германское посольство, организация Тодта и многие другие властные структуры подчинялись вышестоящим органам рейха, но только не Рундштедту.

7. Ваффен СС, танковые дивизии СС, выполняли приказы главнокомандующего Западным фронтом только в части тактического использования. Во всех остальных отношениях они были независимы от главнокомандующего.

8. Одна из наихудших особенностей этого необычного набора властных структур заключалась в том, что командование Западного фронта являлось высшей властью только в отношении вопросов, связанных с защитой побережья. В качестве советника по правовым вопросам к штабу был прикомандирован военный прокурор. Прокурор был, а вот суда не было! Командующие группами армий и командование Западного фронта не обладали правом судопроизводства, и командующие, естественно, не являлись «судебными лордами». Таким образом, в случае необходимости применения дисциплинарных мер в отношении армейских подразделений этот вопрос мог решить только главнокомандующий сухопутными войсками; главнокомандующий Западным фронтом был лишен этого права.

Рундштедт не мог принимать меры дисциплинарного воздействия даже внутри собственного штаба! Командование Западного фронта, то есть Рундштедт и его штаб, были не более чем военно-стратегическим высшим командованием, причем только в той части, которая касалась защиты побережья. «Какая нелепая структура!» – наверняка воскликнет читатель.

Никого не устраивал приказ фюрера за номером 40; все признавали его очевидную бестолковость. Однако каждое командование, несмотря на имевшиеся разногласия, делало все возможное для того, чтобы общими усилиями предотвратить вторжение союзнических армий. Все испытывали огромное чувство благодарности к Рундштедту, который умело решал спорные вопросы, помогая избежать ненужных трений. Любой другой главнокомандующий едва ли сумел чего-то добиться, окажись он в такой непростой ситуации. Теперь вам становится понятно, в каком чрезвычайно сложном положении оказалось командование Западного фронта. Рундштедт находился в состоянии постоянного нервного напряжения. Вдобавок многие властные структуры, получавшие приказы напрямую от властей из рейха, зачастую вообще не желали признавать даже ограниченные полномочия Рундштедта. Недовольные Рундштедтом, они обращались напрямую через голову главнокомандующего Западным фронтом к своему вышестоящему руководству в рейхе, а те бежали с жалобой к Гитлеру, который, как правило, ничего не решал, а судил подобно пифии^[31].

За Рундштедтом была закреплена береговая линия, идущая от острова Тексел (расположен севернее Хелдера) через Гаагу–Остенде–Кале–Булонь–Дьеп–Гавр–Шербур–Гранвиль–Сен-Мало–Брест–Лорьян–Ла-Рошель до испанской границы. Когда в 1942 году Рундштедт прибыл на Западный фронт, Средиземноморье еще не было включено в немецкую оборонительную систему.

А вот каким образом в 1942 году решался вопрос обороны Северного моря, Дуврского пролива и Атлантики. Немецкое побережье Северного моря защищали части ВМС, расположенные в Вильгельмсхафене.

1. Командующий вермахта в Нидерландах с частями армии, люфтваффе и ВМС защищал голландское побережье от острова Тексел до Флиссингена. На севере немецкое побережье Северного моря защищали части ВМС, расположенные в Вильгельмсхафене.

2. 15-я армия, первой вышедшая на побережье, удерживала участок от Зебрюгге до Гавра, перекрывая устье Сены. Эта армия была наиболее сильной, поскольку господствовало мнение, что вторжения следует ожидать именно в этой части побережья, между Остенде и Гавром.

3. 7-я армия размещалась от Кана до устья Луары. В зону ее действия, естественно, попадали полуостров Котантен и Бретань.

4. К 7-й армии примыкала довольно слабая 1-я армия, зона которой протянулась до испанской границы.

Эти четыре сектора находились под командованием Рундштедта. Командующий вермахта в Нидерландах выполнял приказы главнокомандующего Западным фронтом только в отношении защиты побережья.

Штаб третьего воздушного флота находился в Люксембургском дворце в Париже. Части третьего флота размещались по всей оккупированной территории Франции, Бельгии и Голландии.

Штаб западной группы ВМС также находился в Париже. Миноносцы, минные тральщики и моторные суда были разнесены по нескольким гаваням. Подводные лодки базировались в гигантских бетонных бункерах в Лорьяне, Сен-Назере и других гаванях.

Поскольку до настоящего времени на Западном фронте наблюдалось относительное спокойствие, а на Восточном шли тяжелые бои, армейские дивизии состояли по большей части из прибывших с Восточного фронта, потрепанных войной частей и ослабленных формирований. Дивизии, особенно танковые, прибывали и убывали; шел постоянный обмен между Западным и Восточным фронтами. Это сильно осложняло решение задачи по организации обороны побережья, ведь практически каждые две недели происходила смена воинских формирований. Однако в 1942 году другой альтернативы не было: Запад был второстепенным театром военных действий, а Востоку был необходим приток свежих сил.

Читателя наверняка утомят подробные описания всех случаев, которые происходили в этот период на Западном фронте. Мне кажется, что будет вполне достаточно рассказать о нескольких особенно примечательных событиях, имевших место в 1942 году. К примеру, операция у Дьепа, о которой много говорилось и писалось. Эта операция оказалась полной неожиданностью. В ночь с 18 на 19 августа немецкий конвой вышел из Гавра и двинулся вдоль побережья в северо-восточном направлении. Около 5 часов утра он был примерно на уровне Дьепа. Неожиданно со стороны моря западнее Дьепа раздался тяжелый грохот орудий. Это послужило сигналом для береговых батарей, пришедших в боевую готовность. Британские военные корабли, двигавшиеся с запада, натолкнулись на немецкий конвой. Немцы были захвачены врасплох, однако большинству немецких судов удалось вернуться в гавань на северном побережье Франции. Да, немцам фантастически повезло, что они подошли к Дьепу в нужный момент, и врагу не удалось совершить задуманное.

Известие о набеге поступило в штаб Рундштедта от 15-й армии примерно в 6 часов утра. «Враг предпринимает попытку высадиться в районе Дьепа». Начальник оперативного отдела полковник Циммерман немедленно довел эту информацию до руководства. Начальник штаба генерал Цейтцлер проинформировал Рундштедта. Немедленно были отданы необходимые приказы. Получив донесение, штаб вермахта передал информацию третьему воздушному флоту и западной военно-морской группе, а также командующим в Париже и Брюсселе. Рундштедт не знал, предпримет враг попытку высадиться в других пунктах или нет, а поэтому сигнал тревоги поступил на все участки фронта. Британцы высадились на фронте протяженностью около 20 километров, где их встретила 302-я немецкая пехотная дивизия. Немцы сражались храбро, но это была всего лишь «береговая дивизия», слабо оснащенная и не имевшая современного оружия.

Третий воздушный флот и военно-морская группа провели разведывательные операции с целью выяснения, насколько силен противник и нет ли на подходе новых вражеских судов. Рундштедт, решительный противник позиционной обороны, приказал поднять по тревоге все имеющиеся резервы, чтобы мощным контрнаступлением отбросить врага с побережья. У Амьена в полной боевой готовности стояла 10-я танковая дивизия, а в окрестностях Руана 1-я танковая дивизия СС. Благодаря более выгодному расположению в бой была брошена 10-я танковая дивизия, а 1-я дивизия СС оставалась в боевой готовности, готовая в любой момент прийти на помощь. Самолеты люфтваффе бомбили вражеские суда. ВМС бросили в бой все имеющиеся в распоряжении средства.

В 9 часов стало ясно, что основной удар британцев был направлен на Дьеп. По оценке Рундштедта, сделанной им утром 19 августа, операция была серьезной, но не полномасштабной; британская авиация не проводила массированных атак.

В течение дня ситуация постепенно прояснилась. Вражеское наступление было остановлено. Удалось уничтожить значительное количество танков и судов противника. Враг понес серьезные потери, в особенности они касались канадских войск. Глубина не позволила ввести в бой подводные лодки. Немецкие дивизии наступали на врага с трех сторон, а с воздуха их поддерживал третий воздушный флот.

Около 3 часов дня первые подразделения 10-й танковой дивизии подошли к Дьепу, но их вмешательство уже не понадобилось: к тому времени побережье было полностью очищено от незваных гостей. Немцы понесли сравнительно небольшие потери, правда, была полностью стерта с лица земли береговая батарея, на которой находилось 80 человек.

В общей сложности немецкие потери составили приблизительно 300 человек. Враг потерял порядка 700 человек убитыми, и около 3 тысяч было захвачено в плен. Кроме того, было уничтожено 30 танков противника. В первую очередь Рундштедт позаботился о том, чтобы наградить отличившихся в бою и направить на лечение тех, кто в этом нуждался. Но фельдмаршал не забыл и о местном населении, находившемся в местах боев. Мало того что они вели себя лояльно по отношению к немецким войскам, так еще и помогали заботиться о раненых.

Рундштедт выразил особую благодарность населению за оказанную поддержку. Но, кроме того, он сделал то, что едва ли делали другие командующие во время войны. Рундштедт предложил, и добился согласия Гитлера, чтобы ближайшие родственники отмеченных им людей, захваченные в 1940 году в качестве военнопленных, были отпущены на свободу. Ни один солдат не поступал более благородно, чем это сделал фельдмаршал фон Рундштедт.

Дьеп послужил хорошим уроком, и из него были сделаны соответствующие выводы. Рундштедт прекрасно понимал, что «операция Дьеп» являлась всего лишь репетицией и что важную роль на этот раз сыграла простая удача.

В конце сентября 1942 года Гитлер отправил в отставку с поста начальника Генерального штаба генерал-полковника Гальдера. В качестве преемника Гальдера выбор фюрера пал на начальника штаба Рундштедта генерала Цейтцлера. Я прибыл в штаб Рундштедта с Восточного фронта в конце сентября 1942 года и занял место генерала Цейтцлера, уехавшего спустя несколько дней на Восточный фронт. Во время Польской кампании в 1939 году и в Западной кампании в 1940 году я был начальником оперативного отдела штаба Рундштедта. У нас было много общего и в общечеловеческом, и в профессиональном отношении.

На Восточном фронте 6-я немецкая армия вела ожесточенные бои за Сталинград. Ранее запланированное наступление на Ленинград пришлось отложить, поскольку намеченные для этого наступления дивизии срочно понадобились на других участках Восточного фронта. 1942 год на Восточном фронте был отмечен рядом блестящих побед, но их нельзя было назвать решающими. Русские явно усиливали активность. Возросло ощущение, что возможности немецких солдат достигли кульминационной точки, а вероятно, даже пошли на спад.

В Северной Африке Роммель уверенно двигался к египетской границе, но затем, в отличие от британцев, стал испытывать недостаток в технике, боеприпасах, топливе; сил для дальнейшего наступления было недостаточно, а возможности переброски войск из резерва ограничены.

Кроме того, существенное изменение в ситуацию внесло контрнаступление генерала Монтгомери. Роммель, несмотря на отчаянное сопротивление, был отброшен в западном направлении.

На протяжении осени 1942 года в Тунисе, являвшемся французской колонией, после англо-американского наступления в Северной Африке был создан плацдарм в районе Бизерта. В начале ноября адмирал Дарлан, предавший маршала Петена, вместе с британскими и американскими войсками захватил Северную Африку. Таким образом, Северная Африка была фактически потеряна для французского правительства в Виши. Сегодня многие недоумевают, почему Германия после заключения перемирия 25 июня 1940 года не оккупировала всю Францию. Они не понимают, почему Гитлер позволил правительству «Виши» иметь армию в Северной Африке. Добавим к этому значительные части французской пехоты, располагавшейся в Тулоне! Следует понимать, что в тот момент Гитлер считал, что во время войны правительство «Виши» сохранит верность Германии. Однако теперь, после предательства Дарлана, стало ясно, в каком опасном положении оказалось Верховное командование Германии: Роммель отступал; американские, британские и войска Дарлана были в Северной Африке; французская пехота – в Тулоне; войска «Виши» – на материке.

В то время правительство «Виши» было единственным хозяином Пиренеев и Средиземноморья. Как бы сложилась ситуация, если бы французские дезертиры под командованием Дарлана высадились вместе с британцами и американцами на Средиземноморском побережье? Сохранила бы армия Петена преданность Германии или присоединилась к войскам Дарлана? Теперь вам, надеюсь, понятно, почему Гитлер отдал приказ ускорить оккупацию Южной Франции, а главное, Средиземноморья. Для выполнения этого приказа требовалось большое количество сил, но где было их взять, если все дивизии были брошены на защиту франко-бельгийско-голландского побережья? В распоряжении имелись только сформированные из новобранцев дивизии, находившиеся во Франции, и охранные части военного командующего в Париже. Части состояли из солдат среднего возраста; не хватало оружия; практически не было артиллерии. Перед западной военно-морской группой была поставлена задача подготовки специальных подразделений, которые после захвата Средиземноморского побережья должны были захватить французский флот в Тулоне, по возможности с наименьшими проблемами. Третий воздушный флот вел подготовку к захвату аэродромов на юге Франции.

Рундштедт был сильно озабочен решением, каким образом с помощью имевшихся в его распоряжении сил позже занять побережье от испанской (город Вандр) до итальянской (город Ментона) границы. В середине ноября поднятое в Алжире восстание против правительства «Виши» было с легкостью подавлено, и Гитлер отдал приказ завершить военную оккупацию Франции. В действие были приведены наиболее слабые (во всех отношениях) немецкие части. В шифрограмме, полученной Рундштедтом, была обозначена стратегическая цель: быстрый захват важных пунктов, то есть портов на Средиземноморском побережье.

Движение с севера на юг Франции проходит по долине Роны, а с запада – по долине Гаронны. Таким образом, две главные линии наступления не зависимы друг от друга. План наступления был таков. Одна группа первой армии двигалась из Бордо через Тулузу к Нарбону; другая – через Лион к Марселю и Тулону.

Для ускорения движения небольшие передовые отряды были переброшены к побережью по железной дороге. Фельдмаршал фон Рундштедт считал, что крайне важно, чтобы наступление прошло без инцидентов. Он издал специальный приказ, касающийся поведения войск по отношению к населению и властям Франции. «Любым способом избегайте наносить оскорбления!» Кроме того, с самолетов были сброшены листовки, в которых объяснялось, с какой целью проводится эта операция.

Правительство «Виши» было официально извещено о наступлении. За несколько часов до начала наступления Рундштедт неожиданно приказал подать машину и по собственной инициативе поехал в Виши, чтобы нанести официальный визит маршалу Петену. Это было сделано, во-первых, из уважения к маршалу Франции, а кроме того, чтобы в корне пресечь возможность возникновения конфликта с французскими войсками.

Наступление прошло почти гладко. Возникло, конечно, несколько напряженных моментов с некоторыми французскими офицерами, но их, к счастью, удалось обойти благодаря обоюдному желанию. Через 24 часа после пересечения демаркационной линии, проходившей севернее Лиона, немецкая пехота вступила в Марсель.

У главнокомандующего германскими войсками Запада, в связи с оккупацией южной Франции, естественно, расширилась сфера деятельности, а значит, увеличился круг вопросов. Следовало быстро организовать оборону Средиземноморского побережья Франции. В наличии имелись только весьма устаревшие крепости и морские порты. Само побережье было не защищено. В данный момент в распоряжении Рундштедта находились крайне незначительные силы для защиты прибрежной полосы. Дадут ли союзники время для подготовки? Этот вопрос сильно беспокоил фельдмаршала.

Следовало обеспечить защиту побережья и Пиренеев, одновременно не нарушая суверенных прав Франции. Только тесный контакт с правительством в Виши и французскими префектами мог обеспечить решение сложной задачи. Однако задача политического взаимодействия с органами власти входила в круг обязанностей не главнокомандующего войсками Запада, а военного командующего в Париже. Это он должен был создать структуру, которая, с одной стороны, решала вопросы, поставленные немецким командованием, а с другой – поддерживала престиж французского правительства. Можете себе представить, сколько дополнительных проблем возникло у Рундштедта в связи с захватом южного побережья Средиземного моря. Но на этом проблемы не закончились. Впереди их было не меньше!

Южная Франция к востоку от Роны находилась в сфере политического влияния Италии. Естественно, встал вопрос: кто должен занимать участок побережья Марсель–Тулон–Ментона? После длительных переговоров между Берлином и Римом политики пришли к соглашению направить на этот участок 4-ю итальянскую армию. До этого она занимала отрезок от Ментоны до Специи, а теперь должна была растянуться в западном направлении до Тулона. Та часть итальянской армии, которая занимала отрезок побережья от Тулона до Ментоны, должна была подчиняться приказам Рундштедта, но только в тактическом отношении. Часть армии, между Ментоной и Специей, оставалась в подчинении Верховного командования Италии. Командующим 4-й итальянской армией был генерал-полковник Верцеллино, человек энергичный, умеющий руководить людьми; начальником его штаба был на редкость проницательный генерал Трабуччи.

К концу 1942 года распределение сил на южном побережье выглядело следующим образом:

а) Группа генерала Фелбера, этакое разношерстное сборище войск, занимала участок от испанской границы до Марселя. Ее состав варьировался от четырех до пяти дивизий.

б) Часть итальянской 4-й армии располагалась от Тулона до Ментоны.

В штаб Рундштедта прибыли итальянские офицеры связи во главе с Мараццани, в высшей степени компетентным генералом. Рундштедт был знаком с генералом по Восточному фронту, где он в 1941– 1942 годах командовал итальянской моторизованной дивизией «Челере». С генералом также приехал полковник Равайоли, офицер с безупречной репутацией, и лейтенант-полковник Сигнорини, исключительный оптимист. Штаб генерала Мараццани состоял из восьми офицеров связи и значительного вспомогательного персонала. Он вошел в состав штаба командования германскими войсками Запада, и очень скоро между немцами и итальянцами установились дружеские отношения.

4-я итальянская армия выполняла приказы Рундштедта в части тактических вопросов, касающихся защиты побережья, а остальные приказы шли из Рима, из штаба итальянской армии. Рундштедт обладал удивительной способностью налаживать контакты с людьми независимо от их национальности. В письме, датированном 10 декабря 1942 года, начальник штаба 4-й итальянской армии генерал Трабуччи пишет начальнику штаба командования германскими войсками Западного фронта: «Дорогой генерал, мой командир подразделения по возвращении из Парижа так описал командование Западного фронта: «Великолепная связка: высочайший интеллект и здравый рассудок».

Имеются в виду, естественно, Рундштедт и начальник его штаба.

В ноябре 1942 года, из уважения к чувствам французского командования военно-морских сил, порт Тулона был превращен в анклав.

Таким образом, французские части вошли в состав немецко-итальянских сил, обороняющих побережье.

Позже маршал Петен подарил Рундштедту мастерски выполненный бронзовый надульник от одного из орудий линкора «Эльзас».

Шел к концу 1942 год. Фронт, находившийся под командованием фельдмаршала Рундштедта, тянулся от германо-голландской границы вдоль Северного моря, Ла-Манша и Атлантики, затем по Пиренеям, Средиземноморью до Ментоны и дальше в северном направлении по Альпам к швейцарской границе. Возросла вероятность вражеского вторжения, и, как никогда, в условиях стабилизации фронта стала очевидна уязвимость обороны.

Несмотря на кое-какой горький опыт, полученный в результате руководства частями французской армии, появилась идея позволить правительству «Виши» сформировать новую армию в военное время. Рундштедт прекрасно понимал, какими мотивами руководствуются французские солдаты, оставляя правительство Петена. Он знал, как высоко у французов развито чувство национальной гордости, и его ничуть не удивляло, что французские войска переходят на сторону союзников. Более того, Рундштедт предвидел, что в один прекрасный день Северная Африка послужит толчком для восстановления Франции в прежних правах.

Рундштедт, конечно, надеялся, что французские войска окажут действенную помощь в защите французского побережья. Кроме того, ему хотелось сделать приятное маршалу Петену и поддержать правительство «Виши». После долгих предварительных переговоров со штабом вермахта, который по вполне понятным причинам испытывал серьезные сомнения, Рундштедт получил разрешение начать подготовительную работу. Для решения этой задачи в штаб командования Западного фронта вошли с немецкой стороны полковник Боен и два члена комиссии по перемирию, а с французской – генерал от кавалерии Бридо^[32].

Стоял вопрос о формировании нескольких дивизий общей численностью порядка 100 тысяч человек. Самой сложной оказалась проблема вооружения этой армии. Французская армия по большей части была оснащена оружием старого образца, частично времен Первой мировой войны. Рундштедт делал все возможное, чтобы вооружить новую армию новейшим немецким оружием.

Переговоры в Париже продолжались в течение нескольких недель зимой 1942/43 года, но так и не дали результатов. Серьезные неудачи в Северной Африке привели к тому, что Гитлер приказал прекратить все работы по формированию новой французской армии в военное время. Крайне огорченный Рундштедт был вынужден передать приказ Гитлера маршалу Петену. Фюрер решил разоружить и расформировать остатки французской армии, поскольку испытывал сильные сомнения в отношении преданности солдат. Ох как это было не ко времени!

Глава 9

Боязнь вторжения

Случилась сталинградская драма. Из-за непродуманных, если не сказать абсурдных, приказов Гитлера 6-я немецкая армия попала в западню. Стало ясно, что война на Востоке только начинается. В Африке складывалась еще более тяжелая ситуация.

Взгляните на карту Европы. Германский фронт проходил по западному побережью Северного моря, через Норвегию, Данию, Германию, по Голландии, Бельгии, французскому побережью до испанской границы. Далее по Пиренеям, французскому и итальянскому Средиземноморью. Бои велись в Северной Африке, Греции и на Восточном фронте от Кавказа до Ленинграда. Добавьте к этому Финский фронт от Ленинграда до Баренцева моря. Не надо быть профессиональным военным, чтобы понять, что невозможно одновременно вести военные действия на фронте, охватившем почти две трети Европы. Длинные участки фронта в Западной и Южной Европе фактически только охранялись. Как в Первую, так и во Вторую мировую войну немецкие фронты постепенно увеличивались, и их было бы уместно сравнить с окруженной крепостью, испытывающей нехватку боевой техники, снаряжения, сырья, продовольствия, в то время как союзники имели в своем распоряжении неисчерпаемые источники ресурсов.

С каждым днем нарастали воздушные атаки союзников, в то время как силы люфтваффе постепенно истощались. В 1943 году наступил кульминационный момент как в политическом, так и в стратегическом отношении, а затем положение стало ухудшаться, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Огромная территория на европейском фронте, находившаяся в ведении командования германскими войсками Запада, была только частью целого.

Начиная с 1943 года союзники стали все чаще прибегать к различным уловкам. Где следовало ожидать вторжения? Да где угодно. Они вполне могли высадиться в Голландии, но с такой же долей вероятности на побережье между Кале и Гавром. Нормандия и Бретань, далеко выдающиеся в море, являлись прекрасными плацдармами для высадки.

В то время Рундштедт не принимал в расчет «искусственные порты». Он и его штаб полагали, что высадка произойдет на открытом участке побережья, но вблизи удобной гавани. В этом случае напрашивались Шербур и Брест. Высадка могла произойти между устьем Луары и испанской границей. На этом участке фронта, протяженностью около 300 миль, располагались три весьма слабые дивизии, то есть на 100 миль фронта всего одна, причем слабая дивизия! Дивизии исполняли роль охранников, но уж никак не защитников побережья.

Испанцы в Пиренеях не представляли никакой опасности, но прошел слух, что союзники могут высадиться на Иберийском полуострове^[33].

Этот участок фронта был практически не укреплен, и расположенные здесь силы не были способны оказать решительное сопротивление. Блестящий начальник оперативного отдела штаба Рундштедта лейтенант-полковник Мейер-Детринг ежедневно давал информацию, приходившую из разных источников, и внутренних, и внешних, о возможных местах вторжения.

Все чаще в небе над Францией, особенно по ночам, стали появляться самолеты союзников. Они забрасывали британских связных и офицеров в центры французского движения Сопротивления; сбрасывали оружие, в том числе большое количество пистолетов. До 1942 года движение Сопротивления не представляло особой угрозы, но к 1943 году оно набрало реальную силу, превратившись в хорошо организованную структуру, которая по мере разрастания разделилась на три группы, между которыми шла борьба по вопросам внутренней политики. Правительство «Виши» просило нейтрализовать эту растущую опасность с помощью полиции. Возросло число рейдов британских групп коммандос, занимавшихся разведывательно-диверсионной деятельностью. Таким образом, в 1943 году на Западном фронте резко возросла напряженность, вызванная деятельностью движения Сопротивления и коммандос. Мало того, после поражения под Сталинградом на Западном фронте активизировалась деятельность коммунистов. Нам стало известно, что в Советском Союзе был организован Национальный комитет «Свободная Германия». В создании комитета приняли участие высокопоставленные немецкие генералы во главе с фон Зейдлицем, взятые в плен в Сталинграде. В глазах Рундштедта эти люди были не просто предателями, их измена стоила многих жизней немецких солдат на Восточном фронте.

Пропаганда союзников на Западе вышла на новый виток. Англичане и американцы до небес превозносили похвальное поведение немецких офицеров из Национального комитета «Свободная Германия». Этих предателей приводили нам в пример. Пропагандистские радиопередачи были направлены в адрес Рундштедта с целью «смягчить» главнокомандующего Западным фронтом, который считал, что «политика использует в своих интересах любые формы предательства, но это не делает чести предателю».

По мнению Рундштедта, защитные сооружения в его зоне, расположенные вдоль береговой линии, представляли весьма сомнительную ценность. Позже я подробнее остановлюсь на мнении фельдмаршала в отношении этих защитных сооружений. Любой здравомыслящий военачальник должен рассматривать возможность поражения даже в случае благоприятной ситуации. В 1943 году на Западном фронте сложилась более чем сложная ситуация. Бои в Северной Африке и, самое главное, на Восточном фронте оттягивали основную массу людских и материальных ресурсов. Западному фронту приходилось довольствоваться малым. Дивизии частично состояли из людей среднего и даже пожилого возраста, имевших оружие старого образца. Кроме того, отсутствие необходимой мобильности ставило под вопрос реальность защиты побережья. Большинство дивизий использовало конную тягу.

Все лучшие дивизии уходили на Восточный фронт. На замену прибывали наспех обученные подразделения, которые, естественно, не могли стать равноценной заменой убывшим войскам. Танковые и пехотные дивизии с Восточного фронта, пройдя реабилитацию, в скором времени отправлялись обратно на Восточный фронт. В подобной ситуации было необходимо пересмотреть отношение к тылу. К примеру, в Первую мировую войну на Восточном и, в особенности, на Западном фронте тщательно спланированные тылы давали возможность в случае необходимости отходить на заранее подготовленные позиции. Но даже мысль о возможности отхода на заранее подготовленные позиции, казалось бы вполне естественная, вызывала категорическое неприятие Гитлера.

Фюрер считал, что в этом случае войска будут отходить, не оказывая серьезного сопротивления противнику. Начиная с 1943 года Гитлер требовал одного: «Стоять насмерть… и не уступать ни метра земли, на которую уже ступила нога немецкого солдата!» Основой любого руководства является гибкость, а жесткая непреклонность неизменно приведет к гибели. Стратегическая подвижность приносила победы немецкой армии начиная с XVIII века, а Рундштедт и другие командующие были воспитаны в традициях старой германской армии. Теперь, в 1943 году, резко изменилось отношение к традициям. Верховный главнокомандующий с подозрением отнесся к предложению в качестве необходимой меры безопасности создать тыловые позиции. Помимо прочего, Гитлер смертельно боялся уронить свой престиж. Ему казалось, что укрепление тыловых позиций повредит его репутации фюрера – неустрашимого и непобедимого.

Когда Гитлеру не удалось в 1940 году добиться мирного решения проблем на Западе, следовало начиная с 1941 года приступить к созданию оборонительных сооружений на Западном фронте. Мы уже говорили, что ни в 1941-м, ни даже в начале 1942 года этому вопросу не придавалось серьезного значения. Однако если бы в 1941 году немцы всерьез занялись своими оборонительными рубежами, то в 1944 году не было бы проблем с ведением маневренной войны.

Гитлер не имел конкретного мнения о «действиях на поле боя», но безгранично верил в укрепления из «железа и бетона». Он считал, что только они могут выстоять во время бомбежек, артиллерийских и танковых атак. Но ему следовало бы знать, что ни одна страна в мире не способна выстроить такие сооружения на тысячекилометровом фронте. Во все времена большое значение придавалось замаскированным, удачно расположенным зональным укреплениям, откуда, в случае необходимости, в бой могли быть вброшены свежие силы. Позже, когда время было уже упущено, наконец-то поступил приказ заняться вопросом тыловых сооружений.

Крайне неудачно решалась проблема с организацией береговой артиллерии, которая должна была сформировать основу оборонительной системы, следовательно, ее действия должны были координироваться одним командующим. Я уже упоминал о различии взглядов на береговую артиллерию со стороны военно-морского флота и армии.

В штабе фельдмаршала Рундштедта имелся «генерал от артиллерии», и ему постоянно приходилось бороться с трудностями. Флотское командование, долгое время убеждавшее, что имеет больший, чем армия, опыт использования артиллерии, ограничилось ее применением в морской войне, то есть стрельбой по быстро движущимся целям, находившимся на дальнем и среднем расстоянии. Армия, зачастую не разбираясь в методах ведения морской войны, склонялась в пользу уничтожения врага непосредственно в прибрежной зоне или уже высадившегося на берег.

Вопрос, по мнению армейского командования, решался предельно просто.

1. Часть береговых батарей (ВМС) берут на себя цели, расположенные в море.

2. Оставшаяся часть береговых батарей действует в прибрежной полосе и против уже высадившегося на побережье противника.

Но едва ли удалось добиться компромиссного решения. После выхода распоряжения фюрера за номером 40 положение Рундштедта не давало возможности настоять на собственных решениях. Он не имел того влияния на Гитлера, каким обладал главнокомандующий ВМФ, «свой человек» в Ставке Гитлера.

В 1942 году Гитлер, находясь под впечатлением предложений, поступивших от командования ВМФ, и испытывая неодолимую тягу к мощным сооружениям, приказал построить железобетонные укрытия для большей части армейских береговых батарей. Засунутые в «казематы из железа и бетона» батареи не могли в полной мере использовать свои боевые качества.

Что касается вторжения, последовавшего в 1944 году, то следует сразу же уяснить себе: Рундштедт был категорически против окружения орудий массивными бетонными блоками, поскольку их нельзя было использовать в непосредственной близости, то есть при обстреле высадившегося на берег противника.

