Книга: Влюбленная в демона
OCR: Индиль;Spellcheck:tatjana-yurkina
Ф.К. Каст «Влюбленная в демона»: Эксмо, Домино, Москва, Санкт-Петербург, 2010
Оригинальное название: Р.С.Cast«Elphame'sChoice», 2004
ISBN978-5-699-46091-5
Перевод: О. Шаповаловой
Отец Эльфейм — великий шаман кентавров, ее мать —земное воплощение богини Эпоны. Младший брат героини предсказывает ей, что она найдет своего суженого в замке Маккаллан, разрушенном более ста лет назад во время кровопролитной войны. И вот героиня и ее немногочисленные друзья отправляются в далекий путь.Девушка еще не знает, с какими трудностями ей придется столкнуться. Она не представляет, какой выбор ей предстоит сделать. Лишь любовь и доверие помогут Эльфейм остаться в живых.
Впервые на русском языке! От автора культовой серии «Дом ночи».
Моей удивительной дочери Кристин Франсе, которая вносит прекрасную гармонию в наши книги и вдохновила меня на создание Эльфейм.
МОЯ БЛАГОДАРНОСТЬ
Как и всегда, благодарю моего агента и подругу Мередит Бернстайн. Ты заслуживаешь самого огромного спасибо!
Я чрезвычайно признательна моему редактору Мари-Терезе Хасси. Спасибо за поддержку во время выполнения сложной задачи по созданию нового мира.
Спасибо моему папе Дику Касту за бесценную информацию о волках, а также о флоре и фауне в целом. Вообще-то очень здорово, что ты — член стаи!
Я благодарна моей невестке Кэрол Каст, дипломированной медсестре, бакалавру методики ухода за больными, за подробную информацию, касающуюся смертельных ран и трупов. Любые ошибки по поводу жидкостей, имеющихся в теле, — мои и только мои.
Мне также хотелось бы выразить самую сердечную благодарность моим чудесным поклонникам, которые полюбили Партолону много лет назад и до сих пор продолжают требовать все новых и новых историй. Я благодарю вас искренне, от всего сердца!
Начало того дня не предвещало ничего необычного.
Рассвет разгорался, вознося хвалу Эпоне. Богиня так тесно заполняла Этейн, что она все утро ощущала в себе тепло ее присутствия. На сей раз ей представилась возможность ненадолго остаться одной, на время освободившись от обязанностей Воплощения Богини.
Схватки начались как смутное ощущение тревоги. Этейн никак не могла найти удобного положения на мягкой кушетке. Она с нехарактерным для себя раздражением накричала на усердную служанку, которая проверяла, не надо ли подлить в ванну горячей воды. Даже мысль о долгом расслаблении в ванне с водой из минеральных источников не казалась женщине притягательной.
Этейн надеялась, что прогулка по великолепному цветнику поможет ей избавиться от чувства тяжести в животе, которое, как она считала, было вызвано клубникой, съеденной за завтраком. Воплощение Богини надеялась, что ей станет легче, но когда она остановилась, чтобы понюхать прекрасный малиновый цветок, отошедшие воды хлынули, заливая шелковые шлепанцы Воплощения Богини. День перестал быть обычным.
— Это всегда так бывает?
Она сморщилась и сжала зубы, когда тело охватила новая волна боли. Изогнувшись, Этейн тяжело оперлась на руку женщины, с которой шла бок о бок.
— Спокойно, милая, — успокаивающе проговорила Фиона с легким мелодичным акцентом. — Это дает о себе знать твоя дочь, друг мой. Сосредоточься на дыхании.
Этейн дернула головой, что должно было означать согласие, и попыталась взять под контроль свое затрудненное дыхание, подражая спокойным и глубоким вздохам Фионы. Схватки достигли максимума, а затем ослабли.
Началась суматоха. Служанки сменили на Воплощении Богини одежду, а потом послали гонцов к повивальным бабкам, жившим в деревнях поблизости от храма Эпоны. Обхватив руками талию Фионы и черпая силы в ее уверенности, Этейн продолжила прогулку по садам вокруг храма. Подруга и наперсница Избранной заверила ее, что ходьба поможет облегчить роды.
День шел своим чередом. Этейн постепенно теряла спокойствие, но воспоминания об утреннем слиянии с Эпоной успокаивали ее. Как обычно, между Избранной и самой Богиней чувствовалась тесная связь, которая придавала Этейн сил и спокойствия.
Фиона ободряюще улыбнулась. Обе женщины повернулись и пошли обратно к окнам высотой от пола до потолка, которые выходили из спальни Этейн в ее личный сад. Тонкие прозрачные занавеси цвета расплавленного золота развевались в открытых рамах, которые были настолько велики, что одновременно служили дверью. Воплощение Богини глубоко дышала, пытаясь успокоить колотящееся сердце и готовясь к неизбежным следующим схваткам.
— Я думаю, что сейчас происходит самое худшее, — как всегда, озвучила она свои мысли Фионе.
— О чем ты? — Та внимательно посмотрела на свою подругу и госпожу.
— О неизбежности того, что сейчас происходит. Я не могу это остановить, прервать, хоть как-то повлиять на все. Честно говоря, мне хотелось бы сказать: «Это было интересно, но я готова сейчас все прекратить. Я хочу искупаться, съесть что-нибудь вкусное и хорошенько выспаться. Продолжим завтра, хорошо?»
Фиона, слушавшая ее с выражением вежливого любопытства, весело расхохоталась:
— Было бы совсем неплохо.
— Неплохо? — Этейн скорчила гримаску, совершенно неподобающую Богине. — Это было бы великолепно.
Она сделала глубокий вдох и ощутила дурманящую сладость буйно цветущей сирени, росшей вдоль дорожки. Тропка изогнулась налево, и сирень уступила место изобилию темно-лиловых роз, которые были в полном цвету. Тонкие занавеси вздымались в дверях, трепеща подобно крыльям огромных бабочек над верхушками роз. Они остановились в нескольких шагах от спальни, которая стала домом для бесчисленных партолонских поколений Возлюбленных Эпоны.
Легкий ветерок донес прелестные звуки женских голосов, поющих хвалы Богине.
Мы поток воды,
Отлив и прилив,
Порыв знания,
Вся истина внутри.
Слова переплетались в гармонии звуков, основной ритм гипнотизировал. Он манил Избранную Эпоны и успокаивал издерганные нервы. Постепенно ее отяжелевшее тело расслабилось, она вся отдалась приветственной песне, которую пели женщины.
Мы звук роста.
Корень Богини
Тянется сильно и знает
О бесконечности побега.
Слова заставляли Этейн двигаться вперед, и она нетерпеливо вошла в спальню. В комнате было множество повивальных бабок. При виде Воплощения Богини они ускорили темп песни. Женщины двигались так грациозно, что будто плавали вдоль стен помещения. Этейн с Фионой оказались в центре их радостного круга.
Мы душа женщины,
Невиданный подарок,
И богатый, и знающий.
Вознося хвалу, мы поднимаемся!
При слове «поднимаемся» женщины воздели руки к куполообразному потолку и закружились, вместе напевая мелодию. Их шелковые одежды обвивались вокруг тел, будто падающие листья, обрамляя их в мерцающих лучах меняющегося света. Все женщины улыбались, словно принимали участие в настолько чудесном событии, что было невозможно сдерживаться. Счастье изливалось из их тел. Когда Фиона помогла своей госпоже откинуться на подушки кушетки, они ясно увидели бесформенное сияние, словно нимбом окружавшее каждую танцовщицу.
— Волшебство, — прошептала Этейн.
— Разумеется, — серьезно ответила Фиона. — Разве ты ожидала меньшего во время рождения Богини?
— Конечно нет.
Но, правду говоря, Этейн до сих пор страшилась силы Богини, хотя была Избранной Эпоны почти десять лет.
Песня закончилась, и танцовщицы изящно вышли из круга. Некоторые из них приблизились к Этейн, каждая с улыбкой и добрым словом.
— Эпона щедро благословила тебя, Избранная.
— Сегодня великий день для Богини, Возлюбленная Эпоны.
По отдельности они перестали быть волшебницами, снова сделались теми, кем и являлись: простыми человеческими женщинами, которые пришли сюда, чтобы способствовать рождению долгожданного ребенка. Они различались по возрасту и красоте, но делали одно дело.
Новые схватки начались высоко в животе Этейн. Она напряглась и едва не утонула в этой волне. Боль стала невыносимой. Схватки поглотили ее, сотрясая все тело.
Молодая женщина бережно сжала плечи Этейн.
— Не борись с этим, Богиня, — нежно зашептал ее голос на ухо роженице — Это не сражение, в котором надо выиграть. Думай об этом как о ветре.
Она замолчала, и раздался убедительный голос другой женщины:
— Пусть он заполнит тебя, Избранная.
Третья женщина добавила:
— Да, лети вместе с ним, госпожа.
— Дыши вместе со мной, Этейн.
Уверенное лицо Фионы уплывало от нее. Богиня Воплощения изо всех сил пыталась восстановить дыхание, пока ее кружило в водовороте схваток.
После пары бесконечных минут боль временно отступила. Прохладная влажная ткань отерла пот со лба Этейн. Фиона поднесла к воспаленным губам подруги кубок с прозрачной ледяной водой.
— Позволь мне проверить, как идут дела, госпожа.
Этейн открыла глаза и наткнулась на спокойный взгляд аквамариновых глаз знахарки, крепко сложенной блондинки средних лет. Она излучала уверенность. Сразу становилось понятно, что эта особа отлично знает свое дело и прекрасно с ним справится. Избранная кивнула и послушно согнула ноги в коленях. На ней была только кремовая сорочка из хлопка, такая тонкая, что казалась сотканной из облака. Знахарка подняла ее к тому месту, где когда-то находилась талия Этейн. Ее прикосновения оказались нежными и осторожными.
— Все идет хорошо, Возлюбленная Богини.
Она ободряюще улыбнулась и погладила Этейн по бедру, прежде чем опустить сорочку.
— Сколько еще ждать? — слабым голосом спросила роженица.
Знахарка взглянула в глаза Воплощению Богини, понимая ее нетерпение.
— Одна только Богиня может сказать это наверняка, госпожа, но я не думаю, что пройдет слишком много времени, прежде чем ты поприветствуешь свою дочь.
Этейн улыбнулась и кивнула. Затем знахарка отошла к собравшимся женщинам и стала отдавать распоряжения голосом, словно сделанным из бархатной стали.
Фиона нагнулась, чтобы убрать выбившийся локон с влажного лица подруги.
— Ведь он не успеет вовремя, да? — Этейн не смогла скрыть дрожь в голосе.
— Конечно успеет, — твердо сказала Фиона.
— Я не должна была настаивать, чтобы он ушел. О чем я думала?
Фиона безуспешно попыталась сдержать смех, душивший ее, и ответила:
— Погоди-ка... Ах, да! Кажется, припоминаю, что ты сказала. Мол, если он не уберется из-под ног и не перестанет ежесекундно спрашивать, как ты себя чувствуешь, то ты спустишь с него шкуру. Да, что-то вроде этого.
Она так точно изобразила Этейн, что несколько женщин, находившихся рядом, рассмеялись.
— Я просто дура, — простонала Избранная. — Только дура отослала бы мужа прочь, когда находится на последнем сроке беременности и может родить в любой момент.
— Друг мой, — Фиона присела рядом с Этейн и сжала ее руку, — Мидхир будет здесь вовремя, до рождения дочери. Ты ведь знаешь, что Мойра найдет его.
Она знала. По крайней мере, разум Воплощения Богини говорил ей, что Мойра, лучшая охотница Партолоны, обязательно сможет выследить и найти ее мужа, которого она вместе с несколькими товарищами прогнала вчера на ночную охоту. Роженица съежилась, вспомнив, каким резким и раздраженным голосом сказала ему, что еще лучше, если и на дневную. Но сердце и мучающееся тело говорили ей о том, что ребенок родится совсем скоро, независимо от того, будет ли рядом его отец.
— Он нужен мне здесь, Фиона.
Слезы застлали ее взгляд.
Прежде чем подруга успела ответить, начались очередные схватки, и Этейн крепко сжала руку женщины, стоявшей рядом.
— О! Как больно!
Она задохнулась, чувствуя тошноту и страх.
Но сразу же Избранную окутали прохладные, успокаивающие голоса женщин, напевающих мелодию родильной песни.
В гармонии с ритмом каждая из них по очереди радостно говорила:
— Мы с тобой, госпожа.
— Ты все делаешь правильно!
— Дыши с Фионой, Избранная.
— Расслабься, Богиня. Помни, что каждый приступ боли приближает твою дочь к этому миру.
— Мы не можем дождаться, чтобы поприветствовать ее, госпожа!
Их голоса были для Этейн спасением, и она старалась сконцентрироваться на них, чтобы дышать так же спокойно, как это делала Фиона. Роженица соскользнула на самое дно водоворота схваток и постаралась улыбнуться, выражая признательность женщинам, окружавшим ее.
Те рассмеялись сладким заразительным смехом. Этейн положила руку на свой тугой живот, с ее губ сорвалось хихиканье, и она закрыла глаза, желая, чтобы тело расслабилось и отдохнуло.
«Пожалуйста, пожалуйста, пусть он приедет вовремя».
«Потерпи, Возлюбленная, — раздался голос в голове Этейн, и кончики ее губ изогнулись вверх при нежном увещевании. — Шаман не пропустит рождения своей дочери».
— Спасибо, Эпона, — прошептала она.
Обещание богини придало ей новых сил.
— Фиона! Давай снова прогуляемся.
— Ты уверена в этом, Этейн? — Фиона беспокойно приподняла бровь.
— Ты говорила, что ходьба поможет ребенку родиться быстрее. — Этейн протянула руки, и Фиона с трудом помогла ей подняться с кушетки. — А слово «быстрее» сейчас звучит для меня как сладкая музыка.
Она подмигнула, и беспокойство на лице Фионы погасло.
Избранная подняла голову и улыбнулась женщинам, окружившим ее:
— Леди, пожалуйста, спойте для меня, пока я тороплю прибытие на свет своей дочери.
Женщины счастливо захлопали в ладоши. Некоторые из них пустились в праздничный пляс.
Этейн взяла Фиону под руку, медленно прошла через прозрачные занавеси, глубоко вздохнула и сказала:
— Вот чего мне будет не хватать после беременности.
Фиона вопросительно посмотрела на нее.
— Моего невероятного обоняния. На протяжении всей беременности я удивительно остро чувствовала запахи.
Она тяжело подошла к ближайшему розовому кусту и нежно провела пальцем по бархатным лепесткам, затем снова двинулась по дорожке.
— Да, это удиви...
Она не закончила слова — новая схватка захватила ее врасплох.
— Тихонько, не забывай, что с этим не надо бороться, Этейн, — мягко сказала Фиона ей на ухо, когда подруга тяжело оперлась на нее. — Вернемся к остальным? — спросила она.
Этейн покачала головой и ответила, с трудом переводя дыхание:
— Нет. Я чувствую, что здесь лучше дышится.
Схватки прекратились, она медленно выпрямилась и вытерла рукавом пот с лица.
— Мне нравится, как их песня звучит на ветру — словно целый мир наполнен волшебством рождения этого ребенка.
Глаза Фионы внезапно заискрились слезами, и она обняла Этейн.
— Так и есть, госпожа, так и есть!
Избранная Богини заставила себя забыть о боли, сосредоточившись на молитвах, пока они продолжали медленно идти через сад. Народ Партолоны почитал многих богов и богинь, но Эпона всегда занимала особое место в сердцах людей.
Она вдыхает жизнь в утреннее небо, ее лицо отражается в полной луне. Эпона — богиня охоты, покровительница лошадей, а также плодородия. Партолонцы всегда почитали ее своей защитницей. Избранная Эпоны вместе со своим супругом-шаманом отразили вторжение дьявольских фоморианцев и спасли родину от порабощения. После войны с ними прошло уже почти сто лет, но это имело мало значения для умов и сердец партолонцев. Щедрый дар Эпоны никогда не забывался, и ее Возлюбленную всегда почитали.
«Я Возлюбленная Богини, Избранная Эпоны», — напомнила себе Этейн, задыхаясь от следующих схваток.
Это означало, что ее первенцем станет дочь, внучка легендарной победительницы фоморианцев Рианнон. Она обязательно будет отмечена Богиней. Мысль о том, что ее ребенку, по всей вероятности, тоже предназначено стать Избранной Эпоны, была волнующей, и ей стало немного легче переносить утомительные роды.
Новая волна схваток рассеяла мысли Этейн. Она быстро поняла, что эти схватки отличаются от других. Они сопровождались ощущением, что внутри все горит. Потребность вытолкнуть это была настолько непреодолимой, что у нее перехватило дыхание. Ее колени подломились, и Фиона приложила все усилия, чтобы помочь подруге осторожно опуститься на землю.
— Я должна вытолкнуть, — задыхалась она.
— Подожди! — резко сказала Фиона, обернулась через плечо и громко крикнула в направлении спальни: — Женщины! Скорее сюда! Вы нужны Богине!
Этейн не могла сказать, услышал ли ее кто-нибудь, потому что все ее существо было сосредоточено внутри живота. Желание вытолкнуть плод было неукротимым, поглощало ее всю, требовалась вся сила страха за жизнь дочери, чтобы бороться против этого.
Тут сквозь сосредоточенность Избранная услышала некий звук, и ее сердце подпрыгнуло от радости, потому что она узнала его. Это был цокот копыт, стучащих о твердую дорожку. Этейн отерла слезы с глаз, когда кентавр промчался по извилистой тропке и опустился перед ней на колени.
— Я здесь, любовь моя. Теперь все будет хорошо. Обними меня за плечи.
Глубокий голос мужа будто изгнал боль, потому что схватки ослабли, а затем полностью прекратились.
Без единого слова она обвила руками его крепкие, словно сделанные из гранита плечи и уронила голову ему на грудь. Он бережно и легко поднял ее. В нескольких шагах виднелась спальня. Через пару секунд муж осторожно положил жену на кушетку. Она ухватилась за него, но волноваться не стоило. Он не собирался ее отпускать.
— Я так рада, что ты здесь, — негромко проговорила Этейн, до сих пор пытаясь перевести дыхание.
— Я не мог быть нигде, кроме как здесь.
Он улыбнулся и убрал выбившийся завиток с лица жены, покрытого испариной.
— Я боялась, что ты не успеешь, не думала, что Мойра найдет тебя вовремя.
— Она и не нашла, — сказал он, загадочно пожав плечами. — Меня отыскала твоя Богиня.
Он нежно поцеловал ее.
«Эпона, благодарю тебя за то, что вовремя привела его сюда, и за то, что ты создала его именно для того, чтобы он стал моим мужем».
Глазами, полными слез, она смотрела, как ее кентавр, красавец муж заботливо поправляет подушки, на которые она опиралась. Даже после пяти лет брака его сила и мужественность волновали ее. Конечно, будучи верховным шаманом, он обладал способностью изменять форму тела так, чтобы они могли заниматься любовью по-настоящему, но она обожала его всего и упивалась мыслями о том, что Богиня создала такое невиданное творение, ставшее ее супругом.
Прежде чем она успела снова сказать ему о своей любви, Этейн почувствовала, как нарастают очередные схватки. Стон привлек внимание знахарки.
— Господин, помоги нам поддержать ее в позе, удобной для рождения ребенка.
Она коротко и ясно объяснила, что надо делать, и сильные руки Мидхира снова подняли жену. На сей раз он встал позади нее, прижал спиной к себе и с легкостью поддерживал на весу. Фиона стояла справа от Этейн, держа ее за правую руку, другая женщина взялась за левую. Воплощение Богини посмотрела на знахарку, которая присела между ее ногами, и смутно удивилась, осознав, что вдруг оказалась без одежды. Пальцы знахарки мягко ощупывали ее.
— Ты полностью готова и должна вытолкнуть ее во время следующих схваток.
Тут-то они и накатили. Этейн вся превратилась в то, что называется толчком. Ярчайшие цвета взорвались перед ее плотно закрытыми глазами. Она увидела всплески золотого и красного, услышала гортанный, нечеловеческий звук. Женщина отстранение подумала, что этот голос, похожий на рычание, должно быть, ее собственный, и на мгновение задохнулась.
Сквозь ее затуманенное сознание пробился бессловесный напев. Этейн не могла видеть женщин, но чувствовала их присутствие. Их родильная песнь заполнила ее, и она перевела дух.
— Еще раз, Богиня. Я вижу головку твоей дочери! — воскликнула знахарка.
Она услышала, как Мидхир шепчет молитвы. Слова древнего языка, который всегда казался его жене столь волшебным, повторяли ритм родильной песни. Схватки снова овладели ею.
Этейн опять сосредоточилась на выталкивании. Она разрывалась напополам. Борясь с паникой и страхом, разум женщины потянулся к силе, которая окружала ее. Она позволила магии родильного круга наполнить себя и сосредоточилась на том, чтобы с удвоенной силой — воли и волшебства — вытолкнуть из себя плод. Избранная почувствовала громадное облегчение, когда из ее тела выскользнула теплая влажность — ее дочь.
Время будто ускорило свой бег, и все произошло очень быстро. Этейн изо всех сил пыталась хотя бы краем глаза увидеть дочь, но разглядела только согнувшуюся знахарку, заворачивающую влажное тельце в складки своей одежды. Ее руки дрожали, когда она перерезала пуповину.
Тишина.
Колени Этейн подломились, и Мидхир с Фионой отвели ее обратно на кушетку.
— Почему она не плачет? — выдохнула мать.
Глаза Мидхира беспокойно сузились, и он быстро обернулся к знахарке, которая до сих пор стояла па коленях, склонившись над крошечным свертком, лежащим на полу.
В этот момент раздался мелодичный, громкий крик новорожденной, и Этейн ощутила, что ее страхи тают. Но это продолжалось только миг, потому что она почти сразу заметила потрясение, застывшее на бледном лице знахарки.
Женщины, окружавшие их, тоже это увидели, потому что их радостная песнь приветствия внезапно стихла.
— Мидхир?
Она прорыдала его имя как вопрос. Кентавр с нечеловеческой скоростью кинулся к свертку, которым была его громко кричащая дочь.
Знахарка взглянула на него со смятением и тревогой. Мидхир стремительно упал на колени, потянулся, чтобы развернуть покрывало, скрывающее его ребенка, и застыл.
Отец закрывал дочь от Этейн, и она боролась со слабостью и усталостью, чтобы сесть поудобнее и увидеть, в чем дело.
— Что там? — крикнула она.
Ее живот сводило гораздо сильнее, чем положено после родов.
При ее словах дрожь пробежала по мускулистому телу Мидхира. Он наклонился, поднял ребенка с пола и одним движением повернулся к жене. Его глаза сияли от радости.
— Это наша дочь, любовь моя. — Голос отца охрип от эмоций. — Она крошечная Богиня!
С этими словами он шагнул к Этейн и осторожно вручил ей смолкший, но все еще шевелящийся сверток. Избранная Эпоны в первый раз взглянула на свою дочь.
Первой мыслью Этейн было не потрясение или удивление, а то, что она никогда не видела ничего более изысканного. Ее дочь была прекрасна. Даже несмотря на то, что девочку как следует не обтерли, мать видела, что головку младенца украшают пряди волос цвета темного янтаря. Ее кожа отливала восхитительным сливочно-коричневым тоном, среднего оттенка между бронзой и золотом. Это выглядело так, как если бы кто-то слил воедино цвета кожи отца и матери. Эта мысль промелькнула в сознании Этейн, которая от изумления словно плыла в тумане. Золотистая кожа покрывала тело малышки до самой талии. Ниже начиналась нежная шерстка того же самого цвета, как и волосы на голове, но на ее высохших участках уже проявились пятнышки, что делало ее похожей на шкурку новорожденного олененка. Девочка ерзала и пинала воздух ножками. Они изящно сужались книзу, оканчиваясь двумя крошечными копытцами, которые все еще влажно блестели. Затем новорожденная открыла чудесный маленький ротик и издала возмущенный крик.
— Ш-ш, моя драгоценная, — заворковала Этейн, целуя ее личико и поражаясь удивительной мягкости кожи.
Любовь к дочери переполняла ее. Избранная никогда не думала, что может испытывать подобные чувства.
— Я здесь, все хорошо.
При звуке голоса матери необычайно темные глаза малышки расширились, крик сразу же смолк.
— Эльфейм.
Глубокий голос Мидхира переполняли эмоции. Он опустился на колени около своей семьи, одной рукой поддерживал жену так, чтобы она могла надежно опереться на него, а другую опустил, чтобы коснуться тела дочери.
— Эльфейм, — повторил он.
Его глубокий прекрасный голос добавлял магии к этому слову, будто он только что представил им царицу эльфов. Это имя будто повисло в воздухе вокруг них.
Этейн сквозь слезы взглянула на мужа. Имя было смутно знакомым, словно она слышала его во сне.
— Эльфейм... Что это означает?
Теплые губы Мидхира сперва коснулись лба жены, затем — дочери, и только после этого он ответил:
— Так в древности шаманы называли Богиню-девственницу. Она само совершенство, полна магии юности и удивления перед жизнью, начинающейся заново.
— Эльфейм, — проворковала она, поднося голодный ротик дочери к своей ноющей груди. — Моя драгоценная.
«Да, Возлюбленная, — зазвучал в голове женщины голос Богини — Шаман дал ей правильное имя. Ее будут звать Эльфейм. Объявите народу Партолоны имя новорожденной, которая тоже станет Возлюбленной Эпоны».
Этейн счастливо улыбнулась и подняла голову. Она заговорила голосом, усиленным властью Эпоны, и ее слова радостно разлетались в воздухе.
— Радуйся, Партолона! Мы получили дар, подобающий богине, — рождение моего ребенка.
Она перевела взгляд с женщин, которые молча окружали ее и смотрели во все глаза на мужа. Лицо Мидхира было мокрым от слез.
— Ее имя — Эльфейм. Она поистине маленькая богиня, самая красивая и совершенная!
При этих словах Воплощения Богини в воздухе пронеслось нечто столь же неуловимое, как молния. Ветер взметнул развевающиеся занавеси, висевшие в дверях, переменил направление, и золотистая ткань влетела в комнату вместе с порывом ароматного теплого воздуха. Присутствующие внезапно оказались окутаны тончайшим облаком нежных крыльев. Сотни переливающихся бабочек порхали по комнате, обдавая всех легким ветерком. Это было волшебное зрелище.
— Спасибо, Эпона! — засмеялась Этейн, восхищенная тем, как ее Богиня выказывает свое удовольствие.
Женщины начали напевать и кружиться. Сначала медленно, потом все быстрее и радостнее они продолжили древнюю церемонию, которая была традиционным приветствием при рождении ребенка в Партолоне.
Этейн покоилась в объятиях мужа, прижимавшего к сильной груди жену и дочь.
— Магия юности и удивление перед жизнью, начинающейся заново, — шепнула она девочке.
Этейн благоговейно дотронулась до малышки, не в состоянии отвести от нее взгляд, не желая пропустить ни одного вздоха, ни единого движения. Ее пальцы с любопытством пробежали по телу Эльфейм, гладя необыкновенные ножки и изучая контуры тонких копытец. Сатир. Это название всплыло в ее голове. Но нет. Дочка ничуть не походила на козленка. Она была слишком нежно и изящно сложена, чтобы напомнить Пана. На свет появилось великолепное смешение человека, кентавра и богини.
Благоговейный страх покинул Этейн, и она тихонько засмеялась. Мидхир в ответ сжал плечи жены.
— Я никак не могу перестать удивляться. Она кивнула, соглашаясь с ним, потом, продолжая улыбаться, добавила:
— Да, но я смеюсь не поэтому.
Отец вопросительно поднял бровь. Мать усмехнулась и погладила копытце Эльфейм.
— Когда она сильно толкалась внутри меня, мне казалось, что дочка должна родиться одетой и обутой. Теперь я точно знаю, что не ошибалась.
Мидхир расхохотался вместе с женой, и они продолжили наслаждаться своей очаровательной новорожденной дочерью.
Сила!.. Ничто не могло сравниться с ней. Даже самый лучший партолонский шоколад или восхитительно красивый закат. Она не знала, с чем сравнить, и тряхнула головой, чтобы полностью изменить ход мыслей. Ветер трепал ее волосы, и несколько длинных прядей закрыли лицо. Ей захотелось завязать волосы в хвост. Обычно Эльфейм так и делала, но сегодня ей хотелось чувствовать их тяжесть. Избранная призналась себе, что ей нравится, как они, похожие на пламенный хвост кометы, струятся по ветру, когда она мчится.
Бег слегка замедлился, когда она перестала концентрироваться. Эльфейм быстро взяла под контроль свои рассеянные мысли, сосредоточилась на том, чтобы сохранять скорость. Поле, по которому она бежала, оказалось довольно ровным, без камней и препятствий, но все равно было не очень умно думать о посторонних вещах. Одна оплошность — и можно запросто сломать ногу. Не очень-то умно забыть об этом. Всю свою жизнь Эльфейм старалась избегать глупых мыслей и поведения. Они были простительны для людей, которые могли ежедневно совершать обычные ошибки, но не для нее. При одном взгляде на Эльфейм сразу становилось ясно, что она отмечена Богиней. Поэтому Избранная сторонилась того, что многие считали нормальным и само собой разумеющимся.
Эльфейм стала дышать глубже и заставила себя расслабить верхнюю часть тела.
«Напрягай нижнюю часть, — напомнила она себе. — Держи все остальное свободным и расслабленным. Пусть работают самые мощные мышцы тела».
Ее зубы блеснули в почти жестокой усмешке, когда она почувствовала, что тело снова собралось и рванулось вперед. Эльфейм нравилось ощущать, как мышцы ног натягиваются, словно струны. Ее руки легко раскачивались, в то время как копыта впивались в мягкий зеленый ковер молодого поля.
Эльфейм много требовала от себя, и тело отвечало ей необузданной силой. Возможно, она была не так быстра при беге на длинные дистанции, как кентавры, но немногие могли обогнать ее в спринте. Даже братья любили хвастаться ее успехами. Еще немного потренироваться, и ей не будет равных. Думать об этом Избранной нравилось так же сильно, как чувствовать ветер, обдувающий лицо.
Она проигнорировала начавшееся жжение в мышцах, понимая, что должна выложиться до конца, несмотря на обычную физическую усталость, но начала постепенно поворачивать так, чтобы в результате описать огромный круг. Эльфейм должна была закончить свой бег там, где начала.
«Но не навсегда, — пообещала она себе. — Не навсегда!»
И рванулась вперед еще быстрее.
— Богиня!.. — наблюдая за дочерью, благоговейно прошептала Этейн. — Неужели я когда-нибудь смогу привыкнуть к ее красоте?
«Она особенная, Возлюбленная», — зазвучал в голове матери знакомый голос Эпоны.
Этейн провела лошадь между деревьев, растущих на одном конце поля. Серебристая кобыла остановилась, повела головой и направила уши на наездницу, словно о чем-то спрашивая. Этейн знала, что это животное, тоже являющееся воплощением Богини Эпоны, действительно задает ей вопрос.
— Я просто хочу посидеть здесь и посмотреть на нее.
Кобыла шумно вздохнула.
— Я не шпионю! — с негодованием возразила Этейн. — Я ее мать, поэтому имею полное право посмотреть, как она бежит.
Лошадь вскинула голову, как бы отвечая, что она в этом не так уверена.
— Веди себя с надлежащим уважением, — проявила женщина власть. — Или я в следующий раз оставлю тебя в храме.
Та не удостоила ее комментария, лишь фыркнула. Этейн проигнорировала кобылу, которая теперь демонстративно не замечала ее, и пробормотала что-то о сварливых старых животных, но не очень громко, чтобы не быть услышанной. Потом она бросила беглый взгляд на поле и подняла руку, чтобы защитить глаза от закатного солнца.
Ее дочь бежала с такой скоростью, что нижняя часть ее тела казалась размытой. Она словно летела над блестящими зелеными ростками пшеницы нового урожая. Эльфейм мчалась, слегка наклонившись вперед, с изяществом, которое всегда восхищало ее мать.
— Она смешение самых лучших качеств кентавра и человека, — шепнула Этейн кобыле, которая прядала ушами, чтобы не упустить ни слова. — Богиня, как ты мудра.
Эльфейм закончила длинную петлю своего воображаемого маршрута и повернула к роще, где ее ждала мать. Заходящее солнце обрамляло ее бегущее тело. В его лучах темно-рыжие волосы девочки пылали как огненные. Светило будто запуталось в ее длинных тяжелых локонах.
— Конечно, эти прекрасные прямые волосы она получила не от меня, — сказала Этейн кобыле, пытаясь заправить за ухо непослушную вьющуюся прядь.
Лошадь повернулась к ней и внимательно слушала.
— Рыжий цвет — да, но за остальное ей следует благодарить своего отца.
Дочери также надо было сказать ему спасибо за цвет удивительно темных глаз. Их форма была материнской — большие и круглые, расположенные над высокими тонкими скулами, которые тоже в точности повторяли черты Этейн. Но глаза матери были мшисто-зелеными, а дочерние унаследовали восхитительный черный тон от отца-кентавра. Даже если физические формы Эльфейм не являлись полностью уникальными, ее красота оказалась необычной. В сочетании с телом, которое могла создать только Богиня, эффект был фантастическим.
Эльфейм начала замедлять темп, изменив направление так, чтобы подбежать прямо к группе деревьев, где ее ждали мать и кобыла.
— Нам следует показаться ей на глаза, чтобы она не подумала, будто мы прятались и подглядывали.
Они появились из-за деревьев, и Этейн заметила, как голова дочери резко повернулась в их направлении в инстинктивном защитном жесте. Но Эльфейм почти сразу же их узнала, подняла руку и приветственно помахала. Кобыла громко заржала в ответ.
— Мама! — радостно воскликнула Эльфейм. — Почему бы вам не присоединиться ко мне и не помочь остыть?
— Конечно, дорогая, — крикнула Этейн. — Но только потихоньку. Ты ведь знаешь, что кобыла стареет и...
Прежде чем она успела закончить предложение, «стареющая кобыла» прыгнула вперед, догнала девушку, встала на дыбы, а потом пустилась в легкий галоп, совсем как Эльфейм.
— Вы обе никогда не состаритесь, мама, — улыбнулась младшая Избранная.
— Она просто притворяется перед тобой, — ответила дочери Этейн, но та потянулась и нежно погладила шелковистую гриву кобылы.
— Ой, мама, прошу тебя. Она притворяется... Эльфейм проглотила конец фразы, подняла бровь и понимающе взглянула на мать, чья блестящая кожа была украшена драгоценностями, а соблазнительные одежды изящно окутывали ее тело, прекрасное до сих пор.
— Эль, ты знаешь, что ношение драгоценностей — духовный опыт для меня, — сказала она голосом Возлюбленной Богини.
— Знаю, мама, — прыснула Эльфейм.
Фырканье кобылы было определенно саркастическим, смех Этейн присоединился к хохоту дочери, и они побежали по полю.
— Где я оставила одежду? — бормотала Эльфейм, обращаясь к матери и к самой себе. — Мне казалось, что я положила ее на это бревно.
Этейн смотрела, как дочь карабкалась по упавшему стволу в поисках одежды. На ней был только кожаный топ без рукавов, плотно охватывающий полную грудь, и небольшая полоса полотна, которая обнимала мускулистые ягодицы, поднималась высоко на бедра, а затем опускалась и закрывала тело спереди. Этейн сама придумала этот фасон.
Проблема состояла вот в чем. Мускулистое тело девочки вниз от талии было покрыто гладким конским волосом, ноги у нее заканчивались копытами. Но, за исключением необычайно развитых мышц нижней части тела, она была сложена как обычная женщина. Поэтому ей понадобилась такая одежда, которая хорошо прикрывала бы ее и в то же время не мешала бы свободно развивать сверхчеловеческую скорость, которой та была одарена. Этейн с дочерью экспериментировали со многими самыми разными стилями, прежде чем случайно создали этот наряд, успешно удовлетворяющий обеим потребностям.
Одежда была хороша, однако оставляла на виду большую часть тела Эльфейм. Неважно, что женщины Партолоны всегда с гордостью являли миру свой обнаженные тела. Этейн регулярно обнажала грудь во время ритуалов благословения, чтобы показать любовь Эпоны к женским формам. Когда Эльфейм открывала свои ножки с копытами, люди смотрели на нее с потрясением. Тело Избранной, так очевидно отмеченной Богиней, явно внушало им страх. Эльфейм ненавидела, когда ее разглядывали. Поэтому в ее привычку вошло на публике одеваться консервативно. Свои развевающиеся одеяния она снимала только во время бега, будучи одна и довольно далеко от храма.
— О, я нашла ее! — воскликнула Эль и понеслась к стволу, лежащему недалеко от того места, где они стояли.
Она подняла длинную полосу тонкого полотна, окрашенного в изумрудный цвет, и стала оборачивать ее вокруг тонкой талии. Ее дыхание полностью восстановилось, пот, покрывавший пушистые волоски на обнаженных руках, высох.
Девушка была в превосходной форме. Ее тело было гладким, спортивным и идеально выточенным, но в нем не было ничего грубого или мужского. Прекрасная коричневая кожа казалась шелковистой, до нее так и хотелось дотронуться, но любому, кто это сделал бы, сразу стало бы понятно, что под ней скрываются стальные мускулы.
Впрочем, очень немногие осмеливались прикоснуться к юной Богине.
Она была высокой, на несколько дюймов превосходила мать, рост которой равнялся пяти футам и семи дюймам. Во время полового созревания девчонка выглядела худенькой и немного неуклюжей, но вскоре жеребячий облик сменился плавными, женственными линиями. Нижняя часть ее тела была прекрасным смешением человека и кентавра. Младшая Избранная обладала красотой и очарованием женщины, силой и грациозностью кентавра.
Этейн улыбнулась дочери. С самого момента ее рождения, она принимала уникальность Эльфейм с яростной, защищающей любовью.
— Тебе не надо носить эту одежду, Эль.
Она не заметила, что произнесла это вслух, до тех пор, пока дочь быстро не взглянула на нее.
— Я знаю, ты думаешь, что она мне не нужна. — Ее голос, обычно так похожий на материнский, внезапно затвердел от подавляемых эмоций. — Но я так не считаю. Со мной все по-другому. Они смотрят на меня не так, как на тебя.
— Кто-то сказал то, что ранило тебя? Скажи мне, кто это, и он узнает гнев Богини!
В глазах Этейн вспыхнул зеленый огонь. Голосом, лишенным всякого выражения, Эльфейм ответила матери:
— Им ничего не надо говорить, мама.
— Драгоценная. — Гнев растаял в глазах Этейн. — Ты ведь знаешь, что люди тебя любят.
— Нет, — подняла руку дочь, чтобы мать не прерывала ее. — Они любят тебя, меня боготворят и поклоняются мне. Это не одно и то же.
— Разумеется, они поклоняются тебе, Эль. Ты старшая дочь Возлюбленной Эпоны, и Богиня благословила тебя совершенно необыкновенным способом. Они должны тебе поклоняться.
Кобыла подошла и уткнулась губами в плечо девушки. Прежде чем ответить, Эль обняла ее за голову и погладила блестящую шею.
Она подняла взгляд на мать и сказала с таким убеждением в голосе, что казалось, будто он принадлежит зрелой женщине:
— Я другая. Не имеет значения, насколько сильно ты хочешь верить в то, что я — как все. Для меня все по-другому. Поэтому я должна уйти.
Сердце Этейн сжалось при словах дочери, но она заставила себя оставаться спокойной и продолжать слушать.
— Со мной обращаются, словно я какая-то... обособленная. Нет, совсем не плохо, — быстро добавила она. — Только отстраненно. Как будто я нечто такое, к чему они боятся подойти слишком близко. Иначе я могу... — Девушка поколебалась и прижалась щекой к широкому лбу серебристой кобылы. — Не знаю... Могу уничтожить их или заставить убить самих себя. Они рассматривают меня как статую, которая волшебным образом ожила прямо перед ними.
«Моя красивая, одинокая дочь», — подумала Этейн, чувствуя знакомую боль от неумения найти решение, чтобы прекратить страдания первенца.
— Но статуи обычно не любят. О них заботятся, их почитают, но это все.
— Я тебя люблю. — Голос Этейн прозвучал глухо.
— Знаю!.. — Эльфейм вскинула голову и встретилась взглядом с матерью. — Ты, папа, Кухулин, Финегас и Арианрод — все любят меня. Так и должно быть. Ведь вы моя семья, — добавила она с быстрой улыбкой. — Но даже твоя личная охрана, которая, несомненно, обожает тебя и отдала бы жизнь за любого из нас, считает, что я нечто чрезвычайно неприкосновенное.
Кобыла сделала шаг вперед, и Эль прислонилась к ее боку. Этейн безумно хотелось обнять дочь, но она знала, что девушка напряжется и скажет, что она уже не ребенок. Поэтому мать только погладила ее по шелковым волосам. Она хотела, чтобы Эпона успокоила дочь ее руками.
— Поэтому ты приехала сюда сегодня? — негромко спросила Эль.
— Да, — просто ответила мать. — Я хотела снова попытаться уговорить тебя не уходить. — Этейн задумчиво помолчала, затем заговорила снова: — Почему бы тебе не остаться и не занять мое место, Эль?
Дочь вздрогнула и ожесточенно затрясла головой, но Этейн упорно продолжала:
— Я очень долго была у власти и готова уйти.
— Нет!
Эльфейм говорила непреклонным голосом. Одна только мысль о том, чтобы занять место матери, отчаянно напугала ее.
— Ты не готова уйти! Посмотри на себя. Ты выглядишь на несколько десятков лет моложе, чем есть, любишь исполнять ритуалы Эпоны. Людям нужно, чтобы ты осталась. А еще тебе надо помнить о самом важном, мама. Царство духов закрыто для меня. Я никогда не слышала голос Эпоны, не ощущала прикосновения ее волшебства. — Печаль от правды этих слов легла на лицо Эльфейм. — Я вообще никогда не чувствовала никаких чудес.
— Но Эпона часто говорит о тебе со мной, — мягко возразила Этейн, коснувшись щеки дочери. — Ее рука была на тебе еще до рождения.
— Знаю, что Богиня любит меня, но я не ее Избранная.
— Пока нет, — добавила мать.
Эльфейм ничего не ответила, лишь прижалась к теплой знакомой шее лошади, которая нежно обнюхивала ее.
— Я до сих пор не могу понять, зачем тебе надо уходить.
— Мама, — сказала Эльфейм и повернула голову, чтобы видеть ее, — ты говоришь так, словно я собираюсь на другую сторону мира.
Она недовольно подняла темную бровь, что, как всегда казалось матери, делало ее похожей на отца.
Ответная улыбка Этейн была сардонической. С самого момента рождения детей она была предана им. Даже теперь, когда они стали взрослыми, мать предпочитала, чтобы сыновья и дочери оставались возле нее. Она искренне наслаждалась их обществом, считала всех личностями.
Эль медленно проговорила, желая, чтобы мать по-настоящему услышала ее слова:
— Не знаю, почему тебя так расстраивает то, что я ухожу. Я ведь никогда особенно не сидела дома, обучалась в храме Муз, и мне не казалось, что это тебя беспокоит.
— Это было другое. Естественно, ты должна была учиться у Музы. Там получают образование все самые эффектные женщины Партолоны. Теперь это делает Арианрод, — самодовольно улыбнулась Этейн. — Обе мои дочери прекрасны. Это одна из причин того, почему мне так нравится иметь вас возле себя, — логично заключила мать.
— Если бы я вышла замуж, то могла бы переехать в дом мужа.
Голос Эль перестал быть расстроенным, теперь он звучал просто устало.
— Не говори так, словно никогда не выйдешь замуж. Ты еще молода. У тебя впереди целые годы.
— Мама, прошу тебя. Давай не будем снова начинать этот древний спор. Ты ведь знаешь, что на мне никто не женится. Здесь нет никого, похожего на меня, кто захотел бы стать настолько близким богине.
— Твой отец женился на мне.
Эль печально улыбнулась матери.
— Но ты полностью человек, мама. Кроме того, верховный шаман кентавров всегда женится на Возлюбленной Эпоны. Он был создан, чтобы любить тебя. Для него это нормально. Ясно, что Богиня отметила меня, но я не ее Избранная. Эпона не позвала кентавра-шамана, чтобы он стал моим супругом. Не думаю, что кто-либо — человек или кентавр-шаман — был создан для того, чтобы полюбить меня. Не так, как ты и папа.
— Эй, Олененок! — Голос Этейн дрогнул, когда она назвала дочь ее детским прозвищем. — Я не верю в это. Эпона совсем не жестока. Кто-то есть и для тебя. Просто он пока тебя не нашел.
— Возможно. Может, я должна идти и найти его?
— Но почему туда? Я не хочу даже думать о том, что ты окажешься там.
— Это всего лишь место, мама. На самом деле — обычные старые развалины. Я думаю, их давно пора восстановить. Помнишь истории, которые ты мне рассказывала перед сном? Ты говорила, что когда-то там было красиво, — убеждала Эль.
— Да, пока они не стали домом убийств и зла.
— Это случилось больше ста лет назад. Зло исчезло, а мертвые не могут сделать мне ничего дурного.
— Ты не можешь быть в этом уверена, — возразила мать.
— Мама, — сказала Эль, потянулась к ней и взяла ее за руку, — Маккаллан был моим предком. Зачем его призраку вредить мне?
— Очень многие погибли во время резни в замке Маккаллан. Врагов было больше, чем благородных воинов, пытавшихся защитить вождя клана. Сам он тоже погиб. Ты знаешь, что замок считается проклятым. Никто не смел ни входить внутрь, ни тем более жить там больше ста лет, — решительно сказала Этейн.
— Но с тех пор, как я себя помню, ты наблюдала за усыпальницей Маккаллана и ее неугасимым пламенем, — парировала она. — Мы поддерживали память о предке, даже несмотря на то что клан был уничтожен. Почему же тебя удивляет мое желание восстановить этот замок? В конце концов, в моих жилах течет и его кровь тоже.
Этейн ответила не сразу. На мгновение ей захотелось солгать дочери, сказать, что Богиня дала ей знать о том, что нельзя снять проклятие с замка. Но только на мгновение. Мать и дочь доверяли друг другу так же сильно, как и любили. Этейн ни за что на свете не пожелала бы, чтобы доверие между ними исчезло. Поэтому она никогда бы не солгала дочери о знании, данном ей Эпоной.
— На самом деле я не верю, что Маккаллан может нанести тебе вред, хотя весьма возможно, что в старом замке обитают души, не нашедшие покоя. Я согласна, проклятие — только сказка, пугающая непослушных детей. Поэтому меня не так уж волнует твоя безопасность. Я только не понимаю, почему бы тебе не взять с собой рабочих, которые расчистят руины. Надо бы подождать, пока замок хоть немного приберут, сделают пригодным для жилья. Тогда ты сможешь наблюдать за заключительными стадиями строительства.
Эльфейм вздохнула, нежно глядя на мать. Избранная Эпоны привыкла жить в роскоши, в окружении слуг и служанок. Она не могла понять, почему ее дочь хочет пачкать руки и обходиться без удобств, пока работа не будет завершена.
— Я должна быть посвящена во все тонкости, собираюсь восстановить замок Маккаллан и стать его хозяйкой. Как у владелицы замка и окружающих земель, у меня будет что-то мое собственное, к созданию чего я приложила руку. Если я не могу иметь собственного мужа и детей, то, по крайней мере, способна завести свое королевство. Пожалуйста, мама, пойми и благослови меня.
Ее глаза умоляюще смотрели на мать.
— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, мой драгоценный Олененок.
— Это сделает меня такой. Поверь мне. Я точно знаю, чего хочу.
«Ты должна позволить ей уйти, Возлюбленная моя».
В голове Этейн мягко раздавались слова Богини, но она чувствовала себя так, будто лезвие ножа разрезало ей душу.
«Пусть она ищет свою судьбу. Доверь мне позаботиться о ней».
Этейн закрыла глаза, борясь с мыслями о предстоящей потере. Она глубоко вздохнула, открыла глаза и отерла влажные щеки.
— Я тебе верю. Ты получишь мое благословение. Беспокойство, так часто омрачавшее лицо Эльфейм, рассеялось, оставив его необычайно юным.
— Спасибо, мама. Я знаю, что мне суждено сделать это. Только подожди, и ты увидишь возрожденный замок Маккаллан. — Она восторженно обняла серебристую кобылу за шею. — Поспешим обратно. Мне надо закончить упаковывать вещи. Ты знаешь, что я должна уехать завтра на рассвете.
Эльфейм оживленно болтала, с легкостью поспевая за матерью, сидящей верхом на кобыле. Этейн поддакивала, делая вид, что внимательно ее слушает, но никак не могла сосредоточиться на словах дочери. Ей казалось, что она уже ощущает отсутствие Эльфейм как черную дыру в душе. Несмотря на теплый весенний вечер, Воплощение Богини чувствовала, как по ее спине бегут ледяные мурашки.
— Ку, напомни, почему я согласилась взять тебя с собой.
Эльфейм покосилась на брата и попыталась ускорить шаг так, чтобы это было не очень заметно. Он вместе со свитой пел уже примерно пятисотый куплет какой-то нескладной военной походной песни, нескончаемое хоровое исполнение заставляло болезненно сжиматься ее правый висок. Эльфейм очень жалела, что не убедила его отправиться в путь вдвоем, отдельно от сопровождающих.
Большой мерин, на котором ехал Кухулин, пошел быстрее, чтобы догнать Эль.
В воздухе разнесся звонкий заразительный смех брата.
— Я здесь, сестрица, чтобы тебя защищать.
— Ой, только не надо, — невежливо фыркнула Эльфейм. — Защищать меня? По-моему, тебе надо было просто избавиться от храмовых дев, следующих за тобой по пятам.
— По пятам? — Его красивое лицо расплылось в озорной усмешке. — Ты действительно сказала «по пятам»? — Он с напускной строгостью покачал головой: — Я был уверен в том, что ты слишком много времени проводишь за чтением в материнской библиотеке. Только и знаешь, что пилить меня. — И он укоризненно взглянул на сестру.
Эльфейм не сумела скрыть улыбку и с любовью посмотрела на брата.
— Только не говори, что ты никогда не бегал ни за одной юбкой.
— А вот это, сестрица, чистая правда.
Он секунду помолчал, а затем расхохотался.
— Хм, а я думала, что ты останешься дома, чтобы поприветствовать прекрасную незамужнюю дочь вождя замка Воулфф, которая прибывает в обитель Эпоны по пути в храм Муз, где будет получать образование. — Эльфейм откашлялась и откинула волосы назад.
В эту секунду она очень походила на мать не только интонациями, но и жестами.
Губы Кухулина сжались, и на мгновение Эльфейм пожалела о том, что поддразнивала его. Но он тут же, не теряя обычного хорошего настроения, пожал плечами и терпеливо улыбнулся.
— Ее зовут Беатрис, сестрица. Можешь представить себе кого-нибудь с таким вот именем без высокого лба и королевской стати?
Он проговорил это, подпустив жеманности в свой басок, что заставило Эльфейм громко расхохотаться.
— Наверное, она очень красивая, — хихикнула девушка.
— Несомненно, очень развитая, с крутыми бедрами и хорошей способностью к деторождению.
Брат и сестра обменялись понимающими взглядами.
— Я буду счастлива, когда Арианрод и Финегас станут достаточно взрослыми, чтобы мама начала искать для них пару, — сказала Эль гораздо более серьезно, чем собиралась.
Кухулин тяжело вздохнул.
— Близнецам этим летом будет восемнадцать. Еще три года — и мама сможет вовсю развернуться, подыскивая им жениха и невесту.
Эль искоса бросила взгляд на Ку.
— Бедняжки. Мне почти жаль, что мы не доводили их так, когда были детьми.
— Почти! — рассмеялся Кухулин. — По крайней мере, она не может их различить, как это было с нами.
Эльфейм лишь улыбнулась и снова ускорила шаг, оказавшись на узкой тропинке впереди брата.
«Со мной все по-другому».
Мысли роились у нее в голове. Ее братья и сестра были людьми — привлекательными, талантливыми, популярными. Ей не надо было оглядываться, чтобы увидеть лицо Кухулина. Она знала его столь же хорошо, как и собственное. Брат и сестра оказались очень похожи. Эльфейм криво улыбнулась. Ку был всего на полтора года младше; если бы не ноги Эльфейм, то их все принимали бы за двойняшек. Его скулы тоже оказались высокими, четкими, но если у нее они выглядели женственно-тонкими, то у него — грубовато-мужественными. Ее подбородок был довольно дерзким, совсем как у матери, а его — упрямым и гордым с восхитительной ямочкой, как у старшей сестры. Глаза Эльфейм сияли чернотой, а его — необыкновенным сине-зеленым цветом. Локоны девушки были темно-рыжими, а его волосы — густыми и рыжеватыми, с детскими вихрами. Поэтому он гладко зачесывал их назад и коротко стриг, что заставляло мать сокрушаться и печалиться, оттого что они не отрастают, как у настоящего воина.
Но Кухулину, сыну Мидхира, верховного шамана и предводителя войска кентавров, не надо было выглядеть как настоящий воин. Он не только носил имя одного из древних героев Партолоны, но и выглядел да и действовал соответственно. Неважно, как он вел себя в мелочах. Высокий и хорошо сложенный парень превосходил остальных на турнирах, был лучшим фехтовальщиком Партолоны. Его никто не мог победить на состязаниях по стрельбе из лука. Эльфейм знала, что не одна девица с тоской вздыхала о нем и говорила, что он поистине перевоплощенный Кухулин.
Нет, Ку никогда не страдал от отсутствия женского внимания. Правда, невесту он пока себе не нашел.
Эльфейм поджала красивые губы.
— Но не потому, что не пытался, — пробормотала она про себя.
В этом смысле она была совершенно не похожа на брата. Он был обходительным и опытным в общении с противоположным полом. Она же ни разу в жизни не целовалась.
Даже младшие брат и сестра, которых она и Ку называли юными грамотеями, не имели недостатка в партнерах для лунных ритуалов. Хотя Арианрод и Финегас не были столь же спортивными, как их старшие брат и сестра, они росли очень эрудированными и уверенными в себе. Близнецы походили друг на друга как две капли воды, высокие и изящные. Их тела были обыкновенными, полностью человеческими. Но Эльфейм считала Арианрод хорошенькой, а Фина — красивым.
Тропинка, прорезавшая древний лес, свернула вправо и стала шире. Кухулин пустил коня вперед, чтобы поравняться с сестрой.
— Она напоминает мне маму, — внезапно проговорила Эль.
Ку удивленно взглянул на нее.
— Кто?
Эль закатила глаза. Она всегда считала, что брат должен понимать ее без слов, и злилась, когда ему это не удавалось.
— Арианрод, кто же еще? Вот почему парни по ней с ума сходят. Конечно, нельзя сказать, что ее это волнует. Она вообще их не замечает. Разве что сестричку полностью изменил первый год обучения в храме Муз.
Бирюзовые глаза брата весело сощурились.
— Арианрод всегда будет витать в облаках.
— Астрономия и астрология самым тесным образом связаны с Мойрами. Их необходимо тщательно изучать, — передразнила Эль младшую сестру.
Ку засмеялся.
— В точности наша юная грамотейка. Но по иронии судьбы молодые, опьяненные страстью мужчины преследуют ее тем сильнее, чем больше она к ним безразлична. А девушки уже кругами ходят вокруг Фина, хотя у него борода еще не выросла.
— Ну, как бы то ни было, но наша младшая всем очень нравится.
Кухулин присмотрелся к сестре.
— С тобой все в порядке?
— Конечно, — машинально ответила она, не глядя на него.
— Здесь все будет по-другому, Олененок, — негромко сказал он.
— Я знаю.
Эль быстро взглянула на него и тут же отвела глаза, боясь, что он увидит слезы, от которых они заблестели куда ярче.
— Нет, я правда так думаю.
Его серьезный голос заставил ее замедлить шаг, чтобы лучше слышать.
— Ты найдешь то, чего всегда желала, в замке Маккаллан. Я это чувствую.
Слова брата повисли в ароматном весеннем воздухе. Она точно знала, что он имеет в виду. Это было частью их шифра. Да, Эльфейм родилась первой, оказалась старшей дочерью своей матери, Воплощения Богини. Поэтому Эпона отметила ее. Но и Кухулин был старшим сыном их отца-шамана. С самого раннего возраста он просто знал, еще ребенком объяснял сестре, что будто слышит слова, которые несет с собой ветер. Иногда этот самый ветер говорил ему, где искать потерянные вещи, в другой раз о том, когда кто-нибудь придет в храм. Случалось, что Ку предсказывал дурные вести, например раннюю смерть любимого ребенка или нарушение клятвы, данной на крови.
Это сверхъестественное знание пугало юного Кухулина. Оно не было врагом, которого можно победить силой мышц или обмануть с помощью хитрости, а заставляло его чувствовать себя необычным, не таким, как все, давало ему силу, которой он не просил, не имел никакого желания владеть ею.
Старшая сестра понимала его как никто другой.
Поэтому он приходил к Эльфейм всякий раз, когда у него появлялось чувство относительно чего-то или кого-то. Сестра сопереживала его страхам. Она не отвернулась от него, напротив, стала поверенной его тайн, даже несмотря на то что отношение Эльфейм ко всему, что соприкасалось с миром духов, решительно отличалось от его. В конце концов, она была реальным примером волшебства Богини. Девушка не понимала, почему брат отказывается от даров царства духов, особенно в то время, когда она мечтала хотя бы почувствовать малейшую толику той силы, которой с легкостью владела ее мать, но спокойно и уверенно поддерживала его желание поступать именно так. По мере взросления Кухулин научился подавлять свои расцветшие экстрасенсорные возможности, не позволял им сокрушить его.
Эльфейм изучающе посмотрела на брата. Он никогда прежде не лгал ей. Его чувство всегда оказывалось правильным.
— Обещаешь? — спросила она, затаив дыхание. Ее внутреннее волнение выдавали лишь щеки, внезапно залившиеся румянцем.
— Да.
Он энергично кивнул.
Радость заполнила Эльфейм.
— Я знала, что была права, когда решила восстановить замок Маккаллан!
Она бросила на брата проницательный взгляд, вспомнив о том, сколько времени ей пришлось умасливать мать, чтобы та позволила ей уйти.
— Ты, наверное, не рассказал об этом маме?
— Если бы я сказал ей, что ты встретишь в замке Маккаллан свою судьбу, то как ты думаешь, нашлась бы в Партолоне сила, которая помешала бы ей поехать с нами?
— Отлично сказано, — быстро согласилась Эльфейм. Ее эмоции слегка улеглись, и она спросила: — Но почему ты не сразу сказал об этом мне?
Кухулин задумался, нахмурил лоб и медленно проговорил:
— Это ощущение оказалось очень смутным. Но он увидел, что на лице сестры появилось разочарование, и поспешил объяснить:
— Нет, я не об уверенности. Я знаю, что ты встретишь свою судьбу в замке Маккаллан, вижу твоего супруга, но, когда пробую сосредоточиться на деталях, в мозгу только туман и мешанина. — Он тряхнул головой и застенчиво улыбнулся Эльфейм: — Может, потому, что ты моя сестра. Знание подробностей о твоей любовной жизни было бы довольно волнующим.
— Я точно знаю, о чем ты. Когда девицы начинают слагать стихи о разных частях твоего тела, — передернулась она и скорчила гримаску, — я затыкаю уши и со всех ног бегу, куда глаза глядят.
Он раздраженно фыркнул, но про себя усмехнулся, довольный, что сестра прекратила приставать к нему с расспросами о чувстве.
Ку не понимал, что именно сказать Эль о своем видении. Он знал, что его любимая сестра мучается от мысли о том, что никогда не найдет себе мужа, и сознавал, что должен был сказать ей о своем чувстве. Ему было ясно, что она встретит своего супруга — свою судьбу в замке Маккаллан, но брат также знал, что это будет нечто большее, чем обычная влюбленность. Отчасти его видение было неопределенным и зловещим. Оно не имело ничего общего с типичными любовными картинками, являвшимися ему раньше. Обычно он видел одного из друзей в женских объятиях. Это всегда сопровождалось чувством, что двое принадлежат друг другу.
Он видел сестру в объятиях мужчины, но не мог его рассмотреть. Возможно, потому, что прежде всего брат увидел нежное счастье, написанное на лице сестры, обычно таком серьезном. Это необыкновенное зрелище оказалось настолько удивительным, что ему никак не удавалось сконцентрироваться. Но у него возникло четкое ощущение того, что этим двоим предназначено быть вместе. Когда он пытался взглянуть на них с другого ракурса и рассмотреть мужчину, все вокруг затоплял ослепляющий алый свет, будто они погружались в кровь. Затем картина быстро темнела, словно любовников закрывали бархатным пологом. Мужчина исчезал, оставляя сестру в одиночестве.
Ему был хорошо знаком мир духов с его вопросами без ответов и ощущением тревоги. Он всегда ненавидел неуловимую, скользкую природу этой силы. Она не походила на верность тяжелого меча или ясный полет стрелы.
Кухулин сглотнул, в горле у него внезапно пересохло. Он был рад, что Эльфейм снова оказалась перед ним на тропинке. Она слишком легко читала все по выражению его лица. Он не хотел, чтобы сестра поняла, что последнее видение слишком сильно впечатлило его и действительно напугало своим странным красноватым шепотом. Парень согнул правую руку, ощутил воображаемый вес своего старинного клеймора, мысленно схватил оружие и удерживал его наготове.
Да. Будь то супруг или нет, Кухулин был готов защитить сестру от всех, кто мог бы причинить ей вред.
— Не понимаю, почему мы не могли заночевать в Лотх Торе с остальными рабочими, — проворчал Кухулин и сунул в костер новый сухой сук.
— А я думала, у воинов такая толстая кожа, что они, не моргнув глазом, могут спать на охапке чертополоха, — язвительно заметила Эльфейм и бросила ему бурдюк. — Глотни. Помни, что мама дала нам в дорогу вино, — значительно добавила она.
— Воины, как и все остальные, любят мягкие постели, — буркнул он, но бурдюк взял и сделал большой глоток. — Мамина любовь к вину благословила эту поездку. Но оно не может заменить пуховой перины.
«Или пышущей здоровьем молодой вдовушки, раскинувшейся на этой самой перине», — подумал он.
— Ку, ты сходишь с ума просто потому, что та пухлая блондинка слишком очевидно предлагала тебе нечто большее, чем восхитительное мясо с овощами, приготовленное ее белыми ручками.
— Остаться вдовой в таком юном возрасте — тяжелое бремя.
— Только не тогда, когда ты рядом, — рассмеялась она. — Ладно. Не дуйся. Я хочу увидеть, как солнце поднимается над моим замком, но не желаю делать это на глазах у толпы кентавров и просто мужчин, которые при этом будут шарахаться от каждой тени и пугаться злых духов.
Кухулин прыснул, сделал еще один большой глоток вина и бросил бурдюк сестре. Он поправил ветки в костре и перестал жаловаться. Парень привык к тому, что Эльфейм стремится к уединению, и понимал причины этого. Сестру почитали, потому что ее отметила Богиня. Она была невиданным существом. Ее никогда не рассматривали во все глаза, даже наоборот. Эль внушала людям страх, особенно тем, кто не привык к ее внешности. Почти все рабочие, которые сопровождали их, жили в окрестностях храма Эпоны, поэтому они просто смотрели на нее с осторожным уважением и держались поодаль. Но за пять дней пути от святилища до замка Маккаллан Кухулин не раз замечал, как люди бросали свои дела, бежали к дороге и кланялись юной богине Эльфейм так низко, что головы их практически скрывались в густой траве лугов, окружавших дорогу. По мере приближения к цели к ним присоединялись все новые мужчины, женщины и кентавры, жаждущие получить те возможности, которые открывало восстановление замка Маккаллан. Их реакция на его сестру всегда была одинаковой: страх и пристальные взоры. Кухулин знал, почему Эльфейм настояла на том, чтобы они вдвоем свернули с большой дороги и направились по тропинке, бегущей через лес. Чем меньше людей видели Эль, тем мизернее были шансы на то, что ей снова начнут поклоняться, и девушке это нравилось.
Брат и сестра разбивали лагерь под звездами, не останавливаясь в сонных деревеньках, которые испещряли землю среди виноградников и пастбищ, пока не прибыли в Лотх Тор — городок, угнездившийся в начале плато, на котором стоял замок Маккаллан. В тот вечер они воссоединились со своими товарищами, и все вместе поужинали в гостинице «У кобылы», единственной городской таверне, в которой, казалось, побывали все жители. Каждый с почтением склонялся перед Эльфейм. Некоторые просили позволения коснуться юной богини, иные же только смотрели на нее с открытым от удивления ртом. Кухулин видел, как сестра вежливо отвечала каждому на поклон, полный благоговения. Но никто, кроме него, будто и не замечал ее неестественно напряженных плеч и слишком прямой осанки. Ку подумал, что если она будет двигаться быстрее, то разломится пополам.
Покончив с едой, Эль сказала, что ей необходимо уснуть под звездами, оставшись наедине с братом и Эпоной. Он понял, что сестра упомянула имя Богини затем, чтобы горожане не последовали за ней и не продолжили глазеть на нее. Не говоря ни слова, он оседлал своего мерина и пустил его в галоп, стараясь не отставать от Эльфейм, удаляющейся из городка.
— Если бы ты побыла там еще немного, то, наверное, привыкла бы, — негромко сказал Ку.
Она тяжело вздохнула.
— Тебе это только кажется.
Эль сделала еще глоток превосходного вина, прежде чем отдать бурдюк брату.
— Но я не привыкну. — Сестра приподняла брови и добавила: — Трудно поверить, что моя судьба где-то здесь.
— Все-таки мне многое непонятно, — небрежно сказал он, не желая говорить о том, что видел ее потенциального супруга.
— Что именно? — спросила она.
— Например, то, что у нас с тобой одни и те же родители, но я человек, а ты наполовину лошадь, — не задумываясь, ответил он.
Она посмотрела на него:
— Я наполовину кентавр, а не лошадь, — но дальше спорить не стала.
— Поспи, — сказал ей брат. — Завтра тебе понадобятся все силы. Я останусь бодрствовать, следить за огнем.
«И за тобой», — мысленно добавил он.
Напряжение сестры спало, когда они ушли из города, но инстинкт воина заставлял его ощущать настороженность и беспокойство.
Почему он не мог увидеть ясную картину будущего сестры? Почему видение было таким темным, неясным и казалось пропитанным кровью?
Эльфейм свернулась калачиком по другую сторону костра. По-видимому, ей было удобно и уютно.
— Ты не обманешь меня, Кухулин.
Глаза девушки были закрыты, она говорила шепотом, но нежный ночной ветерок ясно донес до него ее слова:
— Дело вовсе не в чепухе вроде «я должен защитить свою сестру».
— Ты сейчас говоришь совсем как мама, — сказал он, а затем еле слышно добавил: — Тебе пора перестать бояться людей.
Уголки губ сестры приподнялись в легкой усмешке, и она погрузилась в глубокий сон.
Эльфейм снилось, что возлюбленный пришел к ней в виде ночного тумана, который завернулся вокруг нее, словно у ночи выросли крылья. Она задрожала от его прикосновений, но ей не было страшно. Эль охотно предложила себя туману. Он склонился над ней и испил ее любви, пока они летели в бархатную черноту полуночного неба, покоясь на ложе среди звезд.
— Я знала, что он великолепен, — восторженно выдохнула Эльфейм. — Ку, ты только взгляни на мой замок!
Они стояли на краю соснового леса, который окружал ту сторону плато, где был построен замок Маккаллан. Резкий свежий сосновый запах смешивался с соленым ароматом океана. Путникам казалось, что все омыто ярким светом, делавшим зелень леса сочной, а сине-белые волны океана, разбивающиеся внизу прибоем о скалы, — прозрачными и изысканными. Впереди виднелся замок, который очень впечатляюще смотрелся на скалистой вершине, на самом краю великолепного прибрежного утеса.
Эльфейм во все глаза смотрела на свой новый дом, с первого взгляда поразивший ее своей красотой. Замок, окруженный багряником, цветущими кизиловыми деревьями, разросшимся кустарником и зарослями ежевики, был похож на заколдованный. Ей пригрезилось, будто в нем уже много лет спит какое-то сказочное существо, ожидающее, чтобы его пробудили искренним любовным поцелуем.
«Он немного похож на меня».
Эльфейм удивилась, поймав себя на подобных романтических мыслях. Но вид, открывавшийся перед ней, наряду с предупреждением брата вызвал в ней нехарактерное романтическое чувство. Девушка поняла, что могла бы наслаждаться им, и вздрогнула.
«Неужели это то, чего мне не хватало столько лет? — размышляла она про себя. — Такое волнение появляется, когда ждешь чего-то, затаив дыхание. Словно кто-то повернул внутри меня ключ и отпер что-то сказочное».
Солнце начало подниматься над деревьями. Эльфейм наблюдала, как смутный розово-кремовый цвет рассветного неба сменяется синевой и золотом ясного весеннего дня. Внезапно ее захлестнуло невероятное ощущение надежды, словно это утро обещало начало новой жизни для нее. Слова молитвы Эпоне, которые она много раз слышала от матери, всплыли у нее в голове. И она поняла, что произносит их вслух, хотя и шепотом:
Великая Богиня Эпона, моя Богиня,
я стою на пороге нового дня,
полного твоим волшебством.
Я стою на пороге, перед завесой Твоих тайн,
и прошу Твоего благословения.
Я хочу действовать для Твоей славы
и для славы моего духа.
Кухулин молча слушал молитву сестры — в какой-то степени из уважения к Эпоне, отчасти от удивления. До сих пор он ни разу не слышал, чтобы сестра просила благословения Богини. Правда, Эльфейм как будто предпочитала избегать любого упоминания об Эпоне, которая так явно отметила ее. Вплоть до этого самого утра. Но теперь, хотя Кухулин едва мог расслышать слова молитвы, он почувствовал, что в воздухе витает волшебство. Совсем как тогда, когда мать выполняла ритуалы.
Если бы Эль посмотрела на своего брата, то увидела бы, как удивленно расширились его глаза, но сестра этого не сделала. Она была загипнотизирована красотой утра и чувством, растущим внутри ее, в котором она начала узнавать ощущение причастности. Внезапно солнце вырвалось на свободу из плена высоких сосен, и его лучи омыли стены замка золотым светом, заставляя их словно загореться.
— Видишь, Ку? Стены будто пылают.
— В смысле, то, что от них осталось?
Он был все еще удивлен новой силой, исходящей от сестры, и его голос прозвучал чуть грубее, чем он хотел бы. Брат откашлялся и наклонил голову вбок, чтобы лучше рассмотреть руины здания. Замок казался ему косматым старым животным, ненадежно умостившимся на краю приморского утеса.
— Эль, не надо питать ложные надежды. Даже отсюда я могу видеть, что замок полностью разрушен. Нам предстоит много работы.
Она с любовью хлопнула его по плечу.
— Не будь таким, как мама. Давай, надо спешить.
Она помчалась вперед. Кухулин заставил своего большого мерина опуститься на колени, сел на него верхом и помчался, догоняя гибкую фигурку сестры.
Они решительно пробирались через сырой подлесок, пока не нашли дорогу, ведущую к главным воротам замка. По ней двигаться было легче, но Кухулин продолжал ворчать себе под нос о колючем кустарнике и редких деревьях, появившихся на тропе, до сих пор широкой и свободной.
— Прекрати ворчать и посмотри на эти удивительные деревья! — упрекнула брата Эльфейм, замедлила бег и завертела головой, пытаясь увидеть все сразу. — Я и представить не могла, что здесь так красиво.
Хотя замок был заброшен уже более ста лет, от вида буйно цветущих багряника и дикой вишни захватывало дух.
— Похоже на то, словно идешь по лесу из розовых облаков.
— В облаках обычно не бывает зарослей черной смородины.
Ку указал на колючие кусты, растущие группами между деревьями.
— Это не смородина, а ежевика. Немного обрезать, и кусты станут очень даже симпатичными. Только подумай, какие у нас будут летом замечательные пироги и кобблер.
— Ты хочешь сказать, когда тебе построят кухню, — пробурчал он.
Сестра послала ему ослепительную улыбку.
— Ее построят.
Кухулин подумал, что ее голос тверже, чем стены замка, в которых она уже чувствовала себя как рыба в воде.
— Ты ведь знаешь, что я всегда любила лес. — Эль снова стала осматриваться, откинув голову, темно-рыжие волосы закрывали ее словно плащом. — Сосны просто замечательные, но эти деревья в цвету — что-то совершенно необыкновенное.
Он кивнул и заговорил как воин:
— Ты, конечно, не собираешься их оставлять? При всем знании истории у тебя, по-моему, не очень хорошая память. Одной из главных ошибок обитателей замка Маккаллан было то, что они ослабили обороноспособность. — Он обвел рукой буйно цветущие деревья. — Маккаллан позволил им расти возле стен. Армия фоморианцев оставалась необнаруженной до самого конца, пока они не сломали стены замка и не начали резать его обитателей.
Эльфейм открыла рот, чтобы парировать. Мол, они уже не воюют. Фоморианцы не нападали на Партолону уже сто двадцать пять лет. Никто не будет пытаться разрушить стены. Да и раньше Партолона ни с кем не воевала. Лишь замок Маккаллан враги застали врасплох. Да, фоморианцев победили. Тех, кто остался от их зловещего рода, отогнали от Партолоны до самых Трирских гор и до Пустоши за ними. Если бы она двигалась на северо-восток, к горам, то увидела бы мрачный замок Стражи, вечно защищающий подступы к Партолоне.
Но сто двадцать пять лет — это долгий срок. За исключением небольших стычек между кланами и случайных набегов варваров ирландцев с моря, Партолона давно жила в мире и процветании. Не было никакой причины, по которой это должно было бы измениться.
Эльфейм внимательно смотрела на брата и была готова напомнить ему факты, о которых только что вспомнила. Он казался напряженным. Его четко очерченные брови нахмурились. Эль видела, как он сжимает зубы, ожидая, когда она заговорит.
— Тебя тревожат ирландцы? — негромко спросила девушка.
Он пожал плечами.
— Не знаю. Но твой замок стоит над самым морем. Ты оказалась бы мудрой и предусмотрительной, если бы защитила Маккаллан.
Он говорил, но смотрел не на нее, а на лес, окружающий их, словно ожидал, что из-за цветущих деревьев выскочит толпа варваров и перережет им глотки.
Эльфейм почувствовала легкую дрожь тревоги. Что-то, по-видимому, потрясло ее брата, обычно спокойного и уравновешенного. Возможно, это было не истинное чувство, полное видений и четких предупреждений, но что-то беспокоило его. Парень избегал царства духов, ненавидел использовать свои психические силы, но уважал их точно так же, как и Эльфейм.
— Ты прав, — кивнула она, — спасибо за то, что напомнил. Большинство из них необходимо срубить и убрать. — Эль говорила трезво и вдумчиво: — Мне, конечно, будут нужны твои советы насчет того, как восстановить обороноспособность замка. — Она бросила на деревья быстрый взгляд, полный тоски. — Как ты думаешь, можно сохранить хоть что-нибудь?
— Одна-две рощи, оставленные достаточно далеко от стен замка, никому не помешают. — Брат немного расслабился и улыбнулся сестре, удивленный, что она так легко сдалась. — Да и ежевику можно оставить. В ней столько шипов, что они задержат любого врага.
— Хорошо, тогда у нас все-таки будет ежевичный пирог!
Она улыбнулась в ответ, радуясь тому, что он опять говорил своим обычным шутливым тоном. Ку, наверное, всего лишь проявлял излишнюю осторожность и чрезмерно опекал ее, как обычно.
Дорога плавно свернула влево. За поворотом они увидели, что находятся уже меньше чем в пятидесяти футах от главного входа в замок. Про массивные железные двери в легендах говорилось, что они никогда не закрывались перед уходившими гостями. Створки заржавели и рассыпались. Эльфейм увидела их остатки, лежащие среди виноградных лоз. Сохранился только зазубренный остов большой лестничной площадки. Пролом в толстой стене казался ртом с выбитыми передними зубами.
Сами стены оставались почти не поврежденными. По крайней мере, те их части, которые виднелись спереди, выглядели довольно крепкими и прочными. Некоторые балюстрады разрушились. Там не было никаких укрытий для лучников. Деревянные части кровли сгнили, но замок стоял, сильный и гордый.
— Он выглядит лучше, чем я думал, — нарушил тишину Кухулин.
— Он прекрасен! — В голосе Эльфейм слышалось скрытое волнение.
— Эль, он в гораздо лучшем виде, чем я ожидал, но это все равно развалины!
Его сердил слепой оптимизм сестры. Не только потому, что она так смешно восхищалась видом захудалого здания. Ее поведение было совершенно не похоже на обычное.
Прежде чем брат успел еще что-нибудь сказать, она протянула руку и слегка коснулась его плеча.
— Разве ты этого не чувствуешь? — Ее голос был спокойным.
Кухулин удивленно взглянул на нее. Его сестру отметила Богиня, но она никогда не показывала никакой особой связи с Эпоной или волшебным царством духов. Вообще, если не считать ее уникального тела, Эльфейм не имела ни сил, ни власти, которые связывали бы ее с потусторонним миром.
Брат внимательно посмотрел на нее.
— О чем ты, Эль?
Ее глаза не отрывались от замка, но ладонь продолжала опираться о его руку. Он не мог не чувствовать дрожь, сотрясавшую ее тело. Его конь внезапно притих. Легкий ветерок успокоился. Даже птицы почему-то замолчали.
— Он зовет меня. — Голос сестры казался брату очень юным. — Не знаю, как это объяснить, но я так чувствую. — Она отвела взгляд от замка и изучающе посмотрела на Кухулина: — Это похоже на то, когда мама в первый раз должна была исполнить лунный ритуал в другом храме. Помнишь? — Не дожидаясь ответа, девушка продолжала: — До этого она никогда не уходила от нас так далеко и так надолго, а в тот раз пропала на пять ночей. Когда мама наконец-то пришла домой, мы позвали ее и помчались навстречу, чтобы встретить прежде, чем она доберется до лестницы храма. Она обнимала нас, целовала и смеялась сквозь слезы. Помнишь? — снова спросила Эль.
Ку кивнул и улыбнулся:
— Я помню.
Пристальный взгляд Эльфейм был устремлен на замок.
— Сейчас я чувствую то же самое, — прошептала она.
От магии, которой были полны ее слова, мурашки пробежали по спине брата, заставив подняться волосы на затылке.
— Он все время ждал, когда я приду домой.
— Мне просто не терпится осмотреть все остальное!
Эльфейм очнулась от радостного экстаза и решительно ринулась вперед.
— Эй, подожди меня!
Кухулин быстро спешился и привязал мерина за узду к ближайшему дереву. Он подбежал к сестре, и, когда они подошли к разрушенной двери, в утренней тишине смертельной музыкой послышался звук клеймора, вытащенного из ножен.
Эльфейм остановилась и неодобрительно взглянула на меч.
— Ты думаешь, это необходимо?
— Я предпочитаю перестраховаться, нежели оказаться дураком.
Она уперла руки в бедра и вздернула свой царственный носик.
— Хочешь сказать, что я дурочка?
— Нет, — улыбнулся он, радуясь тому, что она снова вела себя как Эль, которую он знал как облупленную. — Я просто говорю, что не хочу быть дураком.
Она сморщила нос, прежде чем переступить порог.
— Ты упрямая и несговорчивая, — крикнул Кухулин и ухмыльнулся, когда сестра обернулась через плечо и одарила его взглядом. — Но именно поэтому я тебя и люблю.
— Замолчи и догоняй. Уверена, здесь наверняка есть пара белок-маньячек, от которых меня надо защитить, ибо я очень беспомощна.
Она сделала вид, что падает в обморок, наклонилась, но тут же напрягла мощные мышцы ног и бросилась вперед. Когда ему наконец удалось ее догнать, он едва дышал и бормотал что-то о якобы беспомощных полукобылицах, которые сами кого угодно загонят до смерти.
Девушка молча стояла перед входом в замок и ждала его. Место, где когда-то была большая дверь, заросло сорняками и виноградными лозами, поэтому брату и сестре пришлось прорубать дорожку, прежде чем они сумели добраться до нее. Эльфейм первая ступила за пределы стены. Юноша не отставал.
Заросли сорняков кончились, как только оба оказались внутри укреплений. Они стояли в просторном дворе между внешней стеной и собственно зданием замка.
Кухулин с любопытством огляделся кругом. Со всех сторон виднелись развалины того, что когда-то было сторожевой галереей, протянувшейся вдоль массивных стен замка. Ку нахмурился. Очень плохо, что Маккаллан не поспешил с сооружением наблюдательных пунктов.
— Слушай, Ку, держу пари, что здесь когда-то была красивая деревянная дверь.
Эльфейм понизила голос, войдя в церковь.
Кухулин последовал за ней через другой пролом в меньшей стене. По-видимому, они оказались в большом внутреннем дворе. Пол был усыпан обломками кладок. От грязи и времени он стал похож на слоеный пирог, но кое-где до сих пор можно было видеть участки, выложенные гладким камнем, по которому многие десятки лет ходили представители клана Маккаллан. Кругом стояли огромные резные каменные колонны, поднимающиеся туда, где когда-то был сводчатый потолок, а теперь виднелось ясное утреннее небо. Массивные столбы до сих пор были отмечены подпалинами — следами пожара, уничтожившего замок.
У Эльфейм пересохло в горле.
— Ты думаешь, что мы найдем останки воинов? — Она помолчала и встретила пристальный взгляд брата.
— Я так не считаю. Это было давно. Что не уничтожил огонь, то сделали время и непогода.
Но эта мысль заставила его подозрительно поглядеть на кучи листьев и грязи.
— Если же мы действительно обнаружим останки воинов Маккаллана, то их надо будет надлежащим образом похоронить. Им это понравилось бы, — тихо, но с убеждением проговорила Эльфейм.
— Ты чувствуешь их, Эль? — спросил брат.
— Воинов?
Он кивнул.
Она стояла очень тихо, подняв голову, словно пытаясь услышать ответ в шуме ветра.
— Погоди, я не уверена.
Девушка медленно подошла к почерневшей колонне, такой широкой, что если бы брат и сестра с двух сторон обхватили ее, то не сумели бы коснуться друг друга даже кончиками пальцев. Вблизи Эльфейм увидела, что вся она покрыта искусной резьбой в виде переплетенных узелков, образующих птиц, цветы и кобылиц, поднявшихся на дыбы. Даже сквозь толстый слой сажи и грязи искусство мастера вызывало восхищение.
— Ты, должно быть, многое повидала, — прошептала Эльфейм колонне.
В тот же миг тело девушки сотряс странный ответный гул.
— Ой! — воскликнула она.
— Что случилось, Эль?
В два прыжка Кухулин оказался подле нее, крепко держа в руке клеймор.
— Не волнуйся, все в порядке, — успокаивающе улыбнулась она, сосредоточившись на своем ощущении. — Я что-то чувствую в этом камне.
Осматривая колонну, Эльфейм внезапно кого-то услышала.
«Там, откуда исходит гул», — подумала она.
Не обращая внимания на настороженность брата, Эльфейм положила узкие ладони на старую колонну. Как только ее плоть коснулась камня, девушке показалось, что его поверхность задрожала. Она удивилась, молча и ласково погладила ее. На мгновение массивная колонна подалась под ладонями Избранной, словно прикосновение превратило камень в покорную глину. В тот же миг ее руки и камень, которого она касалась, начали мерцать. Тепло проникло в ладони и окутало все тело девушки, которую переполняло удивительное чувство. Ей казалось, что она погружается в теплый чувственный океан или же ее крепко обнимает мать. Руки Эльфейм задрожали, но не от страха, а от невероятного потрясения.
— Ох! — У нее перехватило дыхание. — Да! Я чувствую их.
Лицо Эль сияло от эмоций, переполняющих ее.
— Ты чувствуешь не воинов, Богиня, — раздался позади них низкий голос, расколовший тишину, словно горячий нож льдинку.
Кухулин молниеносно прыгнул, встал между сестрой и злоумышленником, держа наготове клеймор, но тут же все понял.
— Дананн! Отличный способ удостовериться, что ты не умрешь спокойно во сне, от старости, Повелитель камней.
Рука Кухулина дрожала от неизрасходованного запаса адреналина, пока юноша вкладывал меч в ножны, но старый кентавр почти не обратил внимания на воина. Он пристально смотрел на Эльфейм, а она — на него.
— Если это не духи воинов, то что же тогда я чувствую? — спросила она.
При звуке его голоса контакт Эльфейм с колонной нарушился, но ее руки до сих пор покалывало от тепла камня. Теперь она с надеждой ждала, что ответит Дананн. Все в Партолоне знали, что Эпона даровала им кентавра с особым влечением к земле. Духи природы говорили с ним через камень, и поэтому Эльфейм попросила, чтобы Повелитель камней отправился вместе с ними восстанавливать замок Маккаллан. В своем преклонном возрасте он предпочитал дремать на солнышке, а не воздвигать стены храма, но оставался самым уважаемым каменщиком в Партолоне. Дананн умел слышать духов, живущих внутри камней, что помогало ему выбирать наилучший материал для строительства каждого здания. Если знаменитый кентавр Повелитель камней станет во главе строительства, то она может быть уверена в том, что восстановленные постройки будут жить веками.
Кентавр приблизился к стоявшей возле колонны Эльфейм энергичным широким шагом, не соответствующим его возрасту. Сначала он осмотрел камень, не притрагиваясь к нему.
Когда Дананн заговорил, его голос прозвучал словно во сне, издалека.
— Это большая центральная колонна замка Маккаллан. Когда-то в ней была сосредоточена вся его сила. — Кентавр улыбнулся девушке. — Ты чувствуешь дух камня. С тобой говорит самое сердце замка, а не погибшие воины.
Он осторожно поднял руку и положил ее на колонну.
— Коснись его снова, Богиня. Тебе нечего бояться.
— Я и не боюсь, — поспешно сказала Эльфейм.
Она без колебаний положила свою мягкую гладкую руку рядом со сморщенной от старости ладонью кентавра. Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться.
Жар быстро распространился и охватил Эльфейм и Дананна. Ее снова омыла волна чувства. Она была к этому готова, сконцентрировалась и попыталась разобраться в обрывках эмоций. Радость — подходящее слово, чтобы описать счастье, охватившее ее. Мир — Эльфейм хотелось громко смеяться. Конец ожидания — весело мелькнула в голове фраза. Затем жар исчез. У девушки перехватило дыхание, ей хотелось прыгать и визжать от счастья.
— Я знал, почувствовал сразу же, как только оказался в этих стенах! — воскликнул старый Повелитель камней.