В 1943 году в зоне влияния фельдмаршала располагалось порядка 140 стационарных армейских береговых батарей. Большинство из них было укомплектовано орудиями калибра 105 миллиметров, не германского производства, а трофейными, французскими, польскими и чешскими. Кроме того, на батареях имелись 112– и 150-миллиметровые русские и 150– и 220-миллиметровые французские орудия. Прицельные приспособления, частично устаревшие, не позволяли с необходимой точностью отслеживать движущиеся на воде цели. В то же время береговые батареи ВМФ были укомплектованы самыми современными орудиями.

Понятно, что Рундштедт был недоволен царившей в то время неразберихой. Но он был не в силах изменить сложившуюся ситуацию, поскольку этими вопросами занимались гораздо более влиятельные люди из окружения фюрера.

Для защиты побережья особую ценность представляли танковые дивизии. Обладая высокой скоростью и маневренностью, они вместе с люфтваффе могли помочь в решении проблемы, связанной с защитой побережья.

В штабе Рундштедта имелся «танковый генерал», знаменитый генерал барон Гейр фон Швеппенбург, который перед войной был немецким военным атташе в Лондоне. Швеппенбург, отлично знающий свое дело офицер, являлся советником фельдмаршала по всем тактико-стратегическим вопросам, связанным с применением танков. Но надо сказать, что мнение фон Швеппенбурга не всегда совпадало с мнением Рундштедта и начальника его штаба. Следует отметить, что в 1943 году война в воздухе только началась, и пока еще никто в достаточной степени не осознал степень влияния авиации на ход войны.

Возможно, прав был фон Швеппенбург. Однако, по мнению Рундштедта и его штаба, танковые дивизии не представляли особой ценности, если не могли перемещаться. Береговая линия тянулась от острова Тексел до Ируна, города на севере Испании, и от Вандра до Ментоны. Противник с определенной долей вероятности мог высадиться в любой точке побережья. Танковые дивизии, конечно, можно было бы перебросить в район возможной высадки, но дело осложнялось тем, что невозможно было предугадать, в каком именно месте произойдет высадка. Чем больше оперативная зона, тем больше возможностей для высадки.

Если превосходство противника в воздухе может помешать быстрой переброске танковых формирований к месту высадки, то стратегическая значимость этого важнейшего оружия превращается в тактическую. Следует отметить, что в случае угрозы нападения командующий третьим воздушным флотом фельдмаршал Шперле рассчитывал на серьезное подкрепление. Он сообщил Рундштедту, что ему точно известно, какое количество эскадрилий в случае необходимости может быть передано на Западный фронт с других театров военных действий.

В 1943 году уже не шла речь о превосходстве Германии в воздухе, но, по крайней мере, люфтваффе могло обеспечить ограниченное стратегическое движение танковых формирований. В 1943 году ни Рундштедт, ни Шперле не знали, что, в связи с изменением ситуации в 1944 году, на обещанную помощь не стоило рассчитывать. Позже я обрисую эту ситуацию, когда речь пойдет о действиях группы армий «Б» под командованием Роммеля. Сейчас же я просто хочу подчеркнуть, что, по мнению Рундштедта и его штаба, в создавшейся сложной ситуации необходимо было иметь резервные танковые дивизии, и главнокомандующий такой огромной зоной, какой командовал Рундштедт на Западном фронте, должен иметь под рукой стратегический резерв, который в любой момент можно будет ввести в бой. Без этого не удастся обеспечить достойную защиту побережья.

Несмотря на решающее значение авиации, не следует думать, что можно выиграть войну только за счет успешного ведения воздушных боев. Необходимо иметь сильную сухопутную армию, и прежде всего танковые части, не забывая, естественно, о пехоте, тщательно обученной и оснащенной современным оружием. Пехота никогда не может оказаться лишней, и без нее не обойтись ни в одной войне. Разговор, конечно, идет о пехоте, имеющей на вооружении новейшие образцы оружия, моторизованной и хорошо обученной, не забывал подчеркивать Рундштедт.

1943 год явился поворотным годом в ходе войны. Задуманные блицкриги завершились неудачей. Державы оси были вынуждены перейти к обороне. Союзники, напротив, перешли в мощное контрнаступление. Активно разгоралась воздушная война в Центральной Европе. На Западном фронте авиация союзников перешла в наступление. Ничего не скажешь, это было внушительное зрелище, когда высоко в небе строго по курсу пролетали «серебряные птицы», огромные формирования американской и английской авиации. Самолеты противника все чаще подвергали бомбардировкам аэродромы, железные дороги и другие стратегически важные объекты. Французские железнодорожники удостоились особой похвалы Рундштедта: несмотря на участившиеся бомбардировки, они с прежней добросовестностью относились к исполнению своих обязанностей. Рундштедт не только приказал наградить особо отличившихся французских железнодорожников, но и распорядился, чтобы выпустили на свободу ближайших родственников этих людей, которые попали в немецкий плен в 1940 году.

Фельдмаршал разглядел в начавшейся воздушной войне признаки готовящегося вторжения союзников. Союзная авиация бомбила немецкие города, предприятия и коммуникации, и не только для того, чтобы подавить стремление немецкого народа к сопротивлению, но и с целью дезорганизовать работу промышленности и железнодорожной системы. Противник мог начать наступление на расположенную в центре Европы «крепость», только ослабив ее в ходе воздушной войны. Перед всеми командующими Западного фронта была поставлена задача: для получения полной картины вести учет всем атакам, фиксируя время и место на карте, чтобы иметь возможность определить вероятный центр нападения.

К 1943 году третий воздушный флот в значительной мере утратил свою первоначальную силу, но противник все-таки еще не обрел решающего превосходства в воздухе. Аэродромы истребительной авиации с побережья постепенно перемещались все дальше в тыл. Получалось, что истребители отступали в глубь Франции, а значит, не имели возможности быстро очутиться на побережье. 80-миллиметровые зенитные пушки не обладали необходимой дальностью стрельбы, а 128-миллиметровых пушек имелось весьма ограниченное количество.

Германский флот был небольшим, но сильным. Однако надежда на успешное ведение подводной войны таяла с каждым днем. Постепенно Германия теряла превосходство на море. У немецкого государства больше не было настоящего «флота», и в зоне Рундштедта деятельность ВМС состояла в сопровождении конвоев, защите прибрежной полосы и ведении разведки. Конвои везли из Испании сырье для Германии и были вынуждены держаться ближе к берегу, двигаясь от порта к порту, поскольку постоянно подвергались воздушным и морским атакам союзников.

Моторные суда нападали на флот противника, но их атаки были сродни булавочным уколам. Не хватало судов для проведения разведывательных операций, а те немногие разведывательные суда, что имелись в наличии, могли охватить лишь небольшую зону. Особое внимание обращалось на возвращавшиеся на базу подводные лодки. Возвращаясь из похода в Бордо, Ла-Рошель, Сен-Назер и другие порты, лодки заходили в огромные бетонные бункеры, где их тщательно осматривали и ремонтировали. Бывало, что в эти бункеры заходили японские и итальянские субмарины.

Германский флот понес большие потери, и в результате значительное число экипажей оказались «не у дел». Естественно, они постепенно начали вторгаться в «епархию» армии – в наземную оборону. Этой проблемы не возникало в период Первой мировой войны, когда флот относился к защите побережья как к второстепенной задаче. Теперь ситуация диктовала иные требования, и освободившиеся экипажи занимались не свойственной им деятельностью.

«Крепости» на побережье являли удивительное зрелище. Гитлер, испытывавший невероятную страсть к «укреплениям», настаивал на перевод большинства портов в зоне действия командования Западного фронта в разряд «крепостей». Слово «крепость» оказывало на него магический эффект, вселяя уверенность в собственную непобедимость, в отличие от Рундштедта, который не придавал словам особого значения. В штабе Рундштедта мы в шутку называли эту деятельность «кампанией по продвижению крепостей» и считали это не слишком нужной затеей.

Гитлер отдавал много времени, сил и средств на строительство своих «крепостей». Рундштедт понимал, что противник не настолько глуп, чтобы, высадившись на берег, впрямую атаковать крепости. Он наверняка выберет более простой путь. Высадится на открытом пространстве и нанесет удар, обойдя с тыла прибрежные укрепления. В 1943 году противник уже экспериментировал с заброской парашютистов.

Невольно напрашивался вопрос: какие же силы должны были удерживать эти укрепленные зоны? Для большой «крепости» требовалось две дивизии, для маленькой – одна. В реальной жизни Рундштедт должен был довольствоваться несколькими батальонами. Кроме того, сказывалась нехватка артиллерии: почти все батареи были обращены в сторону моря. Эти «крепости», особенно в 1944 году, вызывали у командования Западного фронта сильную тревогу.

Ситуация не улучшилась, когда Гитлер принялся назначать особо доверенных лиц комендантами «крепостей». Эти несчастные люди давали под присягой письменные обязательства, которые отправлялись Гитлеру, что любой ценой будут удерживать «крепости». Но у комендантов не было реальных сил для удержания «крепостей». Не говоря уже о том, что в процессе сооружения были допущены серьезные недочеты, коменданты не обладали реальной властью во вверенных им «крепостях».

Власть коменданта распространялась только на армию, но никак не на флот и люфтваффе. Комендант был не вправе применять меры наказания к представителям ВМС и люфтваффе. Таким образом, несчастный комендант оказывался абсолютно беспомощным во всем, что касалось авиации и флота, и жил в постоянном страхе перед возможностью предстать перед военным трибуналом. Для усиления гарнизонов этих «крепостей» были сформированы «аварийные отряды», состоявшие по большей части из портовых рабочих.

Рундштедт неоднократно уведомлял вышестоящее руководство о ненормальности сложившейся ситуации, но все его сообщения оставались без ответа.

Сейчас мне кажется уместным упомянуть об отношениях Гитлера с Петеном. После оккупации юга Франции Гитлер направил маршалу Петену письмо. В нем он объяснял, почему возникла необходимость оккупации всей Франции. Письмо заканчивалось фразой: «Если у вас есть какие-то пожелания, то обращайтесь к фельдмаршалу фон Рундштедту!»

Примечательно, что к Рундштедту не попала копия этого письма. Зимой 1942/43 года, совершенно случайно, чиновник немецкого посольства упомянул об этом письме, когда передавал Рундштедту какую-то информацию, и был несказанно удивлен, что главнокомандующий Западным фронтом не знал об этом письме. Маршал Петен, воспользовавшись предложением Гитлера, попросил фельдмаршала нанести ему официальный визит. Однако встреча не состоялась, но спустя несколько дней Рундштедт все-таки получил копию письма.

В 1943 году, благодаря письму Гитлера, Рундштедт стал чаще встречаться с Петеном. Они обсуждали исключительно политические вопросы. Рундштедт, у которого политика вызывала явное отвращение, отвел себе роль передаточного звена между Петеном и Гитлером. По возвращении в штаб фельдмаршал составил отчет и передал его по телеграфу главнокомандующему вермахтом. Рундштедт не только встречался с Петеном, но и обменивался с ним письмами. Генерал фон Нойброн, офицер связи, находившийся в Виши, присутствовал на встречах Рундштедта с Петеном.

Со временем выяснилось, что командующие в Париже и Брюсселе глубоко погрузились в политику, а Гиммлер и другие высокопоставленные члены партии избрали свой политический курс; можно догадаться, какие усилия прилагал Рундштедт, чтобы держаться, насколько это возможно, вне политики. Но никуда было не деться от «представителей фюрера». Как правило, это были занимавшие высокое положение партийные функционеры, наделенные специальными полномочиями, которые зачастую связывали руки местным властям.

Гитлер невероятно гордился своим «Атлантическим валом» и стремился продемонстрировать его военным миссиям союзнических и нейтральных стран. На Западный фронт прибывали одна за другой турецкая, болгарская, венгерская, финская, румынская, итальянская, испанская и другие миссии, возглавлявшиеся генералами.

Всех этих людей привлекала широкая известность Рундштедта, они горели желанием, по крайней мере, увидеть столь легендарную личность, а если удастся, то и поговорить с фельдмаршалом. Как правило, нас заранее оповещали из штаба вермахта, чтобы мы как следует подготовились к приезду очередных гостей. Я крайне дипломатично передавал Рундштедту поступившую информацию. Когда появлялись гости, Рундштедт очаровывал их мягким и доброжелательным отношением.

Беседы велись на немецком или французском языках. Затем гостей приглашали за стол, и Рундштедт, практически не прикасаясь к еде, старался как можно скорее откланяться. Как правило, он избегал вечерних встреч.

Упомяну лишь один эпизод из целой серии подобных. Руководитель турецкой миссии, генерал, после обеда разразился длинной речью, которую он начал с описания деятельности Мольтке-старшего в турецкой армии в 1830 году. Выслушав речь генерала, Рундштедт встал, поднял стакан и сказал: «Господа, давайте выпьем за здоровье Турции, ее народа и ее храброй армии!» Посетители из разных стран увозили память о Рундштедте как об истинном аристократе, достойном и доброжелательном человеке и настоящем солдате.

Глава 10

Отчаянные попытки

Весной 1943 года Рундштедт провел три недели отпуска в Бад-Тельце в Верхней Баварии; в это время Гитлер находился в Берхтесгадене. Воспользовавшись удачно предоставившейся возможностью, фюрер перед возвращением фельдмаршала на Западный фронт пригласил Рундштедта в свой штаб. В отпуске Рундштедт всегда ходил в штатском. На него произвело большое впечатление то, что Гитлер прислал за ним в Бад-Тельц машину с эскортом. Всем, конечно, хотелось посмотреть на фельдмаршала в форме. Когда Рундштедт шел к машине, жена сказала ему: «Посмотри, сколько людей хотят посмотреть на тебя!» – «Ну что ты, при чем тут я? Они просто ждут автобус», – ответил Рундштедт.

Начальник штаба Западного фронта отправил начальника оперативного отдела полковника Циммермана, человека испытанного и надежного, в Бад-Тельц, чтобы он попросил Рундштедта поговорить с Гитлером относительно серьезного положения, сложившегося на Западном фронте. Всем была известна привычка Гитлера избегать неприятных тем и то, что он старался отвлечь внимание собеседника обсуждением других вопросов. Фюрер сразу взял беседу в свои руки и стал подробно описывать, как скоро он перейдет к широкомасштабному наступлению на Востоке. В операции под кодовым названием «Цитадель» должны были принимать участие лучшие дивизии и 2 тысячи современных танков. Гитлер надеялся в ходе операции уничтожить, как минимум, 90 советских дивизий. Наступление намечалось в направлении Белгорода.

Гитлер скептически относился к сложившейся в Италии политической ситуации, предрекая в ближайшем будущем падение Муссолини и переход итальянцев в стан союзников. 4-ю итальянскую армию следует разоружить, заявил фюрер, и направить в сектор, который она занимала, немецкие войска. Не желая выслушать фельдмаршала, фюрер резко оборвал разговор, пожелав ему доброго пути. В результате Рундштедт вернулся в Париж, так и не переговорив с главнокомандующим вермахтом.

Начальник оперативного отдела полковник Циммерман пишет в мемуарах: «За всю беседу Гитлер не дал фельдмаршалу фон Рундштедту вставить слово и, не переставая, говорил, чтобы не дать возможности поднять неприятную тему». Тогда Рундштедт решил подготовить для Верховного командования подробный отчет о положении на Западном фронте, основанный на конкретных фактах.

Эта оценка ситуации весной 1943 года послужила основой мероприятий, предпринятых до начала вторжения союзников в июне 1944 года.

Оценивая создавшееся положение с державами оси, Рундштедт полагал, что вторжение может произойти в 1943 году. Побережье Западной Европы на западе и юге только охранялось, и не более того.

Центральная Европа стала «крепостью», но в ней не было ни единства, ни достаточного количества войск. Союзники окружили эту стратегическую область и, объединив усилия, могли нанести удар по «крепости». Авиация союзников была способна нанести концентрированный удар одновременно с трех сторон.

Западные державы господствовали над морем. Обладая колоссальными ресурсами, они могли в любой момент высадиться на западе и юге Европы. С их мощным флотом и транспортными средствами они могли, если бы пожелали, позволить себе обманные маневры хоть на всех фронтах.

Но мы были не в том положении, чтобы быстро перебросить значительные резервы по земле с востока на запад или с юга на север. Несколько фронтов, например в Норвегии, Финляндии и на Балканах, были «заморожены», поскольку в связи с нехваткой железнодорожного и морского транспорта мы не имели возможности быстро перебросить войска в необходимое место. Постоянные налеты вражеской авиации сильнейшим образом сказывались на состоянии европейской железнодорожной системы: нарушилось движение поездов, что, в свою очередь, повлияло на скорость переброски с фронта на фронт больших воинских формирований. В 1943 году союзники перешли в стратегическое наступление, и Германия была вынуждена перейти к обороне. События приняли иной оборот, как во второй части Первой мировой войны.

Рундштедт любил повторять, что Германия, являясь континентальным государством, находящимся в центре Европы и окруженным сильными державами, должна следовать с особой тщательностью разработанным политическим курсом; в противном случае от нее не останется живого места. Он прекрасно понимал, какая тесная связь существует между политикой и стратегией. Гитлер был всерьез обеспокоен предстоящим вторжением и задавался вопросом, где и когда оно произойдет. Верховное командование Германии считало, что высадка произойдет в районе Генуи, или в Южной Италии, или в Греции.

Мнение по поводу места возможной высадки союзников постоянно менялось. Секретная информация, слухи и заведомо ложная информация, поступавшие из самых разных источников, вселяли в Гитлера все большую неуверенность.

В 1943 году Гитлер был убежден, что следует отстаивать каждый метр завоеванной земли. Искусство управлять войсками в понимании фюрера состояло в том, чтобы любой ценой удерживать землю, на которую ступила нога немецкого солдата, и не оставлять завоеванных позиций без его личного согласия. Вероятно, наши противники с удивлением отмечали, что начиная с 1943 года Верховное командование вермахта только и делало, что цеплялось за оборонительные рубежи, окружая себя ими со всех сторон. Когда пришел приказ прорываться, было уже слишком поздно: к тому времени мы уже понесли слишком большие потери, людские и материальные. Но, что самое главное, никто уже ни в чем не испытывал уверенности. В 1943 году немецких генералов лишили их традиционной независимости. Фельдмаршалы не могли свободно перемещаться без согласия Гитлера, принимать любые, самые незначительные решения. Даже члены штаба фюрера, вроде генерала Йодля, должны были спрашивать разрешения Гитлера. Теперь все зависело от решения Верховного главнокомандующего, и в результате все контрмеры принимались с запозданием. Ведь Ставка Гитлера находилась в Восточной Пруссии! Пока он доставал карту и принимал решение в отношении отдельных дивизий на Восточном фронте, в Африке, на Западном фронте, тактическая ситуация уже давно была другой.

Нужно было удерживать не только длинную береговую линию, но и множество островов, находившихся у побережья. На многих позициях находилось всего по 20–30 человек. Командование Западного фронта отвечало только за часть европейского фронта, но это была крайне важная часть. В любой момент могло произойти вторжение из Голландии, Бельгии или Франции. Путь к сердцу Германии и, что самое важное, к Руру вел через Бельгию и Северную Францию к Кельну. В этом случае зона Рундштедта была бы фактически отрезана от Германии.

Рундштедт, начальник его штаба и начальник оперативного отдела были уверены, что основная высадка произойдет между Кале и устьем Соммы и союзники быстро продвинутся через Бельгию на линию Ахен–Кельн; расстояние по прямой порядка 400 километров. По мнению Рундштедта, союзникам наверняка известно, что «Атлантический вал» только на первый взгляд кажется внушительным сооружением и не является серьезной преградой. Кроме того, союзники знают, что в Бельгии нет боеспособных резервов и Рейнская и Рурская области остались без защиты.

К работам по строительству «Западного вала» были привлечены иностранцы, и среди них наверняка были сотрудники разведывательных служб, поэтому Рундштедт и его штаб справедливо считали, что союзники полностью владеют информацией о ситуации, сложившейся на Западном фронте. Наступление по линии Кале–Абвиль на Ахен–Кельн, как предполагал Рундштедт, нанесет смертельный удар по западному и южному флангам фронта и отрежет немцев от Германии.

Вероятно, у союзников были веские основания, не известные немцам, чтобы не переходить в наступление, которого так опасался Рундштедт. Может, союзники опасались мощного немецкого наступления с юга. Хотя как раз этого они могли не бояться.

Большая часть дивизий была рассредоточена вдоль побережья, и потребовалась бы не одна неделя, чтобы собрать более или менее боеспособную армию, которая могла бы привести союзнические армии к разгрому.

Следует отметить, что Рундштедт открытым текстом заявлял, что «Атлантический вал» – не более чем «пропагандистский блеф», как, впрочем, и «Западный вал». При случае он вроде как в шутку говорил об этом иностранным гостям. Рундштедт, воспитанный в старых традициях Мольтке и Шлифена, был убежденным сторонником гибкой стратегии. Искусство ведения войны заключалось, по его мнению, в подвижной (мобильной) обороне; неподвижность равносильна смерти. Читателям важно уяснить себе эту концепцию Рундштедта, чтобы понять дальнейший ход событий.

Весной 1943 года доклад о положении на Западном фронте был направлен Верховному командованию вермахта и представлен на рассмотрение Гитлера. К сожалению, как я уже говорил, Верховное командование приняло доклад к рассмотрению, не посчитав нужным дать немедленный ответ. Только в конце октября 1943 года очередной доклад Рундштедта побудил к действиям всех неофициальных вдохновителей штаба фюрера.

15-я армия обороняла побережье между Остенде и Гавром. Летом 1943 года Рундштедт получил сообщение от командования 15-й армии, что организация Тодта в условиях полной секретности ведет на ее участке побережья строительство. Даже командующему 15-й армией запрещалось появляться в зоне ведения строительных работ. По вполне понятной причине командование армии, которое даже не удосужились поставить в известность, выразило протест в связи с ведением строительства в ее зоне действий. Не говоря уже об этической стороне вопроса, строительные объекты превратились в мишени для вражеских бомбардировок и, следовательно, подставляли под удар находившиеся поблизости войска.

Рундштедт и его штаб находились в полном неведении относительно цели строительства и послали запрос в штаб вермахта. Запрос вызвал невероятное удивление: как, неужели командование Западного фронта не информировали, с какой целью ведется строительство? Было дано обещание, правда только в устной форме, исправить ошибку. Действительно, через некоторое время к Рундштедту приехали несколько офицеров Генерального штаба сухопутных войск и сообщили ему следующее.

В ближайшее время на Западном фронте будет применено новое оружие, которое окажет решающее влияние на ход войны; речь идет о «Фау-1» и «Фау-2».

Люфтваффе взяло на себя вопросы разработки и применения крылатых ракет дальнего действия «Фау-1». Ракета отличалась простотой конструкции, но имела низкие тактико-технические характеристики и была уязвима для средств ПВО. Ракета «Фау-2», разработанная коллективом генерала Дорнбергера, имела сложную конструкцию, обходившуюся в производстве во много раз дороже, чем «Фау-1», для ее запуска требовался комплекс подвижных подъемно-транспортных, заправочных, проверочных и стартовых агрегатов, но была неуязвима для средств ПВО. Применение «Фау» продемонстрировало большие потенциальные возможности ракет дальнего действия.

Спустя какое-то время по приказу Гитлера был создан специальный штаб, под началом Рундштедта, получивший название «Штаб для решения особых задач». В состав штаба вошли офицеры и инженеры люфтваффе и службы артиллерийско-технического снабжения армии. Однако вскоре выяснилось, что новое оружие, в большей степени это относилось к «Фау-2», находится в стадии разработки, и пока еще рано говорить о его практическом использовании. Во время испытаний в Восточной Германии был выявлен ряд серьезных просчетов, допущенных в процессе разработки.

По приблизительным оценкам, дальность полета «Фау-1» составляла от 180 до 200 километров, а «Фау-2» – от 250 до 300 километров. Продолжались работы по увеличению дальности до 800 километров, а если позволит время, и больше. Предполагалось сначала использовать ракеты «Фау-1», а позже «Фау-2». Время пуска держалось в строжайшем секрете. Стартовые позиции «Фау-1», внешне напоминавшие хозяйственные постройки, были разбросаны между Кале и устьем Сены.

Вражеская агентура, естественно, очень скоро обнаружила активизацию действий на побережье, и воздушный флот союзников подверг бомбардировке этот участок. Огромный комплекс для запуска «Фау-2», как и следовало ожидать, стал отличной мишенью для авиации противника. После некоторых неудачных попыток командование Западного фронта вышло с предложением внести изменения в конструкцию пусковых установок, чтобы они имели более простой и естественный вид и не привлекали внимание противника. Гитлер согласился с внесенным предложением, и проектировщики разработали новую конструкцию пусковых установок. К началу вторжения в 1944 году на участке между Кале и Гавром располагалось более восьмидесяти позиций для запуска «Фау-1».

Вновь встал вопрос о властных полномочиях. За «Фау-1» стояло люфтваффе, а за «Фау-2» – служба артиллерийско-технического снабжения армии. За строительство позиций отвечала организация Тодта, а тактическое руководство осуществляло командование Западного фронта. Когда осенью 1944 года «Фау-2» были в определенной степени готовы к применению, рейхсфюрер СС Гиммлер забрал у армии руководство разработкой и испытаниями «Фау».

Рундштедт крайне осторожно высказывался в отношении нового оружия. Он считал, что «Фау», безусловно, нанесут врагу серьезный ущерб, но едва ли окажут решающее влияние на ход войны. Кроме того, ракеты «Фау-1» были еще не до конца отработаны, и случалось, вместо того чтобы лететь в западном направлении, разворачивались в воздухе и приземлялись… в Бельгии! Сказывались ошибки, допущенные при конструировании приборов наведения. Но сильнее всего Рундштедта беспокоило то, что в результате возросшей активности противника в воздухе больше страдают войска 15-й армии, чем находящийся в Англии противник. Рундштедт старался получить по возможности обширную информацию в отношении этого нового, сверхсовременного оружия от сотрудников специального штаба, находившегося под его командованием. «Фау-1» была впервые применена в ночь с 12 на 13 июня 1944 года, а «Фау-2» – осенью 1944 года. Для использования этих чудо-ракет требовались специально обученные военные формирования.

По случайному стечению обстоятельств дата первого пуска по приказу Гитлера выпала на 6 июня, как раз на тот день, когда началось вторжение. Стартовые позиции для «Фау-2» располагались вблизи Арраса, между городами Кан и Сен-Ло, а впоследствии – в Голландии.

В старой германской армии практиковалась система приказов и директив. «Директива» не являлась приказом в чистом виде. С помощью директив Верховное командование доводило до командующих информацию о назначениях, намерениях и основных концепциях планируемых операций. Такой была общепринятая практика во времена Мольтке и Шлифена, и германский Генеральный штаб не пренебрегал этой традицией в 1914-м и в 1939 годах. Директива учитывала срок службы, занимаемое положение, опыт и независимость командующих. Она оставляла свободу в выполнении операций, в зависимости от ситуации.

Все изменилось с того момента, как Гитлер взял на себя командование сухопутными войсками. Теперь он отдавал детальные приказы лично или через свой штаб, не обращая внимания на чин командующего, будь он фельдмаршалом или полковником. Уже в 1943 году Рундштедт предвидел, что у него будут связаны руки, если противнику удастся произвести высадку. Он понимал, что ему не удастся самому принимать решения, как он это делал все пятьдесят лет службы, а придется по любому вопросу, даже самому незначительному, обращаться к Верховному главнокомандующему. Он настаивал на предоставлении свободы действий и требовал подробнейших «директив» от Верховного командования. Но все было тщетно.

Со своей стороны Рундштедт принял необходимые меры. Он отдал приказ, согласно которому следовало систематически сообщать о всех «узких местах» во вверенной ему зоне действий. С этой целью во всех находившихся под его командованием армиях были сформированы специальные штабы, состоявшие из офицеров армии и флота и люфтваффе, инженеров организации Тодта, саперов, артиллеристов. Все штабы возглавлялись армейскими генералами.

Отчеты предоставлялись на рассмотрение командующим армиями, которые затем, с комментариями, передавали их Рундштедту. С целью предоставления наиболее точной информации штабы проводили письменные опросы и при каждом удобном случае инспектировали различные участки огромного фронта.

К разряду наиболее важных проблем относились следующие:

1. Состояние, боеспособность, численность, оснащенность и уровень организации и обученности войск.

2. Степень готовности к боевым действиям, полная или условная. Готовность к наступлению или только к обороне.

3. Степень готовности постоянных и временных береговых укреплений.

4. Осуществление взаимодействия трех родов войск.

5. Обеспечение фортификационных сооружений боеприпасами, провизией, водой, медикаментами и тому подобным.

6. Наличие связи между всеми составляющими.

7. Перечень мер в случае высадки парашютистов в тылу.

8. Готовность резерва в случае необходимости быстро оказаться в нужном месте.

Военные командующие в Париже и Брюсселе, которые, как известно, не подчинялись Рундштедту, потребовали провести проверку готовности к обороне в их зонах. Для этой цели были выделены офицеры из штаба Рундштедта; они должны были не только провести проверку, но и выявить «слабые точки», которые можно исправить по ходу дела. Результаты проведенных исследований были вручены Гитлеру.

В конце весны Рундштедт по собственной инициативе уведомил штаб вермахта, что в связи с ухудшением ситуации в целом Италия может перейти на сторону союзников. Свои соображения Рундштедт изложил в форме телеграммы, направленной в Ставку фюрера. Письменного ответа не последовало, но в ходе телефонных переговоров эта тема обсуждалась членами штаба Рундштедта и штаба вермахта.

После окончания войны в Африке страны оси оказались в невыгодном положении. Союзники высадились в Сицилии. Было ясно, что они пересекут Мессинский пролив. Итальянцы сражались весьма неохотно; немецких частей в Италии было слишком мало, и вся надежда зиждилась на том, что итальянцы, по крайней мере, будут энергично защищать свою страну. Но, как оказалось, это мнение было ошибочным. Ширился протест влиятельных кругов против Муссолини. Большинство итальянского офицерского корпуса, особенно армейского, не делало тайны из своей преданности королю.

Германия уже не могла оказывать Италии серьезную помощь ни в промышленной, ни в военной сферах. Итальянцам пришлось пережить потери в Африке, а теперь перед ними появился враг, готовящийся напасть на их страну с юга. Рундштедту уже давно стало ясно, что Италия примет сторону союзников, и это приведет к самым серьезным последствиям для командования Западного фронта. Над его зоной на французском Средиземноморском побережье нависла угроза с юга. Если союзники захватят север Италии, они окажутся в тылу западной обороны. С авиабаз, расположенных в долине реки По, их эскадрильи будут свободно действовать против Германии, а с юго-востока – против Франции.

Рундштедт был практически уверен, что союзники не станут медленно, шаг за шагом завоевывать Италию с помощью примитивных фронтальных атак, а высадятся в Генуэзском или в Венецианском заливе и нанесут удар не только по Италии, но, косвенным образом, по жизненно важным точкам зоны действий командования Западного фронта и, следовательно, Германии. Понятно, что подобный план должен был рассматриваться в штабе союзников, но, вероятно, существовала какая-то веская причина, по которой этот план не был приведен в действие; но ведь в 1943 году Рундштедт не знал планов союзников. Как бы там ни было, но Италия удерживала Сардинию, Корсику и Средиземноморское побережье, а следовательно, могла сокрушить западную оборону ударом с юга. Проблема состояла в том, что южное побережье, захваченное в ноябре 1942 года, фактически не было укреплено; планы строительства укреплений находились в стадии разработки.

Немецкие войска, расположенные на побережье между испанской границей и Тулоном, были малочисленны и плохо вооружены; с артиллерией дело обстояло еще хуже. Эти фактически недееспособные части могли рассчитывать только на полевые укрепления. Что касается резервов, то имелась пара танковых дивизий в долине Роны и у Тулона из числа тех, которые готовились для отправки на Восточный фронт. Германские морской и воздушный флоты были слишком слабы, чтобы взять на себя защиту еще и Южного фронта.

А что произойдет, если еще и западный фланг 4-й итальянской армии, располагавшийся между Тулоном и Ментоной, откажется сражаться? Что в этом случае делать командованию Западного фронта? Кем забить брешь? Ответ на тот момент был чрезвычайно прост: в наличии не было сил, которые можно было бы использовать в качестве замены. Далее. Вполне возможно, что 4-я армия получит приказ из Рима сражаться против немцев. И что тогда?

Теперь становится ясно, почему за несколько месяцев до перехода Италии на сторону союзников Рундштедт посчитал необходимым передать свои соображения Гитлеру. С любой точки зрения следовало сделать все возможное, чтобы не причинить вреда итальянским войскам и штабу, прикомандированным к штабу Рундштедта. Члены итальянского штаба оказались в трудном положении. С одной стороны, являясь орудием политиков, они получали секретные инструкции из Рима. С другой стороны, они подчинялись Рундштедту. Здравый смысл и безошибочный такт фельдмаршала облегчили положение итальянцев.

В конце лета 1943 года Гитлер назначил генерал-полковника Гудериана генерал-инспектором танковых войск. Таким образом, лучший теоретик и практик танковой войны занял самый высокий пост в танковых войсках. Этот шаг говорит о том, что Верховное командование, в чьем подчинении находились танковые формирования, задумывалось о грамотном тактическом и стратегическом их использовании. Не следует забывать, что большинство командующих, в том числе и штабных генералов, никогда не служили в танковых частях, и, вне всякого сомнения, танки использовались бы в 1943–1944 годах гораздо более рационально, если бы ими распоряжались знающие люди.

Перед генерал-полковником Гудерианом стояла задача пробудить осознание важного значения танковых формирований у командующих армиями. Задача весьма непростая, поскольку Гудериан не мог отдавать приказы, а мог только просить… и убеждать. Понятно, что он не мог одновременно находиться на всех фронтах, и, кроме того, ему приходилось часто бывать в Ставке фюрера. Командование Западного фронта сформировало штаб танковой группы «Запад» во главе с генералом фон Швеппенбургом, который являлся советником Рундштедта по всем вопросам, касающимся ведения танковой войны^[34].

Генерал барон фон Швеппенбург, офицер Генерального штаба, являлся, по общему мнению, блестящим солдатом. Швеппенбург и Рундштедт полностью сходились во взглядах по всем стратегическим вопросам. Оба считали, что сущность реального искусства ведения войны заключена в мобильности. И наконец, оба способствовали передаче сильного, мобильного резерва в распоряжение Верховного командования.

В сентябре 1943 года мы с Рундштедтом были приглашены в Сен-Жермен. Во время фортепианного концерта меня позвали к телефону. Звонили из штаба вермахта. Меня информировали, что Италия открыто перешла на сторону союзников. Эта новость не удивила Рундштедта. Само собой разумеется, мы немедленно прервали так приятно начавшийся вечер.

В сложившейся ситуации Италия была необходима Германии, и Гитлер был абсолютно прав, вцепившись в Италию. Не сделай он этого, союзники вторглись бы в рейх с юга. Поскольку боевой дух итальянцев слабел с каждым днем, Гитлер был вынужден для поддержки фельдмаршала Кессельринга, главнокомандующего немецкими войсками Юго-Запада, направить свежие немецкие дивизии. Подкрепление можно было выдвинуть из Вены и Мюнхена по железной дороге через Альпы или с запада по железной дороге, бегущей по побережью Средиземного моря через Тулон–Ниццу–Геную в Центральную Италию. Железная дорога от Лиона до Турина проходила по Мон-Сенискому туннелю. А что делать в том случае, если туннель взорван? Оба пути проходили через участки фронта, контролируемые 4-й итальянской армией, и через итальянскую зону восточнее Роны. Перед командованием Западного фронта стояла задача переброски нескольких дивизий на север Италии, естественно самых лучших! Две дивизии отправились по железной дороге вдоль Средиземноморского побережья, а две – через Мон-Сениский туннель.

Хотя Италия официально не объявила о своем переходе в лагерь противника, 4-я итальянская армия уже получила секретные инструкции из Рима, так что переброска немецких дивизий с юга Франции на север Италии представляется не иначе как дипломатическим шедевром. Получив приказ из Рима, 4-я армия, естественно, должна была чинить серьезные препятствия прохождению немецких дивизий.

Для облегчения положения, в котором оказалась 4-я итальянская армия, немецкие дивизии, находившиеся в итальянской зоне, были размещены под командование итальянцев с просьбой провести их через границу. Едва ли Рундштедт мог проявить больше такта в столь сложной ситуации в отношении союзников, не выполнивших своих обязательств. В течение нескольких дней немецкие дивизии оставались в зоне действия 4-й итальянской армии, а затем были отправлены на север Италии. Фантастическая ситуация!

В сентябре 1943 года Италия открыто перешла на сторону противника, и никто не обвинил Гитлера в том, что он резко отреагировал на измену бывшего союзника. Прежде всего фюрер приказал немедленно разоружить ту часть 4-й итальянской армии, которая находилась под командованием Рундштедта. В подобной ситуации мера совершенно необходимая, и следует признать, что все прошло достаточно гладко, без каких-либо эксцессов. Теперь Средиземноморское побережье от Вандра до Ментоны находилось исключительно в руках немцев. Была сформирована 19-я армия во главе с генералом фон Зоденштерном.

Далее Гитлер приказал, чтобы в разоруженных частях итальянской армии был проведен опрос, не хотят ли они добровольно сражаться на стороне немцев.

Итальянцы, естественно, отказались. Только несколько артиллерийских подразделений выразили желание сражаться на стороне немцев, и «итальянские береговые батареи» расположились на Средиземноморском побережье рядом с немецкими батареями. Позже эти подразделения стали испытывать «тоску по родине», и Рундштедт оказался настолько великодушен, что позволил им вернуться в Италию, вместо того чтобы взять их в качестве военнопленных.

В наиболее сложную ситуацию попал итальянский штаб связи, прикомандированный к штабу командования Западного фронта. Генерала Мараццани заранее отозвали из штаба. Командование Западного фронта всеми способами пыталось поддержать оставшихся итальянских штабистов. Как-то мы взяли их с собой в парижскую «гранд-опера» и даже к знаменитому «Максиму». Французы не понимали нашего отношения к итальянцам. Однако и много позже некоторые из этих итальянских офицеров состояли в дружеской переписке с Рундштедтом и со мной. С Рундштедтом переписывался и глава военного министерства Итальянской Республики генерал Мараццани, и бывший лейтенант-полковник Сигнорини, владелец знаменитого отеля «Флора» в Риме.

В этой сложной ситуации произошел только один серьезный инцидент, связанный с Мон-Сениским туннелем. Гитлер придавал огромное значение операции по захвату туннеля. Немецкие горно-стрелковые отряды захватили туннель, но, пройдя его, встретили ожесточенное сопротивление итальянских горно-стрелковых отрядов. Восточная часть сооружения пострадала от взрыва, и в туннель хлынула вода. Маленький немецкий отряд оказался в трудном положении.

При поддержке артиллерии новые горно-стрелковые отряды подошли к двум выходам из туннеля. В результате немцы захватили объект. Спустя два месяца туннель был в определенной степени восстановлен, но еще долго проблема связи с севером Италии оставалась на повестке дня.

Как же обстояли дела восточнее Ментоны, на итальянской Ривьере? Хватит ли у главнокомандующего германскими войсками Юго-Запада Кессельринга сил, чтобы отразить ожидавшуюся высадку союзников в Генуэзском заливе? Западное и юго-западное командование теперь соседствовали в районе Ментоны. Кессельринг все еще сражался на юге Италии. Если бы союзники высадились в Генуэзском заливе в 1943 году, они бы практически не встретили сопротивления. Они могли затем двинуться на запад через Альпы, в направлении Лиона, и захватили бы соединения Западного фронта с тыла.

Если бы союзники обнаружили слабые места на промежутке между Монако и Тулоном, они бы встретили весьма незначительное сопротивление, поскольку этот сектор после ухода 4-й итальянской армии не был в достаточной степени подготовлен к обороне. Затем они могли направиться к Лиону или с таким же успехом, перейдя через Альпы, двинуться на север Италии.

Зона командования Западного фронта значительно расширилась и охватывала теперь фронт от Ментоны до швейцарской границы в районе Монблана. Немцы заняли франко-итальянские опорные пункты, подготовленные к круговой обороне, поскольку было неизвестно, с какой стороны можно ждать наступления противника. Таким образом, предательство Италии имело самые серьезные последствия в целом для немецкого командования и для командования Западного фронта в частности.

Влияние Рундштедта постепенно расширялось. Его лучшие дивизии перебросили в Италию, а новый фронт заняли его собственные войска.

Рундштедт приказал приступить к строительству линий оборонительных заграждений в долинах Роны и Гаронны, чтобы, по крайней мере, сдержать наступление союзнических армий в северном и западном направлении, если они высадятся на французском Средиземноморском побережье. Само собой разумеется, подобные методы не могли явиться серьезной преградой для мощного наступления. Глядя на карту, читатель может представить себе, какая трудная задача стояла перед Рундштедтом, командовавшим фронтом протяженностью порядка 4 тысяч километров. Только утопист мог предположить, что такой широкий фронт можно удержать с помощью 50–60 наспех собранных дивизий.

После тщательного изучения карты становится ясно, почему Рундштедт хотел вести оборонительную войну на Западном фронте на линиях, совершенно не совпадавших с теми, на которых категорически настаивал Гитлер. В распоряжении Рундштедта не было сильного танкового корпуса. Нельзя, конечно, сказать, что у него совсем не было танков, но разве можно говорить всерьез о нескольких танковых дивизиях, в основном измотанных боевыми действиями на Восточном фронте, которые вскоре должны были отправиться в Италию или опять на Восточный фронт. Огромная территория, подвластная Рундштедту, в военном отношении была подготовлена слабо; случалось проехать на машине несколько часов, так и не встретив ни одной немецкой строевой части. Понятно, что движению Сопротивления было где разгуляться! Скорее для демонстрации немецкой формы, нежели в качестве полноценной замены, по Западному фронту распределили формирования новобранцев. С этой же целью в 1943 году штаб вермахта все направлял и направлял иностранные войска с Востока на Запад. Эти войска комплектовались из добровольцев, испытывавших враждебное отношение к Советскому Союзу. Добровольческие части состояли в основном из казаков, грузин, армян и других малых народов, населявших Советский Союз. Их отправляли на Западный фронт, чтобы не навлекать на их соплеменников месть русских. На Западе добровольческие части находились под командованием генерала кавалерии Кестринга^[35], «генерал-инспектора восточных войск», хорошо изучившего Восток.

Рундштедт предупреждал штаб вермахта о том, что оперативные карты не отражают истинного положения. На картах были нанесены не только линии фронтов, но и маленькими синими флажками обозначены все части, находившиеся на побережье. При взгляде на эти карты непрофессионал наверняка бы решил, что повода для беспокойства нет, поскольку фронты укреплены и надежны и всю зону плотно укрывают немецкие части! На картах все выглядело чрезвычайно «красиво». Но это был не более чем оптический обман. Фронтовые линии в действительности зияли огромными прорехами, и если чертежник, ради шутки, позволил себе излишне ярко нанести изображения воинских частей, да еще и в увеличенном масштабе, то эти карты определенно таили в себе опасность! Рундштедт не раз предупреждал Ставку Гитлера об этой fata morgana^[36] в отношении войск.

Кроме того, по этим картам невозможно было понять, как идут дела, хорошо или не очень.

Прежде чем перейти к рассмотрению меморандума Рундштедта относительно сложной ситуации, сложившейся на Западном фронте, который он направил Гитлеру, мне бы хотелось остановиться на небольшом эпизоде, позабавившем фельдмаршала.

Я уже рассказывал, с какими трудностями переправлялись немецкие войска через зону, занятую 4-й итальянской армией, в Италию. В течение определенного количества дней немецкие дивизии, ожидая своей очереди на отправку, пребывали в бездействии в районе Канн, Ниццы и Монако. Воспользовавшись вынужденной остановкой, все, от офицеров до солдат, не отказывали себе в удовольствии и посещали знаменитую Ривьеру.

Молодой лейтенант на пляже в Монако познакомился с девушкой и мужчиной, получил приглашение на танцевальный вечер и, естественно, согласился. События развивались, и вскоре немецкий офицер признался девушке в любви. Они объявили о намерении обручиться. Но тут выяснилось, что девушка является близкой родственницей принца Монако, поэтому следует провести официальные переговоры. Беспрецедентный случай!

Командующий полком, в котором служил этот лейтенант-счастливчик, передал принцу представление на своего подчиненного. Затем дело было переслано на рассмотрение Рундштедту и в отдел личного состава. Поскольку вопрос касался родственницы правящего принца, государство которого не находилось в состоянии войны с Германией, в дело вступила дипломатия. Германский посол в Монако изложил этот непростой вопрос в докладе, направленном в министерство иностранных дел Германии. Развязалась настоящая бумажная война, поскольку девушка была «иностранкой». Наконец, в дело вмешался Гитлер и вынес свой вердикт: «Отказать». Рундштедт очень сочувствовал бедному лейтенанту.

Ранее я упоминал о распоряжении Рундштедта в отношении формирования смешанных штабов для проведения инспектирования береговых оборонительных сооружений. В конце сентября перед командованием Западного фронта лежали подробнейшие отчеты о проделанной штабами работе, и можно было приниматься за составление меморандума. Рундштедт, не желая показаться излишне пессимистичным, детально обрисовал Гитлеру ситуацию, сложившуюся на Западном фронте.

Вот краткое изложение меморандума Рундштедта.

1. Лучшие части отправлены в Италию и на Восточный фронт. В зоне командования Западного фронта число дивизий варьируется от 50 до 60. Что же это за дивизии? «Береговые дивизии», постоянно находящиеся в укрепленных секторах, то есть которым в первую очередь придется отражать нападение. Их фронты имеют протяженность от 40 до 160 километров и даже больше. В Бискайском заливе, южнее Бордо, такие широкие секторы, что командирам приходится на велосипеде объезжать вверенные им подразделения, затрачивая на это целый день. У них нет никаких укрепленных позиций, только береговые посты наблюдения.

Сектор от Остенде до Абвиля был одним из наиболее укрепленных. Затем к Гавру оборонительная линия постепенно ослабевала. На побережье Нормандии и Бретани находились довольно-таки укрепленные крепости, но зато между ними «гулял вольный ветер». От Ла-Рошели до Биаррица стояли вышеупомянутые посты наблюдения и порядка двух-трех слабых дивизий на 500 километров. Средиземноморский фронт от Вандра до Ментоны находился в процессе строительства, и там не было ни оборонительных сооружений, ни дивизий, способных отразить наступление союзников. На Альпийском фронте, от Ментоны до швейцарской границы (в районе Монблана), было только несколько опорных пунктов.

Помимо постоянных «береговых дивизий», в распоряжении командования имелись формирования – их число то и дело менялось, – которые находились или на побережье, или в расположенном неподалеку резерве. Многие из этих частей были наспех сформированы и не успели пройти необходимую подготовку. Они назывались «дивизиями», но в основном не соответствовали этому названию. Кроме того, в то время существовало такое понятие, как «дополнительные дивизии», которые в действительности должны были бы находиться в Германии, но их переводили на Западный фронт. Эти подразделения, сформированные из новобранцев, должны были в случае необходимости вступить в бой, а пока занимались строительством оборонительных сооружений и проходили обучение, чтобы затем отправиться на Восточный фронт. В зоне Рундштедта находились «восточные подразделения». Иногда из них формировали батальоны и включали в дивизии взамен погибших батальонов. И наконец, были «специальные части», которые подчинялись военным командующим в Париже и Брюсселе. Их на какое-то время передали командованию Западного фронта для обеспечения береговой обороны.

Эта причудливая смесь самых разных формирований, чья дееспособность зачастую была весьма сомнительна, ставила в тупик штабистов – чтобы понять, какую перед ними можно поставить задачу, их следовало подвергнуть тщательной проверке. Но даже этого было недостаточно. В связи с тяжелыми потерями на Восточном фронте Верховное командование Германии было вынуждено перебрасывать более молодых и здоровых солдат с Западного на Восточный фронт. В результате командование Западного фронта получало все больше солдат старшего возраста, больных, а также уже имевших ранения и контузии. К примеру, 70-я дивизия состояла из солдат, страдавших желудочными заболеваниями и нуждавшихся в специальной диете. Во многих дивизиях были офицеры с протезами верхних и нижних конечностей. Позже эти дивизии храбро, конечно в пределах своих возможностей, сражались с войсками высадившихся союзников. Число танковых дивизий, которыми располагало командование Западного фронта, колебалось от пяти до десяти. Между Западным и Восточным фронтами шел постоянный обмен танковыми формированиями. Основное число танковых дивизий либо вообще не имело танков, либо имело незначительное число, поскольку Восток «заглатывал» танки в неимоверном количестве. Таким образом, имелось несколько «танковых дивизий» без танков, а остальные с 30, 50 и 60 танками. Танковые дивизии ваффен СС не шли ни в какое сравнение с танковыми дивизиями армии, поскольку в 1943 году они не испытывали нехватки ни в людских, ни в материальных ресурсах.

2. Строительство береговых оборонительных сооружений. Об этом уже много говорилось. Наиболее укрепленный участок находился между Остенде и Соммой, особенно по обе стороны мыса Гри-Не. В зону Рундштедта входило хорошо укрепленное голландское побережье. Зато к западу и югу «Атлантический вал» становился все слабее и слабее и очень скоро вообще сходил на нет. Для усиления береговой линии были выстроены полевые укрепления, но не хватало сил для усиления гарнизона. Однако все это, как выразился фельдмаршал, был блеф.

3. Недостаточная мобильность. Современная война требовала высокой мобильности и в наступлении, и в обороне. Однако «береговая оборона», как и остальные пехотные дивизии, использовала, в основном, гужевую тягу, что, с современной точки зрения, являлось нонсенсом. Это является одним из самых существенных недостатков.

4. Далее в меморандуме подчеркивалась нехватка противотанковой защиты, бронебойных орудий, зенитной артиллерии и, прежде всего, непригодность к использованию оружия, изъятого при разоружении иностранных армий.

5. Серьезная проблема с топливом. Полковые командиры могли позволить себе только несколько раз в месяц объезжать выделенные им секторы.

В своем меморандуме Рундштедт, конечно, подробно осветил все вопросы, которые я упомянул только конспективно. Кроме того, в приложении к меморандуму шли справки относительно боеспособности каждой из имеющихся в распоряжении фельдмаршала дивизий.

Главнокомандующий западной военно-морской группой составил полный отчет о состоянии своих сил. В справке, приложенной к его отчету, перечислялось количество имеющихся в его распоряжении миноносцев, моторных судов и прочих плавсредств. Было бы нелепо считать, что этот флот мог оказать серьезное сопротивление решившему высадиться противнику. Люфтваффе получило аналогичный отчет от командующего третьим воздушным флотом. В конце 1943 года наметилось явное превосходство англо-американской авиации, и никакая храбрость и самоотверженность не могли спасти положение.

В конце октября меморандум был передан в Ставку Гитлера в Восточной Пруссии и немедленно поступил к главе государства. В течение нескольких дней все было тихо, однако командование Западного фронта считало, что этот подробнейший отчет должен открыть глаза Гитлеру. Пренебрежительное отношение к Западному фронту было, конечно, не намеренным; оно диктовалось необходимостью. С 1942 года на огромном фронте от Черного до Балтийского моря большая часть немецкой армии день и ночь отчаянно сражалась с русскими, которых становилось все больше и больше. Все силы были брошены на Восточный фронт. Тяжелые бои продолжались в Северной Африке и, после предательства Италии, начались на итальянской земле. Только на Западном фронте сохранялась сравнительно спокойная обстановка, не считая отдельных воздушных атак. Внутреннее положение серьезно ухудшилось в 1943 году, когда движение Сопротивления стало представлять стратегическую угрозу.

Рундштедт всегда рассматривал проблему в целом. Он, имевший опыт «восточных кампаний», гораздо тщательнее изучал карту Востока, чем Запада, и с огромной тревогой читал сообщения, поступавшие с Восточного фронта. Он никогда не спорил, если вставал вопрос о необходимости передать дивизии на Восток, и даже, случалось, сам предлагал помощь войсками, когда понимал, что на Востоке создалось угрожающее положение. Только дальновидный генерал мог поступать так, как это делал Рундштедт, а таких, к сожалению, было совсем немного. Большинство генералов мертвой хваткой держались за то, что имели.

Но теперь фельдмаршал был вынужден сообщить Гитлеру, что находится не в том положении, чтобы непрерывно направлять подкрепления на Восточный фронт и в Италию, поскольку ситуация на Западе стала приобретать тревожный характер. Пришло время, несмотря на тяжелое положение на других фронтах, обратить серьезное внимание на Западный фронт. Давайте теперь посмотрим, что сделал Гитлер, чтобы усилить Западный фронт.

Время от времени в штабе вермахта рождалось опасение, что союзники могут высадиться в Португалии, в Испании или на Балеарских островах и вторгнуться в зону командования Западного фронта. На этот случай было разработано несколько планов под кодовыми названиями, которые вряд ли представляют интерес для массового читателя. Рундштедт не верил в подобные планы союзников по следующим причинам. Западные державы по политическим соображениям не пойдут на нарушение нейтралитета. Он был высокого мнения об испанцах и считал, что они смогут защитить себя от любого врага, будь то союзники или немцы. Союзникам, чтобы перейти в наступление, придется проделать долгий путь по Пиренеям на север. Состояние испанских дорог и железнодорожной системы не позволит им за короткое время создать базу для проведения операций, а это крайне необходимо для того, чтобы оттуда начать решающее наступление на юг Франции.

Во время обсуждения этого плана Рундштедт заявил: «Союзники не столь глупы, чтобы нарушить нейтралитет Испании, а испанцы и сами не допустят этого. Кроме того, даже непрофессионалу видно, что не так-то просто преодолеть Пиренеи, Гаронну и Луару. Намного проще высадиться на Ла-Манше, имея безопасную базу в Англии и учитывая близкое расстояние до Рура».

Следует отметить, что Гитлер правильно оценил возможности Испании и приказал избегать всего, что могло бы нанести оскорбление испанцам. Таким образом, эти «оперативные карты» остались пылиться на полках командования Западного фронта.

Осенью 1943 года в штабе вермахта наверняка понимали, что союзники не будут долго тянуть с вторжением на Запад. Русские, обладая явным численным превосходством, перешли в наступление и то тут, то там заставляли немцев отступать. Было известно, что западные державы ведут серьезные приготовления к началу решительного наступления на Западе.

На Гитлера октябрьский меморандум Рундштедта произвел впечатление. Фюрер не мешкая отдал несколько приказов, в которых распорядился в спешном порядке перебросить на Западный фронт людские и материальные ресурсы. Вообще-то говоря, время уже было упущено, и за несколько месяцев нельзя было восстановить то, что разрушалось в течение долгого времени. Следовало платить за пренебрежение к Западу! Однако все возможное было сделано.

Я не буду полностью приводить директиву фюрера за номером 51, а ограничусь только основными моментами. В ней подчеркивалось, что в скором времени, то есть в 1944 году, следует ожидать вторжение союзников на Западе и что исход войны зависит от успешности его проведения. Высадка ожидается на побережье Ла-Манша в зоне 15-й армии, примерно между Остенде и Гавром. Это мнение полностью совпадало с точкой зрения Рундштедта и моей.

Однако основу приказа составлял принцип: не отдавать ни метра завоеванной земли. Удерживать побережье любой ценой! Этот принцип никоим образом не отражал точку зрения Рундштедта. Я часто упоминал о глубоком различии между принципами Гитлера, базировавшимися на жесткой обороне, и принципами фельдмаршала, сторонника гибкой, подвижной обороны. Я лишний раз подчеркиваю этот факт, поскольку он сыграл как никогда важную роль в деле отставки Рундштедта в начале июля 1944 года.

Рундштедт неоднократно обращался с требованиями обеспечить резерв в количестве пяти-шести танковых и восьми–десяти пехотных дивизий. Разве можно было рассматривать в качестве серьезного стратегического резерва, который требовал Рундштедт, учебные соединения, армейскую артиллерию и другие небольшие формирования, рассеянные в тылу? Рундштедту было обещано, что к началу вторжения на Запад будут направлены воздушные силы с Востока и из рейха. Данные о численном составе предполагаемого подкрепления получил главнокомандующий третьим воздушным флотом фельдмаршал Шперле, который, в свою очередь, сообщил их Рундштедту.

Следует признать, что у Гитлера были причины для стремления к ведению позиционной обороны на побережье. Он считал, что у Германии уже нет сил для осуществления гибкой обороны на всех фронтах. Только на Востоке с его огромными территориями можно было использовать принцип гибкой обороны. На Западе требовалось любой ценой удерживать завоеванные позиции, в противном случае враг мог в скором времени дойти до немецкой границы и продвинуть свои авиабазы в восточном направлении. И самое главное, стартовые комплексы для «Фау-1» и «Фау-2» расположены на Западе, и они будут потеряны, как только враг начнет наступление в глубь Франции. Все это было так, но Рундштедт рассуждал иначе. Война в любом случае проиграна, считал Рундштедт, это только вопрос времени. Дело политиков – искать необходимый выход. Солдаты уже не в том положении, чтобы что-то изменить. Фактически Рундштедт, как и многие генералы, считал, что война была проиграна в тот момент, когда Гитлер вторгся в Россию.

В этих условиях приказ удерживать побережье любой ценой был не более чем пустым звуком. Нельзя было, имея в распоряжении столь ничтожные средства (о которых уже неоднократно говорилось), обеспечить выполнение гитлеровского приказа. Разве могли слабые, плохо вооруженные береговые дивизии, оборонявшие от сорока и более километров каждая, устоять против превосходящих сил противника? Можно дать однозначный ответ: естественно, нет.

Представления Рундштедта относительно ведения оборонительной войны кардинально отличались от представлений Верховного командования. К примеру, он часто высказывал мнение, что в случае вторжения через Ла-Манш следует оставить юг Франции, а все отведенные войска использовать в качестве резерва в зоне Парижа.

Было бессмысленно обращаться к Гитлеру с официальными предложениями относительно береговой обороны, поскольку Гитлер требовал удерживать весь береговой фронт, протяженностью свыше 4 тысяч километров. По согласованию с моим главнокомандующим я направил письмо с нашими предложениями в адрес генерал-полковника Йодля. Понятно, что ответа не последовало. Очевидно, даже Йодль не рискнул обратиться с подобными предложениями к Гитлеру!

Я хочу привести некоторые цифры, чтобы убедить читателя в том, насколько слабые позиции имелись у люфтваффе на Западе в конце 1943 года.

Легкие истребители: 343, из них 180 годных к эксплуатации.

Истребители: 340, из них 250 годных к эксплуатации.

Бомбардировщики: 29, из них 13 годных к эксплуатации.

Самолеты дальней разведывательной авиации: 80, из них 28 годных к эксплуатации.

Самолеты близкой разведывательной авиации: 40, из них 20 годных к эксплуатации.

Зенитная артиллерия: 339 тяжелых и 402 легких батарей.

Даже непрофессионалу становится ясно, что с такой численностью воздушного флота командование Западного фронта не могло вести оборонительную войну на участке огромной протяженности против превосходящих сил противника. Помимо ничтожно малого количества самолетов, пригодных к эксплуатации, ощущалась серьезная нехватка авиационного бензина. Но надо отдать должное тому героизму, с которым немецкие летчики продолжали сражаться в этой безнадежной ситуации.

Вот данные относительно воздушного флота союзников на 6 июня 1944 года (начало вторжения), приведенные в книге генерал-майора Фуллера «Вторая мировая война». 2219 бомбардировщиков, 2395 транспортных самолетов, 867 планеров и, конечно, истребители! Даже если это несколько завышенные данные, то превосходство союзников в воздухе очевидно.

В то время командование Западного фронта имело мало информации о силе и намерениях противника. Оно не располагало собственной разведывательной сетью и довольствовалось лишь той частью информации, которая ей иногда доставалась из штабов вермахта, сухопутных войск, третьего воздушного флота, западной военно-морской группы, от военных командующих в Париже и Брюсселе, немецкого посла в Париже и разведывательной службы СС.

Рундштедта, как правило, держали в неведении. Ему приходилось руководствоваться тем, что говорили ему в Ставке Гитлера, и это была скудная и недостоверная информация. Третий воздушный флот действительно пытался выполнять разведывательные полеты через Ла-Манш, над Англией и западным Средиземноморьем, но значительно превосходящие воздушные силы противника отбрасывали немецкие разведывательные самолеты, не давая им вести разведку. Иногда удавалось, особенно ночью, мельком увидеть движение войск на юге Англии, но это не давало возможности представить картину в целом.