Он повернул голову и открыл глаза. Их ясная синяя глубина отразилась на ее лице.
— Ты настроена на сердце этого замка, Богиня. Сами камни приветствуют тебя. Они радуются, что прибыла их госпожа, — тепло улыбнулся он. — Как и Рианнон, твоя предшественница, ты способна слышать духов земли.
— Я никогда раньше их не слышала! Только когда приехала сюда! — радостно воскликнула она.
Свершилось чудо! Наконец-то ее одарили чем-то большим, нежели физической непохожестью на других.
Эльфейм импульсивно положила ладонь на руку Дананна, которую он продолжал прижимать к колонне, благодарно сжала ее и почти сразу пожалела, что последовала этому импульсу. Она взяла за правило никогда никого не касаться, не считая членов своей семьи. Девушка хорошо помнила случай, произошедший в раннем детстве, когда к ним в гости приехала предводительница клана с дочерью. Взрослые увлеченно обсуждали какие-то свои проблемы. Маленькой Эльфейм это наскучило, и она, улучив минутку, похлопала по руке дочь вождя. Ей просто хотелось потихоньку привлечь внимание девочки, чтобы вдвоем улизнуть и поиграть. Та завопила от прикосновения Эльфейм. Мол, Богиня отметила ее, и теперь она непременно умрет. Никакие уговоры и увещевания не могли прекратить истерику малышки. Предводительница торопливо уехала, бросая испуганные взгляды на Эльфейм, хотя Этейн и уверяла гостью, что Эпону не интересует жизнь дочери.
С ней могли говорить духи земли, ее приветствовали камни, но смертные не любили, когда до них дотрагивалась живая богиня.
У Эльфейм перехватило горло. Она попыталась отнять руку от Дананна, прежде чем он отпрянет от нее. Вместо того чтобы позволить ей сделать это, кентавр взял ее ладонь и сжал.
— Духи камня говорят мне, что ты принадлежишь этому месту.
Эльфейм почувствовала, как разгорелось ее лицо.
— С тех пор как я себя помню, мне хотелось возродить замок Маккаллан к жизни, — сказала она. — Спасибо, что присоединился к нам здесь, Дананн. Твое присутствие много значит для меня.
— Служить тебе — честь для меня, Богиня, — просто ответил он и снова сжал ее руку, прежде чем отпустить.
Он не отпрянул от нее в страхе, не склонился перед ней в почтении и потрясении.
«Словно я обычный человек, вождь клана, просящий о помощи».
Эта мысль пришла настолько неожиданно, что Эльфейм удивленно заморгала и быстро повернулась к брату, чтобы скрыть неловкость.
— Ку, ты веришь, что я могу чувствовать духов этих камней?
— Конечно же верю.
Он улыбнулся сестре, довольный тем, что она выглядит такой счастливой и оживленной, и почти забывший свое смятение, возникшее при виде того, как ее охватывал чудесный жар камня. Ему следовало помнить, что для нее все выглядело по-другому. Он был воин, не хотел иметь никакого дела с вещами, с которыми не мог справиться ударом меча, но Эльфейм никогда не чувствовала его смущения перед магией и царством духов. Она мало говорила об этом даже с ним, но Ку знал, что его сестра всегда жаждала духовной связи с Богиней, которая так явно сотворила ее тело. Эльфейм была первой дочерью Избранной Эпоны. Это никогда не говорилось во всеуслышание, но Богиня часто призывала старшую дочь стареющей Избранной стать преемницей матери в качестве духовного лидера Партолоны. Эпона могла готовить Эльфейм к тому дню, когда она займет место матери.
«Это был путь мира», — напомнил себе Ку.
Он отбросил прочь волнение, приблизился к Дананну и тепло пожал руку старому кентавру.
— Видно, мне проще услышать духов, чем застать врасплох воина, охраняющего сестру, — криво улыбнулся Дананн.
— Нет, я бы сказал, что тебе вполне удалось застать меня врасплох, — ответил Кухулин.
— Ку со вчерашнего вечера не в духе. Не обращай на него внимания, — сказала Эльфейм, пихнула брата плечом и хмыкнула.
Кухулин сделал вид, что не заметил подначки Эль.
— Ты пришел один, Дананн?
Каменотес покачал головой и жестом указал на вход, заросший сорняком.
— Нет, я присоединился к вашим сопровождающим, когда они оставили Лотх Тор. Все решили ждать вас за стенами замка и не слишком-то жаждали войти, — улыбнулся он, пожимая плечами. — Молодежь часто запросто пугается чего-то не более страшного, чем сказки на ночь или тень.
Эльфейм почувствовала прилив благодарности к кентавру за такое вот здравомыслие.
— Да, это очень похоже на молодежь. — Она бросила на брата раздраженный сестринский взгляд, причисляя его к категории бездельников. — Вместо того чтобы действовать, они стоят и ждут, пока им скажут, что надо делать.
Дананн ловко поклонился ей, согнув одну переднюю ногу с посеребренным копытом и отставив другую.
Он протянул руку в старинном изысканном жесте и сказал:
— Теперь, Богиня, я провожу тебя, чтобы ты могла дать молодежи некоторые распоряжения, прежде чем они впустую потратят свою жизнь в ничегонеделании.
Эльфейм заколебалась. Неужели она действительно во второй раз за день дотронется до того, кто не имеет отношения к ее семье? Девушка перевела взгляд со старого кентавра, благородно предлагавшего ей руку, на брата.
Кухулин подмигнул ей и кивнул. Она глубоко вздохнула и положила ладонь на руку Повелителя камней. Ее пальцы слегка дрожали.
«Совсем как обычный человек», — подумала она, не в силах сдержать улыбку.
Вместе с Ку, следующим сзади, они прошли по тропинке от руин внутреннего двора через пролом в древней стене, туда, где их ждали сопровождающие.
Как заметил Дананн, это была группа молодежи, в основном младшие сыновья, пожелавшие принять участие в восстановлении замка, потому что хотели сами вершить свои судьбы. Если бы Маккаллан возродился, то их ждали бы земли и большие возможности. Это волновало их горячую кровь.
К тому же с ними была юная богиня Эльфейм. Все партолонцы знали, что Эпона даровала ее им как свое особое благословение, но причин этого никто до конца не понимал. Поступки Эпоны часто были таинственными. Она была благожелательной Богиней, но редко вмешивалась в будничные дела своих людей, вместо этого выбирала одну женщину, с которой у нее существовала особая связь, и с помощью этой Избранной повелевала людьми. То, что Эльфейм так явно была отмечена божеством Партолоны, особенно в то время, когда ее мать правила в качестве Воплощения Богини, было источником страха и сплетен, начиная с рождения Эльфейм. Эпона коснулась ее, и теперь девушка собиралась восстановить замок Маккаллан. Разумеется, честь сопровождать ее в путешествии должна была принести удачу, и этому не могли помешать никакие слухи о проклятии. По крайней мере, именно это говорили себе те, кто присоединился к ней. Они даже верили в это, пока не оказались лицом к лицу с развалинами замка, разрушенного войной.
Как только Эльфейм вышла к мужчинам и кентаврам, которые, нервничая, сгрудились в нескольких шагах от входа, наступила тишина. Почти все они привыкли к виду молодой Богини, но ее внешность все же поражала их, а этим необычным утром она выглядела еще более экстраординарно, чем всегда. Лицо Избранной сияло, ее кожа будто пылала. Многие молодые люди и кентавры поймали себя на мысли, насколько она хороша собой. Когда ее полные, чувственные губы изогнулись в сияющей улыбке, многие из собравшихся мужчин почувствовали ответный отклик в крови, совсем ненадолго, пока не напомнили себе, что не могут желать Богиню, сошедшую на землю. Неважно, насколько она привлекательна.
Когда Эльфейм заговорила, ее голос воспламенил собравшихся, как факел:
— Нас приветствуют все — от почек на ветвях и поющих птиц до шепчущего ветерка и колонн. Сами камни замка Маккаллан рады нам. Мы восстановим его из руин.
Она вскинула руки над головой и воскликнула:
— Радуйтесь! Это будет нашим домом!
Ее руки покалывало от жара. То же самое девушка чувствовала, когда положила ладони на поверхность колонны.
Собравшиеся как один отреагировали не столько на ее слова или на идею восстановить замок Маккаллан, сколько на нее, свою волнующую Богиню. Они хором выкрикивали слова одобрения, заставлявшие древние стены снова отзываться эхом, ликующими звуками пробуждения.
Спрятавшись между деревьями, Лохлан наблюдал за собравшимися. Люди и кентавры — юные и гордые. Он видел, как пылал огонь в их крови, когда они отвечали на ее слова. Фоморианец узнал девушку, потому как ему было известно, что она здесь. Но при виде ее он задрожал.
Эльфейм выглядела гораздо живее, чем в его мечтах. Глядя на нее, он понял, что до сих пор не мог постичь до конца всю степень красоты.
Ее тело! Оно излучало страсть и загадочную силу. Глубоко внизу живота он почувствовал прилив желания. Его кровь бежала горячо и сильно. Лохлан возбудился, почувствовал, что его массивные крылья затрепетали и начали подниматься. Он быстро заставил себя отвести от нее взгляд, чтобы взять желание под контроль.
Боль пронизывала виски, распространялась по всему телу. Ее разносила сильно и горячо пульсирующая кровь. Тело боролось против контроля, но, как и всегда, Лохлан прибегнул к тому человеческому, что в нем было, чтобы заглушить темные импульсы. Жар в крови постепенно стихал. Его крылья снова затрепетали, прежде чем аккуратно свернуться на спине.
Он не обращал внимания на знакомую боль, которая продолжала отзываться эхом, подобно фантому, в его мозгу.
Теперь Лохлан полностью контролировал себя и осмелился снова взглянуть на нее. В тот же миг она подняла руки над головой, и собравшиеся закричали в ответ. Он улыбнулся, показав длинные, опасные на вид клыки. Эта девушка сделала так, что ему тоже захотелось кричать. Фоморианец был прав, что пришел сюда один. Другие вряд ли могли это понять. Но при мысли о соплеменниках его охватила волна отчаяния. Он всегда мог чувствовать их потребности, боль, веру в него. Лохлан задрожал и заставил себя забыть об этом. Не теперь. Сейчас он не мог думать о других. Не теперь, когда все, что было в нем благородного, верного, человеческого, хотело помчаться к ней и сказать, что она заполняла его мечты и сердце с тех самых пор, как он себя помнил.
Лохлан устало вздохнул и провел рукой по лицу. Он не мог пойти к ней. Не в открытую. Не сейчас. Они будут видеть в нем только фоморианца и убьют его. Лохлан не сможет сражаться за нее сразу со всеми. Неважно, как отчаянно он стремится к ней.
«Помни свое обещание!»
В его сознании возникло воспоминание о любимой матери. Она говорила с ним.
«Помни Пророчество. Твоя судьба — найти способ исцелить твой народ и вернуть его назад в Партолону. Ты должен исполнить Пророчество Эпоны».
Лохлан не мог поступить как эгоист. Он должен был помнить об остальных, избавить их от боли, даже если это означало бы...
Борясь с тяжелым чувством потери, он отвел от нее взгляд и беззвучно исчез в чаще.
— Ты нарочно пытаешься лишить меня удовольствия и заставить вести целомудренную жизнь? — проворчал Кухулин.
— Не думаю, что я поставлю крест на твоей сверхактивной любовной жизни, — усмехнулась Эльфейм, — если назначу тебя наблюдать за работами во дворе, главным образом за мужчинами, а сама буду разговаривать с женщинами, чтобы определить, чем им придется заниматься в замке.
— Ладно, мальчик. Пойду с тобой и посмотрю, кого из этих детишек можно сделать приличными каменщиками, — сказал Дананн, добродушно хлопнув его по плечу. — А ты сможешь взять остальных и начать убирать кучи щебня, как велела сестра. — Старик кентавр подмигнул Эльфейм и продолжил, обращаясь к Ку: — Помни, женщины гораздо охотнее украсят твою постель, если стены вокруг нее будут крепкими и чистыми.
— В смысле, не похожими на эти развалины, — кивнул парень.
— Именно это я и имею в виду, — сказал Дананн.
Ку фыркнул, и они вместе с Повелителем камней направились к выходу из главного внутреннего двора, чтобы вернуться к рабочим.
Эльфейм покачала головой, глядя на уходящего брата. Его громкий голос доносился до нее из внутреннего двора, куда он позвал юношей и кентавров, все еще стоявших перед замком, чтобы сделать необходимые распоряжения. После того как она поприветствовала рабочих, Ку, Дананн и Эльфейм бегло осмотрели территорию замка. Им сразу же стало ясно, что, прежде чем взяться за восстановление, необходимо убрать завалы, скопившиеся за прошедшие сто лет. Поэтому самое первое дело было довольно скучным, но необходимым. Уборка.
Уперев руки в бедра, Эльфейм осмотрелась вокруг. Теперь, когда она осталась одна, черты ее лица смягчились, и она прикрыла глаза. Ну и разруха! Конечно, основные стены и строения замка продолжали стоять, но все остальное превратилось в развалины. То, что в Маккаллане пощадил погребальный костер, разрушило время. Плечи Эльфейм опустились. Замок оказался гораздо больше, чем она себе представляла. Широкие каменные стены охватывали огромную территорию. Сколько людей когда-то жило здесь? Скорее всего, не меньше чем в сонном городке Лотх Тор. Неужели у нее получится? Неужели она действительно восстановит все это?
Эльфейм, совершенно ошеломленная, перевела взгляд на центральную колонну, поврежденную огнем. Она потерла руки, вспомнив ощущение тепла от общения с камнем. Магия!.. Прежде Избранная никогда не чувствовала даже намека на это, а сегодня на нее внезапно обрушилось новое знание. Оказывается, она могла общаться с духами камней. Что это означает на самом деле?
«Почему бы тебе не остаться и не занять мое место... Я очень долго была у власти. Я готова уйти».
В памяти девушки всплыли слова матери, и ее сердце беспокойно затрепетало. Она не могла занять место матери! Чувствовала Эль духов камней или нет, но не была готова править Партолоной. Она — не ее мать.
— Прекрати! — сердито велела себе Эльфейм. Мать была Избранной Эпоны, а дочь — нет. Она просто пала духом, видя, какую чудовищно сложную задачу им надо осуществить, но это было естественно.
Девушка взглянула на опаленные, разрушенные стены, мысленно встряхнулась и пробормотала:
— Зря ты думала, что это будет легко и просто. Надо просто начать. Шаг за шагом. Не поддаваться эмоциям.
Это ее замок. Ее дом.
— Эльфейм! — гулко разнесся по пустому двору голос Кухулина. — Женщины пришли!
— Вот с чего я начну, — прошептала старшая сестра.
Она не могла править Партолоной — честно говоря, ей этого и не хотелось, — но была способна снова оживить замок Маккаллан.
Девушка улыбнулась на прощание центральной колонне и поспешила к входу в замок.
Небольшая группа женщин топталась в нескольких шагах от пролома в стене. Эльфейм незаметно наблюдала за ними, спрятавшись в тени. Они были юные и испуганные. Их оказалось так мало! Она быстро сосчитала — чуть больше дюжины. Почти в три раза меньше, чем мужчин и кентавров. К тому же все они были людьми. Почему ни одна женщина-кентавр, даже юная ученица-охотница не откликнулась на ее призыв? Но Эль только на мгновение позволила себе поддаться разочарованию. Ей надо было выполнить свою задачу, работать с тем, что доступно. Возможно, то, что их немного, даст шанс узнать их поближе. Это было бы совсем неплохо.
Она не позволяла себе роскошь надеяться на то, что у нее появится подруга, даже представить себе такого не могла. Но может, эти несколько женщин научатся обращаться с ней как с предводительницей клана или с верховной жрицей, вместо того чтобы рассматривать ее как объект поклонения, неприкосновенную Богиню, неподвластную чувствам смертных.
Когда Эльфейм появилась из-за руин, женщины, волнуясь, присели.
Девушка откашлялась и постаралась улыбнуться как можно приветливее.
— Доброе утро. Рада видеть, что столько людей хотят восстановить замок Маккаллан и сделать его своим домом. Мужчины займутся грязной и тяжелой работой, — махнула она рукой в сторону группы, которая уже начала таскать щебень от стен замка. — Но это не означает, что ваше дело будет менее важным. Мне нужны поварихи и те, кто хорошо умеет ткать и шить. — Эльфейм не заметила, как ее улыбка стала мечтательной. — Когда Маккаллан возродится, я хочу украсить его стены такими изящными гобеленами, чтобы даже моя мать позавидовала.
В ответ на добрые слова богини несколько женщин неуверенно улыбнулись ей.
Видя их поддержку и положительную реакцию, Эльфейм продолжала сильным, уверенным голосом:
— Конечно, мне будут нужны женщины для каждодневной заботы о замке. — Эльфейм засмеялась и многозначительно посмотрела на сорняки и мусор, заполонившие вход в замок. — Когда-нибудь ему определенно потребуется хороший уход.
Одна из женщин захихикала, но тут же прикрыла рот рукой и сильно покраснела.
Эльфейм посмотрела ей прямо в глаза.
— Никогда не бойся смеяться здесь. Я знаю, сейчас все выглядит по-другому, но камни поют от радости. Они жутко довольны тем, что мы прибыли. Маккаллан станет счастливым домом.
Девушка отняла руку ото рта и робко улыбнулась богине.
— Как тебя зовут? — спросила ее Эльфейм.
— Меара, — ответила та, и ее голос дрогнул от волнения.
— Меара, — повторила Эльфейм. — Какую работу ты можешь делать лучше всего?
— Я... я... — Она запнулась, а затем выпалила: — Я отлично умею наводить порядок.
— Тогда ты пришла по адресу. Здесь есть где прибраться. — Она окинула взглядом остальных. — Те, кто умеет убирать, пожалуйста, скажите ваши имена Меаре.
Эльфейм снова взглянула на девушку, которую выбрала, и увидела, что ее глаза расширились от гордости.
— Меара, я прошу, чтобы в конце дня ты мне дала список тех, кто будет работать с тобой. Теперь о другом, — продолжила Эльфейм. — Кто мои кухарки?
Мгновение поколебавшись, руки подняли четыре молодые женщины, стоящие небольшой группкой рядом друг с другом. Та, которая находилась в середине группы, сделала шажок вперед. У нее были огненно-красные волосы и дивные глаза цвета нефрита.
— Мы услышали твой призыв и приехали из замка Макнамара. Тамошняя главная кухарка оказалась... — Она сделала паузу и посмотрела на подруг, ища поддержки.
Они ободряюще кивнули ей.
— Да, она была очень сварливой и не любила молодых кухарок, особенно тех, у кого появлялись новые идеи.
Огненноволосая девушка говорила с мягким западным акцентом.
Эльфейм вздернула брови.
— Могу уверить, что я не имею ничего против молодых кухарок. Мне очень нравятся новые идеи.
По-моему, я не сварливая, но Кухулин, вероятно, не согласится со мной.
При упоминании имени ее красивого брата девушки захихикали и заулыбались.
— Итак, кто из вас готовит лучше всех? — спросила Эльфейм.
Три пары глаз взглянули на девушку, которая говорила.
— Мы все отличные кухарки, но, признаюсь, у меня особый талант к тому, что касается кухни. Меня зовут Винни. Девушки, пришедшие со мной, — Ада, Коллин и Ула.
Она поочередно указывала на каждую, называя имена.
— Винни, я рада объявить, что ты моя новая главная кухарка, — сказала Эльфейм. — Твое первое задание — осмотреть то, что осталось от кухонь замка. Определи, что надо восстановить в первую очередь, чтобы как можно быстрее дать приказ строителям. Вам нужно накормить много голодных ртов.
— Да, Богиня, — поспешно поклонилась Винни.
Эльфейм стиснула зубы, услышав свой титул. Богиня. В ней никогда не будут видеть просто молодую девушку, которая любит бегать, смеяться со своей семьей и подолгу резвиться в бассейне, сделанном для матери. Ее всегда будут воспринимать только как Богиню, если, конечно, кто-нибудь не заставит их смотреть на нее по-другому.
Может быть, она сумеет это изменить. Решение созрело мгновенно.
— Леди!.. — сказала она.
Болтовня тут же смолкла, и все взоры обратились к ней.
— У меня есть просьба ко всем вам. Мы собираемся долго работать вместе, бок о бок, и я предпочитаю, чтобы вы называли меня по имени, а не титуловали Богиней.
Женщины заморгали, на их лицах появилось выражение изумления. Эльфейм вздохнула.
— Или же можете называть меня госпожой. Как угодно, только не Богиней, — безнадежно проговорила она, потому что все молчали. — Теперь дальше, — быстро продолжила девушка. — Что еще? Знаю. Есть здесь кто-нибудь, кто умеет хорошо ткать или вышивать?
Поднялось несколько рук. Эльфейм поймала на себе взгляд довольно пухлой блондинки, розовое лицо которой словно все время пылало.
— Как твое имя? — спросила ее Эль.
— Кейтлин.
— Кейтлин, ты умеешь ткать или вышивать?
— И то и другое, госпожа.
— Отлично. У меня есть мысли относительно новых гобеленов. Мне бы хотелось, чтобы они отражали определенную тему для каждой значительной комнаты замка, начиная с Большого зала. — Голос Эльфейм трепетал от волнения. — Его темой будет сам замок. Я хочу, чтобы гобелены изображали возрожденный Маккаллан во всем его великолепии и красоте.
Кейтлин несколько раз моргнула, прежде чем заговорить.
— Но, Богиня... хм... в смысле, госпожа, как мы узнаем, что именно ткать? — Она беспомощно указала на развалины, громоздящиеся перед ними. — Он пока не выглядит таким уж великолепным.
Эльфейм нахмурилась. Она забыла, что никто из них не представлял себе, как будет выглядеть заново отстроенный замок.
— Думаю, мне придется найти художника. Она замолчала, вглядываясь в свой любимый полуразрушенный замок.
— Я могу сделать рисунок, госпожа.
Эль завертела головой, безуспешно пытаясь увидеть говорившую женщину.
— Кто это сказал? — спросила она.
Тот же самый нежный голос ответил из-за чужих спин:
— Это я, Бренна.
— Иди сюда, я тебя не вижу, — нетерпеливо велела Эльфейм.
Женщины расступились, чтобы пропустить миниатюрную брюнетку. Ее голова была наклонена, лицо скрыто. Эльфейм тотчас же заметила, что все остальные отводили от нее взгляды, словно смотреть на нее им было неудобно. Тут женщина подняла голову. Эльфейм почувствовала, как внезапная дрожь сотрясла ее тело, когда она увидела лицо Бренны. Но Эль не подала виду, внешне оставшись безразличной.
Бренна была молодая и когда-то симпатичная. Эльфейм увидела это по левой стороне ее лица. Правая же была полностью изуродована. Ужасные шрамы от ожогов начинались на шее и покрывали половину лица. Они были широкие, самые глубокие из них оказались блестящими, розовыми и белыми.
Линия губ справа отсутствовала. Это смотрелось тем более ужасно по сравнению с гладкими, полными, неповрежденными губами по другую сторону лица. Правый глаз казался ясным и целым. Он был карим, как и левый, но шрамы словно стягивали его, и это производило гнетущее впечатление.
Она стояла очень тихо, позволяя Эльфейм рассматривать себя. Бренна бесстрашно встретила пристальный взгляд богини.
— Думаю, я смогу нарисовать для тебя замок, — сказала она ясным уверенным голосом.
— Ты художник, Бренна? — спросила Эльфейм.
— Я немного умею рисовать, особенно то, что воображаю в собственном уме, — улыбнулась она уголком рта, и Эльфейм удивилась, найдя ее улыбку покоряющей. — Поэтому думаю, что у меня получится нарисовать то, что нужно, если ты сможешь мне это описать.
Эль восторженно закивала, но, прежде чем она успела сказать хоть слово, Бренна продолжила:
— Но тебе следует знать, что я не считаю себя художником. Я знахарка.
Лицо Эльфейм расплылось в широкой улыбке.
— Тогда ты очень нужна нам, Бренна. Рабочим, которые все время что-нибудь таскают и строят, обязательно потребуется помощь знахарки. Я знаю, что мой собственный брат имеет особую способность получать порезы и царапины, хотя он и опытный воин.
На мгновение Эльфейм увидела, что выражение лица Бренны изменилось.
По изуродованному лицу молодой женщины словно пробежала тень, но она ответила не колеблясь:
— Конечно, госпожа. Я всегда рада быть там, где во мне есть необходимость.
— Эльфейм! — В группу женщин, словно торнадо, ворвался Кухулин.
С сияющими глазами он кивнул нескольким самым хорошеньким, прежде чем подойти к сестре.
— Повозки с припасами застряли в той грязи, которая зовется главной дорогой к замку. Я послал кентавров встретить их и прорубить просеку к передней стене. Когда повозки окажутся здесь, думаю, что лучше всего будет поставить палатки возле стен замка. По крайней мере, до тех пор, пока это чудище не станет снова пригодным для жилья.
Эльфейм изогнула брови и скрестила руки. Кухулин засмеялся.
— Ладно! Прости за то, что назвал твой дворец чудищем.
— Это не дворец, а замок, — поправила она.
— Который не пригоден ни для людей, ни для животных.
Он подмигнул хорошенькой пухлой Кейтлин, которая покраснела так сильно, что ее лицо стало похоже на перезрелый помидор.
— Ни для прекрасных леди. — Юноша указал за их спины. — Проще всего будет расчистить пустоши к юго-западу от замка, которые простираются от южной стены до конца морского утеса. Через пару дней мы должны поставить все палатки и устроить лагерь. До тех пор нас будут рады приютить жители Лотх Тора. — Ку дерзко ухмыльнулся сестре: — Если это устроит тебя, госпожа.
Эльфейм едва сдержалась, чтобы не заехать ему по уху.
— Да-да, это замечательно. Но мне понадобятся несколько парней, чтобы сопровождать мою главную кухарку и ее помощниц. Очень важно быстро отстроить кухни. — Она ткнула его под ребро. — Чтобы работать целыми днями, мужчинам нужно что-нибудь повкуснее сушеного мяса и сухарей.
Кухулин хмыкнул и потер бок. Ему нравилось видеть, как непринужденно его сестра ведет себя на людях. Обычно она подтрунивала над братом только тогда, когда они оставались вдвоем. Восстановление огромного здания было бы еще полезнее для нее, если бы сестричка научилась расслабляться.
— Как бы мне ни хотелось возразить, но ты права, сестрица. Я передам несколько мужчин в твое распоряжение, то есть, конечно же, под начало твоей кухарки. — Его глаза озорно блеснули. — А это означает, что тебе придется представить меня этой особе.
Эльфейм сделала ему страшные глаза, а затем подозвала новую главную кухарку.
— Винни, этот назойливый юноша — мой брат. Кухулин, познакомься с нашей кормилицей.
Ку небрежно поклонился ей.
— Приятно познакомиться, огненноволосая Винни.
— Мне тоже, господин, — ответила новая кухарка, бросая на него оценивающий взгляд.
— Теперь ты знаешь ее имя, Ку. Пусть твои люди найдут Винни. Она будет внутри замка, как и остальные, — сказала Эльфейм, подталкивая его назад, туда, откуда он пришел.
— Ах, ты вечно вся в работе, сестрица. — Ку галантно поклонился и двинулся прочь от женщин. — Леди, до скорого.
Те присели и попрощались.
— Мой брат — нахал.
Она не поняла, что сказала это вслух, пока Винни, которая все еще глядела на удаляющегося широкоплечего Кухулина, не ответила:
— Да, но чертовски красивый.
Затем, словно испугавшись, что перешла границы, она побледнела и поспешно пробормотала слова извинения.
Эльфейм успокоительно махнула рукой и сказала с показной беспечностью:
— Главное слово здесь — «чертовски». Помни об этом, и тебе не придется страдать.
Неужели они никогда не будут чувствовать себя непринужденно в ее присутствии? Неужели они всегда будут вести себя так, словно она священный канал связи с Эпоной, и благоговеть перед ней? Она изо всех сил старалась держаться с ними как обычный человек. Разве Эль только что не дразнила Ку на их глазах?
«Понадобится время, чтобы показать людям, что я не отличаюсь от них», — твердо сказала она себе.
Девушка понимала, что начала все сначала. Ей придется быть терпеливой. Годы прошлой жизни не зачеркнешь всего за одно утро.
Сдержав разочарование, она обратилась к женщинам:
— Пора браться за работу. Я знаю, что у каждой из вас есть особый талант, и очень это ценю.
Эль улыбнулась женщинам, особенно тем, с которыми познакомилась лично, и впервые заметила, что Бренна больше не стоит около нее, а снова спряталась позади остальных.
— Но по-моему, пока нам всем надо взять пример с Меары. Здесь придется все привести в порядок, прежде чем мы сможем разделиться и сосредоточиться на наших личных талантах. Итак, давайте начнем с того, что расчистим лестничную площадку нашего нового дома.
Не дожидаясь ответа, Эльфейм направилась к заросшему пролому в стене замка. Она решительно наклонилась и ухватила длинную полосу ржавого железа, которое когда-то гордо и прямо стояло, будучи одной из створок всегда открытых ворот Маккаллана. Девушка напрягла мощные мышцы ног, потянула, и железо нехотя заскользило, освобождаясь от цепляющихся виноградных лоз.
Подняв глаза, она увидела, что женщины поглядывают то на нее, то на затененные ниши в стенах замка. Они выглядели взволнованными и испуганными, потому как, разумеется, вспомнили страшные сказки о проклятии замка Маккаллан. Эльфейм почти видела в их глазах отражение воображаемых призраков. Она понимала, что им нужны слова поддержки, но плохо умела держать речь. То, что девушка чуть раньше говорила мужчинам, было счастливой случайностью. В те минуты ее еще вдохновляла магия общения с духами камней замка. Мать прекрасно умела держать вдохновляющие речи, дочь этого не могла, но присутствующим было нужно, чтобы она убедила их. Взбудораженные взгляды, устремленные на нее, говорили о том, что женщины думают, будто у нее на все есть ответ. Эль поняла, что надо делать. Возможно, она не разъяснит все вопросы, но Избранная была абсолютно уверена в одном. Замок Маккаллан теперь стал не только ее, но и их домом.
Девушка вдруг осознала, что им сказать:
— Я думаю, это правильно, что мы расчищаем вход в наш новый дом. Именно женщины являются сердцем любого здания, будь это замок, храм или скромная хижина. Они вдыхают жизнь в семью, как Богиня Эпона каждое утро впускает жизнь в наш мир. Мы женщины этого замка. Давайте возродим Маккаллан к жизни. Пусть он станет нашим домом.
Эльфейм услышала, как все глубоко вздохнули, потому что ее слова разрядили напряжение, царившее среди собравшихся.
Меара поспешила вперед, схватила сухую ветку и бросила ее в кучу, которую начала собирать Эльфейм.
— По крайней мере, мы знаем, что нужны здесь, — с удовлетворением сказала она, и это заставило улыбнуться остальных.
— Да, это верно, — подтвердила Винни и стала вырывать сорняки, буйно растущие перед входом.
Без дальнейших колебаний к ней присоединились три ее только что назначенные помощницы по кухне. Тогда и остальные принялись за работу, болтая, смеясь и отпуская шуточки о том, что женщины должны прокладывать путь мужчинам, иначе те рискуют заблудиться.
Эльфейм смотрела на них со стороны. Она уже могла сказать, что это трудолюбивые люди. Никто не жаловался, что испачкал руки, не ныл, мол, надо передохнуть.
Эль вспомнила слова Меары: «По крайней мере, мы знаем, что нужны здесь».
Наверное, они оказались самыми правильными. Эта небольшая группа женщин имела кое-что общее. Они не были нужны в своих старых домах и жизнях, поэтому отправились искать то, что даст им это чувство собственной необходимости.
«Рядом со мной эти женщины всегда будут иметь дом, где они необходимы, где их ценят».
Как только Эльфейм поклялась себе в этом, в тот же миг ей показалось, что она слышит, как ветер шепчет: «Ты молодец, Возлюбленная».
— Какой он мрачный и страшный.
Нежный голос Кейтлин эхом отозвался внутри пустых стен замка.
Женщины стояли в шаге от только что расчищенного входа в замок Маккаллан. Они провели остаток утра, убирая кучи камней, валявшиеся тут около ста лет. Теперь помещение походило на гигантский рот с выбитыми передними зубами. Затем работницы наскоро пообедали сухарями, сыром и сушеным мясом, жадно глотая, почти не жуя. Эльфейм представила себе, как мать содрогнулась бы от отвращения к этой пище. Она назвала бы варварским такой вот способ ее поедания, но дочь искренне наслаждалась каждым куском.
Пора было приступать к следующей задаче, войти в замок и приняться за дело посложнее — превратить старые развалины в обустроенный дом.
Но сперва Эль опять должна была подбодрить своих помощниц.
— Не такой уж мрачный, — сказала она, пройдя несколько шагов за защитные наружные стены. Девушка указала на пустой дверной проем, ведущий во внутренние помещения замка, через который виднелся двор и массивные каменные колонны. — Он просто кажется таким, потому что до сих пор покрыт копотью после пожара. Не говоря уж о том, что тут все изрядно запачкалось за эти годы, так как крыша разрушена. — Эль ободряюще улыбнулась Кейтлин: — Все, что ему нужно, — это хорошая уборка и уход. Тогда замок больше не будет мрачным.
Но Кейтлин, как и остальных, по-видимому, не убедили ее слова.
«Что же, — подумала она. — Придется сказать им все как есть, чтобы справиться с ситуацией».
— Теперь о проклятии.
Эльфейм сделала паузу. Ей показалось, что даже камни притихли, чтобы послушать ее дальнейшие слова.
— Его не существует, — медленно и отчетливо сказала она. — Об этом я узнала от Воплощения Эпоны. То же самое говорит и моя интуиция. — Произнося это, Эльфейм сделала еще несколько шагов и оказалась во внутреннем дверном проеме. — Здесь до сих пор очень красиво. Только взгляните сюда. Пожалуйста, не позволяйте глупым сказкам, придуманным для того, чтобы пугать непослушных детей, заставить вас не доверять нашему новому дому.
«Или мне», — мысленно добавила она.
Она не хотела, чтобы ее люди боялись замка, каждой тени и воображаемых демонов.
— Я никогда не пугалась страшных сказок, госпожа.
Эльфейм узнала голос женщины раньше, чем она выступила из-за спин остальных, где обычно стояла. Бренна уже не наклоняла голову и не прятала лицо за волосами. Сегодня все были слишком заняты и не заботились о том, какое впечатление производят на других. Но Эль заметила, что Бренна оставалась очень сдержанной и почти не включалась в шутливые перепалки, которые уже начали вести друг с другом остальные. Сейчас ее внимательный взгляд был прикован к глазам Эльфейм.
— Правда, я считаю, что иногда фантазии и воображение могут быть сильнее действительности. Поэтому очень мудро рассеять воображаемых призраков, прежде чем они заполонят реальность.
Эльфейм понравился спокойный, уверенный тон, которым говорила эта девушка.
— И что же ты предлагаешь, Бренна?
— Обычный обряд очищения, который прогонит злые силы, а нас, новых обитателей замка, защитит и радушно примет, — ответила та.
Остальные женщины смотрели на Бренну со смесью любопытства и облегчения.
— Скажи, что тебе для этого нужно, — предложила Эльфейм.
— Обряд прост. Для его проведения понадобятся лишь базилик и емкости для свежей воды.
— Может быть, я смогу найти дикий базилик на бывшем огороде замка, — сказала Винни.
— Травы очень жизнеспособны. Думаю, у тебя есть хорошие шансы найти базилик, если удастся разыскать те места, где когда-то были грядки с зеленью, — ответила ей Бренна.
— Я могу разыскать такие грядки в любом замке, — твердо прозвучал обычно мелодичный голос Винни.
— А еще здесь должно быть что-нибудь, куда можно набрать воду, — добавила Меара. — Это место, где когда-то жили люди. Здесь обязательно должна быть домашняя утварь.
— Отличная идея, Винни и Меара. Половина из вас пойдет с кухаркой за базиликом, другие будут искать вместе с Меарой кувшины, ведра или что-нибудь такое, куда можно набрать воды, — оживленно сказала Эльфейм — То, что найдете, несите сюда, и начнем обряд.
Эльфейм в самом деле не ожидала, что они отреагируют с такой готовностью, но женщины быстро разделились на две группы и, словно воины, двинулись к старинному замку. Да, они слишком громко разговаривали и смеялись, словно отпугивая злых духов, которые могли скрываться в тени, но все же вошли в замок, не ежась и не крича от страха. Эльфейм вспомнила, как немного раньше этим утром мужчины и кентавры отказались войти за стены вслед за Дананном. Сейчас здесь звенели голоса женщин, занятых поисками. Это было шагом в правильном направлении.
— Страх обычно можно преодолеть с помощью здравого смысла, знакомых и простых задач, — негромко сказала Бренна.
Она не пошла с остальными. Они с Эльфейм стояли одни возле входа в замок. Эль улыбнулась ей.
— Очень мудро, что ты вспомнила про обряд очищения. Я могла думать только о том, как это глупо — бояться места, которое несет в себе такую большую надежду на будущее. Мне хотелось кричать, попытаться заставить их понять, что все это сказки. Твой способ оказался лучше.
— Не лучше, госпожа, просто им это легче понять, — кротко ответила Бренна, но все же склонила голову, услышав комплимент Эльфейм.
— Ты и вправду шаманка? — с любопытством спросила та.
Бренна улыбнулась уголком рта.
— Мне лестно, что ты так подумала. Нет, я не могу излечить дух, как это делает шаман, но действительно признаю — чтобы лечить плоть, надо хотя бы немного знать о том, что управляет ею.
Эльфейм почувствовала, что расплывается в улыбке.
— Ты совсем как мой отец, только он говорит прямо противоположное. Мол, шаман не может исцелить тело, но должен иметь о нем практические знания, чтобы лечить дух.
— Мидхир — великий шаман. Я лишь однажды встретила его, но в тот единственный раз он выказал мне такую доброту, которой я никогда не забуду.
— Я не знала, что...
Эльфейм едва успела замолчать. Она чуть не сказала, что не знала о том, как ее отец лечил кого-то, кто был так сильно изуродован. Ну и бестактная же она! Девушка закашлялась, чтобы скрыть неловкость.
— Да, не знала, что ты знакома с моим отцом.
— Можно сказать, что я с ним незнакома, госпожа. Я всего один раз встречалась с Мидхиром.
Эльфейм кивнула, все еще сердясь на себя, и поспешно спросила:
— Откуда ты родом, Бренна?
— Моим домом был замок Стражи, — ответила Бренна.
— Я рада, что тебе захотелось присоединиться к нам, и надеюсь, что замку Стражи не будет слишком сильно не хватать его знахарки.
Бренна отвела взгляд от Эльфейм, но девушка успела заметить боль, вспыхнувшую в ее глазах — здоровом и изуродованном.
— Мне было пора уходить и начинать новую жизнь, — негромко произнесла Бренна.
— Мне кажется, я тебя понимаю, — сказала Эльфейм.
Глаза Бренны метнулись к ней. Она уже открыла рот, желая ответить, что Эльфейм с ее прекрасным, изумительным лицом не может ее понять. Но знахарка не произнесла ни слова, и не потому, что боялась этой сильной женщины. Ее внимательный взгляд медленно пропутешествовал вниз по телу Эльфейм. Она была одета совсем как другие женщины, в скромное прочное льняное платье, которое охватывало грудь и скреплялось на плечах простыми застежками. Руки оставались обнаженными, свободными для работы. От лифа платье спускалось мягкими замысловатыми складками, очень похожими на килты, которые носили мужчины, и заканчивалось, как было принято в Партолоне, чуть выше колен. Там взгляд Бренны остановился. Эльфейм была одета так же, как все женщины, но на этом сходство заканчивалось. Вместо изящных коленей, красивых женственных лодыжек, сужающихся книзу, и ступней, обутых в башмаки с кожаными подошвами, у Эльфейм были мощные лошадиные ноги, покрытые гладким блестящим ворсом такого же глубокого темно-рыжего оттенка, как и волосы на голове. Вся эта невероятность заканчивалась копытами, мерцающими, словно полированное черное дерево. Она не была человеком, но, совершенно определенно, не являлась и кентавром. Эта Избранная нисколько не походила на всех остальных жителей Партолоны.
Бренна подняла взгляд и посмотрела прямо в глаза Эльфейм.
— Да, думаю, ты очень хорошо понимаешь, — медленно проговорила она.
Две девушки, так не похожие на других, неуверенно улыбнулись друг другу.
Женщины вернулись гораздо быстрее, чем ждала Эльфейм. Группа Меары нашла две пригодные к употреблению емкости. Одной из них был кувшин с оббитым горлышком, наполовину утонувший в грязи, а другой — почерневшее ведро, которое каким-то образом уцелело в огне.
— Видно, что их не мыли очень много лет, — с отвращением сказала Меара. — Все это надо хорошенько почистить.
Она вздохнула и добавила:
— Как и весь замок.
Эльфейм подавила улыбку. Ясно, что она правильно выбрала Меару для того, чтобы вести хозяйство в огромном доме. Пусть лучше она ворчит но поводу предстоящей работы, нежели бежит отсюда в страхе перед воображаемым проклятием.
— Неподалеку есть ручей. Он течет от леса к утесу и впадает в океан, — заговорила одна молодая женщина.
— Ты Арлен, верно? — спросила Эльфейм.
Та застенчиво кивнула.
— Да... госпожа. Я выросла в Лотх Торе и хорошо знаю эти места.
Она говорила с явным акцентом уроженки западной части Партолоны.
— Замечательно. Ты покажешь ручей Меаре. Она возьмет с собой столько помощниц, сколько нужно, чтобы хорошенько все вымыть.
С удовлетворенным бормотанием Меара позвала с собой нескольких человек, и они отправились к ручью. Арлен возглавляла их маленькую группу.
— А я нашла много базилика.
Винни опустила подол юбки. Множество листьев базилика упали на землю, наполняя воздух специфическим ароматом, который вызвал воспоминания о восхитительном красном соусе и неспешных приятных обедах.
Эльфейм глубоко вздохнула и заметила, что несколько женщин сделали то же самое. Она улыбнулась им и подумала, что, должно быть, близится время ужина, поэтому все думают о еде.
— Еще я нашла кухни. Там полный хаос.
Кухарка хмуро посмотрела на базилик, словно трава была виновата в этом беспорядке. Сердце Эльфейм упало.
— Их можно восстановить или придется отстроить заново?
Она надеялась, что кухни можно будет привести в рабочее состояние в довольно короткий срок.
— Будет нелегко, но я думаю, что их можно восстановить. Фундамент крепкий, большая его часть уцелела в огне.
По необъяснимой причине от слов Винни на глаза Эльфейм навернулись слезы. Она быстро моргнула, не желая, чтобы женщины неправильно поняли ее эмоциональный отклик.
Обретя уверенность в голосе, девушка сказала:
— Думаю, мы очень часто будем видеть это в нашем новом доме — крепкий фундамент, большая часть которого уцелела.
Раздались возгласы, выражающие согласие, и Эльфейм снова почувствовала, как намокли ее глаза.
— Эль! Ты готова пообщаться с парнями? — раздался за спинами женщин голос Кухулина, заставивший их подскочить.
На этот раз Эльфейм обрадовалась появлению брата и быстро вытерла глаза.
Ку был слишком занят демонстрацией белозубой улыбки, чтобы заметить внезапные эмоции сестры.
Он подмигнул Винни, которая торопливо пыталась отряхнуть юбку от остатков базилика и грязи.
— Когда я сказал парням, какие прекрасные леди ждут их помощи, сразу же появилось немало добровольцев.
— Да-да, Кухулин, мы поняли. — Эльфейм хмуро посмотрела на него. Он был решительно неисправим. — Мы почти готовы встретить их. Но сначала нам надо совершить обряд очищения.
— Какой обряд?
Эльфейм бросила на брата самодовольный взгляд. Теперь, упомянув о магии, она безраздельно завладела его вниманием.
— Именно такой! Наша новая знахарка считает, что обряд ритуального очищения и защиты — мудрая идея. Его надо провести, прежде чем начинать восстанавливать внутренние помещения замка. Я с ней согласна.
Теперь настала очередь Кухулина нахмурить брови.
— Это просто обычный обряд очищения, Ку. Никто не собирается накладывать чары и вызывать духов-наставников.
Эль подмигнула ему, и он что-то неразборчиво пробурчал в ответ.
— Позволь представить тебе нашу знахарку...
Она замолчала. Секунду назад Бренна стояла рядом с ней, а сейчас там никого не было. Эль быстро осмотрела женщин и заметила черные волосы. Бренна снова пряталась позади всех.
Эльфейм хотелось застонать от разочарования. Если эта девушка собирается быть их знахаркой, то ей придется прекращать все время прятаться, когда кто-нибудь подходит к ней. Неужели Бренна думает, что ее брат отпрянет или завопит от ужаса? Затем Эль вспомнила выражение глаз девушки, когда та сказала, что ей надо начать новую жизнь. Возможно, это была реакция, которой она ожидала, особенно от привлекательного юноши. Но ведь Бренна не знала Кухулина так, как его родная сестра. Он мог быть неисправимым ловеласом, но сердце у него оставалось добрым. Он никогда преднамеренно не обидел бы женщину.
— Бренна, — позвала она. — Я хочу, чтобы ты познакомилась с моим братом.
Знахарка медленно показалась из-за спин собравшихся. Ее голова была снова склонена, и она не поднимала ее, пока не подошла к Эльфейм. Лишь тогда девушка вздохнула и подняла глаза. Эльфейм наблюдала за братом и увидела, что выражение его лица стало бесстрастным при первом взгляде на страшные шрамы молодой женщины. Но он не отпрянул и не отвел взгляда.
— Кухулин, это наша новая знахарка Бренна.
— Приятно познакомиться, леди Бренна, — произнес Ку, галантно склонив голову.
— По-моему, вы должны знать друг друга. Я уже говорила Бренне, как сильно ты склонен к несчастным случаям, — сказала Эльфейм и тепло улыбнулась девушке, которая, казалось, была полностью поглощена изучением своих ног.
— Я буду рада помочь всегда, когда это необходимо, — проговорила Бренна.
Она почти шептала, и Эльфейм пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее слова.
— Как я сказала, это была идея Бренны совершить обряд очищения. — Эль по очереди оглядела женщин, как бы приглашая их присоединиться к ее словам. — Мы подумали, что это превосходная мысль.
Женщины оживленно заговорили, соглашаясь с Эльфейм, но она заметила, что брат до сих пор пристально смотрит на знахарку.
— Ты шаманка, Бренна? — внезапно спросил Кухулин.
Та неохотно подняла глаза, взглянула на красивого молодого воина и ответила все тем же шепотом:
— Нет, Кухулин. Но я владею кое-какими знаниями о мире духов и знакома с ритуалами, которые вызывают их благословение.
— Хорошо. Я думаю, это мудро, что мы призываем царство духов помочь моей сестре в восстановлении замка Маккаллан, — сосредоточенно сказал он.
Эльфейм удивленно замигала. Что он сказал? Ку ненавидел любое упоминание о царстве духов. Прежде ему это совсем не нравилось. Она прищурилась, глядя на него.
— Братец, ты не заболел?
Прежде чем он успел ответить, в замок неожиданно вошли Меара и ее помощницы. Их руки и юбки были мокрыми, но они несли чисто вымытые емкости со сверкающей водой. Завидев Кухулина, женщины остановились, поспешно присели в поклоне и захихикали, когда вода выплеснулась на пол.
Ку осклабился.
— Как можно болеть, когда тут столько хорошеньких девиц?
Теперь он снова был похож на себя самого. Эльфейм покачала головой и велела ему помолчать, но подумала о том, что позже надо будет спросить брата, зачем ему так неожиданно понадобилась поддержка духов.
— Пока можешь идти, Ку.
Отпустив его, она повернулась к знахарке.
— Бренна, что нам надо делать?
— Взять базилик и раздавить его в воде.
Ее голос, объяснявший ход обряда, превратился из робкого шепота, которым она говорила с Кухулином, в ясный уверенный тон знахарки, вызывавшей уважение.
— В обряде должны принять участие все женщины. Каждая из вас возьмет несколько листьев базилика и положит их на воду. Делая это, вы должны сосредоточиться на том замечательном, что хотели бы иметь в своем новом доме.
Бренна сделала знак Меаре, которая стояла ближе всех к емкостям. Немного волнуясь, домоправительница взяла веточку базилика, наклонилась и погрузила ее в прохладную свежую воду, сминая светло-зеленые листья и осторожно вращая их.
— Хорошо, — похвалила Бренна.
— Она мягкая, прохладная и пахнет замечательно, — сообщила Меара остальным.
Без дальнейших колебаний Винни, Ада и Коллин взяли по стебельку. Вскоре ведро и кувшин окружили смеющиеся женщины, по локоть погрузившие руки в зеленоватую воду.
— Закройте глаза, — сказала им Бренна. — Представьте себе свой новый дом, думайте о своих надеждах и желаниях, о том, чего вы жаждете.
Все закрыли глаза, и Эльфейм смотрела, как на их лицах появляется мечтательное выражение. Губы женщин расцвели довольными улыбками.
— Мы должны присоединиться к ним, госпожа, — сказала Бренна.
Эльфейм кивнула, и они со знахаркой взяли по веточке базилика. Эль приблизилась к кувшину, возле которого стояло довольно много сосредоточенных женщин. Она протиснулась между Меарой и Кейтлин. Никто не затаил дыхания, не отпрянул оттого, что оказался к ней так близко. Женщины были настолько поглощены собственными мыслями, что никто будто и не заметил ее.
«Это хорошо, — подумала она. — Просто прекрасно быть такой, как все, пусть даже ненадолго».
Эльфейм закрыла глаза, смяла базилик в ладони и опустила его в воду.
Вдруг она услышала молчаливые желания женщин, окружавших ее. Ей казалось, что их мысли и мечты проходят сквозь воду и освобождаются в ней. Эльфейм затаила дыхание, смакуя каждое желание, затопляющее ее с головой.
«Пожалуйста, принеси счастье в мой дом».
«Пусть я буду счастлива с хорошим мужем».
«Больше всего на свете я хочу детей».
«Прошу, пусть я никогда не буду голодать».
«Я хочу всегда быть в безопасности».
«Я хочу быть с тем, для кого предназначена».
Их просьбы входили в Эльфейм как порывы чувств, она сопереживала им и лелеяла их. Затем она добавила свое собственное желание.
Почти не осознавая этого, Эльфейм не стала просить, как обычно, чтобы она приспособилась к окружающим или стала как все. Избранная впервые страстно желала чего-то, не связанного исключительно с ней самой.
«Пожалуйста, пусть каждый, кто войдет в замок Маккаллан, найдет в нем защиту. Помоги мне быть мудрой и понимающей предводительницей».
— Оставшуюся часть обряда должна закончить ты, Богиня, — сказала Бренна.
Ее уверенный голос пронесся по помещению, прервав мысли женщин, поток которых поглотил Эльфейм. Они открыли глаза, мигали, словно приходя в себя после чудесного сна. Вытирая о юбки руки, облепленные зеленью, присутствующие с надеждой смотрели на Эльфейм.
Девушка затрепетала от волнения. Она считала, что Бренна сама доведет обряд до конца, так же как до этого руководила всеми приготовлениями. Эль никогда в жизни не выполняла магических ритуалов. Даже во время обучения в храме Муз она не училась заклинаниям и умению призывать богов. Девушка знала, что другие студентки сплетничали между собой о ее странном уклонении от этого. Они считали, будто Эльфейм обладала такой силой, что ей не нужен был проводник из числа смертных, чтобы общаться с обитателями царства духов. Люди ждали, что она вслед за матерью станет Избранной Эпоны, а потом, как ее мать и бабушка, проявит себя как духовный лидер и будет править Партолоной. Одна только мысль об этом заставляла Эльфейм чувствовать себя больной, потому что, к сожалению, правда была далека от того, во что они верили. Девушка жаждала этого, но никогда лично не соприкасалась с магией — ни с духами, ни с богами, включая Эпону. Изучение магии не помогло бы ей. Она не имела отношения к потусторонним вещам, если не считать ее необычной внешности.
«До тех пор, пока я не вошла в замок Маккаллан и духи камня не поприветствовали меня», — поправила она себя.
Здесь все было по-другому. Замок Маккаллан стал для них всех началом новой жизни. Это не означало, что ей придется надеть материнскую мантию. Она всего лишь наконец-то нашла свой настоящий дом.
Эльфейм отбросила опасения, сопровождавшие ее долгие годы, взглянула в глаза Бренны и спросила:
— Что я должна делать? — спросила Эльфейм.
— Надо отнести воду ко входу в замок, — сказала Бренна.
Они так и сделали. Бренна поставила емкости на расчищенной площадке между широкими стенами и велела Эльфейм встать в середине, лицом к выходу. Остальным пришлось выйти наружу.
— Теперь ты должна обратиться по очереди к каждому из четырех элементов — воздуху, огню, воде и земле. Попроси, чтобы они очистили замок и окутали его своей защитой, пока будешь разбрызгивать на четыре стороны воду с травой. Никаких особых заклинаний нет, говори то, что тебе подскажет сердце. Мы будем повторять за тобой, Богиня.
Сказав это, Бренна отвернулась от Эльфейм и велела остальным делать то же самое. Все повернулись лицом на восток.
Восток... Эльфейм усиленно размышляла.
Восток был начальным направлением для всех заклинаний, отсюда начинали круг. Его элементом был воздух, об этом в Партолоне знали все, даже младенцы. Замок тоже был обращен на восток. У нее даже дыхание перехватило, когда она осознала это хорошее предзнаменование.
Девушка закрыла глаза, собралась с мыслями и обратилась к истинной Богине с молитвой, идущей от сердца:
— Эпона, если ты слышишь меня, то я не прошу, чтобы ты говорила со мной как с моей матерью, не жду этого. Я просто молю тебя помочь мне не разочаровать этих женщин. Кроме того, помоги мне чтить духов, которых я только сегодня начала чувствовать. Пожалуйста, дай мне правильные слова для благословения и защиты нашего нового дома.
«Я смогу сделать это», — пообещала она себе, открыла глаза и наклонилась, чтобы набрать первую пригоршню воды, смешанной с травой.
Глядя на восток, Эль подняла руки перед собой. Ароматная зеленоватая вода сочилась сквозь пальцы.
— Я призываю тебя, Сила Воздуха, стать свидетелем этого обряда. Ты элемент, с которым мы сталкиваемся с самого рождения, когда делаем свой первый вдох. Я прошу тебя наполнить замок Маккаллан, когда он родится заново, и рассеять все злые силы. Вдохни в него защиту и мир.
Внезапно ветер коснулся длинных волос Эльфейм. Они игриво взметнулись вокруг нее, ловя падающие капли воды, и, казалось, танцевали на ветру, ясно показывая девушке, что ее слова услышаны и приняты.
Эльфейм радостно заулыбалась.
Когда ветер стих, она сделала глубокий вдох и повернулась направо, чтобы оказаться лицом на юг.
Его элементом был огонь. Женщины последовали за ней, также развернувшись к югу. Она набрала еще одну пригоршню воды и протянула руки перед собой.
— Я призываю тебя, Сила Огня, стать свидетелем этого обряда. Ты даешь нам тепло, свет и энергию. Твоя сила уже очистила замок Маккаллан. Я прошу тебя продолжать охранять его и нас, ибо мы делаем это место своим новым домом.
Произнеся это, она почувствовала на себе жар солнечных лучей. Ей показалось, что их волшебное тепло проникло ей в самую душу.
Все снова повернулись направо. Эль зачерпнула воды.
— Я призываю тебя, Сила Воды, стать свидетелем этого обряда. Ты присутствуешь в наших телах в виде слез, молока и крови, наполняешь и поддерживаешь нас. Вымой из замка Маккаллан древнюю боль прошлого. Очисти его и охраняй с радостью настоящего, пока он стоит, как страж, на твоем берегу.
Отдаленный шум волн, разбивающихся об утес, внезапно стал громким и оглушительным эхом отразился от стен замка.
Когда шум стих, Эльфейм снова повернулась и оказалась лицом к северу, заканчивая круг. Его элементом была земля.
— Я призываю тебя, Сила Земли, стать свидетелем этого обряда. Ты укрепляешь и защищаешь нас. Мы чувствуем твой дух в самих камнях этого замка. Я прошу тебя использовать твою великую силу, чтобы убрать отсюда злую энергию и защитить замок Маккаллан хорошим новым урожаем и древней мудростью.
Трава, на которой они стояли, зашелестела, словно по ней провела гигантская рука, а воздух наполнил сильный аромат обильного урожая.
Тогда, повинуясь внезапному импульсу, Эльфейм нагнулась еще раз. Она набрала в пригоршню воды, подбросила ее в воздух и ясным, радостным голосом произнесла:
— Я призываю тебя, Эпона, стать свидетелем этого обряда и подарить замку Маккаллан, нашему новому дому, твое благословение и защиту.
Брызги воды, взметнувшиеся вокруг Эльфейм, засверкали, словно жидкие звезды, и женщины наперебой закричали слова приветствия.
— За мной! — воскликнула Бренна и поспешила к кувшину с базиликовой водой.
Она опустила туда руки и улыбнулась всем остальным своей искривленной улыбкой.
— Давайте очистим наш новый дом. Сказав это, девушка окропила древние камни.
Вскоре все женщины смеялись и вопили от радости. Пригоршни ароматной воды играючи вымывали из замка их последние страхи.
Кухулин спрятался в зарослях возле самого входа и наблюдал за женщинами. Обряд очищения был сильным, это очевидно. Он и представить себе не мог, что именно его сестра произнесет нужные слова, которые вызовут такой явный отклик всех четырех элементов. Но ему пришлось поверить в это. Он видел все собственными глазами. Его сила, та самая, которую ему постоянно приходилось подавлять, чтобы контролировать себя, вырвалась наружу в ответ на магический обряд, который явно вдохновило благословение Эпоны. Он чувствовал очищение и невидимые защитные стены, которые Эльфейм неожиданно воздвигла магическим кругом, охватившим замок Маккаллан.
У него мелькнула мысль о том, что, возможно, он на экстрасенсорном уровне ощущает остатки гнева Эпоны по отношению к захватчикам-фоморианцам. Больше ста лет назад война началась с того, что был вырезан клан Маккаллан. Это так разгневало Эпону, что Избранная Богиня сплотила партолонцев. Кентавры объединились с людьми, чтобы победить дьявольскую орду. Может быть, поэтому Эпона освятила ритуал, который провела его сестра? Наверное, Богиня хотела показать, что одобряет восстановление замка Маккаллан. Неужели все объясняется так просто?
Нет. Он понимал, что здесь кроется нечто большее. Что-то еще появилось в замке, когда к проведению обряда подключилась сестра. Как парень ни пытался, он не мог уловить сути, но понимал, что именно это ему напоминает. Его чувство чрезвычайно походило на то, которое он испытал во время видения, когда ему явился супруг Эльфейм. Оно было темным и ждало прямо здесь.
Кухулин тоже был в замке и знал, что он защитит сестру от опасности, даже если она будет исходить от того, кто должен стать судьбой Эль и полюбить ее.
Его рука опиралась на клеймор. Лицо юноши помрачнело, когда он отвернулся от женщин и замка. Взглядом опытного воина Ку осматривал окружающий лес, ища того, кто, как он боялся, разобьет сердце его сестры.
Эльфейм подумала, что здесь пахнет точно так же, как в саду, заросшем базиликом, после весеннего дождя. Она отбросила за ухо влажную прядь, предварительно выбрав из волос мятые листья, и улыбнулась про себя. Женщины, как и замок, очистились. Это был хороший перерыв и замечательный обряд. Эльфейм подняла глаза к небу. Ей показалось, что солнце садится слишком быстро. Она подавила вздох разочарования. Было бы гораздо лучше, если бы в очагах пылал яркий огонь, а сумерки означали бы, что пора зажечь факелы. Тогда можно было бы не останавливать работу до самой ночи, но сейчас пришла пора заканчивать. Она быстро прикинула в уме. В первую очередь необходимо привести в порядок кухни.
Внезапно в висках девушки застучало.
«Очисти главный внутренний двор. Позволь сердцу замка забиться вновь».
Эльфейм немного удивилась. Была ли эта мысль ее собственной? Хотя «мысль» — не совсем подходящее слово.
Внезапное желание прибрать внутренний двор было скорее принуждением, исходившим изнутри и бившимся в такт с пульсирующей кровью.
— Госпожа! Какое будет следующее задание?
Эльфейм очнулась от размышлений и улыбнулась Бренне, радуясь, что знахарка перестала называть ее Богиней.
Она жестом велела женщинам подойти к ней, затем нашла взглядом Винни.
— Надо привести в порядок кухню. Восстановление дома — работа, вызывающая хороший аппетит.
Винни засияла в улыбке.
— Я-то уж точно знаю, как это бывает.
Эльфейм, разумеется, было известно, где располагалась кухня. Она бросила взгляд на проход, который они сделали с братом и Повелителем камней, но ей хотелось доставить своей новой кухарке удовольствие. Пусть Винни сама проведет их туда, где отныне находится ее личная территория.
— Покажи нам ее, — сказала Эльфейм.
Как одна женщины хлынули в замок. Не колеблясь. Не трепеща. Без всякого неестественного смеха. Воздух будто очистился от эмоциональной паутины прошлого, затянувшей его. Оставалось лишь очистить материальное тело замка, чтобы молено было начать строить свое будущее.
Эльфейм знала, Кухулин скажет, что его сестра — идеалистическая дурочка, но она была настолько счастлива, что боялась, как бы не разорвалось ее сердце.
Женщины, толпясь, вошли в главный внутренний двор, и внезапно их болтовня стихла. Большая центральная колонна стояла безмолвно, внушая страх, вздымаясь над головами. Она была в несколько раз выше человеческого роста.
Эльфейм отошла от остальных и приблизилась к ней. Девушка до сих пор ощущала ладонями тепло от контакта с духами камня. Но на этот раз она не стала дотрагиваться до гранитной поверхности, а вместо этого повернулась к женщинам.
— Это центральная колонна замка, — объяснила она. — Всегда помните, что когда-то это был дом весьма уважаемого клана. Его члены были воинами, но, помимо этого, поэтами и художниками. В жилах многих Избранных Эпоны текла кровь Маккалланов. Они почитали красоту и истину, вот почему Богиня так разгневалась, когда их всех вырезали. — Она указала на колонну: — Если присмотреться, то под слоем грязи и копоти можно увидеть, что она украшена символами, которые были важны для Маккалланов. Животные и растения, типичные для окружающего леса, а также символ клана — кобылица, поднявшаяся на дыбы, — искусно вырезаны на поверхности колонны.
Некоторые женщины кивнули, подошли ближе и с нескрываемым любопытством принялись оглядывать массивную колонну.
— Камень надо почистить так, чтобы была видна его первоначальная красота, — сказала Меара таким же деловым тоном, каким приказывала вымыть грязные емкости для воды.
— Так и будет, — заверила ее Эльфейм. — Изменится весь этот двор. Посмотрите на пол.
Женщины опустили глаза вниз. Не думая о том, что она может привлечь ненужное внимание к своему уникальному телу, Эль ударила острым копытом и пробила небольшую лунку в грязи, покрывавшей пол.
— Смотрите, — сказала она с довольной улыбкой. — Вся эта мерзость скрывает великолепные мраморные плиты. Если их отмыть, они засияют так же ярко, как жемчужные залы в храме Эпоны.
Женщины взволнованно заговорили между собой, рассматривая сокровище, скрытое у них под ногами.
Сердце замка!.. Мысли Эльфейм продолжали возвращаться к словам, которые находили отклик во всем ее теле. Реакция женщин показала, что их это тоже взволновало. Замок должен ожить.
«Совсем скоро», — пообещала она себе и старой колонне, покрытой следами времени.
— Веди нас на свою новую кухню, Винни, — сказала Эльфейм.
Кухарка вспыхнула от удовольствия и зашагала по внутреннему двору к другому дверному проему в виде арки, который вел в огромную комнату. Там женщины остановились.
Потолок Большого зала был сделан из такого же унылого серого камня, как и стены замка, поэтому огню не удалось истребить его, но стены были закопчены, огромное помещение выглядело темным и печальным. Горы золы свидетельствовали о том, что когда-то здесь громоздился помост, на котором стояли ряды тяжелых деревянных столов, а разрушенная рама, протянувшаяся от пола до самого потолка, в древние времена была огромным окном, позволяющим жителям замка обедать и вершить суд с видом на строгий главный внутренний двор.
Теперь от него остались лишь булыжники, но перед глазами Эльфейм до сих пор стоял мощный остов замка, каким она его увидела впервые. По блеску глаз своих помощниц ей стало ясно, что они чувствуют то же самое.
— Из Большого зала на кухню ведут два входа. По голосу Винни было ясно, что она готова заняться делом.
— Здесь и там.
Старшая кухарка указала на небольшие дверные проемы в виде арок, устроенные на противоположных сторонах дальней стены, подошла к одному из проемов и сказала:
— Они связаны длинным коридором, который открывается в кухню.
Винни взглянула на трех своих помощниц.
— Надо решить, какую дверь мы будем использовать только как вход, а какую — как выход. Тогда будет меньше несчастных случаев.
Помощницы кухарки серьезно закивали. Эльфейм едва сдержалась, чтобы не закричать от облегчения. Они тоже начали считать замок жилым, действующим!
Поскольку кухня была частью Большого зала, ее каменная крыша тоже сохранилась неповрежденной. Но само помещение, как и остальная часть замка, представляло собой руины. Эльфейм услышала птичий щебет, заметила, как снуют туда-сюда разные крошечные существа, и поняла, что в двух огромных очагах обосновались целые семейства всяких животных. Кирпичные печи были пристроены к стене. Когда Винни заглянула в одну из них, оттуда выскочила белка и в испуге умчалась прочь. Кухарка вскрикнула от неожиданности, а затем залилась смехом.
— Наверное, она подумала, что я гигантский мокрый стебель базилика, — проговорила она, и остальные засмеялись вместе с ней.
В другую стену была встроена большая чаша и проржавевший насос, с помощью которого когда-то качали пресную воду. По обеим его сторонам, словно открытые рты, зияли каменные ящики, забитые всяким мусором. В центре комнаты находился большой мраморный островок, присыпанный грудами листьев и пометом весьма подозрительного вида.
— Ну, сестрица, что у нас на ужин? — раздался рядом с Эль голос Кухулина.
Она подскочила и шлепнула его.
— Шкуру спущу, если снова так напугаешь!
— Его шкуру не прожевать. Она слишком жесткая, Богиня, — заметил кто-то из мужчин, столпившихся у него за спиной и с надеждой ожидающих ответа на эту шутку.
— Прошло совсем мало времени, а тебя уже так хорошо изучили, — язвительно заметила Эльфейм.
Ку поднял руки, словно сдаваясь.
— Я пришел с миром!
— А я думала, ты решил поработать, — довольно сурово проговорила Эльфейм.
— Это тоже, — ответил он. — Повелевай нами, госпожа, и твое слово будет законом.
Он эффектно раскланялся. Мужчины, пришедшие с ним, сделали то же самое, и Эльфейм не смогла сдержать улыбку.
— Вообще-то в этой особой комнате повелеваю не я, а наш повар.
Глаза Кухулина заискрились, и он поклонился пышущей здоровьем рыжеволосой Винни. Эльфейм заметила, что несколько других мужчин тоже окинули юную кухарку оценивающими взглядами.
Симпатично порозовевшие щеки Винни были единственным явным признаком того, что ей поправилось их внимание.
Она распрямила плечи, уперлась руками в красивые бедра и с мелодичным акцентом стала давать целую кучу распоряжений:
— Мужчины могут начать вычищать очаги и печи. Кому-то надо подняться на крышу и проверить, в порядке ли дымоходы. Если из труб вывалились камни, то надо поставить их на место. Кроме того, придется починить этот насос. Еще нам понадобятся ведра, мыло, тряпки и все прочее для генеральной уборки.
В комнате закипела работа.
Эльфейм торопливо отошла в сторонку.
— Хорошо, что кентавры расчистили дорогу к замку. Сюда сумели пройти повозки с припасами. Мне не хотелось бы общаться с твоей хорошенькой кухаркой, если бы все то, что необходимо для уборки, застряло бы в лесу, — проговорил Кухулин, подойдя к сестре и наблюдая за суматохой из угла комнаты.
— Наверное, она симпатичная, но, по-моему, слишком уж сварливая, — ответила Эль.
— Рыженькие — это искушение, — сообщил Кухулин голосом человека, умудренного жизненным опытом.
— Идем, Ку, — сказала она и взяла его за руку. — Я хочу, чтобы ты мне помог.
— Куда мы идем?
— В главный внутренний двор. Что-то подсказывает мне, что очень важно привести его в порядок как можно скорее.
Они направились к выходу из комнаты, и Эльфейм заметила, что внезапно наступила тишина. Она оглянулась и увидела, что все прекратили работу и смотрят на нее.
— Продолжайте, — поспешно проговорила она. — Мы с братом хотим приняться за уборку внутреннего двора.
Она не успела сделать и шагу, как ее остановил голос Бренны:
— Можно мне пойти с вами, госпожа?
Знахарка выступила из темного угла в дальнем конце комнаты, и Эльфейм увидела, что несколько мужчин вздрогнули и отвели глаза от ее лица.
— Конечно можно, Бренна, — быстро ответила она.
— Я тоже приглашаю тебя, — сказал Ку. — Как уже заметила моя сестра, мне нередко приходится прибегать к помощи опытной знахарки.
Эльфейм охватило чувство благодарности к брату. Его слова заставили мужчин по-другому отнестись к израненной женщине. Они показали им, что он, как и его сестра, ценит и уважает Бренну.
Знахарка ничего не ответила, лишь наклонила голову так, чтобы волосы скрыли лицо, и поспешила за ними из комнаты.
— Эль, тебе надо будет измерить рамы и заказать новые окна, — заметил Ку, когда они снова очутились в Большом зале. — Если, конечно, ты не предпочитаешь замуровать эту стену.
— Нет, мне нравится, что можно смотреть наружу. Думаю, отсюда будет превосходный вид.
Они втроем остановились на краю главного внутреннего двора. Через сгоревший потолок было видно, как быстро наступал вечер. Цвет неба менялся с ярко-голубого на оранжевый и фиолетовый. Красота неба сильно контрастировала с разрухой, царящей внизу. Стволы деревьев и грязь покрывали мраморный пол. Везде, особенно в самой середине зала, валялись кучи золы и сгнившие деревянные куски крыши. Эльфейм остановилась там и почувствовала, что не может оторвать глаз от центра двора. Она напряженно думала. Ее не покидало какое-то смутное воспоминание о центральном внутреннем дворе замка.
— Ку, Бренна, давайте посмотрим, сумеем ли мы убрать отсюда хотя бы несколько старых балок.
Не дожидаясь ответа, девушка подбежала к самой большой груде щебня и принялась за работу. Вскоре Эльфейм вытащила оттуда особенно длинную деревяшку, и перед ней показался бортик бассейна, похожий на край грязной огромной чаши, которую выбросили целую вечность назад.
— Вот! Я так и знала, что в этой грязи прячется что-нибудь стоящее, — с удовлетворением сказала Эльфейм.
Они с двойным усердием работали до тех пор, пока из грязи и обломков перед ними не появилась изящная статуя молодой девушки, выполненная в человеческий рост. Она стояла посреди бассейна, держа в руках перевернутую большую урну и словно что-то выливая из нее.
— Это же фонтан! — воскликнула Бренна.
— Смотри, Эль, она какая-то необычная, — проговорил Ку, влезая в бассейн, чтобы рассмотреть ее поближе.
Складкой килта он оттирал лицо статуи, пока не показался кусочек молочно-белого мрамора, светящегося и призрачного.
У юноши от удивления перехватило дыхание.
— Она похожа на тебя.
Эльфейм смотрела на статую. Она и вправду походила на нее. У девушки и скульптуры были одинаковые высокие скулы, полные губы и тонкие изогнутые брови.
— Рианнон, — внезапно произнесла Бренна. — Этот фонтан должен изображать ее, когда она была еще девочкой. Я вспомнила. Прежде чем стать Воплощением Богини Эпоны, она жила здесь. Рианнон была единственным ребенком в семье и...
— Моей прародительницей, — закончила за нее Эльфейм.
— А еще она была великим воином, — сказал Ку, продолжая внимательно изучать статую. — Под ее предводительством фоморианцы были побеждены и изгнаны из Партолоны.
— Но не надо забывать, что Рианнон помогал ее супруг, верховный шаман кентавров Клан-Финтан.
Эльфейм удивленно огляделась, пытаясь найти владелицу звучного женского голоса, разнесшегося по двору. От удлинившейся тени центральной колонны отделилась гибкая фигура женщины-кентавра. Эльфейм не сумела сдержать возглас удивления. Только кентаврийка-охотница могла так неслышно приблизиться к ним. Кухулин совершенно не заметил ее появления.
Эльфейм почувствовала прилив радости.
— Ты правильно сделала, что поправила меня, — официально проговорила Избранная. — Мой отец поступил бы точно так же.
— Я не хотела поучать тебя, Богиня, просто напомнила.
Когда она подошла ближе и оказалась залита лучами солнца, щедро освещавшими территорию вокруг фонтана, Эльфейм ошеломила такая красота. Лошадиная часть ее тела была лоснящейся, пегой, с белым хвостом. Она так ярко переливалась сливочными тонами, что казалась серебряной, и Эль вдруг вспомнилась блестящая шкура кобылицы, принадлежавшей Избранной Эпоны. Она никогда не видела кентаврийки такой великолепной масти. Даже ее копыта были редчайшего белоснежного оттенка. Человеческая часть тела оказалась не менее прекрасной. Ее волосы были такого же цвета, как шкура, и падали на спину густой белой волной. Кожа отливала алебастром. Гостья, как и все кентавры, носила традиционный полуоткрытый кожаный жилет, в вырезе которого виднелись полные округлые груди. Лицо ее было образцом классического совершенства. Эльфейм встретилась взглядом с глазами цвета лаванды.
Кентаврийка остановилась перед ней и сделала низкий изящный поклон.
— Я пришла, чтобы предложить свои услуга охотницы тебе, Богиня Эльфейм, и замку Маккаллан. Я Бригид Дианна.
— Ты из табуна Дианны, — проговорил Ку.
Его голос был необычайно резок, на лице парня появилось мрачное выражение.
— Да, я из ее табуна, но не разделяю образ мыслей предводительницы.
Эльфейм внезапно поняла, что она имеет в виду. Была среди кентавров постоянно растущая секта, члены которой презирали контакты с людьми. Они редко покидали родную равнину и отказывались общаться с соплеменниками, которые хотели жить рядом с людьми, считая их не лучше домашних животных. Девушка вспомнила, как ее родители обсуждали последствия развития таких непримиримых убеждений, и отвращение, которое ее отец-кентавр питал к сегрегационной идеологии. Она также не забыла, что он упоминал особенно воинственный табун Дианны, могущественной шаманки, которая превозносила свою идеологию и требовала от всех поддержать ее. Этим объяснялось мрачное выражение лица Ку.
— Бригид Дианна, если ты ищешь новой жизни, тогда добро пожаловать в замок Маккаллан, место, где все начинается сначала, — торжественно проговорила Эльфейм.
Охотница бросила на нее прямой и твердый взгляд.
— Да, Богиня, я ищу новой жизни.
— Хорошо. Тогда можешь начать с того, что будешь звать меня Эльфейм, — оживленно заговорила девушка. — Этот суровый воин — мой брат Кухулин.
Ку холодно кивнул охотнице.
— А это наша новая знахарка Бренна.
Эльфейм с радостью отметила, что Бригид не вздрогнула, когда Бренна повернула к ней свое изуродованное лицо.
— Берись за это бревно, Бригид. Становится поздно, а мне хотелось бы расчистить фонтан прежде, чем окончательно стемнеет.
Эльфейм вернулась к груде щебня, игнорируя недоверчивые взгляды, которыми обменялись ее брат и охотница.
— Довольно, Эль! Продолжишь завтра. Все уже давно ушли из кухни. Даже твоя кухарка-тиран и ее гарпии вернулись в Лотх Тор к горячей еде и мягким постелям, — сказал Кухулин, которого злила неуемная энергия сестры.
Вместе с охотницей они только что вытащили из внутреннего двора очередные носилки, нагруженные мусором, и отнесли их к груде, постоянно растущей перед стенами замка. Потом вернулись, и что? Эль и Бренна складывали ведра и готовились уходить? Нет! Его упрямая сестра заполняла грязью еще одни носилки, на сей раз с задней стороны бассейна.
— Ку, — сказала она, едва взглянув на него, — почему бы тебе не уйти? Я только загружу последние носилки и тоже отправлюсь.
Через дыру в крыше она поглядела на бледно-сиреневое небо, освещенное последними лучами заходящего солнца.
— Нет. Все остальные ушли. Я не хочу, чтобы ты шла по лесу одна.
— Прошу тебя. Люди весь день сновали отсюда до Лотх Тора и обратно. Я очень удивлюсь, если все белки не разбежались от такого шума.
— Она не останется одна. Я вернусь вместе с ней, — сказала охотница.
— И я, — добавила Бренна.
Эльфейм подмигнула брату.
— Доволен? Я не останусь одна. Он хмыкнул и твердо добавил:
— Если тебя не будет в гостинице «У кобылы» к тому времени, когда подадут ужин, то я сам приеду за тобой. Возьми это.
Он отстегнул от пояса шнурок. К нему были привязаны небольшие ножны. Эльфейм знала, что в них лежит один из его смертоносных кинжалов. Он бросил оружие сестре, и она ловко поймала его.
— Я ведь говорил тебе, что надо иметь при себе что-нибудь такое.
Он повернулся и вышел, тихонько бормоча что-то об упрямых бабах.
— Эй! Лучше позаботься о своей безопасности. Вдруг Винни услышит, как ты называешь ее помощниц гарпиями? — крикнула она ему вслед. — Чересчур нахальный, несносный младший брат, — с раздражением сказала Эльфейм.
— Он очень тебя любит, — заметила Бренна.
— Но остается невыносимым, — добавила Бригид.
— Вы еще не видели, как он может быть несносен по-настоящему. Если я не вернусь к указанному времени, то он примчится сюда через лес, вытащив клеймор, готовый уничтожить всех маленьких белочек и беспомощных птичек.
Бренна засмеялась. Ее смех был мелодичным и заразительным, и Бригид с Эльфейм тоже расхохотались.
Пока они все вместе работали, расчищая чашу фонтана, Эльфейм думала, как же хорошо, что двор полон звуками смеха и жизни. Ей не нужно было прижимать руку к центральной колонне, чтобы почувствовать, как менялась здешняя атмосфера. С первого взгляда на замок Маккаллан она почувствовала себя как дома. Но девушка также признавала, что это несчастное место, наполненное одиноким ожиданием. Его история была богата традициями и честью, как она объясняла женщинам днем, но замок больше ста лет оставался безмолвным и заброшенным. Один-единственный день — и все начало изменяться. В самом воздухе, окружавшем их, чувствовалась новорожденная жизнь. Казалось, что каждый вдох, который она делала, был заполнен надеждой.
— Пожалуй, этого достаточно, — сказала Эльфейм, вытирая грязные руки о юбку. Она осмотрела себя: — Фу! Мне хочется искупаться так же сильно, как поесть чего-нибудь горячего.
Бренна быстро кивнула, соглашаясь, и попыталась снять с руки что-то липкое. Да и лоснящийся круп Бригид был покрыт сажей.
Кентаврийка-охотница ухватилась за кожаные полосы, привязанные к носилкам, и перекинула их через плечо, чтобы ее мощное тело без труда смогло унести тяжелый груз.
— По крайней мере, вы вдвоем сможете искупаться. Я почти уверена, что в Лотх Торе для меня не найдется достаточно большой купальни, — сказала она, вытаскивая мусор наружу.
Эльфейм и Бренна помогали придерживать груду щебня, чтобы по пути ничего не выпало из носилок.
— Я никогда раньше об этом не думала, — проговорила Бренна, задыхаясь оттого, что ей приходилось почти бежать, чтобы не отставать от двух закаленных особ. — Было бы ужасно, если бы все купальни оказались для меня слишком маленькими, — размышляла миниатюрная знахарка.
— Это ужасно, если ты женщина, — ответила Бригид и со смешком сказала Бренне: — Если ты кентавр-мужчина, тогда проблем нет.
— Фу, эти мальчишки! — сказала Эльфейм, вспомнив, как мать грозила в детстве Кухулину и Финегасу, чтобы загнать их в купальню. — Хоть кентавр, хоть человек — они бывают просто отвратительны.
Три женщины сморщили носы и засмеялись.
— Вы можете поверить, что эта куча так выросла всего за один день? — спросила Эльфейм, когда они опрокинули носилки с мусором на огромную груду гнилых деревяшек и грязи, скопившейся за сто лет, которая располагалась неподалеку от внешних стен замка.
— Я могу, — сказала Бренна, остановившись, чтобы растереть плечи и размять шею. — Надеюсь, что в Лотх Торе имеется приличный медовар. Сегодня нам всем понадобится его напиток, чтобы расслабить мышцы. — Она оглянулась на громаду замка: — Да и завтра тоже.
— Это верно. — Эль с удовлетворением потерла руки. — Что ж, пошли в Лотх Тор, в гостиницу « У кобылы».
— Там можно и поужинать, — добавила Бригид.
— Само собой, — подтвердила Эльфейм.
Но едва они успели пройти несколько шагов, как девушка остановилась и хлопнула себя по лбу.
— Я забыла кинжал Ку. Он меня убьет, если я появлюсь без оружия. Погодите, я только на минутку.
Она напрягла мощные мышцы и пустилась по дороге, ведущей ко входу в замок.
Где она его оставила? Уже совсем стемнело, и за ножны и пояс можно было принять любую кучку листьев и грязи.
— Надо было быть умнее и привязать его к талии сразу же, как только он мне его дал, — сердито бормотала девушка себе под нос.
— Ты это ищешь, дорогуша?
По спине Эль пробежали ледяные мурашки. Низкий голос раздавался позади нее. Непонятно, как этому существу удалось неслышно перебраться через лужу. Словно во сне, она повернулась.
Оно присело на краю бассейна, внутри которого когда-то был фонтан. Она без труда могла его разглядеть, потому что чудное тело светилось так же мягко, как жемчуг под пламенем свечи. Оно было полупрозрачным. Эльфейм видела сквозь него руины внутреннего двора, как если бы у бассейна вообще никого не было.
— Ой!
Эльфейм даже не заметила, что затаила дыхание, пока не выдохнула. Воздух с шумом вырвался из легких. Она почувствовала, что дрожит, и с трудом удержалась от бегства.
Привидение подняло широкую мозолистую руку.
— Успокойся, Эльфейм, я не сделаю тебе ничего дурного.
Оно говорило с грубым акцентом, но выражение его глаз было мягким. Видя, что девушка не собирается удирать куда глаза глядят, оно улыбнулось:
— Вон там, дорогая.
Привидение кивнуло на пояс, лежащий на краю бассейна, недалеко от места, где оно сидело.
— Ты это ищешь?
Эльфейм, ничего не сознавая, кивнула, спотыкаясь, подошла к бассейну и схватила пояс.
— Хм. — Ей пришлось откашляться, прежде чем она смогла вымолвить: — Спасибо.
Привидение вежливо поклонилось.
— Не за что.
Его веселые глаза оглядели сначала Эльфейм, затем фонтан в виде девичьей статуи. Лицо привидения озарила широкая улыбка.
— Я рад, что ты наконец прибыла сюда, Эльфейм. Даже мертвые не могут ждать вечно.
— Ты меня знаешь?
Она с трудом произносила слова и могла говорить только шепотом.
— Да, милая, я знаю тебя и то, какая ты хорошая и храбрая девчушка. — Его глаза сияли. — Посмотри на себя! Великолепное смешение. Ты правильный выбор.
— Для чего? Кто ты?
Способность Эль думать начала восстанавливаться вместе с голосом.
— Спроси свое сердце и интуицию, милая. Они скажут тебе, кто я такой.
Эльфейм глубоко вздохнула и стала внимательно осматривать привидение. На вид это был почти старик, но с крепкой фигурой. Его наряд был обязательным для западных земель: полотняная блуза и килт со множеством складок. Яркие сапфирово-синий и изумрудно-зеленый цвета были полупрозрачными, но все равно создавали поразительный контраст на клетчатой материи. Ее глаза расширились. Она отлично знала этот рисунок. Мать носила его много лет, всякий раз, когда отправлялась на запад. У Эльфейм тоже имелась одежда такой расцветки. У нее было на нее право — в ее жилах текла кровь этого клана.
— Ты Маккаллан.
Его улыбка стала еще шире. Он подмигнул ей.
— Да, милая, я был им. Теперь ты займешь мое место.
Затем он посерьезнел, встал и торопливо поклонился.
Это внезапно напомнило ей о Кухулине.
— Сюда идут твои подруги. Мне пора. В другой раз, милая... в другой раз...
Он исчез, растаяв легкой дымкой, которая повисла в воздухе вокруг фонтана.
— Госпожа! Все в порядке? — раздался с лестничной площадки голос Бренны.
— Да! — громко ответила Эльфейм.
Девушка провела по лицу дрожащей рукой. Она говорила матери, что никто из духов замка Маккаллан не причинит ей вреда, и сама свято верила в это. Но Эль не считала, что когда-нибудь на самом деле поговорит там с призраком.
— Я никогда не думала, что встречу здесь самого Маккаллана.
— Ты что-то сказала, Эльфейм? — спросила Бригид.
Ее копыта глухо постукивали о покрытый грязью мрамор, серебристо-белая шкура казалась призрачной в темноте, когда она вошла во внутренний двор.
— Богиня, здесь так темно! Понятно, почему ты задержалась.
— Жду не дождусь, когда по стенам снова развесят канделябры и зажгут факелы, — нервно проговорила Бренна.
На фоне охотницы она казалась маленьким темным силуэтом.
Эльфейм улыбнулась и постаралась говорить обычным голосом:
— Вы правы, я едва нашла кинжал. Но теперь он со мной. Можно наконец отправляться, а то я ни о чем больше думать не могу как о горячей еде.
Эльфейм в последний раз обернулась на фонтан, окутанный дымкой, и поспешила из темного замка.