Западная военно-морская группа была слишком слаба, чтобы выполнять качественные разведывательные операции. Правда, иногда она засекала конвои у южного побережья Англии. И что дальше? Ведь никто не представлял, что там на самом деле происходит. В самой Англии находилось несколько агентов, имевших передатчики, и время от времени от них приходили отдельные сообщения. Британская служба безопасности действовала превосходно, и для Рундштедта Англия оставалось «неразведанной территорией».

В 1943–1944 годах стало известно, что на юге Англии сосредоточены две группы армий; одна под командованием генерала Эйзенхауэра, а другая под командованием генерала Монтгомери. Рундштедту удалось узнать, что большие формирования, находящиеся на юге Англии, провели необходимые приготовления и готовы к высадке. По дипломатическим каналам была получена информация, что отменены отпуска, кроме того, немецкие летчики заметили передвижение моторизованных колонн, двигавшихся в южном направлении. Важным источником информации служил перехват радиограмм союзников, хотя из них и не удавалось составить целостную картину происходящего.

Особое внимание, естественно, уделялось наблюдению за островом Уайт, под прикрытием которого находился Портсмут. Следует признать, что в конце 1943 года Рундштедт и его штаб пересмотрели свое первоначальное мнение о том, что высадка союзников произойдет между Остенде и Гавром. Постепенно их внимание все больше переключалось на Нормандию и Бретань. Рундштедт полагал, что союзникам ничего не стоит «перепрыгнуть» во Францию с острова Уайт, чтобы захватить плацдарм в Нормандии. Именно по этой причине он неоднократно докладывал Гитлеру, что ожидаемое вторжение, по всей вероятности, произойдет в Нормандии.

Предполагалось, что противник высадится на открытом побережье вблизи стратегических портов. Таким портом был Шербур, который мог быть отрезан с двух сторон. С точки зрения военно-морского командования, побережье между устьем Сены и Шербуром и близлежащая акватория не подходили для высадки главных сил союзников. Не обладая достоверной разведывательной информацией, было трудно составить четкое мнение о возможном месте высадки.

Спецслужбы союзников находились в более выгодном положении. В их распоряжении имелось такое количество самолетов, что они обладали великолепными возможностями для ведения воздушной разведки. Союзники осуществляли контроль и над водным пространством. В их распоряжении была обширная международная шпионская сеть с центрами в Швейцарии и других странах. Но самое главное, разведывательные службы западных держав практически беспрепятственно работали во Франции, Бельгии и Голландии. Да и кто мог помешать, если спецслужбы находили поддержку среди широких кругов населения, и в особенности у движения Сопротивления, которое набирало все большую силу.

Мы знали, что для обмена секретной информацией между Англией и движением Сопротивления существует порядка трехсот кодовых слов. Нам было известно значение примерно половины этих слов, но остальные так и оставались загадкой. Тем не менее перехват радиограмм давал кое-какие положительные результаты, хотя дата вторжения была покрыта завесой тайны. Рундштедт понимал, что вторжение наверняка совпадет с наиболее благоприятным месяцем 1944 года, а значит, скорее всего, произойдет в мае, но это были только догадки.

Много смеха вызвал забавный эпизод, продемонстрировавший, какими сведениями руководствовалась немецкая разведка в 1943–1944 годах. Как-то пришло тревожное известие, что большой караван судов следует курсом через Бискайский залив на Ла-Рошель или Бордо. Немедленно был передан сигнал тревоги в 1-ю армию, находившуюся в зоне предполагаемой высадки. Третий воздушный флот и западная военно-морская группа получили приказ провести разведку. Несколько самолетов покрутились над целью, но не смогли определить, что представляет собой эта цель. И только когда несколько миноносцев приблизились к таинственной флотилии, выяснилось, что это всего-навсего мирные испанские смаки^[37].

Приплыв из Северной Испании, эти рыболовецкие суда, по всей видимости, забросили свои сети слишком далеко и тут же попали под подозрение, что являются вражеским флотом, собирающимся совершить высадку. Все это происходило в середине того дня, когда Рундштедт наконец-то получил конкретную информацию о высадке союзников.

Существуют особые приемы тактико-стратегического обмана, позволяющие застать противника врасплох. В дипломатических кругах и среди населения Парижа была распространена намеренно ложная информация. Рундштедт предпринял попытку вызвать у противника впечатление, что в 1943–1944 годах значительные резервы будут переброшены на юг Франции. Этот ход требовал создания детально продуманного плана, поскольку малейшая ошибка, логическая или психологическая, могла привести к срыву всей операции. Мало того, собственное командование и войска ни в коем случае не должны были знать о готовящейся провокации, поскольку могли убедительно сыграть свою роль только в том случае, если искренне верят в происходящее.

Начало акции было положено в Германии. Из рейха в западную зону прибыли офицеры, чтобы заняться «организацией» переброски новых войск. Французские власти должны были подготовить места для размещения новых формирований. Управление железных дорог Франции получило приказ о переброске немецких частей, командующие получили приказ о размещении новых частей. Все, естественно, уверовали, что вскоре прибудет подкрепление… которое так и не прибыло! В течение короткого периода небольшие составы, предоставленные в распоряжение командования Западного фронта, ходили точно по расписанию. Рундштедт понимал, что подобная игра может длиться от четырех до шести недель, но не более.

Резко возрастала значимость железнодорожной системы. В тот период Германия, не имевшая большого транспортного флота, не могла обходиться без развитой железнодорожной системы, которая бы связывала рейх с западной зоной и далее с югом Франции и Средиземноморьем. Вопрос разветвленной системы железных дорог приобрел жизненно важное значение. Для строительства железных дорог были привлечены французы, бельгийцы и голландцы. Они добровольно участвовали в строительстве дорог, несмотря на большое количество несчастных случаев.

Вообще-то говоря, в 1943 году железнодорожная система на Западе находилась в нормальном состоянии. Однако члены движения Сопротивления, особенно на юге Франции, все чаще стали осуществлять диверсионные акты, взрывая и пуская под откос поезда. Возросли случаи подрыва стоявших на станции и движущихся составов с самолетов – нарушителей воздушного пространства. В 1943 году союзники редко использовали «ковровое бомбометание». Еженедельно, а впоследствии ежедневно, Рундштедту представляли на рассмотрение карту, на которой разными цветами были отмечены места, подвергшиеся воздушным налетам, и места, где были совершены диверсионные акты. Благодаря этим картам постепенно прояснялись намерения противника. Стало ясно, что участившиеся бомбардировки и диверсии являются предвестником вторжения.

К концу 1943 года уже всем стало ясно, что в 1944 году следует ждать вторжения союзников. По политическим соображениям союзники намеревались направить основной удар на Запад. Через дипломатов нейтральных стран командованию Западного фронта стало известно, что Сталин настаивает на безотлагательном вступлении западных держав в войну. Он официально заявил, что до настоящего момента только Россия реально участвует в боях и что он будет вынужден пересмотреть политику в отношении западных держав, если они немедленно не откроют второй фронт.

Рундштедт, посмотрев фотографии, сделанные на встречах глав государств, сделал вывод, что не такая уж «сердечная» атмосфера, как это расписывала союзная пропаганда, царила на конференциях союзников. Вероятно, западные державы надеялись, что война на Востоке между Советским Союзом и Германией будет длиться еще долго. Однако высшие политические соображения подсказывали, чтобы вторжение, которое требовало определенной подготовки, состоялось немедленно. Когда в 1943 году началось вторжение союзников, Рундштедт не испытал особого удивления. Он даже угадал месяц высадки союзников: в зависимости от погодных условий май или июнь, но точную дату он, естественно, предсказать не мог. Высадка союзников началась 6 июня 1944 года.

Глава 11

Год вторжения

После поражения в Северной Африке Роммель оказался «не у дел». Гитлер высоко ценил этого молодого фельдмаршала, инициативного, энергичного и пользовавшегося любовью солдат. Роммель и сам рвался в бой, тем более что хотел искупить постигший его провал в Северной Африке.

Фельдмаршал Кессельринг, главнокомандующий германскими войсками Юго-Запада, продолжал сражаться в Италии, и Гитлер принял решение назначить фельдмаршала Роммеля командующим группой армий «Б» в Северной Италии. Перед ним была поставлена задача занять оборонительную позицию в Генуэзском и Венецианском заливах, чтобы не допустить высадку в тылу Кессельринга. Кроме того, он отвечал за переброску в Италию к Кессельрингу немецкого подкрепления через Альпы. Мало того, Роммель должен был следить, чтобы, в случае перехода Италии на сторону противника, разоружение проходило мирным путем, и заниматься реорганизацией частей, сохранивших верность альянсу.

Поставленные задачи, естественно, не подходили такому солдату, как Роммель. Это распределение обязанностей в Италии оказалось не слишком удачным, поскольку ответственность должна была возлагаться только на одного главнокомандующего, но уж никак не на двух. Даже при самых лучших намерениях со стороны обоих фельдмаршалов между ними обязательно должны были возникнуть разногласия. Фигурально выражаясь, Роммель дышал в спину Кессельрингу, который, естественно, вынуждал Гитлера к выбору: или он, или Роммель, но ни в коем случае не вместе. Штаб вермахта пришел к выводу, что следует расформировать штаб группы армий «Б». У Гитлера на этот счет были свои планы. Он считал, что в 1944 году на Западном или на каком-либо другом фронте обязательно произойдет нечто важное, и в этом случае необходимо иметь в резерве штаб группы армий «Б». Однако, чтобы сохранить Роммеля вместе с его штабом, надо было найти им какое-то применение, и Гитлер решил назначить фельдмаршала Роммеля военным инспектором западных оборонительных укреплений. Суть инструкций, полученных Роммелем от Гитлера, так и осталась тайной для командования Западного фронта.

Чем же должен был заниматься Роммель?

1. Ознакомиться с тем сектором фронта, который, по всей видимости, должен был стать решающим, то есть с побережьем Ла-Манша.

2. Вплотную заняться вопросом усиления оборонительных сооружений. Роммель пользовался безграничным доверием Гитлера и тех, кто поддерживал тесные отношения с партийными лидерами, с организацией Тодта, Шпеером, Геббельсом и другими.

3. Использовать накопленный опыт в борьбе с британцами.

Эти три пункта составляли суть инструкций, полученных Роммелем от Гитлера. Начальник штаба вермахта генерал-полковник Йодль обсудил поставленные задачи с Роммелем.

Гитлер, конечно, приказал Роммелю информировать Рундштедта, как главнокомандующего германскими войсками Запада, относительно результатов проведенных проверок. Это назначение оказалось столь же неудачным, как и предыдущее. Опять встал вопрос: либо один главнокомандующий, либо другой. Ответственность должна лежать только на одном военачальнике. Между Рундштедтом и Роммелем не существовало никаких разногласий, чего нельзя сказать о начальниках их штабов. В результате распределения обязанностей, связанных с вмешательством в административную деятельность обоих штабов, неизбежно должны были возникнуть серьезные трения. Роммель неоднократно подчеркивал, что будет подчиняться только Рундштедту, а Рундштедт, в силу возраста, воспитания и следования традициям, был далек от того, чтобы обидеться на появление Роммеля. Мало того, в узком кругу Рундштедт часто с большим уважением говорил о Роммеле, ясно понимая, почему молодой фельдмаршал активно ищет новую сферу применения своей неуемной энергии.

Роммель имел право напрямую докладывать Гитлеру, и теперь армии, находившиеся под командованием Рундштедта, не понимали, кто в действительности осуществляет командование, Рундштедт или генерал-инспектор Роммель. Это неотвратимо вело к ведомственным разногласиям. Роммель выполнял функции военного инспектора Ставки Верховного командования в Дании, и Гитлер заранее официально сообщил командованию Западного фронта о назначении Роммеля генерал-инспектором западного побережья.

По приказу Гитлера в ноябре 1943 года в Париж прибыл фельдмаршал Кейтель. Он заявил, что Гитлер не собирается проводить какие-то изменения и Рундштедт по-прежнему будет решать вопросы тактического использования группы армий «Б». Кейтель выразил точку зрения Гитлера, считавшего Роммеля не стратегом, а инициативным, находчивым солдатом и умным тактиком. Весьма примечательно, что Гитлер всегда рассматривал в качестве возможного преемника Рундштедта фельдмаршала Клюге. Рундштедт был уже официально проинформирован об этом решении фюрера.

По прибытии на Западный фронт Роммель с генералом Гаусом, начальником своего штаба, сразу же провели предварительные переговоры с Рундштедтом. Роммель выразил желание разместиться как можно ближе к побережью, чтобы действовать в тесном сотрудничестве с командованием Западного фронта. Рундштедт согласился с предложением Роммеля, и «штаб группы армий «Б», то есть Роммель со своим штабом, разместился в Фонтенбло.

В декабре 1943 года Рундштедт информировал Роммеля об общей ситуации, сложившейся на Западе, и предполагаемом вторжении западных держав. Суть разговора сводилась к следующему.

В Англии находятся в боевой готовности около шестидесяти дивизий, прекрасно обученных и полностью оснащенных. Проведены все подготовительные мероприятия, предшествующие высадке. По предварительной оценке, в распоряжении противника имеется порядка восьми–десяти танковых и парашютных дивизий. Получить более точные данные не представляется возможным.

Несмотря на собранную на данный момент информацию, все еще нельзя было с уверенностью сказать, в каком месте произойдет высадка союзников. На участке между Дувром и Плимутом размещались две англо-американские группы войск, и следовательно, высадка могла произойти в любой части побережья Ла-Манша. В портах Южной Англии находились небольшие военные корабли союзников. Большие военные корабли швартовались в портах Северной и Центральной Англии. Противник имел абсолютное превосходство в воздухе, и третий воздушный флот был не в том положении, чтобы решительно вступить в боевые действия. Однако к началу вторжения командование Западного фронта ожидало обещанное подкрепление.

Вторжение выпадало на самый благоприятный с точки зрения погоды период с мая по сентябрь 1944 года. Побережье Ла-Манша было наиболее вероятным местом высадки по двум причинам: самый короткий путь до незащищенной Рейнской области и возможность одним ударом отрезать командование Западного фронта от Германии. Высадка в Голландии виделась маловероятной, поскольку особенности рельефа этой страны представляли значительные трудности для проведения крупномасштабных операций, в особенности танковых, а побережье Голландии было довольно хорошо укреплено. Кроме того, многочисленные каналы, реки и заболоченные участки служили естественными оборонительными рубежами. При этом не исключалась возможность высадки в Нормандии, хотя в этом случае союзникам пришлось бы дольше добираться до Германии. И наконец, рассматривался вариант высадки союзников в районе Гавра, с тем чтобы продолжить наступление на Париж.

Высадка с равной степенью вероятности могла произойти в Бретани и в Бискайском заливе, хотя здесь понадобились бы авианосцы для оказания поддержки сухопутным войскам. Высадка в Бискайском заливе стратегически не была выгодна, поскольку пришлось бы проделать слишком большой путь до Германии. Под угрозой оставалось Средиземноморское побережье. Там всегда можно ждать нападения из Италии, Африки или с Корсики и Сардинии. По этой причине шли жаркие споры относительно того, не стоит ли отказаться от усиленного внимания к побережью Южной Франции и перебросить находившиеся там силы в центральную часть, к Парижу.

Роммель получил подробную информацию о войсках, вооружении и строительстве оборонительных сооружений. В разговоре с Роммелем Рундштедт саркастически отозвался об «Атлантическом вале» как о «детище пропаганды». Кроме того, Роммель был проинформирован о нехватке дееспособного резерва, танковых и пехотный дивизий. Тыловые позиции тоже внушали серьезное беспокойство. Нанесенная на карту линия фронта, проходящая через Сомму–Марну–Сону к швейцарской границе, существовала только теоретически. Рундштедт закончил беседу с Роммелем коротким комментарием: «Дела плохи!»

Слова Рундштедта сильно подействовали на Роммеля, но он надеялся, что, обладая влиянием на Гитлера и большую часть партийных и государственных деятелей, сможет в скором времени исправить ситуацию.

Генерал-инспектор с огромным рвением взялся за выполнение поставленной задачи. Он тщательнейшим образом обследовал все побережье, перемещаясь от армии к армии, от корпуса к корпусу, от дивизии к дивизии. Роммель старался выполнить рекомендации Гитлера по усилению оборонительных рубежей. Но… он не мог отдавать приказы армиям, поскольку, в первую очередь, являлся всего лишь инспектором, так что нет ничего странного, что возникли серьезные трения между инспектором и командующими более низкого статуса, чем Рундштедт. Затруднительную ситуацию, создавшуюся между командованием Западного фронта и Роммелем, взялся разрешить Рундштедт, человек благородной души. С этой целью он обратился к Гитлеру.

Роммеля не устраивало его положение, казавшееся ему неопределенным и сомнительным. По его совету Рундштедт внес Гитлеру следующие предложения.

Роммель и его штаб группы армий «Б» отвечают за организацию обороны побережья и, следовательно, несут ответственность за:

1) части, защищающие датское побережье;

2) 15-ю армию, расположенную между Остенде и Гавром;

3) 7-ю армию, расположенную на отрезке от Гавра до устья Луары. Этот сектор включал Нормандию и Бретань.

Таким образом, Роммель получил самый ответственный участок, Ла-Манш вместе с Нормандией и Бретанью. Теперь он отвечал за эту территорию и, являясь командующим, мог отдавать приказы в своей зоне.

Позже к нему присоединилась группа армий «Г» под командованием Блашковица. Под его командованием находились:

1) 1-я армия, занявшая позиции между устьем Луары и Биаррицем, то есть на побережье Бискайского залива;

2) войска прикрытия на северных склонах Пиренеев;

3) 19-я армия, находившаяся на Средиземноморском побережье между Вандром и Ментоной;

4) альпийские отряды прикрытия между Ментоной и Монбланом.

Группа армий «Б» под командованием Роммеля и группа армий «Г» под командованием Блашковица подчинялись главнокомандующему германскими войсками Запада Рундштедту, который должен был взаимодействовать с третьим воздушным флотом, западной военно-морской группой и военными командующими в Париже и Брюсселе. После нескольких обращений Гитлер в принципе согласился с предложениями Рундштедта и отдал необходимые приказы, хотя группа армий «Г» была еще не сформирована. Блашковиц являлся отличным солдатом, но Гитлер относился к нему с прохладцей. Он, вероятно, не хотел, чтобы Блашковиц оказался в равном положении с Роммелем. Наконец, проблема была урегулирована и каждый принялся решать поставленную перед ним задачу. Поначалу еще возникали некоторые разногласия, поскольку Роммель оставался инспектором всего побережья и, следовательно, имел право контролировать участок фронта под командованием Блашковица.

В начале 1944 года в Париже были проведены учения, на которых присутствовал генерал-квартирмейстер сухопутных войск. Разработчиком стратегии учений являлся начальник оперативного отдела штаба командования Западного фронта полковник Циммерман. Он взял за основу реальную ситуацию, которая могла бы сложиться во время вторжения союзнических армий. Полковник предположил, что высадка произойдет на побережье полуострова Котантен и с воздуха в Нормандии.

Гитлер испытывал серьезное беспокойство в отношении Запада, особенно после полученного в октябре 1943 года меморандума Рундштедта, и направил на Западный фронт начальника штаба вермахта генерал-полковника Йодля. Вообще-то Гитлеру было не свойственно надолго отпускать лиц из своего ближайшего окружения; он поступал так только в случае крайней необходимости.

Йодль должен был провести инспекцию побережья Ла-Манша, то есть 15-й армии; генерал фон Бутлар – 7-й армии (Нормандия, Бретань), а генерал Варлимонт – южного побережья, после чего доложить результаты инспекции Гитлеру. Рундштедт, воспользовавшись возможностью, откровенно высказал генерал-полковнику Йодлю свое мнение о сложившемся на Западе положении и методах работы Верховного командования. После проведения инспекционной поездки генералы представили Гитлеру отчет, подчеркнув, что на Западе существуют две диаметрально противоположные точки зрения.

1. Рундштедт, начальник его штаба и начальник оперативного отдела считают, что в любом случае имеющимися в их распоряжении силами не удержать побережье. Противник, сконцентрировав мощные ресурсы, легко преодолеет любую из укрепленных береговых позиций. Береговые дивизии, конечно, могут затруднить высадку и задержать врага, но затем оборона на Западе должна стать мобильной, то есть стратегической. А для этого необходимо иметь значительный резерв в центральной части, в районе Парижа, и обещанное подкрепление люфтваффе.

2. Роммель, на основании личного опыта, приобретенного в Африке и Италии, стоял на той позиции, что именно «Западный вал» позволит удержать противника, если к тому же все дивизии, включая танковые, будут сконцентрированы на побережье.

Итак, противоборствовали два мнения: стратега Рундштедта – сторонника мобильной обороны – и тактика Роммеля – сторонника позиционной обороны. Рундштедт всегда помнил о том, что, являясь главнокомандующим германскими войсками Запада, он отвечает за все фронты, а Роммель, находясь в подчинении главнокомандующего, – только за свою часть фронта. Понятно, что Роммель заботился только о своем секторе на побережье Ла-Манша, в то время как Рундштедт должен был исходить из того, что высадка может произойти в Бискайском заливе или на Средиземноморье. И что делать в этом случае?

Если все пехотные и танковые дивизии окажутся на побережье, то их будет трудно оттянуть в другое место под непрерывным вражеским огнем. И тогда каким образом отражать нападение противника на других фронтах, находящихся под командованием Рундштедта?

Если бы Роммель занимал пост главнокомандующего германскими войсками Запада, он, конечно, оставил бы в тылу несколько резервных танковых дивизий, чтобы иметь возможность в случае необходимости использовать их на других фронтах. Этот вопрос являлся предметом жарких споров, хотя на деле все было достаточно просто. Если бы был точно известен сектор высадки, то туда можно было бы заблаговременно переместить все имеющиеся в распоряжении силы. Но когда нет информации, где произойдет высадка, и нет уверенности, что противник произведет высадку только в одном месте, командование не может рисковать и стягивать все силы в одно место. Генерал-полковник Йодль изложил два этих диаметрально противоположных мнения Гитлеру.

Особое впечатление на Гитлера произвело мнение генерала Маркса, командующего в Нормандии, человека, благодаря своим способностям получившего широкую известность в армии. Он откровенно заявил, что, имея «две с половиной дивизии», не сможет не то что держать оборону, но даже приостановить наступление противника, высадившегося на побережье. Противник сумеет за короткое время легко прорвать фронт в любой точке. Йодль подтвердил, что невозможно удержать побережье имеющимися в распоряжении командования Западного фронта силами, и подписался под мнением Рундштедта о необходимости иметь в резерве сильные танковые дивизии.

Гитлер в целом одобрил выводы начальника своего оперативного штаба. Он, конечно, поддерживал точку зрения Роммеля, но согласился сформировать резерв командования Западного фронта в районе Парижа. Однако резерв должен был состоять из танковых дивизий, пришедших с Восточного фронта, которые требовали серьезного ремонта. Кроме того, Гитлер издал приказ, согласно которому он оставлял за собой исключительное право вводить этот резерв в бой. Будущее показало, к каким страшным последствиям привел этот приказ!

Ни для кого не являлась тайной склонность Гитлера переоценивать систему оборонительных сооружений, о чем уже упоминалось в этой книге. Он верил, или ему хотелось верить, что голубая линия, бегущая вдоль побережья, с множеством укреплений, сделанных по последнему слову техники, герметично блокирует любую атаку. Он внимательно изучал разложенные на столе оперативные карты, далекие от реальности. Они оказывали умиротворяющее воздействие и будили воображение. Но Гитлер был бы неприятно удивлен, если бы узнал, насколько слабым был этот оборонительный рубеж в действительности. Он всячески старался отогнать от себя непрошеные мысли, хотя не мог избавиться от растущей тревоги; постепенно он стал склоняться к мысли, что имеет смысл перейти от позиционной к мобильной обороне.

Однако, находясь под влиянием Роммеля, Гитлер все же испытывал колебания. Хочу сказать, что фюрер, несмотря на впечатление, которое он производил, не был сильным человеком. Рундштедт и те, кто хорошо знали фюрера, понимали, что он легко внушаем и быстро меняет точку зрения. Часто случалось, что начальник Генерального штаба генерал-полковник Гальдер упорно убеждал и, казалось, убедил в чем-то Гитлера, и тут же выходил приказ противоположного содержания. Значит, кто-то другой умудрился переубедить Гитлера, и тот согласился…

Роммель имел обыкновение практически каждый день звонить Гитлеру. Рундштедт не звонил никогда. Надо было видеть, как Роммель и Гитлер живо обсуждали все вопросы. Они часами говорили о технических новшествах, которыми Роммель увлекался не меньше Гитлера. Геббельс, Гиммлер, Шпеер, используя влияние Роммеля на Гитлера в своих целях, убеждали Гитлера следовать его советам.

Вне всякого сомнения, Роммель, руководствуясь собственным убеждением и поощряемый партийными лидерами, оказал влияние на мнение Гитлера. В результате от оборонительной стратегии, разрабатывавшейся в течение длительного времени в соответствии с фундаментальными принципами, отказались незадолго перед вторжением союзников.

Однако следует отметить, что различие в точках зрения двух фельдмаршалов никогда не опускалось на личный уровень. Роммель, упрямый и своевольный человек, тесно общавшийся с Гитлером, тем не менее охотно подчинялся Рундштедту, и у них сохранялись дружеские отношения. То же самое можно сказать и по поводу нового начальника штаба Роммеля, генерал-лейтенанта Шпейделя, сменившего на этом посту генерала Гауса весной 1944 года. Этот весьма проницательный и расчетливый штабист умел вовремя погасить готовые вспыхнуть разногласия между штабами Рундштедта и Роммеля.

Начальники обоих штабов, командования германскими войсками Запада и группы армий «Б», были знакомы с 1920 года и действовали в полном согласии, естественно согласуясь с мнением своих командующих. Кроме того, они считали своей прямой обязанностью выполнять посредническую миссию в случае возникновения в своих штабах любых конфликтов.

В феврале 1944 года Рундштедт проводил отпуск в Бад-Тельце, в Баварии. Его замещал в это время фельдмаршал Шперле, главнокомандующий третьим воздушным флотом. Во время отсутствия Рундштедта фельдмаршал Роммель попросил меня принять участие в инспекционной поездке в Бретань, чтобы я смог лучше ознакомиться с береговыми оборонительными сооружениями. Эта поездка предоставляла удобную возможность лучше узнать Роммеля. За три дня мы проехали от Сен-Назера через Лорьян–Брест до Сен-Брие и далее в Рен, к командованию 7-й армии, дислоцировавшейся в этом районе (командующий генерал-полковник Дольман).

Роммель вставал рано; его день начинался в восемь утра. Он наблюдал, чем занимаются солдаты, задавал вопросы командирам, осматривал защитные сооружения и резко критиковал за невыполнение высказанных им замечаний. Следует отметить, что командиры испытывали некий благоговейный страх перед Роммелем. Известие о его прибытии сопровождалось шутливым криком: «Роммель ante portas»^[38].

Особый интерес Роммель проявлял к работе инженеров, в разговоре любил подчеркнуть, что учился в военной академии и что основной интерес у него вызывали технические дисциплины. По этой причине в инспекционных поездках его всегда сопровождал генерал Майс, инженер из группы армий «Б». Со стороны мне было ясно видно, как увлечен Роммель технической стороной дела.

В то время его неотступно мучили три вопроса.

1. Минные поля. Ему требовались миллионы мин, чтобы заминировать огромные пространства. Поскольку он не мог получить требуемое количество мин из Германии, то заставил работать заводы во Франции.

2. Защитные посадки. В его голове постоянно рождались новые идеи. Например, ему пришла в голову мысль засадить минные поля смородиновыми кустами. В войсках придуманные Роммелем посадки в шутку прозвали «спаржей Роммеля». С помощью кустов и молодых деревьев Роммель надеялся помешать авиации противника приземлиться в опасных для немцев местах. Для посадки огромного количества растений он решил привлечь мужское население, объявив, что добровольцев будут бесплатно кормить и даже заплатят за эту работу. Немецкие солдаты и французские добровольцы с огромным усердием копали «грядки для спаржи Роммеля». Запоминающаяся картина!

3. Создание препятствий непосредственно на береговой полосе. Роммель приказал во время отлива установить столбы наподобие частокола, надеясь с их помощью помешать кораблям противника подойти к берегу. Зачастую вся кропотливая работа по установке столбов шла насмарку во время сильного волнения. Но изобретательному фельдмаршалу все было мало. У него родилась идея увенчать каждый столб миной наподобие шляпы. Можете себе представить, какие гигантские усилия пришлось предпринять солдатам, чтобы установить по всему фронту эти необычные препятствия. Понятно, что для усиления всех рубежей не хватало ни времени, ни рабочих рук, ни материалов. Роммель болезненно реагировал, если не выполнялись его указания, и не желал выслушивать никаких оправданий.

Вечером, закончив с делами, Роммель обычно заходил к медсестрам из Красного Креста. Когда все собирались за столом, казалось, что мыслями Роммель где-то очень далеко. Он не курил, очень мало ел и пил. Его мозг постоянно генерировал новые идеи. Казалось, что он абсолютно равнодушен к природе, его не интересовали исторические ценности. Роммель был солдатом, и только солдатом. Сидя за обеденным столом, он часто брал карандаш и лист бумаги и набрасывал эскиз очередного приспособления. Затем передавал его генералу из инженерной службы и просил сообщить свое мнение на следующее утро. Он требовал, чтобы инженеры, артиллеристы и моряки тоже высказывали свои предложения относительно укрепления оборонительных рубежей. Роммель рано ложился спать, чтобы, проснувшись рано утром бодрым и свежим, вновь приняться за работу. Как правило, рядом с ним всегда находилась пара-тройка военных фотографов, которые при каждом удобном случае делали фотографии: «Роммель на побережье», «Роммель в инспекционной поездке» и тому подобное.

Фельдмаршал Роммель был не только хитер, храбр, находчив и полон идей, но и наделен богатым воображением. Ему пришло в голову затопить широкую полосу земли за расположением 15-й армии, но Рундштедт, не желая наносить вреда местному населению, отклонил его идею. Хотя с тактической точки зрения это было верное решение. Конечным пунктом инспекционной поездки был Рен, а оттуда мы, сделав приличный крюк через Ле-Ман, отправились в Париж. Роммель отправил всех сопровождающих вперед, и обратный путь мы проделали вдвоем на его машине. Воспользовавшись возможностью, он излил мне душу.