Сумеречный свет размывал края недавно расчищенной лесной дороги, прохладный вечерний бриз наполнял воздух сладким ароматом цветущих деревьев. Эльфейм казалось, что они попали внутрь картины, нарисованной акварелью. Она непроизвольно начала расслабляться. Здесь, в лесу, девушка дружелюбно болтала с Бренной и Бригид о событиях дня, и ей было трудно поверить в то, что буквально несколько минут назад она разговаривала с духом вождя клана, умершего больше ста лет назад. Не потому, что Эльфейм сомневалась в том, что видела, просто до этого дня с ней никогда не происходило ничего подобного. А сегодня она говорила с духами камней и со своим давно умершим предком, и все это за один день. Эль решила, что находится в шоковом состоянии, потому что она могла идти и болтать с подругами, вместо того чтобы замереть, раскрыв рот. Девушка едва сдерживала почти истеричное хихиканье. Наверное, это определение не было таким уж преувеличением.
Она услышала свое имя и рассеянно кивнула в ответ на какое-то замечание Бренны.
— Чудесно! Видишь, Бригид, я говорила тебе, что это хорошая мысль.
— А что ты об этом думаешь, Эльфейм? Вопрос охотницы ворвался во внутренний диалог Эль с самой собой, и она очнулась.
Бренна улыбнулась ей и продолжила разговор с Бригид:
— Конечно, она согласится. Ты говорила, что там не будет достаточно большой купальни для тебя, но смотри, внизу есть ручей. Думаю, в него ты поместишься.
Эльфейм взглянула туда, куда указала Бренна. Вниз ярусами уходил скалистый склон, заросший соснами. Туда, перепрыгивая с одного уровня на другой и пенясь тремя водопадами, уверенно сбегал ручей, протекавший возле дорога. Сквозь стволы было видно, что вода собиралась на нижнем ярусе в озерцо, откуда вытекала на другую сторону и исчезала в лесу.
Эльфейм перевела взгляд на знахарку, пытаясь не показать свое изумление. Бренна хочет, чтобы они искупались там? В озерце? Втроем? Она никогда не делала этого вместе с чужими, не позволяла даже служительницам храма находиться вместе с ней в купальне. Неужели она сможет раздеться перед посторонними?
Это звучало, словно они хорошие подруги, то есть... нормально.
— Я думаю, что это хорошая идея, — решительно сказала Эльфейм.
Чтобы не передумать, она сошла с дорожки, спустилась вниз, обходя валуны, и свернула к озерцу. Девушка слышала, как сзади с шумом спускались Бренна и Бригид.
«Я могу сделать это! — сказала она себе. — Если я требую, чтобы ко мне относились как к обычной женщине, то придется вести себя как все».
А «обычные» женщины купались вместе. Ей было известно об этом с самого детства, когда она на неуверенных ножках пробиралась в постоянно занятую материнскую купальню. Жрицы, подруга и знакомые — все, кто посещал Возлюбленную Эпоны, — рано или поздно присоединялись к ней в роскошном бассейне с минеральным источником и купались вместе. Скромность Эльфейм была для Партолоны скорей исключением, нежели правилом.
Она остановилась на краю озерца, ожидая, пока к ней присоединятся Бренна и Бригид. Озерцо было намного больше, чем казалось сверху. Три водопада весело шумели, сбегая со скал, отполированных потоками, и были похожи на жидкие кристаллы.
— Похоже, здесь довольно глубоко, — сказала Бренна.
— Кажется, она холодная, — буркнула Бригид.
— Вот и хорошо, — сказала знахарка, расстегивая простую застежку, которая скрепляла ее закрытое платье на правом плече. — Значит, мы неплохо освежимся после долгого трудного дня.
Она расстегнула лиф и выскользнула из него, затем стала развязывать узлы, которые надежно удерживали на талии юбку, похожую на килт.
Эльфейм не могла отвести взгляд от обнаженного тела Бренны. Кожа на левой стороне ее тела была безупречно гладкой, но справа, как и на лице, все было по-другому. Шрамы, которые уродовали эту сторону, не заканчивались на шее. Они спускались вниз, покрывая плечо и верх груди. В вечернем свете знахарка была похожа на красивую изящную восковую статуэтку, которая начала таять.
Бренна подняла глаза и посмотрела на Богиню и охотницу, которые молча разглядывали ее. Внезапно на ее лице появилось испуганное выражение. На какое-то время она совершенно забыла о своих ужасных шрамах, торопливо отвела взгляд, притворившись, что не может развязать узел, и надеясь, что в сумерках они не увидят ее слез.
— Прости, — тихо проговорила Эльфейм. — Я не хотела смотреть.
Не поднимая глаз, Бренна глухо сказала:
— Извиняться незачем. Все смотрят.
Эльфейм глубоко вздохнула, расстегнула застежки, скреплявшие лиф, затем быстро размотала с талии полосу материи, бросила ее на землю, наклонилась и сняла маленький треугольник материи, закрывавший лобок. Полностью раздевшись, она выпрямилась и стояла не шелохнувшись, чтобы Бренна и Бригид могли изучить каждый дюйм ее обнаженного тела.
— Я точно знаю, что ты имеешь в виду. Вот почему я извинилась.
Бренна подняла взгляд, и ее глаза широко распахнулись от удивления. Впервые в жизни знахарка не могла отвести взгляд от кого-то другого. Но тело Эльфейм было не человеческим, а совсем другим. Верхняя часть была прекрасно сложена, ей могла позавидовать любая женщина. Тонкая талия переходила в крутые крепкие бедра, которые сужались книзу, к тому, что казалось мускулистыми передними ногами породистой лошади. Ниже талии она была покрыта гладкой темно-рыжей шерстью, лоснящейся от здоровья и молодости. Насколько могла разглядеть Бренна, внешние половые органы Эль были сформированы совсем как ее собственные, на лобке треугольником росли курчавые темно-рыжие волосы.
Громкий топот, раздавшийся сзади, заставил обеих девушек подпрыгнуть. На краю озерца стояла Бригид и методично била передним копытом о камень, который от ударов пенился и пузырился.
— Мыльный камень, — объяснила она. — Я решила сделать что-нибудь полезное, пока вы там рассматриваете друг друга.
Она наклонилась и просеяла кусочки сквозь пальцы.
— Думаю, измельчены вполне достаточно. Бригид расшнуровала жилет и аккуратно разложила его на сухой скале.
— Почему ты не смотрела на нас? — спросила Бренна охотницу.
— Меня учили, что все люди — странные, уродливые существа, поэтому вы обе кажетесь мне совершенно нормальными, — сказала она с саркастической усмешкой и ринулась в воду.
— Я понимаю, что она вряд ли хотела сделать нам комплимент, но ее отношение — это хороший признак, — вслух подумала Бренна, глядя вслед охотнице.
— Да, конечно, — согласилась Эльфейм и улыбнулась своей новой подруге. — Так что, мы закончили осматривать друг друга?
— Думаю, да. Хотя мне хотелось бы потрогать твой мех, если ты не против, — торопливо добавила она.
Эльфейм подняла ногу и протянула ее знахарке.
— Ничего особенного. Правда, я считаю это шерстью, а не мехом.
Бренна провела пальцем от колена Эльфейм до скакательного сустава и, поколебавшись, дотронулась до блестящей черной поверхности копыта.
— Ой!.. Она такая же мягкая, какой кажется.
Затем верх взяла любознательность знахарки.
— Твою кожу легко порезать, или она крепче человеческой? А как ты реагируешь на обжигающие растения, например на ядовитый плющ или дуб?
— Если твой брат приедет сюда и найдет нас троих голыми, то я знаю как минимум двоих, кому при этом будет очень неудобно, — крикнула Бригид с середины водоема.
Бренна побледнела и торопливо обернулась в сторону дороги.
— Ты права. Это было бы ужасно.
— Идем, — сказала Эльфейм. — Можешь спросить меня позже.
— Ладно, — улыбнулась Бренна.
— Возьмите с собой кусочек мыльного камня, — крикнула Бригид.
Бренна поспешно опустилась на колени и взяла горсть мыльных камешков. Сделав глубокий вдох, она вошла в озерцо, поскользнулась на гладких камнях возле берега, упала на спину и задохнулась, когда холодная вода неожиданно покрыла ее тело.
Эльфейм усмехнулась и нерешительно опустила в воду кончик копыта.
— Ты все еще думаешь, что это хорошая идея? Бренна лязгала зубами, тем не менее воодушевленно кивнула.
— Когда привыкаешь, все не так уж плохо.
— Не беспокойся, госпожа. Меховая шкура защитит тебя, — сказала Бригид, затем смешливо скривила губы и добавила: — По крайней мере, часть тебя.
— Звучит не очень обнадеживающе, — хмыкнула Эльфейм, но продолжала улыбаться.
Они подтрунивали друг над другом легко и просто, словно были знакомы много лет. У нее появились друзья.
— Не беспокойся, я иду.
Но перед тем как ступить в воду, она замешкалась, ощутив затылком какое-то неудобство. Это чувство было слишком хорошо знакомо Эльфейм: мурашки по спине, безотчетное ощущение того, что за ней наблюдают. Сделав вид, что просто решила переложить одежду, она незаметно окинула взглядом окружающий лес, но не увидела чего-то необычного. Среди деревьев не скрывалось ничего подозрительного, там не прятался никто, кроме щебечущих птиц.
Но девушка продолжала ощущать покалывание в затылке.
По-видимому, ее воображение, разыгравшееся за весь этот необыкновенный день, никак не хотело успокаиваться.
— Знаешь, чем дольше простоишь, тем холоднее покажется вода, — сказала Бренна.
Эльфейм вернулась к озерцу. Губы знахарки посинели, но она выглядела вполне счастливой, втирая в волосы мыльный камень.
Не обращая больше внимания на непонятные ощущения, Эльфейм схватила горстку мыльного камня и с визгом погрузилась в холодную воду.
Когда она сняла одежду, Лохлан понял, что должен отвернуться или хотя бы отвести глаза. Это было бы правильно и честно. Но он не мог. Она гипнотизировала его. Фоморианец упивался ее наготой.
Иногда во сне он касался ее кожи или целовал в губы, но эти сны всегда были яркими и короткими, заставляя его вожделеть еще больше. Теперь Эль была здесь, совсем близко. Его темные крылья дрожали, отражая нарастающее желание. Ему было одновременно жарко и холодно. Смотреть на нее оказалось сладкой мукой.
Когда Избранная отвернулась от воды и стала внимательно осматривать лес, Лохлан замер, спрятавшись в тени деревьев, но в висках его сильно застучало. Она чувствовала, еще не зная его, но ее душа уже поняла, что он здесь.
Потом Эль вошла в воду, и лес наполнился ее смехом. В его видениях она никогда не смеялась. Он только иногда видел, как она улыбалась своему брату-воину или родителям. Сейчас ее неожиданный смех стал подарком, утолившим его жажду, но он продолжал так же сильно желать ее, чувствовал, как изгибаются его губы. Эльфейм должна смеяться чаще. Он хотел видеть ее счастливой, думал, что может сделать ее такой.
Если бы только был какой-нибудь способ...
Пророчество. Оно преследовало, мучило фоморианца. Как Лохлан мог выполнить его и жить с собой в мире? Но если он этого не сделает, то родной народ будет обречен на существование, полное боли, мучений и безумия. Нет! Он не мог думать о том, что произойдет, если поиски не увенчаются успехом. Его мать глубоко верила в любимую Эпону. Он до сих пор помнил ее лицо, освещенное воспоминаниями о том, как она исполняла ритуалы Богини и учила его обычаям Эпоны. Она верила так сильно, что смогла пережить жестокое насилие. Мать, больная и слабая от рождения, собрала таких, как она, чтобы приютить их детей-гибридов. Матери этих младенцев должны были умереть после их рождения. Им предназначалась роль инкубаторов для их дьявольских поработителей, захватчиков-фоморианцев, чьи жены по непонятной причине не могли рожать. Человеческие женщины не были бесплодны. Они должны забеременеть и явить на свет новое поколение фоморианцев. Неважно, что человеческие матери не могли пережить рождение своего ужасного потомства.
Но его мать пережила рождение сына, как и небольшая группа других женщин. Богиня не оставила ее. Сколько раз Лохлан слышал, как она говорила эти слова? Почти столько же, сколько Пророчество.
Решимость заполнила фоморианца, которого привели сюда мечты об Эльфейм. Ему оставалось только преодолеть множество трудностей, чтобы быть с ней. Он закрыл глаза и тяжело оперся о толстый ствол дерева, за которым прятался. Они с Эльфейм были похожи — смешение двух рас.
Женский смех и прохладный ароматный бриз пробудили в нем воспоминания. Ему показалось, что он видит мать, склонившуюся над ручьем, где они обычно стирали свою небогатую одежду. Она всегда много работала, получала скудные крохи, но в воспоминаниях ему сразу же представлялись ее улыбка и нежный смех.
— Ты мое счастье, — повторяла она сыну. — Однажды ты поведешь соплеменников в Партолону, чтобы найти там счастье и освободиться от боли и безумия.
Его мать была такой идеалисткой! Она верила в то, что Богиня ответит на ее молитвы и он исполнит Пророчество Эпоны. Вскоре Лохлан оставил попытки переубедить ее. Она хотела верить в то, что человеческие качества в этих детях окажутся сильнее, чем темные импульсы, впечатанные в их кровь фоморианцами. В конце концов добро восторжествует над жестокостью и безумием.
— Так и будет. Так должно быть, — прошептал он, чтобы услышать уверенность в голосе. — Я больше человек, чем демон. Мой отец изнасиловал мать и оставил в ней свое семя, но его расу победили войска Партолоны. Так и любовь матери превозмогла боль и ужас моего рождения.
Лохлан понимал, что нельзя думать только о прошлом. Неблагоразумно без конца вспоминать о тех, кого он оставил в Пустоши. Фоморианец должен был контролировать свои мысли, чтобы сосредоточиться на предстоящей задаче. У него заболела голова, но он сказал себе, что надо думать о боли как о старом друге. Наоборот, стоит бояться ее отсутствия, делать так, чтобы она появлялась вновь и вновь. Ее отсутствие говорило бы о том, что в нем все-таки победила темная кровь отца.
Он открыл глаза и присел так, чтобы еще раз увидеть Эльфейм. Женщины вышли из воды. Они отряхивались, смеялись и, дрожа от холода, бросились одеваться.
Он чувствовал, что его кровь кипит от ее близости.
«Пожалуйста, Эпона, помоги мне найти способ исполнить Пророчество, не причиняя ей вреда».
Он пылко молился Богине своей матери, хотя его терзало чувство вины. До него снова донесся смех Эльфейм, и он нашел в себе силы обуздать свое мятущееся сердце и закончить молитву.
«Дай мне шанс получить ее».
Если бы только Лохлан сумел найти способ поговорить с Эльфейм наедине. Это не было такой уж невозможной задачей. В своих грезах он часто видел, как она бегает. Обычно девушка делала это одна. Он потерпит.
Лохлан ждал ее больше ста лет, выдержит и еще несколько дней.
Кухулин седлал коня, собираясь ехать обратно, чтобы узнать, что случилось с сестрой, когда вся троица показалась у входа в гостиницу «У кобылы». Он совсем уже собрался было сделать Эльфейм внушение насчет того, что не обращать внимания на его слова очень опасно, но при виде их совершенно забыл, что хотел сказать.
Они смеялись и болтали все вместе, втроем, даже его обычно замкнутая сестра. Богиня выглядела счастливой! Но тут он заметил еще кое-что и удивленно присвистнул. Маленькая изуродованная знахарка ехала на охотнице-кентаврийке! Бывало, что кентавры перевозили людей, но обычно это случалось при очень большой необходимости. Благородная раса кентавров не желала быть вьючными животными. Но сейчас перед его глазами возникла беспечно скачущая охотница, на спине которой с трудом удерживалась женщина. Кухулин мог бы поклясться, что воинствующие кентавры Дианны разом получили бы разрыв сердца, если бы увидели подобную картину.
Он едва сдержался, чтобы не расхохотаться, и подумал, что, наверное, слишком сурово обошелся с охотницей.
— Эль! — позвал он и помахал ей.
Она тоже махнула ему рукой и жестом велела подругам следовать за ней.
— Прости, Ку, — сказала Эль, переводя дыхание. — Мы не собирались задерживаться, но нашли по пути отличное озерцо и... ну...
Она пожала плечами и выжала воду из волос, все еще мокрых.
Его сестра купалась с посторонними? Он перевел взгляд с кентаврийки на знахарку и обратно на Эльфейм. Волосы у всех троих были еще влажными. Они выглядели оживленными и очень довольными собой.
— Это по моей вине, — сказала охотница, с вызовом глядя на Кухулина — Я подумала, что в Лотх Торе нет купальни, куда я могла бы поместиться...
— Поэтому я предложила остановиться и искупаться, перед тем как вернуться в лагерь, — смущаясь, тихим голосом прервала ее Бренна. — Эльфейм все время поторапливала нас.
Она не смотрела на воина, пока говорила, и отворачивала от него правую сторону своего лица.
— Понимаю, — произнес Кухулин, почесывая подбородок.
Он действительно понимал. Они защищали его сестру, благослови их Эпона!
Лицо юноши озарила ослепительная улыбка.
— Понимаю, что надо почаще приглядываться к окрестным водоемам.
— Ой, Ку! — вздернула носик Эльфейм. — Ты невыносим.
— Ладно уж, буду приглядывать за тобой, милая, — сказал он, подражая местному акценту.
Эльфейм почувствовала, что кровь отхлынула от ее лица. Он говорил совсем как Маккаллан, чем напомнил ей о том, что надо рассказать ему о встрече с духом их предка. Брат захотел бы знать об этом.
— Где мы ужинаем, Ку? — поспешно спросила она.
Он кивнул в сторону заднего двора гостиницы.
— Туда выставили столы для ужина.
Он многозначительно взглянул на огромную охотницу.
— Видимо, в гостинице не нашлось такой комнаты, чтобы накормить всех нас.
Бригид издала странный гортанный звук, Бренна закашлялась, чтобы скрыть смех.
— Я пока останусь здесь, мне надо еще кое-что обсудить с Кухулином, — сказала Эльфейм.
— Мы займем для тебя место, — кивнула Бригид, поколебалась, помолчала и добавила: — И для твоего брата.
— Я уже могу спуститься, Бригид, — сказала Бренна.
Не зная, как правильно слезть с кентавра, она стала осторожно перекидывать правую ногу через твердую спину охотницы, но, прежде чем сползти вниз, почувствовала, что ее поддерживает крепкая рука. Бренна обернулась, ожидая, что ей помогает Эльфейм. Но вместо этого прямо перед собой она увидела внимательные сине-зеленые глаза Кухулина.
— Могу я помочь тебе слезть, госпожа?
— Я... я... — Она запнулась, борясь с желанием опустить голову и спрятать правую сторону лица.
Знахарка с трудом сглотнула. Она работала рядом с Кухулином почти весь день. Он знал, как Бренна выглядит. Прятаться было незачем.
— Да. Можно, — сумела наконец сказать она.
Ку снял знахарку со спины охотницы. Она была такой легкой, словно ее кости наполнял воздух. От влажных волос девушки пахло дождем и свежей травой. Он аккуратно опустил Бренну на землю и галантно поклонился, но она даже не взглянула на него. Знахарка и охотница уже направлялись ужинать.
Ветер донес до него нежный голос Бренны:
— Спасибо, Бригид. Прости, что я так неуклюже сидела на тебе. Я никогда не была искусной наездницей.
— На что ты так уставился? — спросила Эльфейм и легонько толкнула брата в бок.
Удивляясь сам себе, Кухулин тряхнул головой и сказал первое, что пришло ему на ум:
— Кентаврийка из табуна Дианны везла на себе женщину?
Сестра удивленно вздернула бровь.
— Ну да.
— И у вас на пятках не висели фоморианцы?
— Я никого не заметила, но можешь вернуться и проверить, а я займу для тебя место за ужином, — невинно сказала она и засмеялась, глядя на выражение его лица. — Так было проще, Ку. Бренна все время отставала, а мы спешили, потому что у меня есть сверхбдительный, надоедливый братец. Мне приходилось постоянно проверять, где она, и Бригид предложила ее довезти. Для моих плеч она тяжеловата. Это было единственно правильное и логичное решение.
— Только если ты не кентавр из табуна Дианны. Для них логично заставить женщину идти самой.
Эльфейм гневно вспыхнула:
— Если бы Бригид была типичной кентаврийкой, то не пришла бы сюда. Я хочу, чтобы ты дал ей шанс. Она моя подруга.
Кухулин никогда раньше не слышал, чтобы сестра говорила так о ком-нибудь. Это было чудом. Ему показалось, что все его недоверие к охотнице — всего лишь эгоизм.
— Прости, Эль. — Он взял ее за руку. — Ты права. Единственное, что мне ужасно не нравится в кентаврийке, — это ее имя.
Конечно, ему совсем не пришелся по душе саркастический тон, которым она с ним говорила, но выражение глаз сестры заставило его не упоминать об этом.
— Так ты дашь ей шанс? — с надеждой спросила Эль.
— Конечно, — ответил он. — Наверное, это все из-за видений. У меня было странное, неприятное чувство, но я не смог уразуметь, почему оно вдруг появилось. — Он взглянул сестре в глаза с молчаливой просьбой о понимании. — Может, это простое предзнаменование изменений, которые должны случиться с тобой.
— Что ты имеешь в виду?
— Ясно, что выбран правильный путь. Ты принадлежишь замку Маккаллан, Эль, даже камни ждали тебя. Взгляни на себя — ты открыто смеешься и заводишь друзей.
Темные глаза Эльфейм заискрились от счастья.
— Я завожу друзей.
Она повторила эти слова будто молитву.
— Наверное, я раньше слишком остро реагировал, — неохотно проговорил он. — Скорее всего, наслушался детских сказок о привидениях из старого замка, населенного призраками убитых. Я постараюсь их забыть.
Детские сказки о привидениях? Она вгляделась в лицо брата. Он по-доброму, открыто улыбался, и это сказало ей больше, чем слова. Брат наконец поверил, что замок Маккаллан предназначен для нее. Но что произойдет, если она признается, что ее посетил дух одного из мертвецов, самого Маккаллана? Эль точно знала, что тогда случится. Ку избегал царства духов и не доверял им. Так было всегда, хотя брат получил дар общения с представителями потустороннего мира. Если она скажет ему о своем призрачном госте, то он, вне всякого сомнения, снова начнет контролировать каждый ее шаг.
К тому же она сама не понимала, зачем ей явился Маккаллан. Его визит был довольно дружелюбным, он казался очень галантным, как и в жизни. Об этом было написано в исторических книгах. Призрак назвал ее Маккаллан. Но что на самом деле означало его посещение? Он приветствовал ее или наблюдал за ней?
«Я не могу сказать Ку о призраке Маккаллана. По крайней мере, этой ночью. Надо подождать, пока мы устроимся в замке как следует. Может, мне удастся узнать больше о мотивах Маккаллана. Вдруг его дух больше никогда не явится? А если так, то зачем напрасно тревожить брата?»
— Эль! — Он слегка толкнул ее локтем. — Ты слышишь? Я говорю, что постараюсь их забыть.
— Слышу, — быстро ответила она. — Просто меня изумило, что ты в кои-то веки признал свои ошибки. Если я после этого смогу добиться, чтобы ты перестал бегать за юбками и сделался отцом пары дюжин законных детишек, можно будет сказать, что моя жизнь прожита не зря.
— Я боюсь, когда ты так похожа на маму. Осторожней, не то голос замерзнет.
— Теперь мне страшно, — хихикнула Эльфейм. — Пошли ужинать.
— С твоими друзьями, — добавил он.
— Да. С моими друзьями.
— Звезды здесь намного ярче, чем в храме Эпоны, — проговорила Эльфейм.
— Потому что в Лотх Торе и в лесу гораздо меньше света, чем в храме и в городе, который его окружает, — объяснил Ку.
— Вы бы видели звезды над нашими равнинами. Иногда они пылают ярче, чем огонь в очаге, — заметила Бригид.
— Я никогда не была в ваших местах, но звучит красиво, — сонно сказала Бренна.
— Когда-нибудь ты нас навестишь. Там много открытых пространств, где можно носиться целыми днями без остановки.
Эльфейм перехватила взгляд брата, резко качнула головой, чтобы Кухулин удержался от язвительного комментария, и вздохнула.
«Почему его так раздражает охотница? Мне казалось, что ему нравится Бренна — он по-доброму обращался с ней. Но стоило им с Бригид обменяться хотя бы словом, и беседа сразу же переходила в стычку. Он вроде обрадовался, когда после ужина Бригид и Бренна спросили разрешения присоединиться к их небольшому импровизированному лагерю, но как только все улеглись, они с охотницей стали безостановочно подкалывать друг друга».
Эльфейм представила себе, как Ку на самом деле исподтишка колет охотницу иголкой в бок, и едва не расхохоталась.
Девушка уютно закуталась в одеяло, которое пристроила между двумя большими скрюченными корнями, отходящими от ствола древнего дуба. Эль слушала мягкий голос Бригид, описывающей Бренне равнины, и всматривалась в довольно светлое ночное небо. Они вместе с Ку выбрали полянку неподалеку от Лотх Тора, где огромные дубы вытеснили сосны. Избранной хотелось уйти подальше, но она не чувствовала потребности остаться совсем одной, как прошлой ночью. Ужин прошел довольно приятно, отчасти потому, что Бригид и Бренна решили, что все четверо сядут возле одного из походных костров, разожженных на заднем дворе гостиницы. Основная группа кентавров и людей, мужчин и женщин, ели за длинными деревянными столами, где они разговаривали, смеялись и знакомились друг с другом.
Когда появились Эльфейм и Кухулин, мужчины и кентавры по обычаю поднялись и с уважением поклонились ей. Девушка стиснула зубы, готовая к тому, что ей сейчас начнут оказывать почести как Богине. Но тут произошло нечто удивительное. Винни махнула рукой, поздоровалась и не назвала ее при этом ни Богиней, ни даже госпожой. Она сказала: «Добрый вечер тебе, Эльфейм». Эти простые слова подхватили другие.
Женщины приняли ее, и это сработало магически. Никто из местных жителей не встал перед ней на колени и не попросил ее благословения. Как ни странно, наибольшее внимание привлекла к себе Бригид. Эльфейм усмехнулась, вспомнив, сколько кентавров нашли предлог, чтобы побеседовать с Кухулином, который сидел напротив охотницы, хотя было совершенно очевидно, что на самом деле все они хотели заговорить с Бригид. Эльфейм с огромным любопытством наблюдала за ними. Охотница была со всеми вежлива, но холодна. Она с ледяной любезностью, без интереса общалась с потенциальными поклонниками. Кентавры наперебой пытались завладеть ее вниманием. Даже люди бросали оценивающие взгляды на красивую охотницу. После того как ей представились несколько кентавров, Ку с раздражением шепнул сестре, что Бригид строит из себя недотрогу, и назвал ее ледяной принцессой.
Эльфейм подумала, что, по-видимому, ледяные принцессы — самые желанные создания.
— Эй, — шепнул ей Ку. — У тебя сейчас дурацкая улыбка.
— Она не дурацкая, а счастливая.
— Спи, Эль. Даже твои подружки прекратили болтать.
Она посмотрела на две тихо лежащие темные фигуры, почувствовала, как отяжелели веки, повернулась на бок и взглянула на брата.
— Когда ты ляжешь спать, Ку?
— Скоро, сестрица.
Он сунул в костерок еще одно полено и оперся о ствол, наблюдая, как глаза Эльфейм закрылись, а дыхание стало ровным и глубоким. Он перевел взгляд на подруг сестры. Ему казалось, что обе крепко уснули. Знахарка лежала к нему спиной, свернувшись калачиком.
Сегодня вечером люди оставили ее в покое. Ку сидел рядом, чтобы быть в этом уверенным. Он говорил себе, что яростное желание защищать Бренну появилось у него оттого, что она была важна для его сестры. К тому же одна из клятв, которые он дал, став воином, обязывала парня защищать тех, кто в этом нуждался. Еще юноша вспоминал ее запах и то, как знахарка сжалась, когда он снял ее со спины кентаврийки.
Он отвел взгляд от тела Бренны, увидел, что на него пристально смотрит охотница, и почувствовал, как запылали щеки под ее молчаливым понимающим взглядом.
— Я первая буду караулить. Разбужу тебя, когда луна встанет в середине неба.
Не дожидаясь ответа, кентаврийка поднялась и исчезла в зарослях, подобно блестящей серебряной лесной фее.
Кухулин слышал глухие звуки. Охотница шагала через подлесок, медленно обходя лагерь по периметру.
— Чертова ледяная принцесса, — проворчал он. — Пусть покараулит. Она очень сильно ошибается, если думает, что я буду возражать.
Ку поерзал, пытаясь найти более удобное положение, и стал думать, как хорошо было бы очутиться в мягкой постели, какая несносная эта охотница, сколько им еще предстоит работы... обо всем, что помешало бы ему вернуться мыслями к знахарке с нежным голосом и изуродованным лицом, от которого пахло дождевой водой и свежей травой.
Сон окутал Эльфейм, словно заботливая мать накрыла ее одеялом. Она бежала через старинную дубраву, в точности похожую на ту, где спала. Была ночь, но небо оставалось светлым. Полная луна, похожая на факел, сделанный из снега и огня, освещала лес.
Во сне в дубраве не было подлеска, скрытых ям и корней, куда могло бы попасть копыто. Она глубоко и ровно дышала, напрягала мышцы ног, чтобы бежать еще быстрее. Ветер бил в лицо, деревья сливались в сплошную линию, когда она неслась мимо них.
Эль любила бегать. Сон напомнил ей, как давно она не получала удовольствия от изнурительного бега на большое расстояние. В последний раз это произошло накануне того дня, когда она покинула храм Эпоны.
«Слишком давно», — с упреком подумала она, не просыпаясь.
Начался подъем. Девушка напрягла ноги, смакуя жжение в мощных мускулах, пока взбегала по склону. Она вырвалась из леса и очутилась на небольшой поляне, покрытой густым туманом. Тяжело дыша, Эльфейм остановилась. Плотный серый водяной пар клубился вокруг. Она дунула на него, и внезапно цвет тумана изменился, в нем появился манящий оттенок красного.
Он закручивался в бесконечный круглый рисунок, напомнивший девушке живую изгородь из падуба, — один из лабиринтов Эпоны, которые украшали территорию храма. Во сне знакомое сравнение вызвало у нее улыбку. Она протянула руки, растопырила пальцы, медленно начала поворачиваться. Когда туман нежно коснулся ее тела, Избранная поняла, что обнажена.
— Эльфейм, — донеслось до нее сквозь туман.
Это был голос мужчины, но она его не узнавала.
— Иди ко мне, Эльфейм.
Вместо того чтобы насторожить ее, этот звук коснулся самых потаенных струн. Тело девушки охватил жар. Она погрузилась во влажность ласкового алого тумана, лижущего кожу и пробуждающего те самые ощущения, которые она до сих пор лишь воображала. Клубы сгустились, вместе с ним выросло и ее желание.
— Да... — вкрадчиво убеждал ее чарующий мужской голос. — Позволь мне любить тебя.
Эльфейм обернули тончайшие сети. Всюду, где они касались ее наготы, тело испытывало прилив возбуждения.
«Нет, — подумала она с внезапным трепетом. — Это не сети. Меня обнимают крылья».
— У него крылья! — воскликнула она и тут же пробудилась от звука собственного голоса.
В темном лесу к северу от замка Маккаллан Лохлан внезапно пробудился, вскочил и сел. Его тело пылало от желания. Ему снилось, что он был с Эльфейм, и впервые за все время она тоже чувствовала его присутствие. Он выскочил из потайного убежища, которое устроил себе в пещере среди скальных обнажений, развернул пульсирующие крылья и начал длинный, трудный подъем по склону горного хребта, отчаянно пытаясь погасить желание, сжигавшее его.
Мысли Лохлана смешались. Боль горячо и остро пульсировала в его голове. Он подумал, что сойдет с ума, но взял себя в руки и сосредоточился на рывках мощного тела, пока кожа не покрылась потом. Фоморианец начал жадно хватать ртом воздух.
Он жил сто двадцать пять лет. Это долгожительство, доставшееся ему и другим от отцов, оказалось настоящим проклятием. Кто знает, сколько еще времени будет биться его сердце, бежать по жилам темная кровь отца, разнося по клеткам искушающее безумие? Лохлан был обречен на вечную борьбу.
«Уступи, — шипела боль внутри его. — Прекрати бороться. Пусть тебя охватит безумие. Упивайся своей властью, повелевай».
Лохлан мог в любую минуту прекратить боль, подчинившись своему темному наследию. Он скрипнул зубами.
«Тогда я буду принадлежать расе своего отца, стану не лучше бешеного животного или демона. То и другое подходит идеально».
Он мечтал о большем — для себя и своего народа.
Эльфейм!..
Ее имя проливалось прохладной водой на его испепеленную душу.
Они встретились в царстве снов. Он был уверен в этом. Она услышала его голос и открылась ему. Лохлан обнял ее крыльями и стал поглаживать. Она увидела его, по крайней мере — часть.
Он ясно слышал, как Избранная воскликнула:
— У него крылья!
Голос Эльфейм все еще звенел внутри фоморианца. Удивление, которое в нем выражалось, наполнило его надеждой и невыразимой радостью. На какое-то время ему даже стало легче переносить боль.
Сон оставался с ней на протяжении всего утра. Даже в середине дня взгляд Эльфейм время от времени становился влажным. Она вспоминала нежность тумана, окрашенного в алый цвет.
В один из таких моментов девушка пропустила мимо ушей слова рабочего:
— Вот так-то, госпожа.
— Прости. Я задумалась. Так это можно восстановить? — спросила Эльфейм, сердясь на себя за невнимательность.
«Это только сон. Глупо придавать ему столько значения».
— Я говорил, что придется поработать, но думаю, что восстановить можно.
У юноши были широкие плечи, загрубелые ладони и коричневое от загара лицо. Он много работал на свежем воздухе. Но выражение карих глаз парня оказалось теплым, а улыбка — уверенной, когда он осматривал фонтан.
— Я уже начал расчистку замкового фундамента. Когда закончим, вода снова будет свободно проходить отсюда в кухню и к фонтану, госпожа. Если, конечно, не обнаружится, что подземная система каналов нарушена.
— Хорошо, спасибо.
Парень вежливо поклонился ей и покинул внутренний двор. Эльфейм взглянула на статую симпатичной девушки, так походившей на нее. Развалины, завалившие фонтан, были убраны, теперь пришла пора отмыть скульптуру. Дананн посоветовал использовать для этого песок, мыльную воду и жесткую щетку. Точно такими же средствами несколько женщин, стоявших на торопливо сколоченных козлах, чистили массивные колонны, окружавшие внутренний двор. Их болтовню иногда заглушал шум на крыше. Ее уже начали восстанавливать. В замке кипела работа.
— Наверное, мне стоило бы заняться чем-нибудь ужасно важным, вместо того чтобы постоянно думать о тебе, — шепнула она каменной девушке.
Эльфейм уже счистила грязь с лица Рианнон. Мрамор, из которого была высечена статуя, словно испускал кремовое сияние. Вымытое лицо девушки представляло яркий контраст с ее телом.
— Но в силу некоторых причин я верю, что ты важнее всего.
— Это правильно, что ты разговариваешь с камнем, госпожа.
За спиной Эль раздался звучный голос Дананна, и она подскочила от неожиданности. Неизвестно, кто из них передвигался бесшумнее — Повелитель камней или охотница, но у девушки часто возникало ощущение, что оба решили проверить ее нервы на прочность.
Эльфейм оправилась от испуга и коснулась щеки статуи.
— С ней нетрудно разговаривать. Она кажется настоящей. — Избранная обернулась к старому кентавру: — Я чувствую, что этот фонтан и внутренний двор почему-то очень важны для меня, понимаю, что должна следить и за другими работами, но меня влечет сюда, к сердцу замка. Я не успокоюсь, пока это все снова не оживет. — Она обвела руками вокруг себя.
— «Сердце»... «оживет», — медленно проговорил Дананн, почесывая подбородок. — Интересный выбор слов. Когда говорят о постройке нового дома или даже о восстановлении старого, обычно не используют слова, описывающие живого, дышащего человека. Ты можешь сказать мне, почему выбрала именно их?
Эльфейм перевела взгляд с кентавра на статую своей прародительницы.
— Все просто, — быстро ответила она. — Замок для меня живой. Я вижу в нем не только мертвый камень и гнилое дерево.
Девушка подумала о разговоре с духом Маккаллана и хотела было рассказать Дананну об этой встрече, но почувствовала, что предаст брата, если доверит кому-нибудь то, о чем не захотела сообщать ему.
— Да, Богиня. У тебя настоящая близость с этим замком.
— Это новое ощущение для меня, Дананн. Я никогда не чувствовала ничего подобного, пока не оказалась здесь.
Дананн улыбнулся красивому юному созданию.
— Это потому, что прежде ты была слишком погружена в собственную жизнь, чтобы ощущать волшебство, которое тебя окружало.
— Звучит так, словно я была недалекой и глупой, — сказала Эльфейм.
— Нет, Богиня, нисколько. Тогда ты напоминала иных обитателей Партолоны, оказавшихся там в своих теперешних воплощениях. Проблема в том, что ты не похожа на других.
Эльфейм не знала, что сказать в ответ. Ей очень не хотелось, чтобы ее называли Богиней, но в устах Повелителя камней этот титул звучал скорее лаской. С тех пор как она помнила себя, ей всегда хотелось двух вещей: быть похожей на других партолонцев и хоть немного владеть магией. Но по словам Дананна выходило, что одно исключало другое.
Эльфейм вздохнула.
— Это трудно понять.
— Да, тем из нас, кто отмечен царством духов, часто не удается такое уразуметь, — вежливо ответил Дананн и замолчал, рассматривая частично отмытую статую.
— Но мне хотелось бы знать больше, — сказала она, боясь, что кентавр заговорит первым. — Ты стал бы учить меня, Дананн?
Он бросил на нее оценивающий взгляд.
— Разве в храме Муз тебя не учили, как открываться духам земли?
— Нет, — призналась она.
— А, ну да. — Продолжая разговор, он тщательно взвешивал каждое слово. — Ты должна понимать, что я не учитель и не шаман. Я не могу научить тебя, просто обладаю способностью слышать духов земли, особенно тех, которые живут в камнях.
На лице Эльфейм появилось разочарование, но кентавр еще не закончил говорить.
— Я не могу научить тебя, — повторил он, — но способен стать твоим проводником.
— Дананн, я так тебе благодарна! Эльфейм обеими ладонями схватила морщинистую руку кентавра и крепко сжала ее.
— Разве я могу отказать такой очаровательной ученице? — ласково улыбнулся Дананн. — Может, прервешься и немного прогуляешься со мной? Я чувствую, как костенеют мои суставы, если слишком долго стою на месте.
— Конечно! Куда ты хочешь пойти?
Дананн загадочно улыбнулся девушке, в которой так необычно соединились черты кентавра и человека.
— Пусть тебя ведут духи, Богиня. Мы последуем за ними.
Эльфейм нахмурилась.
Пусть ее ведут духи? Но как?
Повелитель камней с ожиданием смотрел на девушку, как будто не сомневался в том, что обитатели потустороннего мира позовут ее по имени, укажут ей определенное направление или же сделают еще что-нибудь. Она нахмурила брови, сосредоточившись на ближайшем камне. Эль чувствовала себя спокойной и счастливой, как и все время с того момента, когда она прибыла в замок, но ничего не происходило. Ничто не подсказало ей, куда идти.
— Я не могу... — начала она.
— Ты слишком стараешься, — спокойно проговорил Дананн и поднял руку, чтобы девушка замолчала. — Начинай медленно. Просто откройся воздействию духов и иди. Они поведут тебя, если ты не будешь пытаться их заставлять.
Чувствуя себя невероятно глупо, Эльфейм переспросила:
— Открыться?
Кентавр терпеливо кивнул.
— Сделай три глубоких вдоха, а потом перестань думать.
Эльфейм моментально подчинилась, трижды долго, глубоко вздохнула и выбросила из головы все мысли. Потом она велела ногам двигаться и вместе со стариком кентавром, не отстающим от нее, вышла из внутреннего двора. Медленно, запинаясь, Эль двинулась в сторону кухни, дошла до коридора за Большим залом и вдруг почувствовала, что надо повернуть направо и уйти подальше от кутерьмы, царящей в комнате, находящейся по ту сторону окон с выбитыми стеклами.
— Помни, что мир вокруг нас полон души. — Голос Дананна стал напевным, почти гипнотизирующим. — От камней твоего замка до воды, бьющейся волнами о скалы под нами. Вся земля одушевлена. Она живет, дышит и часто просто ждет того, кто заставит стихнуть собственные мысли, чтобы услышать множество ее голосов.
Повинуясь настойчивому желанию, возникшему в сердце, Эльфейм оставила длинный коридор и прошла через арочный дверной проем, ведущий еще в один внутренний двор, поменьше, чем тот, в котором был фонтан. Там девушка остановилась и осмотрелась кругом. Она не помнила, чтобы заходила сюда накануне, во время беглого осмотра замка. Двор открывался в небо, но не потому, что сгорела крыша. Древние строители специально оставили это место не перекрытым. Пол в нем был не каменным, а травяным. Трава разрослась, доходя почти до колен. Сюда можно было попасть через несколько входов, один из которых оказался крутой каменной лестницей, ведущей в большую низкую комнату. Когда-то она выходила на крышу замка и его балюстраду, но потом огонь пожрал ее, оставив лишь обломки.
«Наверное, это были казармы», — подумала Избранная и на мгновение представила себе воинов, которые там жили и умерли.
Эльфейм перевела взгляд на подножие каменной лестницы. Ее нога помимо воли двинулись к ней. Копыта мягко ступали по шелестящей высокой траве. Она подумала, что ее, наверное, позвали камни лестницы, но в нескольких шагах от них остановилась.
Печаль, нахлынувшая на девушку, была внезапной и неожиданной.
— Ох! — тяжело вздохнула она, пытаясь загнать назад подступившие слезы.
— Дыши, Эльфейм.
Дананн был рядом. Его спокойный голос благотворно действовал на нее, помогая справиться с нахлынувшими эмоциями.
— Природный мир изобилует силой, информацией, советами и мудростью. Он не пытается тебе навредить, хочет говорить с тобой. Отбрось все мысли и слушай.
Эльфейм сделала еще один глубокий вдох, а когда выдохнула, отпустила свой страх и прислушалась.
— Идите сюда, кровавые трусы!
Она немедленно узнала голос. Он говорил с ней накануне вечером. Избранная увидела беспорядочное множество картинок и с трудом заставила себя оставаться спокойной, поскольку небольшой внутренний двор задрожал и расплылся. Словно факел, осветивший темную пещеру, вокруг нее внезапно ожили тени прошлого.
У подножия каменной лестницы, прямо напротив Эльфейм, стоял Маккаллан. Его окружали жуткие крылатые существа, похожие на людей. Из открытых ран на руках и груди вождя лилась кровь, но он продолжал размахивать огромным мечом.
У его ног валялись два обезглавленных фоморианца, павших под ударами страшного оружия. Крылатые твари рычали и окружали его, стараясь не попасть под смертоносный клинок.
— Ко мне, кровавые трусы!
Он повторил свой призыв. Эльфейм как зачарованная не могла оторвать от него глаз. Его слова привлекли внимание других существ. Кольцо вокруг старого воина росло, и в конце концов его окружили двадцать фоморианцев с напряженными крыльями и окровавленными пастями. Они бросали на вождя злобные взгляды.
Эльфейм почувствовала, что учащенно дышит. Ее сердце беспорядочно забилось, когда нападающие твари начали сжимать круг и сходиться вокруг него. Но Маккаллан не испугался. Он двигался спокойно и уверенно. Она увидела, как вспыхнул кончик его меча, услышала, как падают разрубленные существа — первое, второе, третье. В конце концов он больше не смог сдерживать их. Тогда к нему потянулись клыки и зубы. Воин дрался кулаками, скользкими от его собственной крови. Ее было так много, что все вокруг казалось темно-красным.
Даже когда вождь клана упал на колени, он не стал молить о пощаде, не сдался.
Но Эльфейм больше не могла на это смотреть. Она понимала, что видела только тени прошлого, но сцена, разыгравшаяся перед ней, оказалась слишком реальной. Избранная только вчера разговаривала с ним, помнила его грубоватый добродушный голос и теплый искрящийся взгляд. Когда он упал на колени, она рухнула вместе с ним, зарыдала, зажмурилась и закрыла лицо руками.
В тот миг, когда ее колени коснулись земли, поросшей травой, шум сражения прекратился.
— Тебе не зря явилось прошлое. — Голос Дананна вернул ее к жизни. — Молчи, продолжай слушать, не заставляй духов говорить напрасно.
Пытаясь унять дрожь, Эльфейм отняла руки от лица и открыла глаза. Теплый весенний день был спокойным. Внутренний двор освещало яркое солнце. Нигде не было никаких призраков прошлого, сцепившихся в смертельной схватке. Эльфейм вытерла глаза и снова попыталась выбросить из головы все мысли, но никак не могла забыть благородного вождя клана.
Неужели ей показали его смерть зря, потому что она неопытная дурочка, не знающая, как слушать царство духов? Пристыженная девушка закусила губу и опустила глаза. Что-то, лежащее среди зарослей сорняков и травы, вспыхнуло от солнечного света и заискрилось. Затаив дыхание, Эльфейм пробралась туда, схватила металлический предмет, подняла его из грязи и положила на ладонь, чтобы рассмотреть на свету.
Это была круглая брошь, вся в пятнах, покрытая коркой грязи, но даже погребальный огонь и годы под открытым небом не сумели уничтожить красивый узор: кобылицу на серебряном щите.
— Это брошь Маккаллана, — сказал Дананн, нагнулся и осмотрел сокровище. — Тебя привели сюда, чтобы найти ее. Береги ее, Богиня, это дар самого предводителя клана.
Избранная дотронулась до подарка, произнесла имя своего предка. Эль почувствовала, что он обратился к ней:
«Да, милая, это мой дар. Теперь ты владелица замка».
Девушке казалось, что старый дух действительно поприветствовал ее. Она чувствовала его одобрение, тепло броши вождя, которую вертела в руках, пока они с Дананном неторопливо возвращались в главный внутренний двор.
Кентавр дал ей время прийти в себя от пережитого.
Прежде чем войти во внутренний двор, где вовсю кипела работа, он остановился и сказал:
— Это был нелегкий опыт для тебя.
Эльфейм посмотрела на брошь и кивнула, чувствуя легкое головокружение и упадок сил.
— Тебе было бы неплохо сейчас что-нибудь съесть и выпить. Ты побывала в царстве духов и не почувствуешь, что полностью вернулась в этот мир, пока не подкрепишь себя пищей.
Она кивнула и тут же ощутила новый приступ головокружения.
— Смотреть, как он умирает, было ужасно.
Ее голос все еще оставался напряженным.
— Это случилось более ста лет назад. Попытайся забыть этот ужас, лучше вспомни, какой удивительный подарок тебе вручили.
«Лучше бы я получила эту брошь, не видя, как Маккаллана убили демоны-фоморианцы», — подумала Эльфейм.
Кентавр словно прочитал ее мысли, улыбнулся и погладил девушку по плечу.
— Ты не зря стала свидетелем его смерти и со временем это поймешь. А до тех пор думай о подарке. Теперь я должен попрощаться с тобой. Мужчины уже, наверное, вернулись с новым грузом камней. Я должен проверить, как их будут располагать.
— Спасибо за урок, Дананн.
— Я не учил, всего лишь вел, — слегка улыбнувшись, возразил старый кентавр. — Теперь дам тебе последний совет. Сегодня вечером сделай то, что доставляет тебе самую большую радость. Слишком часто те, кто слушает духов, забывают жить собственной жизнью. Помни, что земля одушевлена, а не мертва. Будь полна жизни, Богиня, а не мыслей о смерти.
Старик кентавр поклонился ей и ушел.
— Где, говоришь, ты нашла ее? — спросил Кухулин у сестры, осмотрев брошь с изображенной на ней кобылицей — гербом клана Маккаллана.
— У основания каменной лестницы, которая ведет, как мне показалось, в бывшие казармы.
Она не сказала Кухулину о видении, которое помогло ей найти брошь, но не знала, почему так поступила. Может быть, потому, что зрелище гибели Маккаллана было для нее слишком личным переживанием. Оно привязало ее к прошлому замка. Эль любила брата так же сильно и безрассудно, как и он ее, но они были слишком непохожими. Избранная чтила прошлое и принимала мир духов. Кухулин же был воином, который жил здесь и сейчас. Он не верил в то, чего не понимал, не мог победить кулаками и оружием. Эль не хотела, чтобы брат начал подробно анализировать то, что случилось с ней сегодня днем. Он мог бы даже напрямую отказаться верить в это. Она хотела подольше удержать прошлое для себя одной, поэтому решила молчать о видении и о своем призрачном госте.
— Эта комната отлично выглядит, — сказала сестра, отвлекая внимание брата от броши.
Она не лукавила, чтобы сменить тему. Девушка изумленно распахнула глаза, осматриваясь вокруг. Поскольку приближался вечер, они с Ку встретились, чтобы оценить проделанную работу. Эль обрадовалась, увидев, что территория к югу от замка почти полностью расчищена. Кухулин пообещал, что следующей ночью они будут спать здесь, а не в Лотх Торе.
Верхние половины могучих колонн, окружающих главный внутренний двор, уже были отчищены. Кремовая красота резных узоров составляла резкий контраст с их нижней частью. Верхушки колонн будто были сотканы из воздуха. Бренна проявляла особый интерес к старинным колоннам и лично наблюдала за женщинами, занимавшимися их мытьем. Когда Эльфейм и Кухулин похвалили сделанную работу, маленькая знахарка вспыхнула от удовольствия.
Теперь брат и сестра стояли возле входа на кухню. Женщины уже заканчивали сегодняшние дела. Эльфейм едва могла поверить, что все вокруг так сильно изменилось всего за два дня.
— Рада видеть тебя, госпожа.
Винни подошла к ней, быстро поклонилась и бросила на Кухулина благодарный взгляд.
— И тебя тоже, воин.
Эль смотрела, как легко Ку превращался из заинтересованного брата во фривольного молодого человека.
— Всегда рад приветствовать такую прекрасную леди, Винни, — проговорил он.
— Просто невероятно, чего вам удалось добиться за столь короткий срок, — прервала его Эльфейм, боясь, что обмен любезностями затянется. — Не осталось ничего похожего на прежнюю кухню.
Из огромных очагов вытащили все обломки и тщательно вымели их изнутри. Из печей выгнали мышей, вытащили грязь и заменили выпавшие камни. Женщины отскребли кухонные стены и красивый пол, посредине помещения выложенный мрамором, а по бокам — камнем попроще.
— Винни! У нас есть вода! — завопила какая-то молодая помощница кухарки.
Эльфейм смотрела, как девица качнула ручку крана, и в мраморную раковину полилась вода. Сначала она была черной и грязной, но вскоре муть сошла, и в раковину хлынул прозрачный, искрящийся на солнце поток. Женщины, стоявшие рядом, радостно завизжали.
— Госпожа, завтра вечером ты сможешь отведать пищи, приготовленной на собственной кухне замка Маккаллан, — сказала Винни.
— Я очень рада, милая.
Хорошенькая кухарка улыбнулась и присела в поклоне, а затем поспешила вернуться к работе.
— Звучит так, словно охотнице пора начать зарабатывать на свое пропитание, — сказал Ку, когда они вышли из кухни и двинулись к парадной двери замка.
— Как раз сейчас она этим и занимается, Ку, — нахмурилась Эльфейм, которую сердила непрекращающаяся неприязнь брата к Бригид. — Она сказала, что не хочет, чтобы мы уничтожили все запасы в Лотх Торе, и отправилась после обеда на охоту.
Кухулин хмыкнул.
— Знаешь, я удивляюсь, что кентаврийка тебе не нравится. Она красотка, а у тебя с ними обычно складываются замечательные отношения.
— Она знает, что восхитительна, но остается чертовски высокомерной. Я до сих пор не могу полностью поверить в ее добрые намерения, — брюзгливо ответил брат.
Эльфейм удивленно уставилась на него.
— Да тебе она не нравится только потому, что не падает в обморок, лишь завидев тебя.
Ку пожал плечами.
— Может, ты и права, сестрица. Это очень необычно. — Он подмигнул ей, и Эльфейм смешливо фыркнула. — Но хватит говорить об охотнице. Я хочу узнать побольше о броши вождя, которая таким чудесным образом оказалась в твоих руках.
Они вышли в главный внутренний двор. От необходимости отвечать Эльфейм спас взволнованный голос Бренны, донесшийся до них:
— Ой! Посмотри на фонтан, госпожа!
— Ку, да он работает!
Эль схватила брата за руку и потащила за собой в центр двора, где уже собрались несколько человек, любуясь фонтаном. Мутная жижа с плеском выливалась из урны Рианнон в бассейн, наполняя его. Пока они смотрели, вода посветлела и стала прозрачной, весело заискрилась в лучах закатного солнца. Огромные колонны эхом отражали шум фонтана и гомон на внутреннем дворе. Всем казалось, что на улице идет дождь, а в уютном замке царит веселье.
— Это действительно замечательно, Эль, — сказал Кухулин, обнял ее за плечи и прижал к себе.
— Я согласна, — кивнула Бренна.
Она стояла рядом с Эльфейм и счастливо улыбалась. В глазах молодой знахарки отражалась пляшущая вода.
Эльфейм не могла говорить. После стольких лет ощущения бессмысленности жизни все ее желания неожиданно начали сбываться. Избранная почти боялась верить в происходящее, опасалась, что все закончится и растает, словно туман в ее сне, если она заговорит об этом.
Туман во сне. Это сравнение заставило ее с новой силой вспомнить свое видение. На мгновение Эль почувствовала смущение, у нее закружилась голова, совсем как после гибели Маккаллана. Она заморгала, пытаясь привести в порядок зрение и разум. Сестра чувствовала на себе обеспокоенный взгляд брата, но боялась посмотреть ему в глаза.
— Думаю, на сегодня достаточно, — коротко сказал Кухулин и приказал одному из мужчин:
— Дермот, передай всем, что пора возвращаться в Лотх Тор на ночлег.
— Да, господин.
Дермот улыбнулся и потрусил из комнаты.
Переговариваясь, мужчины и женщины стали расходиться из внутреннего двора, аккуратно складывая ведра, щетки и вешая влажные тряпки на козлы, чтобы высохли к утру.
Эльфейм, ее брат и знахарка остались у фонтана втроем.
— Ты в порядке, Эль? — спросил Кухулин.
— Все отлично, — ответила она, вновь обретя голос.
— Ты побледнела.
Бренна внимательно и встревоженно смотрела на нее.
Не глядя на брата и знахарку, Эльфейм проговорила:
— Меня просто немного изумило вот что: все, о чем я мечтала, осуществилось. Чувства нахлынули.
— Сейчас ты говоришь как девочка, — фыркнул Кухулин.
Его подтрунивание привело ее в себя, и она даже усмехнулась.
— Я и есть девочка, Ку.
Но Бренну ее улыбка не убедила.
— Мне кажется, тебе стоит последовать совету брата, Эльфейм. Ты сегодня хорошо поработала. Надо основательно поесть и отдохнуть, чтобы набраться сил к завтрашнему дню. Я приготовлю чай, который расслабит тебя и поможет восстановиться усталым мышцам.
— Я не... Ой! — вскрикнула Эль, когда Бренна подошла и ткнула ее под лопатку.
— Да, — твердо сказала маленькая знахарка.
— Лучше послушайся, Эль, — рассмеялся Кухулин. — Она напоминает мне маму.
— Я приготовлю много чая, чтобы хватило и тебе, — сухо сказала ему Бренна.
— Он будет очень невкусным? — осведомился Ку.
Ему понравилось, что она говорит с ним тем же тоном, что и с его сестрой, а не отворачивается и не бормочет что-то себе под нос.
— Я знахарка, а не кухарка.
Она бросила на него недовольный взгляд и внезапно поняла, что вступила в перепалку с красавцем воином. Бренна почувствовала, что краснеет. Она знала, что румянцем покроется только левая сторона лица, подчеркивая уродство правой.
— Мне нужно собрать необходимые травы, — сказала девушка, отвернулась и вышла из внутреннего двора.
Кухулин посмотрел ей вслед.
— Зачем она это делает?
— Ты зря удивляешься, Ку. Все понятно. Просто посмотри на ее лицо, а ведь изуродовано не только оно, — ответила Эль.
— Я видел ее лицо. Оно не заставило меня отпрянуть или убежать прочь.
Эльфейм уставилась на брата. Что с его голосом?
— Она ничего не говорила, но я думаю, что с ней жестоко обходились, причем не только женщины. Готова поспорить, что мужчины вели себя не лучше, особенно красивые.
— Если кто-нибудь здесь обойдется с ней жестоко, то ответит передо мной. Парни об этом знают. — Голос Кухулина прозвучал твердо, как кремень.
Эльфейм снова с удивлением взглянула на него.
— Это правда?
— Она твой друг. Я не потерплю, если с ней будут обращаться непочтительно, — ответил Кухулин, продолжая смотреть в том направлении, куда скрылась Бренна.
Эльфейм посмотрела на брата. Она никогда не видела, чтобы он так реагировал на женщину, не являющуюся членом их семьи. Ку стал беспокоиться о Бренне? Правда?
Избранная сразу же устыдилась собственных мыслей. Конечно, Кухулин мог беспокоиться о Бренне. Он был красив и одарен, при этом никто не мог упрекнуть его в невнимательном отношении к другим. Бренна была милой, миниатюрной девушкой, с которой произошло несчастье. Эльфейм не имела оснований сомневаться в том, что ее брат — настоящий мужчина, способный разглядеть что-то помимо шрамов.
— Спасибо за твою доброту к ней, Ку, — нежно улыбнулась она.
— Не стоит благодарности. По-другому и быть не могло.
Слова сестры заставили его почувствовать смущение, и голос юноши прозвучал резче, чем ему хотелось.
Он улыбнулся, будто извиняясь.
— Надо идти. Бренна, наверное, будет волноваться, если мы не догоним ее.
Погруженные в мысли, брат и сестра молча прошли через двор и ворота внутренней стены замка с выломанными створками. Они подошли к внешней стене и смешались с потоком рабочих, выходящих из замка. Все с уважением кивали Эльфейм и ее брату, и девушка радовалась, когда кто-нибудь из них называл ее по имени.
— Железо для новых ворот должны привезти перед новолунием, — сказал Ку, когда они вышли из замка.
Эльфейм остановилась и оглянулась.
— Ты счастлива, даже когда просто смотришь на него, правда? — улыбаясь, спросил Ку.
Его слова пробудили ее память.
— Так и есть. — Эль посмотрела на брата. — Знаешь, что еще делает меня счастливой?
— Что?
— Бег.
Она выдохнула это слово.
— Знаешь, я еще ни разу не бегала по-настоящему с тех пор, как мы уехали из маминого храма. — Она положила руку ему на плечо, чтобы он не прерывал ее. — Ку, мне надо побегать.
— Ты не знаешь эту местность. Куда тут можно отправиться? Дорога между замком и деревней — единственное расчищенное место, где можно более или менее размяться.
Она покачала головой.
«Нет, я не стану бегать перед чужими глазами. Меня только начали принимать. Если кто-нибудь увидит, какую скорость я могу развить, то во мне снова начнут видеть только Богиню».
Эль подумала об этом, опытным глазом изучая окружающий лес, потом улыбнулась.
— Я побегу вдоль утеса. Лес заканчивается в нескольких шагах от склона. Там достаточно прямой путь, и мне будет хорошо видно далеко вперед. Единственная опасность — это валуны, но они довольно большие, и я их обязательно замечу.
— Не знаю, Эль. Мне не нравится, что ты пойдешь одна. Давай я возьму коня и поеду с тобой?
— Кухулин, ты только вчера ночью сказал, что твои параноидальные ощущения были ошибочными.
Она проигнорировала нахлынувшее чувство вины, используя извинения брата против него самого, особенно учитывая, что далеко не все доверила ему.
— Я возьму твой кинжал. — Девушка провела рукой по талии, куда надежно прикрепила оружие. — Еще достаточно светло. До захода солнца я вернусь в Лотх Тор, и мы будем пить чай Бренны.
— Мне это не нравится.
— Думаешь, я промахнусь мимо утеса?
— Нет. Мне это просто не нравится, — ответил он.
— Ку, не будь как мама.
— Я не твоя мать, — нахмурился он.
Она усмехнулась.
— Возвращайся до захода солнца, — вздохнул Кухулин. — Знаешь, что это значит? На закате ты должна быть в городе, сидеть рядом со мной и пить чай знахарки, а не отправляться туда и не думать о том, что пора бы побегать.
— Да! Да! — нетерпеливо ответила она, быстро обняла брата и поцеловала в щеку.
Убегая, она бросила на него задорный взгляд:
— Позаботься о Бренне, пока я не вернусь.
Эль засмеялась и помчалась прочь. Ветер, свистевший в ушах, не дал ей расслышать ответ брата.
Эльфейм обежала замок кругом. Он был построен на огромной каменной площадке, которая выдавалась вперед высоко над берегом моря Бан. Она направлялась к северному краю утеса. Берег изгибался и уходил обратно в лес, оставляя Маккаллан тихо и строго стоять в одиночестве на вершине скалы.
Да, сейчас там было тихо. Эльфейм улыбнулась, думая о замке, где разносились счастливые голоса людей, говорящих о том, как лучше все устроить, чтобы жить с удобствами. Это были ее люди и ее замок.
Когда укрепления скрылись из виду, она остановилась, сняла юбку и положила ее на валун, затем сделала несколько упражнений на растяжку, чтобы разогреть мышцы ног. Эльфейм глубоко вдыхала резкий запах моря, доносимый бризом. Далеко внизу волны ритмично бились о подножия скал. Солнце заканчивало свой дневной путь, опускаясь в море цвета сапфира, небо на западе начинало расцвечиваться великолепными вечерними красками. Эльфейм почувствовала острую радость оттого, что очутилась здесь, и подумала, как же она могла так долго жить в другом месте.
Мышцы растянулись и разогрелись, и она пустилась скорым шагом, следуя вдоль края скалы и проверяя свое чувство земли. Это не была легкая пробежка, как на лугу возле храма Эпоны. Здесь ей приходилось уклоняться от валунов и прыгать по скалам, но эти упражнения доставляли ей удовольствие. Справа от девушки был лес, слева — море. Ей казалось, что она бежит по дороге, созданной специально для нее. Эль наклонилась вперед и рванулась побыстрее.
«Дананн — истинный мудрец».
Она чувствовала, как спадало напряжение последних нескольких дней, пока копыта сильных ног касались земли в знакомом ритме. Мышцы начали гореть. Это было хорошо, и девушка помчалась во весь опор, чувствуя в себе неиссякаемый источник силы.
Перед собой она увидела широкий ручей, который выбегал из леса и брызжущим каскадом белой воды лился с края утеса. Эль замедлила бег, принимая решение, и повернула вдоль русла, к лесу. Она любила море и шум волн, но ее звали деревья. Возле ручья земля была устлана толстым слоем сосновых игл и поросла ранним мхом. По мере того как Избранная углублялась в лес, стук копыт становился глухим и успокаивающим. Тесно стоящие деревья устремлялись высоко в небо. Сосны были такими древними, что их ветки начинали расти лишь на высоте, вдвое превосходящей человеческий рост. Огромные деревья поразили девушку. Они были гораздо красивее ухоженных ив и кленов, которые росли вокруг храма ее матери. Эль смотрела на них, упивалась их пышностью. Это был ее настоящий дом. Она ощущала подобное первый раз в жизни. Эльфейм чувствовала себя свободной, счастливой и даже немножко легкомысленной...
Она не заметила ущелья. Тормозить было слишком поздно. Перед ней открылось дно пропасти, инерция швырнула тело Эльфейм вперед и вниз.
Ее руки отчаянно молотили воздух, пытаясь помочь ей обрести равновесие, пока она, кувыркаясь, летела вниз. Боль пронзила ее бок. Девушка инстинктивно изогнулась, чтобы закрыть рану, тут что-то ударило ее в плечо, а затем и в голову. Вокруг мгновенно наступила темнота.
Лохлан почувствовал, когда она упала. Он охотился. Только голод мог отвлечь его от постоянного бессменного наблюдения за замком. Рядом с его тайником прошел молодой олень. Лохлан выследил его в лесу, убил одной-единственной стрелой и начал делать кровавую работу — свежевать и потрошить тушу. Он действовал быстро и умело, уверенный в том, что закончит вовремя, успеет вернуться и посмотреть, как Эльфейм на закате покинет замок. Может быть, она снова пойдет купаться. При этой мысли его крылья затрепетали. Он машинально подавил свое возбуждение, от этого сильно и надоедливо заболела голова. Страсть сна, приснившегося накануне, оставалась с ним на протяжении всего долгого дня.
«Она — не только это!.. — яростно напомнил он себе. — Не просто объект вожделения и страсти».
Лохлан много лет видел ее в снах, узнал, что она добрая, задумчивая и слишком часто печальная.
«Она больше чем чувственное красивое женское тело, не только кожа и кровь. Кровь...»
Его крылья непроизвольно затрепетали снова.
Тут он почувствовал толчок в бок, затем боль от удара в плечо и правый висок. Борясь с приступом головокружения, фоморианец опустил короткий меч, которым свежевал оленя, сильно сжал себе бок и тогда все понял. — Эльфейм!
Он прокричал ее имя, не думая о том, что его могут услышать. Случилось что-то ужасное. Она ранена. Он ей нужен. Лохлан отчаянно попытался успокоиться и собраться с мыслями. Где она? Как до нее добраться?
«Сердце тебе подскажет. Молчи и слушай его».
Голос, похожий на материнский, возник в его сознании, перемешавшись с фантомной болью раны Эльфейм.
«Неужели я все же сошел с ума? Но пока безумие вело меня к ней, я нисколько не волновался по этому поводу», — в отчаянии думал он.
Ту же самую мысль, которая привела его в Партолону, чтобы найти ее среди развалин замка Маккаллан, Лохлан сосредоточил на девушке, за которой наблюдал все время, пока она росла и развивалась. Он верил, что Эль была его судьбой.
Лохлан почувствовал ответ так же отчетливо, как ее боль. Он распахнул крылья, доставшиеся ему от отца, чтобы они быстро донесли его куда нужно, и ринулся на север.
Эльфейм пришла в сознание от звука отдаленного грома. Ей было плохо, сильно тошнило. Она попыталась повернуть голову так, чтобы не запачкать себя, но всхлипнула от боли, пронзившей правый висок. Девушка почувствовала позыв к рвоте, но в желудке было пусто, и от спазмов раненый бок стал гореть словно огнем.
Она медленно открыла глаза, вздрагивая от боли в голове. Мысли были бессвязными, спутанными.
«Что со мной произошло?»
Тело Избранной сотрясала дрожь, бок разрывала жгучая боль. Взгляд бессмысленно блуждал по окружающим скалам, и она изо всех сил пыталась не потерять сознание.
«Почему мне так холодно? Ноги замерзли, почти онемели. Меня парализовало?»
Девушка осмотрелась. Спиной она неудобно лежала на мшистом берегу, а ноги были погружены в ручей, протекавший рядом.
Тут память вернулась к ней.
«Я бежала, не глядя под ноги, и упала в ущелье. Кухулин убьет меня».
Морщась от острой боли в плече, Эль медленно и осторожно вытянула руки, чтобы ощупать нижние конечности. Ее ладони сильно тряслись, но сломанные кости не торчали из мокрой шерсти, покрывавшей ноги. Эльфейм задрожала. Ее бок снова запылал. В рубашке, пропитанной кровью, зияла прореха. Она посмотрела внутрь и тут же отвела взгляд. От талии вдоль ребер шла длинная страшная рана, которая обильно кровоточила. Девушка увидела рану, и ее снова затошнило. Она никогда не боялась крови, но такое ее количество, причем собственной, видела в первый раз.
Избранная скрипнула зубами от боли, повернулась и попыталась согнуть ноги, чтобы подняться и вылезти из ручья. Перед ее глазами все расплылось, Эль резко затошнило. Задыхаясь, она плашмя упала на берег. Правая сторона головы ужасно пульсировала. Она подняла руку, чтобы дотронуться до больного участка. Ладонь стала липкой и красной. Эльфейм едва сдержала рвотные спазмы.
Она с трудом отерла рот тыльной стороной руки и услышала какой-то странный гортанный звук, похожий на хрюканье. На другой стороне ручья берег был более пологим. У самой воды росли деревья, за которыми высились скалы, коричневые от времени, покрытые цветными пятнами лишайника. Перед глазами Эльфейм все расплывалось, и она моргнула, чтобы рассмотреть, что скрывается в чаще. Там мелькнула какая-то смутная тень.
Снова раздался раскат грома, теперь гораздо ближе. Девушка взглянула на небо. Уже темнело, но было непонятно, то ли оттого, что зашло солнце, то ли из-за надвинувшейся тучи.
В лесу затрещало, словно там двигался кто-то большой.
«Может, прошло уже много времени и Ку хватился меня? Вдруг это он?»
Ни на что не надеясь, она осторожно окликнула:
— Кухулин, это ты?
Шум мгновенно стих, затем послышался снова. Кто-то направлялся к ней. В сумерках сверкнули красные точки глаз, и кабан показался из-за деревьев.
Эльфейм почувствовала панику. Вепрь был действительно страшен, весь облеплен грязью, размером с взрослого мужчину, но гораздо толще. Пожелтевшие полукруглые клыки высовывались смертоносными арками из мощных челюстей. Вепрь понюхал воздух, раскрыл пасть и издал отвратительный рычащий звук, разбрасывая вокруг пену. Его зловоние достигло Эльфейм, и желудок девушки снова стиснули спазмы. Крошечные глазки зверя яростно вспыхнули, он опустил голову. Эльфейм, шатаясь, попыталась подняться. Ее ноги были словно налиты свинцом. Тяжело опираясь о скалу, она поморгала, чтобы развеять мутную пелену перед глазами, и вытащила из ножен, висевших на талии, кинжал брата. Но правая рука девушки практически не действовала, и она опустила оружие. Вепрь напружинился.
Эльфейм стиснула зубы и попыталась оттолкнуться от скалы. Она понимала, что сейчас умрет.
«Эпона, дай мне храбрости», — горячо взмолилась она.
— Нет!
Рыча это слово как проклятие, по берегу позади Эльфейм промчалось какое-то крылатое существо, врезалось в вепря, готового к прыжку, и сбило его с ног. Но кабан тут же вскочил снова. Он больше не обращал внимания на Эльфейм. Теперь перед ним был новый противник. Нападавший присел, расправил крылья и поднял короткий меч, покрытый кровью.
Эльфейм тяжело осела на берег. Ей казалось, что реальность раскололась на куски. Должно быть, из знакомого мира она провалилась в другой, где жили крылатые существа, сражающиеся с вепрями.
Вепрь ринулся в атаку. Крылатое существо отпрыгнуло в сторону и погрузило меч в жирное бедро чудовища. Кабан завизжал от боли и злости, завертелся, чтобы напасть снова. Но его противник двигался стремительно и нанес ему вторую рану. С пеной у рта вепрь яростно нападал, пытаясь прижать врага к скале, торчавшей у самого берега. Эльфейм видела, что крылатое существо взглянуло на нее, и поняла — оно заметило, что вепрь теснил его к тому месту, где она упала. С ужасным шипением это непонятное создание прыгнуло в последний раз, прямо на спину вепрю. Его рука с невероятной скоростью метнулась вперед, и меч аккуратно перерезал глотку зверя. Вепрь завизжал и рухнул в ручей. Из рассеченного горла водопадом полилась кровь.
Крылатое существо поднялось из-за спины мертвого кабана и сделало два неуверенных шага к Эльфейм.
— Не подходи! — завизжала девушка.
Ее спаситель остановился, словно натолкнувшись на стеклянную стену.
Эльфейм уставилась на его руки. Они были покрыты кровью, как и меч, который он сжимал. Странный незнакомец проследил за ее взглядом, тут же опустил меч, а потом протянул вперед руки, показывая, что безоружен.
— Я не причиню тебе вреда, — сказал он, переводя дыхание, чтобы его голос не напугал ее.
Ее глаза распахнулись, и он увидел, что она вся дрожит.
— Так много крови, — прошептала девушка онемевшими губами.
Ей не надо было ничего говорить. Лохлан прекрасно знал, что весь испачкан в крови вепря. Его до сих пор переполнял азарт. Он чувствовал дух зверя, все еще сильного и злого, в блестящей красной жидкости, окрасившей его руки. Тот звал Лохлана варварским голосом, воспламенявшим его собственную кровь. Демон внутри его зашевелился. Он победоносно требовал, чтобы Лохлан впился зубами в рану, зияющую на шее вепря, и пил кровь, поглощая звериную сущность.
Лохлан изо всех сил противился этому желанию. Ему надо было смыть кровь, прежде чем оно охватит его целиком. Борясь с болью, вгрызавшейся в голову, и подавляя свое порочное стремление, фоморианец быстро наклонился, по локоть опустил руки в ручей и стал отчаянно их тереть, чтобы избавиться от звериной крови. Затем он снова вытянул ладони вперед. С них капала вода, но они больше не были красными.
— Теперь все в порядке.
Вымыв руки, он снова мог контролировать себя и заговорил с ней успокаивающим голосом, словно с младенцем.
Она перевела взгляд с его рук на тело, затаила дыхание и со странным любопытством, которое было результатом шока, потери крови и чрезвычайного недоверия, стала изучать своего спасителя. Это был крылатый мужчина, на несколько дюймов выше ее, с волосами необычного желтого цвета.
«Словно лучи утреннего солнца», — подумала Эль.
Похоже, что волосы были длинными. Они оказались завязаны в хвост, но во время сражения с вепрем несколько прядей выбились и висели свободно, доставая до плеч. Изящно вылепленное лицо обладало мужественными чертами и прекрасными высокими скулами. Раскосые глаза пристально наблюдали за ней. Радужка была необыкновенного серо-стального цвета. С огромным изумлением Эль поняла, что он красив, изящен и строен. Кожа крылатого мужчины была очень бледной, но это не выглядело болезненным. Наоборот, он казался бесплотным, словно не принадлежал к миру смертных. Ее спаситель был одет в кремовую рубашку из грубой ткани. Эльфейм подумала, что неплохо бы ее постирать. Его короткие штаны были пошиты из потертой рыжевато-коричневой кожи. Обуви на нем не было. Его ноги выглядели как-то странно, но он стоял в ручье, и Эльфейм не могла их рассмотреть.
Затем девушка перевела взгляд на крылья. Даже сейчас, аккуратно сложенные за спиной, они выглядели внушительно. Эль вспомнила, что во время схватки с вепрем это существо походило на смертоносную хищную птицу с крыльями, размах которых превышал десять футов. Они не были покрыты перьями. Эти перепонки с виду казались очень мягкими. Нижняя сторона крыльев была светлой, как кожа и волосы их обладателя. Сверху они темнели и по цвету делались похожими на его синевато-серые глаза.
— Кто ты?
Она думала, что спрашивает нормальным голосом, и встревожилась, услышав свой слабый шепот.
— Меня называют Лохлан. Я не собираюсь делать тебе ничего плохого. Никогда, — сказал он, и в его голосе прозвучала тревога.
Девушка была ранена. Он отвел взгляд от ужасного количества крови на ее голове и боку. Губы Избранной посинели, ее лицо было смертельно бледным.
— Ты позволишь мне помочь тебе, Эльфейм?
Ее глаза расширились, и Лохлан подумал, что она похожа на испуганную лесную нимфу.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Я всегда знал его, — ответил он и сделал маленький шаг вперед.
— Это происходит на самом деле? Я умерла?
Он сделал еще два шага, сокращая расстояние между ними.
— Клянусь, это происходит на самом деле и ты не умерла.
Тут он улыбнулся, и ее поразило тепло, исходящее от него.
— Я понимаю, что ты чувствуешь. Все почти так, как в моих снах, — сказал Лохлан.
Он обеспокоенно протянул руку, словно желая дотронуться до нее, но когда она вздрогнула, отнял ладонь, и его улыбка потускнела.
Фоморианец мгновение поколебался, потом сказал:
— Здесь слишком сыро и холодно. Я не хочу трогать тебя, но ты сейчас в шоке, и тебе небезопасно оставаться здесь.
В его голосе звучала настоящая тревога, которая проникла сквозь туман боли, угрожавшей сокрушить ее.
— Я вряд ли смогу идти, — сказала она, слыша свой голос как бы со стороны.
Он снова улыбнулся, и Эльфейм поразило, какие у него белые и острые зубы.
— Я могу понести тебя, — сказал Лохлан.
«Наверное, то, что со мной случилось, — это всего лишь невероятно реалистичный сон, подобно тому, какой я видела накануне. Скоро я проснусь и увижу, как Кухулин подбрасывает дрова в костер. Он отругает меня за то, что я не выспалась, и сделает вид, что всю ночь спал, а не присматривал за мной. Почему бы и нет?»
Это был ее сон, и девушка подумала, что ей может понравиться, если ее возьмет на руки крылатый красавец.
— Можешь понести меня.
Она хотела улыбнуться ему, но губы ей не повиновались.
Изо всех сил стараясь оставаться спокойным, он опустился рядом с ней на колени. Вблизи Лохлан не мог не обращать внимания на кровь, которая залила ее голову и пропитала одежду на боку. Он ощутил острый, интенсивный запах.
От него и от близости женщины фоморианец возбудился и внезапно услышал голос матери, повторяющей слова Пророчества:
«Ты спасешь свой народ от безумия с помощью крови умирающей Богини».
«Нет! Эльфейм не может умереть. Не здесь и не сейчас».
Лохлан стиснул зубы, не обращая внимания на голос ее крови и рвущую боль, охватившую его оттого, что он отказывался удовлетворить свои низменные желания. Крылатый мужчина просунул одну руку под ее спину, а другую — под колени. Он колебался. Спаситель девушки был нечеловечески силен, ему не доставляло труда нести ее, но он боялся боли, хотя и знал, что превозможет ее.
— Прости меня, — сказал Лохлан и одним осторожным движением взял ее на руки.
Она застонала, и этот звук разорвал ему сердце. Фоморианец распахнул крылья, чтобы держать равновесие, и быстро понес ее по склону крутого ущелья.
Раздался гром, вспыхнула молния. Он взглянул на небо. Буря приближалась со стороны моря. Эльфейм нужно было укрыть и перевязать. Лохлан расстроенно стиснул зубы.
«Надо нести ее в мое тайное убежище, но сначала осмотреть раны».
Он огляделся. Под высокими соснами они укрылись бы от бури, если бы дождь не оказался слишком сильным.
Лохлан сделал несколько шагов под деревьями и нашел под древней сосной место, на котором лежал особенно толстый слой сухих игл. Он собрал их в кучу, присел и осторожно уложил ее туда.
Глаза девушки были закрыты, она дрожала. Из одежды на ней оказался только лиф без рукавов и маленький тканевый треугольник ниже. Гладкая шерсть, покрывавшая тело Эль, промокла насквозь, но на самих ногах на первый взгляд повреждений не было. Лохлан не заметил ни крови, ни опухолей и перевел глаза на лиф. Тот был разорван с одной стороны и промок от сочащейся крови. Желудок фоморианца скрутили спазмы. Его голова разрывалась от боли, пока он старался подавить в себе темные инстинкты, нахлынувшие бурной волной.
«Я не испробую ее. Мои демоны не победят».
Он отвел взгляд, сосредоточился и взял себя в руки.
Голос Лохлана прозвучал напряженно, он взвешивал каждое слово:
— Эльфейм, я должен осмотреть твои раны.
Ее глаза слегка приоткрылись.
— Это не сон.
— Да. Это не сон. Я не хочу причинять тебе боль, но мне надо увидеть, насколько тяжело ты ранена.
— Хорошо, — сказала она и зажмурилась.
«Я должен оставаться спокойным. Сейчас не время дрожать и бояться. Я человек, а не демон и могу сделать это».
Лохлан прерывисто вздохнул и потянул за открытый разорванный край лифа. Глубокая рана была длинной и страшной. Он увидел, что кожа и мышцы разрезаны, но поглядел внимательнее и обрадовался, потому что повреждение оказалось не таким глубоким, как он счел вначале. Лохлан ощупал девушку, касаясь ее тела так осторожно, как только мог. Ребра не были сломаны. Из раны обильно лилась кровь.
Лохлан скрипнул зубами, чтобы сдержать демона в своей душе. Он даже обрадовался, когда заломило в висках, и продолжал бесстрастно осматривать рану. Ее надо было перевязать и остановить кровотечение. Он посмотрел на голову Эль, с одной стороны перепачканную свернувшейся кровью. Эта рана пугала его гораздо больше, чем разрезанный бок, но он почти ничего не мог с ней поделать.
Лохлан поразмыслил о том, что ему теперь понадобится. За более чем столетнюю жизнь он кое-чему научился. Его племя отличалось долголетием, но не бессмертием. Конечно, фоморианцы не были защищены от болезней. На своем веку он перевязал много ран и осмотрел огромное число повреждений.
Лохлан резко бросился к ущелью.
— Не оставляй меня!
Он услышал эти слова, немедленно вернулся и погладил ее по щеке.
— Никогда, сердце мое.
Кожа девушки была покрыта испариной. Тревога за ее состояние заставила его забыть о нежности и действовать.
— Я должен перевязать твою рану и остановить кровотечение. Только и всего. Я не уйду далеко. — Лохлан показал на ущелье. — Возле ручья есть мох.
Эльфейм молча кивнула и вздрогнула от боли, пронзившей ее тело при этом движении.
Он спешил к краю ущелья и чувствовал, что ее глаза следят за ним. Фоморианец прыгнул и стремительно заскользил к ручью. Там он отыскал свой меч и вырезал кусок дерна, на котором рос зеленый мох. Лохлан унаследовал от отца прекрасное зрение и отлично видел, как Эль смотрела на него расширенными глазами, в которых появилось заметное облегчение, когда он поднялся обратно.
Спаситель снова опустился рядом с ней на колени.
— Я не хочу причинять тебе боль, но нельзя позволить, чтобы кровотечение продолжалось. Надо перевязать рану на боку. Понимаешь?
Он внимательно посмотрел ей в глаза.
«Она в сознании? Насколько серьезна рана на голове?»
— Я понимаю, что будет очень больно. Поэтому ты и просишь прощения, — сказала она со слабой улыбкой.
От этого движения губ и разумных слов он почувствовал громадное облегчение. Это была та самая Эльфейм, которую он так хорошо знал по своим снам.
— Значит, с твоим сознанием все в порядке.
— Я готова, — сказам она и опять крепко зажмурилась. — Сегодня я узнала, что мне не нравится, как выглядит моя кровь.
Вид ее крови, запах, ощущение...
Ему тоже не нравилось то, что с ним делалось в эти минуты. Лохлан быстро отмерил и отрезал полосу мха, совпадавшую с длиной раны.
«Лучше всего покончить с этим», — сказал он себе и аккуратно вложит мох в открытую рану, стараясь не обращать внимания на стон, вырвавшийся у нее от боли.
— Готово, — сказал Лохлан слегка дрожащим голосом.
Слезы выступили на ее закрытых глазах. Она открыла их и несколько раз моргнула, чтобы отчетливо увидеть его.
— Как холодно, — пожаловалась девушка.
Фоморианец тихо обозвал себя дураком. Он почувствовал ее боль и забыл обо всем на свете. Его мешок с запасом воды, ножами и драгоценным кремнем для высекания огня остался лежать рядом с убитым оленем. Раздался новый раскат грома, и Лохлан тревожно взглянул в хмурое небо. Эль не дойдет до его убежища, а он не понесет ее, замерзшую и слабую, под грозовым ливнем. Раненую надо согреть, иначе все произошедшее окончательно подорвет ее здоровье. Он должен укрыть девушку здесь, единственным ему известным способом.
— Я могу согреть тебя, Эльфейм, но ты должна доверять мне.
Она посмотрела на него. Ее голова болела, в висках пульсировало, и это мешало ей думать и рассуждать.
«Кто он такой? Лохлан, — всплыло имя в сознании девушки, которая перевела взгляд на его крылья. — Но из какого он народа? Он сказал мне? Может, я забыла?»
— Эльфейм, клянусь в том, что не собираюсь причинить тебе никакого вреда.
Звук его голоса заставил ее взглянуть ему прямо в глаза. В нем было что-то очень знакомое. Девушка попыталась сконцентрироваться, но шум в голове не позволил ей сделать это. Сейчас она была уверена лишь в том, что Лохлан, кем бы он ни был, только что спас ей жизнь.
— Я доверяю тебе, — ответила она.
Он улыбнулся, показав клыки. Это смутило Эльфейм, но ей было некогда смущаться, ибо она тут же почувствовала изумление. Лохлан неожиданно лег рядом с ней, приподнялся на локте и внимательно посмотрел в ее глаза.
— Не бойся.
Он развернул одно из огромных крыльев. Как живое одеяло, оно двигалось, укрывая ее, пока его зубчатый край не коснулся земли. Крыло полностью закрыло девушку.
Ее охватило тепло, исходящее от спасителя. Эльфейм лежала очень тихо, даже дрожь прекратилась. Крыло почти касалось ее, находясь над телом на расстоянии примерно в ладонь, так близко, что она кое-что рассмотрела. Его нижняя светлая сторона была покрыта короткими тонкими волосками, которые казались очень мягкими. Затем девушка почувствовала его запах. Крыло пахло сосной, потом и чем-то заплесневелым и диким, чему она не могла найти названия, но удивилась, понимая, что это приятно.
Эль медленно и осторожно повернула голову. Его лицо было совсем близко. Он рассматривал ее молча и очень внимательно.
— Кто ты? — прошептала она.
Его глаза не отрывались от нее.
Ни на мгновение не задумавшись, спаситель искренне ответил:
— Я человек, который знал тебя всю твою жизнь.
Ее затуманенное сознание никак не отозвалось на его слова.
— Но ты не человек и не знаешь меня.
— Я знаю тебя с самого твоего рождения, Эльфейм. Я наблюдал за тобой с помощью снов.
Сны!.. Ее глаза расширились.
«Мне снилось, что меня обнимают и ласкают крылья. Это его голос я слышала вчера ночью. Он звал меня из тумана».
— К тому же наполовину я все-таки человек, — продолжал Лохлан.
— А другая половина? — спросила Эльфейм, затаив дыхание.
Лохлан продолжал смотреть ей в глаза, но когда он заговорил, в его голосе послышалась глубокая печаль.
— Моя мать была человеком, отец — фоморианцем. В моих жилах течет кровь обеих рас.
Мысли Эльфейм беспорядочно клубились. Ей снова стало холодно.
— Но этого не может быть.