Как только мы выехали из Рена, Роммель начал рассказывать мне о кампании в Африке. Он подверг резкой критике ряд высокопоставленных персон. Все трудности с командованием, по его мнению, были связаны с отвратительной организацией верхних эшелонов командования. Приказы отдавали все, кому не лень: Гитлер, Муссолини, Верховное командование вермахта, главнокомандующий в Италии Кессельринг и рейхсмаршал Геринг. Как мог руководить кампанией даже такой человек, как Роммель, если столько людей вмешивались в его дела? Положение, в котором оказался тогда Роммель, очень напоминало ситуацию, сложившуюся на Западе. Рундштедт тоже был в какой-то степени лишен возможности самостоятельно принимать решения.

Роммель смог отбросить англичан и выйти к границам Египта. Он был спокоен, ведь за его спиной находились опорные пункты и базы снабжения на Суэцком канале. Но когда британский морской и воздушный флоты отрезали пути поставки, Роммель пал духом. В его распоряжении находилось не более восьмидесяти легких истребителей, ограниченные запасы топлива и боеприпасов. Кроме того, он понес значительные потери в танках. В Средиземноморье страны оси утратили превосходство на море и в воздухе. Многие суда, перевозившие подкрепление, боеприпасы и топливо, были потоплены. Роммель с самого начала неоднократно предупреждал Гитлера о возможности возникновения подобной ситуации, но так и не смог добиться никаких адекватных действий со стороны Верховного главнокомандующего.

Тогда Роммель вылетел к Гитлеру, чтобы лично объяснить возникшие проблемы. С горечью молодой фельдмаршал поведал о том, насколько сдержанно встретили его в штабе Верховного командования вермахта. Роммель дал выход накопившемуся гневу в присутствии гитлеровского окружения. Однако днем Гитлер пригласил фельдмаршала на чай, открыто продемонстрировав свое расположение к Роммелю. «Окружение» мгновенно отреагировало и стало вести себя более дружелюбно. Так обычно и происходит в подобных случаях, и не только в военных кругах.

За всю поездку Роммель ни разу не сказал ничего плохого о самом Гитлере. Он гневно высказывался в адрес системы в целом, но ограничивался исключительно военной сферой, не затрагивая политическую сторону, которая, казалось, не вызывала у него никакого интереса. Роммель выразил надежду, что союзники дадут ему время до мая, а «затем могут высаживаться», заявил он. Роммель рассчитывая, что к маю он успеет в должной мере усилить береговую оборону. Кроме того, он объяснил, почему хочет разместить танковые дивизии вблизи побережья. Он ознакомился с modus operandi^[39] британских ВВС в Африке и был убежден, что в любом случае не удастся перебрасывать танковые дивизии ни днем, ни по ночам, поскольку они будут тут же атакованы с воздуха.

Вполне убедительная причина. Но в таком случае требовалось заранее знать место высадки противника, ведь, следуя его логике, если танковые дивизии займут неправильную позицию, то уже не смогут переместиться в другое место. Кроме того, если противник подвергнет фортификационные сооружения массированному обстрелу, то тогда, как считал Рундштедт, и танки попадут под обстрел. Так не лучше ли оставить их в глубоком тылу? Обе точки зрения имели право на существование. Кроме того, не стоит забывать, что Рундштедту обещали к началу вторжения на Запад прислать дополнительные авиационные формирования. К сожалению, Гитлер полностью не разделял ни одну точку зрения. Гитлер принял компромиссное решение. Позже он передал в распоряжение Роммеля несколько танковых дивизий, оставив командование Западного фронта без резерва.

Во время поездки Роммель затронул личные темы. Он признался, что после войны мечтает разбить у своего дома большой фруктовый сад, построить оранжереи и выращивать в них цветы и овощи. Надо сказать, что оба фельдмаршала, Рундштедт и Роммель, любили цветы и животных; в этом их вкусы полностью совпадали. Я с большим интересом слушал Роммеля, и мы не заметили, как оказались уже в окрестностях Парижа и умудрились проскочить Ла-Рош-Гийон, где располагался штаб группы армий «Б». Но я жил в отеле «Георг V», и Роммель сначала завез меня.

За эту поездку я лучше узнал Роммеля, понял его человеческую сущность. Провал кампании в Северной Африке теперь не казался мне результатом ошибок, допущенных фельдмаршалом Роммелем. В любом случае инициативность Роммеля, его неутомимый и изобретательный ум заслуживали самой высокой оценки.

В 1944 году создалось настолько тяжелое военно-политическое положение, так осложнилась ситуация с людскими и материальными ресурсами, что никакое минирование, посадки и возведение «частоколов» не могли остановить вторжение союзников. Было бессмысленно надеяться, что возможно удержать огромной протяженности фронт. Никакие технические усовершенствования не могли оказать существенное влияние на ход событий. 6 июня 1944 года союзники произвели высадку на побережье.

Вполне вероятно, что поначалу, по результатам аэрофотосъемки, разведывательных операций и наземной разведки, союзники не могли составить четкое мнение относительно объектов, находившихся на побережье. Но очень скоро они поняли, сколь незначительными средствами располагает противник, который, испытывая недостаток в людских и материальных ресурсах, собирался оборонять широкую береговую полосу.

Зимой штаб командования Западного фронта, как я уже говорил, размещался в гостинице «Георг V» в Париже, а весной переехал в Сен-Жермен. Переезд был связан с дефицитом угля, необходимого для протапливания парижских гостиниц. Рундштедт, начальник его штаба и личный адъютант поселились на вилле с садом. Рундштедт, обожавший цветы, долгие часы проводил в разговорах со старым садовником-французом.

В 1943 году в доме не было подвала, который можно было использовать в качестве укрытия во время воздушных налетов. Любая бомба могла разрушить весь дом. Мало того, дом практически не охранялся, и любой человек с улицы мог спокойно зайти на виллу. Рундштедт даже не задумывался на эту тему. Он никогда не носил оружие, и во время прогулок его сопровождал только адъютант. По утрам они проходили через Сен-Жермен в городской парк и проводили в нем пару часов.

Попытка незаметно приставить к Рундштедту двух немецких агентов не увенчалась успехом. Рундштедт мгновенно заметил, что за ним на некотором расстоянии следуют два человека, и легко избавился от «непрошеных поклонников», как он в шутку окрестил этих агентов. Когда дорожка завернула за угол, фельдмаршал неожиданно скрылся среди деревьев, оставив сопровождающих «с носом». Его прогулки зачастую были связаны с забавными случаями. Фельдмаршал всегда носил в карманах шоколад, чтобы угощать детей, которые отлично знали маршрут фельдмаршала и поджидали его в одном и том же месте. Во время прогулок он часто встречал мэра, аббата из монастыря и французских офицеров в штатском. Вежливо приветствуя идущего навстречу человека, Рундштедт уступал ему дорогу!

Гитлер узнал, что главнокомандующий германскими войсками Запада не имеет никакой защиты от воздушных налетов. В Сен-Жермене имелось всего несколько зенитных орудий малого калибра. По словам местных жителей, «лучшей защитой от воздушных налетов являлся сам фельдмаршал фон Рундштедт». Фельдмаршал как-то заметил, что с одинаковой вероятностью можно погибнуть как в собственной постели, так и в подвале, поэтому не считал нужным строить защитные сооружения. Гитлер считал иначе, и я получил приказ немедленно обеспечить необходимую защиту. Когда Гитлер узнал о категорическом отказе фельдмаршала, он поручил организации Тодта заняться этим вопросом и доложить ему об исполнении.

Пока Рундштедт проводил отпуск в Бад-Тельце, в подвале дома в Сен-Жермене начались работы по оборудованию временного бомбоубежища. К возвращению фельдмаршала убежище было готово. Но Гитлер на этом не остановился. Он приказал построить в саду подземный бункер. Строительство бункера и подземного хода, связавшего его с домом, опять приурочили к очередному отпуску Рундштедта. Во время работ больше всего боялись повредить растения в любимом саду Рундштедта.

Все понимали, что Рундштедт будет крайне раздосадован, если при строительстве бункера пострадает хотя бы одно дерево или лужайка, поэтому рабочие старались делать все с максимальной осторожностью. Однако живая изгородь в одном месте все-таки пострадала, и каждый раз, когда главнокомандующий проходил мимо этого места, он недвусмысленно высказывался в адрес строителей.

Что касается оперативного штаба командования Западного фронта, то здесь вопрос решался иначе. Штаб, имевший в своем распоряжении сложную телефонную сеть, телеграф, радиостанцию, не должен был прерывать свою работу ни при каких обстоятельствах. Организация Тодта построила большой бункер, находившийся неподалеку от виллы Рундштедта, для оперативного штаба. Все остальные, пока оставались в Сен-Жермене (до середины августа 1944 года), обходились без защитных сооружений.

Глава 12

Борьба за танковые дивизии

Роммель хотел, чтобы танковые дивизии располагались как можно ближе к берегу. Рундштедт, напротив, считал, что они должны находиться по возможности дальше в тылу, являясь резервом всего Западного фронта. Генерал-инспектор танковых войск генерал-полковник Гудериан и генерал танковых войск Запада фон Швеппенбург разделяли мнение Рундштедта и, как и он, считали необходимым иметь сильный танковый резерв в районе Парижа. Гитлер в очередной раз изменил свое мнение и поддерживал точку зрения Роммеля. Я уже говорил, что обе позиции имели под собой основания, но требовалось принять какое-то одно решение, а решение даже самого незначительного вопроса всегда оставалось за Гитлером.

В 1943–1944 годах на оперативных картах командования Западного фронта было обозначено десять танковых дивизий. Их было бы вполне достаточно, если бы это были дееспособные формирования. Однако большинство танков прибыли с Восточного фронта и требовали капитального ремонта. Танков катастрофически не хватало. «Танковый генерал» Гейр фон Швеппенбург провел военную игру, на которой присутствовали Рундштедт, Роммель и начальник его штаба генерал Шпейдель. Цель игры: отражение наступления противника на побережье.

Рассматривались варианты высадки союзников на Ла-Манше и в Нормандии и, кроме того, большая стратегическая высадка в глубоком тылу. Вероятность воздушной операции в тылу подтверждалась оперативными сообщениями. Гейр фон Швеппенбург, бывший военный атташе в Лондоне, был знаком с тактикой британской авиации. Если бы противник высадился в районе Парижа или в глубоком тылу 15-й армии, то ясно, что командование Западного фронта оказалось бы бессильно что-то предпринять, поскольку не имело в своем распоряжении никаких резервов. Следовало принимать в расчет, что Англия, располагавшая к 1944 году восемью парашютными дивизиями, вполне могла провести высадку с воздуха.

Военная игра подтвердила правильность рассуждений Рундштедта. Противник мог произвести заведомо ложную высадку, все немецкие резервы были бы переброшены в место этой высадки, а в это время совершенно в другом месте началось бы настоящее наступление. К примеру, две группы армий, расположенные на юге Англии, вполне могут совершить высадку в районе Амьена и оттянуть на себя немецкие резервы, а основное вторжение произойдет в Нормандии или Бретани.

А что делать, если противник высадится еще и на Средиземноморье? Ни один командующий не может рассчитывать на успех, если не обладает резервами. Это правило относится скорее к обороняющемуся, чем к нападающему, особенно если обороняющийся, вопреки всем правилам ведения войны, является сторонником позиционной обороны.

Генерал Гейр фон Швеппенбург попросил Рундштедта изложить свою точку зрения и доложить о результатах проведенной игры Гитлеру. Рундштедт согласился отправиться в Ставку фюрера в Берхтесгаден. Фельдмаршалу все-таки удалось добиться формирования резерва, состоявшего из четырех танковых дивизий, но… командование Западного фронта могло воспользоваться этим резервом только с согласия Гитлера. Таким образом, у Рундштедта опять были связаны руки. Кроме того, выяснилось, что четыре резервные дивизии не будут, как задумывалось, дислоцироваться в районе Парижа. 12-я танковая дивизия СС и учебная танковая дивизия будут размещены к западу от Парижа; 1-я танковая дивизия СС останется в Бельгии, а 17-я танковая дивизия СС к югу от Нижней Луары.

Мало того, оказалось, что 17-я танковая дивизия СС находится еще в стадии формирования.

Командованию Западного фронта пришлось изыскать возможности и прибегнуть ко всяким ухищрениям, чтобы создать собственный мобильный резерв. Была сформирована «артиллерийская дивизия». Такое понятие, как «артиллерийский резерв», было не ново – еще Наполеон I служил в «артиллерийском резерве». В данном случае это носило несколько иной характер. На Восточном фронте русские начали формировать артиллерийские дивизии, полностью моторизованные, в состав которых входили орудия разных калибров. Эта новость послужила серьезным сигналом для высшего командования. В 1944–1945 годах «моторизованный артиллерийский корпус» немецкой армии состоял из шести и более подразделений, имевших орудия калибра от 75 до 210 миллиметров. Такие артиллерийские корпуса участвовали в сражении при Ахене.

Однако весной 1944 года еще не было моторизованных артиллерийских корпусов, поэтому следовало найти временную замену. 10 из 309 артиллерийских подразделений были распределены по четырем полковым соединениям. Из-за возникших разногласий большего, к сожалению, до начала вторжения сделать не удалось.

В апреле 1944 года генерал-инспектор, генерал-полковник Гудериан приехал на Запад. Он хотел составить полную картину происходящего на Западном фронте, а для этого ему требовалось лично увидеть, как идет подготовка и формирование танковых подразделений, и обсудить методику использования танков. Мы знаем, что Гудериан поддерживал точку зрения Рундштедта, считавшего, что танки должны находиться вблизи побережья, но не выдвигаться на берег. В то время Гудериан был полностью согласен с мнением командования Западного фронта, что невозможно сказать, где противник решит осуществить высадку. Гудериан предложил отвести танковые формирования от берега и разместить их таким образом, чтобы они могли развернуться к северу и югу от Сены. Было понятно, что диверсанты или авиация противника постараются уничтожить мосты через Сену, поэтому следовало построить временные мосты и, используя маскировочные средства, скрыть их от глаз противника. Гудериан настаивал, чтобы танковые формирования двигались в стороне от основных магистралей, по второстепенным дорогам, а это требовало времени.

Гитлер так ответил на предложения Гудериана: «Это все замечательно, но я полностью доверяю мнению Роммеля. Отправляйтесь опять к Рундштедту и Роммелю, а затем доложите мне о результатах встречи». Из Сен-Жермена Гудериан поехал в Ла-Рош-Гийон к Роммелю. Единства мнений достичь не удалось. Роммель упорно отстаивал свою точку зрения: танки должны находиться на берегу. На обратном пути Гудериан заехал в Сен-Жермен, чтобы убедиться, что они с Рундштедтом придерживаются одного мнения. В начале мая Гудериан доложил Гитлеру точку зрения Рундштедта и Роммеля. Фюрер принял сторону Роммеля.

Как я уже говорил, Рундштедт предложил сформировать новую армейскую группу из армий, расположенных на побережье Бискайского залива, на Средиземноморском побережье и из альпийских войск прикрытия. Командующим этой группой армий стал генерал Блашковиц, а начальником штаба генерал фон Гульденфельд. К 10 мая штаб был сформирован.

С марта по апрель появилось множество признаков, свидетельствовавших о том, что подготовка союзников к наступлению находится на решающей стадии. Возросла деятельность авиации союзников. Во время поездки в зону командования Западного фронта на Гудериана произвело сильное впечатление превосходство противника в воздухе. Теперь союзники систематически бомбили не только немецкие аэродромы, но и учебные плацы, лагеря и тому подобное. Воздушным атакам подвергались железные дороги, поэтому все меньшее количество поездов доезжало из Германии до Парижа. Серьезный ущерб был нанесен дорогам, связывающим Голландию и Бельгию с югом Франции. В мае авиация союзников приступила к уничтожению мостов через Сомму, Сену и Луару. Союзники собирались отрезать Нормандию и Бретань с севера и юга.

Стало ясно, что противник стремится помешать переброске дивизий 15-й армии через Сену в западном направлении и сорвать наступление сил с юга Франции на север. Нормандия и Бретань методично отрезались от остальной зоны командования германскими войсками Запада. Кроме того, резко возросло число диверсионных актов, совершаемых участниками движения Сопротивления.

В самом Париже пока было относительно спокойно. Центры движения Сопротивления располагались к востоку от Роны, во французской зоне Альп, вблизи Тулона, Лиможа и Клермон-Феррана, в районе Пиренеев и в Бретани. Члены организаций носили форму и зачастую возглавлялись французскими офицерами. Имелись отдельные группы, не связанные с движением. Члены этих групп носили и форму, и гражданскую одежду и состояли преимущественно из испанцев и солдат, а ныне мародеров, бывшей 4-й итальянской армии, расформированной в 1943 году. Местное население обращалось к немцам с просьбой защитить их от этих банд. В 1944 году дело зашло слишком далеко. Приходилось формировать конвои, чтобы доставлять все в целости и сохранности в пункт назначения. Крушение поездов, набеги, разрушение коммуникационных линий привели к серьезным потерям в немецком тылу. Военные командующие в Париже и Брюсселе пытались справиться с движением с помощью тайной полиции. Префект парижской полиции заявил, что у него слишком мало сил и средств, чтобы справиться с хорошо вооруженным врагом.

По просьбе военного командующего в Париже Рундштедт посоветовал Гитлеру увеличить штат и лучше вооружить французскую полицию, понимая, что его предложение было довольно рискованным. Гитлер боялся, как бы французы не повернули оружие против немцев, однако пошел на увеличение полиции до 6 тысяч человек, которых вооружили захваченным британским оружием; самолеты союзников по ночам сбрасывали оружие, предназначавшееся для участников движения Сопротивления. Во время вторжения формирования французской полиции зачастую вступали в борьбу с немецкими подразделениями. Полная численность движения Сопротивления так и осталась неизвестной. Согласно французским данным, движение насчитывало от 60 до 90 тысяч человек; по сведениям немцев, численность значительно превосходила эти данные. Одним из преимуществ подобных стихийных движений является невозможность оценить их численность. Такие движения состоят из случайных людей, которых трудно арестовать. В любом случае угрожающий рост движения в тылу являлся безошибочным признаком надвигающегося вторжения. Большинство французского населения по-прежнему сохраняло внешнее спокойствие и проявляло лояльное отношение к немцам.

В апреле 1944 года Гитлер сообщил командованию Западного фронта, что располагает информацией о высадке союзников в Нормандии. По требованию Рундштедта штаб вермахта перебросил учебную танковую дивизию, еще не до конца укомплектованную, юго-западнее Парижа. К тому времени 12-я танковая дивизия СС уже находилась западнее Парижа. Обе дивизии, как было заявлено, являлись резервом ОКВ (Верховного командования вермахта), а это означало, что Гитлер лично будет решать вопрос их использования.

Всего в распоряжении командования германскими войсками Запада находилось около шестидесяти дивизий, у союзников в Англии было примерно то же количество. Но немецкие дивизии должны были удерживать фронт протяженностью 4 тысячи километров, в то время как западные державы могли сконцентрировать свои силы в одном месте. Немецкие дивизии понесли серьезные потери в людских и материальных ресурсах, в отличие от великолепно вооруженных союзнических войск.

Весной 1944 года Гитлер получил информацию (из источника, оставшегося неизвестным командованию Западного фронта) о возможной высадке союзников в Нормандии. В апреле и мае сюда было переброшено подкрепление в виде 91-й воздушно-десантной дивизии, 243-й пехотной дивизии и воздушно-десантного полка 2-й воздушно-десантной дивизии, находившейся в процессе формирования. Сформированная командованием Западного фронта 10-я танковая бригада, дислоцировавшаяся вблизи Парижа, была временно укомплектована трофейными французскими танками. 7-я армия, оборонявшая участок фронта от Кан до устья Луары, перебросила «штурмовой батальон» на полуостров Котантен, куда прибыл и полк, пожертвованный военным командующим в Париже. На тот момент в распоряжении командования Западного фронта просто не было свободных сил, поэтому пришлось довольствоваться малым. Несколько дивизий вполне можно было бы забрать у 15-й армии, но никто не мог с уверенностью сказать, что зона 15-й армии не окажется местом высадки союзников через Ла-Манш. А может, Нормандия служит просто отвлекающим маневром противника для оттягивая немецких резервов, а основная высадка произойдет между Соммой и Сеной или к северу от Соммы? Оставалось только теряться в догадках, ведь с такой же вероятностью высадка могла произойти на французском побережье Средиземного моря.

Непосредственно перед вторжением ситуация складывалась следующим образом.

В течение какого-то времени все было тихо, а 13 мая британская радиостанция возобновила передачи. 1 июня были перехвачены шифровки в адрес французского движения Сопротивления. Однако по-прежнему нельзя было с уверенностью сказать, когда начнется высадка. Участившиеся налеты на побережье от Дюнкерка до Дьепа позволяли предположить, что основная высадка произойдет в зоне действия 15-й армии.

Еще до начала вторжения Роммель считал, что союзники высадятся в зоне 7-й и 15-й армий. Его точку зрения разделяли Рундштедт и Гитлер. Генерал Шпейдель, начальник штаба Роммеля, полагал, что после успешной высадки противник начнет наступление на Париж.

В соответствии с распоряжениями фельдмаршала фон Рундштедта была проведена тщательная подготовка с учетом возможных мест высадки на всей протяженности фронта, таким образом, чтобы дивизии, находящиеся в тех местах побережья, где не будет высадки, можно было бы быстро перебросить в район наступления союзников. Была проведена разбивка на секторы, подготовлены маршруты для транспорта и войск. Эта скрупулезная работа была проделана начальником оперативного отдела штаба командования Западного фронта полковником Циммерманом, которого я уже не раз упоминал на страницах этой книги.

5 июня командующий 7-й армией, размещенной в Нормандии и Бретани, провел военные учения в Рене. В них принимали участие многие командиры подразделений. Тогда же было решено дать передышку 7-й армии, постоянно находившейся в боевой готовности; солдаты выказывали явные признаки усталости. С разрешения Верховного командования вермахта Роммель отправился домой в Ульм в связи с личными обстоятельствами и, кроме того, чтобы съездить в Берхтесгаден к Гитлеру.

Первым предупредительным сигналом послужила секретная радиограмма, перехваченная между девятью и половиной десятого утра, в которой Британия призывала движение Сопротивления по всей Франции начать боевые действия в ночь с 5 на 6 июня.

Полковник Циммерман, первым прочитавший это сообщение, немедленно привел штаб в боевую готовность, сообщил текст шифровки начальнику штаба, направил радиограммы группам армий «Б» и «Г», третьему воздушному флоту, западной военно-морской группе и военным командующим в Париже и Брюсселе. Начальник штаба группы армий «Б» генерал Шпейдель уже знал содержание шифровки, поскольку тоже перехватил это сообщение. Таким образом, все необходимое, что можно было сделать, было сделано уже к половине одиннадцатого. 15-я армия, расположенная на побережье Ла-Манша, по собственной инициативе отдала приказ о боевой готовности; ее примеру последовала 7-я армия.

Рундштедт немедленно провел открытый «телеграфный блиц» со всеми командующими своей зоны. В час двадцать утра 6 июня все были оповещены о предстоящем наступлении. Тем временем начальник службы разведки лейтенант-полковник Мейер-Детринг проинформировал Верховное командование вермахта.

6 июня между 2 и 3 часами ночи генерал Шпейдель сообщил, что на полуострове Котантен приземляются парашютисты и началась высадка десанта с планера. Из Нормандии непрерывно поступали сообщения о сражениях с высадившимся противником, но без каких-либо подробностей.

Рундштедт уже не рассматривал эту высадку как отвлекающий маневр, полагая, что началось главное наступление союзников. Становилось все очевиднее, что целью противника является северное побережье Нормандии, устья рек Орн и Вир. Но командование Западного фронта пока еще не могло поверить, что высадка не является прелюдией к основному вторжению. Все еще казалось, что это всего лишь второстепенная акция. Пока не последовало прибытие основного десанта, а значит, все еще впереди. Командование Западного фронта исходило из того, что противник не ограничится только воздушным десантом. Ведь это, безусловно, означало бы бессмысленную потерю воздушно-десантных формирований. Ранним утром Рундштедт принял решение в любом случае атаковать противника и уничтожить десант. В случае успеха противник наверняка начнет высадку на побережье.

Промедление смерти подобно! Группа армий «Б» должна была справиться с противником собственными силами благодаря мерам, предусмотренным дальновидным начальником штаба Роммеля. Сам Роммель, как и командование Западного фронта, заранее предусмотрел все возможные шаги для отражения атаки и в первые сутки не мог уже ничего добавить к тому, что сделал его начальник штаба. Машина набирала обороты, словно повинуясь неведомой руке, и не требовала вмешательства главнокомандующих до тех пор, пока не прибыли первые большие резервы. Роммеля известили по телефону о начале вторжения, и он немедленно выехал на машине из Германии на фронт. У 7-й армии в качестве основного резерва была только 21-я танковая дивизия, имевшая трофейные французские танки, которые, естественно, не могли соперничать с современными танками западных держав.

Вскоре после полуночи 6 июня Рундштедт приказал привести две танковые дивизии в боевую готовность, чтобы по первому приказу немедленно перейти в наступление в направлении Кана и Сен-Ло. Между двумя тридцатью и тремя тридцатью утра Рундштедт отдал новый приказ. Под свою ответственность он приказал двум дивизиям, находившимся в распоряжении ОКВ, «12-й танковой дивизии СС двинуться по возможности быстрее в направлении Лизье, а учебной танковой дивизии принять положение готовности». Обе дивизии должны подчиняться приказам командования группы армий «Б».

Начальник штаба и начальник оперативного отдела командования Западного фронта несколько раз в промежутке между 3 и 6 часами утра разговаривали с Верховным командованием вермахта относительно задействования этих танковых дивизий. В это же время поступило сообщение от командования третьего воздушного флота: в связи с усложнившейся ситуацией на Восточном фронте и в Германии обещанное подкрепление не прибудет. Таким образом, утром 6 июня в распоряжении третьего воздушного флота имелось всего 90 легких истребителей и 70 истребителей-бомбардировщиков (штурмовиков). Нельзя было отразить наступление противника, располагая столь незначительными силами.

Верховное командование вермахта отменило приказ Рундштедта в отношении двух танковых дивизий, находившихся в распоряжении ОКВ.

В северной части полуострова Котантен действовали два американских воздушно-десантных формирования. Возможно, под напором ветра некоторые из планеров залетели в глубь полуострова и там приземлились. 91-я немецкая воздушная дивизия и части 2-й пехотной дивизии вступили в бой с этими американскими частями. Большая часть войск, высадившаяся с воздуха на побережье, вскоре получила поддержку с моря. Командующий 91-й воздушной дивизией тоже в числе прочих присутствовал на учениях 7-й армии и, возвращаясь на машине ночью в свою дивизию, столкнулся с американскими парашютистами, высадившимися на полуострове. Он был убит вместе с сопровождавшими его лицами.

В то время как между полуночью и шестью часами утра происходили описанные выше события, береговые дивизии готовились к обороне, поскольку стало ясно, что воздушный десант являлся прологом к основному вторжению.

6 июня между шестью и шестью тридцатью утра командование группы армий «Б» сообщило командованию Западного фронта, что противник высадился на широком фронте между реками Орн и Вир. Высадке предшествовала мощная артиллерийская подготовка, проведенная военно-морской артиллерией, и бомбежка. Это сообщение поступило на все береговые посты и в ОКВ. Приблизительно в это же время пришел приказ ОКВ остановить движение двух танковых дивизий. 12-я танковая дивизия СС должна была остановиться в районе Лизье; учебная танковая дивизия должна оставаться на месте дислокации, к западу от Парижа. Командованию Западного фронта пришлось выслушать упреки за самовольное принятие решения относительно этих дивизий. Они не имели права принимать решения, не получив разрешения фюрера.

Когда начальник оперативного отдела сообщил офицеру ОКВ о высадке противника и попросил срочно распорядиться относительно танковых дивизий, то в ответ услышал: «Вы не можете судить о том, в чем не разбираетесь. Основная высадка может произойти совсем в другом месте». Командование Западного фронта пыталось объяснить Верховному командованию вермахта, что необходимо отразить нападение противника. Если союзники начнут наступление на другом фронте, то тогда резервы будут переброшены туда. Но поскольку союзникам удалось высадиться в Нормандии, они будут развивать свой успех, значит, именно туда следует перебросить резервы. Я несколько раз в течение утра звонил в штаб вермахта, пытаясь решить этот вопрос, но так ничего и не добился. Фюрер лично решал, что делать с танковыми дивизиями!

Гитлер привык спать до полудня. Никто из штаба Верховного командования не отважился разбудить фюрера, поэтому подробную информацию о высадке союзников он получил только через несколько часов после начала вторжения.

Наконец, между 3 и 4 часами дня Гитлер приказал двум танковым дивизиям начать наступление, но было уже слишком поздно. Они смогли вступить в бой только 8 июня. К этому времени союзникам удалось укрепиться на побережье и захватить три плацдарма. Слабо верилось, что немецкое контрнаступление сможет оказаться успешным.

После войны часто высказывалось мнение, что план союзников вполне мог провалиться, если бы две дивизии, находившиеся в распоряжении ОКВ, пошли 6 июня в наступление в соответствии с приказом Рундштедта. Однако Рундштедт и начальник его штаба не были уверены, что эти две танковые дивизии могли иметь решающее значение. Успех высадки был предрешен!

Если бы даже эти две пресловутые танковые дивизии около часа ночи двинулись в зону высадки, они бы все равно не успели за несколько часов доехать до цели, поскольку попали бы под обстрел авиации союзников. 12-я танковая дивизия СС, расположенная ближе к зоне боевых действий, оказалась бы там не раньше полудня, а учебная танковая дивизия – к вечеру. Таким образом, если предположить, что эти танковые дивизии все-таки умудрились добраться до зоны действий, они оказались бы там рано утром 7 июня.

Под массированным прикрытием авиации союзники высадили морские десанты. Эта атака противника произвела деморализующее воздействие на немецкие войска, начавшие контрнаступление. Со всех сторон поступали сообщения о потерях, которые части вермахта несли под ураганным огнем вражеской зенитной артиллерии.