Заговорив, она взглянула на крыло, укрывавшее ее, и задрожала. Перед глазами Избранной возникла картина: благородный Маккаллан, окруженный кольцом окровавленных крылатых демонов.
«Как мог Лохлан быть фоморианцем? Даже если бы я не стала свидетелем резни в замке Маккаллан, то достаточно читала о фоморианцах в материнской библиотеке и знаю, что их раса чуть не погубила Партолону. Они были совсем близки к тому, чтобы поработить весь мир».
Эль остро взглянула на него.
— Фоморианцев выгнали из Партолоны больше ста лет назад.
Он хотел объяснить ей все, избавить девушку от страха и смятения, которое прочел в ее глазах, но тут его чрезвычайно острый слух уловил какой-то внезапный звук. Он поднял голову, повернул ухо к ветру и в шуме грозы услышал стук копыт. Это был Кухулин.
— Эльфейм, послушай меня, — торопливо проговорил он. — Едут твои люди. Я не могу остаться. Они увидят во мне лишь фоморианца, а не человека.
Эльфейм заморгала. Превозмогая боль, пронизывающую ее разбитое тело, она заставила себя всмотреться в его лицо. Перед ней был человек — красивый, героический мужчина.
— Послушай меня и запомни. На самом деле я никуда не уйду, всегда буду рядом с тобой, стану ждать, когда ты позовешь меня. Понимаешь?
— Я... — начала она, но тут в ночи ясно послышался голос брата, выкрикивающий ее имя. — Иди! — поторопила она Лохлана.
Он поднял крыло. Избранную пронизал холодный ночной воздух, и она ощутила себя обнаженной и незащищенной.
Прежде чем встать, он погладил ее щеку кончиками пальцев.
— Позови меня, сердце мое. Я отвечу.
Лохлан тихо скользнул в чащу и мгновенно исчез из виду.
— Кухулин! Сюда! — донесся сквозь шум ветра голос Бригид.
Охотница-кентаврийка галопом домчалась туда, где лежала Эльфейм, и остановилась. Кухулин подскакал следом за ней. Он соскочил с лошади, прежде чем она успела остановиться, и рухнул на колени возле сестры. Эльфейм осветили яркие факелы. Ночь разорвал топот коней, шум голосов всадников и кентавров.
— Эль! Нет! Пожалуйста, нет!
Он взял ее руку в свою. Она была холодной, словно высеченной из мрамора. Брату показалось, будто сестра вся покрыта кровью. Ее лицо отливало смертельной бледностью. Если бы она не моргнула и не прошептала его имя, то он не усомнился бы в том, что она мертва.
Эльфейм подумала, что голос Ку звучит очень молодо, и хотела его успокоить, но жутко замерзла. С Лохланом все происходило точно так же. Она совершенно обессилела, и ей было трудно говорить.
— Кухулин, отодвинься.
Бренна говорила спокойно и твердо. Теперь в ее тоне не слышалось ни одной обычной застенчивой нотки.
Он безучастно посмотрел на нее.
— Кухулин, немедленно! Я должна осмотреть твою сестру.
Повелительный голос Бренны был таким резким, что воин повиновался, не задумываясь.
Знахарка встала на колени возле Эльфейм.
— Принесите сюда факел, — велела она. — И что-нибудь, чтобы укрыть ее.
От света глаза Эльфейм заболели, но в то же время она с облегчением почувствовала на себе тяжесть нескольких плащей, которыми торопливо укутали ее почти обнаженное тело.
«Странно!.. Я совсем не думала о том, что на мне почти нет одежды, когда рядом был Лохлан».
— Эльфейм, кто я? — спросила знахарка, низко наклонившись, чтобы при свете факела осмотреть ее глаза.
— Бренна, — прошептала она.
— Где ты сейчас?
— Лес... — сумела выговорить она. — Ущелье, я упала.
Она попыталась показать, где именно, но боль в плече заставила ее застонать.
Бригид последовала в направлении, куда пыталась указать Эльфейм. Держа факел над головой, охотница исчезла в той стороне, где было ущелье.
Уверенные, но нежные руки Бренны быстро ощупали раненое плечо Эльфейм, ее голову и, наконец, рану в боку, закрытую мхом.
— Хорошо, что ты перевязала ее, иначе потеряла бы слишком много крови.
— Я не... — начала Эльфейм, но знахарка ее остановила.
— Не разговаривай. Тебе стоит поберечь силы для обратного пути. Выпей вот это.
Знахарка осторожно помогла Эльфейм поднять голову, одновременно прижав отверстие бурдюка к ее губам.
Девушка что-то пробормотала и стала жадно пить. Вино с травами было сладким и холодным.
Оно наполнило ее энергией, и Эльфейм почувствовала в себе достаточно сил, чтобы слабо улыбнуться брату.
— Со мной все в порядке, Ку, — сказала она, желая, чтобы ее голос звучал не так слабо.
— Нет, — резко ответила Бренна. — С тобой не все в порядке. Кухулин, мне нужна полоска ткани, чтобы забинтовать ей плечо, и еще одна — перевязать рану в боку.
Почувствовав обличение оттого, что может наконец-то чем-то помочь Ку стащил с себя рубашку и стал рвать тонкую ткань на длинные полосы.
— Он просто хочет похвастаться своей грудью.
Голос Эльфейм дрожал, но она сумела заставить себя сказать это. Мужчины и кентавры, окружавшие ее, засмеялись, вслед за ними улыбнулась и Бренна. Кухулин хотел было нахмуриться, но в его взгляде светилось неподдельное счастье, и Эль на миг испугалась, что он сейчас заплачет.
— Теперь я вижу, что рана на голове не очень опасна, — сказала знахарка.
Брат широко заулыбался.
— На дне ущелья лежит мертвый вепрь, — заявила всем возвратившаяся Бригид. — Думаю, это твой.
Она вручила Кухулину кинжал, но ее глаза с любопытной осторожностью изучали Эльфейм.
— Во имя Богини, Эль! Дикий вепрь?
Лицо Кухулина, только что обретшее румянец, опять побледнело.
Бренна начала аккуратно обматывать полосы ткани вокруг талии Эльфейм, избавив девушку от необходимости отвечать брату. Избранная закрыла глаза, стиснула зубы от боли и попыталась сосредоточиться.
«Лохлан не был призраком. Я видела, что он убил вепря, того самого, которого нашла Бригид. Он вынес меня из ущелья, перевязал рану и согрел теплом своего тела. Неужели нельзя рассказывать, что он спас меня? Он сказал, что его отец — фоморианец, боялся, что мы не увидим в нем человека».
Слова Лохлана пронеслись в ее встревоженном сознании. Этого не могло быть. Фоморианцев победили и изгнали из Партолоны больше века назад. Самые разные расы тогда объединились, чтобы демоническая орда больше никогда не возвратилась и не стала снова угрожать народам Партолоны, в особенности женщинам. Ее затуманенное от боли сознание уклонялось от воспоминаний о насилии и разрушениях, почерпнутых из исторических хроник. Существо, которое только что спасло ее жизнь, не могло оказаться фоморианцем. Это было непонятно.
Она видела его крылья. Они согревали ее своим теплом. Действительно, случилось невозможное.
«Ты встретишь свою судьбу в замке Маккаллан... Он станет твоим супругом».
Слова предсказания всплыли сквозь шум в голове Эльфейм. Она попыталась сосредоточиться на этой слишком необычной мысли, но снова потеряла нить рассуждений. Думы Избранной блуждали, и она решила заговорить об этом, когда все хорошенько обмозгует.
— Вот, — сказала Бренна, завязав последний узелок на ткани, которая надежно прижимала руку Эльфейм к груди.
Как только она закончила, первые капли дождя брызнули сквозь сосновые ветки, протянувшиеся над головами людей и кентавров.
— Это все, что я пока могу сделать. Надо отвезти ее в замок.
— Эль.
Она открыла глаза и увидела, что брат присел рядом с ней. Его волосы уже намокли. Он прикрыл складкой килта свою обнаженную грудь. Эльфейм подумала, что Ку выглядит очень лихо, совсем как древний воин, в честь которого его назвали, и улыбнулась, желая, чтобы из глаз брата исчезло тревожное выражение.
— Эль, — повторил он, держа ладони над ее головой, чтобы хоть немного защитить сестру от дождя. — Я знаю, тебе будет трудно, но нам придется вернуться обратно в замок.
Бригид подошла к Кухулину.
— Я повезу ее.
— Она не сможет сидеть сама, поэтому поедет со мной, — ответил Ку.
— Тогда я повезу вас двоих. Тебе не придется тратить силы на то, чтобы сдерживать своего пустоголового мерина, — сказала Бригид. — Увидишь, я буду очень осторожна и не заставлю ее испытывать лишнюю боль.
Кухулин посмотрел на охотницу:
— Ты повезешь нас обоих?
— С легкостью.
В небе громыхнуло, ливень настойчиво забарабанил по веткам деревьев.
— Я хочу увезти ее отсюда. Немедленно, — сказала Бренна. — Она не должна спать. Разговаривай с ней, Кухулин.
Он коротко кивнул в ответ знахарке и приказал:
— Ангус, Брендан, подайте ее мне.
Юноша поднялся и вспрыгнул на спину охотницы.
— Осторожно! — резко сказал он, когда сестра застонала от боли из-за того, что ее начали поднимать.
Эльфейм пыталась помочь мужчинам, но перед ее глазами все расплывалось. При каждом движении раненый бок начинал невыносимо болеть. Она почувствовала, что ее обнимают сильные руки Кухулина, и оказалась на гладкой спине охотницы.
— Готовы? — Бригид оглянулась на Кухулина.
— Да.
Брат прижал к себе сестру, и охотница легко пустилась в аккуратный, стелющийся галоп.
В глубине души Эльфейм даже хотелось испытать новое для себя ощущение от езды верхом на кентавре. Она надеялась получить от этого удовольствие, но поездка превратилась в непрекращающийся кошмар. Каждый шаг кентаврийки отдавался толчком во всем теле девушки. В висках пульсировало, желудок сжимался от спазмов. Она ощутила теплую влагу, смочившую бок, и поняла, что мох на ране насквозь пропитался кровью. Вскоре Эль уже не могла держаться прямо. Когда они выбрались из леса и поехали вдоль скалистой стороны утеса, она резко откинулась на брата, чтобы он удерживал ее от падения.
— Уже совсем скоро... Обещаю, — ободряюще шептал Кухулин на ухо сестре. — Поговори со мной, Эль. Расскажи, каким красивым будет замок Маккаллан, когда его, наконец, отстроят заново.
Ответы сестры на его постоянные вопросы были довольно беспорядочными. Она то описывала комнаты, в которых он узнавал их детские, то говорила что-то совсем бессмысленное, например как лежала на куче сосновых игл, укрытая крыльями. Но главное, Эль поддерживала разговор даже тогда, когда совсем ослабела и тяжело откинулась на него.
Тут небо словно раскололось и хлынул дождь. Его тугие струи словно веревки хлестали всех, едущих к замку. Факелы в руках всадников зашипели и погасли. Теперь Кухулин радовался ярким вспышкам молний. Они помогали освещать путь. Решение Бригид везти их на себе оказалось очень мудрым. Если бы он поехал на своем коне, то не смог бы одновременно направлять его во мраке и поддерживать сестру.
Охотница вскоре обогнала остальную часть группы, даже кентавров-мужчин, которые принимали участие в поисках. Ее решительность и стойкость впечатляли. Ку признался себе в том, что недооценивал Бригид. Когда он объявил, что собирается на поиски сестры, она и маленькая знахарка были первыми, кто присоединился к нему. Без помощи кентаврийки он, наверное, никогда не отыскал бы Эльфейм так скоро.
«Если бы я отреагировал так же быстро, когда впервые понял, что с Эль что-то не так! А я не обращал внимания на растущее чувство, потому что оно исходило от царства духов. Эту часть своей жизни я всячески старался подавлять и игнорировать. Что же, на сей раз придется обратить на нее внимание».
От этой мысли во рту парня стало кисло. Он то ли ненавидел себя, то ли боялся.
Кухулин крепче обнял сестру. Теперь он знал, что именно тревожило его с тех самых пор, как они отправились в замок Маккаллан. Безымянная угроза, нависшая над Эль, не была ни любовником, могущим разбить ей сердце, ни древним проклятием. Она оказалась совершенно обычным несчастным случаем, а он был слишком занят, воображая себе безликих призраков, чтобы предвидеть это.
Безликие призраки? Если бы он не промок так сильно и не чувствовал себя таким несчастным, то громко посмеялся бы над собой. У некоторых из них, несомненно, были лица, голоса и тела.
Бригид замедлила шаг, и Кухулин с облегчением увидел перед собой темные стены замка.
— Отнесем ее на кухню. Там сейчас уютнее всего, — прокричал он сквозь рев ветра.
Бригид кивнула, рысью пронеслась через пролом во внешней стене, затем вошла во внутренний двор. Сквозь отсутствующую крышу лился дождь. Когда они проходили мимо фонтана, на небе сверкнула молния, похожая на трезубец, внезапно осветив каменную девушку, словно ночного призрака. Кухулин с тревогой оглядел статую и территорию, окружавшую ее.
Копыта Бригид застучали по полу Большого зала.
Наконец она остановилась, изогнулась в талии и быстро сказала:
— В кухне сейчас темно как в могиле. Ты и Эльфейм ждите здесь, тут светлее. Я принесу из повозки кремень и факелы.
Бригид помогла ему снять со своей спины и положить на пол податливое тело Эльфейм. Кухулин сел, прислонился к стене и осторожно положил голову сестры себе на колени.
— Я не задержусь, — сказала Бригид, бросила на Эльфейм последний обеспокоенный взгляд и поспешила из комнаты.
— Хорошо, когда не надо двигаться, — слабо проговорила девушка куда-то в темноту.
— Скоро придет Бренна, — заверил ее Ку. Ему хотелось суетиться, сделать хоть что-нибудь, чтобы сестре стало легче. Он чувствовал себя беспомощным и бесполезным, взял складку килта, переброшенную через его плечо, и стал ее концом осторожно вытирать дождевые капли с ее лица и рук.
Юноша подумал, что надо было бы разговаривать с ней, но прежде чем он успел задать очередной дурацкий вопрос о художественном оформлении замка, она удивила его своим:
— Ку, как ты узнал, что мне нужна помощь?
Он посмотрел на сестру. В полумраке виднелся лишь нечеткий контур ее лица. Случайный отблеск вспышки молнии достиг Большого зала со стороны внутреннего двора, и брат увидел, как блестели глаза сестры, когда она смотрела на него.
— Я беспокоился о тебе.
Эльфейм слабо улыбнулась.
— Ты занимаешься этим с того самого момента, как мы приехали сюда. Что заставило тебя отправиться за мной?
— Я не собирался, сказал себе, что у меня слишком богатое воображение. Затем разыгралась буря. Я заволновался, решил вернуться и понаблюдать за тобой. — Он замолчал и убрал влажную прядь с ее лица. — Подумал, что уговорю тебя бежать с моим конем наперегонки до Лотх Тора. Поскольку ты уже давно не бегала, у него был шанс победить.
Он увидел, как блеснули ее зубы, и улыбнулся в ответ.
— Я ждал возле главного входа, когда услышал шум, доносившийся из замка. В отличие от моей тревоги за тебя, на него нельзя было не обратить внимания.
— Почему? — спросила Эльфейм.
— Потому что этот шум был криком. Кто-то выкрикивал мое имя.
Ку тряхнул головой, вспомнив громкий голос и ужасное ощущение, возникшее оттого, что он слышал самого настоящего духа, требующего его внимания.
Голос Ку был напряженным, тревожным.
— Эль, я должен сказать тебе, что слухи о твоем замке как минимум наполовину верны. Возможно, это не проклятие, но я клянусь, что его часто посещают призраки.
Новая вспышка молнии осветила распахнувшиеся глаза Эльфейм.
— С тобой тоже говорил Маккаллан? — порывисто спросила она.
С того момента, как ее нашли в ущелье, Избранная впервые оживилась.
Кухулин нахмурился и недоверчиво переспросил:
— Ты говоришь, что он являлся тебе. Почему же ты не сказала мне ни слова?
— Понимаешь, Ку...
Эль поколебалась, внезапно почти обрадовавшись тому, что ранена. По крайней мере, брат не будет слишком сильно бесноваться.
— Я знаю, как тебе не нравится все, что связано с царством духов.
— Очень не нравится! — закричал он.
Когда сестра вздрогнула от его реакции, он закрыл глаза и глубоко вздохнул.
— Эль, — медленно начал юноша, — дело не в моей неприязни к царству духов. Вспомни обо всем, что случилось с тех пор, как мы прибыли сюда. Ты никогда не чувствовала даже малейшего магического контакта с Богиней и вдруг стала живым проводником Эпоны. Здесь действуют силы, о которых мы понятия не имеем.
Эльфейм слабо взмахнула рукой и качнула головой, но эти движения заставили ее сморщиться от боли.
— Успокойся, — немедленно присмирел брат. — У меня и в мыслях не было тебя расстраивать. Я на тебя не сержусь.
— Знаю, Ку, — сказала она, часто моргая, чтобы прогнать пелену с глаз и привести мысли в порядок. — Но ты должен помнить, что со мной все по-другому. Я не боюсь царства духов. Даже не думай, что Маккаллан или Эпона желают нам зла.
— Конечно нет, — согласился Ку, вытирая с ее лица дождевую воду, розовую от крови. — Но я хочу, чтобы ты помнила вот что. Существует как добро, так и зло, которое в царстве духов нельзя победить только силой оружия.
— Конечно, — тихо проговорила она. — Его можно одолеть честью, правдой и силой воли.
Ку внимательно взглянул на сестру, пытаясь рассмотреть ее лицо в тусклом свете. Он понял, что она изменилась. Ему не хотелось в этом признаваться, но это осознание застало его врасплох. Молния вспыхнула снова, и брат увидел, что сестра улыбалась ему. Его сердце сжалось.
«Она была моим лучшим другом с тех пор, как я себя помню. Разве я люблю ее недостаточно, чтобы дать ей следовать своей судьбе, даже если эта участь кажется мне чуждой и непонятной?»
— Только пообещай, что будешь рассказывать о своих гостях-духах, особенно о наших предках.
— Обещаю, — с явным облегчением сказана она. — Между прочим, ты заметил, что вы с Маккалланом похожи?
— Ни за что! — фыркнул Кухулин. — Я ни капли не похож на это ехидное старое привидение.
— Что он тебе сказал?
— Сейчас, дай вспомнить. Вот, примерно так: «Кухулин, ты что, превратился в дохляка? Иди за сестрой, ты нужен девчушке!» — проревел он, в точности имитируя манеру грубого старого духа.
Эльфейм продолжала то хихикать, то морщиться от боли, которую вызывал в ней смех, когда в Большой зал с шумом ввалилась Бригид в сопровождении остальных участников поисков.
Бренна неловко слезла с коня, подошла к брату с сестрой, нахмурилась и строго проговорила, обращаясь к Кухулину:
— Я просила тебя разговаривать с ней, а не доводить ее до истерики.
Лохлан неотступно следовал за ними под проливным дождем, чтобы убедиться в том, что Эльфейм благополучно доставили в замок. Кентаврийка со своими седоками исчезла во дворе. Вскоре к ним присоединились остальные участники поисков, которых она с такой легкостью обогнала. Он продолжал наблюдать на протяжении всей этой мрачной ночи, позволил себе вернуться в свое убежище и поспать только утром.
Фоморианец увидел, как Эльфейм вышла из замка, тяжело опираясь на брата, и с трудом направилась к шатру, который рабочие поспешно установили, как только на небе появились первые лучи солнца. Лохлан улыбнулся. Он знал, что эта девушка не удовольствуется тем, чтобы вернуться в городок, где ее будут холить и лелеять, словно нежный цветок, и немного удивился, увидев, что она покидает стены замка. Вероятно, это был компромисс, на который она пошла ради брата. Крылатый спаситель устремил проницательный взгляд на строгое лицо Кухулина. Да, воин предпочел бы, чтобы его сестра выздоравливала в Лотх Торе. Неужели он не понимает, что она черпает силы из самих камней своего замка?
«Не следует судить ее брата так строго, — упрекнул себя Лохлан. — Кухулин нежно любит ее и всего лишь хочет уберечь сестру от неприятностей. Если бы только мы с ним могли стать союзниками».
Далеко на севере Кейр поднял бледное лицо, словно нюхая воздух, но, честно говоря, это было совсем не нужно. Он чуял не физический след, а духовный, кончик которого раскручивался от самых его ног.
— Да, — торжествующе прошипел он. — Лохлан будет возвращаться через эти места.
Рядом с ним Фаллон с волнением помахивала крыльями, вглядываясь в слабый, частично скрытый след, который вел глубоко в горы.
— Ты уверен? — спросила она, едва осмеливаясь верить своим глазам. — Мы уже обыскивали это место, но ничего не нашли.
— Его слишком давно не было здесь, и он расслабился. Я много раз говорил, что навязчивая идея делает его слабым. Такой след — еще одно доказательство этого. Он не контролирует свои мысли, и я снова чувствую его. Если бы ты сосредоточилась, то поняла бы, что это именно так, — сказал он, и в его голосе послышался металл.
Фаллон едва сдержалась, чтобы не съежиться. Это только еще больше разъярило бы Кейра, а он и так был слишком близок к тому, чтобы обезуметь, и ей не хотелось давать ему повода. Фаллон отчетливо ощущала безумие в своем супруге. Она чувствовала, как оно ждет, чтобы тот сдался, перестал бороться за то человеческое, что в нем было, и дал себя захлестнуть темному наследию демонической крови их отца. Безумие маслянисто посверкивало в его зрачках. Чем дольше не возвращался Лохлан, тем более диким становился Кейр. Ей казалось, что Лохлан забрал с собой всю человеческую часть ее мужа. Вот еще одна причина, по которой надо найти Лохлана и богиню его снов, ту самую, у которой копыта.
Фаллон закрыла глаза, не обращая внимания на боль, настойчиво пульсирующую в голове. Она отгоняла инстинктивную вспышку гнева. Лохлан должен был позволить им сопровождать его. Поиски были слишком важными. Один промах, одна ошибка — и все они обречены на безумие, живущее в их крови. Наверное, Кейр прав. Скорее всего, Лохлан слишком увлекся своими мечтами, поэтому ему больше нельзя полностью доверять. Огромным усилием она отогнала эту назойливую мысль и сосредоточилась на серых глазах, которые искрились юмором и терпеливым пониманием. Ей удалось почувствовать его. Это был легкий толчок вперед, которому трудно сопротивляться.
Фаллон открыла глаза и улыбнулась мужу:
— Я его чувствую!
Угрюмое лицо Кейра расслабилось, чернота в глазах исчезла.
Он кивнул, удовлетворенный ее ответом, и заявил:
— Надо сказать остальным.
Солнце едва успело коснуться вершин сосен, когда Бренна объявила, что Эльфейм может поспать.
— Выпей это. — Знахарка поднесла кружку к губам Избранной.
Чай был теплым и крепким, в нем чувствовался вкус меда и мяты. Эльфейм почти сразу же ощутила, как тяжелеют ее веки.
— Не надо было давать мне снотворное. Я и так устала, — произнесла она непослушными губами.
Кухулин убрал густую прядь с бледного лица сестры.
— Просто поспи. Бренна знает, что делает.
Эль попыталась взглянуть на брата, хотя перед ее глазами все расплывалось. Он до сих пор выглядел очень встревоженным и усталым.
— Тебе тоже надо поспать, — слабо проговорила она.
— Скоро лягу, Эль.
Эльфейм вздохнула, закрыла глаза и наконец-то погрузилась в сон.
Кухулин опустился в кресло рядом с кроватью сестры. Он потер висок и покрутил шеей, пытаясь размять ее.
— Она права, тебе действительно надо поспать, — сказала знахарка, не глядя на него, и поправила постель, на которой спала Эльфейм.
Кухулин заметил, что голос Бренны стал тихим. Она снова отвернулась, говоря с ним, и сейчас ничуть не походила на ту женщину, которая совсем недавно отдавала приказания как настоящий воин. Он смотрел, как Бренна убирала пучки трав, которые клала в чай его сестры. Растущая дружба знахарки с Эльфейм уже способствовала тому, чтобы Ку относился к ней по-доброму, но искусство, которое она показала в обращении с его сестрой после несчастного случая, укрепило его уважение к ней. Еще он признавался себе в том, что Бренна очаровала его. Она то вела себя так, что ему хотелось защищать ее словно сестру, а то вдруг начинала командовать, становилась такой уверенной, что напоминала их серьезную и деловую мать. В ней как будто сочетались разные люди. Он не знал ни одной такой женщины.
В шатре было полутемно, на маленьком ночном столике мерцала единственная свеча. Как всегда, лиф ее сорочки был скромным и полностью закрывал грудь, заканчиваясь под самой шеей.
Он привык видеть женскую грудь. По старинному обычаю обитательницы Партолоны не стеснялись показывать столько соблазнительной плоти, сколько хотели. Даже его сестра, которая всегда тщательно закрывала нижнюю часть тела от любопытных глаз, сверху носила полупрозрачные кусочки шелка, почти не скрывавшие торс. Бренна обладала яркой индивидуальностью. Ее скромное платье тоже сильно отличалось от обычной одежды, что было довольно необычным для такой юной девушки. Ку понимал, что ей надо прикрывать шрамы, но эта мысль не задержалась в его сознании. Он знал одно: ему хотелось видеть то, что скрыто под тканью, вовсе не из желания поглазеть на ее раны. Он хотел по-настоящему узнать женщину, скрывавшуюся под шрамами. Его глаза задержались на коже цвета слоновой кости, сиявшей на ее изящно округленных плечах.
Бренна ощутила на себе его пристальный взгляд. Она сразу чувствовала, когда на нее смотрели мужчины. У нее был десятилетний опыт с ними и их ядовитыми взглядами. Девушка напряглась. Пока Бренна занималась своим делом, никто не думал, как она выглядит. Но как только болезнь была вылечена, а роды приняты, знахарка снова превращалась в уродину. Ее пугали не взгляды, а нечто другое. Как бы долго на нее ни смотрели, в ней не видели того человека, каким она была на самом деле. Особенно такие красавцы, как Кухулин. Они замечали только шрамы, оставленные огнем. Да, Кухулин был добр к ней, но Бренна понимала, что только ее преданность сестре вызывает участие юноши. Эта истина легко читалась в его глазах, когда она встречалась с ним взглядами, перебирая пучки трав. Знахарка убрала волосы назад, когда меняла Эльфейм повязки. По давно выработанной привычке она машинально прятала изуродованную сторону лица, но Ку сидел к ней слишком близко. Ему хорошо были видны ее шрамы. Он смотрел на нее со смесью восторга и отвращения. Это выражение ей было знакомо слишком хорошо. Бренна вздохнула и подняла подбородок, чтобы он видел ее лицо.
Кухулин почувствовал, как загорелись его щеки. Она смотрела прямо на него, а он как дурак уставился на ее тело.
Парень потер лицо руками и стал смотреть себе под ноги.
— Спать, да. Мне надо поспать, — сказал он, чувствуя себя идиотом.
Бренна и виду не подала, что что-то не так, и юноша понял, что не может отвести взгляд от ее нежных карих глаз.
— Я останусь с ней. Когда проснется, дам ей еще чаю. Сейчас ей надо много спать, — проговорила Бренна.
— Но разве... разве ты не устала?
Он спотыкался на каждом слове, пока наконец проговорил свой вопрос. Что случилось с его знаменитым обаянием и неотразимым остроумием? Кухулин казался себе нервным и неопытным.
«Еще немного, и у меня задрожит голос, вспотеют ладони».
— Это мой дар. Я забочусь о тех, кто ранен.
— Конечно. Да.
Бренна опустила голову набок и странно взглянула на него. Что случилось с воином?
— Можешь доверить мне свою сестру, Кухулин, — сказала она.
В удивленном взгляде Ку не было ни капли притворства.
— Я в этом не сомневаюсь. — Он откашлялся. — Я пойду, но скоро вернусь.
Он повернулся, стал нащупывать выход из шатра, но прежде чем выйти, оглянулся и поймал недоуменный взгляд знахарки.
— Не помню, благодарил ли я тебя за заботу о моей сестре. Спасибо тебе, Бренна.
Юноша нервно улыбнулся и вынырнул из шатра.
Бренна покачала головой. Несчастный случай с Эльфейм, по-видимому, оказал очень сильное влияние на воина, он был явно не в себе.
«Что за странное выражение появилось на его лице, когда он смотрел на меня? А потом Ку покраснел. — Она ощутила, как при этом воспоминании потеплели ее собственные щеки. — Нет, я ошиблась. Зачем Кухулину хотеть смотреть на мое тело? Наверное, он простудился во время поездки под дождем. Поэтому у него блестят глаза и покраснело лицо».
Бренна решила, что надо не забыть завтра проверить здоровье парня, и уютно устроилась в кресле, все еще хранившем тепло его тела. Она наклонилась, потянула за ремень свой мешок, лежащий на краю стола, порылась там и извлекла несколько листов бумаги и угольный карандаш.
«Сегодня был длинный день. Рисование не даст мне заснуть, и время пройдет быстрее. К тому же оно успокоит мои нервы, потому что я внезапно и необъяснимо почувствовала себя встревоженной и расстроенной».
Карандаш двигался по бумаге, оставляя четкие уверенные линии, пока мысли девушки блуждали. Ее рука бессознательно набрасывала изображение, не выходящее у нее из головы. По мере того как шло время, под ее беспокойными пальцами обретали форму строгие черты красивого лица Кухулина.
Во сне Эльфейм погружалась в мягкое тепло, зная, что с ней не случится ничего дурного.
«Это крылья, — промелькнуло в ее сонном сознании. — Да, крылья Лохлана».
Восхитительное возбуждение нарастало в глубине тела. Во сне она снова могла чувствовать его нежные прикосновения. Но на сей раз он не обрабатывал ее раны, а ласкал тело. Страсть Эльфейм росла по мере того, как она отдавалась ему.
Голос матери нарушил эротический сон, словно холодной водой окатил ее растущее желание:
«Но она ранена! Я должна идти к ней».
«Ты не можешь. Она должна научиться расти без тебя».
Эльфейм смутилась, попыталась открыть глаза, но ее тело, напичканное сонными травами, сопротивлялось. Она находилась в туманном царстве снов, окруженная облаками, которые кружились вокруг нее подобно неясным мыслям.
Изнутри этого тумана эхом доносились голоса ее матери и какой-то другой женщины.
«Она моя дочь. Конечно, мне надо к ней».
«Но она уже давно не ребенок, Возлюбленная».
«От этого она не перестает быть моей дочерью».
Эльфейм подумала, что ее мать разговаривала слишком дерзко, на нее это совсем не похоже. Словно ребенок, который спорит со взрослым.
«Она всегда будет твоей дочерью, но должна самостоятельно превратиться в женщину, чтобы избрать свое будущее. Эль не сможет этого сделать, если ты оградишь ее от жизненных трудностей».
«Но она...» — начала было мать, но другая женщина прервала ее:
«Ты доверяешь ей, Возлюбленная?»
Эльфейм затаила дыхание, ожидая, что скажет мать.
«Да, я ей доверяю».
«Тогда ты должна дать ей право на собственную жизнь, потому что часть твоей судьбы — доверять ей, Возлюбленная, так же, как позволять мне следить за ней для тебя».
Эльфейм изумилась, когда поняла, кто такая эта другая женщина. Эпона! Она что, на самом деле слышала разговор матери и Богини, или ей это просто приснилось? Пораженная Эльфейм услышала, как мать длинно и прерывисто вздохнула.
«Исполнять родительский долг было гораздо проще, пока она оставалась ребенком».
Смех Богини напоминал серебристый блеск, которым иногда искрятся белоснежные облака.
«Можно хотя бы послать ей вина и тканей? Она ведет совершенно варварский образ жизни».
«Конечно, Возлюбленная...»
Когда голоса растаяли, а кружащиеся облака потемнели, губы спящей Эльфейм слегка изогнулись в улыбке. Наивная мама верила, что хорошее вино и дорогие ткани излечат любую рану.
Во сне Лохлан почувствовал прикосновение, о котором мечтал. Не просыпаясь, он потянулся к ней. Он не видел Эль, но чувствовал под руками нежную кожу, во сне обнимал ее крыльями.
Но тут она стала постепенно исчезать.
Он беспокойно задвигался, безуспешно пытаясь вернуть сон, но усталость последнего дня не дала ему сосредоточиться. Видение ускользнуло от него, словно вода сквозь сито. Лохлан проснулся. Он смотрел в темноту пещеры. Фоморианец желал ее всеми фибрами души. Эта страсть росла в нем с каждым годом. Так продолжалось все последние двадцать пять лет. Он глубоко вздохнул. Его тело еще хранило запах ее крови. Когда крылья задрожали от возбуждения, Лохлан не стал унимать дрожь, то есть бороться с темнотой и ответной болью, пронзившей сознание. Вместо этого он ослабил жесткий контроль, под которым обычно держал самые сильные эмоции. Тело напряглось. Он закрыл глаза и стал гладить себя, представляя Эльфейм, но не ту, какой она была прошлой ночью, израненную и напуганную. Фоморианец вспоминал, как она выглядела тем утром, когда провозгласила себя хозяйкой замка Маккаллан. Девушка просто искрилась силой.
Взрыв оргазма сотряс Лохлана, закружил в вихре горячей пульсирующей страсти. Когда он пришел в себя и снова открыл глаза, то сразу же почуял запах свежей крови, в которой моментально узнал собственную. Пальцы одной руки сильно болели. Фоморианец повернул голову и увидел, что с такой силой скреб ногтями стену пещеры, что на ней остался длинный кровавый след и царапины жуткого вида. Он чувствовал усталость и погрузился в глубокое отчаяние, баюкая раненую руку.
«Как же я буду заниматься с ней любовью, если даже не понял, что процарапал стену. Неужели я разорву ее нежную кожу и не смогу остановить себя?»
Слова Пророчества издевались над ним. Эльфейм была Воплощением Богини. Он не мог этого отрицать. Пророчество, переданное всем фоморианцам устами его матери, гласило, что только кровь умирающей богини могла спасти их от безумия, их темного наследия.
«Я убью ее. Это было предопределено. — Лохлан стиснул зубы. — Нет! Должен быть другой выход. Прошу тебя, Эпона, не дай мне причинить ей вреда. Лучше пусть умру я».
Лохлан повернулся на бок, пытаясь задвинуть поглубже свой страх и одиночество при воспоминании о доброте, светившейся в глазах Эльфейм. Она не смотрела на него как на дьявольское создание, видела в нем человека, а не фоморианца.
Лохлан слишком долго был один. Он закрыл глаза. Его грызло одиночество.
«Как там мой народ? Сейчас ранняя весна. Им надо сажать съедобные растения, которые помогут выжить в течение долгой зимы. Рыбакам пора отправляться к морю, чтобы ловить и коптить рыбу. Скоро растает снег, и можно будет ставить силки на диких горных коз, чтобы пополнить домашнее стадо. Надо сделать очень много, чтобы выжить в суровой Пустоши... Все ли в порядке с детьми? Не слишком ли быстро развивается безумие?»
Он знал, что Кейр жаждет оказаться на его месте, захватить власть и стать вождем. Лохлан мог надеяться лишь на то, что влияние Фаллон поможет ее мужу править мудро. Она будет держать под контролем темные стороны Кейра, которые всегда слишком близки к поверхности.
Лохлан резко открыл глаза.
«Что я делаю?»
Он прогнал все мысли о доме так же резко, как вода гасит пламя. Фоморианец знал, как опасно фиксировать сознание на своем народе. Духовная нить, которая связывала их кровь, была сильной от природы. Мысли о соплеменниках только укрепляли эту связь, а ему было совершенно не нужно, чтобы они обнаружили скрытую тропу, ведущую в Партолону через невысокие Трирские горы, и пришли сюда вслед за ним.
«Люди замка Маккаллан увидят в нас только одно — армию захватчиков. Мы стали бы такими, — признался он себе. — Пошли бы на все, лишь бы захватить Эльфейм и исполнить Пророчество. Думай о ней, — приказал он себе. — О ее красоте и силе. Должен найтись способ исполнить и то и другое, спасти мой народ и получить Эльфейм».
— Прошло уже пять дней. Я сойду с ума, если ты не выпустишь меня отсюда, — выпалила Эльфейм брату, потом сощурилась и продолжила, прежде чем он успел ответить: — Нет! Не желаю слышать о том, как сильно ранена. Прекрасно знаю, что мои раны очень серьезны. В боку зудит так, словно его искусали огненные муравьи. Плечо ноет. Сегодня у меня в первый раз за пять дней не болит голова. Но я говорю тебе, что должна выйти из этого шатра. Это значит, что я не хочу просто сидеть у входа.
Полог шатра откинулся, вошла Бренна с подносом, на котором лежали свежие бинты и стояла кружка с дымящимся чаем.
— Нет! Я не могу больше видеть твой снотворный яд. Ненавижу спать, лежать в постели. Ненавижу этот шатер. И больше всего ненавижу свой запах!
Бренна взглянула на измученного Кухулина. Он махнул рукой и отвернулся от растрепанной и расстроенной сестры.
— Ты знахарка, можешь с ней справиться, — торопливо проговорил он, незаметно перемещаясь к выходу.
Обе девушки повернулись к нему.
— Он еще утверждает, что все девчонки теряют голову от его храбрости, — сварливо заметила Эльфейм.
— Но безголовые девчонки — не моя сестра. Ты на них совсем не похожа. Бренна, я признаю, что она ужасная пациентка, оставляю ее в твоих умелых руках и приношу самые искренние извинения.
Он послал сестре поспешную улыбку, поклонился Бренне и гордо покинул шатер.
Знахарка улыбнулась ему вслед, но в дверях уже никого не было.
— Сверхбдительный чурбан! — заключила Эльфейм, скривилась и отбросила от лица длинную прядь сальных волос. — Я отвратительна. От меня воняет. — Она рассеянно потерла повязку, которая закрывала рану в боку. — Но он прав. Я ужасная пациентка.
— Вовсе нет, — улыбнулась Бренна. — Ты просто скучаешь, потому, что идешь на поправку. Если не будешь сходить с ума и успокоишься, то я что-нибудь придумаю.
— В любом случае мне это не доставляет удовольствия, — сказала Эльфейм и почесала голову.
— Ванна поможет?
— Ой, милая Богиня, да!
Эльфейм спустила ноги с края кровати, встала и сразу поняла, что поспешила. Она стиснула зубы и подождала, пока мир вокруг нее не перестанет кружиться и качаться.
— Спокойно. Тебе надо ходить медленно. Надежная рука Бренны ухватила Эль под локоть, поддерживая ее со сноровкой опытной сиделки.
Эльфейм дышала глубоко и медленно, пока не прошло головокружение.
— Лучше? — спросила Бренна.
— Это было глупо с моей стороны. — Эль искоса взглянула на подругу. — Так ты разрешишь мне искупаться?
— Позже, вечером.
— Но...
Бренна подняла руку, чтобы остановить ее.
— Это будет сюрприз. Не спорь со знахаркой.
— Вот и хорошо. — Эль перевела взгляд на поднос, который Бренна поставила на стол. — Я даже выпью твою жуткую микстуру, если это ускорит мою помывку.
— Сейчас ты говоришь таким же трагическим голосом, как твой брат, — рассмеялась Бренна. — Да, я на самом деле хочу, чтобы ты выпила чай, но пусть тебя это не тревожит. Нет лучшего средства от головной боли, чем кора ивы.
Успокоенная Эльфейм уселась на край кровати и стала потягивать настой, удивительно приятный на вкус.
— Когда допьешь чай, как насчет того, чтобы немного прогуляться? — спросила Бренна, хотя очень хорошо знала, каким будет ответ.
— Ты имеешь в виду, на улице?
— Безусловно.
Эльфейм сделала большой глоток чаю.
— Ты просто чудо!
— Ты хочешь сказать, что я вовсе не мерзкая тюремщица, пичкающая тебя отвратительной микстурой? — с притворной невинностью спросила Бренна.
Эльфейм съежилась.
— Ты слышала?
— Я знаю, что ты ничего плохого не имела в виду и сказала это из самых лучших побуждений, госпожа.
Глаза Бренны заискрились, и она присела перед Эльфейм.
— Я была ужасной пациенткой.
— Да уж, — хмыкнула знахарка. — Была.
Эльфейм проглотила остаток чая и встала, стараясь двигаться медленно и осторожно. Бренна повесила на плечо мешок с разными снадобьями, а другой рукой крепко обвила свою подопечную за талию.
— Будешь сдерживать меня?
С лукавым блеском в глазах Бренна кивнула и мягко потянула Эль за руку. Улыбающиеся девушки вышли из шатра. Знахарка сделала несколько шагов и остановилась, чтобы глаза Эльфейм привыкли к яркому дневному свету. Затем она медленно повела ее налево, в сторону от замка, по направлению к опушке леса, который обрамлял стены с южной стороны.
Эльфейм откашлялась.
— Ты знаешь, как я ненавижу жаловаться. — (Бренна саркастически вздернула брови.) — Но, честно говоря, надеялась, что мы прогуляемся по замку. Я уже пять дней не видела, что происходит внутри. Мне хотелось бы знать, как продвигается ремонт.
— Ты окажешься внутри замка. Сегодня вечером.
— Не теперь?
— Не теперь, — загадочно ответила Бренна.
Эльфейм недовольно поморщилась, в точности скопировав одну из любимых гримас Кухулина.
— Я думала, что ты любишь лес.
— Люблю! — горячо уверила ее Эльфейм.
«Лес!.. — Ее сердце забилось. — Он ждет в лесу».
— Хорошо. Я нашла несколько гладких валунов немного южнее, на самой опушке леса. Оттуда открывается прекрасный вид на море и замок. Было бы неплохо отправиться туда. Только там я могу работать над рисунками для гобеленов замка, а ты будешь расслабляться и улучшать свое настроение.
— Звучит неплохо, — сказала Эльфейм и рассеянно улыбнулась Бренне.
В ее голове проносился целый рой мыслей.
«Мы будем рядом с лесом. Лохлан ждет где-то там. Или нет?»
Девушка в тысячный раз тихо прокляла свою дырявую память. Ее крылатый спаситель был настоящим, тому имелись бесспорные вещественные доказательства. Лохлан убил вепря, вынес ее из ущелья, перевязал ей рану и согрел своим теплом, но все воспоминания об этом тонули в тумане боли и смятения.
Когда Эль пыталась вспомнить что-нибудь конкретное, на ум ей приходили лишь крошечные обрывки их разговора.
«Он говорил, что знает меня по своим снам, сказал, что будет ждать меня, признался, что его отец — фоморианец».
Внезапно в ее мозгу словно что-то вспыхнуло, и она ясно увидела Лохлана, его распростертые крылья, искаженное красивое лицо, услышала дикий рык, раздавшийся, когда он погрузил нож в нападающего вепря.
Несмотря на теплый день, Эльфейм затрясло.
Бренна впилась в нее изучающим взглядом.
— Все в порядке, — заверила ее Эль. — Я... я просто вспомнила о том, что случилось.
Взгляд знахарки сочувственно потеплел.
— Бригид сказала, что она никогда не видела такого огромного вепря. Должно быть, это было страшное сражение. Я не могу думать о боли, которую тебе причинили.
— Могу честно сказать, что я в жизни так не боялась.
Была ли эта недоговорка ложью?
— Хвала Эпоне за то, что ты уцелела.
Эльфейм издала неопределенный звук, как бы соглашаясь, желая, чтобы Бренна сменила тему.
— Я не хотела говорить об этом при твоем брате, — медленно начала Бренна. — Но заметила, что ты спишь довольно беспокойно. Думаю, ты должна знать, что после подобной жуткой переделки тебе какое-то время будут сниться кошмары. Это вполне нормально.
Эльфейм встретила сострадательный взгляд Бренны и торопливо отвернулась. Ее сон был беспокойным не из-за кошмаров. Она почувствовала, что по щекам разлился румянец.
— У тебя нет никаких причин стыдиться, Эльфейм, — сказала Бренна, нежно сжимая ее руку. — Но если сны беспокоят тебя, то я могу приготовить и куда более сильный снотворный отвар, хотя мне не хотелось бы этого делать.
— Нет! — покачала головой Эльфейм, чувствуя себя все более виноватой в том, что ее подруга так переживала. — В этих снах нет ничего плохого.
По крайней мере, это была не совсем ложь. Сны, которые она видела в последние пять ночей, оказались восхитительными.
— Наверное, я сплю беспокойно потому, что не привыкла к такому долгому безделью. Все будет замечательно, когда я смогу вернуться к своему нормальному режиму.
— Это случится совсем скоро. Твои раны заживают с совершенно необычайной быстротой.
Эльфейм умоляюще посмотрела на Бренну:
— Прошу тебя, никому не говори об этом.
— Я никогда не выдаю знахарские секреты.
— Я очень рада. Не хочу, чтобы люди снова начали смотреть на меня так, словно я какая-нибудь богиня, торчащая на пьедестале.
— Трудно отличаться от других, — проговорила Бренна своим нежным голосом, подумала, что она сама тоже не такая, как все, и на этот раз взглянула Эль прямо в глаза. — Да. Трудно.
Они шли не спеша, погруженные в свои мысли. День был прекрасный. Рано утром прошел дождь, и краски леса были еще ярче, чем обычно, как будто его недавно вымыла сама Богиня. Они шли по заросшему травой склону, который примыкал к южной стороне замка, и Эльфейм поразилась, сколько работы уже было сделано. Все кусты и деревья срублены, на подступах к замку не осталось никакой растительности, кроме травы, тщательно скошенной на несколько сотен шагов от внешней стены замка. Поодаль, за пределами того расстояния, которое Кухулин счел необходимым расчистить в оборонительных целях, сохранились несколько прореженных рощиц еще цветущего кизила. Дорога, ведущая в лес, была выровнена. По ее обочинам росли нежные розовые цветы. Эльфейм улыбнулась, заметив, что Ку оставил примерно с дюжину колючих кустов ежевики. По сравнению с порядком, наведенным кругом, они выглядели необычайно взъерошенными и неаккуратными из-за беспорядочно перепутанных ветвей. Все вокруг было любовно ухожено, и это порадовало Эльфейм.
«Надо не забыть поблагодарить Кухулина и его парней за отлично сделанную работу», — подумала она.
Бренна свернула к утесу там, где лес вплотную подходил к его отвесным скалистым краям.
— Вот наше место.
Она указала на группу гладких валунов, которые громоздились под склоном утеса в тени высоких сосен. Камни были разной величины, от огромных и массивных, которые возвышались над головой Эльфейм, до небольших, едва доходивших ей до пояса.
— Если сядешь здесь, то тебе будет очень удобно. — Бренна показала на невысокую скалу, рядом с которой лежал большой валун. — Отсюда очень хорошо виден замок.
Эль осторожно села. Боясь потревожить рану в боку, все еще не зажившую, она медленно двигалась назад, пока не оперлась о валун, оказавшийся удивительно удобной спинкой. Бренна подобрала юбки и с ловкостью, которая напомнила Эльфейм юркую мышь, поднялась по склону большой скалы. Эль увидела, что край камня, где уселась подруга, был неровным, в выступающих зазубринах. Бренна могла положить туда альбом так же удобно, как на мольберт.
Устроившись, знахарка стала рыться в своем бездонном мешке в поисках угольных карандашей, достала их, немного подумала и снова опустила руку. Едва заметно улыбнувшись, она извлекла оттуда небольшой мягкий бурдюк и бросила его так, чтобы он упал возле Эльфейм.
— Думаю, ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы насладиться парой глотков вина.
— Неплохая альтернатива твоему вечному чаю, — промурлыкала Эль, сделав большой глоток густого красного вина.
— Чай тебе полезен. Перестань жаловаться и получай удовольствие от пейзажа. Я покажу тебе рисунок, над которым работала, как только поправлю детали башни.
— Я так и сделаю, — счастливо улыбнулась Эльфейм.
Она искренне наслаждалась тем, как Бренна командовала ею. Это означало, что знахарка ее не стеснялась, видела в ней самую обычную пациентку. Еще это говорило о том, что Бренна очень о ней заботилась. Эльфейм глотнула еще вина и вдохнула свежий весенний воздух, довольная тем, что сегодня утром бок больше не болел всякий раз, когда она делала глубокий вдох.
Пахло морем и сосновой хвоей. Избранная упивалась этими острыми свежими ароматами, разглядывая замок. Он был похож на улей, вокруг которого роились пчелы. Остроконечная крыша одной из четырех дозорных башен оказалась готова, каркас двух других — почти достроен, как и массивная крыша, которая в результате должна была накрыть всю центральную часть замка. В последние несколько дней Эль, конечно, постоянно наблюдала за строительством из шезлонга, который Бренна разрешила ставить у входа в шатер, но не могла в полной мере постигнуть размах реконструкции, находясь близко от стен замка. Со своей новой точки наблюдения она видела, как ее дом буквально оживал на глазах. Ее переполняли эмоции, когда она думала о том, чего успели добиться работники, пока девушка выздоравливала.
— Он такой красивый, правда? — благоговейно прошептала Эль.
— Да, — невнятно произнесла Бренна.
От усердия она высунула кончик языка, пока угольный карандаш летал по бумаге, остановилась, подула на поверхность рисунка, прищурилась, критически разглядывая его, затем неохотно отложила карандаш.
— Я закончила. Думаю, что теперь с четвертой башней все в порядке.
Знахарка нагнулась и осторожно бросила Эльфейм открытый альбом из толстой грубой бумаги.
Казалось, замок Маккаллан ожил на сероватой странице. Бренна нарисовала могучие внешние стены, заканчивающиеся новыми воротами из кованого железа, хотя в действительности их только предстояло установить. Флаги, которые пока шили, гордо реяли на всех четырех дозорных башнях. На каждом развевающемся стяге Бренна даже изобразила мчащуюся кобылицу. Не было никаких сгоревших бревен и балок, камней, выпавших из зубчатых стен. Замок выглядел юным, энергичным и очень живым.
— Бренна! Он великолепен. Как будто ты побывала у меня в голове и разглядела то, что вижу я.
Художница залилась румянцем.
— Ты просто очень хорошо описала все то, что представляешь себе.
— Нет, ты и вправду замечательно рисуешь.
Прежде чем Бренна успела остановить ее, Эльфейм начала листать альбом с рисунками. Там были предварительные наброски отдельных частей замка, а также эскизы ладоней и ступней. Дальше шел Кухулин — на каждой странице.
Эльфейм немного удивилась.
«Что же, — подумала она. — Почему бы и нет».
Рисунки с изображениями ее брата были выполнены с большой любовью. На каждом из них у него было разное настроение. Она задержалась на одном, где он выглядел грустным, утомленным, казался на десять лет старше своего настоящего возраста.
— Вот так Ку выглядел в тот день, когда со мной случилось несчастье, — сказала Эльфейм.
— Он... он... я только хотела... — Бренна сделала паузу, нервно сглотнула и начала сначала: — Твоего брата интересно изучать. У него гордые, прекрасные линии лица и очень много самых разных эмоций.
Эльфейм не могла отвести взгляд от рисунка, на котором так живо был изображен Ку, так явно выказывающий свою любовь и тревогу за нее.
— Ты замечательно его нарисовала. — Она взглянула на Бренну, которая заметно смутилась. — Можно мне взять его?
Бренна внимательно посмотрела прямо в глаза подруги. В их открытом выражении не было ни жалости и ни малейшего упрека.
— Конечно. Можешь взять рисунки, какие хочешь.
— Только этот. Остальные твои.
Она встретила робкий взгляд Бренны и тепло улыбнулась, думая о том, одобрила бы их мать эту девушку.
Топот копыт удивил обеих. Их мысли словно материализовались. Перед ними возник Кухулин.
Бренна немедленно поняла все по выражению его лица.
— Несчастный случай? — спросила она, спускаясь со своего камня.
— Ангус распиливал новую партию сырого леса, и пила соскользнула. Боюсь, что рана слишком серьезная.
Ку наклонился и протянул руку Бренне. Она без колебаний вложила в нее свою маленькую ладонь.
Он посадил ее позади себя, затем строго взглянул на сестру.
— Никуда не уходя. Я скоро вернусь за тобой.
— Не надо спешить. Мне слишком надоело сидеть взаперти.
Эльфейм нетерпеливо махнула ему, мол, уезжай поскорей.
Кухулин бросил на нее хмурый взгляд, потом пришпорил коня и повез знахарку в замок. Эль видела, как Бренна обхватила талию брата. Ку протянул руку назад, чтобы удерживать девушку от падения, и крепко прижал ее к себе.
«Что же, почему бы и нет. Кухулин и Бренна... Я все почувствовала правильно, — подумала Эльфейм. — А понимают ли они сами, что происходит? Наверное, нет».
При всем своем опыте общения с женщинами Кухулин, как и его сестра, был совершенно не готов к любви.
— Не готов, — прошептала Эльфейм. Это слово описывало и ее.
«Но как я могла быть готова к такому? Может, Лохлан — галлюцинация? Нет, это невозможно. Имеются вещественные доказательства того, что он был там: убитый вепрь, моя рана, переложенная мхом. А крылья как у фоморианца — они у него и вправду были?»
Она содрогнулась и перевела взгляд с замка на лес. Эль хорошо помнила, что не боялась его. Но почему?
Его присутствие ощущалось как правильное. Она уже знала ответ, потому что много раз думала об этом за прошедшие пять дней.
«Но неужели я просто дурочка, зависящая от способности, недавно появившейся у меня?»
— Лохлан, — сказала она, не в силах побороть огромное желание произнести его имя вслух.
Неожиданно поднявшийся ветер подхватил это слово, и Эльфейм почувствовала, что по ее плечам побежали мурашки. На мгновение имя Лохлана показалось девушке нависшим над ней, словно снеговая туча, почти видимым, но игривый ветерок тут же прогнал это ощущение и развеял его по ожидающему лесу.
Она покачала головой, стыдясь своего слишком развитого воображения. Имя возлюбленного не стало видимым оттого, что она произнесла его вслух. К тому же Лохлан не был ее возлюбленным.
— Это удар по голове заставляет меня воображать подобные вещи, — сказала она себе и поднесла бурдюк к пересохшим губам.
— Что именно ты воображаешь, сердце мое?
Эльфейм так поразилась, что чуть не подавилась вином. Она широко раскрыла глаза и вгляделась в лес.
Как огромная птица, из укрытия в ветвях сосны, растущей в нескольких шагах от Эльфейм, спустился крылатый мужчина.
Он оставался в тени деревьев, пока аккуратно складывал крылья на спине, а потом неуверенно улыбнулся.
— Я не хотел тебя пугать.
— Во имя Богини, ты настоящий! — воскликнула Эльфейм и немедленно почувствовала себя глупо.
— Разве ты в этом сомневалась?
Эльфейм энергично кивнула.
— Все время.
Смех Лохлана звучал искренне, радостно. Эльфейм улыбнулась и почувствовала, что перестала нервничать.
— Я понимаю твое замешательство. Мое сознание оставалось ясным и неповрежденным, но за пять дней, прошедших с тех пор, наша встреча стала казаться мне ирреальной.
— Словно сон, — кивнула Эльфейм.
Лохлан покачал головой.
— Нет, мое сердце. Наши сны — это нечто уникальное. Они ни на что не похожи.
Эльфейм почувствовала, что краснеет, но никак не могла укрыться от его проникновенного взгляда. Лохлан выступил из-за деревьев. Даже несмотря на крылья, крепко прижатые к телу, он двигался с грацией дикого животного, и это гипнотизировало ее. На мгновение все, что она видела, чувствовала и слышала, стало Лохланом.
Потом Избранная снова обрела способность осознавать, и на нее обрушилась реальность происходящего.
«Что будет, если кто-нибудь увидит его?»
Она взмахнула рукой, что немедленно заставило фоморианца остановиться.
— Я хочу, чтобы ты мне все объяснил, желаю знать, кто ты и что между нами происходит. — Эльфейм нервно оглянулась. — Но тебя не должны видеть. Я даже Кухулину не сказала о тебе.
Разочарование омрачило выражение лица Лохлана, но он коротко кивнул и вернулся обратно, в тень деревьев, стоявших на краю леса.
Эльфейм почувствовала угрызения стыда и прилив раздражения. Дни, полные скуки и разочарования, почти довели ее до нервного срыва. Внезапно ей захотелось наброситься на него и закричать, что она только что встретила его, он ей никто, всего лишь интригующий незнакомец. Но Избранная не сумела произнести слова неправды. Эльфейм смотрела в его глаза цвета шторма и с почти ужасающей уверенностью понимала, что видит свое будущее.
Совершенно отчетливо она вспомнила, как Кухулин предсказал ей:
«Я знаю, что ты встретишь свою судьбу в замке Маккаллан. Он станет твоим супругом...»
Это оказался Лохлан.
Затем в ее сознании непроизвольно всплыли другие слова Кухулина:
«Но когда я пробую сосредоточиться на деталях, в голове только туман и мешанина».
По крайней мере, теперь она знала, почему видение брата было неполным, и подумала, что мудрая Богиня нарочно скрыла от Ку облик Лохлана.
«Если бы он узнал, что мой супруг — сын демона-фоморианца...»
Эльфейм даже не стала додумывать эту мысль.
— Похоже, нам придется нелегко, — с тревогой проговорила она.
Ее слова заставили Лохлана улыбнуться.
— Моя мать сказала бы, что в этом случае надо действовать разумно.
Тепло, усилившееся в его голосе, когда он упомянул о матери, тронуло ее, и злость сразу же испарилась.
— Ты очень любил ее, — утвердительно сказала девушка.
— Она одарила меня человечностью, а потом научила, что означает этот дар. Мать никогда не видела во мне чудовище, только сына.
— Ты не чудовище! — возмущенно заявила Эльфейм.
Улыбка Лохлана стала сладостно-горькой.
— Да, я не чудовище, но в моих жилах вправду течет кровь демонической расы. Мыс тобой не должны забывать об этом.
— Я должна тебя бояться?
— На этот вопрос можешь ответить только ты. — Он протянул руку, словно хотел дотронуться до девушки. — Могу лишь сказать, что я предпочел бы умереть, чем причинить тебе вред.
Неясное предчувствие заставило ее промолчать. Разум и сердце Избранной чувствовали себя подобно королевству, раздираемому гражданской войной.
«Я должна потребовать, чтобы он уехал. Разумеется, я благородно дам ему уйти подальше, прежде чем сообщу Кухулину о том, что в Партолоне появилось фоморианское отродье. Мне надо перестать думать о нем так, как свойственно романтичной дуре. Он просто опасная мечта».
— Я уйду, если таково будет твое желание, — торжественно заявил Лохлан.
— Ты что, читаешь мысли? — резко спросила она.
— Нет, я не умею этого делать, но вижу все по твоему лицу и глазам. Ты мне снилась с тех самых пор, как родилась. У меня было достаточно времени, чтобы изучить всю твою мимику и понимать настроение.
Взгляд Эльфейм нашел его глаза. Девушка пыталась не обращать внимания на печаль, которую видела в них.
«Я могу сделать это — прогнать его прочь. Моя судьба — быть предводительницей клана Маккаллан. К тому же я отмечена властью Богини, призвана жить в одиночестве, отдельно от остальных. Как и Лохлан», — пронеслось в ее сознании.
Она смотрела на него, заставляя себя видеть реальное существо, стоявшее перед ней. Его тело очень походило на человеческое. Он оказался высок, мускулист и хорошо сложен. Но у людей не было длинных крыльев, прижатых к телу, и бледной кожи, словно светящейся изнутри. Она не помнила, чтобы когда-нибудь в своей жизни видела человека с глазами такого синевато-серого оттенка, напоминающего море во время шторма. Ее задумчивый взгляд медленно скользил вниз по его телу. Ноги ее спасителя были босые и выглядели как-то странно. Она вдруг вспомнила, что думала о том же самом, когда он стоял в ручье после схватки с вепрем.
— Когти, — объяснил Лохлан, проследив за ее взглядом.
Он приподнял одну ногу над зеленым лесным ковром и пожал плечами.
— У меня когти. У тебя копыта. Если бы я имел выбор, думаю, предпочел бы что угодно, но только не ноги обычного человека. Я не могу представить себе, что ношу обувь.
Эльфейм неожиданно расхохоталась.
— Никогда в жизни не могла вообразить, что скажу об этом вслух, но я часто думала о том же самом. Ты не поверишь, в какие крошечные хитроумные приспособления засовывает ноги моя мама. Когда я была совсем маленькой девчонкой, она сокрушалась, что доченька не может носить чулочки с рюшками и дурацкие неуклюжие ботинки. Поэтому мамочка то и дело до блеска начищала и полировала мои копыта. Я пыталась объяснить ей, что для меня это не имеет значения, что они мне нравятся, но, похоже, она этого так и не поняла.
Он тоже улыбнулся.
— Моя мать просто заставляла меня подрезать когти, потому что она устала штопать мое постельное белье.
С ним было легко разговаривать. Когда Эль перестала изучать его внешность и начала обращаться с ним просто, как женщина с мужчиной, то поняла, что с легкостью забыла о том, что он так сильно отличается от всех.
«Во имя Богини! Я тоже не такая, как все. Мое сердце говорит, что он не может быть чудовищем, но стоит ли слушать его?»
«Ты доверяешь ей, Возлюбленная?» — спрашивала Эпона.
В утвердительном ответе матери звучала спокойная уверенность.
Эльфейм доверяла себе, когда начала восстановление замка Маккаллан — ведь это был правильный выбор. Да и как могло быть иначе?
Лохлан был другим жизненным выбором, перед которым она оказалась лицом к лицу. Наверное, пришло время. Она выросла и стала по-настоящему доверять себе.
Лохлан ожидал в тени сосен и внешне не выказывал никаких признаков смятения, царившего у него в душе. Он наблюдал за молчаливой борьбой Избранной с противоречивыми эмоциями.
«Что я могу сказать ей? Нельзя попросить ее принять меня таким, каков я есть. Да и каким образом? Что делать, если не найдется другого способа выполнить Пророчество, кроме как через ее кровь? Я должен немедленно остановить эту девушку, повернуться, бежать и никогда не видеть ее снова, даже если этим обреку свой народ на вечное безумие».
Он чувствовал, как его терзал демон, живущий в жилах.
«Укради ее! — слышался эротический шепот потоков темной крови. — Возьми ее и сделай с ней все, что только пожелаешь».
«Нет!»
Лохлан обрадовался боли, которая, как всегда, появилась, как только он подавил демона в своей крови. Она была призвана заставить его народ потерять в себе все человеческое, постепенно поддаться безумию и бесконечной жажде крови, присущими расе фоморианцев. Боль была ценой, которую дети платили за борьбу с собой, чтобы не уподобиться своим демоническим отцам. Они были рождены непохожими на других, уникальными. Каждый из них был изменен уже в утробе матери. Вместо того чтобы стать такими, как раса фоморианцев, эти существа почти превратились в людей. Но зов их темного наследия был вечным искушением, которому они противостояли. Соблазн убийства подпитывал сводящий с ума запах крови.
«Как можно, убив Эльфейм, спасти мой народ от жестокости, которая разрушает его? Могла ли Богиня просить меня совершить подобное? Это непонятно. Должен быть другой способ исполнить Пророчество».
Она была так близко. Больше не призрачная женщина его снов, Эль жила, дышала и стояла в нескольких шагах от него. Он не мог уйти от нее, не теперь. Лохлан провел целый век, сражаясь с мраком, и решил, что не отступит и теперь.
Эльфейм медленно подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Лохлан прочитал в них смятение и вопросы, отражавшие тот же беспорядок, который царил в его собственной душе.
— У меня нет всех ответов, которые тебе нужны. Произошло многое, чего я и сам не понимаю, но клянусь, что мое сердце, а может, и моя душа связаны с тобой. Если даже ты станешь моим противником, я все равно буду жаждать тебя до самого последнего вздоха, — сказал Лохлан.
Он желал ее. Эльфейм только начинала узнавать это замечательное и страшное чувство. Внезапно ей захотелось прикоснуться к нему, удостовериться в том, что его сердце бьется, ощутить под руками теплую живую плоть. Она снилась ему всю его жизнь. Он стал приходить в ее видения совсем недавно, но Эль уже знала, что хочет большего, чем бесплотные мечты и неосуществленные надежды.
Не позволяя себе задуматься, она соскользнула со своего места на камне и внимательно всмотрелась в сторону замка. Рабочие вдалеке были заняты, никто не смотрел в ее сторону, к тому же нигде не было видно Кухулина, стремительно скачущего к ней.
«Да что в этом такого! — сказала она себе. — Если даже кто-нибудь и увидит, как я на минуточку вошла в лес, то не заподозрит в этом ничего странного. Мало ли почему мне захотелось уединиться».
Девушка повернулась к Лохлану. Он смотрел на нее с таким выражением, что ей внезапно захотелось плакать. От него исходила дикая мужская сила, но все же сейчас он выглядел таким несчастным, что у нее сердце перевернулось.
— Эльфейм!.. — Его голос прозвучал глухо. — Мне нельзя здесь оставаться.
Эль почувствовала, как от его слов у нее заныл низ живота. Кровь стучала в ушах, тело неудержимо стремилось к нему, словно он тянул ее к себе на невидимом аркане. Она остановилась перед ним чуть ближе, чем на расстоянии вытянутой руки, нервно переступила ногами. Копыта глухо стукнули о землю, поросшую высокой травой.
— Я знаю, что ты не должен оставаться здесь, но не хочу, чтобы ты ушел, — порывисто сказала она, затем попыталась улыбнуться и указала на свою голову. — Наверное, удар по ней не дает мне мыслить здраво.
Губы Лохлана дрогнули.
— Похоже, что твоя рана оказала действие и на меня. — Он поднял голову и посмотрел на ее висок. — Вижу, что тебе гораздо лучше. Повреждение быстро заживает.
Затем фоморианец перевел взгляд на ее плечо, радуясь тому, что можно поговорить о чем-то менее эмоциональном.
— Еще вижу, что знахарка решила дать тебе расслабиться и сняла повязку с руки.
— Бренна, — сказала она.
Его близость опьяняла ее, и она пыталась разбавить это состояние с помощью простой, нормальной беседы.
— Имя знахарки — Бренна. У нее большой дар, а еще она моя подруга.
Он задумчиво кивнул, затем показал на ее бок.
— Мне бы хотелось посмотреть, как она перевязала эту рану.
Эльфейм инстинктивно, словно защищаясь, прикрыла рукой бинты под льняной сорочкой.
— Знаешь, тебе придется поверить мне на слово. Она тоже хорошо заживает.
Губы Лохлана изогнулись в легкой улыбке, которая сделала его похожим на озорного мальчишку.
— Я уже видел твой голый бок.
«Богиня!..»
Ее сердце затрепетало. Эль стало отчаянно жаль, что она не обладала способностью своего брата вести легкую, кокетливую и остроумную перепалку.
Да и Лохлан не был глупой девчонкой.
— Ну, тогда у меня не было выбора. А сейчас здесь нет вепря, который нападал бы на меня, — проговорила она, чувствуя себя смешной.
Ей очень хотелось, чтобы он коснулся ее, но в то же время девушка знала: если он это сделает, то она тут же убежит обратно в замок. Ее мысли походили на светлячков, мелькающих вокруг головы.
Эль никак не могла заставить себя прекратить нести чепуху:
— Я сейчас вообще не очень симпатично выгляжу, хоть голая, хоть в одежде. Ни разу не мылась с того дня, когда произошел несчастный случай.
Она с трудом велела себе закрыть рот и нервно провела рукой по длинным волосам. На ощупь они были безнадежно грязными и безжизненными. Девушка даже отступила на полшага, боясь, что он почует запах ее пота.
Но Лохлан не мог позволить ей отойти. Оставаясь на месте, он поймал ее за запястье, когда она снова подняла руку, чтобы провести по волосам. Его ладонь была теплой и сильной. Он мягко потянул ее, и она сделала шаг к нему.
— Как мне заставить тебя понять, что именно я вижу, когда смотрю на тебя? — спросил Лохлан. — Мать воспитывала меня в своей вере, учила образу жизни ее соплеменников, народа Партолоны. Она передала мне любовь к своей Богине Эпоне. Не могу сосчитать, сколько раз я слышал, как она молила ее о защите и помощи, просила об особом благословении для меня и других, подобных мне. У нее была связь с ее Богиней, которая оставалась сильной на протяжении всей жизни.
Он помолчал. Его горло внезапно стиснули спазмы, нахлынувшие от воспоминаний.
— Моя мать была женщиной большой веры. Она умерла, полагая, что ее молитвы не останутся без ответа.
Лохлан настойчиво потянул Эльфейм за руку, заставляя ее подойти еще ближе. На этот раз она последовала велению своего сердца и подошла к нему.
— Видишь ли, мне кажется, что из молитв матери ты попала прямо в мое сердце. Когда я смотрю на тебя, то вижу любовь к своему прошлому, соединенную с исполнением моего самого заветного желания.
Нежно, словно боясь, что Эльфейм отпрянет, он коснулся кончиками пальцев ее скул, щек, медленно скользнул по гладкой линии ее подбородка, опустился вниз, лаская шею, а потом слегка задержал ладонь на раненом плече.
— Оно до сих пор болит?
— Оно?..
Эльфейм была так близко к нему, что могла чувствовать жар его тела.
— Твое плечо.
Его прикосновение взволновало ее. Лохлан видел, что губы девушки приоткрылись, глаза заблестели. В них виделось ошеломление. Мысль о том, что его пальцы так явно потрясли ее, заставила фоморианца улыбнуться, показать белоснежные и очень острые зубы.
Эльфейм поспешно отвела взгляд, но Лохлан приподнял ее голову за подбородок и повернул к себе, чтобы она смотрела ему прямо в глаза.
— Это просто зубы.
— Прекрати читать мои мысли! — прикрыла она свою неловкость раздражением.
— Я уже говорил, что не умею этого делать.
— Тогда прекрати угадывать их по моему лицу.
— Не могу. У тебя прекрасное выразительное лицо.
Он снова улыбнулся, но теперь Эль не стала отворачиваться.
Его зубы были совсем другие — острые и опасные. В ее мозгу пронеслись обрывки исторических сведений, прочитанных в материнских книгах. Фоморианцы были демонами, их переполняла неудержимая жажда крови, особенно во время спаривания. Чтобы выжить, они питались кровью живых существ, охотились на людей.
— Ты можешь... — внезапно начала она, потом замолчала, немного поразмыслила и перефразировала вопрос: — Ты питаешься кровью других живых существ?
Лохлан моргнул, откровенно изумившись.
— Нет. Я предпочитаю готовить себе еду. — В уголках глаз Лохлана появились морщинки, но он сдержал улыбку. — Не живую.
— Но тогда почему?.. — Она перевела взгляд на его зубы, а потом снова требовательно посмотрела на него.
— Почему мои зубы не похожи на твои? — закончил он за нее.
Она кивнула, изучающе глядя на него.
— Это часть моего наследия, Эльфейм. Я достаточно человек, чтобы не питаться кровью живых существ, поддерживая собственную жизнь. Но во мне достаточно много и фоморианца, в том числе остатки этой жажды крови.
Она сделала глубокий дрожащий вдох.
— Я читала, что фоморианцы пьют кровь друг друга.
Он вздохнул.
— Твои книги не солгали. Фоморианец жаждет попробовать крови своей супруги, когда она, в свою очередь, желает его. Обмен кровью — это часть той связи, которая держит их вместе. — Лохлан грустно улыбнулся. — Тебе это кажется ужасным?
Она смотрела на его рот, губы, сильную линию челюсти.
— Не знаю, — прошептала Эль и перевела взгляд на его затуманенные глаза.
«Что я почувствую, если он поцелует меня? Надо спросить его. — Эта мысль пронеслась в ее мозгу подобно танцующим осенним листьям. — Спроси его», — эхом отозвалось в ее крови.
К своему удивлению, девушка услышала собственный голос:
— Если ты поцелуешь меня, то прокусишь мои губы?
— Нет. Я не укушу тебя, — негромко ответил он.
Лохлан гипнотизировал ее. Она слышала, как кровь стучит в ушах.
— Ты сказал, что в тебе все еще живет жажда крови. Тебе хочется попробовать мою?
Через соединенные руки она почувствовала, как дрожь прошла по его телу, словно мгновенно отвечая на этот вопрос, но глаза фоморианца оставались прикованными к ней.
— Я очень много хочу от тебя, Эльфейм, но не возьму ничего, пока ты сама не пожелаешь мне это дать.
— Я... я не знаю, чего желаю. Я никогда раньше не целовалась, — пробормотала она.
— Я это знаю.
Глаза Лохлана потемнели, превратились из синевато-серых в почти черные.
— Наверное, я ждала тебя.
Она говорила так тихо, что он скорее ощущал ее слова, нежели слышал.
— А я — тебя, — шепнул Лохлан в ответ.
«Будь нежен, не спугни ее, — приказывала разумная часть его сознания. — Она юная, неопытная. Ее легко напугать».
Но он должен был попробовать эту девушку.
Медленно, давая Эль возможность отстраниться от него, он наклонился и потянулся к ней губами.
Это так сильно отличалось от того, что она себе представляла! Эльфейм думала, что целоваться неудобно, особенно сначала. Какой же она была наивной! Губы Лохлана оказались теплыми и твердыми по сравнению с нежностью ее собственных, но такими манящими. Их рты слились в одно целое, языки встретились. Из головы Эль вылетели все мысли. Она крепко прижалась к нему, закрыла глаза и жадно впитывала его. Он был лесом — диким, красивым и неприрученным. Лохлан манил ее. Он стал целовать девушку крепче, одной рукой зарылся в ее волосы, другой привлек Эль к себе. Она охотно повиновалась, прижалась к нему всем телом, ни о чем не думая, обвила руками его шею.
Но, даже поглощенная поцелуем, девушка почувствовала, как что-то царапало тыльную сторону ее рук. Необычное ощущение заставило ее открыть глаза и оторваться от его губ.
Крылья!.. Это их она почувствовала на своих руках. Они развернулись и распахнулись за его спиной. Эль быстро перевела взгляд с поднятых крыльев на лицо Лохлана. Он тяжело дышал, а его серые глаза были темными от желания.
— Они отражают мою страсть, — хрипло произнес он. — Я не могу их остановить. Не сейчас, когда ты так близко и я так сильно желаю тебя.
— Ты говоришь так, словно они — не часть тебя.
— Они принадлежат моей темной стороне, с которой я борюсь.
Ее глаза снова скользнули к крыльям. Они распахнулись над головой фоморианца, словно он готовился унести ее. Эль подумала, что их пушистая нижняя сторона такого же цвета, как полная луна.
— Они красивые, — прошептала она.
Лохлан отпрянул, словно она ударила его.
— Никогда не шути такими вещами.
— Зачем мне шутить?
Ненавидя страдание, увиденное в его глазах, Эльфейм опустила руку, которой обнимала Лохлана за шею.
— Можно их потрогать?
Он не мог говорить, только медленно кивнул, словно плыл глубоко под водой.
Ни секунды не колеблясь, Эльфейм подняла руку и коснулась крыла, распростертого над его левым плечом.
— Ой, — выдохнула она. — Они такие мягкие. Я так и думала.
Девушка раскрыла ладонь и нежно провела по кремовому пушку. Крылья задрожали от ее прикосновения, а потом словно наполнились и расширились. Из груди Лохлана вырвался мучительный стон.
Эльфейм тотчас же отдернула руку.
— Я сделала тебе больно?
Его глаза были крепко зажмурены, на лице выступили мелкие капельки пота.
— Нет! — то ли засмеялся он, то ли прорыдал это слово. — Не останавливайся. Не прекращай трогать меня.
Грубое желание в его голосе заинтриговало ее почти так же, как и экзотическое тело. Ей не хотелось прекращать трогать его — ни сейчас, ни потом. Эльфейм снова протянула руку к соблазнительной мягкости его крыла. Но прежде чем она сумела погладить его снова, он остановил девушку, захватив ее руку в свою.
Эль удивилась, подняла взгляд и увидела, что он смотрел через ее плечо, сузив глаза.
— Кто-то приближается, — сказал Лохлан, склонил голову набок и быстро добавил: — Это охотница-кентаврийка.
— Тебе надо уходить! Она не должна тебя видеть. — Девушка содрогнулась от страха за него.
— Я вернусь к тебе снова. Скоро. — В его голосе звучало острое разочарование.
— Я найду дорогу. А теперь уходи, пожалуйста. Охотница подумает, что ты напал на меня. — Ее глаза молили его о понимании.
— Позови меня, сердце мое. Я всегда буду рядом с тобой.
Лохлан наклонился и снова поцеловал ее, прижимаясь к ней губами с отчаянием, которое угрожало перейти в насилие. Но Эльфейм не вздрогнула и не отстранилась от него. Она ответила на его страсть с собственной нечеловеческой силой.
Он заставил себя оторваться от нее, с глухим отчаянным криком повернулся и исчез в лесу. Он не оглянулся на нее, потому что не мог.
Эльфейм дрожащей рукой отерла губы и поспешила из леса обратно к камням. Она едва успела с трудом взобраться на валун и сделать два длинных глубоких вдоха, когда из-за изогнутой линии деревьев выскочила Бригид и громко поприветствовала ее. Эльфейм махнула рукой в ответ и заставила себя улыбнуться.
«Глядя на меня, никто не должен понять, что я только что целовалась, — напомнила она себе. — И охотница тоже. Она не умеет читать по выражению лица, понимает только следы. — Мысли Эльфейм заметались, словно вспугнутый жеребенок. — Богиня! Бригид может заметить следы Лохлана».
Радостный, приветливый взгляд охотницы стал обеспокоенным и хмурым, когда она заметила, как побледнело лицо Эльфейм.
— Кухулин сказал, что я должна сопровождать тебя обратно в замок, потому что ты ушла слишком далеко и, наверное, устала. Глядя на тебя, я вижу, что он был прав.
— Ненавижу, когда так получается. — Эльфейм пыталась выглядеть беспечной и как можно меньше посматривать в сторону леса, чтобы убедиться в том, что Лохлана не видно.
— Все мы не любим, когда он оказывается прав. Спускайся, я подам тебе руку.
Бригид поддерживала ее, пока Эль слезала с валуна, потом внимательно осмотрела растрепанную, запыхавшуюся девушку.
— Хочешь поехать в замок на мне верхом?
— Нет, я в порядке.
— Уверена? Ты знаешь, что я совсем не против, — сказала Бригид.
— Да, я знаю, — улыбнулась она серьезной охотнице. — Спасибо, Бригид. Я ценю твое предложение, но думаю, что меня только утомит такая долгая езда.
Эльфейм тронуло предложение кентаврийки. Она до сих пор помнила, как в ту ночь Бригид везла ее и Кухулина из леса в замок. За последние пять дней подруга посещала ее так часто, как только могла, хотя по горло была занята охотой. Бренна и Бригад делали все, что только могли, чтобы ей было легче переносить свое невольное заключение.
Эльфейм чувствовала себя предательницей, когда молила Эпону сделать так, чтобы Бригид не заметила необычные следы Лохлана.
«Расслабься и поговори с ней, — приказала она себе. — Перестань вести себя так, словно в чем-то провинилась».
— Я рада, что ты приехала за мной. Мне не хватало твоего общества, — сказала Эльфейм.
— Вчера в замок пришли пятеро мужчин. Все с молодыми женами.
— А я и не слышала. — Эльфейм сощурила глаза. — Кухулин!.. — Она прошипела имя брата как ругательство. — Сверхбдительный чурбан! Не сказал мне, что к нам присоединились люди, думает, что я чертов инвалид!
— Твой брат определенно невыносим, — согласилась Бригид, но не смогла удержаться от усмешки.
В конце концов, с Кухулином никогда не было скучно. При всех его невыносимых недостатках он не путался под ногами. За исключением Эльфейм, Бренны и еще пары человек, ей было зачастую слишком трудно взаимодействовать с людьми. Конечно, представители рода человеческого не были столь сильными, как кентавры. Бригид казалось, что ограниченные физические способности слишком часто определяют их личность. До последнего времени ей почти не приходилось общаться с людьми, но даже за несколько дней, проведенных вместе с ними, она заметила, что людям свойственны поступки, не присущие кентаврам. Люди либо слишком явно демонстрировали свое расположение и дружбу, либо делали неприступный вид и мнили себя высшими существами. Бригид мысленно покачала головой. Она не одобряла взглядов членов табуна Дианны относительно разделения видов, но они были правы в одном — почти всех людей слишком трудно понять.
Она поглядела на Эльфейм, которая не была ни человеком, ни кентавром, и улыбнулась, видя ее замкнутое выражение лица. Ей не нравилось быть не похожей на других, но Эльфейм никогда не пыталась строить из себя того, кем не являлась. Она была лидером по природе, потому что ее коснулась Эпона, и большего ей не хотелось. Бригид уважала в ней это еще до того, как полюбила Эль.
— Если ты чувствуешь себя достаточно хорошо для того, чтобы подраться с Кухулином, значит, выздоровела. Бренна очень обрадуется, — сказала Бригид.
— Только не Ку, — ответила Эльфейм с удовлетворенной ухмылкой.
Они медленно возвращались к замку. Охотница старалась умерять шаг, чтобы за ней успевала раненая Эльфейм.
Когда Бригид начала сворачивать от моря к лесу, ее спутница встревожилась и торопливо показала на громадный склон утеса.
— Давай прогуляемся по хребту. Я хочу посмотреть на море.
Бригид изменила направление, но покачала головой, как только они медленно двинулись наверх.
— Не знаю, почему тебе это так нравится. Мне здесь страшно.
Эльфейм бросила на нее удивленный взгляд.
— Я не думала, что тебе бывает страшно.
— Упасть — довольно страшно, — фыркнула охотница и нежно похлопала Эльфейм по руке. — Думаю, ты это понимаешь.
Девушка задрожала в непритворном страхе.
— Ты права. Этот опыт мне не хочется повторять.
Какое-то время Бригид шла молча. Ей необходимо было поговорить с Эльфейм о несчастном случае, вернее, о непонятных следах, которые она обнаружила. Эль казалась ей более расслабленной, чем несколько минут назад. Она тихонько шла рядом, проводя ладонью по верхушкам длинных стеблей травы, которые росли пучками около утеса.
«Что же, почему бы не поговорить сейчас?»
Бригид откашлялась и искоса взглянула на Эльфейм.
— Я хотела спросить тебя кое о чем, что видела той ночью, но решила подождать, пока ты выздоровеешь, обретешь прежнюю ясность ума.
— Во имя Богини! Сколько можно сомневаться в этом? Клянусь, с ясностью ума у меня все в порядке. Хочешь, расскажу тебе в качестве доказательства эпическое стихотворение или даже два?
Бригид подняла руки, как будто отражая нападение.
— Ловлю тебя на слове, Богиня.
— Ты везла меня ж своей спине, — нахмурилась Эльфейм. — Тебе следует хорошенько подумать, прежде чем называть меня Богиней.
— Ты права. Настоящая Богиня не была бы такой тяжелой, — не задумываясь, согласилась Бригид.
Видя выражение ужаса на лице охотницы, Эльфейм расхохоталась, держась за бок и вздрагивая от внезапной боли.
— Ой, подожди! Не заставляй меня смеяться.
Она прислонилась к Бригид, пытаясь отдышаться, но всякий раз, когда смотрела на охотницу, ее сотрясал новый приступ хохота.
— Можешь перестать смеяться. Я не сказала ничего веселого. — Бригид хмуро посмотрела на девушку. — Может, у тебя истерика?
Эльфейм потрясла головой, переводя дыхание.
— Нет-нет, это просто потому, что ты сказала истинную правду. Я совсем не малышка.
Бригид фыркнула.
— Неужели кто-то называет тебя так?
— Нет.
Эль наконец-то успокоилась и медленно пошла вперед, прихрамывая, потому, что бок все еще болел.
— Пока я не прибыла в замок Маккаллан, никто, кроме членов моей семьи, не называл меня нормальным именем. Я всегда была той, кого коснулась Эпона, особенной. Теперь мне очень радостно слышать, когда кто-то придирается и говорит, что моя задница слишком большая.
— Я не придираюсь и ни словом не упомянула твою задницу, — возмутилась Бригид.
— Конечно нет, но мне нравится, что ты не стесняешься поддразнивать меня. Ты не придираешься, это делает Бренна.
— Она может, — подтвердила Бригид. — Знаешь, что эта лекарка настояла на том, чтобы я выпила одну из ее травяных микстур? Сказала, это поможет мне поддержать силы, чтобы я не уставала так во время охоты.
— И как на вкус, жуть? — сочувственно спросила Эльфейм.
— Угу, — скривилась Бригид.
— Помогло?
— Еще как!
Подруги обменялись взглядами, полными сострадания и муки.
— Наверное, надо сказать, что ее ненаглядный Кухулин в последнее время выглядит очень усталым, — вредным голосом предложила Эльфейм.
— Отличная идея, — рассмеялась Бригид. — А ты была права. С твоей ясностью ума все в порядке.
— Хорошо, тогда сделай мне приятное и расскажи об этом остальным. Я устала от взглядов. Люди смотрят так, словно падение лишило меня рассудка.
— С большим удовольствием.
— А теперь, когда мы установили, что я могу давать связные ответы, о чем ты хотела спросить меня?
Бригид сделала паузу и собралась с мыслями, прежде чем начать.
Когда она заговорила, из ее голоса исчезла дурашливость.
— Той ночью, когда ты убила вепря, в ущелье вместе с тобой были какие-нибудь существа?
— Существа? О чем ты? — Эльфейм постаралась, чтобы ее голос звучал отчетливо и равнодушно.
Бригид говорила медленно, словно пытаясь вслух отгадать загадку:
— Я нашла вепря с перерезанным горлом, мертвого, посреди ручья, с легкостью определила место, где ты упала, но видела и кое-что другое. Следы, которые даже отдаленно не были похожи на твои.
— Другие следы? Не понимаю, — сказала Эльфейм, чувствуя, как сжимается ее сердце.
Она не любила лгать. До недавнего несчастья ей ни разу не приходилось этого делать и было больно вводить друзей в заблуждение.
— Я тоже не понимаю. Конечно, уже стемнело, дождь начал смывать все отпечатки, но я уверена, что тот след был необычным. Его оставило животное, с которым мне никогда прежде не доводилось сталкиваться.
Бригид посмотрела на Эльфейм. В ее глазах ясно читалась тревога.
— Похожие следы я увидела потом в лесу, окружающем замок Маккаллан.
Эльфейм подавила панику, сжимавшую ей горло. Самым беспечным голосом, каким только могла, она спросила:
— Может, это какой-нибудь большой медведь? Ты ведь знаешь, что в этом лесу никто не охотился почти сто лет. Вот в нем и расплодились дикие звери, которые свободно бродят по окрестностям.