Успешному развитию наступления союзников способствовали не только ошибки, допущенные германским командованием. Следует помнить, что в распоряжении союзников было новейшее оружие, в то время как немцы во многих случаях использовали трофейное оружие устаревших образцов. Никакая оборона не могла бы устоять, независимо от боевых качеств дивизий, перед противником, сконцентрировавшим на одном фронте колоссальное количество современной техники и имеющим явное превосходство в воздухе и на море. Что уж говорить о той обороне, которую немцы могли противопоставить союзникам…

Вечером 6 июня стало ясно, что имеющимися силами бессмысленно пытаться разгромить противника. Отдельные контрнаступления приносили временный успех, но не влияли на ситуацию в целом. 82-я американская воздушно-десантная дивизия закрепилась у Валони, а 101-я американская воздушно-десантная дивизия заняла территорию от Карантана почти до устья реки Вир. Британская армия высадилась в районе устья реки Орн. Из последующих сообщений стало известно, что противник продвинулся до Байе. Успешно начавшееся контрнаступление против 82-й американской воздушно-десантной дивизии тем не менее не принесло решающей победы. Теперь союзники могли развернуть наступление в двух направлениях: от реки Орн в сторону Парижа и с севера Котантена к Шербуру.

Командование Западного фронта по-прежнему не представляло потенциальных возможностей «искусственных гаваней», а потому ожидало наступления на Шербур, имевший отличный порт. Поскольку у немцев не хватало сил для успешного контрнаступления, то оставалось только беречь силы, вводя их по частям, в ожидании прибытия подкрепления. Командование приняло решение сконцентрировать все имеющиеся в наличии на южном фланге резервы для развития контрнаступления.

Принимая во внимание подавляющее превосходство противника в воздухе и уровень оснащенности союзнических армий, Рундштедт сомневался в правильности принятых решений. Однако он понимал, что Гитлер, видевший единственный путь к спасению в ведении позиционной обороны, никогда не согласится с его предложениями в отношении гибкой системы командования. Вместе с тем Рундштедт и Роммель продолжали настаивать на своих требованиях.

В Нормандии имелись позиции, позволяющие, по крайней мере, замедлить продвижение противника, такие, как Лизье–Кан–Сен-Ло; Кан–Сен-Ло–Кутанс; Кан–Гранвиль; Кан–Ваир–Авранш. Эти линии, расположенные одна за другой, блокировали выход с полуострова Котантен и помешали бы противнику распространиться по территории Франции. Однако вся проблема заключалась в том, что не хватало сил, чтобы удержать эти оборонительные, к тому же неукрепленные, линии. Прежде всего не хватало танковых дивизий, того самого танкового резерва, на котором настаивало командование Западного фронта, а без танков вся эта пассивная оборона дала бы только небольшой выигрыш во времени. Интересно, что высадка союзников происходила не во время прилива, как предполагало немецкое командование, а во время отлива. В результате «береговые препятствия» Роммеля не сыграли никакой роли и были практически сразу уничтожены противником.

Две береговые дивизии, 716-я и 352-я, оборонявшие широкий фронт, храбро встретили первую стремительную атаку, но были разбиты численно превосходящими силами врага, хотя и продолжали защищать отдельные опорные пункты. Целенаправленное контрнаступление 21-й танковой дивизии, укомплектованной, как я уже говорил, французскими трофейными танками, было остановлено. Противник продолжал высаживать десант на широком фронте намного быстрее, чем Верховное командование Германии успевало перебрасывать имеющиеся в его распоряжении резервы. В соответствии с жестким приказом Гитлера Рундштедту ничего не оставалось, как по возможности дольше удерживать Шербур и сражаться за каждый метр нормандской земли. Разве эта задача для искусного стратега?!

Уже было ясно, что вот-вот наступит момент, когда союзнические армии прорвут последнюю оборонительную линию в Нормандии, растекутся по всей территории Франции и, двинувшись в восточном и северо-восточном направлении, вскоре достигнут германских границ, практически не защищенных. Наши войска, состоявшие по большей части из пехотных дивизий на конной тяге, постигла бы та же участь, что французов в 1940 году, когда танки Клейста и Гудериана смяли их отступавшие колонны. Рундштедт, еще до того, как союзники прорвали оборону полуострова Котантен, был уверен, что противник будет действовать именно таким образом.

В этой небольшой книге я просто не имею возможности подробно описать все важные события, последовавшие после 6 июня 1944 года, поэтому я остановлюсь только на совещаниях, проведенных Рундштедтом, и его столкновениях с Верховным командованием вермахта.

Командование Западного фронта было убеждено, что вторжение в Нормандию является основной, а не второстепенной операцией. Гитлер, а в первые дни и Роммель все еще колебались. Они считали, что произойдет еще одна высадка, уже в зоне 15-й армии, и поэтому с огромной неохотой выделяли дивизии для Нормандии.

Почти каждый день звонил фельдмаршал Кейтель и передавал приказы фюрера, уверенного, что фронт 15-й армии остается зоной повышенной опасности. Кто мог гарантировать 6 июня, да и в последующие дни, что не произойдет второй высадки союзников? Рундштедт придерживался иной точки зрения, считая, что союзникам нет никакого смысла наступать на более укрепленное побережье Ла-Манша, если в Нормандии им удалось захватить несколько плацдармов. Но война – это не математическое уравнение, и одним из ее элементов является неопределенность.

Сам Рундштедт рассматривал возможность высадки на юге Франции. Если это произойдет и союзники пойдут в наступление с юга по обоим берегам Роны в направлении Дижона, то нанесут удар в тыл фронтов на Ла-Манше и Бискайском заливе. Тогда немецкие армии, находящиеся во Франции, будут отрезаны от Германии.

По мнению Рундштедта, такой вариант был намного опаснее для немцев и намного эффективнее для союзников, чем высадка на побережье Ла-Манша.

7 или 8 июня в ходе тяжелых боев в Нормандии удалось захватить оперативный план противника. Этот детальный план, который до мельчайших подробностей описывал высадку и последующие действия после успешной высадки, очень помог немецкому командованию. План дополняло большое количество приложений и схем, что свидетельствовало о скрупулезной работе, проделанной Генеральным штабом союзников. В плане давалось четкое описание позиций, занимаемых немецкими армиями, подчеркивался низкий уровень оснащенности береговых дивизий и боевой техники.

Этот план явился важным доказательством того, что высадка в Нормандии – не отвлекающий маневр, а настоящее вторжение. Согласно оперативному плану западные державы надеялись в короткое время сломить сопротивление немецких армий в Нормандии. На самом деле упорная борьба длилась намного дольше, чем предполагали союзники, что является явным доказательством мужественного сопротивления слабых во всех отношениях немецких дивизий. Кроме того, этот союзнический план продемонстрировал явное превосходство англо-американских разведывательных служб; на карты были нанесены расположения немецких войск, линий связи и штабов, а также имелся чертеж фортификационных сооружений. После снятия копий документы были тут же переданы в Генеральный штаб.

Еще одно контрнаступление с помощью имеющихся танковых формирований произошло между 10 и 15 июня. «Танковая группа Запада» под командованием фон Швеппенбурга отошла в распоряжение штаба I корпуса СС, состоявшего из 12-й дивизии СС, 21-й танковой дивизии и учебной танковой дивизии. Командование группы армий «Б», в зоне которой шли боевые действия, решало вопрос об использовании этого танкового корпуса.

Немецкое контрнаступление не привело к успеху, и не только потому, что враг был силен. Опять повторилась старая история. Приказы летели от Гитлера, командования группы армий «Б» и 7-й армии. В подобной ситуации только один человек может отдавать приказы, а не несколько, да еще в одно и то же время.

Хотя в Нормандии были в полном разгаре ожесточенные бои, Рундштедт не забыл позаботиться об обеспечении Парижа углем и продовольствием; об этом Рундштедта просил маршал Петен, находившийся в Виши. Это было не просто. Железные дороги сильно пострадали от бомбежек союзников и террористических актов, проводимых участниками движения Сопротивления. Вражеская авиация не давала возможности большим колоннам двигаться в дневное время. Случались дни, когда только семь товарных поездов с боеприпасами и продовольствием доезжали из Германии до Парижа. Вдобавок армиям, занятым тяжелой борьбой, тоже требовался транспорт для переброски частей и эвакуации раненых.

Тем не менее Рундштедт ухитрился обеспечить доставку угля из Германии в Париж, поскольку было невозможно подвозить уголь из французских угледобывающих районов. Более того, Рундштедт приказал, чтобы транспорт, возвращающийся из Нормандии в Париж, не ходил порожняком; он загружался овощами и другим продовольствием.

В течение первых десяти дней союзники сумели объединить отдельные плацдармы и создать единый фронт. Теперь пришлось признать потенциальные возможности «искусственных гаваней». Союзники не привязывались к какому-то отдельному порту, к примеру к Шербуру или Гавру, как предполагало немецкое командование. Корабельная артиллерия противника имела дальность порядка 40–50 километров.

Рундштедт никогда не скрывал скептического отношения к сложившейся ситуации. Штаб знал точку зрения своего фельдмаршала. С первых дней вторжения союзников Рундштедт говорил об отставке, но сильно развитое чувство долга заставляло его продолжать начатое дело, хотя теперь он уже не сомневался в поражении Германии.

Задолго до вторжения союзников Рундштедт считал, что пришло время политиков, поскольку солдатам самим уже не справиться со сложившейся ситуацией. Только своевременный отвод войск с захваченных западных территорий мог обеспечить политикам временной зазор для достижения определенных договоренностей.

Для этого было необходимо получить соответствующий приказ фюрера, который бы развязал руки командованию немецких войск Запада и позволил вовремя и организованно отвести все силы к «Западному валу».

Роммель тоже понимал, что ситуация на Западе вышла из-под контроля. 10 и 11 июня Рундштедт имел личные беседы с Гитлером. 11 июня Роммель прибыл в штаб ОКВ и представил детальный доклад, свидетельствующий об угрожающем положении, возникшем на Западном фронте.

Именно в эти дни был впервые использован снаряд «Фау-1». По техническим причинам в ночь с 6 на 7 июня запуск сорвался. Успешный запуск был произведен в ночь с 12 на 13 июня. В качестве цели Гитлер видел Лондон, в отличие от Рундштедта, который считал, что обстрелу следует подвергнуть порты на юге Англии и, в первую очередь, побережье Нормандии. Верховное командование было уверено, что обстрел Лондона произведет деморализующий эффект, в чем сильно сомневался Рундштедт. Гитлер, в свою очередь, боялся, что обстрел Нормандии не даст нужного эффекта, к тому же опасности подвергались его собственные войска. Гитлер упорно настаивал на обстреле Лондона.

Пропаганда так активно рекламировала это «чудо-оружие», что в войсках и среди населения появилась надежда на улучшение ситуации. Сегодня известно, что во время Второй мировой войны немецкие ученые создали много новых типов оружия, но с опозданием на пару лет. На тот момент оно находилось в стадии испытаний и не было готово для применения в боевой обстановке.

После разговора с Рундштедтом, зная, что Роммель разделяет мнение фельдмаршала в отношении серьезности положения на Западе, 17 июня Гитлер решил встретиться с обоими фельдмаршалами. Встреча должна была состояться в так называемом «боевом штабе фюрера», расположенном между городами Лан и Суасон. Штаб представлял собой тщательно замаскированный подземный бетонный бункер.

На встрече присутствовали: фельдмаршал фон Рундштедт, фельдмаршал Роммель и начальники штабов командования Западного фронта и группы армий «Б». Присутствие Гитлера держалось в строгой тайне. Фюрер прибыл с фельдмаршалом Кейтелем, генерал-полковником Йодлем и еще несколькими офицерами.

Обсуждались три основных вопроса.

1. Общая ситуация на Западе. Но Гитлер не захотел вникать в эту проблему, а предпочел продемонстрировать фотографии нового оружия и самолета, которые должны были появиться в течение ближайших месяцев.

2. Предложение Рундштедта о выработке стратегического решения в отношении широкомасштабного ведения войны на Западе и предоставления свободы действий. Вопреки ожиданию, это предложение было спокойно выслушано. Гитлер пообещал издать необходимый приказ.

3. О ведении политических переговоров с союзниками. Это предложение было выслушано в полной тишине. Перед уходом Роммель, провожая Гитлера к машине, еще раз обращая его внимание на серьезность ситуации на Западе, настаивал на решении вопроса в отношении политической инициативы.

Гитлер был категорически против. Он считал, что союзники не согласятся ни на какие предложения, поскольку уничтожение Германии является для них решенным вопросом, подтвержденным соглашениями с русскими. А он знает, что представляют собой русские! Теперь все зависит только от «фанатичного сопротивления немецкого народа».

Во время совещания из штаба группы армий «Б» по телефону сообщили, что танки союзников прорвали оборону, пересекли линию Шербур–Карантан и движутся на запад. Гитлер внешне спокойно воспринял это известие, но никакого решения не последовало. Роммель, исходя из тактических соображений, попросил оттянуть фронт за Орн, вывести из боя танковые формирования и начать контрнаступление с юга. Гитлер отказался от его предложения и вернулся к рассмотрению фотографий новых видов оружия, типов укреплений, моделей танков и самолетов. Создавалось впечатление, что фюрер старательно избегает информации о реальном положении дел. Разговор, который Гитлер взял целиком в собственные руки, длился четыре часа. Обед, последовавший после совещания, прошел в полном молчании.

Встречу прервал сигнал воздушной тревоги. Поступило сообщение о приближении шестидесяти самолетов противника. На Рундштедта и Роммеля количество вражеских самолетов не произвело впечатления, и они предложили немедленно начать сражение. Но Гитлер не позволил и потребовал, чтобы оба фельдмаршала и начальники их штабов перешли в бомбоубежище. За час, проведенный в бомбоубежище, никто не обмолвился ни словом. Когда опасность миновала, мы покинули укрытие и пошли к дожидавшимся нас машинам. Роммель еще раз попытался убедить Гитлера в необходимости предоставить поле деятельности политикам, но Гитлер отказался.

Рундштедт и Роммель еще не приехали в свои штабы, а из Суасона уже пришло сообщение, что Гитлер и его окружение в спешном порядке направились в Берхтесгаден. Что же произошло, к чему такая спешка? Какая-то «бестолковая» «Фау-1» не пожелала лететь в Лондон! Неожиданно сменив направление, она, вместо того чтобы лететь на запад, полетела на восток и с невероятным грохотом приземлилась в самом центре «бункера фюрера», где несколько часов назад проходила встреча Гитлера с фельдмаршалами. Никто не пострадал, однако вечером 7 июня штаб спешно сменил место расположения.

К огромной досаде Гитлера, Шербур пал намного раньше, чем ожидалось. Как я уже говорил, не хватало солдат, чтобы удерживать эти излишне растянутые оборонительные сооружения, представлявшие собой весьма хлипкую конструкцию. Падение Шербура вызвало серьезные разногласия среди Верховного командования. Гитлер хотел укрепить этот гарнизон и приказал после прорыва, осуществленного американцами 17 июня, чтобы соединения, отрезанные от Шербура на севере полуострова Котантен, вернулись в Шербур. Эти соединения, сражавшиеся южнее места прорыва обороны, формировали западное крыло фронта. Роммель издал соответствующие приказы, но, пока их приводили в исполнение, Гитлер уже отдал приказ напрямую командованию 7-й армии: соединения не должны двигаться в Шербур, им следует продолжать сдерживать напор противника на юге. Ни Рундштедту, ни Роммелю не сообщили о приказе Гитлера. Вследствие неразберихи с приказами соединения шербурского гарнизона прорывались на юг, поскольку не имели никакого желания оказаться вновь запертыми в «крепости»! Ну а последним штрихом явился приказ, согласно которому оставшиеся южнее Шербура соединения должны были попытаться задержать противника, катившегося в северном направлении, чтобы захватить порт.

Пока творилась эта неразбериха с приказами, американцы обошли с западного фланга шербурские соединения, и начались «гонки». Немцы и американцы в буквальном смысле рванули к «крепости». Кто же первым окажется на финише и займет Шербур? Выяснилось, что немцам не хватило времени, чтобы занять прибрежную полосу. Эта нелепая история, которую у меня просто нет возможности описывать в мельчайших подробностях, имела серьезные последствия. Шербур пал, и Гитлер, как говорили, пришел в состояние «неистовой ярости».

Для поиска «виновных» была создана дисциплинарная комиссия из высокопоставленных офицеров. Гитлер требовал, чтобы командующий 7-й армией, генерал-полковник Дольман, предстал перед военным трибуналом. Рундштедт заявил, что ни при каких обстоятельствах не пойдет на это и согласен только на обычное расследование. Роммель настаивал на том, чтобы высокая комиссия, члены которой оказались на редкость разумными людьми, внимательно изучила все факты. К несчастью, не выдержав нервных перегрузок, генерал-полковник Дольман умер от сердечного приступа.

После падения Шербура союзники, американцы на западе и англичане на востоке, предприняли наступление в южном направлении, прорываясь с полуострова в глубь Франции. Гитлер опять приказал начать танковое контрнаступление между реками Орн и Вир. Сначала немцы вступили в бой у Баллеруа с американцами, а затем с британцами. В контрнаступление были брошены две танковые армейские дивизии и четыре танковые дивизии СС. Но эти дивизии уже участвовали в боях и понесли серьезные потери, поэтому контрнаступление выглядело очень многообещающим только на бумаге.

После падения Шербура и провала контрнаступления Верховное командование вермахта начало подвергать критике действия Рундштедта и Роммеля. С огромным неудовольствием выслушивались пессимистические сообщения обоих фельдмаршалов. В конце июня Роммель представил Рундштедту рапорт относительно общей ситуации на его фронте. Рундштедт переправил этот рапорт Верховному командованию с постскриптумом. В нем он в еще более резких тонах обрисовал ситуацию и добавил, что полностью согласен с Роммелем. 26 июня, получив рапорт от Рундштедта, Гитлер решил на 13 июня назначить совещание в Берхтесгадене.

По приказу фюрера на совещании должны были присутствовать: фельдмаршал фон Рундштедт, главнокомандующий германскими войсками Запада; фельдмаршал Роммель, командующий группой армий «Б»; фельдмаршал Шперле, командующий 3-м воздушным флотом; адмирал Кранке, командующий западной военно-морской группой.

Командующие прибыли без начальников штабов, которые в связи с серьезным положением на фронте остались на местах. 26 июня Рундштедт выехал на машине из Сен-Жермена, чтобы прибыть в Берхтесгаден 30 июня. По прибытии он узнал о смерти генерал-полковника Дольмана. Это известие потрясло и ожесточило фельдмаршала. Совещание было созвано с одной целью: выяснить, является ли ситуация на Западе действительно столь серьезной, как об этом постоянно сообщают Рундштедт и Роммель. По мнению Гитлера, фельдмаршалы излишне сгущали краски. Атмосфера была напряженной.

Когда Рундштедт, уставший после долгой, утомительной поездки, приехал в Ставку фюрера, ему сообщили, что совещание на какое-то время откладывается. Это еще больше ухудшило и без того дурное настроение фельдмаршала. Когда совещание еще раз отложили, Рундштедт был уже вне себя от гнева. Гитлер имел привычку избегать неприятных тем. Когда совещание все-таки началось и встал вопрос о положении на Западном фронте, Гитлер завладел разговором, не давая никому сказать ни слова.

Он сообщил присутствующим о создании новой программы перевооружения, превозносил до небес «чудо-оружие», упомянул о реактивных истребителях, находившихся в стадии разработки… Это уже было чересчур. Рундштедт, который привык к конструктивному решению вопросов, вернулся в Сен-Жермен в мрачном расположении духа.

Спустя несколько дней в телефонном разговоре фельдмаршал Кейтель поинтересовался у Рундштедта: «Что же мы должны делать?» – «Закончить войну», – твердо ответил Рундштедт.

На совещании Рундштедт принял окончательное решение. Он заявил, что слишком стар, и поэтому «следует подыскать другого главнокомандующего». Кейтель позвонил мне по телефону, чтобы сказать, что «с тяжелым сердцем» сообщает о желании Рундштедта уйти в отставку, которое он высказал Гитлеру «в соответствующей форме».

2 или 3 июля к нам прибыл офицер из Ставки фюрера. Он привез Рундштедту письмо от Гитлера. В нем фюрер выражал сожаление, что вынужден заменить фельдмаршала фон Рундштедта, в связи с желанием последнего, фельдмаршалом фон Клюге. Письмо вежливое по форме и проникнутое большим сочувствием. Офицер привез также очередную награду фельдмаршала – дубовые листья^[40].

Я целиком поддерживал своего фельдмаршала и послал телеграмму генерал-полковнику Йодлю и адъютанту Гитлера генералу Шмундту с просьбой о переводе из штаба командования Западного фронта. Ответа не последовало.

Фельдмаршал фон Клюге приехал в Сен-Жермен из Ставки Гитлера. Рундштедт познакомил его с реальным положением дел. Клюге был полон энергии. С 1940 года он находился на Восточном фронте и, появившись в Сен-Жермене, все еще пребывал под сильным впечатлением от посещения Ставки Гитлера. Клюге ничего не знал об обстановке на Западе. Он приехал с твердым намерением изменить ситуацию и был убежден, что ему удастся это сделать. Рундштедт на несколько дней задержался в Сен-Жермене, чтобы дождаться решения Гитлера относительно моего увольнения. Мы хотели уехать вместе. Но, поскольку Верховное командование вермахта «временно» отказало в моей просьбе, фельдмаршал 6 июля 1944 года оставил Париж и направился в Бад-Тельц. Перед отъездом он попрощался со штабом. Все, от офицеров до солдат, были подавлены, понимая, что потеряли великого командующего.

Глава 13

Последний призыв

С 6 июля до начала сентября Рундштедт находился в отставке, и для того, чтобы понять, почему к фельдмаршалу опять обратились с просьбой принять командование на Западе, необходимо остановиться на переходном периоде между этими событиями.

Новый главнокомандующий фон Клюге очень скоро понял, что действительная ситуация на Западе резко отличается от его представлений. Война велась с огромными силами противника, имеющего явное превосходство в воздухе. У Клюге произошла серьезная стычка с Роммелем, от которого новый главнокомандующий потребовал слепого повиновения. Клюге – импульсивный, чрезвычайно энергичный человек, подобно Роммелю, постоянно находился на фронте. Поначалу ему пришлось привыкать к сложной системе командования, существовавшей на Западе; на Восточном фронте все было иначе.

Мало того что положение на Западном фронте с каждым днем становилось все серьезнее, вдобавок командующий группой армий «Б» Роммель получил сильную травму. Во время посещения фронта его машина была атакована вражеским самолетом. Водитель был убит. Машина врезалась в дерево. Роммеля выбросило из машины. С серьезной травмой черепа в бессознательном состоянии его отправили в госпиталь, находившийся в пригороде Парижа.

Узнав о случившемся, Гитлер попросил Клюге принять на себя и командование группой армий «Б». Теперь фельдмаршал Клюге был одновременно главнокомандующим германскими войсками Запада и командующим группой армий «Б». Клюге изъявил желание немедленно отправиться в Ла-Рош-Гийон, где находился штаб группы армий «Б», чтобы оттуда командовать сражением в Нормандии. Он посчитал, что сумеет исполнять обязанности главнокомандующего германскими войсками Запада через штаб командования Западного фронта, находившегося в Сен-Жермене. Итак, у него было два больших штаба, расположенных в 60 километрах друг от друга. В его распоряжении были, конечно, телефон, телеграф и радиосвязь. Я ежедневно ездил на доклад в Ла-Рош-Гийон. В этой напряженной обстановке произошли события, закончившиеся драматической развязкой.

15 августа союзники высадились на французском Средиземноморье. Последствия событий последних дней проявлялись со все большей очевидностью от недели к неделе, и пик напряженности на Западе пришелся на середину августа. Что же произошло? По пути к Мецу в своем автомобиле покончил жизнь самоубийством фон Клюге. Гитлер заменил Клюге молодым фельдмаршалом Моделем. 21 июля на пути в Париж военный командующий в Париже генерал фон Штюльпнагель предпринял попытку застрелиться. Он остался жив, но полностью ослеп. Страшные времена! Теперь Модель стал главнокомандующим германскими войсками Запада и командующим группой армий «Б».

Когда в середине августа союзники перешли в наступление на Сене, штаб пришлось переместить в тыл. Модель вместе со штабом группы армий «Б» переехал в то место недалеко от Суасона, где 17 июня Гитлер проводил совещание с Рундштедтом и Роммелем. Мной был получен приказ самостоятельно, без главнокомандующего, перевезти штаб в район Реймса. Теперь расстояние между штабами командования Западного фронта и группы армий «Б» составляло уже около ста километров.

Модель был целиком поглощен тяжелыми боями в Северной Франции. Начальник оперативного штаба и я с большим трудом поддерживали контакты с воздушным флотом, военно-морской группой и, самое главное, с группой армий «Г», находившейся на юге Франции. Так больше продолжаться не могло. В штабе командования Западного фронта все чаще раздавались голоса, требующие возвращения в строй фельдмаршала фон Рундштедта. Посовещавшись с начальником оперативного отдела полковником Циммерманом, я принял решение написать письмо генерал-полковнику Йодлю. В нем я охарактеризовал все трудности командования, связанные с проблемой, когда один человек совмещает одновременно две должности и руководит двумя штабами, расположенными на большом расстоянии друг от друга. Я предложил вновь назначить фельдмаршала фон Рундштедта главнокомандующим германскими войсками Запада.

К моему удивлению, во второй половине августа пришел ответ. Мне было предложено вначале узнать у фельдмаршала Моделя, согласен ли он с моим предложением. Модель не просто согласился. Он искренне обрадовался, воскликнув: «Отличная идея!» Чувствовалось, что Модель будет действительно рад, если Рундштедт станет главнокомандующим германскими войсками Запада. Я сообщил о разговоре с Моделем в штаб вермахта, и спустя несколько дней мы с радостью узнали, что Гитлер попросил Рундштедта занять место главнокомандующего Западным фронтом. Положение по-прежнему оставалось безнадежным, но зато с нами опять был фельдмаршал.

Когда фельдмаршала фон Рундштедта спросили, почему он вернулся, понимая, что Германия находится в абсолютно безнадежном положении, он ответил: «Мой долг солдата не позволил мне отказаться в момент наибольшей опасности. Кроме того, я знал, что войска с сожалением восприняли мою отставку, и понимал, что объединение командования сначала под руководством фон Клюге, а затем под руководством фельдмаршала Моделя не может привести ни к чему хорошему».

Великие солдаты Британии, Америки, Франции и других стран прекрасно понимали Рундштедта. Если страна находится в опасности, командующий будет действовать именно так, как это сделал фельдмаршал фон Рундштедт. История хранит подобные примеры. Все, кто хорошо знал Рундштедта, могли подтвердить, что он никогда не страдал честолюбием. В 1940 году ему присвоили звание фельдмаршала, самое высокое звание, до которого только может дослужиться солдат. За долгие годы службы у него накопился «сундук орденов». Он мог мирно доживать свой век в тишине и покое, не взваливая на себя никакой ответственности.

Рундштедт часто подчеркивал, что ситуация осложнилась с начала Русской кампании и уже в 1943 году ничего нельзя было изменить. Солдаты высоко оценили поступок своего главнокомандующего; он не оставил их в тяжелом положении, когда все вокруг стало рушиться. Счастлива та страна, в которой есть люди, готовые служить не за награды!

Перед отставкой Рундштедта в начале июля 1944 года я просил перевести меня из штаба командования Западного фронта. В то время Верховное командование отказало мне в переводе. Но теперь, в начале сентября, на мое место был назначен генерал Вестфаль, способный офицер с огромным опытом ведения войны в Африке и в Италии. Поначалу я командовал корпусом, а затем армией на Западном фронте. Мы с Рундштедтом оба сожалели о случившемся, но никто не мог отменить приказ Гитлера.

5 сентября фельдмаршал приехал в Аренберг, расположенный неподалеку от Кобленца. Офицеры и солдаты радостно приветствовали своего старого главнокомандующего. Новый начальник штаба генерал Вестфаль подробнейшим образом проинформировал Рундштедта о состоянии дел.

Позже Рундштедт изложил на бумаге свое мнение о ситуации на Западном фронте:

«Как теперь, в начале сентября, могли бы действовать союзники? Основная линия наступления шла из Нормандии от Парижа и Ахена через Рур на север Германии до Берлина. Таким образом, центр тяжести падал на Северную, а не на Южную Германию.

Британцы наступали через Бельгию, Нижний Рейн в направлении северного побережья Германии. Французы вместе с незначительными американскими силами двигались к Эльзасу, в сторону Южной Германии. Что предпримут теперь основные американские ударные силы? Будут ли они взаимодействовать с южной группой союзников в направлении Франкфурта или с британцами в направлении Ахен–Рур–Берлин? Я полагаю, что при подходе к немецкой границе большая часть американских сил двинется в северо-восточном направлении до линии Трир–Ахен, а затем на Кельн и через Рур на север Германии.

Как показали дальнейшие события, я оказался совершенно прав. Я всегда предполагал, что союзники сделают все от них зависящее, чтобы опередить русских и первыми войти в Берлин. Они должны были сделать это из уважения к «западным идеалам». Русские не должны были продвинуться слишком далеко на Запад. Не берусь решать, какие политические махинации лежали в основе подобных действий».

Это мнение Рундштедта в отношении оперативного плана союзников осенью 1944 года вызывает особый интерес. После войны британский, американский и французский Генеральные штабы и военные писатели всесторонне исследовали этот вопрос. Похоже, что фельдмаршал Монтгомери мыслил как Рундштедт.

А вот что говорил Рундштедт относительно того, что может произойти в сентябре с немцами:

«Основная задача командования Западного фронта в начале сентября 1944 года состояла в том, чтобы прекратить отступление и стабилизировать фронт. Обычное вмешательство Верховного командования позволило только частично решить эту задачу. Голландию, точнее ту часть ее территории, которая находилась в остром правом углу основного фронта, следовало удержать любой ценой, пусть и оставив большую часть страны, из которой систематически отводились войска.

19-й армии пришлось удерживать свои позиции, поскольку Гитлер отдал приказ о совершенно бессмысленном наступлении 5-й танковой армии в направлении плато Лангр^[41], в тыл американцев.

19-я армия, по возможности быстро, должна была захватить линию западные склоны Вогезов–Бельфор, провести реорганизацию и оказать ожесточенное сопротивление во взаимодействии с 1-й армией, располагавшейся севернее в Лотарингии. Однако часть имевшихся в наличии танковых сил была не готова к наступлению. В то время танки должны были находиться в резерве за линией фронта для подготовки контрнаступления и большая часть танков сосредоточивалась восточнее Ахена, где позже в них серьезно нуждались.

Что касается оборонительных сооружений, то коротко остановлюсь на так называемом «Западном вале». Особенно неблагоприятным был южный сектор. Следовало бы вовремя построить оборонительную линию от западных склонов Вогезов до Бельфора. Она существовала только на карте. Мец сыграл в дальнейшем ту же жалкую роль, что и крепости на французском побережье. Надо было вовремя от них отказаться, а такого решения так и не было принято. Они съедали все больше и больше сил, но были не в состоянии удержать противника.