— Возможно, но следы не медвежьи, — вздохнула Бригид. — Это двуногое существо. Я знаю, что такого не может быть, но вдруг в Партолону вернулись драконы?
Эльфейм даже не пришлось делать вид, что она удивлена. Драконы уже несколько веков являлись лишь персонажами сказок и баллад. Если они когда-то и существовали, то в последние сотни лет их никто не видел.
— Думаешь, мне показалось? — заметила Бригид.
— Нет! Я не сомневаюсь в твоих словах. Возможно, в этом лесу водятся драконы. — Эльфейм бросила взгляд на кентаврийку и озорно усмехнулась. — Только Кухулину не говори. Он немедленно схватит копье и отправится убивать дракона.
Охотница засмеялась.
— Бригид, мне было бы приятно, если бы ты кое-что пообещала.
Кентаврийка вопросительно взглянула на подругу.
— Неважно, что это за существо, но не надо на него охотиться. Пусть живет, хотя бы до тех пор, пока мы окончательно не устроимся здесь. Тогда ты позовешь других охотниц, чтобы они отправились с тобой.
Эльфейм чувствовала, что эти лживые слова клеймят ее как самого черного из предателей. Она предавала и Лохлана, и подругу, но не знала, что еще сказать или сделать.
— Как пожелаешь, Эльфейм, — пожала плечами Бригад. — У меня и без того забот по горло. Каждый день надо добывать мясо для этой растущей орды.
Они продолжали идти молча. Каждая думала о когтистых следах, виденных в лесу.
— Эль! Сюда.
Кухулин поднял руку, подзывая сестру и охотницу ко входу в замок.
Раздосадованная тем, что такая относительно короткая прогулка довольно сильно утомила ее, Эльфейм заставила себя улыбнуться и расправить плечи. Она еле сдержалась, чтобы не сморщиться от боли. Правое плечо тут же напомнило ей о том, что рана на нем зажила не до конца. Как только она и Бригид поравнялись с братом, из внутренних покоев замка появилась Бренна, вытирающая руки о передник, забрызганный кровью. Она заметила Эльфейм и Бригид, громко поздоровалась, но превратилась из друга в обеспокоенную знахарку, как только подошла ближе и смогла лучше разглядеть Эльфейм.
— Что с рукой рабочего? Надеюсь, рана не очень серьезная? — спросила та.
— Он поправится и в следующий раз хорошенько подумает, стоит ли подмигивать симпатичным девицам, если ты пилишь бревна.
Она внимательно взглянула на Эльфейм, отмечая ее бледное лицо и натянутую улыбку.
— Да уж, с сюрпризом, который мы тебе готовили, придется обождать, — проворчала знахарка.
Не обращая внимания на протесты, она приподняла лиф Эльфейм и проверила повязку на ране.
— С ней все в порядке? Или нужна повозка? — спросил Кухулин, заглядывая Бренне через плечо.
— Нет, ей не нужна повозка! — фыркнула Эльфейм, опустила сорочку и сердито посмотрела на Бренну и брата. — Ей нужна ванна, что-нибудь поесть, кроме бульона, и немного побыть одной.
Губы Бренны изогнулись, она улыбнулась.
— Тогда сюрприз тебе понравится еще больше.
— О каком сюрпризе идет речь? — спросила Эльфейм и скрипнула зубами так, что чуть не стерла их до корней.
«Ну в самом деле! Они втроем решили свести меня с ума».
Ей просто хотелось принять ванну, поесть и еще раз перебрать в уме все, что с ней недавно случилось, снова пережить те эмоции.
— Идем с нами, сестрица, — загадочно сказал Ку.
Он взял ее под руку и повел в замок.
— Эльфейм! Рад видеть тебя снова, госпожа!
Эль подняла глаза, чтобы увидеть того, кто с ней поздоровался. Голос раздавался с наблюдательной площадки, недавно восстановленной на основной стене замка.
Она помахала парню, порылась в памяти, припоминая, как его зовут, и ответила:
— Спасибо, Брендан.
Тут же к его голосу присоединились многие другие. Избранная отвечала всем, медленно проходя в центр замка через пролом, зияющий во внутренней стене. Там она остановилась, пораженная тем, как все изменилось за пять дней.
Большое сердце замка выглядело как новенькое. Фонтан весело журчал. Кто-то выкопал в лесу гигантские папоротники, посадил их в огромные глиняные горшки и расставил красивым узором вокруг мраморной девушки. В специальные держатели, недавно прилаженные к стенам и колоннам, были вставлены факелы, которые ярко горели, внося в замок свет, тепло и оживление. По стенам плясали отсветы пламени. На полу не осталось ни единого пятнышка. Гладкий и нежный, дочиста вымытый камень выглядел так, словно прошедшие сто лет лишь расцветили его красоту.
— Ой, Ку! Колонны!
Она нежно сжала руку брата и поспешила к гигантской центральной колонне. Та стояла подобно дозорному, заступившему на стражу, бдительная и гордая. Ее приводили в порядок с особой любовью. Танцующие отблески факелов поглаживали замысловатые резные узоры в виде прекрасных птиц, цветов и кобылиц, поднявшихся на дыбы.
Камень издавал гудящий музыкальный звук, эхом отзывавшийся в ее душе. Даже не дотрагиваясь до него, она чувствовала силу этого зова.
Эльфейм машинально подошла к колонне, стремясь к более близкому общению с камнем. Только сейчас она почувствовала на себе множество следящих глаз и вспомнила, что не одна. Девушка сжала кулаки и подбоченилась. Разве можно было представить себе подобное? Она и понятия не имела, что увидит преображенным почти весь замок.
По каменному полу застучали копыта кентавра.
От группы рабочих, которые собрались около фонтана, отделился Дананн.
— Камень зовет тебя. Это редкий дар, и ты не должна стесняться. Ответь.
Старый кентавр не повышал голоса, но он разносился по всему залу, который продолжал заполняться народом.
Эльфейм нервно посмотрела на Дананна, потом обвела взглядом комнату.
Он присоединился к ней около колонны и тихо, так, чтобы его слышала только Эльфейм, сказал:
— Нет. Не распыляй внимание. У тебя только одна задача. Когда камень говорит, ты отвечаешь. — Кентавр смягчил свое замечание доброй улыбкой. — Тебе предназначено стать предводительницей клана Маккаллан. Замок позвал тебя с большого расстояния, через реки времени. Теперь ты должна ответить ему всей своей душой, всем телом.
Эльфейм облизала губы и сглотнула, чтобы смочить пересохшее горло. Его слова были ей понятны. Она привязалась к этому замку — к его стенам, этажам, колоннам, к духам прошлого. Девушка хотела этой связи. Вся ее душа жаждала этого.
Она бросила на Дананна еще один взгляд. Он ободряюще кивнул.
Эльфейм выбросила из головы все мысли и прижала ладони к центральной колонне. Древний камень стал жидким под ее руками, от него пошло тепло. Жар быстро нарастал, проникая в руки и наполняя тело.
Нахлынувшие чувства овладели сознанием Избранной, и она услышала радостный крик:
— Вера и преданность!
Ее сердце подпрыгнуло, когда она слышала девиз клана Маккаллан. Камни замка выкрикивали его в едином победном порыве. Эльфейм задыхалась от прекрасного, огромного счастья.
Краем глаза она заметила, что Кухулин хотел подойти к ней, но Дананн остановил его, положив руку на плечо.
— Твоя сестра в безопасности. Она черпает силу из этих камней.
Голос кентавра доносился до Эльфейм будто издалека, но его слова отложились глубоко в ее сознании.
«Я могу черпать силу из камней? Какая невероятная мысль! Как это возможно?»
Как только она подумала об этом, жар, наполняющий ее, изменился, сместился, реагируя на невысказанный вопрос. Он стал сильнее под руками. Эльфейм почувствовала, как они погружаются прямо в размягченный, податливый камень.
Тело Избранной наполнилось энергией. Словно ныряльщик, всплывший после невыносимо долгого пребывания под водой, она пила силы из камня. Зуд в плече и боку стих, а головная боль, упорно донимавшая ее в течение пяти дней, совсем прошла.
Эльфейм закрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов и сконцентрировалась, как учил ее Дананн несколько дней назад. Потом она сосредоточилась на связи с живым камнем.
«Благодарю тебя. Не знаю, почему ты дал мне этот волшебный дар, но благодарю».
На этот раз дух центральной колонны замка ответил ей не обрывками чувств и волной эмоций:
«Мы долго ждали возвращения людей из клана Маккаллан. Биение жизни восстановилось в наших стенах. Мы радуемся, что ты приехала, чтобы потребовать неотъемлемое, принадлежащее тебе по праву. Смотри на свое владение, Богиня!»
С силой, которая едва не напугала ее, Эльфейм ощутила, как обострились все ее чувства, когда душа соединилась с духами камня. На мгновение она почувствовала смятение и сильное головокружение, но сейчас же привыкла к новому осознанию себя. Ее наполнила незнакомая сила. С очередным энергетическим толчком она внезапно слилась с замком в одно целое. Его стены стали ее кожей. Конечности Эль были башнями и частично восстановленными комнатами, а позвоночник — центральной колонной. Она могла чувствовать каждый укромный уголок замка. Он стал ее тканями и кровью. Избранная ощутила, какая это огромная радость, что ее «тело» живет, о нем заботятся. «Это мой дом».
Ее нежные мысли, полные любви, обволакивали всю территорию замка Маккаллан. Родовой дом клана обрел новую жизнь.
Кухулин смотрел, как его сестру окутывает царство духов. Твердая рука Дананна все время лежала на его плече, словно старый кентавр знал, как трудно брату отпускать сестру в царство, от которого он совершенно отказался. Но даже Ку вынужден был признать, что Эль внушала благоговейный ужас. Еще несколько минут назад она выглядела утомленной и напряженной. Теперь сестра изменилась прямо на глазах. Она светилась силой древнего сердца замка. Щеки девушки пылали, волосы разметались. В нее словно вселился дух замка.
Впервые в жизни Кухулин увидел, как в сестре оживает Богиня. На мгновение ему показалось, что это не Эльфейм, а какая-то удивительная незнакомка. Он знал, что связь с царством духа — это то, чего она всегда желала, и понимал, что должен радоваться за нее. Она, наконец, стала жить своей судьбой, но это опечалило его почти так же сильно, как и напугало.
Он отвел взгляд от Эльфейм, чтобы посмотреть на людей и кентавров, окружавших их. Многие держались за руки. Две женщины упали на колени. Кухулин видел, что на лицах всех присутствующих отражались трепет и любовь, которые он чувствовал к своей сестре. Богиня изменила ее удивительным образом.
«Они повсюду последуют за ней. Мы!.. — поправил он себя. — Мы повсюду последуем за ней».
В этот миг Эльфейм откинула голову и голосом, которому придали сил духи замка, прокричала переполнявшие ее слова:
— Вера и преданность!
— Вера и преданность!
Кухулин, не задумываясь, присоединился к сестре в древнем боевом кличе их клана. Скоро все голоса обитателей замка Маккаллан смешались воедино.
Крик отразился от стен из живого камня и полетел в прислушивающийся лес:
— Вера и преданность!
Эльфейм огляделась, потирая ладони, в которых все еще ощущалось покалывание. Она была так взбудоражена общением с духами камня, что почти не могла устоять на месте. Девушку переполняли сила, надежда и радость, но она беспокойно осматривала людей, столпившихся вокруг нее. Ее очень интересовала их реакция на то, чему они только что стали свидетелями.
«Да, они подхватили мой крик и были охвачены магией момента. Но как пойдут дела дальше? Увидят ли они во мне предводительницу клана, согласятся ли с этим или станут сторониться меня? Или, еще хуже, попытаются мне поклоняться?»
Меара, маленькая домоправительница, заговорила первой. Ее круглое личико весело сморщилось, когда она торопливо поклонилась и улыбнулась Эльфейм.
— Я наблюдала за чисткой этих колонн, — начала девушка нежным, но подрагивающим голосом. — Я сама привела в порядок центральную колонну. — По мере того как она говорила, ее нервозность успокоилась.
Меара бросила на великолепную колонну взгляд, полный гордости и удовлетворения.
— Я не могу общаться с духами камня, подобно тебе, но, клянусь, чувствовала их силу, а больше всего — радушие.
Она порывисто потянулась к Эльфейм и сжала ее руку.
— Ты была права. Это наш дом. Даже здешние камни приветствуют нас.
От нахлынувших эмоций Эльфейм не смогла произнести ни слова.
Рядом с Меарой встал юноша. Он поклонился Избранной, и ей показалось, что она узнала в нем одного из тех, кто поднимал ее на спину Бригид в ту ночь, когда случилось несчастье.
Прежде чем Эльфейм успела поприветствовать его, он упал на колени, взглянул ей прямо в глаза и заговорил с юношеским пылом:
— У меня никогда не было дома, который я мог бы назвать своим. Я самый младший из десяти сыновей, поэтому всю свою жизнь чувствовал себя лишним и ненужным. Думаю, что многие из нас ощущали то же самое.
Он замолчал и посмотрел на толпу, где были и люди, и кентавры. Многие кивнули, Эльфейм услышала утвердительные голоса.
— Но больше так не будет. Я рожден не в клане Маккаллан, но, когда восстанавливал стены, тоже чувствовал притяжение камня. Здесь и сейчас я ощущаю себя так, как нигде и никогда раньше. Этот замок пустил во мне корни. Если позволит Эпона и ты, предводительница, примешь меня, то я поклянусь тебе в моей преданности и буду гордо нести имя клана до самой смерти.
— И я! — раздался возглас справа от Эльфейм, и на колени опустился еще один мужчина.
— И я!
— Я тоже!
Пораженная Эльфейм увидела, как все, кто находился в большой центральной комнате замка, мужчины, женщины и кентавры, включая гордую охотницу из табуна Дианны, опустились на колени. Стоять остались только Кухулин и Дананн.
Ку подошел к сестре.
— Я, конечно, принадлежу к клану Маккаллан, но в этот день присоединяюсь к тем, кто приносит клятву преданности тебе, моя сестра и предводительница.
Кухулин опустился перед ней на колени.
— Несколько десятков лет назад я поклялся в преданности храму Эпоны и не могу нарушить это обязательство, — медленно проговорил Дананн. — Но я признаю, что ты законная наследница власти в клане Маккаллан, и свидетельствую клятвы, принесенные тебе сегодня.
Он склонился перед Эльфейм в благородном поклоне.
— Благодарю, Дананн. Тогда я, предводительница клана Маккаллан, заявляю, что принимаю клятву каждого человека и кентавра, данную мне сегодня.
Ее слова звучали ясно и были наполнены силой замка, а из сияющих глаз едва не хлынули потоком слезы радости.
— Я скреплю эту верность так, как делали наши предки.
Эльфейм воздела руки и стала произносить бессмертные слова древней связующей клятвы клана:
Глубоким покоем легкого ветра
Я привязываю тебя к себе.
Глубоким покоем потрескивающего огня в очаге
Я привязываю тебя к себе.
Глубоким покоем плещущей волны
Я привязываю тебя к себе.
Глубоким покоем тихой земли
Я привязываю тебя к себе.
Четырьмя элементами ты привязан ко мне, Маккаллан,
И эта связь запечатана духом нашего клана.
Как сказано — так сделано.
Вставай, клан Маккаллан!
Зал взорвался приветственными криками, и миру явился возродившийся клан. Эльфейм вытирала со щек слезы счастья, глядя, как члены ее новой семьи поздравляют друг друга. Откуда-то явились бурдюки с вином, которые все с восторгом разобрали. Послышались тосты за здоровье предводительницы клана Маккаллан.
— Молодец, сестрица, — шепнул ей на ухо брат и крепко обнял.
— Ах, Ку, все это происходит со мной словно во сне!
«Во сне».
Эти слова промелькнули в ее сознании и вызвали в памяти недавние картины. Ей неожиданно захотелось, чтобы Лохлан был здесь, рядом с ней.
«Принес бы он клятву преданности? Если да, то что это означало бы для Кухулина? Стал бы Лохлан одним из нас? Сможет ли Ку когда-нибудь увидеть в нем нечто большее, чем старинного врага? Или фоморианец останется для брата только угрозой, кем-то, кто сможет вбить клин между мной и моим кланом?».
— Эти люди и кентавры — мои, — с силой проговорила она.
— Да, все мы, — улыбнулся воин своей предводительнице.
Они принадлежали ей, она — им.
Какой-то мужчина принес флейту и начал играть светлую, веселую мелодию. Вскоре к ней присоединился звук еще одной флейты и плавные переливы лиры. Эльфейм заулыбалась. Ей хотелось танцевать, петь и радоваться всю ночь, но прежде чем девушка успела схватить Ку за руку и пуститься вместе с ним в пляс, она почувствовала чью-то руку на своем плече.
На нее смотрели мудрые глаза Дананна.
— Это сейчас пройдет, — негромко сказал он. — Сила, которую влили в тебя камни, скоро исчезнет.
Кухулин сразу же встревожился, взял сестру за руку и стал обводить взглядом толпу, пока не увидел темноволосую головку Бренны. Знахарка спокойно стояла возле охотницы. Ее голова была склонена так, чтобы густые волосы прикрывали шрамы на лице. Она словно почувствовала его взгляд, подняла глаза и увидела на красивом лице Кухулина знакомое выражение беспокойства. Девушка кивнула, что-то сказала Бригид, и они вдвоем стали пробираться к Эльфейм.
Ку с удовлетворением повернулся к сестре:
— Узнаю этот твой взгляд, сестрица, но если ты не хочешь побледнеть и упасть в обморок на глазах у всех, то лучше тебе хорошенько подумать насчет того, надо ли приглашать меня на танец.
Эльфейм открыла рот, только собралась было быстро сказать Ку, что не упадет в обморок, если у нее заболит голова, как пошатнулась от внезапного приступа слабости. Желудок девушки подступил к горлу.
— Ты побледнела, — сказала Бренна, торопливо подходя к Эльфейм. — Голова болит?
— Если я скажу «да», ты снова будешь пичкать меня чаем?
Бренна попыталась сдержать улыбку.
— Разумеется.
— Тогда с моей головой все просто прекрасно, — усмехнулась Эльфейм и тут же вздрогнула, потому что ее висок пронзила острая боль.
— Ты не умеешь врать.
— Думаю, сейчас самое время показать наш сюрприз, — сказал Дананн.
Кухулин, Бренна и Бригид засияли улыбками, соглашаясь.
— Клан Маккаллан! — перекрыл праздничный шум голос Кухулина, и в зале все стихло. — Твоя предводительница удаляется в свои комнаты, чтобы отдохнуть и освежиться перед вечерним пиром.
Эльфейм удивленно поглядела на него.
«Мои комнаты? Он имеет в виду шатер?»
Радостные взоры толпы и возгласы «Отдыхай с миром, Маккаллан!» сказали ей, что присутствующим тоже все известно.
«Наверное, Ку соорудил для меня в замке временное убежище».
Она призналась себе, что это отличная мысль, даже если помещение совсем не обустроено. Поэтому Эльфейм просто улыбнулась и помахала всем.
Ку в сопровождении Бренны и Бригид повел ее из центрального зала по коридору, уходившему направо. Там было очень светло от множества свечей. Эль с любопытством глядела вокруг. Она почти не бывала в этой части замка. Девушка знала, что здесь находились личные покои Маккалланов, но ее больше интересовал ремонт кухни и общественных помещений. К тому же она была в таком восторге от фонтана и от сердца замка, что совсем не думала о личных покоях.
— Куда ты меня тащишь?
Кухулин лишь загадочно улыбнулся. Эльфейм вздохнула. Она знала этот взгляд. Ку скорее язык проглотит, нежели проронит хоть словечко.
— Ты всегда был жутким упрямцем, — констатировала Эль.
Бригид, шедшая сзади, фыркнула и пробормотала:
— Каков братец, такова и сестрица.
Бренна прыснула.
Эльфейм обернулась к подругам.
— Я старшая. Значит, надо говорить: «Какова сестрица — таков и братец».
Охотница подняла совершенную изогнутую бровь.
— Признаю свою ошибку.
Теперь фыркнул Кухулин.
Влево отходил другой коридор, поменьше, и Ку свернул туда. Эльфейм удивленно заморгала, когда увидела, что проход оказался тупиком. Он заканчивался широкой деревянной дверью, на которой была вырезана несущаяся вскачь кобылица с герба Маккаллана. По обеим сторонам двери были прикреплены одинаковые канделябры. Свежая сосновая древесина ярко блестела при свете пламени.
Эльфейм провела пальцами по узору в виде кобылицы.
— Как красиво. Неужели дверь не сгорела при пожаре? — спросила она.
— Сгорела. Столяры сделали ее из дерева, растущего в твоем лесу, а Дананн украсил резьбой. Он сказал, что только герб Маккалланов может находиться на двери комнаты предводительницы, — объяснил Ку.
Слова брата звучали необыкновенно, чарующе, волшебно.
— Это дар твоего клана.
Кухулин открыл дверь.
Прежде всего Избранная обратила внимание на обилие света. По стенам метались отблески пламени, изящные металлические канделябры на высоких ножках держали зажженные свечи, в огромном камине бодро потрескивал огонь. В двух стенах были расположены высокие узкие окна, впускающие приглушенный вечерний свет. В огромной комнате находился простой деревянный стол, стулья, маленький туалетный столик, над которым висело зеркало в красивой раме, и золоченая кушетка, придвинутая к большой кровати, застеленной прочным полотном и покрытой толстыми одеялами. Искусная вышивка блестела золотом, когда на нее случайно падал свет от подрагивающего пламени свечи.
Эльфейм подошла к кровати и провела рукой по одеялу.
— Это прислала мама? — улыбнулась она брату.
— Да, они прибыли сегодня утром, вместе с несколькими баррелями превосходного вина и теми двумя штуками.
Он указал на позолоченную кушетку и безвкусное зеркало.
Эльфейм ощутила, как внутри ее нарастает щекочущее веселье.
— Мама отправила самое необходимое.
Внезапно она вспомнила сон, в котором голос матери спрашивал Эпону: «Можно хотя бы послать ей вина и тканей? Она ведет совершенно варварский образ жизни».
«Значит, это правда! По неведомой прихоти Богини я слышала ее беседу с матерью. Мать действительно мне доверяет, а Эпона за мной присматривает».
«Почему ты сомневаешься в ней, Возлюбленная?»
Голос, который раздавался в голове девушки, был знаком ей почти так же хорошо, как и голос матери, несмотря на то, что она слышала его лишь однажды.
«Эпона! Я принадлежу Богине, но не так, как мать, а по-своему, так же особенно, каким своеобразным является мое тело».
Эль наконец почувствовала внутреннюю свободу, признание самой себя, которого ей так долго недоставало. Дрожащей рукой она снова погладила мягкое одеяло и молча возблагодарила Богиню.
— Я ведь говорил, что она онемеет от восторга, — озорно ухмыльнулся Ку.
— Конечно, так и вышло, — ответила Бренна и улыбнулась сквозь слезы. — Давай покажем ей остальное.
— Разве есть еще что-то? — спросила Эль.
Три головы кивнули. Предводительница клана подумала, что они похожи на ликующих детей. Бренна взяла ее за руку и повела к небольшому каменному проему, который образовали две внешние стыкующиеся стены. Он открывался в круглую башню, на самый верх которой вела крутая каменная винтовая лестница. Эльфейм откинула голову и увидела, что она заканчивается какой-то площадкой.
— Помнишь башню, которую я рисовала? — спросила Бренна.
Эльфейм кивнула.
— Это она. Ее восстановили.
— Мы хотели сначала отремонтировать башню Вождя, — добавил Кухулин.
— Все согласились с тем, что это правильно, — закончила Бригид.
— Сейчас там совсем пусто, но когда-нибудь ты заполнишь ее книгами и прочим. Она будет твоей, — сказал брат.
— Я... — Эль была вынуждена замолчать и откашляться. — Не могу дождаться увидеть ее.
Бренна поймала ее за руку, снова превратившись из подруги в знахарку.
— Не думаю, что это хорошая мысль. Я понимаю, что сейчас поклялась тебе в преданности, но отвечаю за твое здоровье, поэтому и распоряжаюсь. Твое тело нуждается в отдыхе и пище, а вовсе не в подъеме по высокой лестнице.
Прежде чем Эльфейм начала спорить, Ку сказал:
— Башня стояла здесь больше сотни лет. Она может подождать еще одну ночь.
— К тому же я считаю, что тебе нужно принять ванну, — сказала Бренна.
Глаза Эльфейм вспыхнули.
— Если вы сможете притащить сюда бадью, чтобы я искупалась, обещаю, что забуду о башне по крайней мере до утра.
— Притащить бадью? — Бригид засмеялась, к ней присоединились знахарка и Ку. — Полагаю, что для предводительницы клана можно придумать что-нибудь получше.
Охотница кивнула на стену, где был построен камин.
— Это то, что мне нравится больше всего. Следуй за мной, госпожа.
Она усмехнулась, взмахнула белокурым хвостом и повела Эльфейм к незаметному проему возле дальней стороны камина. Было похоже на то, словно рука великана вырезала часть стены.
Заинтригованная Эльфейм смотрела, как охотница исчезала в темной пустоте.
Ее голос отзывался эхом, устрашающе приглушенным широкими каменными стенами:
— Осторожно. Здесь достаточно места, но немного мокро, можно поскользнуться.
Эльфейм вошла в проем и вытаращила глаза от удивления. Это была совсем не комната. Под ее ногами начиналась широкая лестница. Ее освещали факелы, укрепленные на стенах. Девушка видела, как исчезала холка Бригид, потому что лестница вела вниз и сворачивала налево.
— Идем, тебе понравится, — стал уговаривать ее Кухулин, видя, что сестра колеблется.
Эльфейм стала осторожно спускаться по ступенькам, повернула налево, спустилась еще немного и очутилась в маленькой комнате, похожей на пещеру. Охотница стояла рядом с глубоким бассейном, над которым клубился пар, зависая в густом теплом воздухе. Эльфейм увидела, что его наполнял водопад, спокойно сбегавший по стене. Лишняя вода уходила с другого конца бассейна. Для этого в каменном полу был вырезан желоб. В открытых жаровнях лежали гладкие круглые валуны. Эльфейм поняла, что они позже заменят горячие камни, уже лежащие в бассейне и нагревающие воду.
— Ароматические масла и мыло — подарок от женщин, — сказала Бригид, указывая на внушительное собрание бутылочек и баночек, стоявших около бассейна. — Каждая принесла свои любимые. — Она наклонилась и ткнула пальцем в большой стеклянный сосуд:
— Я предлагаю мыльный камень.
Бренна показала на замасленную круглую бутылочку:
— Я выбрала масло, которое настояно на ромашке и которое я особенно люблю. Оно хорошо успокаивает. Обязательно вотри немного масла в раненый бок. — Знахарка внимательно посмотрела на Эльфейм. — Ты не должна купаться слишком долго.
— Обещаю, — сказала девушка и подняла руки, словно сдаваясь.
— Я не принес ни масла, ни духов, — заявил брат. — Но сумел уговорить хозяина гостиницы подарить тебе вот эти полотенца.
— Вот здорово! — выдохнула Эльфейм.
— Нет, — возразила Бригид, направляясь в сторону лестницы. — Будет здорово, когда мы оставим тебя одну, чтобы ты могла купаться без зрителей, проверяющих твой пульс и дыхание.
Бренна нахмурилась, но не стала спорить, когда Бригид взяла ее за плечи и подтолкнула к выходу. Затем охотница перевела взгляд на Кухулина.
— Твоя сестра может принять ванну без посторонних.
— Ладно уж, — буркнул он и покорно вышел из комнаты.
— Спасибо, Бригид, — поблагодарила Эльфейм. — Ты хороший друг.
— Все для предводительницы клана.
Охотница беспечно подмигнула, стала подниматься по лестнице, но остановилась, обернулась и взглянула прямо в глаза Эльфейм.
— Чуть не забыла. Мы собираемся вечером устроить пир, чтобы отпраздновать твое выздоровление. Поэтому сегодня я раздобыла кое-что специально для тебя. Но не торопись, Винни обещала не дать блюду остыть.
— Ты охотилась специально для меня? И кто же это?
— Дикий вепрь.
Эльфейм забыла о назойливой боли в виске, откинула голову и расхохоталась.
Эльфейм прижала руку к боку и глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя. Бренна, конечно, была права. Подъем по крутой винтовой лестнице оказался для нее в этот вечер слишком тяжелым, но Эль не могла сопротивляться соблазну оказаться в знаменитой башне Вождя — в ее башне. Но, честно говоря, за исключением одышки и тупой боли во всем теле, она чувствовала себя замечательно. Конечно, девушка устала и — что скрывать! — объелась, но все было замечательно. Долгое купание, во время которого она три раза вымыла и ополоснула свои длинные волосы, и превосходный жареный вепрь — что еще нужно?
Воспоминания об этом до сих пор вызывали у Эльфейм улыбку. Они сидели за недавно сделанными столами, подогнанными по длине и высоте так, чтобы за ними могли поместиться и кентавры, и люди, и пировали. В окнах Большого зала пока отсутствовали стекла, стены все еще оставались закопченными, без гобеленов, которые до сих пор ткали, но все вокруг были товарищами, и это ощущалось очень остро. По одну сторону от Эль сидели Бригид и Бренна, по другую — Кухулин и Дананн. Члены клана шумно пировали. Предводительница почти забыла о болях в теле... но не о Лохлане.
Если она время от времени начинала рассеянно смотреть куда-то вдаль и теряла нить беседы, то никто не обращал на это особого внимания. Избранная была сильной и уже почти поправилась, но раны, полученные ею, все же оказались слишком тяжелыми. А ее мысли были никому не ведомы.
Она осталась бы там на всю ночь, окруженная своим кланом и погруженная в крылатые воспоминания, но Бренна настояла на том, чтобы Эльфейм покинула пир и пошла отдыхать. Знахарка грозилась сварить новую огромную порцию лечебного чая, если ее подопечная не послушается и останется.
Она ушла, сопровождаемая теплыми пожеланиями доброй ночи. Ее комната была уединенной и очень удобной, тело устало, но взбудораженные мысли долго не давали ей уснуть.
У нее был дом и клан. Теперь ей недоставало только супруга.
«Мой супруг!.. Существует ли он на самом деле?»
Поднимаясь по витой лестнице в башню Вождя, Эль терзалась сомнениями. В лесу, когда она смотрела в его глаза, это было совершенно очевидно. Девушка чувствовала, что в них отражалось ее будущее, но теперь, в свете действительности, у нее оставались только вопросы. Она хотела снова видеть его, быть с ним, говорить и проводить время, чтобы получше узнать. Похоже, он очень хорошо знал ее, читал по лицу настроение, как будто они провели вместе целую жизнь. Но для нее он оставался таинственным крылатым незнакомцем.
«Как же я сумею быть с ним? Клан не понял бы этого, как и я сама. Смогут ли люди и кентавры когда-нибудь принять его? Хоть кто-нибудь из них?..»
Еще не дойдя до верха лестницы, Эльфейм почувствовала дуновение вечернего ветра, донесшего до нее аромат свежей древесины, которой недавно покрыли крышу. Пахло лесом, из которого возлюбленный следил за ней. Там он ждал ее. Она вдохнула полной грудью, смакуя аромат, напомнивший ей о Лохлане.
Девушка поднялась наверх через отверстие в полу. Башня Вождя оказалась больше, чем выглядела снизу. Комната была идеально круглой. Узкие окна высотой от пола до потолка равномерно распределялись по окружности. На стенах уже были укреплены факелы, в комнате имелся большой широкий камин, но огонь нигде не горел. Месяц бросал в темную башню робкий бледный свет, и Эльфейм медленно повернулась по кругу, чтобы глаза привыкли к темноте. Одно окно было гораздо шире других, и она не спеша направилась к нему, упиваясь счастьем того, что все это принадлежит ей.
Подойдя ближе, Избранная поняла, что это вовсе не окно, а выход, ведущий на маленький балкон.
Эльфейм улыбнулась, шагнула и оказалась под ночным небом. От красоты открывшегося пейзажа у нее захватило дух. Балкон на башне выходил туда же, куда и главные ворота замка, смотрел на восток, в сторону леса. С высоты она внимательно вгляделась в бескрайнее море сосен. Их ветви беспокойно покачивались от ветра. Перед глазами мельтешили какие-то тени.
Эльфейм присмотрелась.
«Не крыло ли показалось среди шумящих ветвей? Нет, это невозможно».
Она вздохнула и опустила глаза на замок, простиравшийся у нее под ногами. Сквозь дыры в незаконченной крыше доносилась музыка и пробивался свет. Эль увидела, что члены клана потихоньку начали расходиться. Время от времени из замка выходили группы людей и кентавров. Чаще всего они тут же разбивались на парочки и направлялись к палаткам, разбросанным по территории замка. Кухулин сказал, что через два полнолуния закончится ремонт почти всех комнат, где смогут поселиться многие члены клана. Предводительнице это очень понравилось. Она хотела, чтобы ее люди жили в стенах замка. Эль оперлась рукой на балюстраду и ощутила на коже слабый жар, словно дух замка подтверждал ее присутствие. Замок Маккаллан отражал чувства девушки. Он стремился жить снова.
Краем глаза Эльфейм уловила какое-то движение, присмотрелась и увидела, что из замка появилась какая-то светлая фигурка. Лицо женщины разглядеть было нельзя, но факелы, которые висели с каждой стороны от входа, похожего на беззубый рот, освещали ее фигуру достаточно хорошо, чтобы Эльфейм узнала Бренну. Маленькая знахарка стояла очень тихо, словно переводя дыхание, а затем резко опустилась на землю возле широкой стены. Она сгорбилась и закрыла лицо руками. Даже издалека Эльфейм увидела, что ее плечи тряслись от рыданий.
Предводительница озабоченно нахмурилась.
«Что случилось с Бренной?»
Не успела она подумать об этом, как ее ладонь, опирающаяся о балюстраду, нагрелась. Эль внезапно почувствовала, что ее сознание соединилось с камнем, совсем так же, как недавно с центральной колонной.
«Что случилось с Бренной?» — пронеслось мощным порывом по всему замку.
У Эльфейм перехватило дыхание. Она увидела, что из ее тела протянулась призрачная длинная золотая нить. Она пронизывала камень-проводник и вела прямо к стене, возле которой сидела знахарка.
Отчаяние... одиночество... тоска. — Обрывки эмоций, разрывающих сердце, рванулись по нити и обрушились на Эльфейм. Она инстинктивно отдернула руку от камня, чтобы прервать эту болезненную связь, но тут же пожалела о своей трусости. Это были эмоции Бренны. Кто-то ранил ее. Вместо того чтобы бежать от боли, Эльфейм оказалась в сердце подруги. Она страстно желала помочь Бренне и знала, что та сделала бы то же самое для нее.
Эльфейм стиснула зубы и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Она смотрела на плечи Бренны, трясущиеся от рыданий, и чувствовала, как подруга страдала. Это разозлило ее.
«Когда я уходила из Большого зала, Бригид весело болтала с улыбающейся знахаркой. Что произошло? Кто ранил Бренну так глубоко и за столь короткий срок? Во имя Богини! И где был брат в то время, когда кто-то сделал Бренне больно?»
Справедливый гнев кипел в крови Эльфейм, прожигал ее тело насквозь и вливался в камень подобно жидкому свинцу, превращая тонкую золотистую нить в алую.
Бренна схватилась за голову. Ее плечи перестали вздрагивать, и Эльфейм увидела, как она сильно ударила себя по лицу тыльной частью руки. Потом знахарка медленно выпрямилась и решительно направилась прочь от стены. Она двинулась было внутрь замка, словно желая вновь присоединиться к пирующим, но тут же отступила и исчезла в тени палаток.
Как только Бренна скрылась из виду, из замка выбежал мужчина. Эльфейм не нуждалась в свете факелов, чтобы узнать его. Эти очертания были знакомы ей так же хорошо, как и ее собственные. Кухулин остановился и вгляделся в густые тени, окружавшие замок. Даже сверху было слышно, как брат выругался, когда никого не нашел. Он отпустил еще одно крепкое словцо и направился в сторону палаток.
— Мы не можем выбирать любовь. Было бы легче, если бы могли, но мы не можем.
Рядом с Эльфейм раздался громкий голос призрака с грубоватым раскатистым акцентом. Девушка сделала два стремительных шага назад и зажала рукой бок, потому что движение вызвало в нем внезапную острую боль.
— Не забывай про рану, милая. Она еще не совсем зажила.
— Моя рана! — Эльфейм почувствовала, как бешено колотится ее сердце. — Ты напугал меня почти до смерти. Просто счастье, что я не рухнула с башни.
Он захихикал.
— Я не хотел тебя напугать, но вон тот мальчонка заставил меня обо всем забыть. — Призрак ткнул пальцем в том направлении, куда ушел Кухулин. — Когда голова кружится от любви, надо смотреть под ноги, чтобы не упасть.
Он пожал широкими плечами, и этот жест так сильно напомнил Эльфейм брата, что она заморгала от изумления.
— Тут уже ничего не поделаешь. От любви все становятся дурнями. Хотя я беспокоюсь о крошке знахарке. Если она не умеет доверять, то не способна любить.
Он вдруг отвернулся от палаток и бросил проницательный взгляд на Эльфейм.
— А что ты думаешь, девчурка?
Эльфейм, смущенная таким вопросом, моргнула.
— Не можешь ответить? Только не говори, что ты такая же тупая, как и твой братец.
— Кухулин не тупой, — сказала она, немедленно рассердившись. — Он упрямый и преданный. Если я правильно помню историю, то эти две черты роднят его с тобой.
— Что ж, девчурка, ты неплохо помнишь историю, — ласково улыбнулся Маккаллан.
Эльфейм почувствовала, что расслабилась, когда он, не сумев удержаться, расхохотался и прислонился к балюстраде.
— Но ты не ответила на мой вопрос.
— Знаю. Не забывай, ты говоришь с предводительницей клана, а мы не любим, когда нам задают снисходительные вопросы.
Она скрестила руки и взглянула ему в глаза. Старый дух оценивающе качнул головой.
— Правильно, что напомнила мне, девчушка. Хороший, сильный характер — вот то, что я люблю в тебе больше всего. Позволь мне задать вопрос по-другому. Ты, предводительница этого клана, одобришь, если твой брат и крошка знахарка заключат брак?
— Да, думаю, они будут хорошей парой.
— Мне тоже так кажется, — кивнул Маккаллан. — Но я хотел спросить не только это.
— Что еще ты хочешь узнать?
— Скажи, считаешь ли ты, что любовь может жить без доверия. Прежде чем ответить, знай, что это не банальный вопрос, девчушка, а тот самый, о котором должен думать каждый вождь.
Эльфейм пристально посмотрела на него.
«Как далеко может видеть дух? Его царство ограничено только замком, или он способен наблюдать и за окрестностями? Знает ли призрак о Лохлане? — Ее сотрясла дрожь волнения. — Но что мне делать, если он знает? Я уже скрывалась от брата и от клана, но не смогу спрятаться от духа».
— У меня мало любовного опыта, но я знаю себя. Не думаю, что могу полюбить того, кому не доверяю.
— Мудрые слова, девчушка. Ты напоминаешь мне твою прабабушку. Придерживайся этой мудрости. Люби и доверяй осторожно, тогда станешь сильной предводительницей и преданной супругой.
— Но как можно знать наверняка? — Она выпалила свой вопрос слишком быстро. — Как узнать, мудр ли ты, чтобы доверять, когда любовь и страсть смешались воедино?
Девушка почувствовала, как зарумянились ее щеки, и продолжала:
— В душе я очень критична, но только не в сердце. А разве твое не пристрастно?
— Да, так и есть, девчурка. — Он сплел пальцы и поднял голову, рассматривая собеседницу. — Как ты узнала, что должна прибыть сюда, чтобы восстановить замок Маккаллан?
— Я чувствовала, что сделать так будет правильно. — Она поколебалась, глядя на сонный замок. — Нет, это было нечто большее. Наверное, такая мысль всегда оставалась со мной. Сколько я себя помню, меня занимали легенды о замке Маккаллан. Было похоже, что он звал меня, пока я не нашла пристанища где-нибудь еще.
— Любовь очень похожа на это, — кивнул призрак. — Если ты не можешь найти пристанище нигде, кроме как в определенном месте, то это поймешь.
— Так ты говоришь, что надо доверять своему сердцу?
— Не твоему сердцу, милая! — Сейчас он говорил серьезным голосом, взвешенно роняя слова. — Не будь дурочкой. Не сердце заставило тебя возглавить клан Маккаллан. Это жило в твоей крови и в душе. Слушай их, а не свое непостоянное сердце.
Эльфейм вздохнула. С одной стороны, этот разговор с предком многое разъяснил ей. С другой — кое-что оставалось непонятным. Слушать кровь и душу? Она понятия не имела, что это означало.
— Мне нравится, что ты носишь мой подарок.
Он указал прозрачным пальцем на брошь, которая удерживала складку бледно-шафрановой материи, закрывающей грудь девушки.
Она слегка коснулась броши.
— Для меня очень важно, что ты дал мне ее. — Воспоминание о его гибели заставило ее нахмуриться. — Но я предпочла бы не видеть твою смерть. Это... это было...
Она откашлялась. Эль говорила с ним только однажды, но уже чувствовала себя связанной со старым духом.
«Через нашу общую кровь».
Эта мысль внезапно пришла ей в голову, и она поняла, что это правда. Девушка чувствовала кровное единство с ним. Точно так же Эль ощущала связь с замком.
— Это было ужасно. Я знаю, что ты мертв, — застенчиво улыбнулась она в ответ на его фырканье. — Но смотреть на то, как ты гибнешь... Это оказалось очень тяжело.
Маккаллан поднял на нее глаза.
— Если бы это было просто, то не являлось бы таким ценным.
Его фраза будто толкнула Эльфейм.
«Как могли слова моего предка так напоминать те, которые говорило мне существо, наполовину являвшееся фоморианцем?»
«Существо...»
Сердце девушки воспротивилось, когда она назвала так Лохлана.
— Ты выглядишь усталой, милая. Я оставлю тебя, отдыхай. Не думай, что я стану шпионить и подглядывать за тобой. Замок и клан теперь принадлежат тебе.
— Но ты ведь уйдешь не навсегда? — спросила она, когда его силуэт задрожал и стал расплываться в воздухе.
— Конечно нет, милая. Я буду здесь, если понадоблюсь.
Медленно и осторожно Эльфейм стала спускаться по винтовой лестнице. Маккаллан был прав, она совсем обессилела. К счастью, усилия, которые потребовались, чтобы подняться в башню Вождя и спуститься оттуда, подействовали на нее подобно мерзкой микстуре Бренны. Она рухнула в новую кровать, закрыла глаза и мягко скользнула в сон.
Эль шла по замку Маккаллан. Он был полностью восстановлен и выглядел великолепно. Стены покрывали красочные гобелены. В косых окнах отражался свет сотен канделябров, спускавшихся с потолка, в котором не было ни единой дыры. Она вошла в сердце замка, главный внутренний двор, где, как молчаливые защитники, стояли массивные колонны.
Девушка улыбнулась, приблизилась к шумящему фонтану, но неожиданное зрелище заставило ее резко остановиться. Статуя больше не изображала девочку по имени Рианнон. Ее сменила точная копия Эльфейм. Изображение стояло посреди бассейна. Вода, окрашенная в алый цвет, лилась из открытых ран, которые покрывали ее тело. Переливающиеся крылатые фигуры, толпящиеся вокруг бассейна, молча опускали руки в кровавую воду и пили ее, но Эльфейм почти не замечала их. Ее внимание было сосредоточено на лице статуи — ее собственном! Посреди хаоса и крови оно оставалось сияющим и безмятежным.
Эльфейм почувствовала, что это лицо притягивало ее, и снова пошла вперед.
Но тут сон разрушило единственное слово.
— Нет! — пронзительно кричал Лохлан.
Девушка пробудилась и беспокойно ворочалась, пока усталость снова не сморила ее. В эту ночь ей больше ничего не снилось.
Кухулин понятия не имел, как это случилось. Все шло так хорошо. Временами Бренна общалась с ним столь же непринужденно, как и с его сестрой. Он упорно старался вести себя так, чтобы она как можно чаще чувствовала себя с ним легко. Юноша потер занемевшую шею и сделал очередной большой глоток из бурдюка, уже наполовину опустевшего, потом повертел в руках небольшие мешочки с травами и чайными листьями, которые лежали на столе. Их оставила Бренна. Должно быть, она забыла про них, когда в спешке переносила вещи Эльфейм из шатра в ее новые комнаты, обустроенные в замке. Кухулин пытался настоять на том, чтобы в опустевшем шатре поселилась Бренна, но она отказалась, и теперь здесь жил он.
— Ей нравится ее палатка, — прорычал он. — Потому что она находится с краю, далеко от остальных. Одна.
По его мнению, знахарка слишком много времени проводила вдали от людей, от жизни. Разумеется, до тех пор, пока кто-нибудь не заболевал или не был ранен. Тогда она оказывалась в центре событий, превращалась из застенчивой и неуверенной девушки в человека, который одним-единственным взглядом мог командовать армией.
Или сердцем воина.
Кухулин шумно выдохнул, пытаясь справиться с разочарованием. Раньше он никогда не испытывал подобных трудностей. Если он хотел женщину, то она приходила к нему. Парню надо было только улыбнуться, пофлиртовать, возможно, поддразнить и, в конце концов, умаслить. Они приходили к нему с удовольствием. Но не Бренна. Он понимал, что с ней все будет по-другому. Прежде всего, она была совсем неопытной. Обычно он предпочитал не иметь дела с девственницами, разве что во время празднества Богини, когда освобожденный дух Эпоны витал над всеми, вселяясь в дев, управляя их телами и успокаивая нервы. Но Бренна и здесь отличалась от других. Ее невинность очаровывала его. Он беспрестанно думал об этой девчонке.
Ку снова глотнул из бурдюка.
Он был осторожен с ней, уговаривал мягко, словно она была робкой птицей, которую ему хотелось подманить, заставить сесть себе на руку. Ее реакция смущала и расстраивала его. Чем больше внимания он ей оказывал, тем дальше она от него улетала. Но если он не пытался очаровать ее, когда они работали вместе, чтобы приготовить комнаты для Эльфейм, или когда Ку приехал за ней после несчастного случая с рабочим, то она говорила с ним непринужденно. В подобных случаях Бренна как будто забывала о том, кто он такой, и только тогда могла расслабиться.
Эта мысль была нелестной.
Он пробовал понять ее, знал, как замкнуто она ведет себя с другими людьми, особенно с мужчинами, из-за своих ран. Эльфейм говорила, что у нее много шрамов. Они покрывают не только ее тело, но и душу. Но он совершенно не помнил о них.
— Я перестал видеть проклятые шрамы.
Ку с трудом выговаривал слова, но ему было все равно. Он был один, как и она.
— Как мне сказать ей об этом, если она не позволяет приблизиться к себе?
Как объяснить девушке, что лицо неотделимо от нее? Ее шрамы — все равно что глаза, волосы и все остальное тело. Они принадлежали ей.
Он понимал всю иронию ситуации. Нужные слова обычно легко приходили к нему. Парню всегда казалось, что умение разговаривать с женщинами привлекает их к нему больше, чем его тело и лицо. Он знал, что самый легкий путь к желанному телу — сперва пленить разум. Женщины хотели неразделенного внимания. Они мечтали, чтобы к ним относились с уважением. Для мужчины это означало умение сосредоточиться, прислушаться к их человеческим потребностям и желаниям. Он стал истинным мастером подобных игр. Но сейчас его мысли были всецело поглощены женщиной, которая уклонялась от его слов. Рядом с ним она чувствовала себя непринужденно лишь тогда, когда Ку не проявлял к ней особого внимания.
— Во имя Богини! Я не знаю, что мне делать.
Он хотел встать и пройтись, но пол шатра неожиданно закачался, и Кухулин ограничился тем, что забарабанил пальцами по столу.
Эта ночь в полной мере показала его неумение. Он думал, что все было хорошо. Бренна удивила его тем, что согласилась сидеть с остальными за главным столом, и Ку решил, что дело развивается в правильном направлении. Вспоминая об этом, парень наконец-то сообразил, что Бренна согласилась сидеть на виду у всех только потому, что так она могла присматривать за своей знаменитой пациенткой. К нему это не имело никакого отношения, но клятвы, данные Эльфейм членами нового клана, и богатый пир наполнили его ощущением слепого оптимизма.
К тому же юноша понимал, что влил в себя слишком много вина.
Когда сестра ушла, как ей велела заботливая знахарка, заиграла музыка. Какой-то рабочий принес барабан. Когда он присоединился к другим музыкантам, раздались одобрительные крики членов клана. Они отодвинули столы, разбились на пары и стали двигаться в такт ритмичной музыки. Кухулин раскраснелся и заволновался. Он мог думать только о том, как ему хочется потанцевать с Бренной. Она как раз смеялась над какими-то словами охотницы, когда Ку приблизился к ней и с галантным поклоном попросил оказать ему честь и потанцевать с ним.
Он увидел, как все краски отхлынули от той части ее лица, на которой не было ожогов. Изуродованная половина лица тоже стала мертвенно-бледной. Движением, которое Кухулин уже ненавидел, она склонила голову, спрятавшись за стеной темных волос.
— Нет, я не умею танцевать.
Ее голос превратился в дрожащий шепот, которым она имела обыкновение обращаться к нему. Почему-то это превращение внезапно очень рассердило парня.
— Не умеешь танцевать? Женщина, которая может сшить рану, уложить в лубок сломанную руку и принять роды, не умеет танцевать?
Он не хотел, чтобы его голос прозвучал саркастически, — Богиня свидетельница, правда не хотел.
Бренна подняла темные глаза, и ему показалось, что через завесу волос в них мелькнул гнев. Он припомнил, что обрадовался тогда, считая, что любая эмоция лучше, чем ее отсутствие.
— Навыкам, о которых ты упомянул, я смогла научиться. У меня не было возможности освоить танцы.
— Теперь она есть.
Он съежился, вспоминая, как высокомерно протянул ей руку, ничуть не сомневаясь в том, что она ответит тем же. Ку был настолько в этом уверен, что не заметил, как люди, стоявшие поблизости, замолчали и стали прислушиваться к их перепалке. Глаза Бренны заметались, словно у птички, ищущей спасения, и он заскрежетал зубами при этом воспоминании. Его высокомерие заставило ее очутиться в центре внимания.
— Нет. Я... нет, — сказала она.
— Это всего лишь танец, Бренна. Я ведь не прошу тебя стать моей супругой.
Ку захихикал, ненавидя себя, пока с его губ срывались эти дерзкие слова.
— Я не... Я бы никогда...
— Я поняла, в чем проблема, — вмешалась Бригид, прерывая тихий спотыкающийся говор Бренны. — Кухулин никогда не слышал слова «нет», произнесенного женщиной. По-видимому, ему неизвестно, что оно означает.
Те, кто слышал Бригид, рассмеялись. Кухулин краем глаза заметил яркую разноцветную вспышку, и из толпы небрежно выступила Винни. Ее пухлые губы манили и обещали наслаждение. Она отбросила назад волосы цвета пламени и уверенно вложила свою руку в его открытую ладонь, которую он до сих пор протягивал Бренне.
— Знахарка права, Кухулин. Думаю, тебе надо выбрать девушку, которая владеет нужными тебе навыками, но при этом не скажет «нет».
Ее слова обольстительными камешками раскатывались по залу.
Толпа разразилась бурными криками одобрения, когда она потянула Кухулина в импровизированный танцевальный круг и медленно, соблазнительно стала перемещаться вокруг него. Ку легко поймал ритм. Он отражал ее движения с тем же чувственным земным изяществом, как делал это на поле битвы. Винни дразнила и обещала, все время подчиняясь барабанному ритму. Она касалась его своим пышным телом. Парень, затуманенный вином, уловил ее аромат. От нее пахло свежеиспеченным хлебом, пряностями и женщиной, но вместо того, чтобы соблазнить его, как это было бы раньше, этот запах лишь напомнил ему о том, чего ей не хватало. От нее не пахло свежескошенной травой и весенним дождем. Она не была Бренной.
Продолжая танцевать, он повернулся и оглянулся на стол. Бригид все еще оставалась там, и на мгновение их глаза встретились. Охотница тут же с омерзением отвела от него взгляд и повернулась к нему спиной. Место рядом с ней было свободным.
Его сердце упало. Он торопливо принес свои извинения разочарованной Винни и покинул танцующих. Ку должен был найти Бренну. Это он точно знал, зато не представлял себе, о чем будет говорить с ней. Ее не было ни в Большом зале, ни в главном внутреннем дворе. Парень помешал парочке, которая обнималась в тени центральной колонны, и они довольно неприветливо объяснили ему, что знахарка недавно выбежала из замка.
Он попытался перехватить ее, прежде чем она вернется в свою одинокую палатку, но было слишком поздно. Ку вспомнил, как стоял и глядел на вход, за которым горела единственная свеча. Если бы это была любая другая женщина, то он вошел бы в палатку, попросил прощения, назвал бы себя дураком, опьяневшим от вина и желания, а потом занялся бы с ней любовью.
Но Бренна не была любой другой женщиной.
Поэтому он, шатаясь, удалился в свой шатер, чтобы тихо и основательно напиться до беспамятства.
— Я был прав в одном. Я пьяный идиот.
Прежде чем впасть в благословенное забытье, Ку подумал, что завтра надо будет с ней поговорить и оправдаться. Но он понятия не имел, как это сделать.
Перед сном Бренна всегда разговаривала с Эпоной. Она не называла это молитвой, ничего не просила у Богини, а просто беседовала с ней как со старым другом. Это продолжалось так долго, что Бренна, честно говоря, уже и не думала о Богине по-другому.
Ее беседы с Эпоной начались после несчастного случая. Она знала, что с такими ранами ничего нельзя сделать. Десятилетняя Бренна абсолютно и искренне верила в то, что умирает. Боль была такой сильной и длилась так долго, что девочке и в голову не приходило попросить Эпону спасти ее. Она хотела не спасения, а всего лишь помощи. Вместо того чтобы возносить Эпоне молитвы с просьбой вылечить ее, Бренна проводила долгие часы, говоря с Богиней. Она верила в то, что скоро встретится с ней в царстве духов. Девушка немало удивила всех, себя в том числе, тем, что выжила, и продолжала беседы с Эпоной. Это стало ее пожизненной привычкой, которая успокаивала разум и тело.
Этой ночью ей требовалось успокоение.
Рука Бренны еще дрожала от не полностью подавленного гнева, когда она подожгла маленький пучок сухой травы и вдохнула знакомый дымный аромат лаванды. Она уселась перед маленьким самодельным жертвенником, перебирая стоящие на нем предметы, пытаясь хоть как-то расслабиться и подготовиться к разговору с Эпоной. Но в этот вечер знахарка не находила утешения в любовно выбранных предметах: кусочке бирюзы цвета морской пены, маленьком изображении лошадиной головы, которую она тщательно вырезала из мягкого дерева, великолепной жемчужине в виде капли и переливавшейся таким же необычным сине-зеленым цветом, как ее камень.
Такого же цвета были его глаза.
Бренна сердито зажмурилась.
«Прекрати об этом думать!» — приказала она себе, но мысли, обычно послушные и логичные, на сей раз отказались ей повиноваться.
Девушка снова почувствовала прилив гнева и даже обрадовалась, что ничего больше в ней нет. Гневаться оказалось намного легче, чем мучиться от отчаяния и одиночества.
Как можно было оставаться такой наивной? Она думала, что нашла внутри себя успокоение, давно смирилась со своей жизнью. Бренна стала знахаркой. Ей никогда не дано было узнать радости супружества и материнства, но в ее жизни, которая должна была закончиться десять лет назад, имелась цель. Она посвятила себя борьбе с двумя старыми знакомыми — болью и страданием.
Что же случилось с ней недавно? Почему в ее душе, прежде такой спокойной, стала бушевать буря?
Бренна рассеянно коснулась правой щеки и ощутила под пальцами неровную поверхность шрамов.
Когда она в последний раз думала о любви? Много лет назад, сразу после того, как у нее в первый раз пошли месячные. Превращаясь в женщину, Бренна думала о том, какой была бы ее жизнь, если бы она в тот раз отошла от очага еще хотя бы на шаг, если бы ее мать знала, что в ведре вместо воды — масло. Что случилось бы, если бы мать дождалась того момента, когда стало ясно, что она выживет, или если бы отец смог жить дальше?..
С тех пор прошло больше десяти лет, но сегодня вечером воспоминания с новой силой нахлынули на нее. Она слишком давно не позволяла себе думать о том, что было бы, если... Бренна всегда мыслила логично, а в тоске по невозможному никакой логики не было. Отсутствовала она и в желании, чтобы сделанное оказалось несделанным.
Но почему сейчас? Почему желания, сгоревшие в другой жизни, возродились при виде бирюзовых глаз и ребяческой улыбки?
Бренна потянулась, чтобы дотронуться до камня, но ее руки до сих пор подрагивали. Она сжала их, положила на колени и отвела взгляд от жертвенника. Этой ночью знахарка не увидела отражение Богини. Вместо этого там появлялись тени Кухулина.
Она вдохнула лавандовый дым и заставила свои мысли сосредоточиться на Эпоне. К счастью, ее думы очистились, напряженные плечи расслабились. Девушка сделала еще один глубокий вдох. Как всегда, она не молилась, а просто говорила с Богиней, хотя сейчас это давалось ей с большим трудом.
— Сегодня я почувствовала огромную радость, когда давала клятву стать частью клана, который всегда был близок к тебе. Ощущение принадлежности... — Она помолчала и стиснула руки так сильно, что побелели суставы. — Это то, чего я не знала много лет, радость, забытая давным-давно. Спасибо тебе за то, что дала мне этот новый дом.
Она говорила вслух. Эти слова внезапно помогли девушке разгадать загадку, так беспокоящую ее. Глаза Бренны расширились от внезапного понимания. Она почувствовала, что гнев в ее сердце начал таять.
— Наверное, соблазн принадлежности вызвал мои неправедные мысли, — мрачно улыбнулась знахарка. — Как ребенок, я позволила милым фантазиям, которые сосредоточились вокруг красивого лица, поколебать мой здравый смысл.
Бренна вздохнула. Она больше не могла избегать этой темы, особенно в разговоре с Богиней, которая так хорошо ее знала. Девушка медленно протянула руку и кончиком пальца погладила бирюзовое перо.
— Но дело не только в лице, Эпона, но и в доброте, которую я видела в его глазах. Это заставило меня забыть о том, что он может чувствовать ко мне лишь жалость и ничего больше. — Она легонько качнула головой и заговорила куда более твердым голосом: — Они думают, что жалость заботлива. Ложь!.. Жалость — конфета с начинкой из грязи. Шоколад покрывает то, что надо спрятать. Но жизнь в конечном счете смывает верхние слои, выставляя наружу скрытую правду.
Она помолчала, готовясь высказать свои самые тайные мысли.
— Все стало ясно сегодня вечером. Он думал, что пожалеет изуродованную знахарку, потанцевав с ней. Как обычно, красивые мужчины не думают ни о чем, кроме собственных желаний. Мне лучше знать. Я никогда не должна была верить...
Ее голос прервался. Как она могла подумать, что он стал заботиться о ней? Но девушка уже знала ответ на свой молчаливый вопрос. Он был в его удивительных глазах цвета бирюзы и перьев экзотических птиц. Ку смотрел на нее с...
— Нет! — вырвалось у нее. — Я покончила с тщетными желаниями, которые только бередят старые раны.
Бренна обрадовалась, почувствовав злость, которую почти поборола печаль. Она твердо решила со всем покончить, встала на колени, склонилась над горящей лавандой. Ни на секунду не задумавшись, девушка опустила руки в сладкий дым и омыла тело ароматом травы. Знахарка трижды повторила ритуальное действо, потом взяла деревянную лошадиную голову, сжала ее в ладони и приложила кулак к груди.
— Великая Богиня Эпона, в первый раз за много лет я хочу обратиться к тебе с собственной молитвой. Прошу, помоги мне снова обрести спокойствие, чтобы мир снизошел на мое сердце и душу. Я запечатываю эту молитву, призывая четыре элемента. Воздух, в котором содержится дыхание жизни. Огонь, который горит с чистотой преданности. Воду, которая умывает и восстанавливает силы. Землю, которая утешает и питает.
Слова Бренны не вызвали вокруг нее никаких магических движений, но ей показалось, что гладкая деревянная фигурка, которую она сжимала в ладони, потеплела. Это ощущение растопило и унесло прочь гнев, который еще оставался в ее сердце. Бренна закрыла глаза и печально вздохнула. Гнев — это не лекарство. Он воздействует только на симптомы, а не на саму проблему.
Знахарка подумала, что она снова обретет мир в своей душе, станет избегать Кухулина — это несложно. Бренна оставалась в Большом зале достаточно долго, чтобы увидеть, как его тело отзывалось на соблазнительные движения Винни. Красивая кухарка полностью займет его мысли.
Она уснула, не обращая внимания на боль, которую причиняла ей мысль о том, что Кухулин будет с другой женщиной.
Какое счастье было проснуться в собственной комнате! Снаружи доносился шум — это рабочие продолжали ремонтировать замок. Эльфейм осторожно потянулась, проверяя, будут ли болеть бок и плечо. Она осталась довольна и почесала кожу на талии, покрытую подсохшими корочками. Острая боль ушла, сменилась зудящим онемением.
«Интересно, если начать день с долгого пребывания в личной ванной, это посчитают упадничеством? — усмехнулась девушка. — Если процедура омовения будет короткой, то вряд ли».
Она еще раз потянулась, выгнувшись на кровати почти дугой, и поспешила в купальню, замедлив шаги только тогда, когда начала спускаться по крутой лестнице. Ей не хотелось думать о том, что скажет Кухулин, если она споткнется и упадет. Чтобы удержать равновесие, Эль скользила рукой по грубой коже стены. Камень потеплел под ее ладонью — это отозвался на прикосновение дух замка.
«Ты дома, — говорил он ей. — Предводительница клана Маккаллан обрела свой дом».
Замок наполнял ее чувством принадлежности к нему. Была ли она раньше счастлива? Вряд ли. До того как Эльфейм прибыла в замок Маккаллан, ее счастье было младенцем по сравнению с той взрослой радостью, которую она сейчас испытывала. Теперь оставалось закончить восстановление дома.
«Лохлан!..»
Это имя прошумело по жилам вместе с кровью.
Она должна была найти способ тайно встретиться с ним. Узнать его получше можно было только одним способом — находясь рядом.
«Как сказал об этом Маккаллан? Найду ли я успокоение только рядом с ним? А что потом? — нахмурилась девушка. — Решать проблемы я буду, когда столкнусь с ними. Сначала надо сосредоточиться и достигать цели постепенно, маленькими шажками, один за другим. Может быть, теперь, когда я окончательно переехала в собственную комнату, будет проще. В любом случае, я буду чаще оставаться одна. Может, стоит выбраться ночью из замка и найти его?»
Внезапно камни под ее рукой сильно нагрелись, покалывание в пальцах усилилось. Изумленная Эльфейм спустилась в купальню, а потом повернулась лицом к твердой каменной стене.
Чтобы проверить свою догадку, она прижалась ладонями к неотесанному камню и вслух повторила последнюю мысль:
— Есть ли способ незаметно выбраться из замка и найти его?
Как и прошлой ночью, Эльфейм с трепетом увидела, как из ее рук в камень вошло нечто, похожее на золотую нить. Вспышка света побежала по комнате и остановилась. Она превратилась в тонкий сверкающий золотой диск, мерцающий в стене купальни. Поддерживая кончиками пальцев связь с камнем, Избранная пошла вокруг комнаты за пульсирующей нитью.
Поблескивающий диск был расположен на уровне глаз Эльфейм в дальнем углу купальни. Сюда не доставал свет факелов, и яркий кружок поразительно походил на открытый глаз. Посмотрев, где заканчивается нить, девушка ощупала кружок и положила на него ладонь, потом прищурилась и внимательно осмотрела камень. Как и прочие, он нагрелся при ее прикосновении, но решительно отличался от остальных камней, из которых были сложены широкие стены замка. Все прочие были неотесанными, этот же, размером с ладонь, оказался совершенно гладким. Вблизи Эль заметила, что он не прилегал к стене, а слегка выступал из нее, напоминая гигантскую кнопку. Она ощупала камень, встроенный в кладку, и решила, что это не кнопка, а ключ.
Девушка даже заморгала от удивления. Ключ?
Эльфейм нажала на диск. С глухим вздохом часть стены размером с дверь отошла в сторону. Не веря своим глазам, предводительница клана смотрела в темную глубину туннеля, пахнущего плесенью.
— Эльфейм! — донесся до нее сверху голос Бренны. — Ты внизу?
Девушка отчаянно дернула неподвижную каменную плиту, пытаясь закрыть ход.
— Да! Уже поднимаюсь! — крикнула она через плечо.
Ее рука снова нашла гладкий диск и нажала на него. На сей раз Избранная с облегчением увидела, что потайная дверь тихо скользнула на место.
— Невероятно!.. — пробормотала она, спеша вверх по лестнице, чтобы поздороваться со знахаркой.
«Потом, — пообещала себе Эльфейм. — Я приду сюда позже, когда буду одна и смогу не спеша, подробно исследовать свое новое открытие».
— Доброе утро! — сказала Бренна, когда предводительница появилась из подвальной комнаты.
Эльфейм отметила, что бодрый голос знахарки не сочетался с темными тенями, залегшими вокруг глаз.
— Доброе утро. Ты выглядишь усталой. Плохо спала ночью? — спросила Избранная.
Бренна с преувеличенным вниманием стала разбирать поднос, который только что поставила на стол.
— Все в порядке, — сказала она, отмахиваясь от вопроса своей пациентки. — Тебя должен интересовать не мой вид, а твой собственный отдых, особенно после такого насыщенного дня, как вчерашний.
Бренна жестом велела Эльфейм сесть, взяла за запястье, одной рукой проверила пульс, а другой приподняла ее подбородок, осмотрела глаза, тщательно ощупала голову и плечо.
— Ты сегодня хорошо выглядишь. Дай мне осмотреть рану на боку.
Эльфейм покорно подняла ночную рубашку. Она внимательно смотрела за подругой. Та кивнула, очевидно довольная тем, как заживала рана, и стала нежно протирать струпья ароматным успокаивающим бальзамом. Бренна выглядела утомленной и печальной. Эльфейм должна была узнать, что с ней случилось.
— Мне очень не хотелось уходить вчера, — начала она, поглядывая на знахарку. — Праздник был просто замечательным. Похоже, что все неплохо провели время.
Бренна издала невнятный звук, как бы соглашаясь. Эльфейм показалось, что она сжала губы.
— Было что-нибудь особенное после того, как я ушла? — настаивала она.
— Нет. Просто музыка и танцы. Я оставалась недолго.
Эльфейм удивленно вздернула бровь.
— Правда? Удивительно. А мне казалось, что ты хорошо проводила время.
— Нет. Да. В смысле, мне там нравилось, но было уже поздно. Я устала и пошла спать.
Эльфейм подумала, что беспечность Бренны — напускная. Подруга не поднимала на нее глаз. Ее лицо было необычайно бледным, в глазах застыла тревога. На мгновение на ум Избранной пришла нелепая мысль: «Жаль, что Бренна сделана не из камня и нельзя узнать ее мысли, просто дотронувшись до нее». Эльфейм чуть не расхохоталась при этой мысли, но, глядя на подругу, внезапно поняла, что маленькая знахарка на самом деле имеет много общего с камнями замка. Предводительница припомнила сцену, свидетельницей которой стала вчера, находясь в башне Вождя. Внешне Бренна выглядела спокойной, даже мужественной, но ее душу раздирали самые разные эмоции.
«Как сделать так, чтобы Бренна доверилась мне? Искренность и любовь идут рука об руку. Чтобы мне доверяли, надо самой быть откровенной. Я просто должна сказать Бренне правду и показать, что мне можно доверять».
— Прошлой ночью я поднималась в башню Вождя, — негромко сказала Эльфейм.
Бренна подняла глаза от раны, которую обрабатывала. Ее лоб перечертили резкие морщины.
— Тебе не надо было этого делать. Я знаю, что ты чувствуешь себя заметно лучше, но будь осторожна и не переусердствуй.
Эльфейм нетерпеливо кивнула.
— Знаю. Я буду осторожна.
— По крайней мере, ты не ушиблась и не поранилась. — Бренна опустила ночную сорочку Эльфейм. — Но я все же не советовала бы тебе купаться сегодня утром, — улыбнулась она уголком рта, видя, как помрачнела предводительница. — Сможешь искупаться сегодня вечером. Не забудь нанести мазь на рану, когда вытрешься досуха. Теперь главное, — оживленно сказала она, вытирая руки о передник и поворачиваясь к столу. — Я принесла тебе замечательный крепкий травяной чай и завтрак. Очень важно начинать день с хорошей еды.
— Я выпью твое жуткое варево, — сказала Эльфейм, решительно указывая на соседний стул, — если ты сядешь и поешь вместе со мной.
— Очень хорошо. — Бренна казалась приятно удивленной. — Буду рада разделить с тобой трапезу. — Она озорно взглянула на Эльфейм. — Думаю, ты найдешь мое жуткое варево довольно неплохим на вкус. Этим утром я добавила к нему плоды шиповника и мед.
— Ты меня балуешь, — сказала Эльфейм, с сомнением уставившись на кружку с чаем.
— Все, что угодно предводительнице клана Маккаллан!..
Бренна присела в изящном поклоне и усмехнулась.
Эльфейм почувствовала, что ее плечи расслабились.
«Может быть, заставить Бренну разговориться будет легче, чем я думала. Долгие часы, проведенные вместе, и мои раны скрепили нашу дружбу. Бренна осматривала мое тело так естественно, словно быть наполовину женщиной, наполовину кентавром — совершенно нормально. Она больше ни разу не спрятала от меня лицо. Между нами появилась та непринужденность, которую до прибытия в замок Маккаллан я чувствовала только в присутствии членов семьи.
Между Бренной и Кухулином определенно развивались личные отношения, даже если они сами и не подозревали об этом, — напомнила себе Эльфейм. — Поэтому я заставлю брата разузнать, кто обидел Бренну».
Она подождала, пока знахарка нальет обеим чаю, откусила холодную булку с мясом и ярко-желтым сыром, потом сказала:
— Вид с башни Вождя просто потрясающий.
— Да, я знаю, — ответила Бренна, жуя. — Ступеньки оказались для Бригид слишком узкими, поэтому мне пришлось подняться наверх самой, а потом подробно рассказать ей обо всем.
Эльфейм кивнула, стараясь сдержать нетерпение и не выболтать раньше времени то, что хотела сказать.
— Ты заметила, как хорошо видно тех, кто входит и выходит из замка через главный вход?
— Да. Наверное, башню специально так построили, чтобы Маккаллан мог за всеми наблюдать, а его не было видно.
— Я тоже так думаю. — Эльфейм откашлялась. — Вообще-то прошлой ночью я занималась именно этим.
— Правда? — Лицо Бренны выражало настоящее любопытство. — Ты увидела что-нибудь интересное?
Эльфейм не ответила. Она пристально смотрела прямо в глаза подруги, пока не увидела, как в них вспыхнуло осознание того, что ее видели, и смятение.
— Я заметила, как ты выбежала из замка, — мягко проговорила Эльфейм. — Ты была очень расстроена.
— Я... я просто устала, — заикаясь, пробормотала Бренна.
— Нет. Дело в другом. Кто-то обидел тебя. Очень.
Всю свою жизнь Эльфейм училась не лезть в дела других. Но теперь она протянула руку и накрыла ладонью пальчики Бренны.
— Ты не доверяешь мне, поэтому не можешь рассказать, что случилось?
В глазах Бренны заблестели слезы.
— Конечно, я доверяю тебе, Эльфейм. Ты мой друг. — Она поколебалась, а потом грустно улыбнулась. — Просто я чувствую себя полной дурой.
Эльфейм пожала ей руку.
— Ты хотя бы не падала в ущелье и не разбивала себе голову.
Бренна вздохнула.
— Знаешь, можно сказать, что я упала...
Она не успела договорить. Дверь резко распахнулась, и в комнату ворвался Кухулин.
— Просыпайся, сестрица! Нельзя весь день валяться...
Ку увидел Бренну и резко замолчал. Эльфейм заметила, как изменилось выражение лица подруги, когда ее испуганный взгляд упал на Кухулина. Она высвободила пальцы из руки Эльфейм, наклонила голову и уставилась на крышку стола. Ее лицо исказила боль, неукротимая и жестокая, но знахарка тут же надела на себя маску равнодушия и спряталась за густыми волосами.
— Я не знал, что ты здесь, Бренна. Если бы знал, не пришел бы без приглашения. Я не хотел помешать.
Эльфейм через плечо взглянула на брата. Он говорил и выглядел как раскаивающийся мальчишка, жалостно смотрел на Бренну. Эль повернулась к подруге. Знахарка упрямо смотрела в стол, словно не слышала Кухулина.
«Это Ку, — внезапно поняла Эльфейм. — Вчера вечером он каким-то образом обидел Бренну. Да уж, сейчас я основательно поговорю с младшим братцем. Как его назвал Маккаллан? Тупица. Следует признать, что старый дух как в воду глядел».
— Ку, тебе надо научиться стучать. Но теперь, раз уж ты здесь, присаживайся. Бренна принесла к завтраку кучу еды. Мы просим тебя присоединиться к нам, несмотря на твои варварские манеры.
Бренна встала так резко, что ее стул опрокинулся.
— Мне надо идти. Сегодня я еще не осмотрела рану на руке рабочего. Ему надо сменить повязку, — заявила она и торопливо прошла мимо Кухулина, не глядя на него.
— Подожди, Бренна. Я уверена, что у тебя есть время позавтракать, — сказала Эльфейм.
— Нет. Я... Мне надо идти. Нет. — Она помолчала. — Я приду сюда после ужина, чтобы снова осмотреть твою рану. Смотри не переутомляйся сегодня, Эльфейм.
Знахарка выскочила в коридор, словно не могла дождаться, чтобы поскорее убежать. Кухулин стоял и молча смотрел ей вслед. Эльфейм нахмурилась и покачала головой:
— Ну и чего застыл как дурацкая статуя? Беги за ней! Вчера вечером ты опоздал, так попытайся добиться успеха сегодня утром.
Ку вздрогнул от изумления.
— Откуда ты знаешь?
— Потом расскажу. Сейчас иди.
Он кивнул и хмуро улыбнулся. Прежде чем распахнуть дверь, брат оглянулся и послал сестре воздушный поцелуй.
— Спасибо, сестрица.
— Просто исправь сделанную ошибку, — негромко сказала она в сторону захлопнувшейся двери.
— Бренна, подожди!
Кухулин мчался вслед за ней по коридору.
Бренна оглянулась на него через плечо, и на мгновение ей захотелось убежать. Она была почти в конце коридора.
«Если поспешить, то он не успеет догнать меня, пока я не окажусь в более людном месте. Но что потом? Если разговаривать прилюдно, это только усилит вражду. Здесь же, по крайней мере, нет никого, кто мог бы стать свидетелем нашей беседы».
Бренна замедлила шаг, остановилась и повернулась к Кухулину. Она хотела было опустить голову и закрыть лицо, как неожиданно в ней вскипел гнев, совсем как прошлой ночью.
«Нет уж, я встречу его жалость лицом к лицу».
— Я должен извиниться перед тобой за мое вчерашнее поведение.
— Ты не должен извиняться, Кухулин.
Бренна подняла руку, чтобы помешать ему говорить. К ее изумлению, он взял ее ладонь и, прежде чем она смогла сказать хоть слово, прижался к ней губами.
— Нет, должен. Я выпил слишком много вина, был груб и неучтив. Пожалуйста, прости меня.
Он не отпускал ее руку, поглаживая большим пальцем нежную кожу, к которой только что прикоснулся губами.
Бренна застыла. Ей поцеловали руку... Такая обыденная вещь. Мужчины здоровались так с женщинами каждый день. Но до сих пор никто никогда не целовал руку ей. Ни здороваясь, ни обольщая. Бренне внезапно захотелось расплакаться.
— Прошу, не делай так больше.
— Почему, Бренна?
Голос Кухулина был тихим и нежным.
«Что я скажу ему? Он не должен меня трогать, потому что я отчаянно желаю его прикосновений, или потому, что он моя рана, которую нельзя вылечить?
Я не могу сказать ему ни того, ни другого. Если скажу, то разобью свое сердце и душу и никогда не смогу склеить их обратно».
Поэтому Бренна нашла в себе искры гнева, которые разгорелись с новой силой, едва ей припомнилось тело парня, прижавшееся к Винни. Их чувственные движения во время танца походили на любовные ласки.
— Потому что это не понравится Винни, но самое главное — это не нравится мне. — Девушка с нарочитым пренебрежением вырвала руку. — Я принимаю твои извинения. Понимаю, что ты был столь жестоким не специально, но не надо играть со мной в красивые игры. Это унизительно.
Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за запястье.
— Подожди, я...
Бренна посмотрела на его пальцы, стиснувшие запястье, и он немедленно выпустил ее руку.
— Я не хотел тебя касаться. Только не уходи сейчас. Позволь мне объяснить.
— Кухулин, тебе не надо ничего объяснять.
— Надо! — крикнул он и провел рукой по волосам, пытаясь успокоиться.
«Просто поговори с ней», — билась в голове мысль.
— Надо, — продолжал он более спокойным тоном. — Сначала я хочу объяснить тебе, что меня не интересует Винни.
— Мне до этого нет дела, — быстро ответила знахарка.
— Бренна! Прошу, позволь мне закончить! Девушка пожала плечами, выказывая равнодушие, которого на самом деле не ощущала.
— Вчера вечером я был очень пьян. Как бы это жалко ни звучало, но в свое оправдание могу лишь сказать, что обычно я сохраняю ясность мыслей. Я имею в виду, там, где замешано вино. Я поддался праздничному настроению и позволил ему повлиять на мое здравомыслие. — Кухулин глубоко вздохнул и посмотрел прямо в темные глаза Бренны. — Когда заиграла музыка, в моих мозгах, одурманенных вином, осталась одна-единственная мысль: как сильно мне хочется с тобой потанцевать. Когда же ты отказала, я удивился и смутился. Я думал, что нравлюсь тебе. Мне больно соглашаться с этим, но охотница была права. Я не привык к тому, чтобы женщины, которые меня интересуют, говорили мне «нет». Вот и отреагировал как избалованный юнец. — Его выразительные глаза сверкали от огорчения. — Когда ты сказала, что не умеешь танцевать, мне надо было сесть около тебя, шептать тебе на ухо правила этого дела, говорить, как сильно мне хочется танцевать с тобой, — и на нас никто не обратил бы внимания.
Бренна затаила дыхание.
— Я увидел, что ты исчезла, и пошел следом, пытался найти тебя. Бренна, мне не нужна Винни. Мне нужна ты.
Девушка почувствовала, как ее щеки вспыхнули, и гневно выпалила:
— Как ты можешь быть таким жестоким?
— Разве? Почему сказать, что ты мне нужна, — это жестоко?
— Потому что это ложь, игра либо извращенная мимолетная фантазия.
— Теперь ты оскорбляешь меня.
— Неужели? — выплюнула она это слово ему в лицо. — Как всегда, ты думаешь, что все в этом мире — для тебя. Ты слишком много выпил, думал только о том, чего хочешь сам. Ты никогда не интересовался тем, что чувствуют и чего хотят другие люди?
— Да, я...
— Послушай себя! — Знахарке казалось, что у нее разорвется сердце. — «Да, я». А как насчет меня? Ты когда-нибудь думал, что я могу не захотеть стать игрушкой великого Кухулина? Тебе когда-нибудь приходило в голову, что я могу не хотеть тебя? Кухулин!.. — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — Ты мой друг и брат нашей предводительницы, воин, чье искусство восхищает людей. Я буду обращаться с тобой с уважением, которого ты заслуживаешь. Если тебя ранят, то я помогу тебе, как и любому другому члену нашего клана. Если ты заболеешь, я буду изо всех сил стараться вылечить тебя, но никогда не стану твоей игрушкой.
Она повернулась к нему спиной и поспешила по коридору. Он не стал ее останавливать.
— Ку, — раздался за его спиной голос Эльфейм.
Брат медленно повернулся и посмотрел на нее.
На его лице было смущенное, озадаченное выражение.
— Поди сюда, давай поговорим.
Он кивнул и вернулся в ее комнату. Эльфейм никогда не видела Ку таким опустошенным. Его обычная развязность исчезла. Широкие плечи были опущены. Он будто нес на себе непосильную ношу. Пока Эль смотрела на него, в ее памяти всплыли слова Маккаллана: «Когда голова кружится от любви, надо смотреть под ноги, чтобы не упасть». Хитрый старый дух, конечно, был прав.
— Садись.
Она показала на стул, который недавно опрокинула Бренна, закрыла за ним дверь, потом налила брату свежего чаю.
— Выпей. Бренна говорит, что он хороший и крепкий.
В отрывистом смехе Кухулина не слышалось ни капли веселья. Он поднял стул и сел.
— Если бы она знала, что я собираюсь его выпить, то добавила бы яду в этот хороший и крепкий чай.
— Не будь смешным. Она сказала, что вылечит тебя, если ты заболеешь. Если бы Бренна знала, что ты будешь пить, то она просто сделала бы его ужасным на вкус.
— Эта девчонка ненавидит меня, Эль.
— Я думаю иначе, даже точно знаю, что это не так, но сейчас проблема не в этом. — Она откашлялась. — Кухулин, я предводительница клана Бренны, поэтому обязана спросить тебя о твоих намерениях.
— О чем?
Он непонимающе взглянул на сестру. Эльфейм стала прохаживаться перед столом взад и вперед.
— Не будь таким тупым, Ку. Ты прекрасно понимаешь, что я спрашиваю о твоих намерениях по отношению к Бренне. Видишь ли, я считаю, что кое в чем она права. Конечно, я знаю тебя лучше, чем она, поэтому не думаю, что ты солгал, когда сказал, что она нужна тебе. Но мне очень интересно, не преследуешь ли ты ее просто ради игры. Ведь женщины никогда не говорят тебе «нет».
В глазах Кухулина зажегся недобрый огонек.
— Я не играю с Бренной.
— Рада слышать это. В таком случае ты ее хочешь, потому что не можешь удержаться от того, чтобы заставить несчастную девушку волноваться? Может, ты просто желаешь увидеть ее тело, чтобы понять, сколько у нее еще шрамов?
Брат стукнул кулаком по столу с такой силой, что подпрыгнули чайные чашки.
— Если бы ты не была моей сестрой, то я вырвал бы тебе язык!
Эльфейм остановилась, подбоченилась и дерзко усмехнулась.
— Я так и знала. Ты ее любовник.
Голова Кухулина дернулась словно от пощечины.
— Любовник? Нет, я...
— Она слишком уродлива для того, чтобы великий Кухулин признался в том, что он ее любовник?
— Эльфейм, — голос парня угрожающе понизился, — если ты не перестанешь говорить о ней подобным образом, клянусь, я...
Он запнулся, услышав смех сестры.
— То есть ты не думаешь, что она уродлива, да?
Он уставился на нее.
— Конечно нет! Бренна красивая.
— А ее шрамы?
— А что шрамы? Они просто ее часть. Во имя Богини! Не могу поверить, что ты говоришь такие вещи. Я думал, она твой друг.
Насмешливая улыбка Эльфейм смягчилась.
— Так и есть, поэтому я хотела быть уверенной в тебе, Ку. Я не считаю, что ты играешь с ней. Но ты должен сказать об этом вслух, чтобы мы оба услышали.
Кухулин оглядел комнату.
— Но здесь нет никого, кроме тебя и меня, Эль.
— Точно. — Она возвела глаза к небу. — Ты был прав. Он тупица.
Брат бросил на нее сердитый взгляд.
— Хочешь сказать, что этот чертов старый призрак снова здесь?
— Да, но это не проблема. Постарайся не отвлекаться, братец. Ты любишь Бренну?
Кухулин сгорбился, кивнул и уставился на чашку с чаем.
— А она немного обижена на тебя. Он фыркнул.
— Ладно, возможно, «немного обижена» — преуменьшение, — исправилась Эльфейм.
— По-моему, она ненавидит меня, Эль.
— Чепуха! Послушай... — Она подвинула к нему стул и села. — Прошлой ночью я поднималась в башню Вождя.
— Эль, не стоило этого делать. Бренна ведь велела тебе беречь себя.
— Да-да-да, она уже отругала меня, — нетерпеливо сказала Эльфейм. — Забудь об этом и внимательно слушай. Сверху я кое-что видела. Из замка вышла Бренна. Она плакала, Ку, так сильно, что ей пришлось прислониться к стене замка.
— Это из-за меня. Я ее смутил. Это значит, что она не любит меня, Эль. Я и вправду столь же эгоистичен и бесчувствен, как эта девушка обо мне думает.
Эльфейм покачала головой.
— Нет, Ку, это означает другое. Бренна прислонилась к стене замка, а я в это время держала руку на балюстраде башни. Это трудно объяснить, но каким-то образом дух замка соединил меня с ней. На мгновение я ощутила то, что чувствовала она, — отчаяние, боль, одиночество. То, что случилось, не просто смутило или расстроило ее. Это разбило ей сердце.
Кухулин закрыл лицо руками и застонал.
— Ку!.. — Эльфейм обняла брата за плечи. — Ты можешь все исправить. Надо показать, что ты любишь ее, убедить в том, что она может тебе доверять.
Брат отнял руки от лица и посмотрел на сестру.
— Как мне это сделать?
— Понятия не имею, — усмехнулась она.
Эльфейм осторожно потянулась и пошевелила раненым плечом, стараясь, чтобы на лице не отразилась даже малейшая боль. Она находилась на недавно вскопанном огороде, между двумя грядками, на которых со временем вырастет превосходная мята. По крайней мере, в этом ее заверила Винни. Эльфейм мало знала о травах и садоводстве. Старый огород, расположенный позади кухни, по ее мнению, выглядел скорее как груды растений, сложенных корнями вверх. Тут были беспорядочные кучи земли, а не аккуратные грядки. Но энергичные помощницы кухарки Винни, похоже, знали, что делали. Они выборочно пололи, что-то пересаживали и без умолку болтали о той или иной траве. Правду говоря, Эльфейм предпочла бы мыть каменные стены Большого зала, но Бренна положила этому конец, прежде чем она успела приняться за работу. Предводительница нахмурилась, пробираясь по грязи вокруг небольшой грядки с мятой. Знахарка не позволила ей заниматься чем-то более сложным, нежели удобно и спокойно сидеть и высаживать рассаду мяты.