Ничего не было сделано для защиты Рейна. На работах по укреплению «Западного вала» гауляйтеры Восточной Пруссии использовали труд гражданского населения. Это был «мартышкин труд»; «Западный вал» не отвечал требованиям современной войны. Лучше бы вместо этого построили оборонительные сооружения на восточном берегу Рейна и стратегические плацдармы на западном берегу. Рейн не так-то просто оборонять, особенно с точки зрения артиллерии. Когда мы начали воевать, было уже слишком поздно что-то делать.

Из этого следует, что с военной точки зрения надо было как можно дольше упорно сопротивляться, чтобы получить выигрыш во времени. Следовало в нужный момент самим отвести войска за Рейн, а не так, как случилось, после почти полного уничтожения всех дееспособных передовых частей. И все ради того, чтобы «удержать каждый метр завоеванной земли!».

В начале сентября 1944 года, когда фельдмаршал опять принял командование на Западе, фронт проходил следующим образом: Остенде-Антверпен–Маастрихт–Льеж–государство Люксембург–Мец–Нанси. Далее на юг до Бельфора был открытый сектор. Этот сектор должна была занять 19-я армия, но в это время она еще сражалась на Западе.

В распоряжении командования Западного фронта находились две группы армий: группа армий «Б» под командованием Моделя, в составе 15-й армии, парашютной дивизии и 7-й армии, и группа армий «Г» под командованием Блашковица, в составе 1-й и 19-й армий.

Внутренняя разделительная линия между этими группами армий шла от Музона через Витбург до Андернаха на Рейне. В состав групп армий входили боеспособные дивизии, готовые для участия в боевых действиях, но имелись «дивизии», которых, по сути, больше не существовало. Царил страшный беспорядок, обычный в тех случаях, когда противник заставляет отступать все дальше и дальше. В этом не было вины армий.

Армия, которая отступает в нужный момент, спокойно и методично, экономя силы, никогда не ослабнет. Отступление плохо сказывается на поведении и моральном состоянии солдата только в том случае, если он чувствует, что отступление проходит спонтанно, без заранее обозначенной цели. Основная причина царившей неразберихи заключалась в невыполнимом требовании: «Стоять насмерть!» Солдаты сражались до тех пор, пока не попадали в окружение, и тут в последний момент поступал приказ: «Прорвать окружение!» Огромные потери в людских и материальных ресурсах окончательно подорвали веру в Верховное командование.

Неудивительно, что в этом своего рода сражающемся отступлении вскоре обнаружились признаки распада. Но никак не по вине солдат. Единственно, чего добился Рундштедт, так это того, что, в отличие от ситуации 1918 года, солдаты не поднимали мятежей и подчинялись дисциплине. Самое удивительное, что войска, измученные боями и отступлением, практически не утратили боевой и моральный дух. Измученные, изнуренные войной солдаты по-прежнему были готовы сражаться.

Рундштедт знал, что с военной точки зрения война проиграна, а политики занимают пассивную позицию. По прибытии на Запад Рундштедт понял, что существует только одно разумное решение проблемы: группы армий должны отступить на линию Зволле (у залива Зейдер-Зе)–Арнем–Мёз–«Западный вал»–западные склоны Вогезов–Бельфор. В этом случае удастся выиграть время, чтобы перевести дух, провести реорганизацию и занять согласованные позиции. Необходимо сформировать прямую, сокращенную линию фронта. Все танковые дивизии, по мнению Рундштедта, должны расположиться на позициях за линией фронта, выполняя роль большого стратегического резерва.

Тогда появлялась надежда, что союзникам потребуется короткая пауза, чтобы подготовиться к наступлению, а это будет на руку немцам. Но что толку было от этих идей, если их практическое применение наталкивалось на «нет» Верховного командования?

Рундштедт предполагал вывести войска из Голландии и, с целью экономии сил, выстроить прямую линию фронта. Однако, сохраняя объективность, следует отметить, что у Гитлера были причины как можно дольше удерживать Голландию. Он цеплялся за эту страну как утопающий за соломинку – ведь она была его последней гарантией на Западе. Рундштедт затруднялся сказать, надеялся ли фюрер извлечь из этого какую-то пользу с помощью политических махинаций. На первый взгляд это казалось невозможным – Германия очутилась в положении, когда ни один победитель ни за что не согласился бы на ее условия, а продиктовал свои.

На ведение мирных переговоров и заключение взаимовыгодного мира с Германией в 1944 году могли пойти только очень дальновидные государственные деятели. Как правило, победитель использует сложную ситуацию, в которой оказался противник, в своих интересах. На страницах этой книги я не собираюсь обсуждать, справедливо это или нет. Рундштедт считал, что противник в любом случае не пойдет ни на какие уступки, мало того, не сможет пойти. Союзники заключили соглашение с Москвой и уже не могут ничего изменить. Если Гитлер рассматривает Голландию как козырь в политической игре, то это заведомо проигрышный вариант.

Возможно, основанием для удержания Голландии служил экономический фактор. Но крупные города на западе Голландии страдали от продовольственного кризиса, поэтому более благополучному с точки зрения сельского хозяйства востоку страны приходилось брать на себя заботу о западе. «Фау» были размещены на северо-западе Голландии. Если отказаться от этой территории, то будет потеряно «чудо-оружие» дальнего действия. Правда, не будем забывать, что новое оружие в это время находилось на той стадии разработки, когда оно не могло стать решающим фактором в этой войне.

Осенью 1944 года нечего было надеяться, что удастся удержать побережье Ла-Манша, чтобы оказать давление на Англию. Даже голландское побережье уже не могло повлиять на изменение ситуации. Союзники, двигаясь на восток, подошли к линии Бельфор–Вогезы–Мец. Часть формирований противника, относительно слабые войска, повернули в направлении Рейна. С каждым шагом по мере приближения к Рейну западные державы все более и более подвергали опасности свой северный фланг. Вполне возможно, что продумывался вариант немецкого наступления из Голландии в юго-западном направлении, с правым флангом, обращенным к Антверпену, с тем чтобы охватить с фланга фронт союзников.

Но в 1944 году этот смелый план не мог быть реализован в первую очередь потому, что требовалось иметь по крайней мере две очень сильные и великолепно вооруженные армии, которые бы взаимодействовали с мощным воздушным флотом. Значит, для осуществления плана было необходимо сначала усилить изрядно потрепанные немецкие воздушные силы. Кроме того, вставал чисто технический вопрос, связанный с пересечением армиями крупных притоков Рейна^[42].

В 1944 году в распоряжении немецких армий уже не было технических средств, которые бы позволили осуществить подобную операцию.

По мнению Рундштедта, гигантский голландский «плацдарм», оттягивавший на себя огромное количество сил, стал бесполезен с военной точки зрения. В то время Рундштедт уже прекрасно понимал, что настанет момент, когда западные державы пересекут Рейн между Везелем и Эммерихом, а затем развернут мощное наступление на север, в направлении Эмдена и Зволле. При взгляде на карту становится ясно, что Голландия попросту превратилась бы в ловушку для немецких войск, и они бы уже не смогли отступить на восток. Осенью 1944 года фельдмаршал фон Рундштедт неоднократно направлял в штаб ОКВ рапорты, в которых излагал точку зрения на голландский вопрос.

Проблема Рейна явилась кульминационным моментом и основной причиной последней отставки Рундштедта в марте 1945 года. Основываясь на собственном опыте участия в двух мировых войнах, Рундштедт все больше утверждался во мнении, что реки можно удерживать только в течение ограниченного периода времени. Рейн – единственная река на западе Германии между Швейцарией и Северным морем, которая могла образовать последнюю преграду, но только с точки зрения непрофессионала. На самом деле незначительные препятствия были только в верхнем течении между Базелем и Майнцем, а в среднем течении от Бингена до Кобленца вообще не существовало никаких преград.

Кроме того, в среднем течении Рейн протекает по узкой извилистой долине, что сильно затрудняет защиту реки. Только в нижнем течении, после Бонна, Рейн становится относительно широким, но его ширина не идет в сравнение с шириной таких рек, как Висла, Днепр, Дон. Если Гитлер рассматривал Рейн в качестве последней преграды, то еще в 1943 году должен был отдать приказ о строительстве укреплений на восточном берегу Рейна. Ничего этого сделано не было. От Карлсруэ до Везеля не было даже полевых укреплений. Оборона Рейна являлась утопической идеей. Вдобавок в этом районе сложились непонятные отношения между властями. В дело были вовлечены местные чиновники, «действующий штаб корпуса» и гауляйтеры расположенных на Рейне провинций.

После длительных переговоров было решено, что по вопросам, связанным с обороной реки, все власти должны подчиняться командованию Западного фронта. Теперь Рундштедт мог, по крайней мере, отдавать распоряжения, хотя ему было предельно ясно, что уже поздно что-либо изменить. Реку разбили на секторы, каждый из которых был закреплен за так называемым «рейнским командиром», определили «укрепленные районы» и сформировали временные части из полицейских, рабочих и «Фолькс-штурма». Началось строительство оборонительных сооружений на самых важных участках рейнского фронта. Позже, когда западные союзники подошли к Рейну, работы по возведению оборонительных сооружений находились в самом зачаточном состоянии; пауза была слишком короткой, и у немцев не хватило времени, чтобы закончить строительство.

В 1944–1945 годах на Западном фронте немецкая армия вела заведомо безнадежную борьбу. Катастрофа принимала угрожающие размеры; Германия испытывала на себе давление и с запада, и с востока. Русские все ближе подходили к восточной немецкой границе. Армии союзников, двигавшиеся с юга на север Италии, подходили к долине реки По и Альпам, а в это же время армии союзников с запада надвигались на западную немецкую границу. Воздушному флоту союзников становилось все легче и легче с четырех сторон наносить удары по постоянно сужающейся территории, занимаемой германскими армиями. Положение ухудшалось с каждым днем; все труднее становилось перебрасывать силы с фронта на фронт. Массированным воздушным атакам противника подвергались промышленные предприятия, железные дороги и города Германии.

Тяготы и страдания не смогли сломить моральный дух немецкого народа. Люди продолжали упорно сопротивляться. У меня нет возможности подробно описать последние, полные драматизма месяцы, проведенные Рундштедтом на Западном фронте. Я остановлюсь только на основных событиях.

В сентябре 1944 года возобновилась борьба на объединенном Западном фронте. Злосчастный приказ Верховного командования об удержании каждого метра земли, на который ступила нога немецкого солдата, привел к тяжелым последствиям, сказавшимся на флангах Западного фронта. 15-я армия попала в сложное положение в Южной Голландии и Северной Бельгии. В последний момент пришел приказ, разрешивший отступить за Шельду.

Группа армий «Б», по крайней мере, справилась с трудностями по формированию более или менее сомкнутого фронта для удержания Голландии. На юге Верховное командование требовало удерживать Везель и Безансон. Ослабленная 19-я армия была окружена уже с трех сторон. Если бы она в срочном порядке не отступила, то, вероятно, была бы отрезана западнее Бельфора и не смогла пройти через Бургундию к Верхнему Эльзасу. Возникшая ситуация удивительным образом напоминала историю с Шербуром в июне 1944 года. Однако тогда в последний момент 19-я армия сумела выпутаться из трудного положения и отступить к Бельфору. Теперь с севера она примыкала к 1-й армии, а на юге опиралась на швейцарскую границу.

Несмотря на разноречивые распоряжения штаба вермахта, Рундштедту все-таки удалось сформировать более или менее сомкнутый фронт. Он предполагал, что с минуты на минуту противник прорвет эту слабую фронтовую линию. Что представлял собой этот «фронт»? В основном он состоял из тех самых частей, которые участвовали в боевых действиях с начала вторжения союзников, то есть с 6 июня. В распоряжении Рундштедта осталось незначительное количество дивизий. Непрерывно атакуемые с воздуха, преследуемые моторизованными армиями противника, немецкие пехотные дивизии постепенно отступали на восток. Под ударами превосходящих сил противника эти формирования несли огромные потери. Численность многих дивизий упала до нескольких тысяч человек, но даже эти части продолжали храбро сражаться с наступающим противником.

Парашютные дивизии все еще сохраняли высокую боеспособность, и оставалось несколько танковых дивизий, которые можно было вызвать в качестве «пожарных команд». Но даже самые сильные дивизии имели порядка 40–50 танков. Итак, на различных участках фронта стали появляться признаки распада.

Почему западные союзники вовремя не воспользовались этой благоприятной возможностью? Они могли одним сокрушительным ударом, не встретив серьезного сопротивления, прорвать тонкий немецкий фронт. Рундштедт предполагал, что англо-американские войска перейдут в решительное наступление в северо-восточном направлении, через Ахен–Рур на Берлин. Он был поражен, что противник опять дал ему время упрочить позиции на западной немецкой границе. Вероятно, у западных лидеров были на то свои причины. Они могли считать, что не так-то легко будет прорваться через такую преграду, как «Западный вал». А может, союзники считали, что немецкая армия распадется, как только они ступят на землю Германии. Вполне вероятно, что причиной паузы послужили неожиданно возникшие трудности, связанные с поставками, особенно для моторизованных формирований. В то время командование Западного фронта терялось в догадках относительно предоставленной западными державами «форы», но в 1944 году немцы не могли догадаться об истинных причинах, которыми руководствовались союзники.

В целом период с сентября до начала октября стал периодом укрепления Западного германского фронта. Рундштедт, обеспокоенный положением на своем огромном фронте, протянувшемся от Северного моря до швейцарской границы, тем не менее никогда не терял из виду общую ситуацию. Даже если удастся удержать Западный фронт, могут рухнуть Восточный, Юго-Восточный и Южный фронты. Шло последнее сражение вокруг гигантской крепости под названием «Германия».

Перед началом вторжения, по данным немецкой разведки, в Англии насчитывалось порядка восьми-девяти воздушных дивизий. Примерно половина этих дивизий была задействована в Нормандии. А где же затерялась оставшаяся половина? Во время отступления из Франции Верховное командование Германии предполагало, что союзники будут использовать большие стратегические воздушные формирования в тылу отступающих немецких армий.

Командование Западного фронта, считая само собой разумеющимся, что союзники произведут воздушную высадку на важных участках фронта или у Бельфора, были готовы ввести в бой отступающие немецкие армии. В середине сентября командование Западного фронта пришло к выводу, что британцы и канадцы готовятся перейти в наступление в нижнем течении Рейна. Благодаря перехваченным радиограммам противника стало известно, что союзники провели аэрофотосъемку Рейна. По расчетам командования, противник должен был высадиться между Эммерихом и Арнемом, то есть в зоне действия первой парашютной армии.

Ожидаемое событие произошло 17 сентября. Был прекрасный солнечный день, к тому же воскресенье, когда, исходя из военного опыта, обязательно что-то происходит. Ранним утром в районе штаба группы армий «Б» появились первые парашютисты.

Область высадки парашютно-десантных войск охватывала Арнем, Клеве, Эйндховен, Тил. Но где же та стратегическая высадка севернее низовьев Рейна, которую ждали немцы? По мнению Рундштедта, высадка имела смысл только в том случае, если она преследовала стратегические цели, то есть захват укрепленных позиций на Рейне, или если за высадкой с воздуха следует мощное наступление 21-й британской армейской группы. В этой зоне у немцев не было значительных резервов. Только 1-я немецкая парашютная армия, поскольку 15-я армия была еще занята в устье Шельды. Времени на подготовку не было. В зону высадки подтянули формирования 15-й армии и подразделения из числа находившихся в распоряжении главнокомандующего вермахта в Голландии.

Рундштедт был доволен, что ближе всех к зоне высадки оказался Модель, изобретательный, энергичный, всегда сохранявший спокойствие в кризисных ситуациях. Но на том везение не закончилось. Удалось захватить директивы и распоряжения противника, которые были немедленно переданы командующему первой парашютной армией генерал-полковнику Штуденту. Удивительно, как часто важные документы попадали в руки противников! Понятно, что этот трофей помог немцам принять соответствующие контрмеры.

В течение второй половины дня 17 сентября фельдмаршал Модель и генерал-полковник Штудент скоординировали свои действия и были готовы вступить в бой с десантом противника. Вечером 17 сентября Верховное командование еще не до конца разобралось в сложившейся ситуации. Зона высадки охватывала обширную территорию, и британские десантные группы находились на значительном расстоянии одна от другой. 2-я британская армия вопреки ожиданиям не реализовала план наступления. По оценке командования Западного фронта, 2-я британская армия состояла из шести-семи пехотных дивизий, четырех-пяти бронетанковых дивизий и нескольких бронетанковых бригад. Эта армия должна была перейти в наступление на Рейне между Везелем и Арнемом. По счастью, 2-й танковый корпус СС, в который входили 9-я и 10-я танковые дивизии СС, находился севернее Арнема. Эти подразделения понесли серьезные потери и готовились для отправки в Германию. Их в срочном порядке вернули прямо с железнодорожной станции.

18 сентября 2-я британская армия перешла в наступление. Британские танки подошли к Эйндховену и вошли в контакт с высадившимся с воздуха десантом. В тот же день последовали высадки севернее Арнема, где появились 1-я британская, 82-я и 101-я американские воздушно-десантные дивизии. Согласно донесениям агентуры, к операции также подключилась польская бригада. На протяжении нескольких дней шли тяжелые бои. 23 сентября союзники осуществили высадку в районе Нимвегена^[43].

Бои продолжались до 26 сентября.

2-я британская армия успешно продвигалась к нижнему течению Рейна. Было неясно, получила ли она приказ дойти до Рейна и подготовиться к дальнейшему наступлению или собиралась с ходу пробиться через Рейн. В тяжелейшей борьбе немцам удалось справиться с 1-й британской воздушно-десантной дивизией и удержать позиции в районе Арнема. Обе стороны понесли тяжелые потери. С 17 по 26 сентября немецкие потери составили 3 тысячи человек; треть убитых, две трети раненых. Эти цифры, безусловно, говорят о том, с какой самоотверженностью, несмотря на безнадежное положение, продолжали сражаться немецкие солдаты.

По мнению Рундштедта, в стратегическом отношении одержанная победа не имела решающего значения. По данным немецкой разведки, у противника имелось порядка семи-восьми воздушно-десантных дивизий и в конце сентября 1944 года еще две американские дивизии, находившиеся в Англии, были готовы принять участие в боевых действиях. Рундштедт считал, что высадка союзников осенью 1944 года оказала бы решающее влияние на дальнейший ход войны, если бы проходила одновременно с наступлением союзнических армий. Но как трудно угадать истинные намерения противника, даже исходя из опыта прошлых войн! Как правило, враг оказывается сильнее, чем можно предположить. Тем не менее сентябрьские бои доказали, что даже ослабленные немецкие войска по-прежнему способны на действенное сопротивление отборным частям противника и первоклассным военно-воздушным формированиям. Даже явное превосходство союзников в воздухе и на земле не смогло сломить боевой дух немецких солдат.

Верховное командование вермахта все еще вынашивало планы в отношении повторных наступательных операций на Западном фронте. По мнению высших чинов, с помощью контрнаступления можно было вернуть оставленные позиции. В сентябре западнее Саарбурга была сформирована 5-я танковая армия под командованием энергичного и изобретательного молодого генерала фон Мантейфеля. Это не решало проблемы, поскольку многие танки требовали серьезного ремонта. Испытанная в боях, но сильно ослабленная 11-я танковая дивизия тоже должна была принять участие в наступлении на Западном фронте. По мысли Гитлера и его советников, немецкая танковая армия должна была начать наступление в направлении Нанси и, выйдя к Мозелю, глубоко вклиниться в американские формирования. Мнение Рундштедта не совпадало с мнением Верховного командования. Он хотел использовать 5-ю танковую армию с единственной целью: перекрыть образовавшийся разрыв между 1-й и 19-й армиями. Рундштедт видел задачу танковой армии в том, чтобы избежать стратегического прорыва противника в направлении Саарской области. Как только эта задача будет успешно решена, танковая армия Мантейфеля, по мнению главнокомандующего германскими войсками Запада, должна быть переброшена на север, где группа армий «Б» вела тяжелые бои за важный в стратегическом отношении район Ахена.

17 сентября Мантейфель получил подробные распоряжения. До середины октября шли бои с переменным успехом. Этот период можно поделить на три фазы. Первая фаза: наступление южнее канала Марна–Рейн для восстановления контакта между 1-й и 19-й армиями у Люневиля. Между этими армиями образовался большой разрыв, от верховьев реки Сей до Баккара. Однако, несмотря на искусное командование Мантейфеля, его армия не могла полностью перекрыть этот разрыв.

Вторая фаза: восстановление утраченных позиций на восточной части Западного фронта. Завязались бои северо-восточнее Люневиля. 5-й танковой армии удалось предотвратить ожидавшийся прорыв противника.

На третьей стадии предполагалось добиться выравнивания фронта между 1-й и 19-й армиями от Баккара до Люневиля. Этого сделать не удалось. Однако армии Мантейфеля удалось хотя бы восстановить фронтовую линию на южном участке Западного фронта.

В середине сентября начался вывод 5-й танковой армии. Она двинулась к Ахену, где группа армий «Б» под командованием Моделя вела ожесточенные бои с противником. Начался новый период войны на Западном фронте, который продемонстрировал растущую нервозность Верховного командования Германии.

Не посоветовавшись с Рундштедтом, Гитлер отправил в отставку командующих, ответственно относившихся к своим обязанностям, и назначил на их места других, которые, как он надеялся, больше соответствуют сложившейся безвыходной ситуации. В конце сентября был отправлен в отставку командующий группой армий «Г» генерал-полковник Блашковиц, и его место занял молодой генерал танковых войск Бальк, воевавший ранее на Восточном фронте. Гитлер рассчитывал, что переведенные с Восточного фронта генералы смогут привести войска Западного фронта к победному финалу.

Гитлер все еще не мог понять, что даже самые смелые генералы с Восточного фронта не в состоянии переломить ситуацию на Западном фронте в силу абсолютного превосходства противника в воздухе и огромного преимущества в людских и материальных ресурсах. Генерал-полковник Блашковиц был способным командующим, и Рундштедт очень сожалел, узнав о его отставке. Нового командующего хорошо знали на Восточном фронте; его считали энергичным и многообещающим командиром, но на Западном фронте о нем ничего не было известно.

Еще в начале сентября 1944 года Рундштедт, принимая командование германскими войсками Запада, придавал особое значение Ахену. Он считал, что союзники проникнут в Северную Германию через Ахен и Рур. Несмотря на то что действия противника не совпадали с мнением главнокомандующего, Ахен приобретал все более важное значение в качестве «фокальной точки» Западного фронта.

«Сражение при Ахене» можно разделить на несколько этапов. В этой битве немецкие войска в очередной раз смогли продемонстрировать свои потенциальные возможности.

Немецкая армия после тяжелых, непрерывных боев, длившихся с 6 июня до середины сентября, понесла значительные потери. При этом следует помнить, что союзники имели возможность восстановить силы за счет имевшихся у них в наличии людских и материальных ресурсов. Можно предположить, что в той безнадежной ситуации, которую каждый солдат прочувствовал на собственной шкуре, немецкий фронт должен был рухнуть, как это произошло в 1918 году. Дефицит людских и материальных ресурсов производил сокрушительное воздействие на моральный дух солдат. Армии Эйзенхауэра и Монтгомери победной поступью двигались к немецкой границе. Они ощущали свое превосходство и понимали, что победа не за горами.

В отличие от союзников немецкие войска и их командующие потеряли всякую надежду. Действительно, каким должно было быть настроение на фронте, если враг пересек границу Германии и сражается на родной земле немецких солдат? Невероятно, но факт: немецкие войска, сплотившись в этой, казалось бы, безнадежной ситуации, сражались так же упорно, как во время боев в Нормандии. Мне могут возразить, что ни один солдат не рискнет выйти из борьбы, когда страной управляет диктатор. Но диктатура затрагивает в первую очередь командующих, а не войска. Система, существовавшая в 1944 году, ничем не отличалась от системы времен Первой мировой войны. Рундштедт с полной уверенностью утверждал, что немецкий солдат образца 1944– 1945 годов был сильнее духом, моральным и боевым, и верой, чем его собрат в 1918 году. Если бы миллионы солдат захотели поднять бунт, то их бы не смогла остановить никакая «полицейская система». Они могли просто выйти из-под контроля. Однако этого не произошло. Храбрые немецкие солдаты продолжали сражаться, и не было и в помине случаев неповиновения офицерам, как в 1918 году во время подготовки к отступлению. Солдаты демонстрировали полное подчинение офицерам во время сражения при Ахене и наступления в Арденнах.

Начало тяжелых боев при Ахене совпало с подъемом морального духа немецкой армии. Бои при Ахене несли на себе печать тяжелых сражений времен Первой мировой войны. Скоординированный огонь тяжелых орудий и интенсивная бомбардировка невольно наводили на воспоминания о Верденской операции и битве на Сомме в 1916 году. Однако в 1944 году артиллерия оказала серьезную поддержку немецким танкам и позволила пехоте успешно отражать атаки противника.

За несколько дней союзники легко проломили «Западный вал» в нескольких местах, как когда-то это сделали немцы – только в противоположном направлении. Перед 1-й американской армией была поставлена задача прорваться через Ахен к Руру. Противник признал стратегическую значимость Ахена, и Рундштедт должен был сорвать план союзников. Ахен являлся только тактическим компонентом генерального оперативного плана, затрагивавшего область Ахен–Гельзенкирхен–Эйпен.

Бои за Ахен, начавшиеся в сентябре, закончились в декабре 1944 года. Это была «крупная операция», сравнимая со сражениями времен Первой мировой войны, Верденской операцией 1916 года и Фландрским сражением 1914 года. Недели ожесточенных боев сменялись относительно спокойными днями. Немцы разделили этот период на три этапа: первое, второе и третье сражение у Ахена. Союзники обозначили этапы как «наступление на линию Зигфрида», «наступление на Ахен» и «наступление на реку Рур». Первый этап продолжался с 4 по 23 сентября; второй – со 2 по 22 октября; третий – со 2 ноября до середины декабря. Первый этап проходил у «Западного вала»; второй принес потерю Ахена; третий увидел победу союзников на Руре.

На первом этапе 1-я американская армия сумела выйти к «Западному валу» между Ахеном и Гельзенкирхеном и прорвала немецкую оборону в нескольких местах, в частности юго-восточнее Ахена. На втором этапе Ахен пал, и американцы смогли выйти на линию Штольберг–Гельзенкирхен. И наконец, на третьем этапе западные державы вышли к Руру между Дюреном и Линихом. В бой постепенно вступила 9-я британская армия.

Гитлер страшно не хотел, чтобы Ахен был захвачен противником; он считал делом чести отстоять этот город. Ахен являлся важным транспортным узлом, но все-таки не таким стратегически важным объектом, как прилегающая к нему область. Союзники наступали в направлении Рура, а все дело в том, что восточнее Рура простиралась территория, идеально подходящая для использования танков. Стоит танкам пересечь Рур, и их уже будет не остановить.

В этой «затянувшейся» борьбе уже можно было разглядеть признаки наступления в Арденнах. Американцы перешли в наступление от Ахена в восточном и северо-восточном направлениях. К концу третьего этапа «боев за Ахен» фронт шел в северо-западном направлении до плотин в нижнем течении Рура, по реке через Дюре–Юлих–Линих, а затем поворачивал на запад, обратно к Гельзенкирхену.

Взгляните на карту. Вероятно, «выступ», выпирающий в восточном направлении, навел Гитлера на мысль прорвать его с юга и, одновременно наступая с севера, взять противника в тиски.

Американское командование сильно рисковало, оставив оборонять приблизительно 120-километровый фронт только четыре дивизии. Должно быть, именно это подвигло Гитлера отдать приказ о наступлении через Арденны.

Давайте подробнее остановимся на последней попытке Гитлера перехватить инициативу. Пропаганда назвала эту операцию «наступление Рундштедта». Вот вам лишнее доказательство того, как легко принимаются на веру пропагандистские лозунги. В начале сентября 1944 года, принимая командование германскими войсками Запада, Рундштедт рассчитывал вести оборонительную войну. Именно он тогда внес предложение быстро, без ненужной борьбы отвести всю немецкую армию к «Западному валу» и сформировать там устойчивый фронт. За этим фронтом он надеялся собрать все имеющиеся в распоряжении танковые силы, чтобы иметь большой стратегический резерв. Он имел в виду возможность союзников начать наступление и не собирался бросать свои армии в бессмысленную атаку.

«Арденнское наступление» сыграло особую роль и в Германии, и за границей, но мне хотелось в первую очередь остановиться на том, какие мысли роились в голове Гитлера. Уже в августе 1944 года, во время боев в Нормандии, Гитлер был захвачен идеей перейти в наступление на Западном фронте любой ценой. В начале октября после долгих дискуссий в штабе Гитлера выбор пал на Арденны. Поначалу ни Рундштедта, ни Моделя не поставили в известность о намечающемся наступлении. Мало того, в дальнейшем Рундштедту и Моделю намеренно не сообщали о некоторых моментах, связанных с наступлением, сохраняя план в полной секретности.

Генерал-полковник Йодль представил пять вариантов наступления:

1) наступление из Венло на Мёзе в западном направлении к Антверпену;

2) нанесение удара с севера Люксембурга в северо-западном направлении и одновременно наступление от Ахена в северо-западном направлении, чтобы захватить противника в клещи;

3) наступление из центра Люксембурга и Меца до Лонгви;

4) наступление от Меца и Баккара до Нанси;

5) наступление из Эпиналя и Монбельяра на Везуль.

Гитлер обсудил эти предложения с ближайшими советниками и отклонил третье, четвертое и пятое. По общему мнению, принимая то или иное решение, Гитлер зачастую руководствовался инстинктом. Итак, после совещания с ближайшими соратниками в октябре 1944 года Гитлер принял решение приступить к детальной разработке «Арденнской операции». Вот тогда-то Рундштедт и Модель были проинформированы о готовящемся наступлении, но только в общих чертах. Союзники захватили большое количество документов, касающихся плана наступления через Арденны. Эти документы свидетельствуют о том, что первоначальная идея о проведении операции принадлежит Гитлеру, который отдал приказ своему штабу детально проработать план наступления на Западном фронте и только после этого разрешил проинформировать о существовании плана Рундштедта. Арденнская операция тесно связывается с именем Рундштедта, хотя в действительности он, в соответствии с полученным приказом, только приводил в исполнение план наступления.