Эльфейм вздохнула. Ей не приходилось жаловаться, она хотя бы избежала заключения в том ужасном шезлонге. День был теплым и ясным, ветер приносил в замок ароматы цветов и моря. Солнце приятно согревало лицо девушки, а шум работ, выполняемых членами клана, наполнял ее спокойствием. Она призналась себе в том, что ей нравилось погружать руки в жирную землю замка Маккаллан. Она снова потянулась и покрутила головой, расслабляя закостеневшие мышцы шеи.
Избранная подняла глаза и увидела мужчин, которые выполняли тяжелую работу, восстанавливая разрушенные воинские казармы, вход в которые располагался возле задней двери кухни. Эльфейм подумала, что такое размещение очень разумно. Воины всегда хотят есть. По крайней мере, Кухулин постоянно голоден.
Среди рабочих появилась знакомая фигура, одетая в килт. Брат раздавал приказания и проверял, каковы успехи кровельщиков. Эль видела его совсем близко. Голос Ку был куда более сварливым, чем обычно. Она подавила улыбку. Но Кухулин вовсе не являлся глупцом. Сестра знала, каким упрямым он может быть, когда хочет добиться желаемого. Бренна и представить себе не могла, какая атака готовится, чтобы сокрушить ее оборону. Эльфейм от всей души надеялась, что кампания Ку, в чем бы она ни заключалась, увенчается успехом. Эти двое отлично подходили друг другу. У нее мелькнула мысль, не вмешать ли сюда мать. Этейн стала бы искренним союзником, узнав, что сердце ее драгоценного сына в верных руках, и обретя надежду на появление внуков.
Но Эльфейм тут же отказалась от мысли позвать мать. Пусть Кухулин потрудится над тем, чтобы завоевать Бренну. Маккаллан не был уверен в том, может ли знахарка научиться доверять достаточно, чтобы любить, но Эльфейм верила в подругу и в способность брата добиться своего и обрести любовь.
Эль рассеянно взяла следующий росток и стала готовить для него место рядом с другими.
«А как насчет моего собственного возлюбленного?»
Легкая дрожь наслаждения пробежала по телу Эльфейм, когда она вспомнила, как он ответил на ее прикосновение. Его крылья...
— У тебя жар. Может, пора отдохнуть?
Эльфейм виновато подскочила. Она подняла голову, прикрыв глаза от солнца, и увидела силуэты Бренны и Бригид.
— У меня нет жара Я чувствую себя превосходно.
Она встала, надеясь, что ее движения достаточно гибки и изящны, чтобы знахарка осталась довольна.
— По-моему, она отлично выглядит, — заявила Бригид.
Эльфейм чуть не расцеловала охотницу. Бренна сощурилась.
— Ты не...
— Нет! — перебила Эльфейм подругу. — Я нисколько не переутомилась, всего лишь сажала рассаду.
— Ты пересаживаешь мяту. Это не игрушки, — весело сказала Винни, выплывая в сад, осмотрела небольшую грядку, посаженную Эльфейм, и закончила:
— Ты отлично справилась с этой работой.
— Видишь, со мной все в порядке, — усмехнулась Эль.
Лицо Бренны расслабилось, но только слегка.
— Хорошо, но смотри, ходи медленно. Если заболит плечо, то не двигай им.
Она нехотя улыбнулась своей чересчур активной пациентке, за которой приходилось постоянно присматривать. Раны подруги заживали хорошо, но она всегда куда-то торопилась, была слишком зависима от сверхъестественных способностей своего тела. Похоже, Эльфейм не понимала, что даже ее сила имеет предел.
Бренна украдкой бросила быстрый взгляд на Винни, которая обсуждала меню с Эльфейм и Бригид. Кухарка была чувственной и красивой.
«Невозможно, чтобы Кухулин желал меня, а не ее! — Как и накануне, ее гнев на него испарился, осталось лишь смятение. — Почему он настаивал, что я нужна ему?»
Бренна прикусила губу, вспомнив, какие резкие слова говорила парню. На самом деле она не считала, что Ку эгоистичен и жесток, просто была совершенно выбита из колеи тем, что он говорил, его прикосновением и близостью.
— Добрый день, леди.
Глубокий голос Кухулина прозвучал слишком весело. Весь день парень был беспокойным и раздражительным, понимал, что приносит больше вреда, чем пользы, ругаясь с кровельщиками. Он вдруг решил найти сестру. Ведь она девушка и, конечно, знает, что нужно сказать Бренне, чтобы исправить невольно сделанную ошибку. Какая-то женщина сказала ему, что Эльфейм сейчас на грядках за кухней. Ку поспешил туда, забыв обо всем на свете, тут же оказался на небольшом огороде и заметил Бренну. Юноша небрежно поздоровался с женщинами, приветливо замахавшими ему, а потом направился к сестре и Бренне. Кухулин расправил плечи. Ему не удалось поговорить с сестрой один на один и спросить у нее совета. Теперь придется следовать тому, что подскажет сердце, душа или они вместе.
Эльфейм широко улыбнулась, отвлекая его внимание от молчащей знахарки.
— Держу пари, ты, братец, и понятия не имел о том, что я умею огородничать.
Он не сумел заставить себя улыбнуться ей в ответ, поэтому лишь стер с щеки сестры грязное пятно.
— Ты и не умеешь.
— Тебя ждет сюрприз, воин, — промурлыкала Винни. — У нашей предводительницы много скрытых талантов.
Кухулин едва удостоил взглядом красивую кухарку и посмотрел в глаза Бренне. Он медленно, соблазнительно улыбнулся, и тепло осветило его лицо.
— Наверное, ты права, Винни. У нашей предводительницы, да и не только у нее, многое можно почерпнуть. Мне хотелось бы научиться большему.
Бренна изумленно взглянула на воина. Он смотрел на нее, как тогда, прямо здесь, перед всеми! Сообщение Кухулина было совершенно ясным. Он сказал каждой из них, кто его интересует. Она. Бренна замерла, не зная, чего ей больше хочется — провалиться сквозь землю или того, чтобы он продолжал так на нее смотреть. Она действительно этого желала.
Юноша продолжал смотреть на нее.
— Эй, Ку, тебе здесь что-то нужно? — окликнула его Эльфейм.
Не отрывая бирюзовых глаз от Бренны, Кухулин ответил:
— Да, сестрица. Думаю, что я это уже нашел.
У пораженной Бренны перехватило дыхание.
Она почувствовала, как пламенеет левая сторона ее лица.
— Извини, Эльфейм, мне надо кое-что... я должна... — Она отвела глаза от жаркого взгляда Кухулина и порывисто закончила: — Мне надо идти.
Она присела перед Эльфейм и поспешила прочь.
— Вот как? — негромко спросила Винни.
Все еще глядя вслед Бренне, Кухулин медленно кивнул:
— Вот так.
Винни оценивающе оглядела воина, отбросила назад гриву рыжих волос и не спеша двинулась из огорода.
— Думаю, это не самое лучшее, что ты мог сделать, Ку, — проговорила Эльфейм, вытирая руки о бедра. — Ты ведь знаешь, как застенчива Бренна. Мне кажется, ты скорее напугал ее, чем соблазнил.
— Я хочу, чтобы она поняла: я говорю серьезно.
Бригид фыркнула.
— Что ты хочешь сказать по этому поводу? — повернулся к ней Ку.
— Ничего особенного, — пожала охотница красивыми плечами. — Просто ты похож на быка в период гона. Следующее, что ты сделаешь, — пометишь мочой свою территорию вокруг нее.
Эльфейм увидела, что брат начал свирепеть, и торопливо встала между ними.
— Довольно! Идите лучше за стену замка. Охотница и воин непонимающе взглянули на предводительницу. Она раздосадовано покачала головой.
— Отправляйтесь на охоту. Оба. Бригид, постарайся не восстанавливать каждую секунду моего брата против себя. Кухулин, тебе надо избавиться от напряжения, — показала она на его закостеневшие плечи. — Оно явно не помогает тебе объясняться с Бренной.
Охотница снова фыркнула. Эльфейм вздернула бровь и сложила руки. Бригид вздохнула и нехотя взглянула на Кухулина:
— Идем, воин. Посмотрим, сможешь ли ты попасть в оленя.
Кухулин нахмурился и посмотрел на охотницу. Он не собирался покидать замок. Ему надо было сразу пойти вслед за Бренной и...
— Спасибо, Бригид, это прекрасная идея. Я рада, что ты подумала об этом. — Эльфейм подтолкнула обоих к выходу из огорода. — Винни недавно сказала, ей всегда не хватает оленины. Увидимся за обедом.
Избранная постаралась избежать мрачного взгляда, которым брат наградил ее, следуя за охотницей из внутреннего двора.
Она вздохнула, снова уселась посреди рассады и стала думать о том, что будет, если Кухулин расшибет себе голову и Бренне придется осматривать его.
— Наверное, он окажется гораздо худшим пациентом, чем я. Бренна закончит тем, что подсыплет в его чай яду, и никто не сможет обвинить ее, — пробормотала она.
Кухулин вынужден был признать, что идея Эльфейм оказалась хорошей. Ему необходимо было сбежать из замка и проветрить голову. С охотой ему сегодня не везло. Он не попал бы даже в широкую крепостную стену замка, но мышцы парня разогрелись, а напряжение ушло. Еще ему пришлось согласиться с тем, что чертова Бригид — великолепная охотница. Он провел много лет в родных краях отца, поэтому изящество и сила кентавров не были ему в новинку, но Бригид двигалась так незаметно, что это было почти сверхъестественно.
— Туда, — очень тихо произнесла она.
Ку последовал за ней, вглядываясь в небольшой ручей, который пересекал луг. Олень только что опустил к нему голову, чтобы напиться.
Юноша кивнул и слез с коня, стараясь не шуметь. Он вытащил стрелу и начал красться вперед, чтобы ничто не мешало выстрелу. На пути охотника оказалось сломанное дерево, и он стал медленно обходить вокруг расколотого ствола. Ветер переменил направление, и парень замер, хотя стоял с подветренной стороны. Тут он почувствовал зловоние и скривился от жуткого смрада. Это был запах смерти и разложения, источник которого находился совсем близко. Ку перешагнул через край поваленного ствола, под ногой что-то хрустнуло, и оказалось, что он угодил прямо на разлагающийся труп.
Ку непроизвольно отпрянул, не успев взять себя в руки. Олень раздул ноздри и умчался прочь.
— Кухулин, что... — начала было Бригид, но раздражение в ее взгляде сменилось на удивление, когда она подошла к нему с другой стороны дерева.
— Мертвый волк, — сказал он, вытирая обувь о землю, поросшую мхом. — Прости, что спугнул оленя. Я не ожидал увидеть нечто подобное, — скривился он, указывая под ноги.
Бригид задумчиво изучала останки зверя.
— На что-то напоролся, — сказала она.
— Странно, правда? Должно быть, он напоролся прямо на расколотый ствол.
— Она, — поправила его Бригид.
Парень непонимающе взглянул на нее.
— Это самка волка. — Охотница указала на брюхо раздувшегося трупа. — У нее были детеныши. Посмотри на соски.
Кухулин был так заинтригован, что перестал обращать внимание на запах и подошел ближе к мертвой волчице.
— Я видела волков, погибших таким образом, всего несколько раз. Это всегда были одинокие самки, которые недавно родили детенышей. Они отчаянно нуждаются в пище. Воображаю себе безумие, которое заставляет их бежать за добычей так слепо, что они больше ничего не замечают вокруг себя. Наверное, она прыгнула через ствол и на всей скорости напоролась на сук, который пронзил ее как копье.
Кухулин присел на корточки. У волчицы была пропорота грудь.
Он покачал головой.
— Но почему она охотилась одна? Волки живут в стаях.
— В основном да, но посмотри на ее величину. Она очень маленькая, не должна была размножаться. Могу предположить, что ее прогнала из стаи самка вожака. Ей не хотелось ни с кем делить его. К тому же в стае редко остаются слабые члены.
Охотница взглянула на волчицу, читая историю ее жизни по трупу.
— Посмотри на тело, особенно вокруг головы и шеи. Когда-то она получила очень сильную рану и, наверное, должна была умереть. Удивительно, что волчица выздоровела и прожила так долго.
«Очень сильно ранена... Должна была умереть».
Ку сжал челюсти. Он резко встал и оказался лицом к лицу с охотницей.
— Когда, ты говоришь, она погибла?
— Может, пару дней назад, — пожала плечами Бригид.
— Не так давно, — пробормотал он, о чем-то раздумывая.
— Давно для чего?
— Кто-нибудь из них еще жив. Давай найдем. — И Кухулин шагнул к коню.
— О чем, во имя Богини, ты говоришь?
— Докажи, что ты такая великая охотница, какой я тебя считаю, — сказал Кухулин и одним прыжком вскочил в седло.
Она удивленно подняла подбородок.
— И как ты мне предлагаешь это сделать?
— Я хочу, чтобы ты нашла ее детенышей, — мрачно улыбнулся он.
Ужин был восхитительным. Эльфейм уже начинала беспокоиться по поводу длительного отсутствия ее брата и охотницы, но продолжала потягивать вино и болтать с Дананном. Она не нянька. Кухулин и Бригид могут сами позаботиться о себе.
А еще там был Лохлан. Когда предводительница велела Бригид взять Ку с собой на охоту, она думала только о Бренне и брате. Вдруг охотница наткнулась и на другие необычные следы или, того хуже, их обнаружил Кухулин?
Она пыталась улыбаться и вежливо кивать в ответ на слова старого Повелителя камней, а потом повернулась к Бренне и в который уже раз постаралась вовлечь ее в беседу. Знахарка не поддавалась на уговоры. Она молчала, упрямо уставившись в свою тарелку, и только беспокойно поднимала взгляд, когда кто-нибудь входил в комнату.
«Наверное, отослать Ку было не очень хорошей идеей. Видимо, я должна была позволить ему пойти за Бренной».
Эльфейм вздохнула, глотнула еще вина, и тут стук копыт возвестил о возвращении Бригид. Охотница вошла в трапезную со странной полуулыбкой. Она перехватила взгляд Эльфейм и подмигнула ей.
Тут же в комнату ворвался Кухулин.
— Бренна! — выкрикнул он. — Ты мне нужна.
Эльфейм заметила, как знахарка вздрогнула, но тут же увидела выражение лица Кухулина, и застенчивая девушка исчезла.
Она мгновенно вскочила на ноги и подошла к нему.
— Куда ты ранен? — спросила Бренна спокойным ясным голосом опытной знахарки.
Сердце Эльфейм упало. Она тут же забыла, что Бригид подмигнула ей.
«Мой брат ранен?»
Она выскочила из-за стола и поспешила к Бренне.
В комнате стало очень тихо, и короткие реплики знахарки, обращенные к Ку, звучали особенно громко.
— Сядь сюда.
Она велела двум рабочим встать с ближайшей скамьи и мягко нажала на плечо Ку, чтобы тот сел.
— Я не вижу крови. Ты упал с лошади?
Она быстро взглянула на Бригид.
— Что с ним случилось?
— Бренна! — Он схватил девушку за руку, которой она пыталась проверить его пульс. — Дело не во мне, а в ней.
Воин распахнул ворот блузы и извлек оттуда маленький взъерошенный комок серого меха.
Бренна хотела сделать шаг назад, но Ку сжал руку и не дал ей отойти.
— Что за игру ты ведешь, Кухулин? — холодно и зло проговорила она.
Эльфейм заглянула через плечо подруги, чтобы рассмотреть грязный пушистый шарик.
— Он жив?
— Едва, — ответил он сестре и повернулся к Бренне. — Я не веду никаких игр. Ты нужна мне, чтобы помочь спасти детеныша.
— А где его мать? — Бренна высвободила руку, но никуда не ушла.
Наоборот, она подошла ближе и стала осматривать находку.
— Погибла в лесу, как и ее четыре волчонка.
— Ты убил ее? — резко спросила Бренна.
Бригид прыснула.
— Кухулин сегодня не опасен ни одному зверю. Воин промахивался при каждом выстреле. — Не обращая внимания на угрюмый вид Кухулина, она продолжала: — Мы нашли мертвую самку. Он настоял, чтобы я по следам вышла к ее логову.
Эльфейм подошла к брату и осторожно коснулась спутанного меха крошечного существа. Самочка была очень маленькой, она свободно умещалась у Ку на ладони. Ее глаза были закрыты и покрыты грязью, как и вся шерстка. Нос детеныша был бледным и сухим. Если бы зверушка время от времени не повизгивала тоненьким слабым голоском, Эль подумала бы, что она мертва.
— Малышка очень слаба и обезвожена. Наверное, не меньше двух дней ничего не ела. — Бренна сунула палец в рот детеныша, и он стал слабо сосать. — Она сосет. Это хороший признак, но ей нужно молоко — много и часто. Возможно, она не выживет, что бы ты ни делал.
— Я?.. — быстро спросил Ку. — Но я думал, что ты... Сузившиеся глаза Бренны заставили его замолчать.
Эльфейм засмеялась, видя озадаченное лицо брата.
— Похоже, у тебя появился щенок, братец.
— Волчонок, — буркнул Кухулин. — Она не щенок, а волчонок.
— Отнеси своего питомца на кухню. У Винни должна быть марля. Я могу показать тебе, как сделать соску для молока.
Бренна с деловым видом направилась на кухню. Ку снова спрятал звереныша за пазуху и последовал за ней, сопровождаемый хихиканьем, там и тут раздававшимся в комнате.
— Волчонок, ага? — Теперь Эльфейм подмигнула охотнице.
— Теоретически это была превосходная идея. Принести малыша, которого надо вылечить, знахарке, которой он пытается понравиться. Это растопило бы сердце любой девушки.
— Бренна — не любая девушка.
— Это точно.
— Смотри, взяла!
В голосе Кухулина слышалось неприкрытое облегчение. Он сидел на стуле, стоявшем около небольшого стола в шатре, доставшемся ему от сестры. Частично его план определенно сработал. Бренна оказалась с ним наедине. Винни выпроводила их из кухни, заявив, что единственные животные, которые допускаются туда, — убитые и готовые к тому, чтобы их зажарили. Он свернул одеяло, уложил детеныша на колени, наполнил самодельную соску молоком и приготовился приводить волчонка в чувство. Но самочка отказывалась сосать. Хнычущий и поскуливающий зверек, казалось, был на краю гибели.
— Будь осторожен и терпелив. Это не сражение, которое надо выиграть, — наставляла его Бренна. — Она сильно настрадалась. Ты должен дать ей почувствовать, что сосать — это безопасно.
Поэтому Кухулин умасливал и уговаривал волчонка до тех пор, пока зверек наконец не вцепился в ткань, пропитанную молоком.
Ку засиял и улыбнулся Бренне:
— Здорово, правда? Смотри, как хорошо она пьет!
Знахарка подавила улыбку, которая так и норовила вырваться наружу. Мужественный молодой воин никогда не выглядел так трогательно, как сейчас, когда был взъерошенным и от него пахло молоком и волчьими экскрементами.
— Надеяться пока рано. Она еще в опасности.
Кухулин помрачнел и погладил свободным пальцем спутанную шерстку на загривке детеныша. От этого звереныш заворчал и стал сосать интенсивнее.
— Смотри, — широко улыбнулся Ку. — У нее сердце воина. Она не погибла вместе с остальными. Не умрет и сейчас.
Уголки губ Бренны слегка изогнулись.
— Возможно, ты прав. Хорошо, — снова заговорила она деловым тоном. — Тебе предстоит долгая ночь. Молока достаточно, есть новая марля. Я считаю, что ты должен спать, уложив ее рядом, чтобы зверушка прижималась к твоей коже. Так ей будет тепло, и она разбудит тебя, когда снова захочет есть.
Она кивнула Ку, который смотрел на нее, недоверчиво распахнув глаза.
— Все будет в порядке. Я проведаю вас утром.
— Подожди. — Он хотел схватить ее и удержать, но руки были заняты. — Ты не можешь уйти просто так.
— Надеюсь, ты не думал, что я проведу ночь с тобой, Кухулин?
Она не опустила голову и не спрятала лицо, но ее голос стал тихим и совсем юным, совершенно не таким, как у строгой лекарки.
— Не со мной, — поспешно сказал он. — С нами.
— Ты считаешь, что я должна думать, будто она человек, нуждающийся в моей помощи? — спросила она, мгновенно превращаясь из смущенной девушки в знахарку.
Ку облегченно кивнул.
— Тогда, как целительница, я считаю, что моя пациентка находится в очень надежных руках ее... приемного родителя. До утра я ей не нужна. Спокойной ночи, Кухулин.
Она уже приоткрыла откидной полог шатра, но задержалась.
— Две последние вещи. Во-первых, не купай ее сегодня, хотя от нее пахнет как от кучи волчьего дерьма. Это слишком для ее крохотного организма. Можешь помыть ее завтра, если она выживет. Во-вторых, не забывай, что надо влажной тканью массировать ей животик, чтобы помочь облегчиться. Так ее вылизывала мать.
С этими словами она улыбнулась, повернулась и вышла из шатра. Кухулин закрыл рот.
Волчонок зарычал и боднул его руку, ища молоко в опустевшей марле.
— Ладно, злюка. Сейчас исполню твой приказ. Парень поудобнее уложил зверушку на коленях и достал еще молока.
— Но ты видела, как она улыбнулась? Это хороший знак. Пройдет совсем немного времени, и эта барышня вынуждена будет признать, что мы ей нравимся.
Он продолжал беседовать с молчащим зловонным крохотным созданием. В его голосе звучала решимость.
Скажи — и все осуществится!
По крайней мере, именно на это страстно надеялся Кухулин.
Эльфейм наконец осталась одна. Благодаря новому приобретению Кухулина она была уверена в том, что к ней никто не придет. Хотя сначала ей даже понравилось, что Бригид настояла на том, чтобы сопровождать ее в комнату и оставаться рядом, пока предводительница будет принимать ванну, развлекая Эль рассказами о сегодняшних злоключениях ее брата. Эльфейм улыбнулась при этом воспоминании, оборачивая вокруг себя мягкий сине-зеленый плед и закрепляя его брошью Маккаллана.
— Спасибо, мама, — прошептала она, задержав руку на великолепной ткани.
Это был один из даров, которые прибыли накануне из храма Эпоны. Честно говоря, девушка была равнодушна к роскошным нарядам и прочим глупостям, которые мать считала необходимыми, но клетчатая ткань цветов ее клана — это был бесценный подарок.
Она оделась и подошла к входу в виде арки, который вел вниз — в купальню и потайной ход за ней.
Избранная кончиками пальцев погладила камни, из которых состояло тело ее дома, и решительно двинулась вниз по лестнице. Знала ли она, что делать? Эльфейм глубоко вздохнула. Да. Она знала.
«Покажи мне дверь, за которой скрыт потайной ход».
Ее пальцы немедленно ощутили знакомое покалывание, сопровождаемое теплом. Из руки вдоль стены протянулась золотая нить, которая уперлась в диск, пылающий посреди потайной двери. Она последовала за нитью. Сердце девушки колотилось как сумасшедшее. Эль взяла факел, прикрепленный к стене купальни, и нажала гладкое выступающее пятно. На сей раз дверь открылась тихо, словно ждала ее прикосновения, затаив дыхание.
Эльфейм подняла факел, осветила вход и заглянула в темный туннель. Он оказался узким, стены покрывали влажные нити серебристой паутины. Девушка содрогнулась, подумав о пауках, снующих там. Потолок был низким и неровным. В спертом воздухе пахло влажной гнилью.
Избранная прижала руку к стене туннеля и сквозь холодную гладкую поверхность почувствовала пульс замка. Камень нагрелся под ее рукой. Девушка увидела, как золотая нить быстро ползла по стене, напоминая змею, и облегченно выдохнула. Эль не видела, где она заканчивается, но ощущала это кровью, текущей в ее жилах. Предводительница знала, что где-то в конце древнего туннеля камень встретится с лесом и она очутится на свободе, в ночи.
Не раздумывая, чтобы не потерять решимость, Эльфейм вошла в туннель. Он был прямым и ровным. Там пахло плесенью и было холодно, но стены окружили ее ощущением спокойной силы. Стук копыт о каменный пол был знакомым, привычным. Девушка шла по туннелю и думала о Маккалланах, несколько поколений которых жили в замке.
«Сколько раз мой предок шагал по этой дороге? Сколько свиданий осуществилось с помощью туннеля? Свидания!..»
Ее сердце заколотилось.
— Эпона, дай мне поступить правильно.
Голос Избранной устрашающим эхом разнесся по туннелю, и ей захотелось позвать Маккаллана. В его компании она чувствовала бы себя уютнее. Эль скривилась, скопировав любимую гримасу брата. Она теперь была Маккаллан и должна была поступать соответственно. Решения надо было принимать самой и осуществлять их тоже самостоятельно.
Как только пляшущий огонь факела осветил конец туннеля, девушка забыла обо всем. Наверх, к путанице корней и подлеска, вели каменные ступени. Она вложила факел в держатель, удобно расположенный на краю стены. Теперь ее руки были свободны, и Эль могла разгрести листья и сучья, завалившие выход. Она на удивление быстро справилась с работой и вынырнула из туннеля, как пробка из воды.
Эльфейм выбирала из волос листья, пока глаза привыкали к темноте. Она довольно далеко углубилась в лес. Отсюда не были видны огни замка, но ясно слышался шум прибоя. Девушка поняла, что оказалась на краю утеса. Она оглянулась на вход в туннель и в изумлении тряхнула головой. Снаружи он был похож на обычную дыру, словно небольшой скалистый выступ приподнялся и искривился. Он так сливался с землей, что Эльфейм следовало тщательно запомнить это место, иначе, когда придет время возвращаться, она не сможет отыскать его.
Избранная огляделась вокруг, пытаясь рассмотреть что-нибудь в темном ночном лесу.
«Надо подождать, пока взойдет луна. Но что потом? Разумеется, при свете мне будет лучше видно, но разве это поможет, если я не знаю, где искать?»
Она понятия не имела, где сейчас Лохлан.
Он приходил, когда на нее напал вепрь, и вчера, когда она была одна. Но откуда он узнал? Она зажмурилась, размышляя. Ведь сначала Эль и не подозревала о его существовании, но вчера произнесла вслух имя, и он просто появился.
«Позови меня, мое сердце. Я всегда буду рядом с тобой».
Ей отчетливо вспомнились эти слова. Она пожала плечами. Ничего другого ей не оставалось. Девушка не могла обыскать весь лес, чтобы найти его.
Чувствуя себя немного глупо, Эльфейм откашлялась и просто для проверки позвала:
— Лохлан.
Это прозвучало почти шепотом. Она нахмурилась и выругала себя. Разве так он ее услышит?
— Лохлан! — проговорила Эльфейм куда громче.
Кожу закололо от силы, внезапно охватившей ее.
Ветер подхватил эхо и понес его сквозь ветви сосен, где оно парило, повторяя: «Лохлан... Лохлан... Лохлан...» — много раз, пока не рассеялось так же мягко, как туман, поцелованный солнцем.
— Волшебство.
Ее губы проговорили это слово, но не раздалось ни единого звука. Дело было не в ее больном воображении и не в том, что она ударилась головой. Имя Лохлана оказалось волшебным.
Эльфейм поняла, что он здесь, прежде чем смогла увидеть возлюбленного. Она почувствовала его, как пульс замка через камни, ощутила его присутствие через свою кровь.
— Лохлан.
Она повторила его имя, снова восхищаясь волшебным ощущением того, как оно летело по ветру и обнимало ее.
— Я здесь, сердце мое.
Фоморианец вышел из тени. Его кожа и волосы будто отражали серебряный свет восходящей луны, подчеркивая все изгибы тела и вырисовывая бархатные темные крылья, которые Лохлан тут же аккуратно свернул на спине. Он подошел к ней беззвучно, скользящими шагами, свойственными расе его отца. Эльфейм не отстранилась от него, но он предусмотрительно остановился на расстоянии протянутой руки.
— Я почувствовал, что ты рядом, но не мог в это поверить.
— Так ты слышал, как я зову тебя по имени?
— Да, ночной ветер донес до меня твой голос, и я последовал на зов.
Эльфейм покраснела и смутилась до такой степени, что не знала, куда девать руки.
— Хочешь прогуляться? — пробормотала она.
— Почту за честь.
Лохлан протянул руку. В лунном свете она казалась призрачной, неживой.
Она замерла в нерешительности.
— Мы ведь уже касались друг друга, Эльфейм.
Избранная посмотрела ему в глаза, затем медленно сплелась с ним пальцами. Его кожа оказалась теплой. Там, где запястья касались друг друга, она чувствовала настойчивое биение пульса.
— Если пройти через те деревья, то мы выйдем к подножию утеса. — Он протянул руку через ее плечо. — Там гораздо светлее и лучше видно.
Эльфейм скованно кивнула. Сейчас, когда он был с ней, она совершенно не чувствовала уверенности в себе. Девушка подумала, что она не сможет и шагу ступить. Ноги отказывались ей повиноваться. Эль продолжала стоять, держа Лохлана за руку и молча глядя на него.
Он сверкнул белоснежными зубами. В глазах фоморианца зажегся озорной огонек.
— Или тебе больше хочется побегать?
Его слова разрушили временную неловкость. Она усмехнулась:
— Только не ночью и не по этому лесу.
Они взялись за руки и направились к утесу.
— Я получила свой урок. Еще одно падение, и Кухулин круглые сутки будет ходить за мной по пятам, а это сейчас совершенно не нужно ни ему, ни мне.
Лохлан подхватил нить беседы:
— Ведь твой брат по горло занят восстановлением замка. Ему было бы сложно бросить все и не спускать с тебя глаз.
— К тому же он влюбился.
Глаза Лохлана на мгновение удивленно расширились. Потом он снова заговорил, поглаживая большим пальцем ее руку:
— Я знаю, насколько любовь может все усложнить.
— Вот как?
Она чувствовала себя по-детски непонятливой.
Они вышли из леса. Лунный свет трепетал на спящем море, окрашивая его в серебристый и белый цвет. Поодаль возвышался замок Маккаллан, темный наблюдатель, частично закрытый деревьями.
Лохлан повернул к ней лицо.
— Да, знаю.
Ее завораживал его страстный взгляд. Глаза фоморианца были полны тайны и соблазнительного очарования неизвестного. Внезапно девушка испугалась, что потеряет себя, навсегда изменится, если полюбит его. Избранная уже не была уверена в том, что готова отдать себя мужчине, особенно тому, кто отличался от всех сильнее, чем она могла себе представить.
Эльфейм отняла руку. Она потеряла спокойствие, вместе с Лохланом подошла к валунам, усеивающим берег возле утеса, уселась на один из них и пыталась привести мысли в порядок.
— Скажи... — Вместо того чтобы смотреть на него, Эль не сводила глаз с моря, залитого лунным светом. — Объясни, как может быть, что ты существуешь.
Лохлан знал: то, что он скажет ей, даст новое направление их отношениям. Он устремил взгляд на ее знакомый строгий профиль и молча взмолился Эпоне о помощи.
— Вопрос о моем существовании довольно сложен. Честно говоря, я не совсем понимаю, для чего появился на свет. Великая война!.. О событиях, которые привели к ней, ты знаешь столько же, сколько и я. Больше ста лет назад с расой фоморианцев произошло что-то катастрофическое. Их женщины начали умирать. Я часто думаю, что это, наверное, было желание Эпоны. Богиня хотела, чтобы такая демоническая раса исчезла. Но если это так, то почему она позволила разразиться войне?
Не глядя на него, Эльфейм ответила словами, которые накрепко засели у нее в памяти, потому что мать повторяла их много раз:
— Эпона позволяет людям делать их собственный выбор. Она не хочет, чтобы мы были рабами, ей нужны сильные, самостоятельно мыслящие люди. С такой свободой есть возможность сделать ошибку, которая может привести к злу. Если бы воины в замке Стражи не пренебрегали своими обязанностями, то фоморианцы вряд ли вторглись бы в Партолону и стали бы похищать женщин.
— Но это случилось. Моя мать объясняла, что таким способом фоморианцы начали возрождать свою вымирающую расу. — Он тряхнул головой и коротко, разочарованно вздохнул. — Ты подумаешь, что скрещение с человеческой кровью ослабило демонов, но получилось наоборот. Раса процветала. Вскоре они уже были готовы вторгнуться в Партолону. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — До моей матери ни одна человеческая женщина не выжила, рожая ребенка от фоморианцев, — продолжал он, тщательно подбирая слова. — Она была молодой и крепкой, но всегда считала, что ее сила тут ни при чем. Мать рассказывала, что выжила, потому что я больше человек, чем фоморианец. — Он остановился и перевел дыхание. — Ее захватили в самом начале, вместе с большой группой женщин. Фоморианцы изнасиловали всех, и они забеременели. Их держали в плену, пока не наступило время рожать потомков демонов. Для человеческой женщины это означало смертный приговор. При рождении ребенка ее тело разрывалось на части. — Он говорил едва слышно, повторяя историю, которую мать рассказывала ему множество раз. — Фоморианцы рассматривали человеческих женщин как одноразовые, временные инкубаторы, необходимое средство для того, чтобы возродить свой вид. Они особенно ценили женщин-гибридов, потому что те могли рожать по несколько раз. Детей нужно было много. Когда жители Партолоны объединились и стали с ними воевать, фоморианцы попытались скрыться в Трирских горах. Некоторым это удалось. Они разделили между собой женщин, собираясь спастись от армии Партолоны и сохранить свои средства деторождения. Но у Богини были другие планы. Демоны стали болеть той же самой чумой, которая истребила почти всю их армию. Моя беременная мать возглавила повстанческую группу женщин. Она и ее сестры с маленькими детьми разыскали в горах остальных. Они убивали ослабевших фоморианцев. Она должна была возвратиться в Партолону, в свой дом, чтобы, как и другие беременные женщины, дождаться неизбежного конца в кругу семьи. Именно такая судьба им предназначалась. Но тут случилось неожиданное. Она выжила после моего рождения.
Эльфейм больше не могла сидеть отвернувшись и взглянула на него. В лице Лохлана читалось напряжение, он едва сдерживал эмоции.
— Потом при родах выжила другая мать ребенка-мутанта, и еще одна, и еще.
От его слов у нее заныло сердце.
— Ты не мутант.
— Я наполовину демон, наполовину человек. Кто я, как не мутант?
Она, не задумываясь, ответила на его вопрос:
— Я наполовину кентавр, наполовину человек. Разве я мутант?
— Ты чудо.
Она не отвела от него взгляда.
— Точно.
Он продолжал рассказывать историю своей жизни с призрачной улыбкой на губах:
— Выжила почти половина женщин. Моя мать не знала, как это объяснить. Она считала, что такова была воля Эпоны. — Лохлан вздернул брови. — Мать всегда говорила так, если не могла ответить на какой-нибудь вопрос. Но, как бы то ни было, неожиданно появились молодые женщины с новорожденными крылатыми младенцами. — Выражение лица Лохлана смягчилось. — Они любили своих детей и были готовы яростно защищать их. Матери знали, что не могут возвратиться в Партолону с такими младенцами, а о том, чтобы бросить их, не могло быть и речи. Поэтому они перешли через горы и оказались в Пустоши. Жизнь там была тяжелой. Женщины мечтали о Партолоне, но мы выжили, даже благоденствовали. Наши матери учили нас быть цивилизованными, оставаться людьми.
— Больше ста лет назад...
Ее слова были как вздох. Даже несмотря на то что он стоял возле нее, крылатый, живой и дышащий, ей было трудно это осознать.
— Я понимаю, это было давно, — пожал он плечами, словно не зная, что делать со своим долгожительством. — Наши матери очень мало знали о расе фоморианцев, но с раннего возраста стало ясно, что мы быстро взрослеем и что наши тела необычайно гибкие. Похоже, старение нам не грозит. Темная кровь защищает нас от него.
Эльфейм вспомнила, что читала в обширной библиотеке матери.
— Фоморианцы не переносили свет, но я видела тебя днем. Мне показалось, что тебе это не мешает.
— Да, но ночью мне легче. Мое зрение делается острее, слух лучше, нюх тоньше.
Лохлан растопырил пальцы, развел руки в стороны. Эльфейм подумала, что он похож на крылатый дух шамана, готовящегося говорить с Богиней.
— Меня зовет ночное небо.
— Ты умеешь летать?
Он улыбнулся и опустил руки.
— Я считаю это не полетом, а ездой верхом на ветре. Возможно, однажды я тебе покажу.
«Скользить по воздуху в его объятиях!..»
При этой мысли у нее захватило дух.
— Мне это снится. Ты не настоящий, — проговорила она.
Лохлан придвинулся поближе, приподнял густую прядь волос над плечом девушки и пропустил ее сквозь пальцы, словно воду.
— Однажды ночью мне приснился сон. Если я буду жить вечно, то и тогда этого не забуду. Я видел рождение ребенка от человеческой женщины и мужчины-кентавра. Когда отец поднял новорожденную девочку и объявил ее Богиней, я понял, что этот поразительный ребенок каким-то образом изменит мое будущее. Ты всегда была для меня настоящей, Эльфейм. Сном оказалась вся моя прежняя жизнь. Ты моя судьба.
Эль глубоко вздохнула.
— Я не знаю, что надо делать.
— Разве ты не можешь поступить так, как моя мать? Просто позволить себе любить меня?
Всем своим существом, сердцем, душой и кровью, наполнявшей ее жилы, она кричала: «Да! Да, могу!» Но логика и годы вражды заставляли ее слушаться голоса разума.
— Не могу. Я не просто юная девушка. Меня назвали предводительницей клана Маккаллан. Его члены дали мне клятву верности. В первую очередь я отвечаю за свой клан, а не за себя.
Лицо Лохлана расплылось в радостной улыбке.
— Спроси меня, как звали мою мать.
— Как звали твою мать? — повторила она, удивившись неожиданному вопросу.
— Морриган. Ее отец души в ней не чаял и назвал дочку именем легендарной королевы призраков. Она жила в замке своего клана, где был вождем ее старший брат, недавно закончила обучение в храме Муз, наслаждалась пребыванием на море, ожидая дня своей свадьбы, которая так никогда и не состоялась.
— Потому что на замок Маккаллан напали, и она попала в плен. Ее братом был Маккаллан, — закончила за него Эльфейм, чувствуя, как по коже побежали мурашки.
Раздался шорох крыльев. Лохлан упал перед ней на колени. Он вытащил короткий меч из ножен, привязанных сбоку, и положил его к ее ногам.
— Кровь истинного члена клана Маккаллан течет в моих жилах. Она дает мне право поклясться тебе в верности с этого мига до самой моей смерти, а если Эпона позволит, то и после нее.
Эльфейм в изумлении смотрела на него. Взошедшая луна висела над ее плечом, окутывая Лохлана ореолом холодного света. Он не сводил с нее глаз, в которых мерцало яркое отражение того, что она внезапно приняла как свое будущее.
Он чувствовал правильно. Эльфейм не могла этого объяснить, но она изменилась с тех пор, как встретила его.
Старый дух был прав. Избранная нашла успокоение рядом с Лохланом.
Эльфейм соскользнула со своего каменного трона, тоже опустилась на колени перед Лохланом, подняла меч и протянула ему.
— Возьми его. Он может тебе понадобиться, чтобы защитить твою предводительницу.
— Значит, ты признаешь меня?
Она благоговейно дотронулась до его щеки.
— Я признаю тебя, Лохлан, членом клана Маккаллан, потому что это твое право по рождению.
Напряжение отпустило Лохлана. Его плечи расслабились, он склонил голову и прошептал:
— Благодарю тебя, Эпона.
Как только он произнес имя Богини, Эльфейм внезапно в ослепительной вспышке увидела его на коленях, как и сейчас. Но в видении, так похожем на реальность, Лохлан был в цепях, покрытый кровью, заключенный в тюрьму, умирающий.
Она мысленно вскрикнула, отгоняя видение.
«Я не позволю причинить ему вред».
Видение заставило ее принять решение. Избранная поняла, что надо делать. Если она примет Лохлана, позволит себе любить его, то это изменит будущее фоморианца. Чары смерти будут разрушены. Любовь его матери одолела темные инстинкты его крови, ее чувство победит ненужную ненависть всего мира к нему.
— Ты говоришь, что я твоя судьба, — сказала она.
Девушка и так говорила утвердительно, но он кивнул и сказал с уверенностью, заставившей ее забыть о времени и крови, которые разделяли их:
— Я люблю тебя, Эльфейм.
— Тогда обручись со мной.
Лохлан с шумом втянул воздух, но это было единственным признаком, показавшим, насколько он изумлен. Обручение было браком, который длился ровно один год. В конце этого срока пара принимала решение. Они продолжали жить в браке или, если кто-то из них не желал остаться вместе, его можно было расторгнуть. При этом вина не лежала ни на одной из сторон. Но этот договор считался обязательным, заключенным двумя людьми и засвидетельствованным Эпоной. Это священное обязательство нельзя было нарушить в течение всего года.
— Да! — Он схватил ее за руки. — Да, я это сделаю!
«И пусть будет проклято кровавое Пророчество и весь мир», — отчаянно подумал Лохлан.
Чтобы не дать ей времени на раздумья и колебания, он начал произносить вечные слова клятвы обручения, которым его научила мать, узнавшая их от своей, и так далее:
— Я, Лохлан, сын Морриган Маккаллан, обручаюсь сегодня с тобой, Эльфейм, дочь Этейн. Я клянусь защищать тебя от огня, даже если солнце упадет на землю, от воды, даже если бушующее море затопит берег, и от земли, даже если она шумно содрогнется. Я буду почитать твое имя как свое собственное.
Когда Эльфейм стала произносить слова клятвы, она поняла, что выбрала правильный путь, тот самый, который увидела в глазах Лохлана и который был предсказан ей братом.
— Я, Эльфейм, предводительница клана Маккаллан, обручаюсь сегодня с тобой, Лохлан. Я клянусь, что ни огонь, ни пламя не разделят нас, ни озеро, ни море не утопят нас, ни одна земная гора не станет препятствием между нами. Я буду почитать твое имя как свое собственное.
— Как сказано, — продолжил Лохлан.
— Так будет сделано, — закончила она обряд.
Они соединились в поцелуе, который должен был стать нежным завершением их соглашения. Эльфейм прильнула к нему, и его руки обвились вокруг ее тела. Губы возлюбленного были мягкими, гораздо мягче, чем кожа на других участках тела. Его аромат окутывал ее. Он снова превратился в оживший лес, дикий и мужественный. Она упивалась им. Он был оазисом в ее жизни, хотя Эль считала, что всегда будет лишена супружеской любви.
Но теперь он принадлежал ей, а она — ему.
Мягкий шорох его изгибающихся и расправляющихся крыльев звучал соблазнительной музыкой для ее пробудившейся чувственности. Она слегка отстранилась от него, чтобы хорошо их видеть.
— Твои крылья похожи на живой бархат, — выдохнула Эльфейм. — Мне хочется завернуться в них, чтобы ты унес меня прочь.
Она протянула руку и дотронулась до мягкой обратной стороны цвета масла. Это заставило Лохлана часто задышать. Он задрожал и закрыл глаза. Избранная отняла ладонь и коснулась его лица. Он медленно открыл глаза.
— Ты наблюдал за мной всю мою жизнь, поэтому тебе должно быть известно то, что я сейчас хочу сказать. Я совершенно неопытна в любви. Когда ты закрываешься от меня, я не понимаю почему. Ты должен рассказывать мне, вести меня. Когда я притрагиваюсь к твоим крыльям, ты выглядишь так, словно тебе больно, но вчера ты просил меня не прекращать касаться тебя. Я не понимаю, но хочу и должна это уразуметь. Помоги мне, муж мой.
Ее нежность потрясла его до глубины души. Он был ее мужем, она — его женой. В нем поселилось ощущение принадлежности. Получив ее, Лохлан нашел свое место в мире, и никакая сила никогда не могла их разлучить.
— Крылья выражают мои эмоции, спрятанные глубже других. Они достались мне от отца, поэтому реагируют со стихийной свирепостью, которой не всегда легко управлять. Когда ты их касаешься, то притрагиваешься к самому низменному во мне.
— Ты думаешь, что желать меня — низменно?
— Нет! Конечно нет. Но глубина этого иногда сокрушает меня. Когда ты пробуждаешь во мне желание, темная жажда обладания тоже начинает пульсировать в моей демонической крови. Она может быть неукротимой и опасной.
Она вспомнила, как Лохлан признавался ей, что в глубине души мечтает попробовать ее кровь. Эльфейм пристально всмотрелась в его обеспокоенные глаза. Она не видела в нем демона, лишь человека, который создан для того, чтобы быть ее супругом.
— По-моему, твоя любовь ко мне сильнее твоей отцовской крови.
Лохлан был одет в простую некрашеную хлопковую рубашку. Не отрывая от него глаз, Эльфейм расшнуровала ее, и он грубо рванул ее с груди. У нее перехватило дыхание при виде его гибкой красоты.
Она медленно сняла брошь вождя, скрепляющую ее плед, и развернула мягкую ткань, оборачивающую тело, потом стащила через голову тонкую полотняную блузу. Прохладная весенняя ночь коснулась ее обнаженной кожи, заставив почувствовать сладкое замирание в груди, от которого захватывало дух.
Лохлан оставался совершенно спокойным, если не считать его крыльев.
Эльфейм прижалась сосками к жаркой груди возлюбленного и потянулась через его плечо, чтобы погладить крыло. Ее пальцы ласкали мягкий пух, напоминающий ей бархат и сливки. Он задрожал и обнял ее. Она прижалась к нему, принимая яростный поцелуй. Руки девушки оказались на его спине. Эль нашла место, откуда вырастали крылья, и позволила своим пальцам дразнить и играть с ними, поглаживать и массировать, даже слегка царапать ногтями спину.
Внезапным движением Лохлан поднял ее и уложил на мягкую постель из травы, застеленной пледом цветов клана Маккаллан, затем присел рядом и развернул крылья, пытаясь восстановить контроль над бурлящими эмоциями. Она потянулась к нему, желая почувствовать все и сразу.
Он перехватил ее руку и прерывисто засмеялся:
— Не спеши, мое сердце. Дай мне рассмотреть тебя. Я хочу изучить твое изумительное тело.
Она застонала, когда его ладонь нашла ее тугой сосок.
— Да! — Его голос стал глухим от желания. — Ты моя песня сирены. Я последую за тобой, даже если это приведет к моей смерти.
Произнося слово «смерть», он провел пальцами по шраму, пересекавшему нежную кожу на ее талии.
— Но я никогда никому не позволю обижать тебя и причинять тебе вред. Клянусь жизнью, что буду защищать тебя до последней капли крови.
«Этому не бывать! — отчаянно подумала Эльфейм. — Не теперь. У нас все будет замечательно. Мой клан должен принять его».
Но тепло его нежности заставило ее обо всем забыть, когда рука Лохлана двинулась по изгибу талии и коснулась гладкой шерсти, которая покрывала нижнюю часть ее тела.
— Ты неописуемая нежность, слитая со спокойной силой, — хрипло шептал он, лаская ее бедро. — Все эти годы я хотел узнать, на что это похоже — касаться тебя и чувствовать такой же ответ, но никогда всерьез не думал, что получу реальный шанс. — Лохлан погладил внутреннюю часть ее бедра, покрытого темно-рыжей шерстью. — Вот почему я наконец-то нашел путь к тебе. Я не мог вынести мысль о том, что буду без тебя еще дольше.
Он двигал рукой, пока не нашел ее влажную жаркую плоть. Эльфейм застонала и беспокойно задвигала бедрами. Его крылья запульсировали, оживая, темная кровь его отца горячо и тяжело побежала по жилам. На мгновение он увидел, как яростно берет эту девушку, вбивая в землю, как прокусывает шею, пьет кровь, а ее крики эхом отзываются в ночи.
Нет! Здравый рассудок Лохлана восстал против этой картины. Он отпрянул от ее тела, тяжело и прерывисто дыша, сел рядом с ней, дрожа, обхватив голову руками, а душа фоморианца разрывалась от боли.
На этот раз Эльфейм встала рядом с ним на колени, начала гладить волосы и бормотать что-то успокаивающее. Когда крылья начали складываться, она мягко потянула его руки от лица.
— Чего ты боишься? Почему ты ушел от меня?
Он смотрел в ее ясные, бесхитростные глаза.
«Что она сделает, если узнает, что я следовал за ней не только по велению сердца, но и из-за темного Пророчества, которое требовало ее крови? Значит ли для нее что-нибудь то, что он решил предать своих людей и забыть о Пророчестве?»
— Не молчи, Лохлан. Ты жалеешь, что обручился со мной?
— Нет! — воскликнул он, — Никогда! Это ты должна жалеть об этом. Я демон, едва способный управлять своими импульсами. Я не могу любить тебя без насилия и крови. Они питают мое желание, Эльфейм. Понимаешь? Даже когда я люблю и желаю тебя больше всего на свете, мое темное наследие жаждет вырваться наружу и попробовать тебя, а потом уничтожить.
Эльфейм изо всех сил постаралась спрятать тревогу и страх, который вызвало у нее это признание. От того, как она сейчас отреагирует, зависело их будущее. Она не могла любить его, не доверяя ему. Лохлан стал ее выбором. Если бы он был недостоин ее доверия, то разве мучился бы так сейчас? Эльфейм так не думала. Если бы ее муж действительно был демоном, то не боролся бы за то, чтобы сохранить в себе человека. Он предоставил бы душу темному началу в себе. Она верила в него. Должна была верить.
— Если ты займешься со мной любовью, то у тебя появятся темные, жестокие мысли? — спросила Эльфейм.
— Да, — ответил он дрогнувшим голосом. — Я не смогу их остановить.
Эльфейм поднялась на ноги, и Лохлана захлестнуло горе и отчаяние. Она собиралась уйти, оставить его.
— Тогда мне самой придется заняться этим с тобой.
Вместо того чтобы отвернуться, она раздвинула его ноги, с плавным чувственным изяществом опустилась на колено, с бесконечной нежностью притянула его к себе и поцеловала в губы, лаская обратную сторону крыльев. Они тут же запульсировали, наполняя его желанием.
— Эльфейм, ты не понимаешь...
— Ш-ш, — прижала она палец к губам, заставляя его замолчать, развязала пояс на штанах и выпустила наружу напряженный член.
Он затаил дыхание, пока Эльфейм рассматривала его твердость. Когда она приподнялась, чтобы поместить в свою влажность пульсирующее естество, он сумел только вцепиться в землю, поросшую травой, борясь с желанием погрузить пальцы в нежную талию и пронзить ее.
— Открой глаза, муж мой. Смотри на меня.
Лохлан встретил ее светящийся взгляд, и она вложила в себя его твердость. Он видел только ее, жену, свое сердце. Жажда крови рассеялась, когда его окутал нежный жар. Она стала двигаться вверх и вниз с мучительной неторопливостью.
Ей надо было бы лечь, чтобы принять его в себя, но после начального удара в ее тело вошла чувственность, закипело желание, которое было ей знакомо только по снам и фантазиям. Она покачивалась, чувствуя, как растет давление. Когда Лохлан тоже стал толчками двигаться ей навстречу, Эльфейм откинула голову и увеличила темп. Подняв глаза, она увидела, что крылья Лохлана вытянулись вертикально. Они закрыли небо и лес, и он стал всем ее миром. Муж выкрикнул ее имя, выпустил в нее горячий заряд семени. Эльфейм качнулась вперед и прижалась к нему. Ее собственное тело взрывалось в сладких судорогах оргазма.
Они неторопливо и молча возвращались к входу в туннель. В небе уже начинало светать. Эльфейм не могла поверить, что ночь почти прошла. Ей казалось, что она провела в его руках лишь короткое мгновение. Эль крепче сжала его руку. Он улыбнулся и поднес ее ладонь к губам.
— Ты уверена, что я не сделал тебе больно? — снова спросил он.
— Абсолютно. Только прекрати спрашивать меня об этом. Я не изнеженная девица, то и дело падающая в обморок. — Ее губы дрогнули в улыбке. — Собственно, я уже и не девица вовсе.
— Для меня это просто чудо. Я не думал, что когда-нибудь смогу управлять...
Он замолчал и стиснул зубы, вспоминая куски дерна, которые вырвал из земли во время оргазма. Что случилось бы, если бы его руки лежали не на земле, а на изгибе ее талии, на выпуклостях груди или на изящной шее?
— Лохлан! — резко произнесла она, специально прорываясь через ненависть к самому себе, которая была написана на его лице. — Ничего плохого не случилось. — Эль коснулась его щеки. — Ты не можешь просто наслаждаться удовольствием, которое мы разделили?
Он обнял ее, прижался лбом.
— Прости, мое сердце. Просто внутри меня живут демоны, и я не могу перестать бороться с ними. Это правда, что ты доставила мне сегодня огромное счастье. Я не должен позволить ничему его испортить.
— Ты ничего такого и не сделал. Ничто не может испортить сегодняшнюю ночь.
Лохлан нагнулся и поцеловал ее, отчаянно надеясь, что она говорит правду. Они шли по лесу, пока не подошли к приподнятому скальному выступу, маскирующему вход в туннель. Двое влюбленных остановились перед ним.
— Позволь мне пойти вместе с тобой, — внезапно проговорил Лохлан, гладя ее лицо. — Мы стали супругами, и я принес тебе клятву верности. Я уверен, мы сможем заставить всех понять, что моя любовь к тебе сильнее, чем кровь моего отца.
Эльфейм прикрыла его руки своими.
— То есть я просто поставлю семью перед фактом своего брака. Неужели они настолько незначительны для меня, что я не уважаю их право узнать об этом раньше остальных? Лохлан, меня ужасно ранило бы, если бы Кухулин ни с того ни с сего объявил, что выбрал себе супругу, не поговорив сперва со мной. Ты понимаешь, что я не могу этого сделать?
— Ты очень любишь свою семью. Я это понимаю.
— Речь идет не только о любви, но и о доверии, уважении и преданности. Я поклялась тебе в этом же самом.
— Я знаю, сердце мое, просто не могу представить, как мне жить вдали от тебя.
— Я пошлю за своими родителями, когда они приедут, скажу им и Кухулину. Потом мы обсудим, как сообщить о нас остальным жителям Партолоны.
Голос Эльфейм звучал гораздо увереннее, чем она себя чувствовала.
— Сколько времени это займет?
— Я сегодня же пошлю почтового голубя. Как только мама получит сообщение, она сделает все возможное, чтобы не задерживаться с отъездом. Ее взволнует моя просьба прибыть в замок Маккаллан. Наверное, она захочет принять участие в украшении замка и привезет с собой обоз красивых блестящих вещичек. — Улыбка Эльфейм выражала огромную любовь, которую она чувствовала к матери. — Это займет всего семь дней, может, немного дольше.
Она вглядывалась в его глаза, ища в них понимание.
— Я ждал тебя долгие годы, потерплю еще несколько дней. Не стоит и говорить об этом.
Эльфейм обняла его.
— Я постараюсь приходить каждую ночь. Ты будешь здесь, правда?
— Всегда, сердце мое, — проговорил он, уткнувшись в ее волосы. — Всегда.
Эльфейм нехотя отпустила его руки. Не оглядываясь, она скрылась в туннеле, но чувствовала, что он там, позади, смотрит, как она уходит. Факел негромко шипел и бросал слабый свет, отражая печаль, царящую на ее лице. Она устало вернулась в купальню и закрыла потайную дверь. Избранная завернулась в толстое одеяло, но продолжала чувствовать запах мужа, оставшийся на ее коже как мимолетная нежность.
Прежде чем ее окутал сон, Эльфейм от всего сердца помолилась своей Богине.
«Пожалуйста, Эпона, помоги им увидеть в нем человека, а не демона».
«Совершенно естественно, что я хочу наведаться к своей необычной новой пациентке в столь ранний час. Что из того, что предрассветные сумерки едва начали рассеиваться, а ночной туман до сих пор нависает над замком, подобно серому покрывалу. Волчонок мал, но уже успел пережить ужасные испытания. И вообще, нельзя оставлять такое крошечное существо наедине с Кухулином. Разве воин сможет позаботиться о хрупком и нежном создании? Я волновалась за детеныша. Мой сон был столь беспокойным именно поэтому, а вовсе не потому, что из головы не выходил Кухулин», — решительно сказала себе Бренна.
В его шатре было тихо, но она видела пляшущие тени, которые отбрасывала на матерчатую стену зажженная свеча.
— Кухулин? — нерешительно окликнула парня Бренна, придерживая рукой полог шатра.
Молчание.
— Эй, Кухулин, — позвала она громче.
Ей показалось, что она услышала негромкий ответ. Она отодвинула полог и скользнула в шатер.
Бренна старалась двигаться бесшумно. На узкой кровати кто-то пошевелился, и знахарка посмотрела в ту сторону. Кухулин лежал на спине и крепко спал, прикрытый одеялом, небрежно брошенным на ноги. Ворот рубашки был распахнут, и свеча освещала темно-рыжие волосы, которые посверкивали на груди. Бренна смотрела на них, не отрывая глаз, но тут же пристыдила себя за ребяческое поведение. Она много раз видела обнаженную мужскую грудь, хотя, конечно, ни один из тех мужчин не был Кухулином. Никто не смотрел на нее как он, показывая всем, что его интересует изуродованная знахарка, а не красивая, обольстительная кухарка. При этом воспоминании по животу Бренны разлилось сладкое тепло.
Какое-то движение привлекло ее внимание. Волчонок тоненько заскулил. Он был обернут вокруг шеи воина, напоминая замызганный шарф. Одна рука Кухулина свисала с кровати, а другая придерживала детеныша.
При этом зрелище Бренна тщетно попыталась сдержать улыбку.
Она на цыпочках подошла к столу, нахмурилась и оглядела беспорядок. Марля валялась скомканной, пропитанной молоком грудой. Она подняла какую-то одежду, с подозрением обнюхала ее и поморщилась от запаха мочи.
«Надо принести сюда ведро и тряпку. Как одному мужчине и одному волчонку удалось создать такой беспорядок? — Бренна уперлась руками о бедра, покачала головой. — Молоко закончилось потому, что его выпил волчонок, или же оно просто разлилось по всему шатру? — Она взглянула на спящего юношу и поправила собственную мысль: — По всему шатру и по его одежде. — Волчонок шевельнулся, и Бренна вздохнула. — Надо принести еще молока из кухни, кувшин со свежей водой и чистые полотенца. Детеныш вскоре разбудит своего опекуна. Зверушка жива, стало быть, захочет есть, — улыбнулась знахарка. — Опекун, несомненно, тоже проголодается. — Она собрала часть грязной одежды. — Если я принесу ему поесть, то в этом не будет ничего особенного. Все равно что накормить волчонка. Одна из обязанностей знахарки клана. Совершенно логично, что мне важно здоровье брата предводительницы».
Против собственного желания ее взгляд скользнул на кровать.
Ку не спал, смотрел на нее с озорной улыбкой.
— Доброе утро, — шепнул он.
Она нервно вытерла руки о передник и подошла к нему, стараясь не обращать внимания на трогательный сонный вид парня, мятую расстегнутую рубашку, необыкновенные бирюзовые глаза, на то, как от его улыбки кружится голова и подкашиваются ноги.
— Доброе. Поскольку ты проснулся, я могу осмотреть волчонка и...
Он ухватил ее за запястье, и слова застряли у нее в горле.
— Пусть Фанд поспит, — негромко сказал Ку.
Бренна понизила голос, чтобы говорить как он.
— Ты назвал ее Фанд?
Словно в ответ, волчонок обнюхал шею Ку и заворчал, прежде чем снова уснуть.
— Да, она ведь была волшебницей, женой моего легендарного тезки. — Его глаза заискрились. — Я думаю, после интимной ночи, которую мы провели вместе, это имя подходит ей больше всего.
Бренна не удержалась от улыбки. Его пальцы поглаживали руку девушки, пока он продолжал удерживать ее.
— Ты мне снилась, — проговорил Кухулин.
— Перестань...
Он продолжал, не обращая внимания на ее попытки заговорить:
— Мы стали стариками. Твои волосы совсем поседели, а я был сгорбленный и хромой. — Он усмехнулся. — В старости ты будешь красивее меня. Но это неважно. Нас окружали наши дети и внуки. Вокруг них играли и прыгали волчата, великое множество. — Он приглушенно засмеялся, когда Фанд зарычала. — Ревнивая девочка, — шепнул он и подмигнул Бренне.
— Кухулин, прошу, перестань играть со...
На сей раз, когда он прервал ее, его глаза засверкали, и вся шутливость сбежала с выразительного лица.
— Не говори, что я играю с тобой!
Он отпустил ее руку, осторожно снял с груди спящего детеныша, положил на подушку, еще теплую от его тела, поднялся, снова взял Бренну за руку и вытащил из шатра.
Туманное утро было темным и тихим.
Кухулин заговорил едва слышно, чтобы не разбудить рабочих, которые продолжали спать в палатках, стоявших вокруг.
— Почему ты считаешь меня совершенно бесчестным человеком, который может использовать девушку в качестве игрушки? Что я такого сделал?
— Той ночью. Танец... — пробормотала она.
— Я уже извинился за это, — сказал он сквозь стиснутые зубы. — Я повел себя глупо и нетактично, но это было досадное исключение. Я воин, репутация которого известна по всей Партолоне. Когда и кем было сказало, что я бесчестен?
— Никем и никогда, — поспешно ответила она. — Твоя честь ни разу не подвергалась сомнению.
— Да неужели? — яростно выпалил Кухулин и взмахнул руками. — Ты говоришь, что я играю твоими чувствами, использую тебя, делаю вид, что хочу тебя. Это значит, что моя честь не подвергается сомнению? — Он с трудом взял себя в руки. — Я не хотел кричать, оттолкнуть тебя от себя. Во имя Богини! Тебе кажется, что я потерял способность к разумной беседе или мыслям. — Он положил руки на ее плечи и сжал их, крепко удерживая ее перед собой. — Бренна, я хочу стать твоим возлюбленным. Официально. Если ты скажешь, как связаться с твоим отцом, то я, как и полагается, попрошу у него разрешения на это.
— Мой отец умер, — проговорила Бренна онемевшими губами.
Лицо Кухулина смягчилось.
— Тогда у твоей матери. Я буду просить ее.
— Она тоже умерла. У меня нет семьи.
Кухулин склонил голову, пытаясь побороть нахлынувшие эмоции. Какой страшной болью, должно быть, наполнено ее прошлое.
«Но больше так не будет, — пообещал он себе. — Я никогда никому не позволю ее обидеть».
Когда юноша поднял голову, его глаза ярко сияли от глубины чувств.
— Тогда твоя семья — наш клан. Предводительница и я уже обсуждали мои намерения. Мне кажется, она считает, что я тебя не заслуживаю. Но я уверен, что Эль разрешит мне стать твоим возлюбленным.
— Она знает? Ты говорил с ней обо мне?
— Конечно. Она моя сестра.
— Нет! Этого не может быть. Это невозможно. Бренна быстро замигала, словно все расплылось перед глазами.
Кухулин ощутил, как под его руками дрожит ее тело, и внезапно у него заболело сердце.
«Вдруг ее нежелание было не из-за шрамов или застенчивости? Что делать, если она действительно не хочет меня?».
— Бренна, если я тебе не нужен, то не буду говорить о своей любви. Если ты не желаешь меня, то тебе надо всего лишь сказать мне об этом. Даю слово, я оставлю тебя в покое, хотя это и причинит мне боль.
Она уставилась на него.
— Любовь? Посмотри на меня, Кухулин! Я изуродована. Эти шрамы не заканчиваются на моем лице.
Девушка повела рукой от израненной шеи по груди, вниз к талии, показывая ему, насколько глубоки ее раны и как их много.
Ку осторожным движением снял ладонь с ее плеча и с невесомой нежностью последовал по пути, по которому только что прошла ее рука. Он медленно коснулся сморщенных шрамов, которые покрывали правую сторону ее лица. Она не сделала ни одного движения, чтобы остановить его. Юноша кончиками пальцев погладил ее шею, нежно скользнул по ткани, скрывавшей грудь, и наконец остановился на изгибе бедра.
— Как ты можешь думать, что нежеланна? Я смотрю на тебя и вижу первую женщину, которая оказала поддержку моей сестре, знахарку, у которой сердце воина. Я не могу не заметить нежную красоту девушки, которая постоянно заполняет все мои мысли. Я желаю ее, вижу в снах наше будущее.
— Кухулин, в моей жизни было слишком много потерь. Я не знаю, могу ли рисковать снова.
— Ты боишься только этого? — Лицо парня выразило громадное облегчение. — Это не потому, что ты не хочешь меня?
— Я хочу тебя.
Она говорила не как застенчивая девушка. Бренна опять стала знахаркой. Ее слова были твердыми и уверенными.
Ку улыбнулся и потянулся было, чтобы заключить ее в объятия, но она остановила его коротким сухим приказом:
— Нет, я не закончила. Я признаю, что хочу тебя, но не знаю, желаю ли впустить в мое сердце. Допустим, я это сделаю, а потом все потеряю. Боюсь, что это оставит рану, от которой я никогда не смогу излечиться.
Его мысли панически заметались.
«Что сказать? Что сделать, чтобы она поверила мне?»
Он глубоко вздохнул и протянул ей руки, открыв ладони.
— Я могу только дать тебе свое слово. Если ты не веришь, что этого достаточно, то и вообще ничего, что я когда-либо сделаю или скажу, не сможет достаточно убедить тебя в моей любви. Ты должна выбрать доверие ко мне, Бренна.
Она внимательно посмотрела на воина.
«Я должна сделать выбор, но достаточно ли сильна для этого? — Ее глаза расширились. — Что ж, я без сомнений знаю, что могу доверять своей силе. В испытании огнем я одержала победу».
— Я хочу верить тебе, Кухулин, — медленно и отчетливо проговорила девушка и улыбнулась, видя его ошеломленный взгляд.
Кухулин вскрикнул и поднял ее на руки.
— Я собираюсь убедиться в том, что ты никогда не оставишь меня.
Он поставил ее на ноги, но продолжал обнимать. Было так восхитительно просто стоять и прижимать ее к себе. Он никогда не чувствовал себя так хорошо ни с одной женщиной, которую обнимал. Ку еще ни разу не поцеловал ее, но Бренна уже дала ему больше, чем любая красавица из тех, на которых он до сих пор тратил свое время.
Когда юноша почувствовал, как задрожали ее плечи, он подумал, что у него разорвется сердце.
«Разве она не верит мне? Неужто не видит, что я никогда не обижу ее?»
— Что с тобой, любовь моя?
Он откинул голову, чтобы видеть ее лицо, и с удивлением обнаружил, что глаза Бренны искрятся от беззвучного смеха, сотрясавшего ее тело.
— Ой, Ку, — вымолвила она сквозь хихиканье. — Ты пахнешь щенячьей мочой и прокисшим молоком.
Кухулин нахмурился с притворной строгостью:
— Фанд — не щенок. Она волчица.
Словно в подтверждение его слов, из шатра послышался скулеж, который почти сразу же превратился в жалобное завывание голодного волчонка.
— Я говорил, что тебе придется делить меня с Фанд? — уточнил Кухулин.
Жалобный вой стал громче.
— Я принесу еще молока. — Бренна отвернулась, но Кухулин не был готов отпустить ее плечи.
— Ты вернешься?
Она посмотрела в его глаза и поняла, что они всегда будут напоминать ей об алтаре Эпоны и магии второго шанса.
— Да, Кухулин. Я вернусь.
Он опустил руки. Бренна торопливо ушла, но чувствовала, что Ку наблюдает за ней, пока она не исчезла в предутреннем тумане.
— Скорее! — крикнул он ей вслед, и настойчивость в его голосе подтвердили жалобные завывания, доносящиеся из шатра.
Бренна поспешно пробежала через Большой зал и вошла в кухню. Ее мгновенно окружили звуки и ароматы пробуждающегося замка. Здесь кипела работа, вкусно пахло свежеиспеченным хлебом. Стараясь оставаться незаметной, Бренна взяла кувшин, стоявший на новом буфете, и зачерпнула им из бочонка парного молока.
— Доброе утро тебе, знахарка, — окликнула ее Винни.
Несколько ее помощниц приветственно кивнули.
— Доброе... доброе утро, — немного сдавленным голосом поздоровалась Бренна.
Она не забыла о красоте Винни, но взглянула на эту особу с пламенными волосами, завивающимися во множество локонов, обрамляющих ее прекрасное лицо, и сердце Бренны дрогнуло.
«Как может Ку предпочитать меня этой веселой молодой женщине?»
— Пришла за молоком для зверька воина?
— Да, — выпалила Бренна.
Она не хотела отвечать так резко, но воспоминание о теле Винни, прижимающемся к Кухулину, когда они двигались вместе под барабанный ритм, внезапно заставило ее впасть в тоску и неуверенность. Она чувствовала, как проницательный взгляд кухарки изучал ее, и это было хуже всего.
— Там есть свежий хлеб и добрый кусок сыра, если захотите позавтракать вдвоем, когда накормите детеныша.
— Спасибо, я положу это на поднос, — торопливо проговорила Бренна, мечтая о том, чтобы выйти из кухни.
Помощницы Винни, те самые женщины, которые были в саду накануне, перестали работать, прислушиваясь к их разговору.
— Я тебе помогу, — сказала Винни и внезапно подошла к Бренне.
Точными ловкими движениями кухарка уложила в корзину теплый хлеб, кусок ароматного желтого сыра и несколько ломтей холодного мяса. Все это она загрузила на поднос Бренны, потом пошарила в кладовой, вынесла оттуда и добавила к еде бурдюк с вином.
Знахарка с изумлением подняла голову и взглянула на красивую молодую кухарку, которая внимательно смотрела на нее большими изумрудными глазами.
— Желаю тебе счастья, Бренна. Воин сделал правильный выбор.
Бренна вспыхнула от неожиданного удовольствия. Словно глупая девчонка, она только и смогла, что улыбнуться и выдохнуть:
— Спасибо.
— Женщины должны помогать друг другу, — подмигнула ей Винни. — В следующий раз, когда у меня будет лихорадка, я попробую одну из твоих легендарных отвратительных микстур, чтобы не отправиться к праотцам. Теперь беги и хорошенько поешь, потому что, Бренна, милая, тебе могут понадобиться силы.
Улыбаясь и краснея, Бренна понесла нагруженный поднос из кухни, прихватив заодно из корзины около двери несколько чистых полотенец. Женщины улыбались и отпускали ей вслед непристойные шуточки.
Никогда в жизни она не думала, что это возможно. Они приняли ее, обращались с ней как с равной. Кухулин желал ее. Счастье, которое наполняло грудь девушки, было маленьким, недавно оперившимся птенцом, только-только начинавшим расправлять крылья и вылетать из потаенного местечка в ее сердце.
Ку измученно улыбнулся, когда она вошла в палатку.
— Фанд проголодалась, — сказал он, показывая на детеныша, который сосал его палец и рычал, недовольный тем, что его усилия безрезультатны.
— Если зверушка чувствует себя настолько хорошо, что злится на тебя, думаю, можно с уверенностью сказать — она будет жить.
Бренна наполнила соску, а Кухулин в это время крепко держал извивающегося волчонка, который норовил свернуться в клубок. Когда он вцепился в комок ткани, пропитанной молоком, знахарке внезапно захотелось, чтобы ее сейчас же позвали лечить кому-нибудь рану или вправлять руку.
— Сядешь рядом со мной, Бренна? — кивнул Кухулин на место рядом с ним на узкой кровати.
Бренна села, стиснув руки, чтобы скрыть, как они дрожат. Некоторое время в шатре слышалось только, как Фанд шумно сосет и тихонько ворчит. Бренна смотрела на детеныша, отмечая, как нежно проводит Кухулин рукой по его спинке. Юноша время от времени поглаживал зверька и негромко бормотал что-то ободряющее.
— Это же просто я, понимаешь? — спросил Ку, говоря с Бренной таким же успокаивающим голосом, каким беседовал с волчонком.
— Просто ты? — повторила она, чувствуя себя невероятно глупо.
— Да. Это тот же самый я, которому ты отдавала распоряжения в ту ночь, когда разбилась Эль. Это тот же самый я, по лицу которого ты можешь сразу же понять, если что-нибудь случилось с любым членом нашего клана. Тот же самый я, с которым ты работала бок о бок, чтобы снова вдохнуть жизнь в наш дом. — Он улыбнулся и придвинулся к ней, чтобы их плечи и ноги соприкасались. — Я открою тебе один секрет. Несмотря на всю мою распущенность, ты, моя сладкая знахарка, пугаешь меня так, что я не могу и слова вымолвить.
— Этого не может быть, — недоверчиво покачала головой Бренна.
— Я открыл тебе свой секрет — довольно стыдный. Теперь твоя очередь.
Она взглянула на него. Ее разум кричал: «Защищайся, не открывайся ему, ничего не говори». Но его глаза, устремленные на нее с теплом и ожиданием, и надежда, которая оперилась в ее груди, снова взволновали девушку, прогоняя страхи прочь.
— У твоих глаз цвет двух даров, которые я получила от Эпоны.
Ее голос был тихим и немного неуверенным, но она продолжала смотреть на него, не пряча лицо за волосами.
— Дары Эпоны? Что за дары?
— Бирюзовый камень и перо из птичьего крыла.
Когда она произнесла это вслух, ей показалось, что в дарах нет ничего особенного. Знахарка почувствовала, как от смущения ее лицо стало пунцовым, но Кухулин не засмеялся и не стал дразниться.
— Как-нибудь покажешь?
Бренна кивнула. Почему один простой вопрос сумел заставить ее почувствовать себя такой удивительно счастливой?
Наконец волчонок стал сосать медленнее. Ку поглядел на Бренну.
— Пожалуйста, скажи, что это животное уже можно искупать.
Она посмотрела на Фанд. Зверушка свернулась на коленях Кухулина, ее животик раздулся, из пасти стекало молоко. Потом девушка перевела взгляд на Кухулина. Его волосы спутались, глаза все еще оставались сонными. Полотняная рубашка парня была расшнурована, открывая широкую грудь, всю в пятнах от молока и выделений детеныша, как и килт, небрежно обернутый вокруг талии. И воину, и волчонку срочно требовалось помыться.
— Как знахарка, с огромной уверенностью могу сказать, что ты можешь искупать Фанд.
Она сморщила нос. Кухулин вздернул бровь.
— В твоем присутствии я иногда кажусь себе неуклюжим дураком, но могу сказать, что мое открыто заявленное намерение быть твоим возлюбленным имело бы гораздо больше шансов на успех, если бы от меня так сильно не пахло волчьей мочой. Скажи, ты согласна?
Сердце Бренны перевернулось и упало.
— Да.
— Хорошо! — сказал он и встал так неожиданно, что Фанд издала недовольный сварливый писк.
Ку успокоил детеныша, уютно завернул его в рубашку.
— Ты принесла еду? — Он увидел корзину и вино. — Превосходно.
Затем парень повернулся, потянулся к сундуку, стоявшему у ножки кровати, выхватил оттуда чистый килт и рубашку.
Юноша взял корзину с едой, положил сверху чистые полотенца, потом протянул свободную руку Бренне, неотрывно смотрящей на него.
— Идем с нами, — сказал он. — Сейчас слишком рано, чтобы врываться к моей сестре. Я ужасно люблю мучить ее. Ничто не приводит Эль в такое мерзкое настроение, как внезапное пробуждение. Сегодня мне понадобится ее хорошее настроение, когда я буду просить у сестры разрешения жениться на тебе. Поэтому ее купальня отпадает. Мы с Фанд можем помыться в раковине. — Он поглядел на грязного детеныша, угнездившегося на нем. — Но, по правде говоря, не думаю, что этого достаточно. — Он задумчиво почесал голову и пробормотал: — Надеюсь, что это животное не напустит на меня блох. — И тут же его лицо озарилось озорной улыбкой. — Поэтому ты просто покажешь мне озерцо, в котором ты купалась вместе с Бригид и Эль?
Бренна уставилась на него, не зная, что сказать. При всей ее признанной силе она до сих пор боялась воспользоваться этим удивительным шансом, боролась со своей тоской по этому воину.
Кухулин подошел к ней вплотную и потянул за руку, поднимая.
— Разве ты не хочешь провести время со мной наедине, Бренна?
Знахарка сглотнула и услышала себя, честно говорящую ему:
— Я боюсь.
Он поднес ее руку к своему лицу, прижал к щеке, внимательно глядя ей в глаза.
— Я тоже, любовь моя.
Его честный ответ заставил ее с легкостью принять решение.
— Тогда давай бояться вместе, — шумно выдохнула Бренна.
Туман еще не рассеялся, и девушка боялась, что не сможет найти то самое озерцо. Но как только тропинка изогнулась, а за поворотом показалась сосна необычной формы, она сразу же вспомнила, что именно здесь они с подругами свернули в лес. Знахарка вконец уверилась в этом, когда через несколько шагов услышала журчание воды, стекающей по трем уступам скал, гладких от времени.
Туман вокруг озерца был совсем густым, и Бренне подумалось, что это Эпона скрыла их от любопытных глаз.
— Похоже, вода холодная, — сказал Кухулин.
Фанд вертелась, высунула голову из-под рубашки воина и стала озираться с горящими глазами, нюхая воздух и попискивая.
— Мне помнится, что вода была очень освежающая, — улыбнулась Бренна.
Иногда этот парень говорил совсем как его сестра.
Он фыркнул, решительно поставил корзину с едой на соседний камень и вытащил детеныша из-под рубашки.
— Ладно, надо скорее покончить с этим и поесть. Он вручил Фанд удивленной Бренне, которая неуверенно взяла в руки корчащегося рычащего детеныша.
— Кухулин, я уверена, что будет лучше, если ее помоешь ты. Она чувствует себя гораздо лучше с тобой.
Ку кивнул и стал снимать килт.
— Просто подержи ее, пока я разденусь.
«Разденусь...»
Это слово пронеслось в голове Бренны, заставив ее мысли закружиться подобно стремительным птицам.
«А как ты думала, Бренна?! — проговорила рассудительная часть ее мозга. — Неужто он собирается купаться в одежде?»
Честно говоря, она не думала об этом до тех пор, пока он не снял килт, не сбросил кожаную обувь и... не остановился перед тем, как снять рубашку, закрывавшую его до бедер, — единственную вещь, которая еще оставалась на нем.
Парень взглянул на нее с дразнящей полуулыбкой.
— Если тебя смущает моя нагота, то можешь закрыть глаза. Я возьму Фанд и войду в воду, а потом скажу, чтобы ты могла открыть их без опаски.
— Она меня смущает, — согласилась Бренна. — Но я не хочу закрывать глаза.
Ответная ухмылка Кухулина была полна лихим очарования, которым воин был столь знаменит. Продолжая улыбаться, он через голову стянул рубашку, оказался совсем голым, забрал волчонка и с шумным плеском и проклятиями погрузился в воду.
Знахарка просто стояла, смотрела на него и думала, что вид его широкой обнаженной спины и тугих ягодиц навсегда впечатался в ее глаза.
— Бренна! — позвал он, сопровождаемый протестующим скулением Фанд, угодившей в холодную воду. — Можешь отколоть кусок мыльного камня? Вода, конечно, очень холодная, но она не в состоянии смыть всю эту грязь, — пошутил Ку.
Бренна кивнула и принялась искать голыш размером с кулак, чтобы отбить кусок мягкого мыльного камня, которым были усеяны берега озерца. Она стала это делать и несколько раз ударила по пальцам, потому что ее глаза все время возвращались к Кухулину.
— Готово, — сказала она, пытаясь беспечно говорить с обнаженным воином, который только что объявил о своем намерении добиваться чести стать ее возлюбленным.
Он с плеском подошел к ней. С каждым шагом вода все больше обнажала его тело. Бренна подняла в пригоршне мыльный камень, стараясь не опускать глаза ниже пояса воина, но безуспешно. Он с усмешкой стоял перед ней. Вода покрывала его только до колен. Парень держал в руках вымокшего детеныша, а сам дрожал, вокруг губ появилась синева. Но его улыбка была теплой, озорной. От нее таяло сердце.
Он наклонился к ней.
— Мои руки заняты. Можешь помочь мне, любимая?
Его глаза сияли.
Чувствуя себя так, словно видит восхитительно порочный сон, Бренна насыпала немного мыльного камня на жалобно скулящего волчонка. Ку стал втирать в шерстку пенящийся порошок, но Бренна не могла сосредоточиться на детеныше. Ее глаза постоянно возвращались к голому телу воина, который стоял так близко от нее. Прежде чем в знахарке заговорил голос рассудка, который помогал ей вести себя разумно и ответственно в последние десять лет, Бренна потянулась и стала растирать мыльный камень по его груди и плечам. Осторожными нерешительными движениями она сосредоточенно намыливала его грудь, обходя извивающегося детеныша. Кухулин не двигался, только переложил Фанд, чтобы освободить Бренне поле деятельности.
Наконец девушка подняла глаза и встретилась с его взглядом.
— Ты можешь присоединиться ко мне, любимая. Будет не так холодно, если вода покроет нас обоих, а ты прижмешься ко мне своей теплой обнаженной кожей.
Она ужасно этого хотела, но подумала о том, что придется показать свое изуродованное тело этому красавцу с твердыми мускулами, покрытыми великолепной золотистой кожей. Ее сердце упало, и она ощутила во рту горечь страха.
— Я не могу, — прошептала она, моля Эпону, чтобы он не отвернулся от нее и не отверг как трусиху.
— Тогда в следующий раз, любимая. Еще успеем. У нас будет много времени, — сказал он с нежным обещанием. — А пока лучше вымой мне волосы. Блохи — неважные помощники в деле ухаживания за дамой сердца.
Он опустился на колени, чтобы Бренна могла взять побольше мыльного камня и втереть его в густые волосы.
Девушка мыла его волосы, а он оттирал, увещевал и уговаривал хнычущего, корчащегося детеныша, пеняя на отсутствие у него хороших манер и благодарности. Знахарка смеялась над их проделками, старалась, чтобы мыло не попало Ку в глаза, и при этом пыталась не промокнуть окончательно.
Она не помнила, чтобы когда-нибудь была так счастлива.
— Пора ополоснуться, девочка моя, — сказал он детенышу.
Он крепко прижал рычащего волчонка к голой груди, встал, подмигнул Бренне сквозь мыльную пену и с криком нырнул в середину холодного озерца.
Бренна покачала головой. Он нырял, громко плещась, потом вышел на берег, чтобы обсохнуть. Все, что делал воин, было больше, чем просто жизнь. Кухулина окружала аура силы и обещания сделать невозможное. Бренна начинала верить, что это так, потому что невозможное случилось. Ее самое заветное, тщательно скрываемое желание осуществилось. Кухулин выбрал ее.
— Я проголодался, — сказал он, расстелил на лесной земле длинное сухое полотенце, схватил корзину и махнул Бренне, чтобы она присоединилась к нему.
— Ты возьми своего тощего волчонка. Я буду отвечать за еду.
Она вернула детеныша Кухулину, который поморщился, но спрятал его вместе с влажным полотенцем под свою чистую рубашку.
Бренна искоса поглядывала на то, как он поуютнее устраивал зверька, а сама выкладывала еду.
Самым строгим знахарским голосом она сказала:
— Теперь ты немного знаешь о том, что чувствует женщина, когда носит в своем теле ребенка в течение нескольких долгих лун.
Кухулин растянулся на боку, наконец-то умостив детеныша так, что тот перестал беспокойно вертеться и сонно уткнулся в него. После этого он обратил все свое внимание на Бренну.
— Ребенок, хм? Хочешь говорить о детях так скоро? — Парень почесал подбородок, словно размышляя. — Мама, конечно, обрадуется.
Бренна замерла с протянутым ему куском хлеба и ломтем сыра. Она чувствовала, как разгорается лицо, и понимала, что это привлечет еще большее внимание к уродливым шрамам. По давней привычке она опустила голову, чтобы волосы скрыли ее позор.
— Нет, Бренна! — Кухулин наклонился, взял ее пальцем за подбородок и нежно приподнял лицо. — Не прячься от меня.
— Дело не в этом. Я... я только... — Она замолчала, встретив его спокойный взгляд, глубоко вздохнула и решила сказать ему правду: — Я очень уродлива, когда краснею. Мне не хотелось, чтобы ты видел меня такой.
Тогда Кухулин сделал нечто совершенно неожиданное. Он не стал банально пытаться прикрыть неловкость момента или говорить, что она ошибается, просто наклонился к ней ближе и прижал свои губы к ее. Поцелуй был нежным. Рука Ку скользнула от подбородка к затылку девушки. Он сильнее прижался к ее рту, чтобы постепенно сделать поцелуй глубоким. Бренна не думала о том, что его рука лежит на травмированной стороне ее шеи. Она забыла о том, как пылает ее лицо, перестала убеждать себя в том, что не может выполнить его желание. Девушка просто закрыла глаза и прижалась к нему. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, оба едва дышали. Кухулин смотрел на нее глазами, полными страсти.
— Мне нравится твой румянец. — Его голос был хриплым. — Он напоминает мне о том, что нервничаю не только я.
— Не только ты, — согласилась она, с трудом сдерживаясь, чтобы не захихикать.
— Можешь пообещать мне кое-что, Бренна?
Она кивнула, думая о том, что вряд ли сможет хоть в чем-то отказать этому мужчине.
— Пообещай мне, что ты больше не будешь отворачиваться или прятаться от меня, станешь верить, что я не обижу тебя.
Бренна смотрела в самую глубину его волшебных глаз. Ее собственные зрачки удивленно расширились, поскольку она поняла, что видит уязвимость. Девушка могла ранить его своим ответом. Он никогда не обнажал свое сердце ни перед одной женщиной так, как раскрывался теперь.
— Это будет нелегко, но я обещаю, что больше не стану отворачиваться или прятаться от тебя.
— Спасибо, Бренна, за этот дар — твое доверие. Я не воспользуюсь им во зло.
Он поцеловал ее в щеку, покрытую шрамами, и она смолчала. Потом, словно поцелуй был совершенно обыденным делом, Ку улыбнулся и взял хлеб и сыр из ее податливой руки.
— Мне надо поесть. Скоро я должен идти к сестре. Это лучше всего делать на полный желудок.
Бренна достала из корзины ломоть мяса и положила его на новый кусок хлеба с сыром.
— И еще, — добавил он, слегка смутившись. — Просто, чтобы ты знала. Я пошлю за родителями, чтобы они тоже могли познакомиться с тобой. Хочется разом со всем покончить. — Он мотнул головой в сторону озерца. — Это немногим лучше, чем прыгнуть в эту воду.
Сердце Бренны заколотилось.
— Я встречала твоего отца. Он великий шаман.
— Так и есть, — ответил Ку с набитым ртом.