Какими же причинами руководствовался Гитлер, предпринимая наступление на Западном фронте?

1. Он полагал, что сумеет застать противника врасплох, в момент, когда американцы, располагая незначительными силами, меньше всего ожидали нападения.

2. Он надеялся поднять моральный дух немецкого народа, который с растущей тревогой следил за приближением вражеских армий с запада и востока.

3. Он рассчитывал выиграть время, чтобы успеть разработать новое оружие и пустить его в дело.

4. Он понимал, что угрожающее положение создалось и на Западном, и на Восточном фронтах, однако на Восточном фронте сдержать наступление советских войск уже было невозможно.

Западный фронт был значительно меньше Восточного, и армии союзников не шли ни в какое сравнение с огромными армиями русских. Гитлер надеялся привести союзников в смятение. Наступление должно было явиться для них полной неожиданностью. Объектом наступления стал Антверпен, именно поэтому выбор был сделан в пользу «Арденнской операции».

Рундштедт впервые узнал о решении Гитлера начать большое наступление на Западном фронте в конце октября 1944 года. Тогда же об этом узнал и командующий группой армий «Б» Модель. До этого момента план держался в тайне по вполне понятной причине. В высших сферах были уверены, что командующие Западным фронтом будут категорически против подобного шага. Командование Западного фронта получило первый приказ о наступлении в конце октября, с жесткой формулировкой: «Цель, боевое распределение и объект наступления не обсуждаются».

С военной точки зрения Гитлер предложил смелый план. Если бы наступление оказалось успешным, фюрер стал бы спасителем. В случае неудачи виновником оказался бы Рундштедт. Оба фельдмаршала, Рундштедт и Модель, были неприятно удивлены, получив «окончательный приказ, который не подлежал обсуждению», с детальным руководством к действию. Известно, что командующие собирались использовать имеющиеся в их распоряжении силы исключительно в целях стратегической обороны, мобильной, в сочетании с локальными атаками.

Теперь Рундштедту предстояло решить две задачи. С одной стороны, он должен был любой ценой удерживать Западный фронт, с другой – в соответствии с приказом Гитлера, вести активную подготовку к большому наступлению.

20 октября 1944 года Гитлер приказал Рундштедту и Моделю явиться в его штаб на совещание. Затем этот приказ отменили, договорившись, что к Гитлеру приедут начальники штабов. Вернувшись 26 октября, начальники штабов сообщили своим командующим удивительную новость: уже подготовлен план и дана установка на проведение «гитлеровского наступления». Оба руководителя штабов, Вестфаль (командование Западного фронта) и Кребс (группа армий «Б»), прибыв в Ставку фюрера, первым делом подписались под обязательством хранить тайну. После этого они получили информацию относительно готовящегося наступления. Заканчивая совещание, Гитлер заявил, что только наступление может коренным образом изменить ситуацию на Западном фронте. После чего начальникам штабов вручили списки резервов, которые поступят в их распоряжение. Объектом наступления был назван Антверпен. Гитлер не случайно выбрал вариант наступления через Арденны. Он надеялся в ходе операции отрезать американские войска от британских^[44].

Понимая, что его приказ вызовет возражения фельдмаршалов, Гитлер, презрев существовавшие традиции, не стал заранее обсуждать с Рундштедтом и Роммелем план наступления. Гитлер делал ставку на 3 тысячи истребителей JG, которые будут задействованы в наступлении, но поскольку не был уверен в точном количестве, то упомянул о полутора тысячах JG, из которых порядка восьмисот находились в боевой готовности, включая сотню реактивных самолетов последней модели. Был сделан запас топлива более 3 миллионов галлонов.

Штаб 3-й группы армий расположится в северном секторе Западного фронта. В соответствии с приказом непосредственно в наступление перейдет группа армий Моделя. Когда генерал Вестфаль, начальник штаба Рундштедта, изложил полученную в штабе фюрера информацию, фельдмаршал примерно так отреагировал на его доклад:

«Я доволен, что наконец-то мы получим подкрепление. Однако еще много воды утечет до начала этого предписанного нам наступления. Могу сказать, что нам не удастся дойти до такой далекой цели, как Антверпен. Слишком растянуты фланги у атакующего клина, и слишком мало дивизий, которые могли бы прикрывать фланги.

Если даже Модель продвинется только до Мёза, то фронтовая линия выгнется в западном направлении и для ее удержания потребуются значительные силы. По моему мнению, следует найти цель, не требующую таких грандиозных усилий, чтобы без особого риска можно было бы уничтожить мощные силы противника. Если посмотреть в лицо действительности, то планирование этого наступления кажется мне провальной затеей».

С конца октября началась подготовка к предстоящему наступлению. Я не ставил себе задачей, да у меня и нет такой возможности, в одной книге детально описать весь ход подготовки с упоминанием всех приказов, пояснений и изменений к первоначальному плану.

В начале ноября 1944 года из Ставки Гитлера был получен проект оперативного плана, составленный штабом Верховного командования вермахта. Рундштедт направил этот основополагающий документ Моделю. Примечательно, что Модель был полностью согласен с мнением Рундштедта, который считал, что план операции излишне амбициозен.

Поскольку общая ситуация на Западном и Восточном фронтах ухудшалась день ото дня, Гитлер стремился как можно раньше начать наступление, пока еще держатся оборонительные линии, а именно – 25 ноября 1944 года. Однако дата наступления постоянно откладывалась, но в конечном итоге Гитлер остановился на 16 декабря.

На протяжении ноября Рундштедт и Модель пытались убедить Гитлера немного ограничить задачу. Началось перетягивание каната между сторонниками «большого» и «малого» наступления. Сторонник «малого» наступления, Рундштедт предлагал дойти до Мёза, повернуть в северо-западном направлении и отрезать американский фронт на Руре. Гитлер отклонил предложение фельдмаршала, назвав его «полумерой». Фюрер отказывался от всех предложений, идущих вразрез с его идеей «большого» наступления. После тщательного изучения документов, относящихся к этому периоду, невольно приходишь к выводу, что Гитлер, по всей видимости, находил в этом наступлении аналогии с большим наступлением времен Первой мировой войны – мартовским наступлением 1918 года.

Если свою роль сыграли эти соображения, то в данном случае сравнение неуместно. В 1918 году Германия, заключив с Россией Брестский мир, могла сконцентрировать на Западном фронте почти все имеющиеся в наличии силы. В то время у Германии было намного больше дивизий, артиллерии и резервов. Америка только начинала накапливать огромный потенциал. В 1918 году Западный фронт не был так растянут, как в 1944 году. Военно-воздушные силы противников не достигли еще такой разрушительной мощи. И наконец, такие люди, как Гинденбург и Людендорф, гораздо лучше, чем Гитлер, разбирались в искусстве ведения войны.

В 1918 году целью наступления был Амьен, ставилась задача отрезать французов от британцев. От отправной точки, Сен-Квентина, до Амьена было всего 80 километров по прямой, и фланги были намного короче. В 1944 году до Антверпена было 150 километров. В 1918 году наступление началось в середине марта и проходило по сравнительно удобной территории. В 1944 году операция началась в декабре, в условиях обледенелых горных дорог.

В 1918 году немецкая армия оставалась еще не побежденной, удерживала завоеванные позиции и к тому моменту испытала совсем немного неудач. Армия основательно подготовилась к прорыву. Тем не менее случилась осечка; германские войска не достигли намеченной цели, Амьена. При сравнении ситуации в 1918-м и 1944 годах становится ясно, что для немцев условия в период Первой мировой войны были намного более благоприятны, чем в 1944 году.

Непосредственно перед началом наступления произошла встреча Гитлера и Рундштедта, и Гитлер в ответ на возражения Рундштедта заявил: «Я полагаю, что могу судить об этом лучше, чем вы, фельдмаршал. Я прибыл сюда, чтобы помочь вам». Рундштедт развернулся и молча вышел.

В наступлении в основном участвовали две танковые и одна пехотная армии. Справа, с севера, 6-я танковая армия СС (четыре танковые и одна пехотная дивизии) под командованием Дитриха начинала наступление на Антверпен из области, расположенной южнее Ахена. Справа, с юга, 5-я танковая армия Мантейфеля (четыре танковые и три пехотные дивизии) должна была наступать на Антверпен через Намюр–Брюссель. 7-я армия, состоявшая всего из шести пехотных и одной танковой дивизий, должна была двинуться в южном направлении. Вот такой была расстановка немецких сил в декабре 1944 года. Разве столь незначительные силы могли добраться до такой далекой цели, как Антверпен, да еще зимой по обледенелым дорогам?

Вторая волна наступления с севера, из района южнее Рурмонда, должна была, в соответствии с планом Рундштедта, выполняться XII армейским корпусом СС. Этот корпус состоял из 59-й, 176-й, 183-й пехотных дивизий и 9-й и 15-й танковых дивизий. Он должен был наступать в направлении Маастрихта, но Гитлер отказался от второй наступательной волны. По приказу Гитлера танковые дивизии XII корпуса приняли участие в Арденнской операции.

Наступление немецких армий, начавшееся 16 декабря, произвело ошеломляющее впечатление на противника. Союзники даже предположить не могли, что обессиленная немецкая армия рискнет перейти в наступление. Не меньше противника были удивлены немецкие солдаты; планы наступления держались в тайне до последнего момента. Как обычно бывает в таких случаях, первые часы и дни наступления принесли успех нападавшим, но постепенно ситуация менялась, наступление стало тормозиться и, наконец, «умерло с голода». Американцы быстро оправились от первого шока и предприняли энергичные контрмеры. Крупные силы союзников перешли в наступление против 7-й немецкой армии и нанесли успешный контрудар.

Слишком скоро сбылось предсказание Рундштедта; немцев атаковали уже с трех сторон. «Гитлеровское наступление» очень быстро превратилось в «гитлеровскую оборону». Немцы оказались в Арденнах в опасном положении. Гитлер не желал признать, что его план провалился, а потому долго не соглашался на предложение Рундштедта прервать наступление, отвести войска и спрямить фронт. Каковы же последствия этого поражения? Огромные потери привели к ослаблению последних оборонительных рубежей Западного фронта. Исчезла тайная надежда на то, что немцы еще смогут оказать сопротивление союзникам.

Тем не менее на Западном фронте продолжались бои за Рур, Рейн, Эльбу. Немцы храбро сражались с противником, но уже не верили в возможность победы.

Глава 14

Неизбежный конец

Зимой 1944/45 года по всему Западному фронту с переменным успехом велись тяжелые бои. Высшее командование претерпело значительные изменения. Генерал-полковник Бальк был освобожден от должности командующего группой армий «Г», дислоцировавшейся в Эльзасе, и его место, по указанию Гитлера, занял партийный лидер, руководитель СС Генрих Гиммлер. Однако Гиммлер не долго продержался на этой должности, вскоре командование группой армий «Г» принял на себя Блашковиц. Шли постоянные замены командного состава армии. Теперь не оставалось ничего другого, как сдаваться!

Союзники все ближе подступали к Германии с запада, юго-востока и юга. Объединенные военно-воздушные силы союзников подвергали массированным атакам и территории, занятые германскими войсками, и саму Германию. Зимой 1944/45 года на Западном фронте находились три группы армий под командованием Рундштедта: на севере – резервная группа армий (сначала под командованием генерал-полковника Штудента, позже под командованием Блашковица); в центре (основной фронт) – группа армий «Б» под командованием фельдмаршала Моделя; на юге – группа армий «Г», командующие которой постоянно менялись.

В середине января 1945 года на Восточный фронт в срочном порядке потребовалось отправить подкрепление. Где его можно было найти? Конечно, на Западном фронте. В результате 6-я танковая армия под командованием Дитриха была отправлена на Восточный фронт. Ослабление Западного фронта должно было привлечь пристальное внимание союзников. С середины января Рундштедт ежедневно ожидал массированного наступления союзников по всему Западному фронту, считая, что в первую очередь противник двинется к Рейну. Рундштедт был уверен, что пионером окажется 21-я британская армейская группа под командованием фельдмаршала Монтгомери.

По сравнению с американцами, которые вели непрерывные, тяжелые бои, британцы имели относительно долгую передышку. Рундштедт ждал наступления британцев по обе стороны Венло на Мёзе. Это наступление могло начаться только после того, как американцы отрежут немецкие резервные армии на севере.

8 февраля британцы перешли в наступление. 1-я канадская армия прорвалась в район Клеве. Между Мёзом и Рейном завязались ожесточенные бои между британско-канадскими силами и 1-й немецкой парашютной армией. Противник медленно, но неуклонно продвигался вперед. Союзникам потребовалось несколько дней, чтобы отбросить храбро защищавшуюся немецкую армию за Рейн, в район между Везелем и Эммерихом.

Опасения Рундштедта относительно британского наступления в районе Венло, к счастью, не оправдались. Рундштедт побывал на поле боя парашютной армии и убедился, насколько упорную борьбу в районе Гоха вел XXXXVII танковый корпус. Положение на южном фланге 1-й парашютной армии становилось все более угрожающим. Если американские части подключатся к британско-канадским силам, то ситуация станет уже не просто опасной, а чрезвычайно опасной.

23 февраля американцы перешли в наступление на Рейн на участке Кельн–Дюссельдорф и 25 февраля прорвали немецкую оборону. За несколько дней американцы и британцы подошли к Рейну, и теперь немцы могли позволить себе короткую передышку, пока противник будет готовиться к переправе через Рейн. Но наступление не заставило себя ждать; на восточном берегу практически не было оборонительных сооружений.

К северу от Мозеля между Руром и Рейном с переменным успехом продолжались бои. Союзники медленно теснили немецкий фронт, гораздо медленнее, чем во время боевых действий во Франции. 10 марта первые части парашютной армии без потерь отступили за Рейн в районе Везеля. Американцы нанесли основной удар по немецкому фронту в районе Дюрена и продолжили наступление в направлении Бонна, Кельна и Дюссельдорфа, оттесняя первую парашютную армию к Крефельду. 1 марта немецкий фронт располагался на линии Трир–Прюм–река Эрфт–Венло–Гельдерн–Эммерих.

Через небольшое местечко на среднем Рейне южнее Бонна проходил железнодорожный мост. Гитлер ухватился за мысль любой ценой удержать этот мост. Ведь если союзная авиация разрушит мосты через Рейн или бронетанковые части союзников прорвут ночью слабый немецкий фронт и захватят мосты, тогда даже остатки немецких армий не смогут вернуться назад.

Мосты, конечно, охранялись, однако что это была за защита?! За каждый мост отвечал комендант, но разве мог он что-то сделать в случае танковой атаки и бомбардировки с воздуха? Труднее всего было принять решение о подрыве мостов. Никто не мог подсказать коменданту, когда следует взорвать мост, чтобы им не смог воспользоваться враг. Но как мог любой из комендантов оценить общую ситуацию? Он знал только одно – в случае танковой атаки он должен взорвать мост, а если он этого не сделает, то мост окажется в руках врага.

Именно это и произошло с железнодорожным мостом, расположенным южнее Бонна, 6 или 7 марта 1945 года. Даже сегодня не совсем ясно, почему комендант не сумел взорвать этот важный мост через Рейн. В результате американские бронетанковые части смогли спокойно проехать по мосту на другой берег Рейна. Неизвестно, то ли не сработали детонаторы, а может, в это время по мосту еще отступали немецкие войска и двигалось гражданское население. В любом случае американцы захватили мост. Известие об этом инциденте привело Гитлера в неописуемую ярость. Он немедленно собрал военно-полевой суд. Приговор в отношении виновных был тут же приведен в исполнение. Ходили слухи о саботаже, но, как бы там ни было, факт остается фактом: мост был захвачен американцами.

Из-за печально известного приказа Гитлера, фанатично требовавшего удерживать каждый метр земли, немецкий фронт к югу от Мозеля постепенно раскалывался. Некоторые части фронта еще оставались в руках вермахта, к примеру 7-й армии на «Западном валу» между Прюмом и Триром, в то время как 15-я армия под напором противника отступала в восточном направлении к Рейну.

Возникали самые неожиданные, порой просто фантастические ситуации, которые находили отражение на картах. Рундштедт лично сообщил Гитлеру о невыносимом положении на Западном фронте, но ни фюрер, ни его советники не считали положение отчаянным.

10 марта 1945 года немецкий фронт проходил от устья Рейна через Эммерих–Везель–Дюссельдорф–Кельн–Бонн–Кобленц, то есть по левому берегу Рейна. От Кобленца фронт резко уходил на юго-запад вдоль Мозеля до Трира. От Трира фронт загибался уже в северо-восточном направлении к Саарбрюкену, вдоль левого берега Рейна, через Страсбург до швейцарской границы.

Эта линия фронта как нельзя лучше демонстрирует, с каким упорством немецкие войска выполняли свой долг даже в самые безнадежные мартовские дни 1945 года. Западные державы не смогли быстро продвинуться, они в тяжелой, напряженной борьбе прокладывали путь к Рейну. Я отметил линию фронта по данным на 10 марта 1945 года, поскольку это был день последней отставки Рундштедта.

10 марта прошел слух об окончательной отставке Рундштедта. Говорили, что его преемником станет фельдмаршал Кессельринг.

Во время наступления в Арденнах Гитлер перевел свой штаб ближе к штабу командования Западного фронта. Впервые между Гитлером и Рундштедтом установился тесный контакт. Теперь Гитлеру пришлось признать, что Рундштедт правильно оценивал положение, и, вероятно, фюрер слышал, как Рундштедт открыто высказывал критические замечания. Между Гитлером и Рундштедтом возникло явное отчуждение. Почти ежедневно происходили стычки между Верховным главнокомандующим вермахтом и главнокомандующим Западным фронтом. Откровенные высказывания Рундштедта вызывали раздражение фюрера.

Положение на Восточном фронте становилось все более угрожающим, и командование Западного фронта было вынуждено отправлять формирования, в основном танковые, на Восточный фронт. В результате Рундштедт потребовал отвести все имеющиеся на Западном фронте силы и сформировать более короткий фронт, а также вывести войска из Голландии. В телеграмме, адресованной лично Гитлеру, Рундштедт просил предоставить свободу действий в проведении боевых операций. Никакой реакции на телеграмму не последовало, а позже пришел приказ: все должно оставаться как есть; сражаться за каждый метр земли.

В феврале 1945 года Рундштедт в донесении Верховному командованию критически отозвался о «Западном вале», назвав его «мышеловкой». Гитлер пришел в бешенство от этого резкого замечания фельдмаршала. Фюрер счел его оскорбительным и заявил, что враг будет трепетать перед этими «укреплениями». Сообщение о положении на Западном фронте, направленное 6 марта начальником штаба Рундштедта генералом Вестфалем Гитлеру в Берлин, только подлило масло в огонь. Вестфаль высказал свое мнение в такой же откровенной форме, как его главнокомандующий. Гитлер пришел в бешенство. Мало того что Гитлера раздражали постоянные разногласия с Рундштедтом, он стал испытывать растущее недоверие к своему фельдмаршалу.

Гитлер прекрасно понимал, что Рундштедт пользуется известностью и уважением не только в Германии, но и за ее пределами. Любовь и уважение, которые испытывали к фельдмаршалу и штабные офицеры, и солдаты, давно были известны фюреру. Вполне возможно, что Гитлер боялся, как бы в этой отчаянной ситуации Рундштедт не захватил власть, чтобы довести дело до логического конца.

Во второй половине февраля 1945 года была перехвачена радиограмма союзников, в которой говорилось, что западные державы примут капитуляцию только от одного человека, а именно от фельдмаршала фон Рундштедта. Это был, безусловно, пропагандистский трюк, и никто всерьез не воспринял сообщение, но оно дошло до Гитлера. Когда Рундштедт узнал об этой радиограмме, он сказал начальнику своего штаба: «Теперь я здесь надолго не задержусь!»

Каждый, кто знал Рундштедта, понимал, что он никогда бы не нарушил воинскую присягу. Но диктатор по своей природе был недоверчив, особенно в такой безнадежной ситуации, какая сложилась в 1945 году. 8 марта последовал звонок. Фельдмаршал Кейтель сообщил Рундштедту, что Гитлер предполагает произвести замены в командовании Западного фронта. 9 марта фельдмаршалу по телефону сообщили, что с 10 марта главнокомандующим германскими войсками на Западном фронте будет фельдмаршал Кессельринг. Рундштедт попрощался со своим штабом, с солдатами. «Теперь уже навсегда!» – подумали все, глядя, как Рундштедт садится в машину.

По приказу Гитлера, который выразил желание встретиться с фельдмаршалом, Рундштедт приехал в Берлин. Встреча была короткой. Гитлер поблагодарил фельдмаршала за службу и наградил его мечами^[45].

Он объяснил Рундштедту, что был вынужден предпринять попытку наступления через Арденны, но, честно говоря, и сам не надеялся на успех. Вот так расстались эти два человека, у которых фактически не было ничего общего. Рундштедт уехал в Бад-Тельц, где оставался до капитуляции Германии. После капитуляции до 1949 года Герд фон Рундштедт находился в английском плену.

После 10 марта 1945 года стремительно развивающиеся события приобрели еще более хаотичный характер. Новый главнокомандующий на Западе не смог улучшить положение, его преследовали неудачи. В конце марта или в апреле в захваченном немцами британском танке был найден документ, в котором говорилось, что в дальнейшем ожидает Германию.

Несмотря на это, войска продолжали оказывать сопротивление, и большинство формирований не сдавалось вплоть до 6 мая 1945 года. Немецкая армия сражалась до официального объявления об окончании войны.

1

Клейст Генрих фон (1777–1811) – немецкий писатель. В канун освободительного движения против наполеоновской Франции Клейст обращается к национальной проблематике: стихи, драма «Битва Германа», воззвание «Катехизис немцев». (Здесь и далее примеч. пер.)

2

Вар – римский политический деятель и полководец. Потерпев сокрушительное поражение в Тевтобургском лесу от германских племен во главе с Арминием, покончил жизнь самоубийством.

3

Дерзкий, наглый (нем.).

4

Озеро Пейпси (Чудско-Псковское озеро, Гдовское) состоит из трех частей: Чудское озеро, Псковское озеро и соединяющий их пролив – Теплое озеро. В 1242 году на льду южной части озера произошла битва русского войска с германскими ливонскими рыцарями.

5

План Шлифена – проект плана стратегического развертывания германской армии и замысел ведения операций в начале войны на два фронта: против Франции и против России. Был сформулирован в памятной записке, составленной в 1905 году начальником Генерального штаба генералом Альфредом фон Шлифеном. Первый удар наносился по Франции основной массой войск (до восьмидесяти процентов всех сухопутных сил), главные силы которых сосредоточивались бы на правом крыле, через нейтральные Бельгию и Люксембург в обход с севера главных сил французской армии; при этом ставилась задача захватить Париж, отбросить французские войска на восток, где их предполагалось окружить и уничтожить. Против России до победы над Францией оставлялся слабый заслон. После разгрома Франции предусматривалась переброска крупных сил к границам России.

6

Эйснер Курт – деятель германского рабочего движения. Журналист. С 1898-го года член Социал-демократической партии. С 1898-го по 1905 год главный редактор центрального органа Социал-демократической партии – газеты «Форвертс». Был близок к ревизионистам. В годы Первой мировой войны занимал антиимпериалистическую позицию. В 1917 году вошел в Независимую социал-демократическую партию Германии. В январе 1918 года возглавил стачку на военных заводах Мюнхена, за что был заключен в тюрьму. В период Ноябрьской революции 1918 года председатель Мюнхенского рабочего, солдатского и крестьянского совета, а затем возглавил республиканское правительство Баварии.

7

Вильсон Томас Вудро был с 1912-го по 1921 год президентом США от Демократической партии. В январе 1918 года Вильсон выдвинул программу мира – так называемые «четырнадцать пунктов»: открытые мирные договоры; полная свобода судоходства («свобода морей»); устранение таможенных барьеров («свобода торговли»); установление гарантий, обеспечивающих сокращение вооружений; урегулирование колониальных вопросов; освобождение Германией всех оккупированных ею территорий России и предоставление России возможности определить свое политическое развитие; освобождение и развитие Бельгии; возвращение Эльзас-Лотарингии Франции, восстановление оккупированных районов Франции; уточнение границ Италии в соответствии с национальным признаком; предоставление народам Австро-Венгрии возможности для автономного развития; освобождение Германией оккупированных территорий Румынии, Сербии, Черногории, предоставление Сербии выхода к морю; предоставление возможности автономного развития инонациональным частям Османской империи, открытие Дарданелл для судов всех стран; создание польского государства; организация Лиги Наций.

Однако результаты Парижской мирной конференции оказались неблагоприятными для Вильсона: Великобритания и Франция сохранили за собой ведущую роль в мировой политике, особенно в европейских делах. Сенат США отказался ратифицировать Версальский мирный договор 1919 года.

8

Троппау – немецкое название города Опава в Чехословакии.

9

Что есть истина? (лат.)

10

Образ жизни, способ существования (лат.) – дипломатический термин, применяемый для обозначения временных или предварительных соглашений, которые впоследствии предполагается заменить другими, более постоянного характера или более подробными.

11

«Польский» или «Данцигский коридор» заканчивался узкой полосой морского побережья в 71 километр; ширина «Польского коридора» не превышала 200 километров (в самом узком месте – 30 километров).

12

Лемберг – немецкое название Львова.

13

Опельн – немецкое название города Ополе.

14

Бреслау – немецкое название города Вроцлав.

15

«Шторьх» – самолет связи, разведчик, корректировщик. Один из наиболее удачных немецких самолетов времен Второй мировой войны. Герхард Физилер спроектировал эту машину как самолет укороченного взлета и посадки и снабдил ее крылом большой подъемной силы. Разбег «Шторьха» составлял всего 65 метров, а пробег после посадки – 22 метра, при встречном ветре 40 километров в час машина могла «зависать» в воздухе без потери управляемости.

16

Рыцарский крест – степень Железного креста.

17

Эйфель – западная часть Рейнских Сланцевых гор.

18

Пфальц – средневековое княжество на юго-западе Германии. В 1814–1815 годах большая часть Пфальца отошла к Баварии, меньшая была разделена между Пруссией, Баденом и Гессен-Дарм-штадтом.

19

При осуществлении «Плана Шлифена» в начале Первой мировой войны германские войска потерпели поражение в Марнском сражении 1914 года.

20

Мёз – французское название реки Маас.

21

Вейган Максим – французский генерал, участник Первой мировой войны, с марта 1918 года начальник штаба Верховного главнокомандующего. С 19 мая 1940 года начальник штаба национальной обороны и Верховный главнокомандующий, один из организаторов капитуляции Франции.

22

Савойя – историческая область на юго-востоке Франции, в Савойских Альпах.

23

Первый в мире зоопарк, в котором для животных воссозданы условия их естественного обитания, Карл Хагенбек, ученый, коммерсант, дрессировщик, основал в 1907 году в Гамбурге; он также организовывал экспедиции, занимался торговлей дикими животными, дрессировкой в созданном им же цирке. Свою жизнь Хагенбек описал в книге «О зверях и людях».

24

Буденный Семен Михайлович – главнокомандующий советскими войсками юго-западного направления с июля по сентябрь 1941 года.

25

С 6 октября 1941 года 1-я танковая группа Клейста стала называться 1-й танковой армией.

26

Во Второй мировой войне в вооруженных силах Великобритании наименование «коммандос» в июне 1940 года было присвоено специальным отрядам, предназначенным для разведывательно-диверсионных действий. Отряды «коммандос» сначала формировались в армии, а с 1942 года также в ВМС.

27

Надзор за ведением фортификационных работ на Западе Гитлер передал члену партии доктору Тодту, который до настоящего времени занимал должность инспектора дорог. Организация Тодта создавалась в расчете на то, чтобы стать инженерной армией, существующей бок о бок с армией саперов.

28

Разделяй и властвуй (лат.).

29

Эйзенхауэр Дуайт – в период Второй мировой войны командовал (с июня 1942 года) американским войсками в Европе, с ноября 1942 года – союзными войсками в Северной Африке и Средиземноморье. С 1943 года – Верховный главнокомандующий экспедиционными силами союзников в Западной Европе; руководил высадкой англо-американских войск на побережье Северо-Западной Франции.

30

Первый среди равных (лат.).

31

Пифия – в Древней Греции жрица-прорицательница, которая в состоянии экстаза изрекала ответы, которые облекались кем-либо из жрецов в стихотворную форму и имели значение пророчеств, данных Аполлоном.

32

Бридо Эжен Мари Луи – французский военный деятель, дивизионный генерал. Сын генерала. Участник Первой мировой войны. С 1938 года начальник кавалерийской школы в Самюре. Участвовал в боях с германскими войсками в 1940 году и в июне был взят в плен. В марте 1941 года согласился сотрудничать с правительством «Виши» и был освобожден. Один из самых прогермански настроенных министров правительства «Виши».

33

Иберийский полуостров – древнее название Пиренейского полуострова.

34

На деле объединить все танковые части в единый бронированный кулак так и не удалось, и деятельность Швеппенбурга ограничивалась решением организационных вопросов.

35

Кестринг Эрнест – бывший военный атташе в Москве.

36

Сложное оптическое явление в атмосфере, состоящее из нескольких форм миражей, при котором отдаленные предметы видны многократно и с разнообразными искажениями (лат.).

37

Смак – рыболовное судно.

38

У ворот (лат.). Выражение «Ганнибал у ворот» принадлежит древнеримскому оратору Цицерону. Он употребил его в одной из своих речей, направленным против Марка Антония, шедшего на Рим для захвата власти. Этим выражением Цицерон напомнил римскому сенату о великом карфагенском полководце, чье имя приводило в ужас римских граждан. С тех пор оно служит напоминанием о смертельной опасности.

39

Способ действия (лат.).

40

Дубовые листья – степень Железного креста.

41

Лангр – плато во Франции, на юго-востоке Парижского бассейна, образует часть водораздела между бассейнами рек Сена и Сона.

42

На территории Голландии Рейн вместе с реками Маас (Мёз) и Шельда образует сложную дельту. Рукава Рейна (основные – Ваал, Лек) часто расположены выше прилегающей низменной равнины и подвержены влиянию морских приливов, которые наблюдаются дважды в сутки и вызывают повышение уровня Рейна на полтора-два метра.

43

Нимвеген – современный Неймеген, Нидерланды.

44

Расчеты Гитлера на перелом в войне проистекали из надежды на раскол антигитлеровской коалиции, на возможный, по его мнению, поворот в политике западных держав.

45

Мечи – степень Железного креста.