— Но я никогда не видела Возлюбленную Эпоны, хотя и слышала, что она очень красивая.
— Почти такая же, как та юная знахарка, на которой я собираюсь жениться.
— Ох! — выдохнула Бренна.
У нее кружилась голова от счастья, желудок от волнения сжимали спазмы.
— Не волнуйся, любимая, — усмехнулся Кухулин. — Моя мать уже много лет мечтает видеть меня в счастливом браке. Она тебя полюбит.
Он увидел, что девушка внезапно сильно побледнела, опомнился, наклонился к ней и прошептал в самое ухо:
— Я тебе обещаю.
Утренний туман еще не начал рассеиваться, когда Кухулин и Бренна направились обратно в замок. Они шли медленно, держались за руки, касаясь друг друга плечами. Бренна думала о том, что туман похож на волшебный. Ей казалось, что перед ней открылись ворота в царство духов. Она с легкостью перемещалась из одного мира в другой, ведя с собой Кухулина. Вместо того чтобы испугаться, девушка чувствовала себя довольно комфортно. Ей было так хорошо, что она не заметила, как Кухулин прищурился и стал с подозрением вглядываться в лес, скрытый туманом.
Неопределенное, безымянное, неуютное чувство преследовало Кухулина, и он ненавидел это. Неужели проклятое бремя потусторонности не оставит его в покое? Эльфейм была в замке, в безопасности. Счастливая Бренна шла рядом с ним. В лесу не было ничего особенно зловещего, кроме случайных разъяренных вепрей. Но у него по спине внезапно поползли мурашки предчувствия. Оно исходило из леса, совсем как предупреждение, которое Ку получил перед несчастьем, случившимся с Эльфейм.
«Возможно, сестра задумала новую пробежку. Если это так, то я просто удержу ее от этого. Иногда с ней можно договориться. К тому же несчастный случай произошел совсем недавно, и Эль вряд ли захочет повторить подобное упражнение».
Еще одна мысль промелькнула так быстро, что парень едва успел осознать ее. Это было напоминание о том, что происходит, когда люди отклоняют дары, данные богами.
Бренна засмеялась, когда они свернули по тропинке и увидели белку, которая скакнула в сторону и что-то шумно застрекотала.
— Ах ты, глупышка! Мы не сделаем тебе ничего плохого, — сказала девушка.
«Вот в чем дело, — с отвращением подумал Кухулин. — Всего лишь белка, которая позволила бессмысленным опасениям управлять мною».
Он усилием воли расслабил плечи и сосредоточил свое внимание на прекрасной женщине, которая так счастливо шла рядом с ним. Его будущим была она, а не какое-то безымянное, безликое чувство.
«Я выбираю жизнь, хочу твердо стоять на земле, в реальном мире, а магию и царство духов оставляю сестре».
Эльфейм пересекла главный внутренний двор, желая доброго утра приветствовавшим ее рабочим. Она остановилась возле весело журчащего фонтана.
«Надо не забыть попросить Дананна вытесать каменную скамью, чтобы я могла сидеть и наслаждаться красотой прямо здесь, в сердце замка».
Серое утро посылало неяркий свет через незаконченную крышу, но пасмурность не могла уменьшить счастья, пылавшего в ее сердце. Улыбка Избранной отражала ее тайную радость, и она не заметила, что несколько мужчин, направлявшихся в Большой зал на завтрак, прервали беседу и с открытым от удивления ртом уставились на ее восхитительную красоту. Эльфейм опустила пальцы в воду фонтана, вспомнив о том, сколько времени пришлось ей провести сегодняшним утром в купальне, чтобы избавить тело от незнакомой нежности, наполнявшей его после ночных любовных ласк.
Лохлан... Ей хотелось громко кричать его имя, рассказать всей Партолоне, что она любит и любима. Это действительно случилось. Эпона создала для нее супруга. Ей не придется жить в одиночестве, заполняя свои дни отражением любви других людей.
«Клан Маккаллан должен принять его как моего супруга. А если они этого не сделают? Неужели мне придется перестать быть предводительницей и отправиться вместе с возлюбленным в Пустошь?»
При этой мысли она содрогнулась, вздохнула, уселась на краю фонтана и стала смотреть на мраморную девушку, на которую была так похожа.
— Что бы ты сделала, если бы тебя разрывали между двумя мирами? — прошептала она.
— Сестрица!
Эль вздрогнула, услышав пронзительный громкий голос Кухулина, но ее хмурый взгляд тут же сменился на радостную улыбку, когда она увидела, что рядом с ним идет Бренна, держа его за руку. Волосы Ку выглядели влажными, а за пазуху рубашки был засунут детеныш.
— Доброе утро, Эльфейм, — поздоровалась Бренна.
По румянцу, заливавшему лицо знахарки, Эль поняла, что та очень взволнована. Она отлично знала, как Бренна не любит, чтобы кто-то догадывался о ее истинных чувствах. Как и сама Эльфейм, знахарка никогда не думала, что найдет свою любовь, но оказалось, что ошибалась. Любовь пришла к ней оттуда, откуда она никогда не ждала получить ее. Этот поворот событий оказался таким невероятным, что к нему надо было еще привыкнуть.
— Доброе утро, Бренна, — тепло ответила Эльфейм. Ее глаза засияли, и она пошутила: — Рада тебя видеть, хоть ты и тратишь свое время на сомнительных субъектов и диких животных.
— Не шути так, Эль, — вмешался Кухулин. — Иначе она подумает, что ты говоришь серьезно.
— Я говорю серьезно. — Эльфейм улыбнулась Бренне.
Знахарка улыбнулась ей в ответ. Ее лицо приобрело нормальный цвет, лишившись нервного румянца.
Кухулин откашлялся, а затем, к удивлению сестры, отпустил руку Бренны, встал между девушками и быстро опустился перед сестрой на одно колено. Она подняла брови, но увидела мрачное выражение его лица и ничего не сказала, ожидая дальнейших действий.
— Эльфейм, ты предводительница клана Маккаллан. Я пришел, чтобы официально попросить твоего позволения стать возлюбленным знахарки Бренны. Ты должна знать, что я поступаю так с благородным намерением вступить с ней в брак.
Эльфейм хотела завопить от радости и крепко обнять брата, но ей нельзя было оскорбить торжественность его просьбы, выказать непочтительность к подруге, тихо стоявшей в ожидании ответа, который раз и навсегда показал бы, принимают ее или отвергают. Избранная перевела взгляд на Бренну.
— Живы ли твои мать или отец, чтобы Кухулин мог попросить у них твоей руки?
— Нет. Я была единственным ребенком у своих родителей. Они умерли десять лет назад.
— Тогда, будучи предводительницей клана Маккаллан, я отвечу вместо них. Бренна, принимаешь ли ты предложение Кухулина по доброй воле? Прежде чем ответить, знай, что я поддержу любой твой выбор, каким бы он ни был.
Она старалась не смотреть на брата, чтобы не видеть его угрюмое лицо. Глаза Бренны, похожие на оленьи, переместились на воина, который стоял, преклонив колено, чуть впереди. Он не повернулся, чтобы посмотреть на нее, а внимательно следил за сестрой. Она видела, как напряглись его широкие плечи, и поняла, что он боится. Его действительно волновал ответ. Осознание того, что ее решение не было для него само собой разумеющимся, переполнило ее сердце. Ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы сдержать слезы. Кухулин выбрал ее из всех женщин и теперь ждал, хотел услышать, согласится ли она.
— Да, — проговорила она твердым ясным голосом. — Я всем сердцем принимаю предложение Кухулина.
— В таком случае, будучи предводительницей, я позволяю тебе, Кухулин, стать возлюбленным Бренны. Как твоя сестра, я хочу, чтобы ты знал: твой выбор сделал меня очень счастливой.
Следуя порыву, Эльфейм подняла руки и обратила лицо к туманному утреннему свету, сочащемуся из дыры в крыше.
— Я прошу благословения Эпоны на ваш союз.
Как только Эльфейм произнесла имя Богини, она почувствовала, что по ее телу побежало тепло. Его стало покалывать, а туманное утреннее небо внезапно расплылось. На один миг, достаточный, чтобы сделать вдох, время будто остановилось. В этот застывший миг Эльфейм охватила огромная печаль, и она услышала, как кто-то плачет.
Избранная моргнула, и видение исчезло, оставив лишь ощущение потери и тоски. Кухулин смотрел на нее со странным выражением, и Эльфейм поспешно сделала вид, что ничего не произошло. Она хлопнула брата по плечу:
— Вставай, Ку. Ты сделал хороший выбор.
Члены клана, которые остановились, чтобы посмотреть на происходящее, разразились восторженными криками и поздравлениями. Всех троих окружили, желали счастья, и Эльфейм с легкостью стряхнула с себя жуткое ощущение, которое осталось после мимолетного видения.
— Эль, знаешь, что это означает? — Одной рукой Ку обнял Бренну, а другой — сестру. — Надо срочно послать за мамой. Если она узнает об этом от посторонних, то никогда не оставит нас в покое.
Эльфейм улыбнулась шутке брата.
— Да, давай пошлем за мамой. Я как раз думала о том, что сейчас ей самое время приехать в гости.
Эльфейм в одиночестве стояла в башне Вождя. На этот раз она не смотрела с балкона, выходящего в сторону леса. Избранная прислонилась к створке одного из высоких узких окон, из которых открывался вид на море Бан. День так и не прояснился, но света было достаточно, чтобы превратить небо в восхитительный занавес, обрамляющий бурю, идущую с запада. Огромные вздымающиеся тучи, беременные дождем, неслись в сторону побережья. Эльфейм и Кухулин приказали всем проверить, крепко ли привязаны палатки, и даже велели перенести некоторые из них за стены замка. Ремонтные работы прекратились, пока люди готовились к весенней буре.
Молния распорола небо и устремилась к далекой воде. Это напомнило Эльфейм о другой ночи, полной дождя, грома, боли и чуда ее первой встречи с Лохланом. Она понимала, что буря замедляет работы в замке, но не могла противостоять волнению, которое ощущала при каждом ударе грома и вспышке молнии. Эль решила, что пойдет к нему, только подождет, пока небо не разразится дождем, скрывающим все тайны.
Избранной было нетрудно сделать так, чтобы к ней никто не заходил, хотя она и чувствовала вину перед Бренной, когда сказала ей, что у нее снова разболелась голова. Знахарка уверила ее, что боль вызвало изменение погоды, и любезно приготовила ей чай, чтобы предводительница крепко спала весь вечер и всю ночь. Эльфейм, разумеется, не притронулась к чаю. Бренна не придет к ней до утра. Страстный взор Кухулина и слова, сказанные шепотом, ясно указывали на то, что двое новоиспеченных возлюбленных будут очень заняты всю ночь.
«Всего семь дней, — напомнила она себе. — Пока надо хранить свою тайну. Затем я обо всем расскажу. Уверена, что семья примет мою любовь, как всю жизнь принимала меня.
— Думаешь, башня — лучшее место для размышлений, милая?
На сей раз ее удивление от появления старого духа длилось не больше секунды, и Эльфейм поняла, что, по-видимому, в глубине души надеялась на его компанию.
— Да, я так думаю. Ты часто приходил сюда?
Он кивнул и вздернул полупрозрачную бровь.
— Частенько. Особенно когда появлялись проблемы, не дающие мне покоя.
— Тебе всегда хотелось вести за собой клан Маккаллан?
Подняв брови, он внимательно взглянул на нее, обдумывая ответ.
— Да, всегда.
— Ты... — Она помолчала, а потом отвернулась от окна, откуда виднелось штормящее море. — Тебе когда-нибудь хотелось бросить все и сбежать?
— Да, милая.
В его улыбке читалось понимание.
— Но ты этого не сделал. Его глаза заискрились.
— Да и ты не сбежишь. Быть предводительницей клана Маккаллан — это сидит в твоей крови. Ты не можешь избежать своей судьбы, как и я не сумел этого сделать. — Он подошел к ней и мягко опустил прохладную руку на ее плечо. — Хорошенько запомни это, милая. Судьба может быть жестокой госпожой. Она приносит большую печаль и немалую радость.
Краткое видение внезапно всплыло в памяти Эль, и она почувствовала, как кровь похолодела у нее в жилах.
— Сегодня Кухулин объявил о своем намерении стать возлюбленным Бренны и жениться на ней. Она приняла его предложение.
Старый дух задумчиво кивнул, но не сказал ни слова.
Эльфейм глубоко вздохнула, пытаясь решить, действительно ли она хочет узнать больше. Она была влюблена, Кухулин тоже. Не лучше ли просто парить в потоке их взаимного счастья, хотя бы еще несколько дней? Она выдохнула. Избранная уже знала ответ на свой вопрос. Он эхом отдавался в ее крови. Эльфейм не могла выбрать неведение, даже если оно было обманчиво блаженным.
— Я попросила благословения Эпоны на их союз. Когда сделала это, мне привиделось кое-что странное.
— Что же?
Она сглотнула.
— Странное и тревожное. Я услышала плач и ощутила глубокую печаль. Но видение исчезло так же быстро, как появилось.
Дух убрал руку с ее плеча и перевел задумчивый взгляд на море Бан.
— Другие тоже видели этот знак?
Эльфейм беспомощно покачала головой.
— Похоже, что никто ничего не заметил. Люди, окружающие нас, их поздравили. Ку не сказал об этом ни слова, а Бренна только сияла от счастья.
Старый дух обернул к ней лицо.
— Эпона послала знак мне одной. — Она озвучила молчащему духу самую страшную мысль, пришедшую ей на ум: — Это предсказание будущего. Богиня подготавливает меня.
— За это отвечает только вождь клана Маккаллан. Когда придет время, тебе понадобится вся сила.
Его глухой голос звучал печально и устало.
— Я могла их остановить! — Эль почувствовала озноб и дурноту. — Как предводительница клана Маккаллан, я могла запретить их союз.
— Какой ценой, милая? Ты не можешь играть с судьбой, а если попытаешься это сделать, то лишь вызовешь много несчастий. Я понимаю твою боль. У меня была сестра, красивая молодая девушка, которая была мне столь же дорога, как мое собственное сердце. А ведь я мог бы спасти Морриган.
Сердце Эльфейм забилось.
«Его сестра — мать Лохлана. Знает ли он об этом? Что он на самом деле хочет сказать мне?»
Старый дух вновь перевел взгляд на море.
— Готовься к буре, она идет...
Прежде чем Избранная успела задать ему еще один вопрос, тело духа рассеялось и ушло под пол башни, оставив Эльфейм наедине с ее тихой печалью. Загрохотал гром, небо наконец раскрылось, заливая замок дождем. Эль отвернулась от окна и стала медленно спускаться по винтовой лестнице. Ее плечи были опущены. Она замерзла, была опустошена, не чувствовала себя сильной предводительницей клана. Эль была напуганной сестрой.
«Когда придет время, тебе понадобится вся сила».
Тревожные слова призрака не выходили у нее из головы. Она хотела освободиться от них.
Было только одно место, где Эльфейм могла найти покой этой ночью.
Дождь уютно барабанил по крыше палатки. Бренна смотрела, как Кухулин укладывал наевшегося детеныша в удобную постельку, которую она для него приготовила. Было очень необычно видеть в своей палатке мужчину. Непривычно в хорошем смысле, по-другому, волнующе, интимно. Она сама позвала его в палатку и в жизнь. Фанд захныкала, и Кухулин погладил ее за ушами, что-то напевая. Бренна с удивлением поняла, что это детская колыбельная. Она улыбнулась. Юноша был поразительно ласков и нежен. Это тоже отличало его от прочих мужчин. В нем таилось множество глубоких эмоций, что не соответствовало суровой внешности воина. Его способность любить детеныша и ее была свидетельством того, что он не такой, как другие.
Бренна молча возблагодарила Эпону за то, что та создала его.
Кухулин медленно встал, как можно тише подошел к Бренне, которая скованно сидела на краю кровати, взял ее руку и поднес к губам.
— Спасибо за то, что устроила для нее постель. Мне не хотелось бы, чтобы волчонок всю ночь проспал у меня на груди.
Он проговорил это шепотом, потом огляделся вокруг и подметил, как чисто и аккуратно в этой маленькой палатке. Кровать была совсем как у него, но тщательно застелена. Посреди нее лежала подушка с ароматными травами. В палатке стояли два сундука, один в ногах кровати, другой около стола. Он был открыт. Кухулин увидел множество баночек и бутылочек, полос полотна и острых ножей.
Воин поднял брови.
— Так вот из чего ты варишь свои знаменитые чаи?
— Да, а еще готовлю припарки, бальзамы и множество других вещей, помогающих заживлению ран.
— А у тебя есть кровь дракона или жабий язык?
— Может быть, если поискать. Хочешь, найду? Я могу из них что-нибудь сварить, — предложила она с невинным видом.
— Нет! — воскликнул он и тут же понизил голос, потому что зашевелилась Фанд. — Но мне очень хочется увидеть дары цвета моих глаз, которые дала тебе Эпона.
У Бренны перехватило дыхание. Не стоило удивляться, что Ку помнил об этом, вообще ничему, что он говорил или делал. Но его любовь нагрянула столь неожиданно, что ей постоянно казалось, что это прекрасный сон. Она скоро проснется и поймет, что это всего лишь красивая иллюзия.
— Бренна, если тебе это неприятно, то не надо ничего показывать.
— Все в порядке. Я хочу это сделать.
Она встала, взяла его за руку и повела вокруг кровати в темный угол палатки. Знахарка опустилась на колени и показала Кухулину, чтобы он сделал то же самое. Потом она зажгла четыре маленькие свечки, по одной на каждую сторону света, и ее алтарь засиял, оживая.
Бренна указала на первый предмет.
— Я вырезала голову этой кобылицы в память о повторяющемся сне, который видела еще ребенком. Во сне мне всегда являлась красавица, едущая верхом. У нее были непослушные вьющиеся золотисто-медные волосы, — застенчиво улыбнулась Бренна. — Я не сумела воссоздать красоту лица женщины, поэтому решила вырезать кобылицу.
— Можно взять ее в руки? — спросил он. Бренна кивнула.
Ку почтительно взял в руки резное дерево и тщательно его осмотрел.
— Тебе здорово удалось изобразить кобылицу Избранной. Особенно похож надменный изгиб ее шеи.
— Избранной Эпоны? Но я не собиралась вырезать кобылицу Избранной.
Ку улыбнулся ей и коснулся ее лица.
— Почему же нет? Ведь она тебе снилась. На ней ехала моя мать.
— Нет... я...
— Ты хорошо помнишь сон?
— Да.
— Припомни глаза этой женщины.
Бренна сосредоточилась и вызвала в памяти сон, который так часто снился ей в детстве, полном страданий. Это было нетрудно и всегда доставляло ей удовольствие. Кобылица и женщина были так красивы, всегда казались такими счастливыми, не знающими бед и несчастий, которые пришлось вынести Бренне. Она подумала о женщине и ясно представила ее себе, сосредоточившись на глазах...
Тут собственные веки Бренны распахнулись от удивления.
— У нее — твои глаза!
Они не были точно того же цвета. Глаза Этейн скорее были зелеными, чем синими, но их форма была определенно той же самой.
— Тебе она скажет, что все наоборот. Мол, это у меня — ее глаза.
Бренна почувствовала, что дрожит. Оказывается, ей много раз снилась именно мать Кухулина.
Юноша осторожно вернул голову кобылицы на алтарь. Сначала он провел пальцем по бирюзовому камню, а затем аккуратно коснулся блестящего синего пера.
— Ты была права, Бренна. У них действительно цвет моих глаз.
Затем его внимание привлекла великолепная каплеобразная жемчужина, и воин захихикал.
— Что случилось? — спросила Бренна.
— Любимая! Мы обречены быть вместе. — Он коснулся ее лица. — Тебе снилась моя мать, на твоем алтаре лежит вырезанная голова кобылицы Избранной. Ты собрала предметы, которые точно повторяют цвет моих глаз, а теперь еще и жемчужина, — снова хихикнул парень. — Мой отец привезет с собой кольцо, которое я хочу подарить тебе. Оно хранилось в его семье в течение нескольких поколений. Это серебряная полоска, причудливо вырезанная в форме переплетающихся листьев плюща. В середине укреплена жемчужина в виде слезы идеальной формы. Абсолютный близнец той, которая лежит здесь.
— Я ее нашла, — сказала она, почти не в состоянии говорить, потому что ее душили слезы радости. — В тот год я перестала быть подростком, чувствовала себя одинокой и очень несчастной. Я сидела возле ручья, и что-то попалось мне на глаза. Я посмотрела вниз, и там была она.
Кухулин обнял ее и прижал к себе.
— Никогда больше!.. Я обещаю тебе, Бренна, никогда больше ты не будешь несчастна.
Девушка крепко прижалась к нему, ощущая силу его тела так же, как и любовь.
Она почувствовала, как тают и исчезают последние прутья ледяной клетки, в которую было заключено ее сердце, подняла взгляд на человека, которому решила доверять.
— Можешь кое-что сделать для меня, Кухулин?
— Все, что пожелаешь, любимая.
Она набрала воздуху и выпалила:
— Займись со мной любовью.
Вместо ответа он встал и поднял ее. Продолжая крепко обнимать девушку, воин подвел ее к небольшой, аккуратно застеленной кровати.
— Задуй свечи, — шепнула она.
Он приподнял ее подбородок.
— Мы будем вместе всю оставшуюся жизнь. Я очень часто буду видеть всю тебя, Бренна. Я знаю, тебе это трудно, но сегодня ночью хочу начать с полной честности между нами.
Дождь стучал по крыше и стенам палатки, заключив их в собственном мирке.
Бренна отбросила страхи и встретила его внимательный взгляд.
— Может, задуешь хотя бы несколько?
Он улыбнулся и поцеловал ее в лоб, а потом торопливо прошел по палатке, погасив все свечи, кроме одной, горевшей в стеклянной лампе. Ку принес ее на столик, стоявший возле кровати.
Несколько секунд они стояли рядом, лицом к лицу, и смотрели друг на друга.
— Я очень волнуюсь. — Бренна нерешительно улыбнулась, потянулась и дотронулась до его лица.
Кухулин взял ее руку и прижал к сердцу. Она чувствовала, как оно колотится.
— Я тоже волнуюсь, любимая.
— Тогда, может, поцелуешь меня? Это лучше, чем просто касаться друг друга.
Кухулин наклонился, чтобы поцеловать ее. Бренна страстно прижалась к нему и оказалась в его объятиях. Попросив поцеловать ее, она хотела сказать этим о силе, страсти и близости, которые исходили от его тела, помогая ей перебороть страх. Как и прежде, губы возлюбленного заставили ее забыть о шрамах. Она могла думать лишь о его вкусе, прикосновениях и о том, как ее тело отзывалось на них.
Девушка, одурманенная поцелуями, чувствовала, как его горячие ладони беспокойно снуют по ее одежде, сжимают грудь, пробираются к влагалищу. Она застонала, прижавшись к его тверди. Бренна и не заметила, как ее собственные руки начали исследовать тело возлюбленного. Они нашли застежку, на которой держался килт, и расстегнули ее. Кухулин помог ей стащить с него килт, а потом сорвал с себя льняную рубашку. Бренна, ничего не сознавая, прижималась к обнаженному телу, гладила его, восхищалась силой твердых мускулов.
Внезапно Ку повернулся и сел на кровать, а она осталась стоять между его колен. Руки воина легли на шнур ее платья, завязанный под самым подбородком.
— Позволь мне увидеть тебя, любимая, прижаться к твоему обнаженному телу. — Его голос был хриплым от страсти.
Пытаясь унять дрожь, которую вызвали его слова, она закусила губу и кивнула. Кухулин расшнуровал строгий лиф, помог ей снять его, а потом опустил юбку. Она осталась перед ним в закрытой сорочке. Бренна медленно подняла мягкую ткань, сняла через голову рубаху и бросила ее на пол. Она стояла перед ним очень тихо, крепко зажмурившись. Когда знахарка почувствовала мягкую нежность его пальцев, проводящих по краю толстого шрама, который шел от лица к шее и полностью покрывал правую грудь до плеча, а потом спускался почти до талии, она не смогла сдержать дрожь, сотрясавшую ее тело.
— Ах, любимая, — хрипло сказал он. — Жаль, что меня там не было. Я нашел бы способ предотвратить это или утешал бы тебя, помогал бы тебе потом, попытался бы уменьшить эту боль.
Слезы потекли из ее закрытых глаз, когда он наклонился и стал целовать шрамы, которые только что гладил. Когда девушка наконец открыла глаза, чтобы посмотреть на любимого, то увидела, что его лицо тоже мокро от слез.
— Теперь ты здесь, — сказала она.
— И буду всегда, на всю жизнь.
Бренна опустилась вместе с ним на кровать, упиваясь прикосновением к его обнаженной коже. Он не отвернулся от нее, не захотел, чтобы она ушла.
Бренна не сомкнула глаз до самого утра.
Лохлан удивленно поднял голову. Еще не стемнело, но он уже чувствовал ее. Она звала его по имени, невзирая на ветер и дождь. Сила ее зова звенела в крови. Его крылья затрепетали и стали разворачиваться прежде, чем он выпрыгнул из своей тайной пещеры и стал скользить над землей, желая как можно скорее оказаться возле Эльфейм. Тело фоморианца радовалось холодному прикосновению дождевых капель. Он мечтал обнять ее, почувствовать, как она гладит его крылья и ласкает тело. На этот раз Лохлан хотел взять ее полностью. Он дал попробовать кровь Эль, но понимал, что делать этого было нельзя. Это ощущение оказалось демоническим, нутряным, неправильным. Ему стало трудно дышать. С усилием, которое вызвало знакомую пронизывающую боль в висках, Лохлан остановился. Надо взять себя в руки. Фоморианец не мог прийти к ней, затуманенный страстью и жаждой крови. Он закрыл глаза и наклонил голову, несмотря на боль, вызванную отрицанием того, чего требовала его кровь.
Он любил ее, поэтому заставил себя думать не о гладком горячем теле, а об улыбке, о доверии, сиявшем в глазах Эльфейм. Она была его женой, обручившейся с ним перед Эпоной. Он задышал ровнее.
«Мы поговорим. Может быть, сегодня ночью я найду способ сказать ей о Пророчестве. Вместе мы, конечно же, придумаем, как спасти моих сородичей без жертвы, которую я не принесу, как уже поклялся в этом».
Лохлан подавил свои темные инстинкты и снова помчался вперед. Эль звала его. Он должен был ответить ей, но как человек, а не как чудовище.
Избранная стояла возле выхода из потайного коридора. Дождь бежал по ее лицу и телу. Лохлан подумал, что любимая словно покрыта слезами с головы до ног. При виде его она улыбнулась, но в душе была очень печальна. Эта грусть образовала вокруг нее почти ощутимую ауру. Не говоря ни слова, он подошел к ней и обнял. Его крылья распростерлись над Эльфейм, ограждая ее от холодных капель дождя, но она все равно дрожала.
— Давай вместе вернемся в мое убежище. Это простая пещера, но в ней сухо и тепло.
Он поцеловал ее в макушку и крепко прижал к себе.
Предводительница подняла голову, и Лохлан увидел, что она плачет. Ее слезы смешивались с дождем, покрывая лицо печалью.
— Может, пойдем лучше в мою комнату? — взволнованно спросила Эль. — Сегодня ночью мне нужны и стены замка, и твои руки.
— Хочешь побыстрее рассказать обо всем Кухулину, сердце мое?
Она отрицательно качнула головой.
— Нет, я послала за родителями. Мы ждем, когда они прибудут. Ку сегодня не помешает нам. Он сейчас вместе со своей новой возлюбленной.
— Поэтому ты так опечалена? Кухулин сделал плохой выбор?
— Он выбрал Бренну.
— Крошку знахарку? Я думал, она твоя подруга.
— Так и есть, — торопливо сказала Эльфейм. — Я была невероятно счастлива, когда они сегодня объяснились друг другу в любви. Но у меня было чувство, своего рода предупреждение о том, что близится огромная печаль.
Она снова неудержимо затряслась.
— Возвращайся в замок. Тебе нужна сила его стен.
— Ты тоже мне очень нужен, Лохлан, прямо сейчас, сегодня ночью.
Он крепко прижал ее к себе.
— Я здесь для тебя, сердце мое.
Лохлан вслед за Эльфейм вошел в спальню. Он очень волновался, поэтому крепко сжал ее руку.
— Моя мать приходила сюда. — Его голос был похож на скрипучий шепот. — До того как пережить боль и изгнание, она познала здесь любовь и счастье.
— Не терзай себя. Ты думаешь, что мать хотя бы на миг пожалела о твоем рождении?
Лохлан моргнул и перевел взгляд на лицо Эльфейм. Он кое-как перестал бичевать себя и честно ответил:
— Нет. С момента моего рождения до самой ее смерти она любила меня отчаянно и самозабвенно.
Через их соединенные руки Эльфейм почувствовала, что его напряжение ослабло.
Он оглядывал просторную комнату, продолжая говорить глубоким звучным голосом, который был ей так хорошо знаком:
— Я знаю, это покажется странным. Твой брат и другие члены клана никогда не смогут этого понять, но я чувствую, что поступил правильно, появившись здесь. Вроде как все вернулось на круги своя. — Лохлан улыбнулся ей, и печаль ушла из его глаз. — Моя мать была бы очень счастлива узнать, что я вернулся.
Эль придвинулась к нему поближе и прислонилась к плечу. Лохлан обнял ее, прикрыл темным крылом. Он наклонился и поцеловал любимую со сладкой нежностью, от которой у нее перехватило дыхание. Она поняла, что именно чувствовала его мать. Морриган тоже любила сына отчаянно и самозабвенно.
— Теперь расскажи мне о чувстве, которое так встревожило тебя, — попросил он, подводя ее к золоченой кушетке, стоявшей около кровати.
С легким шорохом крылья Лохлана аккуратно сложились за спиной, чтобы он мог удобно откинуться на кушетку. Фоморианец согнул ноги в коленях, чтобы Эльфейм могла опереться на них. Она уютно свернулась рядышком, повернувшись к нему лицом.
— Это случилось, когда Кухулин пришел ко мне, предводительнице клана, чтобы попросить позволения стать возлюбленным Бренны. Конечно, я с радостью согласилась исполнить его просьбу. — Глаза Эльфейм смотрели на плечи Лохлана, как будто она пыталась восстановить прошлое. — Потом, почти машинально, я попросила благословения у Эпоны. В тот миг, когда я произносила имя Богини, меня переполнила ужасная печаль. Я услышала плач.
— Может, это предупреждение не имело никакого отношения к Кухулину и Бренне? Вдруг Эпона послала тебе видение о том, что произойдет, когда ты объявишь о своем браке? Не пыталась ли она подготовить тебя к борьбе, которая нам предстоит?
Эльфейм покачала головой.
— Я уже думала об этом. Нет, мое чувство было определенно связано с Ку и Бренной, — глубоко вздохнула она. — К тому же призрак Маккаллана согласился с тем, что это видение было послано, чтобы подготовить меня быть сильной.
Лохлан вздернул брови.
— Ты говорила с тенью Маккаллана?
— Не раз. Вообще-то он являлся даже Ку. Именно от него брат узнал, что надо приехать за мной в ночь, когда произошло несчастье. Его послал Маккаллан.
— Мой дядя...
Лохлан покачал головой, не в силах поверить в это.
— И мой прадед. — Она поколебалась, а затем мягко добавила: — Когда мы говорили с ним в последний раз, он упоминал о твоей матери, сказал, что очень ее любил.
Печаль омрачила глаза Лохлана.
— Как ты думаешь, он станет ненавидеть меня?
— Не знаю, — честно ответила она. — Но призрак допускает тебя в замок. Я считаю это хорошим знаком. Не сомневаюсь, старый дух знает обо всем, что происходит в этих стенах.
— Мне уйти? Не хотелось бы тревожить его.
Эльфейм взяла его за руку.
— Не уходи. Я хочу, чтобы ты остался. Ты мне нужен здесь. Помни, ты принадлежишь к клану как по клятве, так и по крови.
— Меня волнует не кровь Маккалланов. — Он поднес ее руку к губам и быстро поцеловал. — Что будешь делать со своим видением?
Эльфейм вздохнула.
— Я вряд ли могу что-нибудь сделать. Маккаллан попросил меня подготовиться к тому, что должно случиться. — Она поежилась, чувствуя, какой груз ответственности лежит на ее плечах. — Все, что я могу сделать, — попытаться быть сильной и ждать.
— Ты сильная, сердце мое. Подождем вместе, что будет.
Его слова не должны были успокоить ее, но это случилось. Видение не относилось к нему, но Лохлан, несомненно, был частью надвигающейся бури. Предводительница понимала, что их отношения совсем не порадуют ни ее семью, ни клан, но не могла от него отвернуться. Всю жизнь она мечтала, желала и молилась о супруге, хотя в действительности никогда не верила, что ей будет дан такой подарок. Теперь, когда Эль нашла его, она не могла позволить, чтобы он исчез из ее жизни.
Избранная сжала его руку.
— Верно. Даже великую печаль легче переносить вдвоем.
— Знаешь, Эпона могла таким образом предсказать отказ Бренны твоему брату. Если он действительно любит ее, то для него это было бы большим горем, но от подобного он может оправиться.
— Бренна не откажет ему. Ты бы видел их сегодня вместе, Лохлан. Они выглядели так, словно хранили какую-то необыкновенную тайну. Я слишком хорошо поняла их долгие взгляды и частые прикосновения. Нет, Бренна ему не откажет.
— Что ж, если Эпона это разрешает, то пусть твой брат тоже признает нашу любовь, когда узнает о ней.
Раздался оглушительный удар грома, и небо расчертили зигзаги молнии, казавшиеся совсем близкими. Эльфейм задрожала, по ее телу внезапно побежали мурашки.
— Буря приближается, — сказала она, глядя в высокие стрельчатые окна, то и дело озарявшиеся вспышками молний.
— Она пройдет, мое сердце.
Эльфейм перевела глаза на супруга. Он уверенно и твердо смотрел на нее. Этот взгляд заставлял Избранную верить ему, его словам. Она подумала, что Лохлан должен быть великим вождем своего народа. Эль с досадой поняла, что он упоминал других женщин, которые выжили после рождения своих детей, наполовину фоморианцев. Следовательно, должны быть и другие существа, подобные ему. А она ни разу не спросила его о покинутых соплеменниках.
— Лохлан, расскажи о своем народе!
Его лицо окаменело. Лохлан молчал так долго, что Эльфейм решила, что он не хочет отвечать. Когда ее возлюбленный заговорил, ей казалось, что он с трудом подбирал слова.
— Мой народ обитает в Пустоши. Там трудно, но, как тебе уже известно, мы живем долго, умирают немногие. Я сомневаюсь в том, что это мудро, но каждый год рождается много детей.
— Детей?
В улыбке Лохлана не было ни капли веселья.
— Да, мы можем размножаться. Болезнь, поразившая женщин-фоморианок во времена моего отца, сделала их бесплодными, а мы здоровы, сильны и неунывающи. Мой народ процветает почти в той же степени, что и страдает.
Эльфейм потрясла головой.
— Страдает? Не понимаю.
— Те из нас, кто родился от выживших матерей, очень похожи. Наша внешность скорее человеческая, чем демоническая, мы обладаем способностью передвигаться днем, не боясь солнца, которое не причиняет нам боли. Нам не надо питаться кровью живых существ, чтобы поддерживать собственные жизни. Все мы боремся за то, чтобы наша человеческая душа победила демонические, темные инстинкты. Ты уже понимаешь больше, чем тебе кажется, Эльфейм, потому что была свидетельницей того, как я бьюсь с самим собой. Но одного ты не знаешь. Я мучаюсь каждый раз, когда выбираю человеческое поведение вместо темного пути. Боль, которую испытывает мой народ, является ценой за человеческое в нас. Многих она ввергает в безумие. — Челюсти Лохлана сжались. — Особенно трудно приходится детям. Они тоже рождены скорее людьми, чем демонами, но у них нет человеческих матерей, которые учили бы их, а наши уже давно умерли.
Эльфейм ошеломили его слова. У нее из головы не выходил юный Лохлан, изо всех сил пытающийся оставаться человеком без помощи материнской силы и веры.
— Тогда пусть они приезжают сюда! — Она стиснула его руки, не думая о том, что ее слова звучат по-детски, идеалистично. — Мы можем помочь им. Моя семья обязательно примет тебя. Они увидят, какой ты хороший. Отец, мать и брат оценят, как ты ежедневно сражаешься с тьмой и побеждаешь ее. Мои близкие начнут доверять тебе точно так же, как я. Ты поможешь своему народу заслужить их уважение.
Лохлан не мог отвести взгляд от ее глаз, в которых сияла вера. Пора было рассказать ей о Пророчестве. Лохлан должен признаться, что его миссия состояла в том, чтобы не дать ей выжить, но он оставил свой народ, забыл про Пророчество из любви к ней. Однако фоморианец не мог. Она завернула его в искрящуюся паутину ее мечты, и ему не хотелось возвращаться в реальный мир.
— Если бы все было так просто, — вздохнул он.
— То никто не делал бы ошибок.
Она, улыбаясь, повторила слова своей матери.
— Я люблю тебя, сердце мое. — Он заключил ее в объятия. — Я всегда буду тебя любить.
Эльфейм наклонилась к нему и возвратила поцелуй.
Она услышала, что его крылья зашелестели, пробуждаясь, и прошептала ему:
— Отнеси меня в постель, муж мой.
С нечеловеческой силой он стремительно поднялся на ноги и подхватил Эльфейм. Звериными, скользящими шагами Лохлан преодолел расстояние до кровати за время меньшее, чем нужно для удара сердца. Вскоре сброшенная одежда, все еще влажная от дождя, кучей валялась у их ног. Обнаженная Эльфейм вытянулась на роскошных простынях. Лохлан лежал сверху. Его крылья развернулись, он стал похож на огромную хищную птицу. Фоморианец опирался на локти, сунув руки под толстое одеяло. Она чувствовала его напряжение, дрожью проходящее через тело. Эль попыталась поцеловать его глубже и заметила, как он сдерживается, пытается стабилизировать дыхание и держать страсть под контролем.
— Лохлан, ты мой муж. Не бойся любить меня.
— Я опасаюсь вовсе не этого! — Его голос звучал глухо от желания и огорчения. — Не хочу сделать тебе больно! — Он вздохнул так, что в горле у него что-то пискнуло, и прижался к ней лбом. — Мои руки делаются как когти. Жажда крови становится удовольствием. Я не могу любить тебя без страха.
Что-то в тоне, каким он говорил, разбудило в ней глубинные инстинкты. Избранная ощутила, что в ней медленно и устойчиво разгорается ярость Богини. Кожу покалывало, кровь пульсировала в горячем чувственном ритме.
— Ты оскорбляешь меня.
Лохлан поднял голову, на его лице ясно отразилось изумление. Она с силой отпихнула фоморианца, ее глаза расширились от гнева. Потом Эль не торопясь наклонилась и погладила обратную сторону крыла, заставив Лохлана застонать.
— Я не уклоняюсь от твоих прикосновений. Забыл, что я больше чем человек? Я быстрее, сильнее!.. — Она снова погладила его крыло и, когда он застонал, поддразнивая, укусила его за плечо, оставив красный отпечаток. — Кое-кто даже говорит, что я Богиня.
Глаза Лохлана вспыхнули темным светом, который зажег в ней ответное желание. Она помнила о жажде крови, в которой он признался. Ей не хотелось бы, чтобы это случилось, но в мыслях о том, как он сжимает зубами ее кожу, было что-то эротическое, своего рода чувственное вторжение, не похожее на то, как он входил в ее тело. Аура легкого насилия, окружавшая его, была ощутимой, но не пугала ее, а лишь влекла к нему. Будучи его супругой, Эль не чувствовала никакой аномалии или мутации, вместо этого ощущала, что наконец-то нашла достойного соперника в любовных играх.
— Люби меня, Лохлан, — мурлыкнула она. — Я не сломаюсь и не отвернусь от тебя.
Ответный поцелуй опрокинул ее на кровать. Она встретила страсть мужа с той же силой, дразня и соблазняя его руками и ртом. Когда Лохлан вошел в нее, это не имело ничего общего с той сдержанностью, с которой он обладал ею прежде, и Эльфейм выгнулась под ним, стимулируя супруга. Он взял ее руки в свои, закинул их ей за голову, горячо и тяжело дышал, склонившись над ней.
Она едва узнала голос, который шептал в ее ухо темные слова.
— Ты не представляешь себе, о чем просишь.
— Я не оказываю доверие наполовину. — Эль подняла голову и сильно укусила его за плечо, ритмично двигаясь под ним.
Лохлан хрипло зарычал. Он прижал свои зубы, похожие на кинжалы, к нежной шее жены. Эльфейм на секунду ощутила палящую боль, а потом ее тело пронзило наслаждение. Она качалась на волнах удовольствия, пока он пил ее кровь и наполнял ее семенем.
Внезапно Лохлан с отчаянным криком резко отстранился от ее тела. Не понимая, в чем дело, Эльфейм приподнялась на локте и смущенно моргнула. Он стоял возле кровати и глядел на нее расширенными глазами. На его губах была кровь. Узенькая темно-красная струйка бежала из угла рта вниз по подбородку.
Эльфейм подняла руку, коснулась шеи, нащупала два маленьких влажных прокола и слабо улыбнулась ему:
— Я в порядке, Лохлан. Ты не сделал мне больно. Он вытер рот тыльной частью руки и в ужасе посмотрел на кровь, которой был измазан.
— Нет! — воскликнул он, и его голос надломился. — Так не должно быть. Я не позволю, чтобы было так.
Фоморианец покачал головой и сделал шаг назад. Эльфейм села на кровати, борясь с приступом головокружения.
— Лохлан, что случилось? Посмотри на меня. Все в порядке. Ты меня не ранил.
— Нет! — повторил он. — Я не позволю, чтобы было так!
С невероятной скоростью, которой отличалась раса его отца, он выскочил из комнаты и скрылся в коридоре, ведущем к купальне и потайному туннелю.
— Лохлан! — закричала Эльфейм, встала с кровати и пошатнулась.
— Не ходи за мной. Держись подальше... — жутким эхом донесся его голос с лестницы.
Эльфейм упала на колени и заплакала.
Лохлан выскочил из туннеля и побежал. Ему было все равно, куда идти. Он просто знал, что должен уйти. Ночь стала непроглядно темной, но его зрение было острым, и он без труда лавировал между деревьев. Дождь стегал голое тело, но Лохлан только радовался по этому поводу. Это было ничто по сравнению с муками разбитого сердца. Он кричал, изливая свои страдания в глухую ночь, все еще ощущал вкус ее крови и слышал шепчущий голос.
Он ошибался, как и весь его народ.
Пророчество было верным. Они могли спастись, если Богиня умрет. Но ее кровь не была им необходима, как и физическая смерть. Теперь он знал это. Когда Лохлан пил ее кровь, его наполнило безошибочное знание о богине. Кровь Эльфейм не спасла бы их. Его народ найдет спасение только в том случае, если она выпьет его кровь. Тогда Эльфейм поглотит темноту их прошлого и вберет своим телом безумие всей расы.
Это было хуже, чем физическая смерть. Если жена выпьет его кровь, то будет переполнена злом, но останется в живых. Мучительные мысли разрывали голову Лохлана. В Пророчестве речь шла не о физической смерти. Она проживет долгую жизнь существа, в чьих жилах течет кровь демонической расы фоморианцев, но полностью утратит рассудок. Лохлан слишком хорошо знал, кем она станет, во что превратит ее такая кровь. Он не мог приговорить ее к столетиям мучений даже ради того, чтобы спасти свой народ.
«Я должен держаться от нее подальше, убедиться в том, что ни один из моих соплеменников не обнаружит тропинку в труднопроходимых Трирских горах, которая ведет к пышному сосновому лесу Партолоны и замку Маккаллан. Мне надо сохранить в безопасности замок своего клана, дом своей любви. — Его руки двигались в такт движениям мощных ног, а сердце грохотало вместе с бурей. — Как можно дальше!.. Я должен уйти достаточно далеко, чтобы не слышать волшебный голос, который зовет меня, не ощущать ее присутствия, чтобы от близости не разорвалось сердце».
Склон становился все круче, и Лохлан радовался жгучей боли, появившейся в напряженных мышцах. Вспыхнула молния. Сквозь струи дождя, хлещущие по лицу, он увидел очертания темных фигур на вершине следующего горного хребта. С ужасным предчувствием фоморианец замедлил подъем, ожидая следующей вспышки света, чтобы убедиться в том, что не ошибся. Когда сверкнула новая молния, Лохлан резко остановился.
На фоне мрачного неба вырисовывались силуэты четырех крылатых фигур, стоявших на горном хребте.
На крыльях цвета туч они скользнули вниз. Лохлан, сильный и обнаженный, стоял, ожидая, пока они приблизятся. Его соплеменники не могли в буквальном смысле читать мысли друг друга, но были интуитивно связаны наследием темной крови. Лохлан понимал, что они не должны обнаружить эмоции, бушующие в нем. Он мысленно прикрыл свои истинные чувства воображаемой мантией вождя, которую носил совершенно естественно, и заставил замолчать сердце и душу. Когда они были совсем близко, Лохлан увидел на их лицах удивление от его наготы. Затем они уважительно склонили головы.
Кейр был упрямее всех, поэтому заговорил первым:
— Что с тобой случилось, Лохлан?
— Ты не поздоровался, не объяснил, почему вы здесь, но полагаешь, что имеешь право допрашивать меня? — процедил Лохлан.
В глазах Кейра вспыхнул опасный огонек, но он не сумел выдержать пристальный взгляд вождя и опустил голову.
— Ты правильно поступил, сделав мне замечание, — ответил он, но в его голосе не было раскаяния. — Рад видеть тебя, Лохлан.
Трое его спутников склонили головы и повторили приветствие.
— А я не рад! — вскипел Лохлан. — Вы не должны находиться здесь.
Кейр шумно втянул в себя воздух, но прежде чем успел заговорить, крылатая женщина рядом с ним выступила вперед и почтительно присела перед вождем.
— Ты слишком давно ушел, Лохлан. Мы беспокоились, не случилось ли с тобой беды.
Фаллон говорила нежным голосом. На мгновение его знакомая мягкость пролилась бальзамом на измученный разум Лохлана.
— Твои инстинкты не обманули тебя, Фаллон. Беда почти случилась.
— Ты не нашел богиню с копытами? — выпалил Кейр.
Лохлан смерил его ледяным взглядом.
— Я ее нашел, но обнаружил, что в Пророчестве говорится не о ней.
Крылатые люди беспокойно задвигались, переводя взгляды с Кейра на Лохлана.
— Откуда ты знаешь?
— Она не богиня, а просто плод скрещения двух рас, как и мы! — выпалил Лохлан.
— Не может быть, — резко сказала Фаллон.
— Надежда еще не потеряна. У меня есть новый план, — попытался Лохлан перекричать бурю.
Молния снова рассеяла тьму. Дождь полил еще сильнее.
— Мы останемся здесь? Может, у тебя есть какое-нибудь убежище для нас? — спросила Фаллон.
Он хотел закричать, что у него нет никакого убежища, и заставить их тронуться в обратный путь этой же ночью, но не стал этого делать. Если прогнать соплеменников, то они заметят в его действиях нелогичность, поймут, что он что-то от них скрывает, и тогда не успокоятся, пока не выведают его тайну.
— Следуйте за мной, быстро и тихо. Я отведу вас в мое убежище.
Он повернулся, но Фаллон остановила его нежной рукой.
— С тобой все в порядке, Лохлан? Почему ты бегаешь под дождем голый?
Лохлан взглянул на это нежное создание, на ее мужа, потом на их спутников. Они осторожно поглядывали на него, словно думали, что Лохлан впал в безумие, пока был вдали от соплеменников. Оно ведь не просто так сидело в каждом из них. В тот момент его не заботило, о чем они думали. Он только хотел, чтобы ткань его мира была разорвана на куски. Сон рассеялся, и Лохлан не думал, что сможет вынести дневной свет.
— Разве ни одному из вас никогда не хотелось промчаться под дождем в бурю? — спросил он, оскалившись.
Вождь развернул крылья, быстро скользнул прочь, и им пришлось постараться, чтобы догнать его.
В пещеру, которую он использовал как убежище, поместились все. Лохлан молча принялся разводить огонь. Он редко позволял себе подобную роскошь, но бушующая буря и темная ночь говорили о том, что вряд ли кто-то заметит дымок и обнаружит их тайное убежище. Вождь оделся и разделил со своими соплеменниками скудный ужин. Они продолжали с беспокойством поглядывать на него.
«Я должен был знать, почувствовать их присутствие, когда они вошли в Партолону. Это служит доказательством тому, что я совсем потерял голову с Эльфейм, даже не понял, что приближаются незваные гости. Кейр толково выбрал спутников, — признался себе Лохлан. — Разумеется, это Фаллон, с которой они никогда не расставались. Ну а братья-близнецы, Керран и Невин, всегда были полностью преданы одной вещи — выполнению Пророчества за счет всего остального. Я и сам выбрал бы их, чтобы они сопровождали меня в таких вот поисках».
У него не было никаких сомнений в том, что Кейр задумал именно это. Тот пришел, чтобы убедиться:
Лохлан приведет к своему народу богиню с копытами, эту живую жертву.
— Расскажи нам о ней, Лохлан, — попросил Невин.
— Почему ты так уверен, что она не та?
Как обычно, Керран подхватил мысль брата-близнеца и закончил ее.
Лохлан осторожно заговорил, помня о том, что его слова могут оправдать либо осудить Эльфейм:
— Я провел много времени, наблюдая за ней. Она не богиня, а обычная молодая девушка, чье тело по какой-то причине несет как признаки матери-человека, так и отца-кентавра. Эльфейм не повелевает людьми во время обрядов, посвященных Эпоне. Она просто предводительница клана, а никакая не Богиня. В ней нет такой энергии.
— Ты не можешь знать это наверняка. — Кейр говорил спокойным дружелюбным голосом, но его глаза сузились.
— Еще как могу! Я прочитал это в ее крови.
— Как?
— Почему?
— Какое ты имел право?
Лохлан поднял руку, чтобы утихомирить их. Как животное, томящееся в клетке, он зашагал по узкой пещере взад и вперед.
— Я нашел ее на дне ущелья. Она упала и была тяжело ранена. На нее напал дикий вепрь. Я убил его, потом отнес девчонку в безопасное место. Ее кровь той ночью бежала свободно. В ней я прочел правду о том, что она человек, а вовсе не Богиня. Эта Эльфейм — только отклонение, обычная мутация.
— Ты ей открылся? — недоверчиво уставилась на него ошеломленная Фаллон.
— Она была без сознания, потом бредила. Если девушка и помнит меня, то только как сон, который вряд ли реален.
Лохлан почти задохнулся, выговаривая эти слова, которые были горькой правдой.
— Если она не та, о которой говорится в Пророчестве, то почему она тебе снилась всю жизнь? — разрезали воздух слова Кейра.
Но Лохлан был готов к такому вопросу и ответил на него не задумываясь:
— Эти сны были видениями, которые посылала моя темная кровь, чтобы посмеяться надо мной, свести меня с ума, когда я последую за ними и пойму, что они всего лишь безумие, которое преследовало меня четверть века.
— Ты сказал, у тебя есть план. Что нам делать сейчас? — спросила Фаллон.
Лохлан подошел к красивой крылатой женщине, своей приятельнице по детским играм и другу во взрослой жизни. Ее платиновые волосы высохли и блестели в свете костра, ниспадая до талии плотной прямой занавесью. Черты ее лица были тонкими и печальными. Глаза — голубого цвета, такого нежного, что иногда казались бесцветными.
Он очень не хотел лгать ей, ненавидел то, что приходится врать им всем, но не мог предать свою жену.
— Я подслушал очень многое, пока наблюдал за женщиной с копытами. Люди часто говорили о храме Муз.
— Там училась наша мать, — кивнули Керран и Невин.
— Моя тоже, — сказал Лохлан. — И многие другие наши матери. Помните, что они рассказывали о нем? Храм Муз — место, где получают высшее образование. Все тамошние преподавательницы — Воплощения Богини, каждая из них — живая, земная представительница одной из девяти Муз.
— Ты считаешь, что одна из них может исполнить Пророчество? — негромко спросил Кейр.
Лохлан посмотрел ему в глаза.
— Я считаю, что это может сделать любая из них. Только задумайся! Ответ прост. Я понял бы это многие годы назад, если бы меня так долго не мучили насмешливые сны. Темная кровь сыграла со мной такую шутку, чтобы помешать признать очевидное. В Пророчестве не говорится о том, что нас спасет кровь именно умирающей богини с копытами. В нем просто сказано, что нас спасет кровь богини. Любой!..
— Тогда надо отправляться в храм Муз, — заявил Невин.
— И поймать какую-нибудь богиню, — закончил его мысль Керран.
Лохлан недовольно покачал головой.
— И как вы собираетесь это сделать? Разве можно так наивно полагать, что на пути нас не обнаружат?
— Может, нас пора обнаружить?! — прошипел Кейр. — Вдруг сейчас самое подходящее время?!
— Ты говоришь о нападении на Партолону?
Голос Лохлана стал резким, в нем зазвучала опасность.
— Нет! Я только хочу вернуть наше законное место в этой стране.
— Ты считаешь, что для этого надо встать во главе армии крылатых демонов? — прошипел Лохлан.
— Мы не демоны! — протестующе воскликнула Фаллон.
— Если мы вторгнемся в Партолону и похитим одну из богинь для кровавой жертвы, то кого еще они смогут в нас увидеть? — спросил Лохлан.
Ему никто не ответил, и он раздосадовано тряхнул головой.
— Если мы поддадимся гневу крови наших отцов, то закончим не лучше их. Несмотря на всю нашу борьбу с темным наследием, мы будем людьми не больше, чем были они.
— Что ты предлагаешь? — угрюмо спросил Кейр.
— Возвращайтесь домой. Следите за благополучием нашего народа. Я один отправлюсь в храм Муз, а когда вернусь в Пустошь, со мной будет богиня. Ее кровь вымоет темное безумие из нашей крови. Мы мирно войдем в Партолону. Ни один тамошний житель не узнает о том, что ценой нашего спасения стала кровь одного из них.
— В этом есть... — начал Керран.
— Да, определенная логика, — подхватил Невин.
Лохлан повернулся к ним спиной и стал смотреть на дождь.
«Похоже, они поверили моим уверткам и полуправде. Но я не должен расслабляться, пока все четверо не вернутся в Пустошь. До тех пор я не могу быть уверен в том, что Эльфейм не грозит опасность».
Кейр нахмурился и устроился у задней стены пещеры.
Глаза Фаллон проследили за мужем, потом она подошла к Лохлану, сидевшему у самого входа в пещеру, и негромко спросила:
— Ты до сих пор любишь ее, друг мой?
— Нет. — Лохлан почувствовал на языке горький желчный вкус лжи. — Я никогда не любил ее. Это была только иллюзия.
— Тогда хорошо. Наконец-то ты можешь выбрать жену из нас.
Он с трудом кивнул.
— Ты изменился, Лохлан.
В глазах Фаллон появилось беспокойство.
— Ты была права. Я слишком долго оставался вдали от своего народа. — Он заставил себя улыбнуться. — Теперь отдохни. Завтра вам надо возвращаться. Замок совсем близко отсюда, там полно людей и кентавров. Для вас небезопасно оставаться здесь.
— Как скажешь, Лохлан.
Фаллон почтительно склонила перед ним голову, а потом удалилась к мужу.
Лохлан слышал, как все четверо за его спиной укладывались на ночь. Он валился с ног от усталости, но понимал, что не будет спать. Если он уснет, то увидит сон о ней.
«Сегодня ночью я этого не вынесу».
Лохлан неслышно выскользнул из пещеры. Гроза закончилась, но дождь продолжал лить. Он взобрался на гору над пещерой, уселся на скалистой насыпи и внимательно смотрел на землю, которая, как начинал верить фоморианец, могла стать его домом.
«Да, земля клана Маккаллан зовет меня, но я никогда больше не смогу ответить ей. Неважно, что говорит мое сердце или кровь. Пусть Эльфейм подумает, что я предал и бросил ее. Мне придется оставить это место и отправиться в храм Муз».
Лохлан знал, что это путешествие окажется бесполезным. Мысль о том, что Пророчество может исполнить Воплощение Богини, приходила к нему не впервые. Они часто обсуждали ее вместе с матерью, и она не казалась им правильной. Его мать всегда свято верила в то, что он найдет ключ к Пророчеству, когда Эпона пошлет женщину, которой предназначено будет его выполнить. То, что мать оказалась права, не утешало его сейчас.
«А как насчет ничего не подозревающей Воплощенной Музы? Смогу ли я похитить невинную молодую женщину и обречь ее на смерть? Разве это не будет питать тьму внутри меня, не отберет все человеческое? — Он стиснул зубы. — Неважно. Я сделаю это. Если это спасет Эльфейм, то я ни перед чем не остановлюсь, смогу даже покинуть ее. — Его плечи резко упали. — Это не спасет Эльфейм. Рано или поздно мой народ поймет, что смерть Воплощенной Музы не исполнила Пророчество. Они годами верили в то, что богиня с копытами, которая часто являлась мне во сне, — ответ на их усиливающееся безумие. Как в бесконечном круге, мои соплеменники неизбежно вернутся к этой вере. Но тогда я должен бороться за ее жизнь против собственного народа?»
Лохлан закрыл лицо руками и сделал кое-что, чего не позволял себе со дня смерти матери. Он заплакал.
Фаллон уютно устроилась рядом с Кейром. Он укрыл ее крыльями, окутав теплом, прижал губы к уху и прошептал:
— Твой дружок лжет.
Она откинулась назад и взглянула ему в глаза.
— О чем ты, Кейр?
— Даже сквозь дождь и пот я учуял на нем запах той особы. Он пропитался ее кровью так же, как сексом, — прошипел Кейр.
Фаллон внимательно посмотрела в его глаза. Она не учуяла на теле Лохлана ничего странного, но обоняние Кейра было гораздо острее, чем ее собственное. Несколько раз случалось так, что ему удавалось выследить Лохлана по запаху.
— Ты должна всего лишь вспомнить о том, что увидела в его глазах, и поймешь, что я говорю правду. Богиня с копытами — та самая, которая нам нужна, но Лохлан хочет забрать ее себе.
Фаллон закрыла глаза и положила голову на грудь мужа. Она думала о том, что отражалось этой ночью в глазах друга детства. Ответ пришел очень быстро. Она заметила в них муку и горе — все то, что чувствовал бы благородный Лохлан, если бы выбрал возлюбленную из своего сна, а не спасение родного народа.
Кейр был прав. Фаллон почувствовала, что ее наполняет гнев.
Солнечные лучи заглянули в высокие окна спальни, и Эльфейм замигала от яркого утреннего света. Она слишком резко села на кровати, и ей показалось, что комната закачалась. Голова у нее словно распухла. Так бывало раньше, когда она баловала себя слишком неумеренными вечерними возлияниями, но вчера предводительница не выпила ни капли вина.
«Что случилось?»
Эль потерла шею, которая слегка зудела, и ее пальцы наткнулись на две ранки, покрытые свернувшейся и подсохшей кровью.
«Лохлан...»
Перед глазами Избранной мгновенно вспыхнули события прошлой ночи.
«Он покинул меня. — Она стала дышать глубоко и размеренно. — Я не буду больше плакать. Мне надо подумать. Вспомни все подробно, — приказала она себе. — Поведению Лохлана должно найтись разумное объяснение.
Поначалу все было хорошо. Он успокоил мои страхи по поводу будущего горя Кухулина, пообещал, что мы плечом к плечу встретим то, что сулит нам будущее, после занимался со мной любовью.
Лохлан попробовал мою кровь. Потом он сбежал, сказав, что так не должно быть! Мол, я не позволю, чтобы было так!
Что он имел в виду? Да, кровопускание сперва ввергло меня в странную эйфорию, затем подействовало как сильное снотворное. Я до сих пор чувствую сонливость. Но в этом не было ничего ужасного».
Рука Эльфейм снова скользнула к ранкам на шее. Женщина вспомнила удивительные эротические ощущения, заполнявшие все тело, пока он пил ее кровь.
Она знала, что он провел всю жизнь, борясь с темным наследием, вчера вечером даже признался, что эта борьба делает его соплеменников безумными. Эль задрожала, вспомнив, с какой печалью в голосе он говорил о детях.
«Может быть, попробовав мою кровь, он решил, что сдался, потерпел своего рода поражение, проиграл схватку с тем, что больше всего в себе ненавидел? Означает ли это, что теперь я ассоциируюсь у него с ненавистью к себе?
Нет! Я никогда в это не поверю. Лохлан стал моим мужем, он поклялся перед Эпоной любить меня. В ночь, когда мы обручились, я решила доверять ему. Наш совместный путь не будет гладким, мы оба это прекрасно понимали. Я не споткнусь на первом же препятствии, оказавшемся перед нами.
Он не велел мне ходить за ним. Что же, я верю ему и буду ждать. Пока он не появится вновь, я должна вести ежедневные дела по восстановлению замка и развитию клана. Я не могу позволить себе роскошь проводить дни в праздности, как другие девушки. Моему клану не нужна предводительница, которая ничего не делает, лишь оплакивает свою потерянную любовь. Неужели я его потеряла?»
Эта мысль заставила женщину похолодеть. Она тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение.
Пытаясь привести себя в порядок и успокоиться, Эльфейм подошла к туалетному столику, на котором стояли кувшин и чашка. Избранная выпила три полные чашки воды, прежде чем ее руки перестали трястись.
Эльфейм оглянулась на кровать. Их одежда до сих пор была свалена мятой, истерзанной кучей. По спине женщины пробежали мурашки.
«Он убежал от меня, голый и одинокий. Почему? — мысленно воскликнула она. — Лохлан, что я сделала не так?
Все в порядке. Я искупаюсь, поем, а потом примусь за восстановление замка. Слишком много времени прошло с тех пор, как я в последний раз с наслаждением занималась физическим трудом. Сегодня надо воспользоваться своей сверхчеловеческой силой, которой я так гордилась, и поработать до полного утомления. Сделать хоть что-нибудь, что заставит тело перестать мучительно желать ласк Лохлана».
Словно в тумане, похожем на тот, который она видела в своем сне, полном страсти, Эль спустилась в купальню. Дверь, ведущая в туннель, до сих пор была приоткрыта. Изо всех сил стараясь ни о чем не думать, женщина закрыла ее, потом быстро и бесстрастно смыла с себя слабый запах Лохлана.
Вернувшись в спальню, она выбрала простую полотняную блузу, затем завернулась в плед своего клана и надежно закрепила его брошью Маккаллана. Эль повернулась к кровати. При виде беспорядочно скомканных простыней и сброшенной одежды у нее напряглось в животе.
В деревянную дверь дважды постучали. На мгновение Эльфейм окаменела, но когда настойчивые удары повторились, она быстро наклонилась и пихнула одежду под кровать.
Дверь медленно открылась.
— Эльфейм? — нерешительно прозвучал мягкий голос Бренны.
— Входи, Бренна, — ответила Избранная, изобразив на застывшем лице дружелюбную улыбку. — Доброе утро.
Маленькая знахарка вошла в комнату, и Эльфейм показалось, что вся живость и яркость, покинувшие ее тело, перешли к Бренне. Волосы, которые обычно были уложены с правой стороны так, чтобы она могла словно занавесом быстро прикрыть ими шрамы, спускались по спине, открывая зардевшееся, сияющее лицо. Ее шаги были легки. Она словно впорхнула в комнату. Эльфейм даже показалось, что на ней другое платье, но потом она поняла, что оно то же самое, просто подруга больше не завязывала воротник под самым подбородком.
— Любовь тебе к лицу, Бренна, — одобрила ее Эльфейм.
— Мне к лицу Кухулин.
Щеки Бренны вспыхнули, но она не отворачивалась, не избегала искреннего внимательного взгляда.
— Я рада видеть, что он сумел с толком применить свой прошлый опыт.
Она произнесла эти слова и тут же прикрыла рот рукой.
«Разве можно быть такой бестактной! Неужели нельзя было подумать, прежде чем сказать и ранить своими словами подругу?»
— Прости меня, Бренна! Я сказала жуткую глупость.
Радостный смех знахарки разнесся по комнате.
— Это вовсе не жутко. Все верно. Мне и в голову не могло бы прийти, что Кухулин — неопытный девственник, — заговорщически понизила она голос. — Прошлой ночью нам повезло, что по крайней мере один из нас знал, как это надо делать. — Она прыснула. — Очень повезло. К тому же я не могу изменить прошлое твоего брата. Да и зачем? Жизнь создала его именно таким, и я люблю его такого, какой он есть. — Она схватила Эльфейм за руку и призналась: — Я абсолютно, полностью счастлива! Я никогда не позволяла себе мечтать о том, чтобы меня любил мужчина, любой, а уж о том, чтобы заслужить любовь такого, как Кухулин, не могло быть и речи! Если мое сердце перестанет биться прямо сейчас, в эту самую секунду, то я умру счастливой и довольной.
Эльфейм нежно улыбнулась ей. Счастье Бренны словно бальзам проливалось на ее раненое сердце. Оно напомнило ей, что счастливый конец любви вполне возможен.
— Твое сердце не может перестать биться до тех пор, пока ты не подаришь мне как минимум дюжину племянниц и племянников, чтобы я их избаловала.
Бренна побарабанила пальцами по подбородку, словно прикидывая.
— Дюжину всего или по дюжине тех и других?
— Пусть на этот вопрос ответит моя мать. Кстати, если уж речь зашла о Воплощении Богини Эпоны, будь готова вот к чему. Она станет настаивать на том, что сама проведет свадебный обряд, причем как можно скорее! Могу поклясться, что во время всей церемонии мать будет плакать от счастья и гордости.
Счастливый румянец залил щеки Бренны.
— Ку говорит, что я ей понравлюсь.
— Не беспокойся, Бренна, она тебя полюбит. А где мой братец? Все еще дрыхнет?
— Нет, он пошел в Большой зал. Я сказала ему, что хочу проверить, как ты чувствуешь себя сегодня утром. Все хорошо?.. — Она прищурилась, внимательно посмотрела на Эльфейм и в мгновение ока превратилась из мечтательной юной влюбленной в знахарку. — Ты выглядишь бледной. Плохо спала?
— Нет, прекрасно. Наверное, я бледна, потому что слишком много времени провожу в помещении, а не на свежем воздухе. Давай позавтракаем вместе, а потом я все исправлю.
Она направилась к двери, но следующий вопрос Бренны заставил ее остановиться.
— Что с твоей шеей?
Эльфейм провела кончиками пальцев по крошечным отметинам и заставила себя равнодушно пожать плечами.
— Должно быть, поцарапалась.
— Похоже на укусы.
— Может быть, паучок. Это доказывает, что наш новый дом еще не приведен в порядок. — Она взяла Бренну за руку и потащила ее к двери.
— Я напомню Меаре проверить углы в твоей комнате и убрать паутину.
Эльфейм издала некий звук, который должен был означать согласие, и быстро сменила тему:
— Как поживает воспитанница моего братца?
Бренна округлила глаза.
— Он говорил тебе, что назвал ее Фанд?
Эльфейм почувствовала, как ее душит смех, хохотнула и поняла, что напряжение спало. Дружески болтая, они прошли через красивый главный внутренний двор в Большой зал, где собрался клан. Там подавали на столы вкусно пахнущий завтрак. Эльфейм тепло приветствовали. Женщина с радостью увидела, как брат заключил Бренну в объятия и крепко поцеловал ее.
«Я стала предводительницей этого удивительного клана. Если Лохлан откажется от нашей любви, то я не просто перетерплю это. Я буду жить, благоденствовать, проводить дни, окруженная любовью и уважением своего народа. Может быть, когда-нибудь я расскажу племянницам и племянникам длинную сказку о крылатом существе и о Богине, которая короткое время его любила».
Эльфейм улыбнулась детенышу, который неуклюже резвился вокруг ноги ее брата, когда они шли к группе рабочих, ожидающих у стен замка. Она едва могла поверить в то, что толстенькая энергичная Фанд была тем же самым существом, которое Ку всего несколько дней назад нашел полумертвым в логове.
— Эль, ты уверена в том, что чувствуешь себя достаточно хорошо для этой работы?
— Не начинай, Ку. Ты ведь слышал Бренну. Она сказала, что я достаточно здорова для того, чтобы вернуться к делам. Сегодня я хочу заняться именно этим.
Ку вскинул брови.
— Но почему ты решила рубить деревья и лесной кустарник, вместо того чтобы...
— Чтобы делать что-нибудь полегче? — презрительно фыркнув, прервала его Эльфейм. — Я никогда не выбирала что-нибудь полегче, Ку. Скажи, чем занялся бы ты, если бы томился бездельем столько же времени, сколько я?
— Ты была тяжело ранена, Эль, — напомнил он ей.
— Так что бы ты выбрал? — настаивала она.
Он вздохнул и рассмеялся.
— Я захотел бы как следует испачкать руки и разогреть мускулы.
— Вот и я хочу того же самого, — усмехнулась она в ответ.
Рабочие поприветствовали их и были приятно удивлены, услышав, что с ними будет работать предводительница клана Маккаллан. Они подняли топоры и секиры и последовали за Кухулином и Эльфейм к воротам.
— Вот что я думаю, — сказал Ку, указывая на окружающий лес. — Мы очистили территорию замка, но мне хотелось бы, чтобы деревья росли подальше от стен. К тому же кровельщикам нужно много дерева, поэтому в этой работе есть двойная польза.
Он уже собрался раздать всем определенные инструкции, когда почувствовал покалывание с левой стороны тела. Воин повернул голову, и слова застряли у него в глотке. Слева от него стояла сестра, от нее исходили волны жара. Он ощутил знакомый трепет, потому что вновь стал свидетелем того, как в ней оживает сила Богини.
Эльфейм устремила взгляд на верхушки деревьев. Небо было потрясающе синим, таким, каким оно бывает лишь весенним утром после ночной грозы. Солнце только что поднялось над морем сосен, проливая волны тепла и света на оживающие стены замка Маккаллан. Тело Эльфейм впитывало солнечные лучи, словно ласки родителя, который надолго уезжал и неожиданно вернулся. Она чувствовала, как наполняется энергией Богини.
— Этого дня коснулась Эпона, — благоговейно проговорила Эльфейм. — Давайте воздадим хвалу Богине за ее присутствие и попросим благословить наш клан.
Избранная подняла лицо навстречу теплу утреннего солнца. Мужчины, в том числе и Кухулин, опустились вокруг нее на колени, но не склонили головы. Следуя ее примеру, они тоже подняли лица к солнечному свету. Эльфейм чувствовала, что это правильно. Она подняла руки, назвала имя Эпоны, и по всему ее телу пробежала покалывающая сила Богини.
Великая Богиня Эпона, мы чувствуем сегодня
твое мощное присутствие
и просим, чтобы твой дух наполнил наш клан.
Мы отправились сюда, чтобы начать новую
жизнь,
и с твоей божественной помощью продолжим
вдыхать жизнь в замок Маккаллан,
родовой дом тех, кровью которых ты всегда
дорожила.
Мы благодарим тебя и просим твоего
благословения
в нежных и шепчущих ветрах, прилетевших
издалека,
в теплом и побуждающем свете,
в прохладных водах морей и рек,
в дальних странах и нехоженых местах.
Для нас великая честь иметь твой дух
среди нас.
Слава Эпоне!
Окружающие подхватили ее возглас. К восхищению Эльфейм, слова «Слава Эпоне!» эхом отозвались от стен ее замка, наполнили окрестности тем ощущением любви и магии, которое продолжало окутывать их все оставшееся утро.
За ними наблюдало крылатое существо, скрытое в тени деревьев. Лохлан им солгал, и этому было бесспорное доказательство. Богиня с копытами стояла перед стенами замка, окруженная своими людьми, которые опустились на колени, подтверждая ее силу. Эпона заполнила ее. Эта женщина сияла от вошедшего в нее духа Богини. Она просила благословения простыми словами, будто имела на это неотъемлемое право.
Да, так оно и было. Она на самом деле являла собой живую, дышащую Богиню.
«Мы не должны уйти из Партолоны без нее. От этого зависит судьба нашего народа. — Темные мысли проносились в голове существа, и на сей раз оно не пыталось их подавить. — Богиню с копытами надо заманить в лес, подальше от стен ее замка. Лохлан этого не сделает, следовательно, надо найти другой способ».
Эта мысль сформировалась в темном разуме существа, родилась в безумии и искупалась в крови.
Солнце уже поднялось высоко. Мышцы Эльфейм налились сладкой, приятной усталостью, когда появилась Бренна с корзинкой для пикника в руке. Она скроила гримаску и засмеялась, когда разгоряченный Кухулин притянул ее к себе и крепко поцеловал.
— Тьфу! С вас обоих пот течет.
Затем знахарка обратила пристальный взгляд на Эльфейм.
— Нет, я не переутомилась, чувствую себя превосходно, — быстро уверила ее предводительница.
Фанд, дремавшая в тени недалекой сосны, проснулась и неуклюже подскочила к Бренне, которая опустилась на колени, чтобы почесать детеныша за ушком.
— Ладно, ты действительно выглядишь лучше, чем сегодня утром, несмотря на пот и грязь, но сейчас самое время сделать перерыв.
Улыбка знахарки потеплела и посветлела, когда она посмотрела на любимого.
— Я принесла обед. Как насчет того, чтобы разделить его со мной?
Эльфейм смотрела, как Бренна флиртует с ее братом. Похоже было, что любовь, которую она получила от Кухулина, переполняла ее. Она возродилась, совсем как замок Маккаллан.
— Да, милая, конечно.
Ку весело смеялся, глядя на то, как Бренна визжит и вырывается из его потных объятий. Фанд тявкала на них.
— Не только ты, Ку, — заявила она, улыбаясь. — Наша предводительница тоже приглашена.
— Мне хотелось бы к вам присоединиться, но Винни — суровая командирша. Помните, она отозвала меня в сторонку сегодня утром во время завтрака? — (Ку и Бренна кивнули.) — Я обещала, что посижу с ней, одобрю выбор меню и поговорю о расширении штата кухарок. Мне надо помочь ей поговорить с претендентками.
Эльфейм драматически вздохнула. По правде говоря, она была довольна тем, что Винни спросила ее совета при отборе помощниц в ее растущую команду. Еще женщина была рада тому, что это уважительная причина. Можно не сидеть вместе с братом и Бренной, не мешать одному из их первых свиданий.
— Таким образом, это означает, что нас только двое.
Кухулин подмигнул Бренне. Фанд заскулила, и воин взял ее на руки.
— Я имею в виду — нас трое, — исправился он. Бренна, нахмурившись, смотрела, как он почесывал Фанд под подбородком.
— Кухулин, если ты собираешься касаться чего-нибудь, кроме этого животного, то тебе надо помыться.
Тот наклонился и понизил голос:
— Встретимся у нашего озерца, Бренна.
Она улыбнулась ему, а он сунул ей в руки извивающегося детеныша.
— Вы с Фанд идите вперед. Мы с Эль покончим с этим деревом, а потом я приду.
Он говорил приглушенно, но не забывал озорно поглядывать на сестру. Его глаза сияли.
— Не говори предводительнице о том, что сегодня после обеда я собираюсь заняться собственными делами.
— Ты несносен, Ку! — услышал брат голос сестры.
— Я согласна с этим, — счастливо сказала Бренна, прижимая детеныша к груди. — Но все равно буду ждать его.
Она бросила на него нежный взгляд и быстро пошла по тропинке.
Ку смотрел, как она уходит, и глупо улыбался. Эльфейм взглянула на него и покачала головой:
— Ты ее не заслуживаешь.
В голосе Кухулина прозвучала радость.
— Ты права, сестрица! Но она сильно и преданно любит меня. А теперь давай покончим с этим деревом, чтобы я мог провести пару часов в ее объятиях.
Они вернулись к толстому стволу сосны, с которого обрубали сучья.
Эльфейм встретилась с братом глазами.
— Я говорила, что она тебя любит.
Ку ласково засмеялся.
— В данном отдельном случае я чрезвычайно счастлив, что ты оказалась права, сестрица.
Эльфейм тоже хохотнула, взглянула на него, и ее улыбка застыла на губах. За плечом Кухулина темное облако внезапно затмило яркий солнечный свет. В нем было что-то зловещее, нагоняющее мрачные предчувствия, и по спине Эльфейм побежали мурашки. Она вздрогнула.
— Что с тобой? — спросил брат.
Предводительница моргнула, и облако исчезло.
Может, ей это просто привиделось? Ясный теплый день снова согрел ее душу, а тень, которая заставила женщину задрожать, показалась ей всего лишь игрой света и тени в листве деревьев.
— Эль?
Она тряхнула головой и покрепче ухватилась за ветку.
— Я просто задумалась. Давай поторопимся. Ты ведь не хочешь заставлять Бренну ждать. К тому же я с ней согласна. Тебе непременно надо помыться.
Она засмеялась и сморщила нос от запаха его пота.
Бренна чувствовала себя легкой, счастливой и невероятно красивой. Она размахивала корзиной, которую наполнила ароматными сырами, свежеиспеченным хлебом, вареными перепелиными яйцами и ломтями копченой свинины. Знахарка даже позаботилась о бурдюке лучшего вина, которое прислала мать Ку. Она сошла с тропинки и улыбнулась тому, как зелено стало вокруг. Крошечные фиолетовые цветы появились за одну ночь. Небольшие растения лимонного цвета, похожие на опрокинутые корзины, возвышались симпатичными овальными кустиками. Бренне казалось, что лес принарядился только для нее. От этой глупой, романтичной мысли на ее лице расплылась широкая улыбка.
Фанд заскулила, и Бренна поняла, что зверушка отстала. Она обернулась и поглядела сквозь деревья. Детеныш сидел посреди тропинки и жалобно смотрел на Бренну.
— Идем, — стала уговаривать его знахарка. — Вон там — большая сосна, — показала она наверх. — Это значит, что мы недалеко от озерца.
Фанд не двигалась с места. Бренна заворковала малышке:
— Идем, сладенькая. Я взяла для тебя молоко и марлю, расстелю одеяло, и ты сможешь поспать, пока Ку не присоединится к нам.
Конечно, она знала, что детеныш не может понимать ее слов, но голос Бренны был ласковым и настойчивым. Она похлопывала себя по бедру и уговаривала малышку до тех пор, пока это упрямое существо не сошло с тропинки и не последовало за ней в лес.
— Хорошая девочка! — мурлыкала она. — Ку будет гордиться тобой.
Внимание Бренны было сосредоточено на детеныше, поэтому она не заметила, как от ближайшей сосны отделилась тень и последовала за ней.
Журчание водопада слышалось совсем близко, когда звереныш внезапно зарычал.
— Фанд? Что с тобой, малышка?
Ее первым порывом было засмеяться, но загривок Фанд встопорщился. Детеныш оскалился, показав молочные зубы, и медленно отступил к Бренне. Волчонок выглядел умилительно в попытке казаться грозным. Это был просто круглый комок серого пуха, который изображал рычание волка. Бренна подумала, что Фанд скорее похожа на ежа.
В тени что-то промелькнуло, и она краем глаза уловила какое-то движение. Фанд зарычала громче. Бренна повернула голову, и дыхание застыло у нее в легких. Она только ахнула.
Крылатое существо было очень красиво. Знахарка машинально отметила необычный цвет его глаз и гибкое сильное тело, словно заносила в каталог признаки недавно обнаруженной болезни. Бренна не запаниковала, не закричала и не попыталась бороться.
С невероятной скоростью, не свойственной человеку, существо встало над ней. Чистый свет нового дня опасно вспыхнул на его клыках.
— Я делаю это, потому что он меня заставил. Это единственный выход.
Голос крылатого существа был удивительно нежным и мелодичным.
Даже верная смерть, которую Бренна увидела в глазах этого непонятного создания, не смогла заставить ее двигаться. Она была заморожена, поймана в ловушку этого гибельного взгляда. Тело ей не повиновалось, но разум Бренны оставался абсолютно ясным. Ее первой мыслью было, что это совсем не похоже на несчастный случай, произошедший с ней. Тот день был полон огня и боли. Сейчас все началось с осторожного вторжения. Существо крепко держало женщину. Его голова опустилась к не травмированной стороне ее шеи. Бренна ощутила, как зубы сдавили мягкую кожу. Когда та прорвалась, ее захлестнула эйфория, и она не смогла сдержать стон. Затем появилось жаркое тянущее ощущение. Бренна словно издалека услышала характерный звук рвущейся плоти.
Она закрыла глаза и стала думать о Кухулине.
«Эпона, помоги ему не носить траур слишком долго. — Ей казалось, что время остановилось, пока она возносила свою последнюю молитву. — Благодарю тебя, Богиня, за то, что позволила мне познать любовь и признание прежде смерти».
Тянущее чувство в шее усилилось, и Бренна могла слышать собственное громкое жаркое дыхание. Ее ноги ослабли. Существо продолжало пить кровь из ее шеи, держало так, словно пародировало любовные объятия. Мир за закрытыми веками Бренны превратился из алого в черный, но прежде чем боль и смерть потребовали свою добычу, она почувствовала, что поднимается над своим израненным телом. Ее душу наполнил неописуемый покой, когда, подняв руки, ее приветствовала Эпона.
— Я думаю, что Кэтрин стала бы лучшим дополнением к моему штату, — сказала Винни, убирая от лица непослушный завиток.
Эльфейм жевала кусок превосходной тушеной оленины, которую Винни приготовила на обед, и кое-как проговорила:
— Девушка признает, что у нее небольшой опыт в приготовлении пищи, но она молода и очень честолюбива. Я согласна с тобой. Ее будет легко научить.
— Меара рассердится. Ей очень не хочется потерять ни одну из своих фавориток.
Эльфейм вспомнила о привлекательной пышной фигуре домоправительницы и улыбнулась:
— Приготовь для Меары что-нибудь особенное, чтобы помириться.
Винни глубокомысленно кивнула.
— Что-нибудь сладкое.
— И побольше!
Внезапный звук прервал смех предводительницы.
Она посмотрела на Винни, желая понять, что это было, когда услышала первый крик:
— Эльфейм!
Она узнала серьезный голос Дананна и выскочила из Большого зала, когда старый кентавр, гремя копытами, ворвался во внутренний двор. У нее перехватило дыхание от мрачного выражения его лица.
— Ты нужна брату.
Кентавр резко развернулся и понесся к выходу из замка. Эльфейм помчалась следом за ним. За стенами царила суматоха. Мужчины в ярости седлали лошадей. Кентавры мчались от опушки леса. Эльфейм услышала, как кто-то звал Бригид. Посреди суматохи очень тихо стоял Кухулин. Рядом люди седлали его лошадь. На руках смертельно бледный брат держал волчонка, забрызганного кровью.
Сестра подбежала к нему.
— Бренна, — сказал Кухулин.
— Что случилось? Где она?
Эльфейм быстро взглянула на волчонка. На теле Фанд не оказалось ран. Ее шерстка была запятнана не волчьей кровью.
— Я нашел Фанд в лесу около озерца. Она была одна. Я стал звать и искать Бренну. Там были странные следы. Я их не узнал.
Ку говорил быстрыми короткими предложениями, будто ему было трудно произносить слова.
— Я вернулся за Бригид и вот за этим.
Его рука потянулась к клеймору, надежно привязанному к спине.
Мурашки, бегавшие сегодня по спине Эльфейм, вдруг превратились в снежный ком, от которого кровь застыла у нее в жилах.
По земле, поросшей травой, простучали копыта подскакавшей Бригид.
— Что случилось?
— Кто-то напал на Бренну. — Кухулин передал детеныша человеку, который закончил готовить его лошадь, и прыгнул в седло. — Возле озерца, где вы купались втроем. Я не могу прочитать следы.
— Покажи, — велела Бригид.
Кухулин направил коня по дороге, и вся группа без единого слова поскакала за ним вслед. Эльфейм бежала рядом с братом. Она пыталась ни о чем не думать.
У основания огромной сосны Кухулин свернул с дороги. Он быстро спешился, прошел несколько шагов и остановился около корзинки для пикника, которая была брошена на землю и перевернута.
— Здесь.
Он повел рукой. Недавно проснувшиеся полевые цветы были раздавлены. Алые капли темнели на нежной зеленой листве.
Бригид выдвинулась из группы, наклонилась и стала внимательно осматривать землю. Эльфейм увидела, что ее лицо напряглось. На мгновение охотница подняла взгляд, встретилась глазами с предводительницей, а затем продолжила изучать лесную землю. Она заговорила, но ни словом не упомянула о том, что рассказали ей следы:
— Оставайтесь сзади.
Группа молчаливой колонной по двое отошла назад. Эльфейм и Кухулин двигались впереди всех, не считая Бригид. Она быстро отошла от озерца обратно к дороге, стараясь не потерять отпечатки, которые были устрашающе близки к следам Бренны. Охотница пересекла дорогу недалеко от того места, где осталась группа, и нырнула обратно в лес. Вскоре она резко свернула на север.
Эльфейм бежала рядом с ней.
— Есть какие-нибудь следы Бренны? — негромко спросила она.
— Оно ее несет.
Чувствуя себя больной, Эльфейм вернулась к брату. Они безмолвно следовали за охотницей. Сначала Бригид двигалась быстро и уверенно, но, когда земля начала сменяться знакомыми северными скалами с горными реками и пропастями, темп ее движения заметно замедлился. Вскоре она совсем остановилась.
Когда Бригид повернулась к Кухулину, ее голос зазвенел от огорчения.
— Я его потеряла. Оно двигается совсем не так, как те, кого я выслеживала раньше. Его шаги так длинны, словно оно может летать.
Кухулин отпустил узду и встал рядом с охотницей так близко, что их тела почти соприкасались.
— Ты не можешь потерять его. У него Бренна.
— Знаю! — воскликнула Бригид. — Я отдала бы все, чтобы этого не случилось, но не могу выследить того, кто движется по воздуху.
Кухулин отступил на шаг, словно она его ударила.
— Если ты не можешь выследить, тогда как мы отыщем Бренну?
— Мы все оцепим и найдем ее, — внезапно заговорила Эльфейм.
Она подозвала одного из мужчин, ехавших позади них, и велела:
— Отправляйся в Лотх Тор. Созови жителей деревни. Вели им принести факелы. Отправляйся, парень, ну же! — приказала она, когда он растерянно посмотрел на нее.
Затем предводительница повернулась к охотнице и брату:
— Расходитесь кругом и начинайте искать. Я вернусь в замок и созову клан. Мы покроем этот лес, как саранча, и найдем Бренну.
Она крепко обняла Кухулина и почувствовала, как дрожало его сильное тело, но он слегка расслабился и сумел ответить на объятие.
Эль кивнула Бригид и побежала обратно через лес. Сначала она была сосредоточена на скорости и на том, чтобы не заблудиться в этой мрачной скалистой местности, но по мере того, как приближалась к замку, мысли прорвали стену молчаливого шока, овладевшего ею.
Следы оставило существо, относящееся к расе фоморианцев. Она узнала бы их даже без обмена взглядами с Бригид. Но это не мог быть Лохлан. Эль никогда не поверила бы в это.
«Это невозможно. Или как?».
В голове предводительницы зашумело, накачанные руки покачивались в такт шуму, мышцы ног горели.
Ее мысли отчаянно кружились, подбирая слова и изображения, которые складывались в страшную обвиняющую картину. Воспоминание о солнечном луче, вспыхнувшем на клыках Лохлана, соединилось со словами о том, что в его теле течет кровь демонической расы.
«Он говорил, что никто из нас не сможет об этом забыть. — Ей показалось, что ранки на шее стали гореть. — Вдруг, отведав моей крови, Лохлан сошел с ума? Может, он поэтому убежал от меня, хотел исчезнуть прежде, чем потеряет над собой контроль? А теперь Бренна платит за мое молчание и решение довериться существу, которое было наполовину демоном.
Нет! — завопило ее сердце. — Он стал моим супругом. Его появление предсказал сам Кухулин. Он не мог быть безумным монстром. Да, следы оставил фоморианец, но Лохлан говорил мне, что были и другие из его расы, кто боролся с безумием, наполнявшим их демоническую кровь. Может, одно из этих существ последовало за ним и наконец уступило своим темным побуждениям?
Но ей надо было знать. Она хотела быть уверенной. Существовал только один способ это сделать.
Эльфейм резко остановилась перед опушкой, не выходя из-за деревьев, которые окружили ее любимый замок.
Она спряталась среди сосен, повернулась лицом к северу, откуда Лохлан вошел в Партолону, подняла руки и крикнула сквозь ветер:
— Лохлан! Иди ко мне...
Имя возлюбленного заблестело перед ней волшебным туманом. Ветер пронесся сквозь него и вокруг него, собрал и разбросал по прислушивающемуся лесу.
На мгновение Эль наклонила голову, чувствуя, как от ее решения стало тяжело на сердце. Потом она вышла из-за деревьев.
— Оставайтесь в десяти шагах друг от друга. Мы не можем позволить себе растянуться слишком далеко, пока не встретимся с остальными. Нам надо обнаружить любые следы этого существа, тогда мы поймем, в каком направлении должны искать, — объясняла Бригид Кухулину, мужчинам и кентаврам, окружавшим их. — Мы будем двигаться все вместе. Идти надо медленно, в одном темпе со мной. Следы очень необычные, сразу бросаются в глаза. Ищите в земле вдавленные отпечатки когтей. Они большие, крупнее, чем копыто кентавра.
Переговариваясь, мужчины разошлись. Кухулин занял место рядом с охотницей.
— Что это за существо?
Его приглушенный голос далеко разнесся по притихшему лесу.
Бригид внимательно смотрела между деревьями, помня взгляд, которым она и предводительница обменялись возле озерца. Эльфейм поняла, что следы были точно такие же, как те, о которых они говорили несколькими днями ранее, но не призналась в этом. Как надо было поступить охотнице? Сказать Кухулину, что они с его сестрой знают о существе с когтями, скрывающемся в лесу, но решили не обращать на него внимания?
Словно стирая с себя замешательство, Бригид провела тыльной стороной руки по лбу и сказала воину полуправду:
— Не знаю, Кухулин. Я никогда не сталкивалась с существом, которое может оставлять подобные следы.
— Оно ее убило, да?
Он говорил бесстрастным голосом, но глазами умолял Бригид опровергнуть его слова, сказать, что он не прав.
— Оно унесло Бренну. Это нам известно. Но я не нашла других следов крови, да и на месте похищения ее было совсем мало. Это говорит о том, что она не истекла кровью до смерти.
Она не стала больше ничего говорить, но оба понимали, что есть множество способов умереть, не теряя кровь. Бригид отвела взгляд от измученных глаз Кухулина и осмотрела линию членов клана, вышедших на поиск, которая простиралась по обе стороны от них.
Она подняла руку, чтобы обратить на себя их внимание, мрачно кивнула и крикнула:
— Начали!
Как один, они медленно двинулись вперед. Для Кухулина время словно остановилось. Разумом он понимал, что оно течет как обычно. Лесные тени удлинялись, говоря о том, что день клонится к вечеру, но ему казалось, что прошло всего несколько секунд с тех пор, как он, вспотевший, держал в объятиях хохочущую Бренну, а потом смотрел, как она бежала по тропинке, чтобы дождаться его на месте их свидания. Воин все чаще вспоминал о чувстве, которое испытал, когда они с Бренной возвращались с озерца накануне утром. Это было предупреждение. Он чувствовал гибель возлюбленной, но не придал этому значения. Прежде Ку тоже частенько игнорировал знание, которое так часто приходило к нему из потустороннего мира. В том, что произошло, была его вина. Если бы он обращал внимание на знаки, подаваемые обитателями царства духов, то был бы наготове. Воин не спустил бы с Бренны глаз. Ненависть к самому себе раздирала его душу.
Тут он услышал какой-то тихий шелест, заставивший его насторожиться. По спине Кухулина побежали мурашки. Звук доносился откуда-то сзади и не походил на прикосновение или чувство. Это была настоящая магия, принесенная дыханием ветра.
— Стойте! — воскликнул он.
Бригид сейчас же подняла руку и велела всем замереть.
Полностью сосредоточившись на том, чтобы слушать, Кухулин задействовал даже те плохо развитые сверхъестественные чувства, которыми обычно не пользовался. Ясный звук послышался сверху, со скалистого склона, мимо которого проходил их путь, а затем исчез так же внезапно, как пришел. Воин огорченно вздохнул и выругал себя за неспособность. Блуждая по царству духов, он был словно младенец среди взрослых. Разочарованный, Кухулин вновь двинулся вслед за Бригид и уже хотел было велеть всем идти вперед, когда отчетливо ощутил ответную информацию. Она исходила с другой стороны склона, то и дело пролетала над ним, обострив все чувства.
Кухулин поднял голову и указал в нужную сторону.
— Там что-то есть.
Воин и охотница вместе пошли вперед. Они перевалили через горный хребет и с удивлением увидели, что лесная чаща здесь обрывается. Поляна, покрытая травой и цветами, имела не больше дюжины шагов в ширину. Она была окружена деревьями, в которых Кухулин узнал древние дубы, а не высокими внушительными соснами, которые росли по всей территории, окружавшей замок Маккаллан.
Внимание воина привлекло какое-то движение среди деревьев. В тот же миг на поляну из зарослей вышло странное крылатое существо. В руках оно несло безжизненное тело Бренны.
Фоморианец! Ку мгновенно понял, кто такой этот монстр. Время свернулось и изменилось снова, ускорившись так, что движения и звуки стерлись и стали ирреальными. Существо остановилось, и его глаза устремились на Кухулина. Звук удовлетворения, который издала Бригид, нагибаясь и извлекая из колчана стрелу, совпал со смертельным звоном клеймора, выхваченным из ножен. Существо отпрянуло. Стрела вонзилась в его плечо. Кухулин заметил, что монстр очень осторожно держал тело Бренны. Словно в каком-то больном уголке своего сознания он решил сохранить ее в безопасности.
— Бренна!
Ее имя вырвалось из груди Кухулина, и он бросился через поляну.
Фоморианец стоял тихо и не делал ни одного движения, чтобы убежать или защититься. Двигались только его крылья. Они шелестели и раскрывались, глаза цвета серого грозового неба смотрели решительно и твердо. Кухулин почувствовал, что к нему сзади подошли Бригид и остальные участники поисков. Он пытался не смотреть на Бренну, не замечать, какая она бледная и неподвижная.
Когда он подошел к фоморианцу на расстояние вытянутой руки, тот заговорил:
— Я пришел слишком поздно. Она мертва. Его голос был глубоким и сильным. В нем чувствовалась явная печаль.
Это поразило Кухулина словно удар, но он прижал клеймор к шее крылатого незнакомца.
— Опусти ее на землю и умри.
Тот медленно опустился на колени и очень аккуратно, нежно уложил недвижное тело Бренны на землю, поросшую травой.
Когда он встал, стрелки как один сделали шаг вперед, но их остановил угрюмый приказ Кухулина:
— Нет! Я сам убью его.
Воин молниеносно бросился на фоморианца, даже не сделавшего попытки защититься. Но в тот миг, когда он собирался вонзить меч в шею монстра, тот снова заговорил. Он выкрикнул одно-единственное слово, которое заставило руку Кухулина дрогнуть. Удар прорвал крыло существа и прорубил его плечо, где уже торчала стрела, вместо того чтобы отрубить ему голову.
— Эльфейм!
Имя будто ожило, взлетело в воздух, словно молитва, прежде чем унестись в ожидающее небо.
Кухулин сощурил глаза и опять взял клеймор на изготовку, уперев острое лезвие в горло фоморианца.
— Как ты смеешь поганить имя моей сестры! — взревел он.
Лохлан упал на одно колено. Его порванное крыло беспомощно висело, волочась по окровавленной земле, руки пытались остановить кровь, льющуюся из раненого плеча, но серые глаза, смотревшие на Кухулина, были решительными.
Голос фоморианца оказался сильным и уверенным.
— Я произношу имя моей предводительницы по праву крови и клятвы и готов отдаться на ее суд. Только она может решить мою судьбу.
— Ты не член клана Маккаллан! — прорычал Кухулин.
Лохлан, пошатываясь, встал на ноги. Сквозь стиснутые от боли зубы он заговорил, и его голос разнесся среди древних дубов.
— Моей матерью была Морриган, младшая сестра вождя Маккаллана, который управлял этими землями. Сегодня я публично требую соблюдения своего неотъемлемого права. Только сама предводительница клана может назвать меня лжецом!
— Отведи его к твоей сестре, — раздался в наступившей тишине суровый голос Бригид. — Она любила Бренну так же, как ты. Ей доставит огромное удовольствие увидеть это растерзанное животное.
Слушая слова Бригид, Кухулин смотрел на незнакомца. Крылья, когти и зубы явно говорили о том, что он фоморианец, но даже сквозь гнев и горе Кухулин разглядел в его внешности отличительные черты человека.
— Свяжите ему руки и привяжите к моему седлу. Если он не сможет идти к Эльфейм, то я сам отволоку его к ней.
Пока мужчины связывали Лохлана, не пытающегося сопротивляться, Кухулин опустился на колени рядом с Бренной. Она была очень бледной. Он коснулся ее лица, оказавшегося не просто холодным — ледяным. Его возлюбленная выглядела спокойной, как будто просто спала. Но ее шея говорила об обратном. Убийца вырвал из ее нежной кожи кусок плоти размером с кулак. Кухулин почувствовал, что реальность смерти проникает в его сердце и душу, несмотря на все протесты и нежелание поверить в это.
— Принесите кусок ткани! — велел он, не отрывая глаз от милого лица.
Краем глаза воин заметил яркую шерсть Бригид, когда охотница подошла к нему и дала полосу шелка, оторванную от ее рубашки. Кухулин тщательно обмотал его вокруг шеи Бренны, чтобы никто не мог глазеть на страшную рану, которую она получила, потом наклонился и поцеловал ее в холодные губы.
— Я отвезу тебя домой, любимая, — прошептал он.
Бригид придержала его лошадь, пока он садился, затем осторожно передала ему тело Бренны. Крепко и надежно держа возлюбленную в руках, Кухулин пустил коня в легкий галоп. Он получал мрачное удовлетворение от того, что крылатое существо не поспевало за ним, падало и волочилось по земле несколько шагов, прежде чем снова поднималось на ноги.
«Пусть помучается, как страдала Бренна».
Кухулин сжимал ее податливое тело, пытаясь не думать о том, что значит ее смерть, о том, что возлюбленная навсегда для него потеряна, что он никогда больше не почувствует ее нежного прикосновения, не увидит удивления, отраженного в ее улыбке, с которым она смотрела на новый мир любви и счастья, возникший вокруг нее. Воин не мог думать об этом сейчас.
«Лучше я подумаю о двух других вещах. Я отвезу Бренну домой и увижу, как ее убийца испустит последний вздох».
Клан молчал. Все собрались, приготовились и ждали. Принесли и зажгли факелы.
Эльфейм стояла немного в стороне, возле стены замка. Сильный порыв ветра заставил ее задрожать. Ей показалось, что он донес ее имя. Избранная содрогнулась. Солнце начинало садиться, опускаясь в море и окрасив небо в алый и рыжий цвет. Во рту у нее пересохло. Даже небо сегодня было цвета крови.
— Все готово, — сказал ей Дананн.
Эльфейм повернулась, чтобы посмотреть на своих людей, и заметила на балконе башни Вождя какое-то движение. На мгновение закатные лучи озарили полупрозрачную фигуру старого духа. Маккаллан поднял руку в молчаливом приветствии. Она моргнула, и призрак исчез.
Предводительница перевела взгляд на мрачную группу людей и кентавров.
— Пока еще довольно светло. Мы сможем двигаться быстро. Не расходитесь далеко. Я оставила Кухулина и его людей недалеко отсюда. Когда мы их найдем, Бригид скажет, что надо делать.
Все закивали. Удовлетворенная Эльфейм повернулась, чтобы вести собравшихся к северной стороне недавно расчищенной территории вокруг замка, но, прежде чем она успела сделать шаг, на темном краю леса, прямо напротив нее, мелькнул огонь. Ее сердце забилось, женщина запнулась, когда увидела, как из-за сосен показались сначала Бригид, а потом Кухулин.
«Нет!» — мысленно закричала она, на самом же деле ее губы издали лишь тихий, мучительный стон.
Кухулин держал в руках неподвижное тело Бренны. Эльфейм стоило лишь взглянуть на лицо брата, чтобы понять — ее подруга мертва.
Тут, сквозь волну горя, захлестнувшую ее, Избранная увидела, что за лошадью Кухулина кто-то волочится. Этот неизвестный споткнулся и упал, когда брат пустил коня в галоп, чтобы быстрее подъехать к ней. Он потянул лошадь за уздцы и постепенно остановил ее, чтобы окровавленный, растерзанный пленник оказался в нескольких шагах от Эльфейм и членов клана Маккаллан.
Сначала она увидела только крылья, длинные руки и ноги, забрызганные алой кровью. На мгновение Эль позволила сердцу думать, что это кто-то другой, не он.
Тогда Лохлан с трудом поднялся на колени, взглянул на нее и проговорил, задыхаясь:
— Эльфейм, я не успел. Прости, я не знал, что они собираются делать. А потом было уже слишком поздно.
Предводительница услышала за спиной вздохи и пораженные возгласы. Слово «фоморианец» пробежало по замку как проклятие, слишком ужасное, чтобы произносить его вслух. Эльфейм чувствовала шок и тревогу членов клана, но не отводила глаз от Лохлана — не от брата, не от убитой подруги и не от охотницы, чей пристальный взгляд она почти физически ощущала на коже.
— Кто ее убил?
Фоморианец заговорил во внезапной тишине, которая воцарилась вслед за вопросом Эльфейм.
— За мной последовали четверо моих соплеменников. Я приказал им вернуться в Пустошь и ждать меня там, думал, они ушли. Они поклялись мне, что оставят Партолону, а вместо этого убили Бренну.
— Ты знаешь это чудовище! — заорал Кухулин.
Эльфейм перевела взгляд с Лохлана в наполненные болью глаза брата.
— Я знаю его. Он дал мне клятву преданности.
Шум вокруг стал громче, и она повысила голос, чтобы клан услышал ее, несмотря на горе.
— Это его право. Матерью Лохлана была Морриган, родная сестра Маккаллана. Во время войны фоморианцы похитили ее, изнасиловали и бросили умирать в Пустоши. Она выжила после его рождения. Не только она, но и другие матери тоже.
Кухулин сполз с седла медленно и осторожно, чтобы удержать безжизненное тело Бренны. Он шагнул к сестре и оказался прямо перед ней. Их разделяло только тело его возлюбленной.
— Как ты можешь говорить такие вещи про монстра, который убил Бренну?
Его голос был хриплым от волнения и горя.
— Он не монстр, Кухулин. Я обручилась с ним. Лохлан — мой супруг. Ты сам предсказал, что я найду его здесь.
Вокруг них раздались недоверчивые возгласы, но Эльфейм не сводила глаз с брата. Тот дико взглянул на нее, тряхнул головой и шагнул назад. Она подошла к нему, и брат вздрогнул от ее прикосновения. Эль отдернула руку, словно обжегшись.
— Во имя Богини, этого не может быть.
Голос воина звучал словно из могилы.
— Кухулин!
Лохлан едва держался на ногах. Его руки, связанные и кровоточащие, туго натянули веревку.
— Поезжай к северу от того места, где нашел меня. Там ты найдешь тех, кто ответит за это злодеяние. Мои соплеменники не уйдут далеко.
Сверкая глазами, воин повел головой.
— А почему они до сих пор там? Может, ты расставил ловушку и твои сообщники ждут там, чтобы напасть на нас?
— Они не могут сражаться и убежать. Я порвал им крылья. Они в твоей воле, как и я.
Эльфейм была поражена. Слова мужа стали для нее еще одним ударом.
«Бренна убита, Лохлан в плену. Наша связь обнаружена. Брат смотрит на меня невидящими глазами. Муж заявляет, что порвал крылья своим соплеменникам, эту чувствительную внешнюю часть их души».
От мучительного крика ее удержала лишь брошь, скрепляющая плед и доказывающая, что Эль — предводительница клана.
В ее сознание ворвался голос Кухулина:
— Если бы ты был в моей воле, то и минуты бы не прожил!
Кровь Эльфейм вскипела. Она подняла подбородок, расправила плечи и неустрашимо встретила сверкающий взгляд брата.
— Ты прав, Кухулин. — Женщина роняла слова, как камни. — Он не в твоей воле, а в моей. Возьми группу мужчин и кентавров по твоему выбору. — Она взглянула на охотницу: — Иди с ними. Выследи фоморианских мутантов.
Бригид наклонила голову, соглашаясь с приказом.
Затем Эльфейм перевела взгляд на брата.
— Приведи их сюда живыми, чтобы мы могли осудить их.
Набравшись решимости, она снова подошла к нему. На этот раз брат не отпрянул, но выражение его лица осталось прежним.
Избранная протянула руки.
— Я возьму Бренну. Она теперь дома.
Кухулин поколебался, по его телу пробежала легкая дрожь. Он неохотно положил Бренну на руки сестры.
Не отрывая от нее глаз, Кухулин дернул подбородком в сторону Лохлана.
— Что ты с ним сделаешь?
Его голос был таким же мертвым, как и сердце.
— Он мой пленник и останется им, пока мы не совершим правосудие.
Воин прищурился.
— Смотри, чтобы его хорошо охраняли.
— Постарайся привести остальных живыми, — парировала она.
Сухо, словно они были незнакомы, Кухулин поклонился ей, затем стал раздавать приказания. Он отцепил веревку, которой Лохлан был привязан к седлу, и бросил ее одному из мужчин, стоявших поблизости.
— Хорошенько охраняй его, — сказал он этому человеку с угрюмым лицом.
Затем, не глядя на сестру, Ку вместе с Бригид повел в лес группу хорошо вооруженных мужчин и кентавров.
Эльфейм знала, что надо делать, и без колебаний отдавала команды, но ее сердце словно залил свинец. Она не могла смотреть на Лохлана. В легендарном замке Маккаллан не было сырых темниц и железных решеток. Если член клана совершал преступление, то суд был быстрым и неизменным. По решению вождя преступника либо казнили, либо высылали. Клан с боевым кличем «Вера и преданность» не допускал измены клятве.
— Отведите его в замок и привяжите к колонне. Пока мы ждем возвращения Кухулина, он будет считаться моим пленником.
Мужчина, державший веревку, которой был связан Лохлан, безжалостно дернул его вперед.
Эльфейм отреагировала мгновенно, в ее голосе послышалась сталь:
— Я признала его членом нашего клана и приняла клятву верности. Тебе следует помнить об этом и относиться к нему соответственно.
Мужчина торопливо отвел взгляд. Огонь в глазах Эльфейм говорил о том, что она больше чем просто предводительница. Ее коснулась Богиня. Никому не хотелось вызвать гнев Эпоны.
Когда группа молча двинулась мимо нее в замок, к Эльфейм подошел Дананн.
— Позволь помочь тебе с маленькой знахаркой, Богиня.
Его глаза были полны сострадания, и гнев Эльфейм погас, оставив после себя ощущение потери и опустошения.
— Она такая легкая, — дрогнувшим голосом проговорила Избранная.
— Внешность Бренны не соответствовала ее характеру. В маленьком теле скрывалась железная воля, — сказал Дананн.
— Сердце было ее силой, — добавила Винни, подойдя к кентавру.
От слез на ее щеках цвета слоновой кости остались прочерченные дорожки.
— Как и доброта, — сказала Меара, которая тоже присоединилась к ним.
Голос домоправительницы дрожал от избытка чувств, она плакала в открытую.
— Для нас будет честью, если ты позволишь нам помочь тебе обмыть тело Бренны.
Эльфейм перевела взгляд с мудрого старого кентавра на двух молодых женщин. Они не избегали ее, не обвиняли в том, что она защищает монстра, оставались преданными ей. Эль до сих пор являлась их предводительницей. Избранная изо всех сил крепилась, чтобы не заплакать.
«Я возглавляю клан Маккаллан. Его будущее зависит от моей силы. Я не буду плакать».
— Я принимаю ваше предложение. Идемте со мной в палатку Бренны. Мы подготовим ее там.
Вчетвером они прошли печальной процессией мимо множества пустых палаток, расставленных вдоль южной стороны замка, к временному дому Бренны. Возле входа в палатку сидела зверушка. Эльфейм совсем забыла о Фанд и удивилась, увидев, что кто-то привязал ее к одному из шестов палатки. Малышка прыгнула к ее ногам, приветственно извиваясь, но, когда Эльфейм со своей ношей подошла ближе, ее поведение совершенно изменилось. Она опустила уши и хвост, жалобно заскулила, припала к земле. Эльфейм вошла в палатку и положила Бренну на аккуратно застеленную кровать. Женщины начали обмывать ее тело. Жуткие звуки жалобных завываний Фанд эхом отзывались в вечернем воздухе.
Эльфейм стояла в тени перед главным внутренним двором. То, что она видела, вызывало у нее жуткое, потустороннее чувство. Факелы горели ярко, из Большого зала доносился успокоительный гул людей, заканчивающих ужинать, смешивающийся со знакомым журчанием фонтана. Это были обычные звуки, наполняющие замок в конце дня. Все было бы как всегда, если бы от ее рук не пахло маслами, которыми она натирала тело Бренны, а во внутреннем дворе не было бы охранников, надзирающих за Лохланом.
Железные кандалы, прикрепленные к тяжелым цепям, охватывали запястья и лодыжки фоморианца. Цепи были надежно обернуты вокруг большой центральной колонны замка. Лохлан с закрытыми глазами сидел у ее основания, прислонившись к камню. Он был сильно изранен и избит. Из его левого плеча торчала стрела. Мышца над ней была разрублена, одна ее часть отошла под собственной тяжестью, открывая страшную рану. Кровь покрывала эту сторону тела Лохлана. Но взгляд Эльфейм притягивал разрез почти во всю длину левого крыла. Он разрывал ей сердце. Здоровое крыло было аккуратно сложено на спине мужа. Раненое волочилось по земле и оставалось наполовину раскрыто. Оно напомнило Эльфейм умирающую птицу.
Избранная пару раз глубоко вдохнула, пытаясь отделаться от слишком сладкого запаха погребальных масел. Кровь отчаянно колотилась в ее висках.
Ей хотелось кинуться к Лохлану и потребовать, чтобы его освободили. Если бы она не была предводительницей клана Маккаллан, то так и сделала бы. Эль доказала бы охранникам, что ее муж не убивал Бренну, что он не демон. Но ей нельзя было вести себя как обезумевшей жене. Она должна была осуществить правосудие, а не впадать в истерику и не рыдать. Избранная не могла спасти Лохлана. Он должен был сделать это сам. Либо муж окажется невиновным в смерти Бренны, либо она назначит ему наказание, как любому другому члену клана Маккаллан. Но точно так же, как и любой другой, он оставался под ее заботой и охраной, пока не свершится правосудие.
Эль удобно повесила на плечо кожаную сумку, как это много раз делала Бренна, и ступила в мерцающий свет факелов. Ее копыта громко стучали о гладкий мрамор.
Двое вооруженных охранников поклонились ей.
— Брендан, Дункан!.. — поприветствовала она их кивком.
Лохлан поднял голову.
— Мне надо, чтобы один из вас сходил на кухню. Винни скоро приготовит бульон. Принесите его сюда и захватите бурдюк крепкого красного вина.
Брендан снова склонился перед ней и направился выполнять приказание. Эль посмотрела на Дункана.
— Я хочу поговорить с Лохланом наедине. Мужчина мгновение поколебался, а затем неохотно отошел. Эльфейм отметила, что он оставался достаточно далеко для того, чтобы не подслушивать их беседу, но мог быстро подскочить к ней, если бы решил, что ей грозит опасность.
— Твои раны очень тяжелые? — спросила она Лохлана.
Сначала он не ответил, просто посмотрел на нее и медленно покачал головой из стороны в сторону. Эльфейм показалось, что им вновь овладело безумие.
— Я не убивал Бренну.
Он произнес эти слова медленно и отчетливо.
Она ничего не ответила, присела рядом, открыла сумку лекарки и стала искать в ней мазь, которой подруга лечила ее раны, и полосы льняной ткани, чтобы перевязать зловещий разрез, зияющий на его плече.
Цепи зазвенели, когда Лохлан взял ее за руку. Дункан выхватил клеймор, шагнул к ним, но Эльфейм остановила его.
— Я должен знать, что ты веришь мне, — сказал муж.
Эльфейм посмотрела в его серые глаза и поняла, что не может ничего ответить.
— Дух камня может сказать тебе правду, Богиня, — разнесся по внутреннему двору голос входящего Дананна.
Эльфейм стряхнула с себя руку Лохлана и поднялась, чтобы видеть кентавра. От него тоже пахло погребальными маслами. Она не знала, что выбрать из того огромного количества, какое было у Бренны. Прежде Эль никогда не видела, как готовят тело к погребению. Избранная знала, что забота, с которой Дананн выбирал масло и руководил подготовкой Бренны, так же навечно останется в ее памяти, как и воспоминание о прикосновениях к холодной безжизненной коже подруги. На морщинистом лице кентавра отражалось напряжение прошлых часов, но его глаза продолжали оставаться добрыми и мудрыми.
Он подошел, откровенно, оценивающе осмотрел Лохлана, потом перевел глаза на Эльфейм.
— Спроси духа центральной колонны. Он поможет тебе узнать правду.
Глаза женщины расширились. Эта мысль не приходила ей в голову, но она поняла, что Повелитель камней прав. Есть возможность точно узнать, виновен ли Лохлан в смерти Бренны.
Цепи зазвенели, фоморианец попытался подняться на ноги.
— О чем говорит кентавр? — с трудом выдохнул он.
— Он сказал, что дух, живущий в камне этой колонны, связан со мной. С его помощью я могу заглянуть в твое сердце и узнать, убивал ты Бренну или нет.
Лохлан устало зажмурился. На мгновение Эльфейм показалось, что он потерял сознание, но тут его глаза снова открылись. Она увидела в них глубокую печаль, вызванную ее словами.
— Тебе не нужен дух твоего замка, чтобы убедиться в том, что я не способен на такое преступление.
— Неужели? — вмешался Дананн, отчитывая Лохлана словно нерадивого школьника. — Возможно, твоя супруга должна слепо доверять тебе, но так уж случилось, что она еще и предводительница клана Маккаллан. Эльфейм должна быть более проницательной. Нельзя недооценивать всю глубину ответственности, которую она взвалила на себя.
Пока Лохлан слушал слова Дананна, выражение его лица менялось. Печаль усилилась, только усталость осталась той же.
— Ты правильно отругал меня, кентавр, — сказал Лохлан. — Я знал, кто она такая, когда приносил ей клятву преданности. Мне нельзя ожидать от нее меньшего. — Он взглянул на свою предводительницу и жену: — Спроси у духов. Надо успокоить членов клана.
Эльфейм приблизилась к мужу. Он все еще тяжело опирался на колонну. Она коснулась резного камня рядом с ним. Ее руку покалывало теплом. Это дух проснулся от прикосновения ладони и ответил на него.
Она внимательно посмотрела на Лохлана, потом заговорила:
— Я хочу знать, виновен ли Лохлан в смерти Бренны.
Избранная почувствовала волну жара. Колонна под ее руками подалась. Женщина слилась с ее духом. Словно воздух после задержки дыхания, часть сознания вытекла из ее руки, вошла в камень, а из него, извиваясь, влилась в Лохлана.
Он изумился и резко вдохнул, когда почувствовал тепло, вливающееся в его разбитое тело, но так и не отвел взгляда от Эльфейм.
— Я не убивал Бренну, — снова убежденно повторил муж.
Внезапно Эльфейм ощутила взрыв эмоций, почувствовала правду в сердце Лохлана. Потрясение, гнев, отчаяние! Она поняла, как он был опустошен, обнаружив, что сделали с Бренной. Затем к ней пришло воспоминание о том, как он услышал ее собственный зов. Покорность, печаль!.. Муж ответил на ее зов, даже несмотря на то что понимал: скорее всего, его ждет гибель.
Ее сердце не ошиблось. Лохлан не был виновен в смерти Бренны. Он всего лишь нашел ее. Ей хотелось плакать и смеяться. Предводительница клана Маккаллан не могла позволить себе ни того ни другого, но была в силах сделать кое-что еще.
— Прости меня за то, что сомневалась.
Она тихо произнесла эти слова, потом наклонила голову, сконцентрировалась и послала свое исцеляющее тепло через сердце замка в израненное тело супруга.
Эль услышала, как он тяжело задышал от той силы, которую она вливала в него.
Через их связь Избранная чувствовала эхо его мыслей: «Тебе не за что просить прощения, сердце мое».
Сильная рука ухватила ее за плечо, и она резко подняла голову.
— Довольно, Богиня, — сказал Дананн. — Тебе вскоре может понадобиться вся твоя сила.
Эльфейм нехотя отняла руки от живого камня. Голова женщины странно гудела, собственные руки казались ей необычайно тяжелыми.
— Принесите вина! — велел кентавр Дункану. — А еще теплой воды и полотенец, чтобы мы могли позаботиться о ранах Лохлана.
Дункан было заколебался, но Повелитель камней резко сказал ему:
— Он еле двигается, парень! Я, конечно, стар, но вполне могу защитить Эльфейм от того, кто практически полумертв.
— Делай, что он велит, — слабо проговорила Эль.
Дункан нахмурился, но поспешил на кухню.
— Сядь, не то упадешь, — предложил Дананн.
Эльфейм сделала так, как ей сказали, и уселась на мраморный пол недалеко от мужа. Он слабо улыбнулся жене, медленно опустился, скользя спиной по колонне, и оказался на полу рядом с ней. Лохлан все еще плохо выглядел, но его дыхание восстановилось, и щеки перестали быть смертельно бледными.
— Он не убивал Бренну, — сказала Эль кентавру, который искал что-то в сумке знахарки.
Тот остановился, посмотрел на нее и мрачно сказал:
— Разумеется, он этого не делал.
— Ты не веришь, что я ее убил? — выпалил Лохлан.
Дананн скептически поднял брови.
— Наша Эльфейм не настолько глупа, чтобы обручиться с чудовищем.
— Тогда зачем ты предложил мне спросить духа колонны? — возмутилась Избранная.
— Ты уже знаешь ответ на свой вопрос, Богиня, — заявил Дананн.
Но тут заговорил Лохлан:
— Она должна была убедиться, и не только сердцем, знать правду душой. Вот зачем!..
— Но вы же знаете, правда не может изменить то, что уже случилось.
Старый кентавр перевел пристальный взгляд с Лохлана на Эльфейм.
Сила, которую фоморианец получил от возлюбленной, казалось, иссушила его. Он явно ослабел и устало привалился к колонне.
— Я знаю наверняка только одно: я смертельно устал прятаться. Что бы ни случилось, Партолона будет знать о том, что мы существуем. Наша дальнейшая судьба находится всецело в руках Эпоны.
— Что ж, если ты должен бросить вызов всей Партолоне, то предлагаю умыть тебя и позаботиться о ранах.
Дункан вернулся. Через плечо у него висел бурдюк с вином, а в руках он нес небольшой таз, кувшин с водой и несколько чистых полотенец. Дананн взял кувшин, ткань и жестом велел охраннику отдать Эльфейм вино, прежде чем тот вернулся на свое место около фонтана.
— Глотни, — велел ей кентавр.
Во рту женщины сильно пересохло, поэтому она с наслаждением подчинилась, отпила несколько глотков и почувствовала, что ее слабость частично отступила, а шум в голове почти прошел.
После этого Эль подошла к Дананну, который стоял рядом с Лохланом.
— Глотни.
Она повторила приказ старого кентавра и помогла Лохлану придерживать бурдюк около рта. Он выпил, и Эльфейм попыталась оценить тяжесть его ран.
— Надо вытащить стрелу, — сказал Дананн, отвечая на ее мысли. — Рану на плече стоило бы зашить, но прошло уже слишком много времени. Думаю, что боль, которую он при этом испытает, не пойдет ему на пользу.
Эльфейм торопливо кивнула. Ее сердце заколотилось при мысли о том, что придется сшивать кожу Лохлана.
— Сними с мужа рубашку и получше умой его. Когда стрела выйдет, отверстие, которое она оставит, надо будет прижечь. Я пойду в палатку Бренны искать железо, которое она использовала, а потом раскалю его, — мрачно сказал Дананн, сжал ее плечо, а потом оставил их вдвоем.
Лохлан сам держал бурдюк, чтобы Эльфейм могла налить в таз воду из кувшина. Она смачивала полотенце и чувствовала, как он смотрел на нее.
— Мы не совсем так представляли себе мое знакомство с кланом.
— Да уж, — мягко сказала она, вспоминая безжизненное тело Бренны.
Эль неловкими пальцами стала расшнуровывать его рубашку, покрытую кровью.
— Все пошло совершенно не так, Лохлан, — сказала женщина, развязывая узелки.
Его рука легла на ее ладонь, она подняла на него глаза.
— Только не наша любовь, сердце мое. С ней все в порядке. Помни, что бы ни случилось, я не жалею ни об одной секунде того времени, когда любил тебя.
— Я принес бульон, госпожа, — раздался вдруг голос Брендана.
Эльфейм увидела, как он смотрел на их соединенные ладони. Лохлан медленно отнял свою руку и твердо взглянул на охранника.
— Дай мне нож, — сказала Эльфейм.
Брендан с удивлением подчинился и глядел на то, как она разрезала окровавленную рубашку мужа. Она вернула нож мужчине, который с явным любопытством смотрел на мощную грудь Лохлана и огромные крылья, растущие из его спины.
— Хочешь выпить бульон сейчас или подождешь, пока мы вытащим... — Эльфейм нервно показала на стрелу, которую надо было извлечь из его тела.
— Сейчас, — сказал он и быстрым движением нежно коснулся ее щеки. — Из слов кентавра я понял, что мне понадобится его целебная сила.
Не глядя на Брендана, Эльфейм протянула руку, и охранник молча вручил ей дымящуюся кружку. Лохлан быстро выпил бульон, а потом кивнул ей. Стараясь не думать о том, что она причиняет ему неимоверную боль, Эльфейм принялась промывать раны супруга. Лохлан закрыл глаза и прислонился к каменной колонне. Время от времени он поднимал к губам бурдюк, и его рука лишь слегка подрагивала.
Стук копыт Дананна объявил о его приходе. Он держал в руке ножницы, выглядевшие весьма устрашающе.
Кентавр с трудом согнул старые колени и устроился возле Лохлана.
— Вот что нам надо сделать, — начал объяснять он крылатому человеку. — Я отрежу древко здесь, почти у самого наконечника. — Он показал на стрелу. — Потом сосчитаю до трех, вытащу его, и настанет очередь самого неприятного.
Кентавр перевел взгляд на человека, который стоял поблизости.
— Брендан, железо для прижигания лежит в кухонном очаге. Когда стрела будет вытащена, сразу же принеси его сюда.
— Это и есть самая неприятная часть? — с иронией спросил Лохлан.
Дананн улыбнулся.
— Конечно, не само прижигание.
Неожиданно вырвавшееся хихиканье встряхнуло плечи Лохлана, и он вздрогнул от боли.
— Тогда давай продолжим, кентавр, Повелитель камней.
— Держи наконечник, — сказал Дананн Эльфейм.
«Не думай о том, что перед тобой Лохлан, — в отчаянии приказывала она себе, держа наконечник стрелы. — Считай, что это незнакомец, которому ты пытаешься помочь».
Она стиснула зубы, стараясь не вспоминать о том, что лежала у него на плече, ощущала вкус пота и жадно шарила по телу мужа ищущими губами.
Ножницы с лязгом перекусили древко.
— Теперь наклонись, — велел Дананн.
Эльфейм показалось, что Лохлан упал, а не наклонился. Его порванное крыло мотнулось и закрыло спину. Не глядя на Дананна, Эльфейм нежно взяла мягкую перепонку, приподняла ее, а потом свернула так, чтобы выступающий конец окровавленной стрелы оставался снаружи. Единственным звуком, который издал Лохлан, был болезненный стон, когда она в первый раз коснулась крыла.
Одна скрюченная рука кентавра взялась за наконечник, другая твердо легла на спину Лохлана.
— На счет «три», — сказал он. — Один, два, три!
Мускулы на руках старого Повелителя камней вздулись, когда он одним безупречным движением вырвал стрелу из тела Лохлана, а потом прижал ткань к зияющему отверстию, пытаясь остановить алую реку, хлещущую оттуда.
— Быстро! Неси железо, — велела Эльфейм Брендану, который уже и сам направлялся в Большой зал.
Лохлан лежал на мраморном полу очень тихо, прикрывая голову согнутой правой рукой.
Эльфейм погладила его по волосам и ощутила дрожь, которая пробежала по его телу.
— Уже почти все, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Через несколько секунд Брендан вернулся с металлическим багром длиной с человеческую руку. Его круглый конец пылал отвратительным красным светом. Эльфейм краем сознания отметила, что с ним пришли несколько членов клана, которые стояли, молча и осторожно наблюдая за происходящим.
Дананн протянул руку Брендану, чтобы взять железо.
— Лохлан, — бесстрастно проговорил старый кентавр. — Ты должен вести себя очень тихо, пока я буду прижигать рану. Нужно ли тебя держать?
Лохлан повернул голову так, чтобы видеть Эльфейм.
— Ее прикосновения будет достаточно.
Он вытащил из-под себя руку и протянул ей. Избранная без колебаний сжала ее в своих ладонях.
— Соберись с духом, — сказал он и в следующий миг погрузил пылающее железо в кровавую рану Лохлана.
Эльфейм громко вскрикнула, когда тело мужа выгнулось от боли, а зловоние горящей плоти поднялось вокруг, словно ядовитый туман. Глаза Лохлана не отрывались от нее. Он не издал ни единого звука. Когда Дананн наконец отвел в сторону раскаленное железо и начал обрабатывать рану бальзамом, Лохлан закрыл глаза и положил голову на руку. Он так и продолжал стискивать ладонь жены.
— Эльфейм, я принесла это для него.
Глазами, тусклыми от слез, появившихся совершенно незаметно, Избранная посмотрела на Меару. Домоправительница держала в руках аккуратно свернутое одеяло, а потом положила его на холодный мрамор рядом с Лохланом.
— Спасибо тебе, — поблагодарила ее Эльфейм.
Когда Меара отошла, ее место заняла другая женщина.
— Винни прислала еще бульона. Тушеное мясо — для тебя, госпожа.
Кэтрин, новый член кухонного штата, быстро присела и опустила на пол поднос, на котором стояли кружка бульона и горшочек с ароматным тушеным мясом.
Еще одна женщина, в которой Эльфейм узнала ткачиху, отделилась от группы наблюдающих и подошла к ней. Она несла в руках небольшую шерстяную шаль, которую с застенчивой улыбкой набросила на плечи предводительницы.
— По ночам здесь становится холодно, госпожа. Позаботься о своем здоровье.
Она музыкально и твердо выговаривала слова, которые катились будто шарики. Это выдавало в ней местную жительницу.
Не в силах произнести ни слова, Эльфейм благодарно улыбнулась и затуманенным взглядом обвела членов своего клана. Выражение их лиц было мрачным, но она не заметила ни гнева, ни негодования, только отражение интереса, который выказали эти три женщины.
— Да, позаботься о своем здоровье, госпожа, — повторил какой-то мужчина.
Эльфейм вспомнила, что его звали Ангус.
Его слова нарушили неловкую тишину. Несколько мужчин подошли к Эльфейм. Они негромко заговорили с ней и с неподдельным любопытством стали вглядываться в крылатого человека, которому достаточно было одного лишь прикосновения их предводительницы, чтобы вынести такое страшное испытание.
Ночь никак не кончалась. Лохлан почти ничего не сказал с тех пор, как она и Дананн закончили обрабатывать его раны. Он выпил вторую кружку бульона, а потом завернулся в одеяло, которое принесла Меара, привалился спиной к огромной колонне и, казалось, уснул.
Эльфейм не хотела оставлять возлюбленного, но понимала, что нужна своему клану. Поэтому, пока Лохлан отдыхал, она пришла к тем, кто собрался в Большом зале. Предводительница останавливалась тут и там, чтобы поговорить с людьми, но главным образом для того, чтобы ее видели и знали, что она с ними. Эль больше не плакала, расчесала волосы, надела чистый плед и закрепила его наследственной брошью, которая ярко выделялась на лифе. Разговоры членов клана были сосредоточены на замке и на работе, которую еще предстояло выполнить. Никто не упоминал о том, что в соседней комнате прикован крылатый человек, не говорил о миссии Кухулина, но в воздухе витало ожидание. Множество взглядов было тайком брошено на вход при малейшем дуновении ветра, проносящемся мимо широких стен, тоже чего-то ожидающих. Никто не отправился на покой в уютные палатки. Усталые люди иногда опускали головы, засыпая, но тут же вздергивали их. Так проходила ночь. Винни и ее кухарки занялись тем, что наполняли кружки ожидающих крепким дымящимся кофе, а их желудки — густым ароматным рагу.
Черное ночное небо сменилось на светло-серое, предрассветное, когда Эльфейм вошла в главный внутренний двор, чтобы взглянуть на Лохлана. Кто-то принес стулья для Брендана и Дункана, которые отказались, чтобы их сменяли, и сами охраняли крылатого пленника. Они сидели рядом с Лохланом, и Эльфейм почувствовала изумление, когда поняла, что стражники ведут с ним увлеченную беседу. Она специально пошла дальше очень тихо, чтобы они не заметили ее.
— Сто двадцать пять лет, — покачал Брендан головой. Он выглядел настороженно, но в его голосе звучало явное любопытство. — Даже не могу себе представить, что люди живут так долго. Ты выглядишь совсем молодым, не то, что Дананн.
Усмешка Эльфейм отразила улыбку, послышавшуюся в голосе Лохлана.
— Мне бы не хотелось сравнивать себя с мудрым кентавром. Пусть я и старше, но у него гораздо больше жизненного опыта. Я бы не хотел помериться с ним умом.
— Да и никто из нас не хотел бы, — фыркнул Дункан. Он помолчал, будто тщательно взвешивал следующие слова. — Я видел, что произошло, когда предводительница просила дух колонны сказать ей о тебе правду. Если бы ты хоть как-то был виновен в смерти знахарки, то наша госпожа сразу же узнала бы об этом.
— Я не убивал Бренну, но честно говорю вам, что вина будет сопровождать меня до самой могилы. Я должен был найти способ предотвратить ее гибель, — сказал Лохлан.
— Судьба может быть жестокой, — проговорил Брендан.
Дункан что-то пробормотал, соглашаясь.
— Джентльмены, близится утро. Винни приготовила для вас горячую еду и питье. Я временно освобождаю вас от стражи, — сказала Эльфейм, ступая в свет факела, падавший на эту небольшую группу.
На этот раз двое мужчин не колеблясь поднялись на ноги, поклонились и молча вышли из внутреннего двора. Оставшись наедине с Лохланом, Эльфейм вдруг поняла, что не знает, о чем говорить. Она переложила кипу использованных бинтов и завинтила крышку на фляге с бальзамом.
— Посиди со мной немного, сердце мое. Руки Эльфейм замерли, и она внимательно посмотрела на мужа. Его лицо было бледным, под выразительными глазами темнели круги. Одеяло, которым он укрывался, соскользнуло с раненого плеча, и стало видно, что кровь просочилась сквозь белую льняную повязку, окрасив ее в алый цвет. Лохлан теперь сидел прямее, чем раньше, когда она думала, что он спит, но все равно прислонялся к мощной колонне, словно прикосновение к ней поддерживало его силы.
Она вздохнула и опустилась рядом с ним на холодный мрамор.
— Очень трудно понять, как поступить, Лохлан, — проговорила она с несчастным видом. — Как совместить в себе обязанности и чувства?
Гремя цепями, он взял ее руку.
— Ты все делаешь правильно. Они преданы тебе, Эльфейм. Ты не должна тревожиться о том, что потеряешь свой клан.
— А тебя? Я не должна беспокоиться и о том, что могу лишиться любимого?
— Ты не можешь потерять меня, сердце мое.
— Вдруг Кухулин не найдет твоих соплеменников или, того хуже, убьет их и не позволит им ничего рассказать? Что произойдет, если он приведет их сюда живыми, а они солгут: скажут, что в убийстве Бренны виноват ты? Никто из членов клана не может чувствовать правду, которую говорят духи камня. Я могу помешать Кухулину совершить убийство, но мне придется изгнать тебя, Лохлан. Понимаешь?
— Да. Ты сделаешь то, что должна. Но ни изгнание, ни смерть не могут разрушить мою любовь к тебе. Не забывай, что на всем этом лежит рука Эпоны, Эльфейм. Я решил доверять Богине, как делала это моя мать.
— Не думаю, что моя вера сильна так же, как твоя, — покачала головой Эльфейм.
— Неужели, сердце мое? — недоверчиво улыбнулся Лохлан. — Богиня коснулась тебя еще до твоего рождения. Может быть, тебе просто нужно доверять себе, чтобы слышать ее голос.
Эльфейм подняла его руку и прижалась щекой к теплой ладони.
— Ты уверен в том, что не такой мудрый, как Дананн?
— Вполне.
Он погладил ее по лицу. Она наклонилась и нежно поцеловала его. Лохлан бессознательно расправил крылья и тут же застонал от боли. Эльфейм быстро отпрянула от него, ее лицо омрачилось тревогой. Она потянулась, чтобы дотронуться до раненого крыла, но тут же остановилась, боясь, что ее прикосновение вызовет лишь новую боль.
— Крыло заживет, — измученным голосом сказал Лохлан, пытаясь успокоить жену. — Я не выжил бы в Пустоши, если бы был хрупким. Меня не так-то легко сломать.
— Но это твое крыло, — проговорила она.
— Оно заживет, — повторил он. — Не бойся дотрагиваться до меня.
Эль осторожно прижалась к нему, но грохот множества копыт тут же заставил ее отпрянуть. С колотящимся сердцем она встала, чтобы встретить Кухулина и мрачные новости, которые он принес с собой.
Когда брат въехал во внутренний двор, она почти не узнала его. Он был забрызган кровью и грязью, как и золотистая шерсть Бригид, которая вошла вслед за ним. Но дело было не только в том, что облик Кухулина изменился от сражения и усталости. Его лицо превратилось в маску незнакомца. Вслед за воином и охотницей в замок вошли люди и кентавры, сопровождавшие их. Эльфейм узнала нескольких мужчин, жителей Лотх Тора. В Большом зале кто-то закричал, и ожидающий клан заполнил внутренний двор.
В свете факела Кухулин остановил коня и спешился, держась абсолютно прямо. Потом он отвязал от седла толстую длинную веревку. Эльфейм затаила дыхание, видя, как вздулись мощные мускулы на руках брата, пока он шел к ней, ведя за собой кого-то. Шумный выдох Эльфейм потерялся в общих возгласах изумления, которые заполнили внутренний двор, когда на свет, спотыкаясь, вышли крылатые фигуры. Она услышала, как за ее спиной Лохлан пытался подняться на ноги, но не могла оторвать глаз от пленников, захваченных братом.
Их было четверо: трое мужчин и одна женщина. Руки фоморианцев были связаны перед собой. Веревка, опутывающая их запястья, захлестывалась петлей вокруг шеи каждого, прежде чем соединиться со следующим пленником. Таким образом, если кто-то из них падал и волочился по земле вслед за лошадью Кухулина, то увлекал за собой остальных. Из многочисленных ссадин сочилась кровь, вместе с грязью покрывавшая пленников с ног до головы, но самые ужасные раны были не на телах. Эльфейм затошнило, у нее остановилось дыхание, когда она увидела кровавые клочья, в которые превратились их гордые крылья. Фактически от них остались только кости. То, что раньше являлось свидетельством силы, подаренной темной кровью отцов, стало лоскутками изорванной плоти.
Эль поняла, что их уже нельзя вылечить, и от осознания этого у нее заболело сердце.
— Они оказались там, где он сказал, — проговорил Кухулин незнакомым голосом. — Их было нелегко схватить, но преступники обычно от нас не уходят.
Он снова грубо рванул веревку. Фоморианец, который был к нему ближе всех — очевидно, близнец этого пленника, — потерял равновесие и упал на колени, заставляя остальных мучительно изогнуться.
Загремела цепь Лохлана. Он вышел вперед, насколько позволяли металлические узы.
— Они уже побеждены. Тебе не надо больше их мучить.
Кухулин повернулся к нему, его глаза сверкали от ярости.
— Они убили Бренну!
— Нет. Это сделала я.
Все взоры обратились к крылатой женщине. На ее теле оказалось меньше всего ран, даже крылья не были так изорваны, как у мужчин. Заговорив, она выпрямила спину и попыталась прижать поврежденные крылья к телу, отбросила назад серебристые волосы и высокомерно оглядела зал глазами цвета льда. Эльфейм подумала, что пленница отличается какой-то страшной красотой, которая горит в ней подобно опасному бледному пламени.
— Молчи, Фаллон, — прошипел высокий белокурый мужчина, привязанный к ней.
Словно не слыша его, она взглянула в глаза Лохлана.
— Время молчания прошло, не так ли, вождь?
— Фаллон, зачем?..
Эльфейм коснулась руки Лохлана, прервав его реплику, и красивое лицо Фаллон исказилось в уродливой усмешке.
— Все верно, Лохлан. Не говори, пока она не позволит. Как и раньше, ты всего лишь кукла этой богини с копытами.
Эльфейм почувствовала, как в ней вспыхнул гаев, и голосом, таким же ледяным, как ненависть в глазах женщины, проговорила:
— Потрудись правильно обращаться ко мне. Я веду за собой клан Маккаллан. Твоя судьба — в моих руках.
Смех крылатой женщины был жестоким, без капли веселья, и у Эльфейм не осталось никаких сомнений в том, что перед ней сумасшедшая.
— Моя давно умершая мать из племени людей была бы рада. Я наконец-то поняла, что такое ирония. Моя судьба действительно находится в твоих руках, Богиня. Вот только до сегодняшнего дня именно ты должна была стать жертвой, которая исполнила бы эту судьбу.
— Довольно, Фаллон!
Лохлану пришлось напрячь все силы, чтобы перекричать разъярившихся членов клана. Если кто-то войдет в замок Маккаллан и станет угрожать предводительнице, то этот наглец обязательно ответит за это.
Эльфейм подняла руку, чтобы добиться тишины. Она подошла к Фаллон, и Кухулин передвинулся так, чтобы оказаться возле нее. Как только они приблизились к крылатой женщине, мужчина, привязанный к ней, зашевелился. Эльфейм не обращала внимания ни на звон туго натянутых цепей Лохлана, ни на яростный гнев брата. Она полностью сосредоточилась на Фаллон.
— Объяснись, — потребовала Избранная.
Фаллон вздернула подбородок.
— Спроси у своего возлюбленного, что послужило истинной причиной тому, что он прокрался в Партолону и нашел тебя. Не только то, что ты ему снилась с самого твоего рождения. Дело совершенно в другом. — Ее глаза стали хитрыми. — Возможно, ты уже догадываешься об этом.
В толпе снова послышался сердитый ропот, и Эльфейм вынуждена была поднять руку, чтобы все замолчали.
— Ты сама призналась в том, что кровь невинной женщины — на твоих руках, а теперь стоишь в самом сердце моего замка, изрыгаешь полуправду и загадки.
Гнев бился в теле Эльфейм. Он наполнил ее, изменился и превратился в справедливую ярость, которая покалывала кожу, взметнула волосы и потрескивала вокруг плеч.
Голосом, который вдруг волшебным образом усилился, Избранная повторила свой приказ:
— Объяснись!
Глаза Фаллон расширились при виде явного доказательства присутствия в Эль божественной энергии, но ее безумие не смирилось, а распалилось еще больше. Она обратила свой горящий взор на Лохлана.
— Смотри, как сейчас раскроется твой обман! Ты не можешь отрицать, что узнал в ней Богиню, но решил сохранить ее только для себя. Такова была навязчивая идея, овладевшая тобой. Что ты сделал бы с нами, выпив ее кровь и сняв с себя проклятие? Или ты так мало заботишься о своем народе, что вообще не думаешь о нас?
— Ты безумная убийца, Фаллон. Твои слова бессмысленны, — ответил Лохлан.
Но Эльфейм внимательно наблюдала за возлюбленным во время речи женщины и заметила вину, промелькнувшую в глазах, прежде чем выражение его лица снова стало бесстрастным.
— На этот раз я соглашусь с крылатым существом. Эти слова бессмысленны. Женщина убила Бренну. Она должна умереть.
Голос Кухулина был таким мертвым и невыразительным, что у Эльфейм заболело сердце.
— Нет! — прорычал окровавленными губами мужчина, стоявший рядом с ней. — Она сделала это только для того, чтобы спасти наш народ. Лохлан отказался от ответственности, которая лежала на нем, нашем вожде. Когда он предал нас и отказался пожертвовать богиней с копытами, Фаллон решила, что у нее нет другого выбора.
Яростный рев Кухулина был подхвачен кланом Маккаллан. Несколько мужчин выхватили свои смертоносные клейморы и двинулись вперед, собираясь наброситься на крылатых существ.
— Тихо! — раздался сердитый голос Эльфейм, заставляя всех съежиться.
По коже у всех собравшихся пробежали колючие мурашки энергии, исходившей от нее. Тишина упала, словно догоревший факел.
Саркастический смех Фаллон, в котором звучала ненависть, разнесся в наэлектризованном воздухе.
— Я была не права по поводу тебя, Богиня. При всей своей силе ты действительно ничего не знала, понятия не имела, что Лохлан искал тебя для того, чтобы исполнить Пророчество. Ты поверила его приторно-сладким словам любви.
Цепи Лохлана зазвенели, когда он рванулся вперед.
— Ты не ведаешь, о чем говоришь!
— Я знаю, что женщина из племени людей умерла по твоей вине! — ядовито выплюнула Фаллон. — Если бы ты исполнил Пророчество, то мне не пришлось бы убивать ее, чтобы выманить твою любовницу из надежного укрытия.
По внутреннему двору вновь разнесся безумный смех. Затем сумасшедшее выражение ее лица растаяло, словно сало на горящей свече, а бесцветные глаза наполнились слезами.
— Но я не была готова к твоему абсолютному предательству.
Ее длинная тонкая рука коснулась рваного края крыла, словно оно ей не принадлежало.
— Кейр, смотри, что он с нами сделал.
Она разразилась рыданиями. Мужчина, стоявший рядом, обнял ее.
Эльфейм повернулась к Фаллон спиной. Чувствуя, как в душе у нее все застыло, она посмотрела на Лохлана:
— Расскажи мне о Пророчестве.
Лохлан сделал глубокий вдох. Даже несмотря на то что был скован и ранен, он стоял прямо и гордо, похожий скорее на крылатое божество, чем на пленника.
Когда муж заговорил, глубокий голос ясно разнесся по всему замку, гипнотизируя собравшихся, но его глаза были обращены только на Эльфейм.
— Ты уже знаешь, что моей матерью была Морриган, младшая сестра Маккаллана, последнего вождя. Как многих женщин клана, ее коснулась Эпона. Мать передала мне глубокую веру в нее, а также Пророчество. Она клялась, что Эпона прошептала ей его во сне. В Пророчестве говорится о том, что наш народ освободится с помощью крови умирающей Богини.
Он остановился. Его слова будто парили в воздухе. Они внезапно напомнили Эльфейм о том, каким волшебно ощутимым становилось имя мужа, произнесенное вслух. Она задрожала, чувствуя, как по спине побежали ласковые предупреждающие мурашки.
— Моя мать говорила, что Богиня пообещала ей, что именно я предназначен для того, чтобы исполнить Пророчество. Даже на смертном одре она верила в то, что я когда-нибудь найду способ осуществить обещание Эпоны. Когда мне стала сниться малышка, рожденная от кентавра и человека и отмеченная прикосновением Богини, я понял, что материнские молитвы были услышаны.
Улыбка Лохлана осветила его лицо. Эль на мгновение показалось, что толпа слушающих исчезла, они остались только вдвоем.
— Я думаю, что полюбил тебя, когда ты была еще ребенком. Это чувство лишь окрепло, когда ты превратилась в красивую девушку. Но я видел, как ты говорила со своим народом перед разрушенными воротами замка Маккаллан, и понял, что пожертвую всем, что у меня есть, даже обреку своих людей на изгнание и безумие. Такова оказалась цена твоей безопасности.
— Это был ты, — внезапно проговорила Бригид. — Ты спас Эльфейм той ночью, когда она упала со скалы.
— Да, — подтвердила Избранная, не отрывая взгляда от мужа. — Вепрь порвал бы меня в клочья, если бы его не убил Лохлан.
— Не понимаю, — прорвался через удивленные возгласы членов клана голос Бригид. — Какой цели служит Пророчество? Если вы не враги, желающие возродить прошлое своих отцов и разжечь войну, то почему бы вам просто не прийти в Партолону с миром? Почему вы думаете, что нужно пожертвовать жизнью Эльфейм?
— Они сходят с ума, — проговорила предводительница, внезапно все поняв. — Тьма, которую они несут в своей крови, зовет их к себе. Чем больше они с ней борются, тем больше боли им это причиняет. — Эль с грустью указала на Фаллон, которая все еще держалась за мужа. — В конце концов побеждает безумие. — Она обвела взглядом своих людей и негромко сказала: — У них есть дети, в которых течет кровь человеческих предков, такая же, как и наша. Это для них хуже всего. У этих несчастных не было человеческих матерей, чтобы взрастить в них людей.
— Стало быть, ты считаешь, что Эпона хочет, чтобы Эльфейм принесли в жертву? Ее кровь должна вымыть безумие из твоих соплеменников? — насмешливо спросил Кухулин Лохлана. — Это Пророчество само звучит безумно.
— Возможно, ты в чем-то прав. Я обнаружил, что все эти годы мы неправильно толковали Пророчество, — сказал тот.
Острые крылья Фаллон дернулись, она с болезненным стоном отстранилась от мужа и выпалила:
— Ты лжешь!
— Нет, — спокойно ответил Лохлан. — Я попробовал ее кровь и прочитал в ней правду.
За этими словами последовала звенящая тишина. Эльфейм не смогла удержаться и потрогала два крошечных укуса на шее.
— О чем он говорит? — глухим гневным голосом спросил Кухулин.
Эльфейм повернулась к разгневанному брату:
— Лохлан — мой супруг. Мы с ним обручились и осуществили наш брак. Он попробовал мою кровь. Это часть супружеского обряда.
Кухулин уставился на сестру, словно не узнавая ее. Эльфейм заставила себя отвести от него взгляд, пока он не заметил, что ее храбрость пошла трещинами.
— О чем тебе рассказала моя кровь? — спросила она Лохлана, удивляясь тому, что ее голос не дрогнул от шума, царившего вокруг.
— Пророчество говорит о том, что нас спасет кровь умирающей Богини. Но имеется в виду не физическая смерть, а также не то, что надо в буквальном смысле пожертвовать тобой. На самом деле речь идет о том, что ты должна взять в свое тело темную кровь наших отцов, смешать ее со своей и в конце концов полностью заменить на нашу. Именно тебя коснулась Богиня. Когда это произойдет, ты вберешь в себя безумие наших отцов. Те сражения, которые каждый день ведут мои соплеменники, чтобы поддержать в себе человеческие черты, достанутся тебе.
Он помолчал. На его лице отражался весь ужас сказанного.
— Безумие уйдет из нас, но для тебя это будет хуже, чем физическая смерть. В тебе умрет все человеческое.
— Это невозможно! — расхохотался Кухулин.
Раздались негодующие крики. Клан был согласен с воином.
Эльфейм продолжала смотреть в глаза любимому. Она вспомнила испуганное выражение его лица, когда он убежал от нее, выпив ее крови. Избранная была абсолютно уверена в том, что ее муж говорил правду. Она звучала в ней, когда Эль наконец-то поняла, а потом приняла выбор, который должна была сделать.
Избранная торопливо отвела взгляд от Лохлана, чтобы он раньше времени не смог прочесть это в ее глазах, и подняла руку, призывая всех замолчать.
— Я приняла решение.
В этот миг она не была сестрой или женой. Эльфейм вела за собой людей и кентавров, ее слова донеслись до всех, собравшихся в стенах замка.
— Кухулин, твоя потеря, как и утрата клана, велика. Необходимо искупление. — Она повернулась от брата к Фаллон: — Ты взяла невинную жизнь. В наказание мы заберем твою.
Воин подошел к крылатой женщине, вытащил меч и приготовился.
— Нет! — завизжал Кейр.
— Ты не можешь ее спасти, но волен умереть вместе с ней.
В голосе Кухулина звучала смерть. Не обращая внимания на мужа, Фаллон вышла вперед, словно ей не терпелось встретить удар меча.
— Тогда убей меня и покажи свое варварство, человек, — надменно проговорила она.
Фоморианка одним движением сорвала с себя рваную одежду, которая прикрывала ее наготу, и выставила напоказ бледное тело. Одну руку она опустила вниз, поглаживая выпуклый живот.
— Но знай, что ты убьешь не только меня, но и моего будущего ребенка.
Эльфейм не пришлось приказывать брату остановиться. Меч Кухулина, поднятый для смертельного удара, заколебался.
Он медленно опустил его кончик к мраморному полу, глазами, полными боли, посмотрел на сестру:
— Бренна назвала бы убийство невинного ребенка местью, а не правосудием. Нельзя так вот искупить ее смерть, хотя я сделал бы это, если бы был уверен, что в результате меня часто будет посещать ее дух.
— Я согласна, Кухулин. Мы не должны забирать невинную жизнь. — В голосе Эльфейм зазвучал металл. — Но кто-то должен заплатить за убийство Бренны.
— Фаллон — моя супруга. Ребенок — мой. Я и заплачу должную цену, — сказал Кейр.
Скривившись от боли, он нагнулся, поднял одежду жены и отдал ее ей без единого взгляда. Фаллон ничего не сказала, но Эльфейм показалось, что в глазах крылатой женщины вспыхнуло чувство, которое не было ни ненавистью, ни безумием.
— Ты знал, что Фаллон собирается убить Бренну? — спросила Эльфейм у Кейра.
— Нет, Богиня. — Он не отводил глаз от пристального взгляда Эльфейм, но в его голосе слышалась горечь. — Мы пришли лишь затем, чтобы увидеть, как исполнится Пророчество, а не ради убийства невинных. Что бы ни думали о нас твои люди, но мы отличаемся от наших отцов.
— Кейр, в том, что Фаллон обезумела, нет твоей вины. Ты не хотел смерти Бренны, — сказала она.
Медленно и четко Эльфейм повернулась к мужу. Бормотание и шепот стихли. В наступившей тишине послышались четкие и ясные слова Лохлана:
— Я, а не Кейр, виноват в смерти Бренны. Я вождь моего народа и его предатель.
— Твои слова мудры, муж мой.
В необычайной тишине слово «муж» разнеслось хрупким эхом. Оно словно превратилось в стекло и разбилось, когда она его произнесла.
Эль протянула недрогнувшую руку с открытой ладонью к мечу Кухулина. Не говоря ни слова, брат подал ей оружие. Тогда медленными размеренными шагами она подошла к Лохлану. Он стоял очень тихо и смотрел на жену. Эль подошла близко, но так, чтобы даже натянутые цепи не дали ему приблизиться к ней, и остановилась.
Игнорируя толпу, Лохлан заговорил, обращаясь к ней одной:
— Когда мы обручились, я сказал, что последую за тобой, даже если это приведет к моей смерти. Я не жалею об этой клятве и о нашей любви. Я ответил на твой зов и принес тело Бренны, зная, каким будет мой конец. Я принял это тогда, готов и теперь.
В его улыбке не было ни капли горечи, в голосе отражалась вся глубина любви к ней.
Вместо того чтобы размахнуться и ударить его мечом, она улыбнулась в ответ.
— Помнишь, ты сказал, что мне нужно доверять себе, чтобы слышать голос Эпоны? Ты был прав, Лохлан. Я стала доверять себе, и это помогло мне услышать голос Богини. Теперь ты тоже должен доверять мне.
— Я доверяю тебе, сердце мое, — сказал он и раскинул руки в стороны, чтобы она могла легко нанести смертельный удар.
— Хорошо. Вскоре мне понадобится твое доверие. — Она оглянулась на брата и сказала: — Прости меня, Кухулин.
Эль глубоко вздохнула, и в этот миг воин внезапно понял, что она собирается делать.
— Остановите ее! — завопил он, бросаясь вперед.
Его крик подхватил Лохлан. Крылатый человек стал дико рваться на цепи, которая удерживала его, пытаясь дотянуться до любимой.
Эльфейм быстро провела острым как бритва краем меча от своего запястья до локтя, сделав длинный, смертельно глубокий разрез. Опасаясь, что Кухулин подбежит слишком быстро, она торопливо переложила меч в другую руку, чтобы закончить начатое, но силы уже оставляли ее тело. Женщина едва удерживала клеймор. Ее душа все это время мысленно кричала. Камень, на котором она стояла, услышал невысказанную просьбу.
Сквозь алый туман Эльфейм увидела, что рядом с ней возник дух Маккаллана.
— Я здесь, милая.
Он поднял светящуюся руку. За секунду до того, как подбежал брат, Избранную окружила прозрачная энергетическая стена. Воин резко остановился, словно столкнулся с невидимой преградой.
— Нет, Кухулин, — раздался рев призрака, похожий на звон похоронного колокола. — Тебе не изменить судьбу. Это ее выбор, а не твой.
— Нет, Эльфейм! — кричал брат и бессильно колотил кулаками о невидимый барьер, состоявший из духовной энергии.
Неловко двигаясь, Эльфейм переложила меч в левую руку и стала бороться с головокружением, чтобы не выронить его. Кровь бурной алой рекой лилась из длинного разреза. Стиснув зубы и не обращая внимания на боль, она прижала лезвие к нетронутому правому запястью и провела по вене к локтю. Только после этого Эль позволила мечу с грохотом упасть на мраморный пол. Она чувствовала, как теплая жидкость лилась по ее телу, струилась по рукам и ногам. Избранная словно во сне смотрела на Лохлана сквозь энергетическую стену, созданную духом ее предка. Слезы бежали по лицу мужа, он рвался с цепей, чтобы дотянуться до нее.
Сквозь шум крови в голове она могла слышать только звук собственного голоса:
— Спаси меня. Взамен я помогу тебе.
Усилие, которое потребовалось ей, чтобы выговорить эти слова, оказалось непосильным. Мир начал меркнуть перед ее глазами. Она медленно опустилась на колени.
— Ты знаешь, что делать, племянник.
При этих словах Маккаллана энергетическая стена рассеялась, призрак исчез. Кухулин с мучительным криком поднял Эльфейм на руки.
— Дай ее мне, пока она не потеряла сознание! — закричал Лохлан.
Взбешенные глаза воина взглянули в лицо крылатого человека.
— Поверь мне, — проговорил фоморианец.
Брат больше не колебался. Он понес сестру к Лохлану. Ему помогали другие сильные руки. Весь клан бросился к своей предводительнице, ступая по все расширяющейся кровавой дорожке.
Лохлан упал на колени и обнял податливое тело Эльфейм.
— Меч! Дайте мне меч! — взревел он.
Ему в ладонь вложили рукоятку, окрашенную в красный цвет. Молниеносным движением Лохлан вонзил кончик лезвия в обнаженную кожу над сердцем, затем, словно отвратительное насекомое, отбросил меч, взял в руки голову Эльфейм и прижал к своей ране ее холодные губы.
— Пей, сердце мое, — умолял он.
Ее глаза оставались закрытыми, она не отвечала.
— Пей, Эльфейм, — крикнул он, и его голос дрогнул. — Я сделал так, как ты просила. Теперь у тебя есть единственная в жизни возможность исполнить Пророчество. Пей!
Ее губы медленно коснулись его кожи, она стала с трудом глотать. Глаза Эль открылись. Из них лились красноватые слезы, пока ее рот прижимался к его груди, а в тело мчалась кровь демонов. Сначала она не понимала и не чувствовала ничего, кроме металлического вкуса крови Лохлана. Потом начался жар. Она пила лаву из вулканической реки, не могла оторваться, и вскоре ей захотелось, чтобы это длилось вечно. Жар соблазнял женщину. Он наполнял тело, ласкал душу с гипнотической силой тьмы, пока в нее втекало безумие всей расы. Кровоточащие раны на руках высохли и закрылись. В голове заклубились чуждые мысли.
«Кровь!.. Я никогда не напьюсь. Я выпью его досуха, да и всех их. Я могу создать свою собственную армию. Я отчасти демон, отчасти богиня. Сначала надо убить Лохлана, этого предателя... Убить Лохлана? Супруга?»
Ее собственное сознание прорвалось через туман демонического шепота. Эль, задыхаясь, оторвала губы от груди Лохлана. Она на четвереньках отползла от него и почувствовала, как растет ее паника. Избранная поняла, что темно-красная жидкость, растекшаяся по полу и покрывающая тело, — ее собственная кровь.
«Нет, неправильно! — в отчаянии мысленно исправилась она. — Кровь, которая меня покрывает, больше не моя. Теперь она безвозвратно смешана с кровью демонов. Да, я стала демоном. Мне придется понять и принять это».
— Не слушай темные инстинкты, — задыхаясь, проговорил Лохлан.
Он рухнул на пол, выглядел бледным и больным.
— Борись с ними, Эльфейм!
До нее донесся призрачный смех обезумевшей Фаллон.
— Сестра! — К ней медленно приблизился Кухулин, расставивший руки. — Иди ко мне.
Она не ответила, и его голос дрогнул.
— Хотя бы ты не покидай меня, сестрица. Я этого не переживу.
Эль все еще стояла на четвереньках и задрожала от знакомой ласки. Тьма, которую она приняла в себя, была ответственна за потерю Кухулина. Теперь Избранная стала ее частью. Да...
Она чувствовала, как в ней раздавались и сплетались голоса. Под кожей словно бились тысячи темных насекомых.
«Да!.. Почувствуй нас, услышь. Теперь ты — это мы».
— Я больше не твоя сестра. Ты не можешь мне помочь.
Она не узнавала звука собственного голоса, ставшего чужим, и лиц людей, стоявших рядом и внимательно глядевших на нее. Ее мысли, обрывки воспоминаний, все, чем была Эль, стало убегать, тонуть в темном потоке, который пульсировал в ней.
Она чувствовала себя пойманной в ловушку, металась по полу, пока не оказалась перед старым кентавром.
— Позови духов камня. Они тебе помогут, — сказал он.
Эльфейм дико покачала головой.
«Нет, духи больше не ответят на мой зов. Я одна, наедине с голосом безумия в крови, который заставил мой мир замолчать».
«Успокойся, Возлюбленная. Я никогда не оставлю тебя».
Эти прохладные слова омыли ее тело. Эльфейм уцепилась за них, словно умирающая душа за дыхание жизни.
— Эпона! — зарыдала Избранная.
Она произнесла имя Богини и почувствовала, как затряслось тело. В ее расколотом сознании возникла мысль, оказавшаяся легче тумана. Она цеплялась за нее всем человеческим, что осталось в ее душе.
«Я должна доверять себе».
Борясь со страхом и тьмой, Эльфейм встала на ноги. Спотыкаясь и пошатываясь, она пошла вперед. Толпа ошеломленных людей и кентавров разошлась, пропустив ее к фонтану, расположенному посреди главного внутреннего двора. Избранная всмотрелась в лицо мраморной девушки, которая была ее предком, и ощутила первый проблеск утреннего солнца. Ясный ласковый луч нашел брошь Маккаллана, которая тут же вспыхнула бриллиантовыми искрами. В этом свете Эльфейм нашла свое наследие — веру, преданность и силу любви, которые торжествовали оттого, что их нельзя заманить в темноту дьявольскими приманками.
Новый день зажегся над ней, словно маяк надежды. Эльфейм вспомнила, кто она такая. От этого знания чуждая тьма, которая хотела украсть у нее силу любви Богини, скорчилась и завопила, но была вынуждена отступить перед ярким светом веры и храбрости. Со звуком, напоминающим топот ножек стремительно убегающих пауков, злой шепот отступил. От него осталось только слабое воспоминание.
Словно пробудившись от долгого сна, Эльфейм вяло подставила руки, перемазанные кровью, под струю чистой воды и стала смотреть, как прохладная жидкость смывала с нее алый цвет, кружила его по бассейну фонтана, растворяла и уносила прочь. Когда на руках больше не осталось следов крови, она откинула голову и стала умываться в чистом свете утра Эпоны.
В ней, словно зародыш, стал расти крик. Потом он вырвался из нее, отозвался эхом от стен. Его подхватили радостные голоса сначала брата, потом мужа и всего клана:
— Вера и преданность!
— Вера и преданность!
— Вера и преданность!
Эльфейм торжествующе улыбнулась, опустилась на мраморный пол и поплыла в блаженный мир сна.
Словно сладкий аромат жимолости, принесенный весенним ветром, во сне Эльфейм возник голос матери:
«Я не хотела, чтобы она так мучилась».
«Знаю, Возлюбленная. — На этот раз Эльфейм немедленно узнала голос Эпоны. — Мне тоже хотелось бы спасти ее от мук, но путь твоей дочери никогда не был легким. Теперь ты видишь, как хорошо трудности прошлого подготовили ее к тому, чтобы противостоять судьбе».
«Она хорошо справилась, правда?»
«Очень хорошо. Я горжусь ею».
Душа Эльфейм затрепетала от счастья.
«Ее путь будет нелегким, — продолжала Богиня. — Большинство членов клана Маккаллан примет Лохлана и его соплеменников из любви к ней, но остальных партолонцев будет не так легко привлечь на свою сторону».
Мать вздохнула.
«Теперь ты позволишь мне поехать к ней? Я хотя бы смогу официально скрепить их обручение. — Потом Этейн заговорила печальным голосом: — Да и Кухулину нужна материнская ласка».
«Поезжай к ним, — разрешила Богиня. — Но не удивляйся, если боль Кухулина окажется так велика, что ее не успокоят материнские ласки».
Эльфейм не услышала ответа матери, потому что стала постепенно выныривать из сна. Когда ее чувства пробудились, она поняла, что удобно лежит в своей постели на тонких простынях. Неяркий свет пробивался сквозь закрытые веки. Потом они затрепетали, и женщина открыла глаза.
Она решила, что сейчас ночь. Свет исходил лишь от большого железного канделябра и огня, радостно горевшего в камине. Эль стало интересно, как долго она спала. Ведь только что было утро. Тут Избранная уголком глаза заметила рядом с собой что-то темное, повернулась и узнала Лохлана. Он сидел в кресле рядом с ее кроватью. Голова мужа была опущена, он спал. Эль внимательно посмотрела на него. Возлюбленный все еще выглядел избитым и израненным, но его кожа перестала быть фарфорово-бледной, как тогда, когда она видела его в последний раз. В тот миг он рухнул на пол, покрытый ее кровью.
Эль вспомнила обо всем, что произошло. На мгновение ее охватила паника. Она вслушалась в себя, ожидая появления безумных голосов тьмы, их смертельного шепота в ее испорченной крови. Но голосов не было. Осталось только какое-то неопределенное воспоминание, скрытое глубоко внутри, как полузабытый сон. Интуицией, рожденной от прикосновения Богини, Эльфейм поняла, что она несла в себе безумие этого народа, но любовь, преданность и вера победили злое наследие.
«Ты должна оставаться бдительной и следить за этой тьмой до тех пор, пока дышишь, Возлюбленная, — раздался у нее в голове голос Эпоны. — Но помни, что я всегда буду с тобой. Тебя коснулась Богиня».
Должно быть, она нечаянно издала в ответ какой-то звук, потому что глаза Лохлана внезапно открылись. Он понял, что она проснулась, схватил ее за руку и закричал:
— Кухулин!
Почти тотчас же брат очутился у ее постели, встал рядом с Лохланом.
Под глазами Ку легли темные круги, щетина покрывала его подбородок, обычно гладко выбритый. Эльфейм показалось, что брат постарел на целую жизнь.
— Ты ужасно выглядишь, — хрипло проговорила она.
На измученном лице Кухулина появилась улыбка, а смешок Лохлана больше походил на рыдание.
Она взглянула на мужа и брата, откашлялась и снова заговорила:
— Что ж, ни на одном из вас я не вижу цепей и новых ран. Можно предположить, что вы неплохо уживаетесь друг с другом. Верно?
— Она не безумна.
Лохлан прижал ее руку к губам, и жена с потрясением увидела, что его лицо мокро от слез.
— Я говорил, что с ней все будет в порядке, — сказал Кухулин.
Его глаза тоже подозрительно сияли.
— Она может слышать вас обоих, — сердито проговорила Эльфейм.
— Добро пожаловать обратно, сестрица, — сказал Ку.
— Как долго я спала?
— Сегодня пятая ночь, — ответил Лохлан.
Она удивленно заморгала.
— Неудивительно, что мне так хочется есть.
На лице Кухулина, прочерченном глубокими складками, появилась улыбка.
— Винни будет очень рада это слышать.
Он поспешил к двери.
— Ку, подожди.
Лохлан понял, чего она хочет, поцеловал жену, осторожно отпустил ее руку и отошел, чтобы Кухулин мог занять его место.
Эльфейм села и протянула брату руку.
— Я хотела поговорить с тобой о Лохлане.
С невероятно усталым видом Кухулин покачал головой.
— Тебе ничего не надо объяснять, Эльфейм.
— Нет, надо. Я хотела рассказать тебе о Лохлане в тот самый день, когда встретила его, но не знала, как это сделать. Я не желала, чтобы ты сам узнал об этом и подумал, что сестра недостаточно любит тебя или не совсем доверяет. Дело не в этом. В тебе я не сомневалась. Проблема во мне. Я не могла найти нужные слова, а потом ты влюбился в Бренну.
Кухулин стиснул зубы, отвел от нее взгляд и сказал:
— Я не виню ни тебя, ни Лохлана в смерти Бренны. — Он помолчал и тяжело вздохнул. — Даже Фаллон не заслужила этого. Безумие — не ее вина.
— Ку, посмотри на меня, — сказала Эльфейм.
Когда брат взглянул ей в глаза, она увидела в них глубокое горе и поняла, что он говорит ей правду. В смерти Бренны воин винил не их, а себя.
— Ку... — начала она, но он отпустил ее руку и встал так резко, что кресло чуть не упало.
— Я не могу говорить об этом, Эль.
Не глядя на нее, брат повернулся, торопливо направился к двери и оглянулся.
— Я принесу тебе поесть, — сказал он и захлопнул двери, за которыми скрывалась его боль.
— Он не разрешил сжечь ее на погребальном костре, — проговорил Лохлан.
Вместо того чтобы сесть в кресло, он опустился рядом с ней на кровать и взял ее руку в свои теплые ладони.
— Ку сказал, что огонь и так причинил ей слишком много боли.
— Ой, Ку!.. — вздохнула Эльфейм, глядя на закрытую дверь.
— Кентавр, Повелитель камней, вырыл могилу и вырезал на надгробии изображение Бренны. Сегодня утром Кухулин опустил ее туда.
— Где? — прошептала Эльфейм, вытирая со щек слезы.
— На том месте, где стояла ее палатка. — Он печально покачал головой. — Мне кажется, что вместе с Бренной воин похоронил свое сердце.
— Мне надо было находиться рядом с ним. Он нуждался в этом.
— Ты не могла, потому что потеряла сознание. Не вини себя. Твой брат сказал правду. Он не обвиняет ни тебя, ни моих соплеменников, ни меня. Пока ты болела, он был благородным вождем.
— Фаллон, Кейр и двое других — что с ними? — спросила Эль.
— Кухулин приказал заключить Фаллон в замке Стражи, где она будет ожидать рождения ребенка, а также твоего решения о том, какое наказание ей придется понести за свое преступление. Кейр захотел остаться с ней. Керран и Невин пока здесь, залечивают раны.
Эльфейм внимательно взглянула ему в лицо.
— А безумие... Оно и вправду прошло?
— Да. — В его голосе до сих пор слышалось изумление. — Оно оставило и меня, и других. Ты исполнила Пророчество и спасла моих соплеменников. — Он нежно погладил ее щеку. — А тебя, сердце мое? Ты чувствуешь на себе его тяжесть?
Эльфейм прислушалась к себе и ощутила в самой глубине темную рябь, словно дуновение по озерной глади.
— Оно там, во мне. Я чувствую его присутствие. Безумие побеждено, но я не думаю, что оно замолчало навеки. Эпона пообещала, что я выиграю сражение с ним, но предупредила, что мне всегда придется быть бдительной, чтобы остаться победительницей.
Эль вздрогнула.
— Нет другой возможности — только победа, — страстно проговорил Лохлан. — Вместе мы не позволим ему завоевать тебя.
Яркая сила его любви наполнила ее, и она ощутила, как тьма, ожидающая в ней своего шанса, снова отступила.
Избранная глубоко, удовлетворенно вздохнула.
— Надо послать за твоими соплеменниками. Пусть везут сюда детей.
Лохлан крепко обнял жену. Его зажившие крылья обернулись вокруг нее, согревая.
— Так и сделаем, сердце мое.
Эльфейм пришла к мраморной могиле, когда утреннее небо еще переливалось сиреневым и фиолетовым. Изображение было очень красивым. Бренна будто просто уснула и превратилась в камень. Дананн вырезал ее изображение без всяких шрамов.
— Я не просил, чтобы он забыл про ее увечья. Мне это даже в голову не могло прийти, — раздался рядом с сестрой встревоженный голос Кухулина.
Он вышел вперед, наклонился и вложил в руки каменной девушки охапку бирюзовых полевых цветов.
— Когда я спросила Дананна о том, почему он не вырезал ее шрамы, он сказал, что просто изобразил ее такой, какой запомнил, — сказала Бригид.
Охотница коснулась правой мраморной щеки, которая была столь же чистой и гладкой, как и левая.
— Бренна была бы рада, что мы помним ее такой, — согласилась Эльфейм. Она повернулась к брату и взяла его за руку: — Пожалуйста, Ку, не уезжай.
— Я должен, — Он оглянулся на замок, обитатели которого уже начинали просыпаться. — Все здесь напоминает мне о ней. Кажется, что каждый аромат и звук произносят ее имя.
Его глаза, полные горя, встретились с обеспокоенным взглядом сестры.
— Нет, я не хочу избавиться от нее, просто должен научиться переносить потерю. Я не могу сделать это здесь.
Он сжал и сразу отпустил ее руку.
Разумом Эльфейм понимала брата, но сердце женщины болело при мысли о том, что он покинет ее.
— Мне будет не хватать тебя, Кухулин, — негромко проговорила Бригид и протянула руку в воинском приветствии.
Он крепко пожал ее ладонь и ощутил тепло кожи.
— Я ошибался по поводу тебя, Бригид из табуна Дианны. Ты оказалась преданным другом.
— Может, мы как-нибудь еще поохотимся вместе, — грустно улыбнулась она ему.
Приглушенный лай заставил их посмотреть вниз. Из высокой травы выпрыгнула Фанд, стала рычать и огрызаться на копыта Бригид.
Охотница нахмурилась.
— Мне придется изменить свое предложение. Я снова поохочусь с тобой только в том случае, если ты пообещаешь не приносить с охоты никаких живых существ.
Кухулин хлопнул себя по бедру. Зверушка подскочила к хозяину и принялась извиваться вокруг его ног.
— В следующий раз ты увидишь, что Фанд станет образцом благовоспитанности.
— Так говорят все родители, — проворчала Бригид, направляясь обратно в замок.
Брат и сестра стояли, молча глядя друг на друга. Потом Эльфейм бросилась ему на грудь, крепко обняла и уткнулась лицом в знакомое плечо.
— Разве ты не можешь дождаться маму? — спросила она сквозь слезы. — Ты ведь знаешь, гонец сказал, что ей остался всего день пути.
Кухулин погладил ее по спине.
— Мать поймет.
— Нет, не поймет. Она с ума сойдет. Эльфейм услышала его короткий смех. Он был резким, в нем звучала боль. Кухулин так сильно отличался от беззаботного брата, каким она его всегда знала, что у нее заболело сердце.
— Ты права, но она будет так занята, кудахтая вокруг тебя и Лохлана, что у нее не останется времени думать об этом. — Брат мягко оторвал ее от себя, поцеловал в обе щеки и сказал: — Я должен это сделать.
Потом Ку повернулся, забросил узду на шею коня и одним ловким движением вскочил в седло.
Словно дождавшись подходящего момента, Фанд стала жалобно скулить. Эльфейм быстро взяла ее в руки и вручила пушистый комочек брату.
— Я люблю тебя, сестрица, — сказал он, направил коня на север и рысью понесся прочь.
Эльфейм видела, как брат присоединился к двум крылатым фигурам, которые терпеливо ожидали перед главным входом в замок. Их раны зажили не полностью, крылья до сих пор были изодраны, но Керран и Невин настояли на том, чтобы сопровождать Кухулина, когда он объявил, что отправится в Пустошь, чтобы привести детей фоморианцев в Партолону.
Эльфейм продолжала смотреть им вслед, пока они не скрылись за деревьями. Ей казалось, что прошлая жизнь, самая счастливая часть ее молодости, исчезала вместе с Кухулином.